Страница:
Карибу тихо фыркнул и двинулся в наветренную сторону, озираясь здоровым глазом. Вороний Ловчий вдруг замер: он заметил, что этот олень, как Кричащий Петухом, слеп на левый глаз. Он бросился вперед, неосторожно задев ногой камень. Тот с шумом покатился вниз по откосу.
Старый олень закинул голову и настороженно поднял уши. Животное пустилось рысью, принюхиваясь.
Молча проклиная себя за оплошность, Вороний Ловчий крался следом. Солнце уже садилось. Олень ковылял впереди — никак его было не догнать. Но вот он скрылся среди холмов. Обледенелые скалы поднимались все выше. Лучшего места, чтобы подстеречь старого зверя, не найти! Можно забросать его сверху камнями.
Вороний Ловчий облизал губы. Охотничий азарт захватил его. Уж если он будет сыт, Белая Шкура… Белая Шкура! Вороний Ловчий поглядел через плечо на дорогу, по которой он только что пришел.
Старый олень ковылял припадая на хромую ногу, время от времени останавливаясь, чтобы принюхаться к ветру и оглянуться своим здоровым глазом. Животному осталось жить недолго: его ребра просвечивали, видна была даже тазовая кость.
Пища. Без большого труда он выследил славную добычу. Безоружный человек на лучшую и рассчитывать не может!
А Белая Шкура, оставленная за спиной, все томила и тянула к себе. «Что если я недостоин? — спрашивал он себя. — Вдруг придет волк и сожрет ее? Что если Белая Шкура думает, что я ее бросил?»
Он хищно смотрел на старого оленя, забежавшего в теснину между двумя каменными скалами. Вороний Ловчий рассчитал направление удара. Сейчас он кинет тяжелый камень — и оленю конец… Обычно такие намытые водой долины кончаются тупиком, забитым крупными камнями.
А что если Белая Шкура действует ему во вред? Если она была вражеской уловкой — чтобы опозорить его, обесчестить? Сила испарилась — покинула его. Пляшущая Лиса никогда не будет ему принадлежать. Он никогда не встанет во главе Народа. Они засмеют его: вот человек, отрекшийся от власти, потому что не вынес голода!
Долго смотрел он на старого оленя, идущего по тропе. Его тело сотрясалось в голодных конвульсиях. Он воображал себе жирное мясо, теплую печень, красную кровь…
Страх за Белую Шкуру все больше жег его. Что если, пока он стоит здесь и думает о том, чтобы набить желудок, волк уже гложет мягкую Шкуру? Что если какой-нибудь медведь нашел ее и рвет на части? Он содрогнулся, поглядев на оленя, снова исчезнувшего в глубине теснины.
Тяжелой поступью пошел Вороний Ловчий обратно по тропе.
— Шкура сохранит меня, — шептал он. — Белая Шкура — это моя Сила. Пока со мной Белая Шкура — со мной ничего не случится. Это Сила — и это моя судьба.
Он на дрожащих ногах побежал вперед, желая убедиться, что Шкура в целости и сохранности. Поскользнувшись, он поранил локоть, боль обожгла руку. Несколько мгновений он без движения лежал на земле.
— Белая Шкура… — сжав зубы, прошептал он, усилием воли заставляя себя встать на ноги. Чувство уверенности вновь пришло к нему. Он не сводил глаз со снега, ища свои следы. Он упал, как оказалось, прямо в один из следов, оставленных Народом. Он выбрался из ямы и, с трудом повернувшись, побежал вперед. Истощенные ноги еле держали его.
Найдя Шкуру, он радостно закричал и стал раскапывать засыпавший ее снег. Что-то шепча себе под нос, он гладил ее онемевшими пальцами. Это услаждало его, как близость с женщиной.
— Ты цела… — повторял он. — Цела… цела… Я достоин тебя.
Он не в силах был поднять на плечи свое священное ярмо. Разбитая рука не слушалась его. Боль пронзала все его тело. Он ничего не видел вокруг себя. Желудок сдавило от голода. Глубоко вздохнув, он взял себя в руки — и здоровой рукой взвалил Шкуру на одно плечо. Хрипя, он поднялся и, сгибаясь под тяжестью, чуть не падая, побрел вперед.
— Сила, — шептал он, прижимаясь щекой к мягкой коже. — Душа и сердце Мамонтового Народа. Мое сокровище. Я — величайший воин в Народе. Вождь. Нет никого сильнее Вороньего Ловчего — великого Полукровки! Никого!
На следующее утро — усталый, изможденный, с остекленевшими глазами — он добрался до Большого Ледника. Ветер бил ему в лицо, снеговые сугробы лежали вокруг. Рука мучительно болела, желудок бурлил. Он стоически отрезал и разжевал еще один кусочек кожи от своей одежды.
— Прижмись ко мне ближе, — шептал он Шкуре. — Ближе… Пойдем сквозь Ледник… Сквозь Ледник… — Усталым движением он снова взвалил Шкуру на плечи и двинулся в гудящую тьму.
Издающий Клич шутил, стараясь подбодрить соплеменников. Он похлопывал их по плечу, рассказывал забавные истории. Внезапно чадящий ивовый корень, освещавший им путь, задымился и погас. Пока огонь не зажегся вновь, ряды идущих охватило смятение. Большую часть пути они экономили горючие корни: приходилось привыкать к темноте.
Время тянулось. Народу было слишком много, и шли они слишком медленно.
— Ты, кажется, говорил «два дня»? — вполголоса бормотал Четыре Зуба.
— Если идти маленьким отрядом — этого достаточно. А такой толпой… — Издающий Клич пожал плечами. — Все не так плохо. Пока мы не истратили и половины ивовых корней. Народ привыкает. Первый страх уже прошел.
А призраки каким-то чудом затихли — как и обещал Волчий Сновидец.
— Тебе-то, может, и не страшно. Ты здесь уже бывал. А все остальные…
— Не беспокойся. У нас надежная защита. Они пошли дальше, и тут он заметил, что все расступились и уставились на что-то.
Волчий Сновидец тихо сидел, держа в руках масляную лампу. Фитиль из мха, погруженный в заботливо припасенный жир, тускло горел. Сновидец рассеянно глядел, словно не видя окружающего смятения. Издающий Клич ободряюще похлопал по плечу Четыре Зуба и подошел к Волчьему Сновидцу:
— Волчий Сновидец? Можешь ты вернуться к нам от Единого и поговорить со мной?
Взгляд юноши вспыхнул — и медленно прояснился. Подняв глаза, Сновидец спросил:
— Что?
— Все в порядке. Все довольны. Но мы идем гораздо медленнее, чем я думал. Путь займет дня четыре, не меньше…
— Это не важно. — Он улыбнулся. — Погляди на них: их души в порядке. Только вот Четыре Зуба мне жалко: он умирает.
Издающий Клич вздрогнул и поглядел на старика, невозмутимо беседующего с Бизоньей Спиной.
