Страница:
— Волчий Сновидец! Так не должно быть…
Он по-прежнему лежал холодный и безмолвный. Она все хлестала его по щекам, повторяя:
— Не умирай! Не оставляй нас на голодную смерть! Веди нас за собой!
А он все не двигался.
— Нет… нет… — рыдала она, закрыв лицо руками.
— Я… устал, — вдруг услышала она его шепот. Упав на колени, она снова что есть мочи стала тереть его щеки снегом.
— Что? Что?
— Я устал…
— Встань! — Она стала лупить его кулаками. — Встань сейчас же!
Отчаянным движением она схватила его за руку и подняла на ноги. Пригибаясь под его весом, она повела его к норе, надеясь, что тело его сохранило еще достаточно тепла, чтобы выжить.
— Дурак проклятый! Прятался, чтобы не глядеть на нас? А если бы ты замерз до смерти? Что бы мы делали?
— Еда… — прошептал он. — Я нашел еду… Устал… Надо… отдохнуть.
Зеленая Вода остановилась, боясь, что не правильно расслышала его.
— Еда?
Бегущий-в-Свете слабо кивнул и указал подбородком на дальние холмы:
— Там, за скалами… Тяжелая… Одному не донести…
— Иди согрейся! — приказала Зеленая Вода, доведя его до входа в нору и помогая забраться внутрь.
По следу, оставленному им на снегу, она забралась на вершину гребня. На каменистом выступе, с которого дыхание Ветряной Женщины сдуло снежный покров, лежало что-то огромное, темно-коричневое. По густой шерсти и тяжелым копытам Зеленая Вода распознала: это филейная часть туши мускусного быка. Может, мяса и не так много, но, чтобы перебраться через эти скалы и дойти до мест, где водится дичь, хватит.
Здесь побывали волки. Их клыки исцарапали всю тушу, вырвав большие клочья волос. Должно быть, это падаль, но кому до этого дело голодной зимой?
Она подошла к туше и, дрожащей рукой вынув из мешка нож, стала отрезать кусок бычьего мяса.
12
13
14
Он по-прежнему лежал холодный и безмолвный. Она все хлестала его по щекам, повторяя:
— Не умирай! Не оставляй нас на голодную смерть! Веди нас за собой!
А он все не двигался.
— Нет… нет… — рыдала она, закрыв лицо руками.
— Я… устал, — вдруг услышала она его шепот. Упав на колени, она снова что есть мочи стала тереть его щеки снегом.
— Что? Что?
— Я устал…
— Встань! — Она стала лупить его кулаками. — Встань сейчас же!
Отчаянным движением она схватила его за руку и подняла на ноги. Пригибаясь под его весом, она повела его к норе, надеясь, что тело его сохранило еще достаточно тепла, чтобы выжить.
— Дурак проклятый! Прятался, чтобы не глядеть на нас? А если бы ты замерз до смерти? Что бы мы делали?
— Еда… — прошептал он. — Я нашел еду… Устал… Надо… отдохнуть.
Зеленая Вода остановилась, боясь, что не правильно расслышала его.
— Еда?
Бегущий-в-Свете слабо кивнул и указал подбородком на дальние холмы:
— Там, за скалами… Тяжелая… Одному не донести…
— Иди согрейся! — приказала Зеленая Вода, доведя его до входа в нору и помогая забраться внутрь.
По следу, оставленному им на снегу, она забралась на вершину гребня. На каменистом выступе, с которого дыхание Ветряной Женщины сдуло снежный покров, лежало что-то огромное, темно-коричневое. По густой шерсти и тяжелым копытам Зеленая Вода распознала: это филейная часть туши мускусного быка. Может, мяса и не так много, но, чтобы перебраться через эти скалы и дойти до мест, где водится дичь, хватит.
Здесь побывали волки. Их клыки исцарапали всю тушу, вырвав большие клочья волос. Должно быть, это падаль, но кому до этого дело голодной зимой?
Она подошла к туше и, дрожащей рукой вынув из мешка нож, стала отрезать кусок бычьего мяса.
12
Издающий Клич, Поющий Волк и Прыгающий Заяц пытались втащить бычий филей на вершину холма — а там уж женщины стащат его вниз. Приятное известие придало им новые силы.
— Ух ты, — ворчал Прыгающий Заяц, соскальзывая по заледеневшему склону, но упрямо толкая в гору кусок промерзшего мяса. — И как он только забрался так далеко?
— Должно быть, Духи дали ему силы, — сквозь зубы произнес Издающий Клич, цепляясь за выступ у вершины.
— Духи, — хмыкнул Поющий Волк, — припрет — еще и не то сделаешь…
— Он сказал — он шел по волчьему следу.
— Какая разница? Думаешь, теперь мы спасены? — ворчал Поющий Волк. — Сегодня набьем брюхо. А дальше что?
Прыгающий Заяц грустно прикусил губу:
— Волчий Сновидец сказал — здесь, на плато, есть еще еда…
Последнее усилие — и они втащили мясо на вершину и, пыхтя, стали спускаться вниз. Издающий Клич с тревогой глядел на Поющего Волка. Этот человек с каждым днем делался все невыносимее — он ссорил своих товарищей друг с другом, подбивал их бранить за глаза Бегущего-в-Свете. После давешней стычки с Обрубленной Ветвью он еще больше одурел. Поющий Волк вел себя как человек, который собирается покинуть Народ. Волчий Сновидец боялся присесть у ночного огня из-за его шуточек вполголоса.
— Пойдем-ка поищем остальную часть туши, — сказал Издающий Клич, соскальзывая вниз по следу Бегущего-в-Свете. Длинные волосы мускусного быка, валяющиеся на снегу, отмечали тропу. — Будем надеяться, что водки-трупоеды не сожрут вместо падали нас самих.
— Не правы мы были, — буркнул Поющий Волк. — Надо же было пойти за этим несмышленышем…
— Погоди, — хмуро возразил Издающий Клич, избегая смотреть в глаза своему родичу. — Вот увидишь. Там, на равнине, мы найдем еще…
— Ничего мы не найдем! На следующей неделе опять будем голодать.
— Бодро же ты настроен! — Голос Прыгающего Зайца был полон насмешки, такой же пронзительной, как этот ледяной ветер.
— Я не дурак. Я знаю, когда я…
— А ну прекрати! — оборвал его Издающий Клич, — Волк — вот наша надежда. Хватит морочить всем нам голову…
Поющий Волк резким смехом оборвал его. Издающий Клич поглядел на него и устремился вперед, не желая ссориться со своим родичем, — он знал, чем чреват его гнев. Не стоило Обрубленной Ветви дразнить его!
— Если бы Волк и впрямь вел нас, — крикнул вслед ему Поющий Волк, стараясь заглушить вой ледяного ветра, — думаешь, он бы оставил нас без защиты этой зимой? А? Хоть одну мамонтовую шкуру он послал бы нам!
