Страница:
Пиэса под заглавием Заключенье Ревизора предназначалась
была РМ15
в прощальный бенефис одному
в последний РМ15
из лучших
из замечательнейших РМ15
когда ~ прощаясь навсегда
когда расстается на<всегда> РМ15
с товарищами, которым
с товарищами, с которыми РМ15
КОММЕНТАРИИ
I
была РМ15
в прощальный бенефис одному
в последний РМ15
из лучших
из замечательнейших РМ15
когда ~ прощаясь навсегда
когда расстается на<всегда> РМ15
с товарищами, которым
с товарищами, с которыми РМ15
КОММЕНТАРИИ
I
В основном разделе настоящего тома печатается “Ревизор” в последней из гоголевских редакций (РГ с поправками из ПП, П и Тр); гоголевские к нему Приложения, сопровождающие комедию, начиная со 2-го издания в 1841 г. — “Отрывок из письма, писанного автором вскоре после первого представления “Ревизора” к одному литератору” и “Две сцены, выключенные как замедлявшие течение пиесы”, которые тоже исправлены по РЛ4 и РЛ5; наконец, Позднейшие приложения, которые Гоголь предполагал присоединить к “Ревизору”, но сам этого сделать не успел (два “Предуведомления” и “Развязка”). Текст комедии и Приложений сличен со всеми их изданиями, вышедшими при жизни Гоголя, а также со всеми вообще сохранившимися рукописями. Из этих последних те, которые представляют собой самостоятельные редакции “Ревизора”, воспроизведены отдельно, во втором разделе тома — “Другие редакции” — наряду с первопечатной редакцией и особой редакцией отдельных сцен 2-го издания. Тексты же, не имеющие самостоятельной ценности, отражающие лишь с незначительными отклонениями редакцию, принятую за основную, подведены к этой последней, как ее разночтения, в третьем разделе тома (“Варианты”).
Таким образом, три раздела тома в своей совокупности охватывают весь доступный ныне авторский текст “Ревизора” — в виде автографов, авторизованных копий и авторских или авторизованных изданий.
Принятая в настоящем издании классификация редакций и соответственный порядок их воспроизведения выработаны на основании истории текста.
Самый ранний из сохранившихся рукописных текстов “Ревизора” (РМ9) вписан самим Гоголем в переплетенную тетрадь из 57 листов, с записью на последнем листе рукою бывшего владельца тетради, Д. Ф. Самарина: “1879. От Д. Ф. Самарина”. Первые 24 листа этой тетради и заполнены текстом “Ревизора”: с 2-го листа по 20-й включительно идет сплошной текст комедии в целом; между листами 16 и 17 — один лист, содержавший явления 13, 14 и небольшую часть 15-го первого действия, был вырезан самим Гоголем и теперь утрачен. Листы 21–24 заняты самостоятельными отрывками отдельных явлений (3-го явления первого действия, 5-го явления третьего действия и 13—14-го явлений четвёртого действия). Основная часть вписана убористо, торопливо и быстро без длительных, судя по чернилам и почерку, перерывов, всего, по-видимому, в несколько дней. Торопливость сказалась между прочим в том, что имена и названия действующих лиц сплошь и рядом отсутствуют, или одно действующее лицо смешивается с другим; есть даже ничем не отмеченные пропуски целых реплик, не давшихся, очевидно, Гоголю сразу и потому, чтоб не задерживаться на них, даже и не намеченных. Один из трех самостоятельных набросков (5-го явления действия третьего) как раз служит восполнением такого пропуска в сплошном тексте. Сходного происхождения и три других дополнительных отрывка. Вообще все четыре отрывка тесно примыкают к сплошному тексту именно как исправленный и более развитый вариант соответствующих мест и потому как бы образуют уже переходное звено к дальнейший редакциям “Ревизора”. Нет, напротив, никаких данных для предположения о подобном переходном характере сплошного текста: он, как видно, — не только черновик, но и черновик первоначальный, с которого Гоголь и начал свою не прекращавшуюся уже потом до конца жизни работу над комедией.
Тем важнее установить по возможности точно дату черновика.
Самаринская тетрадь, кроме “Ревизора”, содержит еще: историко-географические наброски под заглавием “Вселенная или история и описание всех народов”, связанные, по предположению Тихонравова, с задуманным Гоголем в 1833 году учебным пособием “Земля и люди”; наброски статьи “О движении журнальной литературы в 1834–1835 гг.”, над которой Гоголь работал с января 1836 г.; наброски статьи “Москва и Петербург”, относящиеся не ранее чем ко второй половине 1835 г.; и, наконец, две рецензии на книги, изданные в 1836 г. (См. описание в 7-м томе 10-го изд. Соч. Гоголя, стр. 918–940). Из этого перечня, правда, видно, что нашей тетрадью Гоголь пользовался преимущественно в 1835 г. и позже; раньше же если и пользовался (для набросков к замыслу “Земля и люди”), то, во всяком случае, несистематично, случайно. Однако сделать прямо отсюда вывод о времени записи “Ревизора” мешает характер расположения в тетради текста — с одной стороны, этого последнего, а с другой — всего остального; перечисленные наброски вписаны в тетрадь с другого конца и в обратном, чем “Ревизор”, направлении. Внесение в тетрадь набросков могло, следовательно, хронологически с записью “Ревизора” не совпадать. И, например, предположение, что он был вписан годом или двумя раньше набросков, в самой рукописи опровержения себе не нашло бы. Ввиду такой неясности, при поисках исходной даты для “Ревизора” необходимо обращаться, кроме рукописи, к побочным источникам: к письмам Гоголя, к письмам его современников и к мемуарам.