— Умирает? А мне кажется, что он совсем здоров…
— В душе у него черное пятно.
— Черное пятно? — Издающий Клич съежился от этих слов.
Волчий Сновидец печально и загадочно улыбнулся:
— По душе можно понять, что происходит с телом, в котором она обитает. Четыре Зуба здоров — и будет здоров. А потом его душа покинет тело. Особой боли он не почувствует. Просто отойдет…
Издающий Клич растерянно провел ногтем по подбородку. Лучше бы он не подходил к Сновидцу и ничего не спрашивал!
— Ну а с моей душой что? — нерешительно спросил он.
Волчий Сновидец тихо усмехнулся:
— Да, Издающий Клич, твоя душа выглядит хорошо. Смотри, чтобы и дальше так было.
— Угу… да, я… я буду. — Издающий Клич поднял ногу, чувствуя камешки, попавшие сквозь прореху в его мокасин. — А ты… не знаешь, как там дела с той стороны? Я имею в виду — Зеленая Вода и наш сынишка… Я их полгода не видел. Я волнуюсь.
— Ты ничего не спрашивал. Я мог бы тебе рассказать.
— Ты мог бы? Я думал… ну, что у всех свои заботы… — Он с дрожью в голосе спросил:
— Как же они? Здоровы?
Волчий Сновидец лучисто улыбнулся:
— Конечно. Зеленая Вода ждет тебя, а ребенок растет, он с каждым днем все сильнее.
Издающий Клич с трудом подавил крик радости, сжал губы и огляделся.
— А почему призраки молчат? Волчий Сновидец прислушался:
— Я Танцевал с Ледником и убедил его помолчать. И с призраками то же.
— Ну… да… — Издающий Клич растерянно кивнул. Волчий Сновидец опустил лампу и стал рисовать спираль.
— Посмотри, Издающий Клич. Видишь, что я рисую? Лед тает. Мир меняется. Видишь, наш путь — это круг, переходящий в другой круг? Это — Танец времен года, это жизнь человека, это горы и воды. Все суть Единый. Все идет по кругу. Это вечный Танец.
Издающий Клич, глядя на спираль, начал понимать Силу, содержащуюся в ней.
— Не забывай этого, — заметил Волчий Сновидец. — Помни, это знак Единого. Видишь крест? Противоположности сходятся, как стороны света. Каждый символ, подобный этому, — это отблеск жизни! Это отражение того, что не может быть выражено словами.
— Жаль, что здесь нет Поющего Волка.
— Ты скажешь ему это, когда меня не будет… Сердце Издающего Клич замерло, дыхание прервалось у него в груди. Он с ужасом поглядел в суровые глаза Сновидца:
— Не будет?
— Жизнь и смерть — это одно и то же. Пока Издающий Клич подыскивал нужные слова, он увидел, что взгляд Волчьего Сновидца опять обращен невесть куда.
— Волчий Сновидец? — И потише:
— Волчий… Сновидец? Куда ты уходишь? Волчий Сновидец, не покидай нас!
62
Старый олень закинул голову и настороженно поднял уши. Животное пустилось рысью, принюхиваясь.
Молча проклиная себя за оплошность, Вороний Ловчий крался следом. Солнце уже садилось. Олень ковылял впереди — никак его было не догнать. Но вот он скрылся среди холмов. Обледенелые скалы поднимались все выше. Лучшего места, чтобы подстеречь старого зверя, не найти! Можно забросать его сверху камнями.
Вороний Ловчий облизал губы. Охотничий азарт захватил его. Уж если он будет сыт, Белая Шкура… Белая Шкура! Вороний Ловчий поглядел через плечо на дорогу, по которой он только что пришел.
Старый олень ковылял припадая на хромую ногу, время от времени останавливаясь, чтобы принюхаться к ветру и оглянуться своим здоровым глазом. Животному осталось жить недолго: его ребра просвечивали, видна была даже тазовая кость.
Пища. Без большого труда он выследил славную добычу. Безоружный человек на лучшую и рассчитывать не может!
А Белая Шкура, оставленная за спиной, все томила и тянула к себе. «Что если я недостоин? — спрашивал он себя. — Вдруг придет волк и сожрет ее? Что если Белая Шкура думает, что я ее бросил?»
Он хищно смотрел на старого оленя, забежавшего в теснину между двумя каменными скалами. Вороний Ловчий рассчитал направление удара. Сейчас он кинет тяжелый камень — и оленю конец… Обычно такие намытые водой долины кончаются тупиком, забитым крупными камнями.
А что если Белая Шкура действует ему во вред? Если она была вражеской уловкой — чтобы опозорить его, обесчестить? Сила испарилась — покинула его. Пляшущая Лиса никогда не будет ему принадлежать. Он никогда не встанет во главе Народа. Они засмеют его: вот человек, отрекшийся от власти, потому что не вынес голода!
Долго смотрел он на старого оленя, идущего по тропе. Его тело сотрясалось в голодных конвульсиях. Он воображал себе жирное мясо, теплую печень, красную кровь…
Страх за Белую Шкуру все больше жег его. Что если, пока он стоит здесь и думает о том, чтобы набить желудок, волк уже гложет мягкую Шкуру? Что если какой-нибудь медведь нашел ее и рвет на части? Он содрогнулся, поглядев на оленя, снова исчезнувшего в глубине теснины.
Тяжелой поступью пошел Вороний Ловчий обратно по тропе.
— Шкура сохранит меня, — шептал он. — Белая Шкура — это моя Сила. Пока со мной Белая Шкура — со мной ничего не случится. Это Сила — и это моя судьба.
Он на дрожащих ногах побежал вперед, желая убедиться, что Шкура в целости и сохранности. Поскользнувшись, он поранил локоть, боль обожгла руку. Несколько мгновений он без движения лежал на земле.
— Белая Шкура… — сжав зубы, прошептал он, усилием воли заставляя себя встать на ноги. Чувство уверенности вновь пришло к нему. Он не сводил глаз со снега, ища свои следы. Он упал, как оказалось, прямо в один из следов, оставленных Народом. Он выбрался из ямы и, с трудом повернувшись, побежал вперед. Истощенные ноги еле держали его.
Найдя Шкуру, он радостно закричал и стал раскапывать засыпавший ее снег. Что-то шепча себе под нос, он гладил ее онемевшими пальцами. Это услаждало его, как близость с женщиной.
— Ты цела… — повторял он. — Цела… цела… Я достоин тебя.
Он не в силах был поднять на плечи свое священное ярмо. Разбитая рука не слушалась его. Боль пронзала все его тело. Он ничего не видел вокруг себя. Желудок сдавило от голода. Глубоко вздохнув, он взял себя в руки — и здоровой рукой взвалил Шкуру на одно плечо. Хрипя, он поднялся и, сгибаясь под тяжестью, чуть не падая, побрел вперед.