Издающий Клич не обернулся, пробиваясь сквозь пелену снега к вершине холма. Его сердце содрогалось от гнева. Если деда и дальше пойдут так же, он в конце концов просто засветит Поющему Волку кулаком по губам.
— Я вот что решил — беру мою бабу и иду обратно. Почему бы тебе не пойти со мной? — с внезапной надеждой спросил Поющий Волк, поспешая вперед. — Что у нас за спиной, мы по крайней мере знаем. Мы сможем…
— Ага, — Издающий Клич, взобравшись на выступ скалы, окинул взглядом мерцающую впереди страну, — Другие — вот что у нас за спиной.
— Не боюсь я…
— Я тут собираюсь пройти дальше по этому плато, — извиняющимся голосом произнес Прыгающий Заяц. — Один мускусный бык там издох. Может, есть и еще…
Перевалив через заледенелый гребень, они увидели скелет. Вокруг столпились волки, сверкая желтыми глазами.
Поющий Волк кинулся в самое средоточие стаи:
— А ну прочь! Прочь отсюда! Волки с воем и рычанием бросились врассыпную.
— Зачем ты так? — спросил Издающий Клич. — Мы бы могли пристрелить одного или двоих. Волчье мясо — дрянь. Но все равно мясо.
Прыгающий Заяц вздохнул, поглядев на животных сейчас круживших вдалеке, — дротику не долететь…
— Одного такого зверя хватило бы, чтобы спасти жизнь кому-нибудь из стариков.
Поющий Волк уже открыл было рот, собираясь что-то горячо возразить, но вдруг обернулся и стал оглядывать окрестности, пожимая плечами, будто мир вокруг него куда-то исчез.
Издающий Клич осмотрел останки быка, проглядывающие сквозь снежный покров. Волки обглодали все что можно.
— Даже кишок не осталось… Жира, и то немного. Но все равно еда.
Прыгающий Заяц облизал потрескавшиеся губы.
— Люди скажут, что мы дурни, если мы сейчас поплетемся обратно в старый лагерь, а потом все равно пойдем той же дорогой — искать этот пролом в леднике. — Он вопросительно поглядел на своих родичей:
— Значит идем вперед? Да?
Издающий Клич наполнил легкие воздухом, потом выдохнул…
— Кто как, а я не охотник опять карабкаться через эти скалы, чтобы прийти обратно в Мамонтовый Лагерь.
— Ну и славно! — воскликнул Прыгающий Заяц, хлопнув в ладоши. — Ну так я иду за остальными и зову их сюда. — Он быстро повернулся и побежал обратно по их следам.
Издающий Клич бросил взгляд на Поющего Волка. Тот виновато отвернулся.
А отряд Кричащего Петухом все редел. Два Свистка заблудился в пути. Серый Камень по дороге споткнулся, упал и не смог подняться. Пришлось бросить его — они сами шатались от голода. Как Кричащий Петухом ни уламывал их, как ни подгонял словами и тумаками — все без толку: силы людей уже были на исходе.
Вместе со всеми плелась Пляшущая Лиса. Она уже близка была к последней черте. Если б не подачки Вороньего Ловчего, она давно бы уже сгинула от холода и истощения. Делать было нечего, и она шла в хвосте колонны, стараясь не слишком отставать от других; иногда ей это удавалось, иногда нет.
Даже Вороний Ловчий осунулся и помрачнел. Только властный нрав заставлял его по-прежнему шагать впереди отряда. Порою ему удавалось поймать кролика, куропатку или набрести на не до конца объеденные останки какого-нибудь зверя. Только этим они и жили.
Во сне она видела Бегущего-в-Свете — глаза его были полны слез; один и тот же Сон повторялся не раз и не два. Бегущий-в-Свете стоял на вершине каменной скалы. А она, Пляшущая Лиса, ползла внизу по острым камням. Чем дольше ползла она, тем круче становился склон, тем выше он казался.
Она звала его, тянулась к нему, пыталась коснуться камня, на котором он стоял. Вновь и вновь она подпрыгивала вверх — и все без толку. А он стоял с безразличным лицом, не догадываясь, что она рядом, сколько она ни пыталась обратить на себя его внимание.
В конце концов, когда она начинала стонать от отчаяния, он поворачивался и медленно уходил, окруженный столбом света, оставив ее во тьме и пустоте.
— Надо было идти за Бегущим-в-Свете, — слабым голосом пробормотала ковылявшая впереди нее Старуха Кого-ток. — Надо было. Волчий Сон. Обрубленная Ветвь знала. Она сразу распознает Сновидцев.
Холодок подошел к сердцу Пляшущей Лисы.
— Да. Она знала.
Старуха Кого-ток на мгновение обернулась, забыв о том, что перед ней — проклятая женщина.
— Я ведь в глубине души знаю: Сила Кричащего Петухом ушла. А он все равно ведет нас.
— Дурак он, — сказала Пляшущая Лиса. — А хуже всего, что он несет смерть людям, которые ему доверились, — просто чтобы сохранить лицо.
— Да, — прохрипела старуха, выпустив белый клуб воздуха изо рта. — Меня-то он точно уходил до смерти. Устала я, девочка моя. Устала и продрогла. Я всем телом это чую. Я, когда сижу на месте, вся дрожу. А что это значит? В теле больше нет огня, вот что! Нет огня, девочка моя!
— Ничего, у тебя еще есть силы! — уговаривала ее Пляшущая Лиса. — Обопрись-ка на меня! Старуха покачала головой и остановилась.
— Нет, — сказала она, глубоко вздохнув. — Я попросту устала. Понимаешь? Я перешла черту…
Пляшущая Лиса тоже остановилась. Сердце ее содрогнулось.
— Держи-ка мою руку. Я помогу тебе! Если ты упадешь — это верная смерть. Когда настанет ночь, тебе негде будет укрыться.
Старуха сухо кашлянула.
— Дать тебе руку? Чтобы моя душа разделила с твоей проклятие?
Пляшущая Лиса отдернула руку и опустила глаза:
— Я жить хочу — вот и вся моя вина.
— Я пошутила, девочка моя. Что мне за дело до его заклятий! Его Сила ушла. Ни мне, ни тебе он вреда не причинит.
Они минуту-другую испытующе глядели друг другу в глаза.
— Извини, что я дурно с тобой обращалась все это время, — виновато прошептала старуха. — Я боялась, что эти люди осудят меня. А погляди, как вышло… — Она повела в воздухе трясущейся рукой. — Стоило мне ослабеть, все они меня бросили. А кто тратит время, чтобы поддержать меня? Проклятая женщина, которую прогнал этот дурень, Кричащий Петухом.
— Идем. — Пляшущая Лиса улыбнулась и обняла рукой костлявые плечи старухи. — Идем. Вороний Ловчий кое-что принесет мне этой ночью. Я с тобой поделюсь. Постараемся выжить, а, Бабушка?
— Кричащий Петухом сживет нас со свету, так ведь? — возразила Старуха Кого-ток, а потом, подумав, добавила:
— Если только сам прежде не помрет.