Письма Гоголя и его друзей за первую половину 30-годов содержат ряд высказываний о гоголевских замыслах “комедии”, — высказываний, редко упоминающих самое заглавие комедии и не всегда поэтому позволяющих его угадать. Отсюда — сбивчивость и противоречия в приурочении исследователями этих высказываний к каждой из тех трех комедий, над которыми в 30-е годы Гоголь трудился. В частности о “Ревизоре”, по мнению Тихонравова, Шенрока, Каллаша и других, могло упоминать уже письмо Гоголя к М. А. Максимовичу от 14 августа 1834 г.: “На театр здешний я ставлю пиесу … да еще готовлю из-под полы другую”. “Ставить”, как известно из других источников, Гоголь тогда собирался “Женитьбу”; “готовил” же “из-под полы”, как думают названные исследователи, “Ревизора”. И “готовил”, по их мнению, довольно уже давно, потому что о “Ревизоре” же, как думают, говорила лаконическая запись в Дневнике Пушкина под 3 мая 1834 г.: “Гоголь читал у Дашкова свою комедию. Дашков звал Вяземского на свой вечер…”, [См. Пушкин. Полн. Собр. Соч., т. XII, изд. Акад. Наук СССР, 1949, стр. 328.] а также и еще более ранний запрос Пушкина в письме к В. Ф. Одоевскому от 30 октября 1833 г.: “Кланяюсь Гоголю. Что его комедия? В ней же есть закорючка”. [См. там же, т. XV (1948), стр. 90.] Но неосновательность последнего приурочения разоблачается просто содержанием “Ревизора”: суждения Хлестакова о бароне Брамбеусе н “Библиотеке для чтения” есть уже в первоначальном черновике и, следовательно, возникновение последнего никак не может быть старше журнальной карьеры Сенковского, начало которой падает только на январь 1834 г. Несостоятельны приурочения к “Ревизору” и двух более ранних упоминаний о гоголевской комедии. Если бы Дашков в мае 1834 г. приглашал Вяземского на чтение, действительно, “Ревизора” (а не “Женитьбы”), Вяземский не стал бы полтора года спустя, в письме к А. И. Тургеневу, 19 января 1836 г., пересказывать как новость содержание “Ревизора”, тут же называя его “новой комедией”. [См. Остафьевский архив, т. III, стр. 285.] Не о “Ревизоре”, наконец, писал Максимовичу и сам Гоголь (14 августа 1834 г.), а, вероятно, о неприемлемом для цензуры “Владимире 3 степени”, — почему и употреблено выражение “из-под полы”; отказался от этой первой своей комедии Гоголь не так-то скоро: даже и в 1835 г. (в феврале—марте) он не отказывается еще прочесть ее приехавшему в Петербург Погодину в качестве одной “из двух своих комедий”, причем под второй, как и в августовском письме к Максимовичу, подразумевалась будущая “Женитьба”. [См. Барсуков. Жизнь и труды Погодина, IV, стр. 267–268.] Ни под 1834 годом, ни тем более под 1833-м эпистолярные источники о “Ревизоре” не говорят. — Такова точка зрения большинства новейших исследователей вопроса — Н. И. Коробки, С. С. Данилова, Н. И. Мордовченко и других. Тем убедительнее общепринятое теперь (после Коробки) приурочение к “Ревизору” письма Гоголя с упоминанием комедии — от 7 октября 1835 г. Пушкину: “Сделайте милость, — пишет в нем Гоголь, — дайте какой-нибудь сюжет, хоть какой-нибудь смешной или несмешной, но русский чисто анекдот. Рука дрожит написать тем временем комедию…” И далее: “Сделайте же милость, дайте сюжет; духом будет комедия из пяти актов и клянусь — будет смешнее черта!” В приведенных словах с “Ревизором” как нельзя лучше согласуется не только доказанное уже молчание о нем в более ранних письмах или такая, например, подробность, как пятиактный объем обещанной теперь Гоголем комедии — объем, превышающий размеры всех других его комедий и соответствующий как раз только “Ревизору”, — но, кроме того, что особенно важно, и обращение с просьбой о сюжете для комедии к Пушкину: из всех комедийных сюжетов Гоголя как раз только сюжет “Ревизора” был, действительно, дан ему или уступлен Пушкиным, как это известно из мемуарных источников. Сам собой, казалось бы, напрашивающийся отсюда вывод будет тот, что к работе над “Ревизором” Гоголь мог приступить лишь после того, как Пушкин удовлетворил его просьбу, т. е. не раньше того или иного ответа Пушкина на письма Гоголя от 7 октября. А так как, с другой стороны, письмо Гоголя к Погодину от 6 декабря того же 1835 г. позволяет с точностью датировать переписку уже законченного текста “Ревизора” набело (о чем см. ниже), то и разрешаются, казалось бы, окончательно все хронологические сомнения относительно зарождения “Ревизора”: двухмесячный промежуток между двумя письмами (к Пушкину и к Погодину), т. е. вторая половина октября, ноябрь и первые числа декабря 1835 г., и есть тот период, когда Гоголь приступил к “Ревизору” и вписал в Самаринскую тетрадь его первоначальный черновик. Некоторые затруднения ожидают исследователя лишь при обращении к мемуарным источникам.