— Сила, — шептал он, прижимаясь щекой к мягкой коже. — Душа и сердце Мамонтового Народа. Мое сокровище. Я — величайший воин в Народе. Вождь. Нет никого сильнее Вороньего Ловчего — великого Полукровки! Никого!
На следующее утро — усталый, изможденный, с остекленевшими глазами — он добрался до Большого Ледника. Ветер бил ему в лицо, снеговые сугробы лежали вокруг. Рука мучительно болела, желудок бурлил. Он стоически отрезал и разжевал еще один кусочек кожи от своей одежды.
— Прижмись ко мне ближе, — шептал он Шкуре. — Ближе… Пойдем сквозь Ледник… Сквозь Ледник… — Усталым движением он снова взвалил Шкуру на плечи и двинулся в гудящую тьму.
Издающий Клич шутил, стараясь подбодрить соплеменников. Он похлопывал их по плечу, рассказывал забавные истории. Внезапно чадящий ивовый корень, освещавший им путь, задымился и погас. Пока огонь не зажегся вновь, ряды идущих охватило смятение. Большую часть пути они экономили горючие корни: приходилось привыкать к темноте.
Время тянулось. Народу было слишком много, и шли они слишком медленно.
— Ты, кажется, говорил «два дня»? — вполголоса бормотал Четыре Зуба.
— Если идти маленьким отрядом — этого достаточно. А такой толпой… — Издающий Клич пожал плечами. — Все не так плохо. Пока мы не истратили и половины ивовых корней. Народ привыкает. Первый страх уже прошел.
А призраки каким-то чудом затихли — как и обещал Волчий Сновидец.
— Тебе-то, может, и не страшно. Ты здесь уже бывал. А все остальные…
— Не беспокойся. У нас надежная защита. Они пошли дальше, и тут он заметил, что все расступились и уставились на что-то.
Волчий Сновидец тихо сидел, держа в руках масляную лампу. Фитиль из мха, погруженный в заботливо припасенный жир, тускло горел. Сновидец рассеянно глядел, словно не видя окружающего смятения. Издающий Клич ободряюще похлопал по плечу Четыре Зуба и подошел к Волчьему Сновидцу:
— Волчий Сновидец? Можешь ты вернуться к нам от Единого и поговорить со мной?
Взгляд юноши вспыхнул — и медленно прояснился. Подняв глаза, Сновидец спросил:
— Что?
— Все в порядке. Все довольны. Но мы идем гораздо медленнее, чем я думал. Путь займет дня четыре, не меньше…
— Это не важно. — Он улыбнулся. — Погляди на них: их души в порядке. Только вот Четыре Зуба мне жалко: он умирает.
Издающий Клич вздрогнул и поглядел на старика, невозмутимо беседующего с Бизоньей Спиной.
— Умирает? А мне кажется, что он совсем здоров…
— В душе у него черное пятно.
— Черное пятно? — Издающий Клич съежился от этих слов.
Волчий Сновидец печально и загадочно улыбнулся:
— По душе можно понять, что происходит с телом, в котором она обитает. Четыре Зуба здоров — и будет здоров. А потом его душа покинет тело. Особой боли он не почувствует. Просто отойдет…
Издающий Клич растерянно провел ногтем по подбородку. Лучше бы он не подходил к Сновидцу и ничего не спрашивал!
— Ну а с моей душой что? — нерешительно спросил он.
Волчий Сновидец тихо усмехнулся:
— Да, Издающий Клич, твоя душа выглядит хорошо. Смотри, чтобы и дальше так было.
— Угу… да, я… я буду. — Издающий Клич поднял ногу, чувствуя камешки, попавшие сквозь прореху в его мокасин. — А ты… не знаешь, как там дела с той стороны? Я имею в виду — Зеленая Вода и наш сынишка… Я их полгода не видел. Я волнуюсь.
— Ты ничего не спрашивал. Я мог бы тебе рассказать.
— Ты мог бы? Я думал… ну, что у всех свои заботы… — Он с дрожью в голосе спросил:
— Как же они? Здоровы?
Волчий Сновидец лучисто улыбнулся:
— Конечно. Зеленая Вода ждет тебя, а ребенок растет, он с каждым днем все сильнее.
Издающий Клич с трудом подавил крик радости, сжал губы и огляделся.
— А почему призраки молчат? Волчий Сновидец прислушался:
— Я Танцевал с Ледником и убедил его помолчать. И с призраками то же.
— Ну… да… — Издающий Клич растерянно кивнул. Волчий Сновидец опустил лампу и стал рисовать спираль.
— Посмотри, Издающий Клич. Видишь, что я рисую? Лед тает. Мир меняется. Видишь, наш путь — это круг, переходящий в другой круг? Это — Танец времен года, это жизнь человека, это горы и воды. Все суть Единый. Все идет по кругу. Это вечный Танец.
Издающий Клич, глядя на спираль, начал понимать Силу, содержащуюся в ней.
— Не забывай этого, — заметил Волчий Сновидец. — Помни, это знак Единого. Видишь крест? Противоположности сходятся, как стороны света. Каждый символ, подобный этому, — это отблеск жизни! Это отражение того, что не может быть выражено словами.
— Жаль, что здесь нет Поющего Волка.
— Ты скажешь ему это, когда меня не будет… Сердце Издающего Клич замерло, дыхание прервалось у него в груди. Он с ужасом поглядел в суровые глаза Сновидца:
— Не будет?
— Жизнь и смерть — это одно и то же. Пока Издающий Клич подыскивал нужные слова, он увидел, что взгляд Волчьего Сновидца опять обращен невесть куда.
— Волчий Сновидец? — И потише:
— Волчий… Сновидец? Куда ты уходишь? Волчий Сновидец, не покидай нас!
62
Женщины идут впереди. — Орлиный Клич, лежа среди камней, пристально вглядывался в пургу.
— Похоже, что все племя пошло. Они идут прямо на нас. Но я никогда не слышал, чтобы Другие пускали женщин вперед. Да посмотри — они и детей с собой взяли!
— То-то будет побоище, — усмехнулся Орлиный Клич. — Забросать копьями их женщин — и они никогда не больше не сунутся так самонадеянно в нашу землю.
Суровое лицо Поющего Волка напряглось. Он рассматривал идущих Других, словно пытался отыскать среди них собственную жену и ребенка.
— А впереди всех один мужчина, — тихо произнес рядом с ним Большой Рот. — Видите? В белом плаще поверх парки. Это мужчина. А почему только один?
— Это Ледяной Огонь, — сказала Пляшущая Лиса. — Это еще не все. Смотри, он идет туда, где мы застали врасплох их разведчиков. Нет, это не набег. Они не собираются захватывать нашу землю. У них что-то другое на уме. Если бы они собирались воевать — они послали бы вперед молодых мужчин. Одних молодых мужчин.
— Ты доверяешь Другим? — спросил Орлиный Клич. Воронья Нога и Полная Луна, лежавшие на другой стороне ущелья, переглянулись. Пляшущая Лиса гневно взглянула на них:
— Орлиный Клич, если один из твоих юношей затеет что-то, немедленно стреляй в него.