— Если, — шептала Лиса, помогая старухе идти и при этом чувствуя, как начинают неметь ее собственные ноги. Еще немного — и она тоже обессилеет.
— Уж конечно, — хмыкнула старуха. — Коли все так его ненавидят — долго ему не прожить.
Лиса ничего не ответила. Но как бы она хотела, чтобы старуха оказалась права!
Люди отстегнули от походных мешков снегоступы и закрепили их на шнуровке своих высоких сапог. Устало ступая, они выбрались из норы. Их острые глаза вглядывались в снег, высматривая останки карибу, или мускусного быка, или случайно пробегающую мышь. Сбоку подкралась лиса, но сразу же распознала людей и пустилась наутек. Когда с севера подошла ночь, они вырыли норы в сугробах и сделали привал.
Бегущий-в-Свете жевал тонкую полоску промерзшего мяса. Он почувствовал вкус горячей бычатины, рот его наполнился слюной. Так мало… И это — вся стоящая еда, что есть у них. Этого едва хватит, чтобы выжить. Где мамонты? Ведь хоть горстка этих могучих животных должна была выжить — они же могут добывать себе пропитание, раскапывая снег своими могучими бивнями. Где карибу?
Но Сон был так ярок!
Он окинул глазами снежную нору. Дети уже лежали в углу, укутавшись в плащи, матери склонились над ними. Фигуры мужчин темнели возле белых стен. Никто не глядел ему в глаза. Все они разговаривали между собой, будто его здесь не было. Все, кроме Обрубленной Ветви, помогавшей ему расчистить в снегу место для своего ложа.
— Что же я, отверженный, Бабушка? — спросил он ее. Она хмыкнула из темного угла и кожаной рукавицей погладила ей по колену.
— Волчий Сон, мальчик мой. Он приведет нас…
— Приведет ли?
— Конечно. Волк не выдаст нас, коли мы будем его достойны.
Она склонила голову, и ее длинные черные космы упали ему на грудь. Возясь с завязками своих сапог, он спросил:
— А если мой ум просто помутился от голода?
— От голода… или от расстройства ума не бывает Снов. Это другое…
Он окинул взглядом нору:
— Они на меня не смотрят.
Ее морщинистые пальцы сжали его колено.
— Ну и что? Тебе нужно их одобрение? Иначе ты не веришь в то, что Волк сказал тебе?
— Я не уве…
— Коли так, тебе здесь нечего делать! Иди туда, в темноту, и позови Волка опять!
Она что-то еще неразборчиво пробормотала, гневно размахивая руками, и нетвердым шагом пошла прочь. В глазах ее читалась неколебимая вера.
Сумасшедшая старуха! Что она понимает? Да он сто раз пытался вызвать Волка, и все напрасно. А память о Силе, которая поддержала его, когда он столкнулся лицом к лицу с колдовством Кричащего Петухом, с каждым днем все слабела и стала совсем уже призрачной.
— Волчий Сон, — хрипло бормотала старуха, словно погружаясь в дремоту, — Волчий Сон…
Бегущий-в-Свете свернулся калачиком, закрыв голову плащом. Пусть теплая темнота успокоит его страх…
На следующее утро он надел на плечи свой мешок и двинулся к Поющему Водку и Прыгающему Зайцу, о чем-то оживленно беседовавшим. Когда он подошел, они разом замолкли; их сердитые глаза впились в него.
— Я… — пробормотал он, просительно улыбаясь. — Все готово?
— Конечно, — сурово сказал Поющий Волк. Он кивнул и, стараясь избегать взглядов, стал в конце колонны, рядом с Обрубленной Ветвью. Впереди скользил на своих снегоступах Прыгающий Заяц. В этот день и на следующий тоже Бегущий-в-Свете старался ни о чем не думать — просто делать один шаг за другим, каждое мгновение призывая Волка. Необозримые зеленые луга, полные зверей и птиц, стояли в его памяти и пьянили его.
— Ух ты, — ворчал Прыгающий Заяц, соскальзывая по заледеневшему склону, но упрямо толкая в гору кусок промерзшего мяса. — И как он только забрался так далеко?
— Должно быть, Духи дали ему силы, — сквозь зубы произнес Издающий Клич, цепляясь за выступ у вершины.
— Духи, — хмыкнул Поющий Волк, — припрет — еще и не то сделаешь…
— Он сказал — он шел по волчьему следу.
— Какая разница? Думаешь, теперь мы спасены? — ворчал Поющий Волк. — Сегодня набьем брюхо. А дальше что?
Прыгающий Заяц грустно прикусил губу:
— Волчий Сновидец сказал — здесь, на плато, есть еще еда…
Последнее усилие — и они втащили мясо на вершину и, пыхтя, стали спускаться вниз. Издающий Клич с тревогой глядел на Поющего Волка. Этот человек с каждым днем делался все невыносимее — он ссорил своих товарищей друг с другом, подбивал их бранить за глаза Бегущего-в-Свете. После давешней стычки с Обрубленной Ветвью он еще больше одурел. Поющий Волк вел себя как человек, который собирается покинуть Народ. Волчий Сновидец боялся присесть у ночного огня из-за его шуточек вполголоса.
— Пойдем-ка поищем остальную часть туши, — сказал Издающий Клич, соскальзывая вниз по следу Бегущего-в-Свете. Длинные волосы мускусного быка, валяющиеся на снегу, отмечали тропу. — Будем надеяться, что водки-трупоеды не сожрут вместо падали нас самих.
— Не правы мы были, — буркнул Поющий Волк. — Надо же было пойти за этим несмышленышем…
— Погоди, — хмуро возразил Издающий Клич, избегая смотреть в глаза своему родичу. — Вот увидишь. Там, на равнине, мы найдем еще…
— Ничего мы не найдем! На следующей неделе опять будем голодать.
— Бодро же ты настроен! — Голос Прыгающего Зайца был полон насмешки, такой же пронзительной, как этот ледяной ветер.
— Я не дурак. Я знаю, когда я…
— А ну прекрати! — оборвал его Издающий Клич, — Волк — вот наша надежда. Хватит морочить всем нам голову…
Поющий Волк резким смехом оборвал его. Издающий Клич поглядел на него и устремился вперед, не желая ссориться со своим родичем, — он знал, чем чреват его гнев. Не стоило Обрубленной Ветви дразнить его!
— Если бы Волк и впрямь вел нас, — крикнул вслед ему Поющий Волк, стараясь заглушить вой ледяного ветра, — думаешь, он бы оставил нас без защиты этой зимой? А? Хоть одну мамонтовую шкуру он послал бы нам!
Издающий Клич не обернулся, пробиваясь сквозь пелену снега к вершине холма. Его сердце содрогалось от гнева. Если деда и дальше пойдут так же, он в конце концов просто засветит Поющему Волку кулаком по губам.
— Я вот что решил — беру мою бабу и иду обратно. Почему бы тебе не пойти со мной? — с внезапной надеждой спросил Поющий Волк, поспешая вперед. — Что у нас за спиной, мы по крайней мере знаем. Мы сможем…
— Ага, — Издающий Клич, взобравшись на выступ скалы, окинул взглядом мерцающую впереди страну, — Другие — вот что у нас за спиной.