О заимствовании сюжета для “Ревизора” у Пушкина, кроме самого Гоголя (в так называемой “Авторской исповеди”), говорят в своих мемуарах П. В. Анненков, В. Соллогуб, П. И. Бартенев и О. М. Бодянский; записанный Ефремовым рассказ Л. Н. Павлищева (о заимствовании сюжета “Мертвых душ”) тоже, скорей всего, относится не к “Мертвым душам”, а к “Ревизору”. Из сопоставления всех этих данных выясняется, что от Пушкина Гоголь мог слышать несколько версий “бродячего” анекдота о мнимом ревизоре в провинции: один яз пушкинских рассказов (по свидетельству Соллогуба, Бартенева и Анненкова) передавал “случай” с самим Пушкиным в Нижнем-Новгороде и Оренбурге, когда во время поездки за материалами для “Истории Пугачева”, в августе 1833 г., будучи проездом у нижегородского губернатора Бутурлина, Пушкин был им принят за тайного ревизора, о чем тотчас и было написано в Оренбург губернатору Перовскому, у которого, в свою очередь, остановился по приезде туда Пушкин, имевший таким образом возможность вполне разделить веселость хозяина при получении письма. Другой рассказ Пушкина (как свидетельствует Соллогуб) касался аналогичного случая в Устюжне и сообщал “о каком-то проезжем господине, выдававшем себя за чиновника министерства и обворовавшем всех городских жителей”. Наконец, третий пушкинский рассказ, давший, по припоминаниям самого Гоголя (в 1851 г.), как записал Бодянский, “первую идею к “Ревизору””, касался Павла Петровича Свиньина, который в Бессарабии выдавал себя за “какого-то петербургского важного чиновника” и зашел так далеко, что “стал было брать прошения от колодников”.
И письмо с дружеским предупреждением о мнимом ревизоре-инкогнито, и взятки от “городских жителей”, и подача мнимому ревизору “прошений” — всё это отыскивается, в самом деле, кроме анекдотов, и в “Ревизоре”. А с другой стороны, не только принадлежность перечисленных рассказов Пушкину, но и причастность их к его собственным творческим замыслам засвидетельствована документально — пушкинской записью плана какой-то неосуществленной вещи: “[Свиньин] Криспин приезжает в Губернию NB на ярмонку — его принимают за <нрзб.>… Губерн.<атор> честной дурак — Губ.<ернаторша> с ним кокетнич.<ает> — Криспин сватается за дочь”. [См. Пушкин. Полн. собр. соч., т. VIII, кн. 1, изд. Акад. Наук СССР, 1948, стр. 431.] П. О. Морозов и Н. О. Лернер убедительно доказали бесспорную зависимость этого плана Пушкина от тех самых его устных рассказов, которые одновременно легли в основу гоголевского “Ревизора”. Так, действующее лицо одного из пушкинских анекдотов, Свиньин, прямо назван, и в плане; место действия другого — Нижний-Новгород с его Макарьевской ярмаркой, которую в 1833 г. застал в Нижнем Пушкин (“Еду на ярмарку”, — писал он жене), — избрано и в плане местом действия задуманной вещи; едва ли не главное действующее лицо того же нижегородского анекдота подразумевает Пушкин и в следующем разделе плана: “Губерн<атор> честной дурак”. Есть, наконец, в этом плане и самое главное: административное qui pro quo как завязка (“его принимают за <?>”).