— В своего?.. — Он открыл рот от возмущения. Пляшущая Лиса подняла голову, зная, что все глаза устремлены на нее.
— Она правильно говорит, — согласился Поющий Волк. — Я слышал, что сам Сновидец поставил ее во главе воинов. Он пробудился от своего Сна и сказал мне это. Если вы спорите с Пляшущей Лисой — вы спорите со Сновидцем. И с Народом.
Орлиный Клич виновато опустил глаза.
— Вы могли пойти по стопам Кричащего Петухом, — как бы между делом напомнила Пляшущая Лиса. — Никто ведь не заставлял вас подчиняться Сновидцу.
Она отползла от края обрыва. Воины смущенно переглянулись.
— Что ты делаешь? — спросил Поющий Волк, с трудом сдерживая голос.
— Я хочу посмотреть, чего Ледяной Огонь — если это он — хочет. И зачем он привел сюда женщин и детей.
— Это ловушка! — предостерег Орлиный Клич. — Это же Другие, женщина. Они согнали нас с наших земель. И ты собираешься толковать с такой мразью?
Она поглядела на него, скрестив руки. Холодное самообладание сквозило в ее взгляде.
— Пора бы уж понять, что нам грозит завтра. Другие знают дорогу к ходу в Великом Леднике. Что мы можем сделать? Попытаться остановить их? Когда с этой стороны Ледника и осталась-то всего лишь горстка народу? Что нам делать? А сейчас мы хоть можем поговорить с ними…
— Иди, — сказал Поющий Волк, поглядев на Орлиного Клича. — Сейчас время думать, а не горячиться без толку. Может, словам окажется под силу то, чего не смогли копья.
— Прикройте меня с тыла. Если они пришли не для переговоров — убейте Ледяного Огня и бегите вверх по тропе. Мы в выгодном положении, какое-то время вы сможете продержаться. — Она поколебалась. — Надеюсь, сверху в меня не полетят копья.
Орлиный Клич с шумом сжал челюсти. Мышцы у него на щеках напряглись, он опустил глаза.
— Сверху тебе ничто не грозит, — вполголоса произнес он. — Клянусь Духами Долгой Тьмы. — Он со значением посмотрел на остальных воинов, скорчившихся на камнях в ожидании приказа.
Резко кивнув, она пошла вниз по тропе.
Щиколотка болела, боль отдавалась по всей ноге. Так всегда бывает перед бурей.
Она достигла узкой теснины, где они вчера подстерегли Других. Тот случай чуть не подорвал уважение к ней среди воинов. Но может быть, дело стоило того. Может, эти пленники приведут ее к самому Ледяному Огню.
Она зашла за угол камня, видя, как Другие вылезают из расселины. С темнеющего вечернего неба начал падать снег. Хлопья ложились ей на плечи, изморозью застывая на меховом воротнике, тая на голой коже руки, которой она сжимала копья.
Человек в белой накидке вышел к ней навстречу. Вместе с ним к расселине, где она ждала, подбежал юноша. Он что-то возбужденно втолковывал вождю, а потом покорно вернулся к толпе Других, собравшейся поодаль. Эти люди тревожно перешептывались друг с другом, из-под руки глядя на Лису.
Она пошла вперед. Человек в плаще приближался к ней. Он шел вверх по тропе; сейчас он был всего в одном броске копья.
Он приблизился, и она наконец смогла разглядеть его. Высокий, худощавый, в парке на двойной подкладке, с откинутым капюшоном — так, что ей видны были его длинные седые волосы. Белая лисья накидка свисала с его плеч. Шагал он легко и бесстрашно.
Сердце ее вздрогнуло, когда она заглянула в его мудрые глаза. Там была Сила — та же Сила, которую она видела прежде в глазах Бегущего-в-Свете. Горечь и тоска проснулись в глубинах ее сердца. Когда-то она любила человека с таким же взглядом…
— Ледяной Огонь? — спросила она, когда они остановились. Между ними было расстояние всего в один человеческий рост.
Он кивнул и поглядел на нее. Его благородное лицо посуровело.
— Я — Пляшущая Лиса.
Она не сводила с него глаз, примечая каждую черточку. Как похож на Бегущего-в-Свете!
— Скажи мне, что ты увидела? — тихо спросил он.
— Ничего… Просто… ты похож на одного моего знакомого.
— И ты тоже похожа на одну мою… старую знакомую. Я видел ее только во Сне. Если бы Вещая Сила и воля Цапли не переплелись между собой и не потеряй я сам рассудка… в тот день, на берегу, все случилось бы иначе.
Его голос звучал словно откуда-то из таинственных глубин мира. По спине у нее пошли мурашки.
— Вещая Сила заставляет людей вытворять странные вещи. |
Он кивнул, не обращая внимания на снег, сыплющийся к нему за ворот.
— Ты отпустила моих воинов.
— Довольно кровопролития. Ты повел впереди своего Народа женщин и детей. Что тебе здесь надо? Здесь нет дичи. Это — последнее место, куда вы нас оттеснили, и мы здесь перебили всех зверей до единого. Больше здесь искать нечего, кроме нашей жизни и чести. Если вы пришли за этим — мы без боя не дадимся.
Он втянул ноздрями воздух. Странная улыбка скривила его губы.
— Может быть, время что-то отвоевывать друг у друга прошло.
В глазах его зажегся странный огонек. Что-то в нем невольно внушало доверие. Она ждала, понимая, что сейчас он предложит какое-то соглашение. А он внимательно глядел на нее, словно зная все ее мысли. Насмешка переплелась в его взгляде с затаенной грустью.
— В самом деле? — наконец спросила она.
— Мы отняли у вас землю. Вы перебили множество наших людей. Может, мы достаточно причинили друг другу страданий?
— Мы слышали, что ваш Народ живет, чтобы убивать. Только так ваши воины могут обрести честь и славу. Неужто вы так изменились только оттого, что я отпустила пленников?
Он опустил глаза и поглядел на снег, засыпавший ее мокасины.
— Может быть, мы не столько меняемся, сколько возвращаемся к прежним временам.
— Не понимаю.
— Мы происходим от одного Народа. Разве Цапля вам не говорила? Если бы мои прадеды не испугались ваших, мы не пошли бы врозь. И сейчас сидели бы у одного костра и ели вместе теплое мясо. — Он помолчал, взгляд его смягчился. — Не вмешайся Вещая Сила, всех этих войн и насилий удалось бы избежать.
Она опасливо поглядела на него:
— Ты, похоже, с Вещей Силой накоротке. Складки у его рта натянулись.
— В ней-то все и дело — в Вещей Силе. Сила… Как она используется — это уж зависит от настроения Народа. Некоторые используют ее только во благо. Некоторые — только во зло. У меня есть причины сожалеть о том, как пользовались ею временами. Надеюсь, что мы сможем употребить ее по-другому.