— Не боюсь я…
— Я тут собираюсь пройти дальше по этому плато, — извиняющимся голосом произнес Прыгающий Заяц. — Один мускусный бык там издох. Может, есть и еще…
Перевалив через заледенелый гребень, они увидели скелет. Вокруг столпились волки, сверкая желтыми глазами.
Поющий Волк кинулся в самое средоточие стаи:
— А ну прочь! Прочь отсюда! Волки с воем и рычанием бросились врассыпную.
— Зачем ты так? — спросил Издающий Клич. — Мы бы могли пристрелить одного или двоих. Волчье мясо — дрянь. Но все равно мясо.
Прыгающий Заяц вздохнул, поглядев на животных сейчас круживших вдалеке, — дротику не долететь…
— Одного такого зверя хватило бы, чтобы спасти жизнь кому-нибудь из стариков.
Поющий Волк уже открыл было рот, собираясь что-то горячо возразить, но вдруг обернулся и стал оглядывать окрестности, пожимая плечами, будто мир вокруг него куда-то исчез.
Издающий Клич осмотрел останки быка, проглядывающие сквозь снежный покров. Волки обглодали все что можно.
— Даже кишок не осталось… Жира, и то немного. Но все равно еда.
Прыгающий Заяц облизал потрескавшиеся губы.
— Люди скажут, что мы дурни, если мы сейчас поплетемся обратно в старый лагерь, а потом все равно пойдем той же дорогой — искать этот пролом в леднике. — Он вопросительно поглядел на своих родичей:
— Значит идем вперед? Да?
Издающий Клич наполнил легкие воздухом, потом выдохнул…
— Кто как, а я не охотник опять карабкаться через эти скалы, чтобы прийти обратно в Мамонтовый Лагерь.
— Ну и славно! — воскликнул Прыгающий Заяц, хлопнув в ладоши. — Ну так я иду за остальными и зову их сюда. — Он быстро повернулся и побежал обратно по их следам.
Издающий Клич бросил взгляд на Поющего Волка. Тот виновато отвернулся.
А отряд Кричащего Петухом все редел. Два Свистка заблудился в пути. Серый Камень по дороге споткнулся, упал и не смог подняться. Пришлось бросить его — они сами шатались от голода. Как Кричащий Петухом ни уламывал их, как ни подгонял словами и тумаками — все без толку: силы людей уже были на исходе.
Вместе со всеми плелась Пляшущая Лиса. Она уже близка была к последней черте. Если б не подачки Вороньего Ловчего, она давно бы уже сгинула от холода и истощения. Делать было нечего, и она шла в хвосте колонны, стараясь не слишком отставать от других; иногда ей это удавалось, иногда нет.
Даже Вороний Ловчий осунулся и помрачнел. Только властный нрав заставлял его по-прежнему шагать впереди отряда. Порою ему удавалось поймать кролика, куропатку или набрести на не до конца объеденные останки какого-нибудь зверя. Только этим они и жили.
Во сне она видела Бегущего-в-Свете — глаза его были полны слез; один и тот же Сон повторялся не раз и не два. Бегущий-в-Свете стоял на вершине каменной скалы. А она, Пляшущая Лиса, ползла внизу по острым камням. Чем дольше ползла она, тем круче становился склон, тем выше он казался.
Она звала его, тянулась к нему, пыталась коснуться камня, на котором он стоял. Вновь и вновь она подпрыгивала вверх — и все без толку. А он стоял с безразличным лицом, не догадываясь, что она рядом, сколько она ни пыталась обратить на себя его внимание.
В конце концов, когда она начинала стонать от отчаяния, он поворачивался и медленно уходил, окруженный столбом света, оставив ее во тьме и пустоте.
— Надо было идти за Бегущим-в-Свете, — слабым голосом пробормотала ковылявшая впереди нее Старуха Кого-ток. — Надо было. Волчий Сон. Обрубленная Ветвь знала. Она сразу распознает Сновидцев.
Холодок подошел к сердцу Пляшущей Лисы.
— Да. Она знала.
Старуха Кого-ток на мгновение обернулась, забыв о том, что перед ней — проклятая женщина.
— Я ведь в глубине души знаю: Сила Кричащего Петухом ушла. А он все равно ведет нас.
— Дурак он, — сказала Пляшущая Лиса. — А хуже всего, что он несет смерть людям, которые ему доверились, — просто чтобы сохранить лицо.
— Да, — прохрипела старуха, выпустив белый клуб воздуха изо рта. — Меня-то он точно уходил до смерти. Устала я, девочка моя. Устала и продрогла. Я всем телом это чую. Я, когда сижу на месте, вся дрожу. А что это значит? В теле больше нет огня, вот что! Нет огня, девочка моя!
— Ничего, у тебя еще есть силы! — уговаривала ее Пляшущая Лиса. — Обопрись-ка на меня! Старуха покачала головой и остановилась.
— Нет, — сказала она, глубоко вздохнув. — Я попросту устала. Понимаешь? Я перешла черту…
Пляшущая Лиса тоже остановилась. Сердце ее содрогнулось.
— Держи-ка мою руку. Я помогу тебе! Если ты упадешь — это верная смерть. Когда настанет ночь, тебе негде будет укрыться.
Старуха сухо кашлянула.
— Дать тебе руку? Чтобы моя душа разделила с твоей проклятие?
Пляшущая Лиса отдернула руку и опустила глаза:
— Я жить хочу — вот и вся моя вина.
— Я пошутила, девочка моя. Что мне за дело до его заклятий! Его Сила ушла. Ни мне, ни тебе он вреда не причинит.
Они минуту-другую испытующе глядели друг другу в глаза.
— Извини, что я дурно с тобой обращалась все это время, — виновато прошептала старуха. — Я боялась, что эти люди осудят меня. А погляди, как вышло… — Она повела в воздухе трясущейся рукой. — Стоило мне ослабеть, все они меня бросили. А кто тратит время, чтобы поддержать меня? Проклятая женщина, которую прогнал этот дурень, Кричащий Петухом.
— Идем. — Пляшущая Лиса улыбнулась и обняла рукой костлявые плечи старухи. — Идем. Вороний Ловчий кое-что принесет мне этой ночью. Я с тобой поделюсь. Постараемся выжить, а, Бабушка?
— Кричащий Петухом сживет нас со свету, так ведь? — возразила Старуха Кого-ток, а потом, подумав, добавила:
— Если только сам прежде не помрет.
— Если, — шептала Лиса, помогая старухе идти и при этом чувствуя, как начинают неметь ее собственные ноги. Еще немного — и она тоже обессилеет.
— Уж конечно, — хмыкнула старуха. — Коли все так его ненавидят — долго ему не прожить.
Лиса ничего не ответила. Но как бы она хотела, чтобы старуха оказалась права!