Итак, рассказы Пушкина на тему о мнимом ревизоре предназначались им сперва вовсе не для комедии Гоголя, а для какого-то своего собственного замысла — комедийного или новеллистического, неизвестно, — но несомненно возникшего как отголосок смешного нижегородского приключения с ним самим в августе 1833 г.: и Свиньин (проказы которого относятся к 20-м годам) и Криспин [Криспин — традиционная маска итальянских комедий. Под этим именем во французских комедиях выводили лакеев-плутов. ] пришли Пушкину на память, конечно, лишь попутно, под живым впечатлением собственного приключения в Нижнем. Другими словами, зарождение пушкинского замысла, как и припоминание подходящих к нему анекдотов о других лицах, никак нельзя слишком далеко отодвигать от исходной для него даты: август—сентябрь 1833 г. В одном и том же — скорей всего, 1833 году — замысел и возник и положен был на бумагу. Мог, следовательно, и Гоголю пушкинский замысел или, по крайней мере, легший в его основу анекдотический материал стать известным раньше того, как он обратился к Пушкину с просьбой об анекдоте для комедии, 7 октября 1835 г. За это говорит как будто и рассказ ближайшего друга Гоголя, А. С. Данилевского, об их совместном возвращении в Петербург, после проведенного на родине лета, осенью 1835 г. Заехав к Максимовичу в Киев и найдя там себе третьего попутчика, тоже бывшего нежинского лицеиста, И. Г. Пащенко, Гоголь и его оба спутника, отправившись дальше, разыграли “оригинальную репетицию” “Ревизора”. Так по крайней мере передает рассказ Данилевского В. И. Шенрок [“Материалы для биографии Гоголя”, т. I, стр. 364.].
Итак, при нынешнем состоянии источников вопрос об исходной дате в истории замысла “Ревизора” вполне точному решению не поддается. Как бы то ни было, след собственно пушкинского рассказа сохранился даже в рукописи “Ревизора”.
Еще Тихонравов, устанавливая связь между “Ревизором” и приключением Пушкина на пути в Оренбург и обратно через Саратов и Пензу в Болдино, обратил внимание на то, что Иван Александрович Хлестаков едет тем же путем: через Пензу, где его обыгрывает пехотный капитан, в Саратовскую губернию [См. Сочинения Гоголя, изд. 10, т. VI, стр. 590, примеч. 1]. Но Коробка, возражая, заметил: “Это сходство явилось поздно” [См. Полн. собр. соч. Гоголя. Под ред. Н. И. Коробки, т. V, стр. 374.]. Действительно, в первоначальном черновике, маршрут Хлестакова не пушкинский 1833 г., а скорей гоголевский 1835-го — через Тулу в Екатеринославскую губернию. Но Коробка ошибся, думая, что сходство с маршрутом Пушкина “явилось поздно”: оно впервые установлено как раз в непосредственно примыкающих к черновику Дополнениях. “Екатеринославская губерния” уже тут изменена на “Саратовскую”.
Но Дополнения к первоначальному черновику образуют уже, как сказано, переход к дальнейшим редакциям. Первоначальный же черновик сам по себе отражает вполне самостоятельную, первую редакцию комедии, разительно отличающуюся от всех остальных. Внешнее ее отличие — неустойчивость или прямо даже отсутствие имен и фамилий у действующих лиц. Антоном Антоновичем называется, например, будущий Земляника, а Земляникой — будущий Хлопов; Городничий — без фамилии и назван раз полицмейстером; имя судьи без фамилии — Макар Николаевич, а фамилия без имени — Припекаев; Хлестаков варьируется как Хласков и Скакунов, а Иван Александрович — как Иван Григорьевич. Неустойчивость имен сопровождается почти такой же неустойчивостью, неопределенностью характеров: из чиновников, например, ни боящийся всего директор училищ, ни комически глубокомысленный судья еще даже и не намечены; чуть-чуть намечены только Городничий и пока безыменный Земляника, а из других персонажей — Осип и двое городских сплетников. Но именно лишь намечены или как сплетники, или как комедийный слуга, или как плут-чиновник (Земляника), или как взяточник (Городничий); т. е. вместо самых характеров даны условные маски характерных пороков в их примитивном обособлении. Не свободен от шаблона и главный герой, основные свойства которого пока что вытекают непосредственно из интриги: к вранью обязывает внешняя ситуация. Таким образом, комизму будущих характеров предшествует пока что комизм вытекающих из завязки положений, иногда чересчур грубых, — Хлестаков, например, произнося свой монолог, кладет на стол ногу, — иногда излишних даже с точки зрения интриги (например, анекдот о поручике в куле с перепелками). Но зато самая интрига с замечательной дальновидностью дана во всех своих основных перипетиях почти уже так, как и в классическом “Ревизоре”.
Фабульный остов будущей комедии характеров только и дан собственно в этом предварительном к ней наброске.
Впервые изданный Н. Тихонравовым и В. Шенроком в шестом томе 10-го издания Сочинений Гоголя (стр. 65—143), текст первой редакции и Дополнений воспроизводится выше полностью.