Она кивнула. Серьезный тон, которым он говорил, вызывал невольное почтение.
— Что же, ты и твой Народ проделали такой дальний путь, просто чтобы поговорить с нами? Он покачал головой:
— Мы пришли за одной вещью, которую вы у нас взяли…
— За Белой Шкурой?
— Да.
Она прищурилась:
— Эта шкура у одного из наших соплеменников. Его зовут Вороний Ловчий. Он прежде был боевым предводителем, но низложен и изгнан нашим Сновидцем.
— Мы его знаем. Его собирались предать мучительной смерти, чтобы навести ужас на ваших родичей. Но он убежал, прихватив Священную Белую Шкуру. Сейчас мы должны вернуть ее. Может быть, для этого нам надо договориться с вами кое о каких вещах. Готовы ли вы к переговорам? Согласны ли выслушать наши слова, как мы слушаем ваши?
Она задумалась, внимательно глядя на него, ища в его словах какой-то уловки.
— Слишком много боли мы причинили друг другу. Многие в Народе жаждут крови Других. Жаждут мести.
Сверху, с обрыва, раздались крики одобрения, хотя Лиса приказала своим воинам сидеть тихо. Ледяной Огонь, должно быть, расслышал их, но не подал виду, продолжая невозмутимо глядеть на нее.
— Это будет нелегко, — откровенно признался он. — Многие в Роду Белого Бивня настрадались от вас. Даже мой Певец хочет всех вас предать смерти. В этом мы похожи на вас. — Кривая усмешка перекосила его губы. — Неужто у нас нет больше ничего общего?
Она невольно хмыкнула.
В глазах его вспыхнул понимающий огонек.
— Вожди с чувством юмора всегда договорятся между собой… Она кивнула:
— Может быть. Где же мы сможем поговорить? Он указал рукой на равнину, лежащую у него за спиной.
— Близится буря. Судя по вашей одежде, пережить ее вам будет непросто. В вашем лагере запасов осталось немного. Если вы разрешите нам встать лагерем на вашей земле, мы предоставим вам наши чумы и поделимся едой. У наших охотников был славный год. Может, это как-то сгладит обиды между нашими народами? Мы в силах сделать это. Неужели Отец Солнце осудит, если мы во имя него заключим перемирие?
Ее глаза сузились. Она не ослышалась? Они предлагают перемирие и клянутся богом Народа? Что же это приключилось! Вправе ли она доверять этому человеку, который невольно располагает к себе? Он предлагает еду и чумы. Слишком много ночей провели они кутаясь в свои ношеные парки, прижимаясь друг к другу, чтобы согреться.
— Я должна обсудить это с моими воинами. Он кивнул и развел руками:
— Только побыстрее, а то буря не за горами. Если ты примешь решение быстро, мы успеем разбить лагерь и приготовить еду на всех прежде, чем станет совсем скверно.
Она улыбнулась и кивнула, поймав его теплый взгляд:
— Постараюсь, Ледяной Огонь. Повернувшись, она пошла вверх по тропе.
Орлиный Клич и другие сидели у границы лагеря прижавшись друг к другу — холод уже давал о себе знать, — сжимая копья и время от времени бросая взгляд на сидящих внутри лагеря Других, которые сурово глядели на них в ответ и тоже сжимали оружие.
А в большом чуме сидели вожди двух народов. Пламя большого костра озаряло их усталые лица. Ароматы оленины и сладких корешков наполняли воздух.
Поющий Волк поглядел за полуоткрытый полог чума:
— Там холодает…
Пляшущая Лиса взяла еще кусок мяса и стала неторопливо жевать его.
— Может, это охладит их гнев, — сказала она.
— Гнев остывает медленно, — печально заметил Ледяной Огонь, вытирая жирные пальцы. Он бросил беглый взгляд на Певца, сумрачно озирающего чум.
— Некоторые из нас слишком много от вас вытерпели, — буркнул Красный Кремень, поглядев на Поющего Водка.
— Мы тоже, — спокойно ответил Поющий Волк, отирая жирный рот. — Я, между прочим, взял сердце вашего убитого воина и опустил его в Большую Реку, чтобы она принесла его в Лагерь Душ на морском дне.
— Ты… — Красный Кремень глубоко вздохнул. Он опустил глаза и, поднявшись на ноги, вышел из чума. Поющий Волк зажмурился и вздохнул:
— Боюсь, что установить мир будет непросто. — Он покачал головой. — Давно я не сидел в тепле… Вы простите меня, если я воспользуюсь случаем и посплю разок не стуча зубами от холода.
— Спи спокойно, друг, — ободрил его Ледяной Огонь. Поющий Волк стал заворачиваться в плащ, а Пляшущая Лиса сидела, глядя на огонь. Спокойствие и уверенность Почтенного Старейшины Других заразили ее.
— Ты удивляешь меня.
Она подняла глаза. Сердце ее кольнуло, как и весь этот вечер, когда им приходилось встречаться взглядами.
— Не думал я встретить такое здравомыслие у такой молодой женщины.
— Я больше не молода. — Она потерла глаза, чувствуя, как тяжкий груз ответственности давит на ее плечи. — Молодой я была три года назад — целая вечность прошла с тех пор.
Он помолчал, погладив пальцами шкуру, на которой сидела женщина.
— Удивительно, что никто не взял тебя в жены. От твоей красоты захватывает дух. Когда я смотрю на твое лицо, я вижу в нем нежность и волю. — Он помолчал. Впервые с тех пор, как она встретила его, в его голосе послышалась неуверенность. — У тебя есть любовник?
Она криво усмехнулась. Как ни странно, его прямой вопрос не задел ее.
— Я однажды любила. Но кажется, Сон овладел его душой глубже, чем я могла бы…
Ледяной Огонь понимающе улыбнулся:
— Волчий Сновидец. Цапля, должно быть, привела его к этому…
Она с интересом поглядела на него:
— Что ты знаешь о Цапле? О Волчьем Сновидце? Он расправил плечи, на лице его возникло строгое выражение.
— Я… я встречал его во Сне. Видишь ли, он… мой сын.
Она встрепенулась:
— Ты — его отец? Края его губ дрогнули.
— Да, его и Вороньего Ловчего. Поэтому я и не мог дать ему умереть — кем бы он ни стал. — Он поглядел на нее, сверкнув глазами:
— Это ужасная слабость? То, что я не мог убить моего сына?
Она задумалась. В сердце ее шевельнулась странная нежность.
— Нет, не думаю. — Она откинула волосы со лба. — Все мы, все народы, должны любить наших детей и заботиться о них. Это — будущее.
Он теребил пальцами потертый край своей лисьей накидки. Уголок — она заметила это — совсем замусолен, волосы почти все выпали, кожа износилась. Эта привычка — больше, чем что бы то ни было — показывала его затаенную слабость. В это мгновение он был не могущественным правителем, а усталым человеком — таким же, как она.
— Будущее… — повторил он. — Да. Именно поэтому я не мог видеть Вороньего Ловчего мертвым. Хотя он и заслужил это.