Люди отстегнули от походных мешков снегоступы и закрепили их на шнуровке своих высоких сапог. Устало ступая, они выбрались из норы. Их острые глаза вглядывались в снег, высматривая останки карибу, или мускусного быка, или случайно пробегающую мышь. Сбоку подкралась лиса, но сразу же распознала людей и пустилась наутек. Когда с севера подошла ночь, они вырыли норы в сугробах и сделали привал.
Бегущий-в-Свете жевал тонкую полоску промерзшего мяса. Он почувствовал вкус горячей бычатины, рот его наполнился слюной. Так мало… И это — вся стоящая еда, что есть у них. Этого едва хватит, чтобы выжить. Где мамонты? Ведь хоть горстка этих могучих животных должна была выжить — они же могут добывать себе пропитание, раскапывая снег своими могучими бивнями. Где карибу?
Но Сон был так ярок!
Он окинул глазами снежную нору. Дети уже лежали в углу, укутавшись в плащи, матери склонились над ними. Фигуры мужчин темнели возле белых стен. Никто не глядел ему в глаза. Все они разговаривали между собой, будто его здесь не было. Все, кроме Обрубленной Ветви, помогавшей ему расчистить в снегу место для своего ложа.
— Что же я, отверженный, Бабушка? — спросил он ее. Она хмыкнула из темного угла и кожаной рукавицей погладила ей по колену.
— Волчий Сон, мальчик мой. Он приведет нас…
— Приведет ли?
— Конечно. Волк не выдаст нас, коли мы будем его достойны.
Она склонила голову, и ее длинные черные космы упали ему на грудь. Возясь с завязками своих сапог, он спросил:
— А если мой ум просто помутился от голода?
— От голода… или от расстройства ума не бывает Снов. Это другое…
Он окинул взглядом нору:
— Они на меня не смотрят.
Ее морщинистые пальцы сжали его колено.
— Ну и что? Тебе нужно их одобрение? Иначе ты не веришь в то, что Волк сказал тебе?
— Я не уве…
— Коли так, тебе здесь нечего делать! Иди туда, в темноту, и позови Волка опять!
Она что-то еще неразборчиво пробормотала, гневно размахивая руками, и нетвердым шагом пошла прочь. В глазах ее читалась неколебимая вера.
Сумасшедшая старуха! Что она понимает? Да он сто раз пытался вызвать Волка, и все напрасно. А память о Силе, которая поддержала его, когда он столкнулся лицом к лицу с колдовством Кричащего Петухом, с каждым днем все слабела и стала совсем уже призрачной.
— Волчий Сон, — хрипло бормотала старуха, словно погружаясь в дремоту, — Волчий Сон…
Бегущий-в-Свете свернулся калачиком, закрыв голову плащом. Пусть теплая темнота успокоит его страх…
На следующее утро он надел на плечи свой мешок и двинулся к Поющему Водку и Прыгающему Зайцу, о чем-то оживленно беседовавшим. Когда он подошел, они разом замолкли; их сердитые глаза впились в него.
— Я… — пробормотал он, просительно улыбаясь. — Все готово?
— Конечно, — сурово сказал Поющий Волк. Он кивнул и, стараясь избегать взглядов, стал в конце колонны, рядом с Обрубленной Ветвью. Впереди скользил на своих снегоступах Прыгающий Заяц. В этот день и на следующий тоже Бегущий-в-Свете старался ни о чем не думать — просто делать один шаг за другим, каждое мгновение призывая Волка. Необозримые зеленые луга, полные зверей и птиц, стояли в его памяти и пьянили его.
13
Темные облака клубились над горизонтом, холодный ветер нес предвестие бури. Скупое солнце бросало золотистый отблеск на лицо Старухи Кого-ток. Она дрожала на руках у Пляшущей Лисы, все ее тело сотрясали судороги. — Не умирай, — молила Лиса. — Живи, Бабушка.
Живи.
Они закутались в шкуру карибу, но ее не хватало, чтобы согреть их обоих в этот непрекращающийся снегопад. Сейчас они спустились с холмов на равнину. Здесь не было мест, свободных от снежного покрова. Негде было найти мамонтового навоза, мха, березовых или ивовых прутьев. Нечем было развести огонь.
Холмики снега обозначали места, где сидели, сгрудившись вместе, люди. Настал конец. Все понимали это.
— Ты хорошая девочка, Лиса, — сказала Старуха Кого-ток. — Моим ногам тепло. Как на угольках. Так хорошо, так удобно…
Пляшущая Лиса закрыла глаза.
— Ну и славно.
— Замерзнуть — это не худшая смерть, — вздохнула старуха. — В самом деле. Все равно как уснешь.
— Бабушка, ты же не думаешь…
— Думаю, девочка моя. Холод во мне. Смертный холод. Такой холод, что сперва вся изойдешь дрожью, а потом согреешься.
— Да что ты! Соберись с силами…
— Я хочу уснуть и спать в тепле. В тепле. — Она вздохнула, и на ее потрескавшихся губах мелькнуло подобие улыбки.
Пляшущая Лиса крепко обняла ее и прижала к груди. Кости проступали сквозь иссохшую плоть старухи — острые, как сухие ветки.
— По крайней мере, — прошептала старуха, слегка поглаживая рукавицей пятнышки света на их плащах, — не одна умру.
Вдалеке она увидела, как пытается подняться с земли Кричащий Петухом. Снег сыпался с его плаща. Он беспомощно барахтался — ив конце концов свалился на спину. Перевернувшись на бок, он затих и уже не пытался встать.
Лиса улыбнулась.
— Следы, — равнодушно произнес Издающий Клич. Он склонился и стал смотреть на истоптанный кем-то снег, изучая, куда этот след может вести. Через несколько шагов он нашел груду мамонтового навоза, полного мелких веточек.
Бегущий-в-Свете поглядел на тревожные лица своих людей. Одну маленькую девочку уже нашли насмерть замерзшей; другая поскользнулась на ходу и пропала бы, не поддержи ее Поющий Волк.
Мамонты? Как они, такие ослабевшие, убьют мамонта? Особенно взрослого… Но, судя по веткам в навозе, в снегу должны быть проталины. И если там достаточно травы, чтобы прокормить мамонтов, здесь могут жить и зайцы. Или даже карибу? Но в тусклых, усталых глазах людей не блестело даже этой надежды.
— Дальше мы идти не можем, — равнодушно произнесла Смеющаяся Заря. — Я не могу.
Зеленая Вода подошла к ней и, заглянув в глаза, сняла рукавицу и потрогала щеки своей подруги.
— Надо сделать передышку, — произнесла она. — Если мы пойдем дальше, она свалится.
— Я тоже, — отозвался юный Мох. Он еле стоял — ноги его подкашивались.
Издающий Клич вздрогнул и окинул взглядом серую равнину. Облака стояли низко. Чувствовалось, что Ветряная Женщина вот-вот разбушуется. Ветер нес хлопья снега.
— Давайте остановимся. Уже ночь близко. А утром те, кто может стоять на ногах, пойдут по следу мамонтов.