Завершение работы над следующей — второй — редакцией “Ревизора” с точностью датировано самим Гоголем в его письме к М. П. Погодину от 6 декабря 1835 г.: “Да здравствует комедия! — пишет он в нем. — Одну наконец решаюсь давать на театр, прикажу переписывать экземпляр для того, чтобы послать к тебе в Москву, вместе с просьбою предуведомить кого следует по этой части… Так я был озабочен это время, что едва только успел третьего дни окончить эту пиесу”. Отсюда видно, что за два дня до того, как написано было письмо, т. е. 4 декабря, после напряженной работы, был закончен новый авторский текст “пиесы”, а 6-го, одновременно с написаньем письма, он отдан был в переписку. Авторский текст второй редакции до нас не дошел, но копия сохранилась (РМ10) — Это — 8 сшитых вместе тетрадей в лист, плотной желтоватой бумаги, из 176 пронумерованных страниц; некоторые из них, будучи в свое время вырваны и позже вложены обратно, пронумерованы в особом порядке красным карандашом. Основной почерк, которым заполнены все 8 тетрадей, — почерк копииста; почерком Гоголя, поверх основного текста и на полях, внесены лишь поправки, более ранние — чернилами, более поздние — карандашом (о чем ниже). Кроме того, целиком рукой Гоголя заполнена страница 127а, содержащая явление 10-е действия четвертого и подклеенная к следующей перечеркнутой странице, где тот же текст, но в более ранней редакции, вписан был предварительно копиистом. Кроме этой вклейки, есть две вкладки. Одна на той же бумаге, тем же почерком копииста и теми же чернилами, что и вся рукопись, под № 9 (красным карандашом), содержит первые реплики Анны Андреевны и Марьи Антоновны в дополнительной сцене, впервые напечатанной во 2-м издании; позже выставленная над отрывком цифра “1” указывает на обращение к отрывку как раз при подготовке указанного издания: сцена появилась там под № 1, как первая из двух. Другая вкладка, под № 1 (красным карандашом), между страницами рукописи 170-й и 171-й, на той же опять-таки бумаге и тем же почерком, что и рукопись, содержит письмо к Тряпичкину, более ранний текст которого частью перечеркнут на смежной странице, частью вырезан, о чем свидетельствует тут же уцелевший корешок листа с концами строк. Как видим, законченный к 4 декабря автограф, тотчас же после снятия копии, подвергся в ней новым исправлениям: вставочные страницы, кроме самого Гоголя, заполняло и то лицо, которому поручена была переписка автографа.
Что касается самого автографа, о нем можно составить представление, если сличить с соответствующими местами писарской копии, без дальнейшей правки самого Гоголя, четыре дополнительных отрывка из тетради РМ9; оказывается, что редакция, переписанная набело около 6 декабря, почти буквально воспроизводит именно эти черновые наброски, лишь местами распространяя и улучшая текст. Но отрывки эти, как указано выше, вплотную примыкают, с другой стороны, к первой черновой редакции. Отсюда видно, как возникла вторая: в результате такой же, очевидно, переработки всей первой редакции, как и те уцелевшие 4 отрывка, которые послужили черновиком для второй редакции.
Главное, что отличает вторую редакцию от первой, кроме общего упорядочения чернового (первоначального) текста, это Хлестаков тут и Хлестаков там: на смену водевильному Хлестакову-Скакунову первой редакции теперь впервые выступает, в основных хотя бы только чертах, Хлестаков-тип, Хлестаков, взятый из жизни характер; в этом смысле полной переработке подверглись его диалоги с Осипом, с трактирным слугой, с городничим и дамами; иными стали по сравнению с первой редакцией и монологи; в частности, самый ответственный, в третьем действии, подвергся значительному и даже, как оказалось, излишнему распространению: позже Гоголь его вновь сократил. Заново перестроены сцены с чиновниками и просителями в четвертом действии: одни исключены (с Погоняевым и Люлюковым), другие добавлены (с Гибнером), третьи расширены (к унтер-офицерше первой редакции присоединена слесарша), остальные, наконец, поменялись местами; в пятом действии заново написано письмо к Тряпичкину.
Едва переписанная в этом виде набело, пьеса тотчас же подверглась дальнейшим переработкам. Одна из первых послужила основой для рукописи РЛ6 [См. о ней — Б. П. Городецкий. Описание рукописей Н. В. Гоголя, принадлежавших Пушкинскому Дому. “Литературный архив Института литературы (Пушкинского Дома) Академии Наук СССР”, 1939, стр. 436.].
Это — писарская копия в виде тетради из 90 листов, в переплете с шифром на нем: 14/2410, и с штампом на титульном листе: “Библиотека императорской русской драматической труппы”. Тут же следующая запись: “№ 39. Одобряется к представлению. С.П.б. 2 марта 1836 года. — Ценсор Евстафий Ольдекоп.” Подпись этого же цензора — на каждом из дальнейших листов, а также под дополнительным разрешением переделанного Гоголем 10-го явления IV действия: “Одобряется к представлению. С.П.б. 14 апреля 1836.” Изготовленный, как видно, для представления в драматическую цензуру, список РЛ6 является вместе с тем в основной своей части, копией с рукописи РМ10 после первого ее исправления Гоголем. Вписанные там поверх строк гоголевские поправки чернилами, а также единственная из уцелевших вклеек (стр. 127а), вместе с послужившим для них основой текстом писарской копии, целиком перенесены в РЛ6, образуя тут основной текст (писарским почерком).