Она поглядела на него. В ней вновь вспыхнуло недоверие.
— За то, что он сделал против твоего Народа? Заметив ее холодный тон, он поднял глаза. Какое-то время он смотрел на нее, потом покачал головой:
— За то, что он таков, каков есть. — Он помолчал. — Сейчас я попытаюсь тебе объяснить… Мужчина или женщина, это все равно, — это душа вместе с телом. Так?
Она кивнула, ожидая, что он скажет дальше.
— Бывают телесные Недостатки. Кто-то рождается без пальцев, кому-то не хватает сил, чтобы перенести холод, или он захлебывается при родах, кто-то вообще рождается мертвым. — Он опять помолчал, подыскивая верные слова. — То же самое с душой. У Вороньего Ловчего чего-то не хватает. Он переполнен собой… одержим своей Силой. Беда в том, что у него бывают проблески, обрывки видений о том, что должно случиться. Только он не в силах расширить эту часть своей души и стать сопричастным Единству. Понимаешь?
— Стать сопричастным Единству… — повторила она, опираясь подбородком на ладонь.
— Да, — прошептал он, наморщив лоб. — Здоровая душа может расширить свои границы, поставить себя на место другого. Так и приходит мудрость. Я давно этому научился. — Он поглядел на огонь, в глазах его вспыхнула затаенная грусть. — Но Вороний Ловчий этого не умеет. Он не в силах сочувствовать другим людям, не в силах расширить свою душу.
Она потянулась к нему, коснувшись его плеча, и поглядела ему в глаза:
— Но ты все равно спас его? Они долго смотрели в глаза друг другу. Он повел бровью:
— Я не так уж жалостлив. — Он оглянулся и бросил взгляд на Поющего Волка. Но тот невозмутимо храпел. — Может, я еще большее чудовище, чем Вороний Ловчий. Я помог ему украсть Белую Шкуру.
Она застыла от удивления:
— Ты помог ему?..
— Иначе мы не встретились бы, — пояснил Ледяной Огонь. Понизив голос, с заговорщическим огоньком в глазах, он продолжил:
— Только никому не говори. Ни своим, ни — тем более! — моим… Я видел, куда идет мой сын, Волчий Сновидец. Будущее Народа — на юге. Я знаю, что мы некогда, давным-давно, были единым Народом. Я не знаю как, но как-то я оказался замешан во все это. Моя жена умерла. Вся моя жизнь изменилась. Я любил ее всем сердцем. А когда ее не стало, я почувствовал себя совсем одиноким. Вот так вот… А когда человек по-настоящему страдает, с ним происходят странные вещи. Тогда мы стояли лагерем на берегу моря, там, где берег поворачивает к югу. Оттуда Южное море всего в месяце пути. Сейчас этот лагерь давным-давно под водой. Что-то повело меня оттуда на восток.
— Похоже, что все племя пошло. Они идут прямо на нас. Но я никогда не слышал, чтобы Другие пускали женщин вперед. Да посмотри — они и детей с собой взяли!
— То-то будет побоище, — усмехнулся Орлиный Клич. — Забросать копьями их женщин — и они никогда не больше не сунутся так самонадеянно в нашу землю.
Суровое лицо Поющего Волка напряглось. Он рассматривал идущих Других, словно пытался отыскать среди них собственную жену и ребенка.
— А впереди всех один мужчина, — тихо произнес рядом с ним Большой Рот. — Видите? В белом плаще поверх парки. Это мужчина. А почему только один?
— Это Ледяной Огонь, — сказала Пляшущая Лиса. — Это еще не все. Смотри, он идет туда, где мы застали врасплох их разведчиков. Нет, это не набег. Они не собираются захватывать нашу землю. У них что-то другое на уме. Если бы они собирались воевать — они послали бы вперед молодых мужчин. Одних молодых мужчин.
— Ты доверяешь Другим? — спросил Орлиный Клич. Воронья Нога и Полная Луна, лежавшие на другой стороне ущелья, переглянулись. Пляшущая Лиса гневно взглянула на них:
— Орлиный Клич, если один из твоих юношей затеет что-то, немедленно стреляй в него.
— В своего?.. — Он открыл рот от возмущения. Пляшущая Лиса подняла голову, зная, что все глаза устремлены на нее.
— Она правильно говорит, — согласился Поющий Волк. — Я слышал, что сам Сновидец поставил ее во главе воинов. Он пробудился от своего Сна и сказал мне это. Если вы спорите с Пляшущей Лисой — вы спорите со Сновидцем. И с Народом.
Орлиный Клич виновато опустил глаза.
— Вы могли пойти по стопам Кричащего Петухом, — как бы между делом напомнила Пляшущая Лиса. — Никто ведь не заставлял вас подчиняться Сновидцу.
Она отползла от края обрыва. Воины смущенно переглянулись.
— Что ты делаешь? — спросил Поющий Волк, с трудом сдерживая голос.
— Я хочу посмотреть, чего Ледяной Огонь — если это он — хочет. И зачем он привел сюда женщин и детей.
— Это ловушка! — предостерег Орлиный Клич. — Это же Другие, женщина. Они согнали нас с наших земель. И ты собираешься толковать с такой мразью?
Она поглядела на него, скрестив руки. Холодное самообладание сквозило в ее взгляде.
— Пора бы уж понять, что нам грозит завтра. Другие знают дорогу к ходу в Великом Леднике. Что мы можем сделать? Попытаться остановить их? Когда с этой стороны Ледника и осталась-то всего лишь горстка народу? Что нам делать? А сейчас мы хоть можем поговорить с ними…
— Иди, — сказал Поющий Волк, поглядев на Орлиного Клича. — Сейчас время думать, а не горячиться без толку. Может, словам окажется под силу то, чего не смогли копья.
— Прикройте меня с тыла. Если они пришли не для переговоров — убейте Ледяного Огня и бегите вверх по тропе. Мы в выгодном положении, какое-то время вы сможете продержаться. — Она поколебалась. — Надеюсь, сверху в меня не полетят копья.
Орлиный Клич с шумом сжал челюсти. Мышцы у него на щеках напряглись, он опустил глаза.
— Сверху тебе ничто не грозит, — вполголоса произнес он. — Клянусь Духами Долгой Тьмы. — Он со значением посмотрел на остальных воинов, скорчившихся на камнях в ожидании приказа.
Резко кивнув, она пошла вниз по тропе.
Щиколотка болела, боль отдавалась по всей ноге. Так всегда бывает перед бурей.
Она достигла узкой теснины, где они вчера подстерегли Других. Тот случай чуть не подорвал уважение к ней среди воинов. Но может быть, дело стоило того. Может, эти пленники приведут ее к самому Ледяному Огню.
Она зашла за угол камня, видя, как Другие вылезают из расселины. С темнеющего вечернего неба начал падать снег. Хлопья ложились ей на плечи, изморозью застывая на меховом воротнике, тая на голой коже руки, которой она сжимала копья.