Бегущий-в-Свете не спал. Сомнения опустошали его. Согнувшись, он в отчаянии ударил кулаком по сугробу. Снежные брызги полетели во все стороны. Уж по крайней мере спасти хоть часть людей от немедленной смерти он мог бы… А дальше что? Опять голод? Его вера в Сон от времени утончилась, как шкура карибу. Вправду ли все это было? Он уже не знал.
Зеленая Вода, искоса поглядев на него, подошла и положила ему руку на плечо:
— Не знаю, о чем ты думаешь, но одно скажу: не расстраивайся из-за слов Поющего Волка.
Он поежился и, мигнув, посмотрел на нее, чувствуя, как червь сомнения точит его душу.
— Может, он и прав. Я… я за все в ответе. Ведь это я привел вас сюда.
— И правильно поступил, Волчий Сновидец. Этим гордиться надо. Никто не сделал для Народа больше, чем….
— Не сделал больше? — спросил он, зачерпнув ладонью снег и буравя главами нанесенные ветром сугробы. — Да разве этого достаточно? Я вижу по их глазам, что они думают. Я вижу, что они…
— Они просто устали, — возразила она. — Не суди их так сурово.
Он с сомнением огляделся. Небо у них за спиною покраснело, словно от крови. Сугробы, как стены, обступили их со всех сторон.
— Поющий Волк назвал меня ложным Сновидцем…
— Знаю. Но он просто растерян. Он столкнулся с вещами, которых не Может понять. С тех пор как он сосал материнскую титьку, впервые он не в силах сам позаботиться о своей семье.
Он опустил глаза, словно смущенный ее ласковой, понимающей улыбкой.
— Никто из нас не в силах.
— Мужчине трудно пережить такое.
— Мужчине? Зеленая Вода кивнула:
— Мне всегда жалко было мужчин. Они в ответе за столько вещей, в которых они ни сном ни духом не виноваты. Поющий Волк так глядит на Смеющуюся Зарю, словно их ребенок умер по его вине. Он боится, что Заря оставит его и уйдет к другому мужчине… более заботливому.
— Это же безумие. — Волчий Сновидец прикусил губу. — Ведь она любит его.
— Но Поющий Волк этого не видит. Мужчины всегда так. — Она подмигнула ему:
— Вы радоваться должны, что мы рядом с вами и храним вас от несчастий. Женщины сохраняют здравый рассудок даже в такие Дни. Нам приходится.
Он помял в кулаке горсть снега.
— Я еще держусь.
Она потрепала его по плечу:
— Иди отдохни. Я верю в тебя. Смеющаяся Заря, Охра и Обрубленная Ветвь — все мы в тебя верим. Мы все знаем, что ты совершил, — и восхищаемся тобой.
Он улыбнулся ей и направился к горке, куда его сородичи, рывшие нору, сбрасывали снег.
Когда они вырыли на поверхности три ямы, он незаметно отошел в сторону, почуяв след. Прошлый раз волчья тропа привела его к мускусному быку. Может, и сейчас Волк придет. Или они все опять окажутся перед угрозой погибели от голода и холода — и Зеленая Вода, и все остальные.
Нетвердо ступая, он пошел во тьму — по смутно мерцающему перед ним следу.
Лай Черного разбудил Цаплю. Она встала и потерла глаза кулаками.
— Как-то ты по-новому рычишь! — хмыкнула она.
Красные угли мерцали на очаге. Цапля встала, опираясь на копье, и натянула свою парку. И опять этот лай, еле различимый в завывании бури. Она натянула сапоги, крепко завязала тесемки, скрепила обручем волосы и затянула голову кожаным капюшоном. Напоследок она надела свои снегоходы.
Перед уходом она подбросила прутьев в огонь и нырнула за полог своей пещеры — на холод. Снег из темноты бурным фонтаном ударил ей в лицо — ей даже захотелось снять капюшон и распустить волосы. Нет, не стоит мочить голову в такую погоду, — того и гляди, простудишься.
Черный опять залаял. Она определила, откуда исходит звук, и помедлила, прежде чем двигаться с места. Кто в здравом уме пойдет ночью в такую бурю, даже зная местность? Но что-то было странное в лае Черного, какой-то непорядок.
— Никогда не слышала такого лая, — озабоченно прошептала она, скользя по свежему снегу, все дальше уходя от своего дома.
Она свистнула — ив ответ услышала странный вой. Затянув тесемки снегоходов, закрепив дротики в атлатле, она пошла вверх по склону, навстречу ударам ветра. Ее губы окоченели — свистеть было трудно. Снег попадал за ворот ее парки из шкуры карибу. Ей приходилось все время опускать голову, чтобы буря не осле пила ее.
А Черный все выл где-то вдали.
Накануне она отдохнула, но ее старые ноги подкашивались от трудного пути, увязая в глубоких сугробах.
Вновь и вновь она свистела, двигаясь на вой Черного. Он все громче звал ее сквозь вечные глубины ночи, сквозь неистовство Ветряной Женщины.
Пес, воя, неровными прыжками мчался в темноту. По пятам его, как всегда, рысцой бежала сука Белая. Цапля устремилась за ними.
Она едва не упустила его. Он лежал уткнув морду в лапы, наполовину занесенный снегом, спрятавшись от бури. Снег вокруг был утоптан его лапами. Пес поглядел на хозяйку, задрав голову, вильнул хвостом и завыл.
— Место! — ласково бормотала она. — Хороший мальчик. Как я тебя учила, а?
Она склонилась над ним, погрузив лицо в его темную шерсть.
— Кто-то из Народа. Здесь?
Она моргнула. Знакомая, не утихшая за годы боль проснулась в ее сердце.
Долго из-под руки глядела Цапля в казавшуюся вечной бурную тьму, наконец опустила ладонь.
— Слишком поздно, — вздохнула она. — Судя по виду, замерз насмерть.
Живи.
Они закутались в шкуру карибу, но ее не хватало, чтобы согреть их обоих в этот непрекращающийся снегопад. Сейчас они спустились с холмов на равнину. Здесь не было мест, свободных от снежного покрова. Негде было найти мамонтового навоза, мха, березовых или ивовых прутьев. Нечем было развести огонь.
Холмики снега обозначали места, где сидели, сгрудившись вместе, люди. Настал конец. Все понимали это.
— Ты хорошая девочка, Лиса, — сказала Старуха Кого-ток. — Моим ногам тепло. Как на угольках. Так хорошо, так удобно…
Пляшущая Лиса закрыла глаза.
— Ну и славно.
— Замерзнуть — это не худшая смерть, — вздохнула старуха. — В самом деле. Все равно как уснешь.
— Бабушка, ты же не думаешь…
— Думаю, девочка моя. Холод во мне. Смертный холод. Такой холод, что сперва вся изойдешь дрожью, а потом согреешься.
— Да что ты! Соберись с силами…
— Я хочу уснуть и спать в тепле. В тепле. — Она вздохнула, и на ее потрескавшихся губах мелькнуло подобие улыбки.