Так как цензурный экземпляр “Ревизора” из конторы имп. с. — петербургских театров в III отделение собственной е. в. канцелярии был препровожден 27 февраля 1836 г., [См. Литературный архив. Н. В. Гоголь. Материалы и исследования. Под ред. В. В. Гиппиуса, 1936, стр. 309. 34 Н. В. Гоголь, т. IV] переписку этого экземпляра надо отнести к промежутку между указанным числом и 6-м декабря 1835 г., когда начал изготовляться список РM10, послуживший для РЛ6 подлинником. — Впрочем, на этот более чем двухмесячный промежуток, кроме снятия самой копии РЛ6, падает еще и авторская в ней правка. Подобно предыдущему списку, она налицо и тут и имеет следующие три разновидности: это, во-первых, правка самого Гоголя чернилами; во-вторых, правка Гоголя карандашом; в-третьих, гоголевская же карандашная правка, но стертая и поверх вписанная вновь чернилами, чужим почерком. Первый слой отличается от остальных тем, что частично иногда совпадает со второй (карандашной) правкой Гоголя в РМ10; два других слоя не имеют уже себе там никаких аналогий. Первый слой можно признать поэтому самым ранним, внесенным в рукопись тотчас после изготовления ее писцом, одновременно со сходными дополнениями (карандашом) в подлиннике (РМ10). Два других слоя поправок внесены в РЛ6, очевидно, после просмотра этой рукописи цензором и, в некоторых случаях, под его давлением.
Текстологический анализ обоих списков второй редакции принуждает, как видно сразу, отказаться для данного издания от принятой первыми издателями этих текстов раздельного их воспроизведения.
Рукопись РЛ6, под неточным названием: “Первоначальный сценический текст”, издана была Н. Тихонравовым в 1886 г., [“Ревизор”. Комедия в пяти действиях. Сочинение Н. В. Гоголя. Первоначальный сценический текст, извлеченный из рукописей Николаем Тихонравовым. М., 1886.] — до того, как был издан текст РМ10 (известный тогда под названием “Рукопись наследников”); зависимость первого текста от второго оставалась невыясненной; бросалось, напротив, в глаза другое — близость гоголевских поправок в РЛ6 к первопечатному и московскому театральному текстам. Отсюда — название и характер тихонравовского издания, с учетом на первом месте гоголевской правки в ущерб тексту, переписанному копиистом. Созданная изданием 1886 г. традиция оказалась настолько прочной, что даже появление в печати в 1889 г. разъяснения Тихонравова о невольно допущенной им ошибке [См. 10 изд. Соч. Гоголя, т. II, стр. 652–653.], а в 1892 г. публикация самой “рукописи наследников” [Под ред. Н. Тихонравова в “Библиотеке для Чтения” (Бесплатное приложение к журналу “Царь-Колокол”), 1892, № 5, март, стр. 109–230.], к пересмотру традиции не привели; напротив, укреплению традиции сильно способствовала неуместная (после разъяснения Тихонравова) перепечатка его вводной статьи из издания 1886 г. в 6-м томе изд. Сочинений Гоголя (стр. 587–619), вышедшем уже после смерти Тихонравова под ред. В. Шенрока. Обе рукописи и позже издавались и рассматривались как самостоятельные, не связанные прямо друг с другом списки двух якобы различных редакций; второй и “первоначальной сценической”. [Ср. Н. В. Гоголь. Ревизор (в серии “Русские и мировые классики”), 1927, стр. IX.] Установив, напротив, полное, во-первых, тождество основного текста РЛ6 с выправленным текстом РМ10 и, во-вторых, гораздо меньшую разницу между собственно сценическим текстом и первопечатным, чем между этим последним и текстами второй редакции (о чем см. ниже), мы впервые оба текста второй редакции издаем вместе, кладя в основу самый их ранний слой — писарскую правку в РМ10 и подводя к нему в качестве вариантов: 1) первую гоголевскую правку в РМ10 вместе с примыкающим к ней писарским слоем из РЛ6 (варианты с двумя шифрами сразу: (РМ10, РЛ6); вторую гоголевскую правку в РМ10, частично совпадающую с первой правкой в РЛ6 (та и другая — в одной сноске, но разделенные точкой с запятой); 3) всю остальную правку в РЛ6 (по схеме а, б, в). В тех случаях, когда текст РЛ6 восходит не к надстрочной правке в РМ10, а к утраченному ее вкладному беловику, — правка из PM10 приводится как слой а, отличный от нее текст РЛ6 — как слой б. Особый слой вариантов дают черновые наброски отдельных сцен второй редакции (РМ16). Наконец, цензурные варианты выделены из всех остальных знаком ?, заканчивающим вариант. При таком воспроизведении этих двух рукописей на первом месте оказывается старейший слой их общего текста, а не позднейшие слои, мало отличающиеся от текста первопечатного и не заслуживающие поэтому рядом с ним самостоятельного воспроизведения. Но будучи, с другой стороны, отнесены в подстрочные примечания к старейшему, эти промежуточные слои тоже приобретают интерес, наглядно отражая дальнейшую его эволюцию, завершившуюся первым изданием. Наиболее крупные отрывки этих промежуточных слоев воспроизводятся не под строкой, а особо как переработки и наброски отдельных мест второй редакции.