Человек в белой накидке вышел к ней навстречу. Вместе с ним к расселине, где она ждала, подбежал юноша. Он что-то возбужденно втолковывал вождю, а потом покорно вернулся к толпе Других, собравшейся поодаль. Эти люди тревожно перешептывались друг с другом, из-под руки глядя на Лису.
Она пошла вперед. Человек в плаще приближался к ней. Он шел вверх по тропе; сейчас он был всего в одном броске копья.
Он приблизился, и она наконец смогла разглядеть его. Высокий, худощавый, в парке на двойной подкладке, с откинутым капюшоном — так, что ей видны были его длинные седые волосы. Белая лисья накидка свисала с его плеч. Шагал он легко и бесстрашно.
Сердце ее вздрогнуло, когда она заглянула в его мудрые глаза. Там была Сила — та же Сила, которую она видела прежде в глазах Бегущего-в-Свете. Горечь и тоска проснулись в глубинах ее сердца. Когда-то она любила человека с таким же взглядом…
— Ледяной Огонь? — спросила она, когда они остановились. Между ними было расстояние всего в один человеческий рост.
Он кивнул и поглядел на нее. Его благородное лицо посуровело.
— Я — Пляшущая Лиса.
Она не сводила с него глаз, примечая каждую черточку. Как похож на Бегущего-в-Свете!
— Скажи мне, что ты увидела? — тихо спросил он.
— Ничего… Просто… ты похож на одного моего знакомого.
— И ты тоже похожа на одну мою… старую знакомую. Я видел ее только во Сне. Если бы Вещая Сила и воля Цапли не переплелись между собой и не потеряй я сам рассудка… в тот день, на берегу, все случилось бы иначе.
Его голос звучал словно откуда-то из таинственных глубин мира. По спине у нее пошли мурашки.
— Вещая Сила заставляет людей вытворять странные вещи. |
Он кивнул, не обращая внимания на снег, сыплющийся к нему за ворот.
— Ты отпустила моих воинов.
— Довольно кровопролития. Ты повел впереди своего Народа женщин и детей. Что тебе здесь надо? Здесь нет дичи. Это — последнее место, куда вы нас оттеснили, и мы здесь перебили всех зверей до единого. Больше здесь искать нечего, кроме нашей жизни и чести. Если вы пришли за этим — мы без боя не дадимся.
Он втянул ноздрями воздух. Странная улыбка скривила его губы.
— Может быть, время что-то отвоевывать друг у друга прошло.
В глазах его зажегся странный огонек. Что-то в нем невольно внушало доверие. Она ждала, понимая, что сейчас он предложит какое-то соглашение. А он внимательно глядел на нее, словно зная все ее мысли. Насмешка переплелась в его взгляде с затаенной грустью.
— В самом деле? — наконец спросила она.
— Мы отняли у вас землю. Вы перебили множество наших людей. Может, мы достаточно причинили друг другу страданий?
— Мы слышали, что ваш Народ живет, чтобы убивать. Только так ваши воины могут обрести честь и славу. Неужто вы так изменились только оттого, что я отпустила пленников?
Он опустил глаза и поглядел на снег, засыпавший ее мокасины.
— Может быть, мы не столько меняемся, сколько возвращаемся к прежним временам.
— Не понимаю.
— Мы происходим от одного Народа. Разве Цапля вам не говорила? Если бы мои прадеды не испугались ваших, мы не пошли бы врозь. И сейчас сидели бы у одного костра и ели вместе теплое мясо. — Он помолчал, взгляд его смягчился. — Не вмешайся Вещая Сила, всех этих войн и насилий удалось бы избежать.
Она опасливо поглядела на него:
— Ты, похоже, с Вещей Силой накоротке. Складки у его рта натянулись.
— В ней-то все и дело — в Вещей Силе. Сила… Как она используется — это уж зависит от настроения Народа. Некоторые используют ее только во благо. Некоторые — только во зло. У меня есть причины сожалеть о том, как пользовались ею временами. Надеюсь, что мы сможем употребить ее по-другому.
Она кивнула. Серьезный тон, которым он говорил, вызывал невольное почтение.
— Что же, ты и твой Народ проделали такой дальний путь, просто чтобы поговорить с нами? Он покачал головой:
— Мы пришли за одной вещью, которую вы у нас взяли…
— За Белой Шкурой?
— Да.
Она прищурилась:
— Эта шкура у одного из наших соплеменников. Его зовут Вороний Ловчий. Он прежде был боевым предводителем, но низложен и изгнан нашим Сновидцем.
— Мы его знаем. Его собирались предать мучительной смерти, чтобы навести ужас на ваших родичей. Но он убежал, прихватив Священную Белую Шкуру. Сейчас мы должны вернуть ее. Может быть, для этого нам надо договориться с вами кое о каких вещах. Готовы ли вы к переговорам? Согласны ли выслушать наши слова, как мы слушаем ваши?
Она задумалась, внимательно глядя на него, ища в его словах какой-то уловки.
— Слишком много боли мы причинили друг другу. Многие в Народе жаждут крови Других. Жаждут мести.
Сверху, с обрыва, раздались крики одобрения, хотя Лиса приказала своим воинам сидеть тихо. Ледяной Огонь, должно быть, расслышал их, но не подал виду, продолжая невозмутимо глядеть на нее.
— Это будет нелегко, — откровенно признался он. — Многие в Роду Белого Бивня настрадались от вас. Даже мой Певец хочет всех вас предать смерти. В этом мы похожи на вас. — Кривая усмешка перекосила его губы. — Неужто у нас нет больше ничего общего?
Она невольно хмыкнула.
В глазах его вспыхнул понимающий огонек.
— Вожди с чувством юмора всегда договорятся между собой… Она кивнула:
— Может быть. Где же мы сможем поговорить? Он указал рукой на равнину, лежащую у него за спиной.
— Близится буря. Судя по вашей одежде, пережить ее вам будет непросто. В вашем лагере запасов осталось немного. Если вы разрешите нам встать лагерем на вашей земле, мы предоставим вам наши чумы и поделимся едой. У наших охотников был славный год. Может, это как-то сгладит обиды между нашими народами? Мы в силах сделать это. Неужели Отец Солнце осудит, если мы во имя него заключим перемирие?
Ее глаза сузились. Она не ослышалась? Они предлагают перемирие и клянутся богом Народа? Что же это приключилось! Вправе ли она доверять этому человеку, который невольно располагает к себе? Он предлагает еду и чумы. Слишком много ночей провели они кутаясь в свои ношеные парки, прижимаясь друг к другу, чтобы согреться.
— Я должна обсудить это с моими воинами. Он кивнул и развел руками:
— Только побыстрее, а то буря не за горами. Если ты примешь решение быстро, мы успеем разбить лагерь и приготовить еду на всех прежде, чем станет совсем скверно.