Пляшущая Лиса крепко обняла ее и прижала к груди. Кости проступали сквозь иссохшую плоть старухи — острые, как сухие ветки.
— По крайней мере, — прошептала старуха, слегка поглаживая рукавицей пятнышки света на их плащах, — не одна умру.
Вдалеке она увидела, как пытается подняться с земли Кричащий Петухом. Снег сыпался с его плаща. Он беспомощно барахтался — ив конце концов свалился на спину. Перевернувшись на бок, он затих и уже не пытался встать.
Лиса улыбнулась.
— Следы, — равнодушно произнес Издающий Клич. Он склонился и стал смотреть на истоптанный кем-то снег, изучая, куда этот след может вести. Через несколько шагов он нашел груду мамонтового навоза, полного мелких веточек.
Бегущий-в-Свете поглядел на тревожные лица своих людей. Одну маленькую девочку уже нашли насмерть замерзшей; другая поскользнулась на ходу и пропала бы, не поддержи ее Поющий Волк.
Мамонты? Как они, такие ослабевшие, убьют мамонта? Особенно взрослого… Но, судя по веткам в навозе, в снегу должны быть проталины. И если там достаточно травы, чтобы прокормить мамонтов, здесь могут жить и зайцы. Или даже карибу? Но в тусклых, усталых глазах людей не блестело даже этой надежды.
— Дальше мы идти не можем, — равнодушно произнесла Смеющаяся Заря. — Я не могу.
Зеленая Вода подошла к ней и, заглянув в глаза, сняла рукавицу и потрогала щеки своей подруги.
— Надо сделать передышку, — произнесла она. — Если мы пойдем дальше, она свалится.
— Я тоже, — отозвался юный Мох. Он еле стоял — ноги его подкашивались.
Издающий Клич вздрогнул и окинул взглядом серую равнину. Облака стояли низко. Чувствовалось, что Ветряная Женщина вот-вот разбушуется. Ветер нес хлопья снега.
— Давайте остановимся. Уже ночь близко. А утром те, кто может стоять на ногах, пойдут по следу мамонтов.
Бегущий-в-Свете не спал. Сомнения опустошали его. Согнувшись, он в отчаянии ударил кулаком по сугробу. Снежные брызги полетели во все стороны. Уж по крайней мере спасти хоть часть людей от немедленной смерти он мог бы… А дальше что? Опять голод? Его вера в Сон от времени утончилась, как шкура карибу. Вправду ли все это было? Он уже не знал.
Зеленая Вода, искоса поглядев на него, подошла и положила ему руку на плечо:
— Не знаю, о чем ты думаешь, но одно скажу: не расстраивайся из-за слов Поющего Волка.
Он поежился и, мигнув, посмотрел на нее, чувствуя, как червь сомнения точит его душу.
— Может, он и прав. Я… я за все в ответе. Ведь это я привел вас сюда.
— И правильно поступил, Волчий Сновидец. Этим гордиться надо. Никто не сделал для Народа больше, чем….
— Не сделал больше? — спросил он, зачерпнув ладонью снег и буравя главами нанесенные ветром сугробы. — Да разве этого достаточно? Я вижу по их глазам, что они думают. Я вижу, что они…
— Они просто устали, — возразила она. — Не суди их так сурово.
Он с сомнением огляделся. Небо у них за спиною покраснело, словно от крови. Сугробы, как стены, обступили их со всех сторон.
— Поющий Волк назвал меня ложным Сновидцем…
— Знаю. Но он просто растерян. Он столкнулся с вещами, которых не Может понять. С тех пор как он сосал материнскую титьку, впервые он не в силах сам позаботиться о своей семье.
Он опустил глаза, словно смущенный ее ласковой, понимающей улыбкой.
— Никто из нас не в силах.
— Мужчине трудно пережить такое.
— Мужчине? Зеленая Вода кивнула:
— Мне всегда жалко было мужчин. Они в ответе за столько вещей, в которых они ни сном ни духом не виноваты. Поющий Волк так глядит на Смеющуюся Зарю, словно их ребенок умер по его вине. Он боится, что Заря оставит его и уйдет к другому мужчине… более заботливому.
— Это же безумие. — Волчий Сновидец прикусил губу. — Ведь она любит его.
— Но Поющий Волк этого не видит. Мужчины всегда так. — Она подмигнула ему:
— Вы радоваться должны, что мы рядом с вами и храним вас от несчастий. Женщины сохраняют здравый рассудок даже в такие Дни. Нам приходится.
Он помял в кулаке горсть снега.
— Я еще держусь.
Она потрепала его по плечу:
— Иди отдохни. Я верю в тебя. Смеющаяся Заря, Охра и Обрубленная Ветвь — все мы в тебя верим. Мы все знаем, что ты совершил, — и восхищаемся тобой.
Он улыбнулся ей и направился к горке, куда его сородичи, рывшие нору, сбрасывали снег.
Когда они вырыли на поверхности три ямы, он незаметно отошел в сторону, почуяв след. Прошлый раз волчья тропа привела его к мускусному быку. Может, и сейчас Волк придет. Или они все опять окажутся перед угрозой погибели от голода и холода — и Зеленая Вода, и все остальные.
Нетвердо ступая, он пошел во тьму — по смутно мерцающему перед ним следу.
Лай Черного разбудил Цаплю. Она встала и потерла глаза кулаками.
— Как-то ты по-новому рычишь! — хмыкнула она.
Красные угли мерцали на очаге. Цапля встала, опираясь на копье, и натянула свою парку. И опять этот лай, еле различимый в завывании бури. Она натянула сапоги, крепко завязала тесемки, скрепила обручем волосы и затянула голову кожаным капюшоном. Напоследок она надела свои снегоходы.
Перед уходом она подбросила прутьев в огонь и нырнула за полог своей пещеры — на холод. Снег из темноты бурным фонтаном ударил ей в лицо — ей даже захотелось снять капюшон и распустить волосы. Нет, не стоит мочить голову в такую погоду, — того и гляди, простудишься.
Черный опять залаял. Она определила, откуда исходит звук, и помедлила, прежде чем двигаться с места. Кто в здравом уме пойдет ночью в такую бурю, даже зная местность? Но что-то было странное в лае Черного, какой-то непорядок.
— Никогда не слышала такого лая, — озабоченно прошептала она, скользя по свежему снегу, все дальше уходя от своего дома.
Она свистнула — ив ответ услышала странный вой. Затянув тесемки снегоходов, закрепив дротики в атлатле, она пошла вверх по склону, навстречу ударам ветра. Ее губы окоченели — свистеть было трудно. Снег попадал за ворот ее парки из шкуры карибу. Ей приходилось все время опускать голову, чтобы буря не осле пила ее.
А Черный все выл где-то вдали.
Накануне она отдохнула, но ее старые ноги подкашивались от трудного пути, увязая в глубоких сугробах.
Вновь и вновь она свистела, двигаясь на вой Черного. Он все громче звал ее сквозь вечные глубины ночи, сквозь неистовство Ветряной Женщины.