Таким образом, три раздела тома в своей совокупности охватывают весь доступный ныне авторский текст “Ревизора” — в виде автографов, авторизованных копий и авторских или авторизованных изданий.
Принятая в настоящем издании классификация редакций и соответственный порядок их воспроизведения выработаны на основании истории текста.
Самый ранний из сохранившихся рукописных текстов “Ревизора” (РМ9) вписан самим Гоголем в переплетенную тетрадь из 57 листов, с записью на последнем листе рукою бывшего владельца тетради, Д. Ф. Самарина: “1879. От Д. Ф. Самарина”. Первые 24 листа этой тетради и заполнены текстом “Ревизора”: с 2-го листа по 20-й включительно идет сплошной текст комедии в целом; между листами 16 и 17 — один лист, содержавший явления 13, 14 и небольшую часть 15-го первого действия, был вырезан самим Гоголем и теперь утрачен. Листы 21–24 заняты самостоятельными отрывками отдельных явлений (3-го явления первого действия, 5-го явления третьего действия и 13—14-го явлений четвёртого действия). Основная часть вписана убористо, торопливо и быстро без длительных, судя по чернилам и почерку, перерывов, всего, по-видимому, в несколько дней. Торопливость сказалась между прочим в том, что имена и названия действующих лиц сплошь и рядом отсутствуют, или одно действующее лицо смешивается с другим; есть даже ничем не отмеченные пропуски целых реплик, не давшихся, очевидно, Гоголю сразу и потому, чтоб не задерживаться на них, даже и не намеченных. Один из трех самостоятельных набросков (5-го явления действия третьего) как раз служит восполнением такого пропуска в сплошном тексте. Сходного происхождения и три других дополнительных отрывка. Вообще все четыре отрывка тесно примыкают к сплошному тексту именно как исправленный и более развитый вариант соответствующих мест и потому как бы образуют уже переходное звено к дальнейший редакциям “Ревизора”. Нет, напротив, никаких данных для предположения о подобном переходном характере сплошного текста: он, как видно, — не только черновик, но и черновик первоначальный, с которого Гоголь и начал свою не прекращавшуюся уже потом до конца жизни работу над комедией.
Тем важнее установить по возможности точно дату черновика.
Самаринская тетрадь, кроме “Ревизора”, содержит еще: историко-географические наброски под заглавием “Вселенная или история и описание всех народов”, связанные, по предположению Тихонравова, с задуманным Гоголем в 1833 году учебным пособием “Земля и люди”; наброски статьи “О движении журнальной литературы в 1834–1835 гг.”, над которой Гоголь работал с января 1836 г.; наброски статьи “Москва и Петербург”, относящиеся не ранее чем ко второй половине 1835 г.; и, наконец, две рецензии на книги, изданные в 1836 г. (См. описание в 7-м томе 10-го изд. Соч. Гоголя, стр. 918–940). Из этого перечня, правда, видно, что нашей тетрадью Гоголь пользовался преимущественно в 1835 г. и позже; раньше же если и пользовался (для набросков к замыслу “Земля и люди”), то, во всяком случае, несистематично, случайно. Однако сделать прямо отсюда вывод о времени записи “Ревизора” мешает характер расположения в тетради текста — с одной стороны, этого последнего, а с другой — всего остального; перечисленные наброски вписаны в тетрадь с другого конца и в обратном, чем “Ревизор”, направлении. Внесение в тетрадь набросков могло, следовательно, хронологически с записью “Ревизора” не совпадать. И, например, предположение, что он был вписан годом или двумя раньше набросков, в самой рукописи опровержения себе не нашло бы. Ввиду такой неясности, при поисках исходной даты для “Ревизора” необходимо обращаться, кроме рукописи, к побочным источникам: к письмам Гоголя, к письмам его современников и к мемуарам.