Она улыбнулась и кивнула, поймав его теплый взгляд:
— Постараюсь, Ледяной Огонь. Повернувшись, она пошла вверх по тропе.
Орлиный Клич и другие сидели у границы лагеря прижавшись друг к другу — холод уже давал о себе знать, — сжимая копья и время от времени бросая взгляд на сидящих внутри лагеря Других, которые сурово глядели на них в ответ и тоже сжимали оружие.
А в большом чуме сидели вожди двух народов. Пламя большого костра озаряло их усталые лица. Ароматы оленины и сладких корешков наполняли воздух.
Поющий Волк поглядел за полуоткрытый полог чума:
— Там холодает…
Пляшущая Лиса взяла еще кусок мяса и стала неторопливо жевать его.
— Может, это охладит их гнев, — сказала она.
— Гнев остывает медленно, — печально заметил Ледяной Огонь, вытирая жирные пальцы. Он бросил беглый взгляд на Певца, сумрачно озирающего чум.
— Некоторые из нас слишком много от вас вытерпели, — буркнул Красный Кремень, поглядев на Поющего Водка.
— Мы тоже, — спокойно ответил Поющий Волк, отирая жирный рот. — Я, между прочим, взял сердце вашего убитого воина и опустил его в Большую Реку, чтобы она принесла его в Лагерь Душ на морском дне.
— Ты… — Красный Кремень глубоко вздохнул. Он опустил глаза и, поднявшись на ноги, вышел из чума. Поющий Волк зажмурился и вздохнул:
— Боюсь, что установить мир будет непросто. — Он покачал головой. — Давно я не сидел в тепле… Вы простите меня, если я воспользуюсь случаем и посплю разок не стуча зубами от холода.
— Спи спокойно, друг, — ободрил его Ледяной Огонь. Поющий Волк стал заворачиваться в плащ, а Пляшущая Лиса сидела, глядя на огонь. Спокойствие и уверенность Почтенного Старейшины Других заразили ее.
— Ты удивляешь меня.
Она подняла глаза. Сердце ее кольнуло, как и весь этот вечер, когда им приходилось встречаться взглядами.
— Не думал я встретить такое здравомыслие у такой молодой женщины.
— Я больше не молода. — Она потерла глаза, чувствуя, как тяжкий груз ответственности давит на ее плечи. — Молодой я была три года назад — целая вечность прошла с тех пор.
Он помолчал, погладив пальцами шкуру, на которой сидела женщина.
— Удивительно, что никто не взял тебя в жены. От твоей красоты захватывает дух. Когда я смотрю на твое лицо, я вижу в нем нежность и волю. — Он помолчал. Впервые с тех пор, как она встретила его, в его голосе послышалась неуверенность. — У тебя есть любовник?
Она криво усмехнулась. Как ни странно, его прямой вопрос не задел ее.
— Я однажды любила. Но кажется, Сон овладел его душой глубже, чем я могла бы…
Ледяной Огонь понимающе улыбнулся:
— Волчий Сновидец. Цапля, должно быть, привела его к этому…
Она с интересом поглядела на него:
— Что ты знаешь о Цапле? О Волчьем Сновидце? Он расправил плечи, на лице его возникло строгое выражение.
— Я… я встречал его во Сне. Видишь ли, он… мой сын.
Она встрепенулась:
— Ты — его отец? Края его губ дрогнули.
— Да, его и Вороньего Ловчего. Поэтому я и не мог дать ему умереть — кем бы он ни стал. — Он поглядел на нее, сверкнув глазами:
— Это ужасная слабость? То, что я не мог убить моего сына?
Она задумалась. В сердце ее шевельнулась странная нежность.
— Нет, не думаю. — Она откинула волосы со лба. — Все мы, все народы, должны любить наших детей и заботиться о них. Это — будущее.
Он теребил пальцами потертый край своей лисьей накидки. Уголок — она заметила это — совсем замусолен, волосы почти все выпали, кожа износилась. Эта привычка — больше, чем что бы то ни было — показывала его затаенную слабость. В это мгновение он был не могущественным правителем, а усталым человеком — таким же, как она.
— Будущее… — повторил он. — Да. Именно поэтому я не мог видеть Вороньего Ловчего мертвым. Хотя он и заслужил это.
Она поглядела на него. В ней вновь вспыхнуло недоверие.
— За то, что он сделал против твоего Народа? Заметив ее холодный тон, он поднял глаза. Какое-то время он смотрел на нее, потом покачал головой:
— За то, что он таков, каков есть. — Он помолчал. — Сейчас я попытаюсь тебе объяснить… Мужчина или женщина, это все равно, — это душа вместе с телом. Так?
Она кивнула, ожидая, что он скажет дальше.
— Бывают телесные Недостатки. Кто-то рождается без пальцев, кому-то не хватает сил, чтобы перенести холод, или он захлебывается при родах, кто-то вообще рождается мертвым. — Он опять помолчал, подыскивая верные слова. — То же самое с душой. У Вороньего Ловчего чего-то не хватает. Он переполнен собой… одержим своей Силой. Беда в том, что у него бывают проблески, обрывки видений о том, что должно случиться. Только он не в силах расширить эту часть своей души и стать сопричастным Единству. Понимаешь?
— Стать сопричастным Единству… — повторила она, опираясь подбородком на ладонь.
— Да, — прошептал он, наморщив лоб. — Здоровая душа может расширить свои границы, поставить себя на место другого. Так и приходит мудрость. Я давно этому научился. — Он поглядел на огонь, в глазах его вспыхнула затаенная грусть. — Но Вороний Ловчий этого не умеет. Он не в силах сочувствовать другим людям, не в силах расширить свою душу.
Она потянулась к нему, коснувшись его плеча, и поглядела ему в глаза:
— Но ты все равно спас его? Они долго смотрели в глаза друг другу. Он повел бровью:
— Я не так уж жалостлив. — Он оглянулся и бросил взгляд на Поющего Волка. Но тот невозмутимо храпел. — Может, я еще большее чудовище, чем Вороний Ловчий. Я помог ему украсть Белую Шкуру.
Она застыла от удивления:
— Ты помог ему?..
— Иначе мы не встретились бы, — пояснил Ледяной Огонь. Понизив голос, с заговорщическим огоньком в глазах, он продолжил:
— Только никому не говори. Ни своим, ни — тем более! — моим… Я видел, куда идет мой сын, Волчий Сновидец. Будущее Народа — на юге. Я знаю, что мы некогда, давным-давно, были единым Народом. Я не знаю как, но как-то я оказался замешан во все это. Моя жена умерла. Вся моя жизнь изменилась. Я любил ее всем сердцем. А когда ее не стало, я почувствовал себя совсем одиноким. Вот так вот… А когда человек по-настоящему страдает, с ним происходят странные вещи. Тогда мы стояли лагерем на берегу моря, там, где берег поворачивает к югу. Оттуда Южное море всего в месяце пути. Сейчас этот лагерь давным-давно под водой. Что-то повело меня оттуда на восток.