Пес, воя, неровными прыжками мчался в темноту. По пятам его, как всегда, рысцой бежала сука Белая. Цапля устремилась за ними.
Она едва не упустила его. Он лежал уткнув морду в лапы, наполовину занесенный снегом, спрятавшись от бури. Снег вокруг был утоптан его лапами. Пес поглядел на хозяйку, задрав голову, вильнул хвостом и завыл.
— Место! — ласково бормотала она. — Хороший мальчик. Как я тебя учила, а?
Она склонилась над ним, погрузив лицо в его темную шерсть.
— Кто-то из Народа. Здесь?
Она моргнула. Знакомая, не утихшая за годы боль проснулась в ее сердце.
Долго из-под руки глядела Цапля в казавшуюся вечной бурную тьму, наконец опустила ладонь.
— Слишком поздно, — вздохнула она. — Судя по виду, замерз насмерть.
14
Цапля пнула пса в ребра и кашлянула. — Встать! — приказала она. — Искать. Тот поднялся на ноги и заскользил по снегу. Мамонтовый след. Небось старый бык шел к горячим ключам. А мальчик шел по следу.
— Черный! Назад! — приказала она, подойдя к лежащему на земле человеку. Он был жив; она помогла ему встать. Он еле шел, шатаясь от слабости, опираясь на плечо старой колдуньи.
Пес послушно побежал прочь, мелькая черным пятнышком на снегу.
Они пошли дальше. Она шаталась, но старалась держаться прямо. Даже через много слоев одежды она чувствовала на ощупь его кости. Изголодался. Шаг за шагом они продвигались вперед, а впереди бегал вперед-назад, обнюхивая сугробы, Черный.
Часом позже, обессилев вконец, они пересекли горный гребень. Незнакомец падал на ходу, чуть не свалив ее с ног. Тяжело дыша, она за ворот стянула его вниз по тропе.
Он отчаянно дрожал.
— Да неужто ты помрешь после всех этих моих трудов? — пробормотала она.
Стянув рукавицу, она окоченевшими пальцами расстегнула его парку. Собаки принюхивались, чуя ее беспокойство.
Задубевшая кожа расстегивалась с трудом. Цапля склонила голову и обнюхала тело незнакомца. Тяжелый запах застарелого пота ударил ей в ноздри. Стуча зубами, она стянула с него остатки одежды и разделась сама. Положив его на камни, она стала омывать его горячей водой из своих ключей.
Струя пара причудливо извивалась на ветру и собиралась в белое облачко, бросавшееся в глаза на фоне непроглядной ночной темени. Их тела окутывала теплая влага. Старуха держала незнакомца. Странно и непривычно ей было ощущать в своих руках человеческую плоть! Приподняв над водой его голову, она вслушивалась в его дыхание. Кажется, оживает…
— С тобой все в порядке. Ты в безопасности. А теперь скажи, что ты здесь делаешь?
Мальчишка что-то забормотал, хрипло, неразборчиво. Во тьме она разглядела его растерянные глаза. Она знала этого мальчика!
Какая-то струна в душе ее натянулась.
— Как давно это было… — прошептала она. — Наконец-то ты пришел.
На следующий вечер Цапля вылезла наружу из своей пещеры. Юноша только удивленно поглядел ей вслед. Он был погружен в свои собственные раздумья. Она пока что не хотела его беспокоить, но вскоре придется.
Дойдя до окутанных туманом камней на краю заводи, она внезапно остановилась. Старый мамонт стоял на берегу, втягивая воду хоботом и поливая свои шерстистые бока.
— Опять пришел, а? Ты привел ко мне человека, знаешь? Пошел по твоим следам и вот — явился сюда.
Мамонт изо всех сил втянул воздух. Цапля вздохнула и что-то прошептала себе под нос. Он всегда приходит перед бурей. Это такая же верная примета, как пение ржанки, — перед бурей эти огромные животные спускаются в эту долину попить горячих вод и искупаться в кипящей заводи. Она понимала, почему это происходит, — кости мамонтов ноют перед бурей. Ее собственные тоже ныли.
— Черный! Назад! — приказала она, подойдя к лежащему на земле человеку. Он был жив; она помогла ему встать. Он еле шел, шатаясь от слабости, опираясь на плечо старой колдуньи.
Пес послушно побежал прочь, мелькая черным пятнышком на снегу.
Они пошли дальше. Она шаталась, но старалась держаться прямо. Даже через много слоев одежды она чувствовала на ощупь его кости. Изголодался. Шаг за шагом они продвигались вперед, а впереди бегал вперед-назад, обнюхивая сугробы, Черный.
Часом позже, обессилев вконец, они пересекли горный гребень. Незнакомец падал на ходу, чуть не свалив ее с ног. Тяжело дыша, она за ворот стянула его вниз по тропе.
Он отчаянно дрожал.
— Да неужто ты помрешь после всех этих моих трудов? — пробормотала она.
Стянув рукавицу, она окоченевшими пальцами расстегнула его парку. Собаки принюхивались, чуя ее беспокойство.
Задубевшая кожа расстегивалась с трудом. Цапля склонила голову и обнюхала тело незнакомца. Тяжелый запах застарелого пота ударил ей в ноздри. Стуча зубами, она стянула с него остатки одежды и разделась сама. Положив его на камни, она стала омывать его горячей водой из своих ключей.
Струя пара причудливо извивалась на ветру и собиралась в белое облачко, бросавшееся в глаза на фоне непроглядной ночной темени. Их тела окутывала теплая влага. Старуха держала незнакомца. Странно и непривычно ей было ощущать в своих руках человеческую плоть! Приподняв над водой его голову, она вслушивалась в его дыхание. Кажется, оживает…
— С тобой все в порядке. Ты в безопасности. А теперь скажи, что ты здесь делаешь?
Мальчишка что-то забормотал, хрипло, неразборчиво. Во тьме она разглядела его растерянные глаза. Она знала этого мальчика!
Какая-то струна в душе ее натянулась.
— Как давно это было… — прошептала она. — Наконец-то ты пришел.
На следующий вечер Цапля вылезла наружу из своей пещеры. Юноша только удивленно поглядел ей вслед. Он был погружен в свои собственные раздумья. Она пока что не хотела его беспокоить, но вскоре придется.
Дойдя до окутанных туманом камней на краю заводи, она внезапно остановилась. Старый мамонт стоял на берегу, втягивая воду хоботом и поливая свои шерстистые бока.
— Опять пришел, а? Ты привел ко мне человека, знаешь? Пошел по твоим следам и вот — явился сюда.
Мамонт изо всех сил втянул воздух. Цапля вздохнула и что-то прошептала себе под нос. Он всегда приходит перед бурей. Это такая же верная примета, как пение ржанки, — перед бурей эти огромные животные спускаются в эту долину попить горячих вод и искупаться в кипящей заводи. Она понимала, почему это происходит, — кости мамонтов ноют перед бурей. Ее собственные тоже ныли.