Письма Гоголя и его друзей за первую половину 30-годов содержат ряд высказываний о гоголевских замыслах “комедии”, — высказываний, редко упоминающих самое заглавие комедии и не всегда поэтому позволяющих его угадать. Отсюда — сбивчивость и противоречия в приурочении исследователями этих высказываний к каждой из тех трех комедий, над которыми в 30-е годы Гоголь трудился. В частности о “Ревизоре”, по мнению Тихонравова, Шенрока, Каллаша и других, могло упоминать уже письмо Гоголя к М. А. Максимовичу от 14 августа 1834 г.: “На театр здешний я ставлю пиесу … да еще готовлю из-под полы другую”. “Ставить”, как известно из других источников, Гоголь тогда собирался “Женитьбу”; “готовил” же “из-под полы”, как думают названные исследователи, “Ревизора”. И “готовил”, по их мнению, довольно уже давно, потому что о “Ревизоре” же, как думают, говорила лаконическая запись в Дневнике Пушкина под 3 мая 1834 г.: “Гоголь читал у Дашкова свою комедию. Дашков звал Вяземского на свой вечер…”, [См. Пушкин. Полн. Собр. Соч., т. XII, изд. Акад. Наук СССР, 1949, стр. 328.] а также и еще более ранний запрос Пушкина в письме к В. Ф. Одоевскому от 30 октября 1833 г.: “Кланяюсь Гоголю. Что его комедия? В ней же есть закорючка”. [См. там же, т. XV (1948), стр. 90.] Но неосновательность последнего приурочения разоблачается просто содержанием “Ревизора”: суждения Хлестакова о бароне Брамбеусе н “Библиотеке для чтения” есть уже в первоначальном черновике и, следовательно, возникновение последнего никак не может быть старше журнальной карьеры Сенковского, начало которой падает только на январь 1834 г. Несостоятельны приурочения к “Ревизору” и двух более ранних упоминаний о гоголевской комедии. Если бы Дашков в мае 1834 г. приглашал Вяземского на чтение, действительно, “Ревизора” (а не “Женитьбы”), Вяземский не стал бы полтора года спустя, в письме к А. И. Тургеневу, 19 января 1836 г., пересказывать как новость содержание “Ревизора”, тут же называя его “новой комедией”. [См. Остафьевский архив, т. III, стр. 285.] Не о “Ревизоре”, наконец, писал Максимовичу и сам Гоголь (14 августа 1834 г.), а, вероятно, о неприемлемом для цензуры “Владимире 3 степени”, — почему и употреблено выражение “из-под полы”; отказался от этой первой своей комедии Гоголь не так-то скоро: даже и в 1835 г. (в феврале—марте) он не отказывается еще прочесть ее приехавшему в Петербург Погодину в качестве одной “из двух своих комедий”, причем под второй, как и в августовском письме к Максимовичу, подразумевалась будущая “Женитьба”. [См. Барсуков. Жизнь и труды Погодина, IV, стр. 267–268.] Ни под 1834 годом, ни тем более под 1833-м эпистолярные источники о “Ревизоре” не говорят. — Такова точка зрения большинства новейших исследователей вопроса — Н. И. Коробки, С. С. Данилова, Н. И. Мордовченко и других. Тем убедительнее общепринятое теперь (после Коробки) приурочение к “Ревизору” письма Гоголя с упоминанием комедии — от 7 октября 1835 г. Пушкину: “Сделайте милость, — пишет в нем Гоголь, — дайте какой-нибудь сюжет, хоть какой-нибудь смешной или несмешной, но русский чисто анекдот. Рука дрожит написать тем временем комедию…” И далее: “Сделайте же милость, дайте сюжет; духом будет комедия из пяти актов и клянусь — будет смешнее черта!” В приведенных словах с “Ревизором” как нельзя лучше согласуется не только доказанное уже молчание о нем в более ранних письмах или такая, например, подробность, как пятиактный объем обещанной теперь Гоголем комедии — объем, превышающий размеры всех других его комедий и соответствующий как раз только “Ревизору”, — но, кроме того, что особенно важно, и обращение с просьбой о сюжете для комедии к Пушкину: из всех комедийных сюжетов Гоголя как раз только сюжет “Ревизора” был, действительно, дан ему или уступлен Пушкиным, как это известно из мемуарных источников. Сам собой, казалось бы, напрашивающийся отсюда вывод будет тот, что к работе над “Ревизором” Гоголь мог приступить лишь после того, как Пушкин удовлетворил его просьбу, т. е. не раньше того или иного ответа Пушкина на письма Гоголя от 7 октября. А так как, с другой стороны, письмо Гоголя к Погодину от 6 декабря того же 1835 г. позволяет с точностью датировать переписку уже законченного текста “Ревизора” набело (о чем см. ниже), то и разрешаются, казалось бы, окончательно все хронологические сомнения относительно зарождения “Ревизора”: двухмесячный промежуток между двумя письмами (к Пушкину и к Погодину), т. е. вторая половина октября, ноябрь и первые числа декабря 1835 г., и есть тот период, когда Гоголь приступил к “Ревизору” и вписал в Самаринскую тетрадь его первоначальный черновик. Некоторые затруднения ожидают исследователя лишь при обращении к мемуарным источникам.
О заимствовании сюжета для “Ревизора” у Пушкина, кроме самого Гоголя (в так называемой “Авторской исповеди”), говорят в своих мемуарах П. В. Анненков, В. Соллогуб, П. И. Бартенев и О. М. Бодянский; записанный Ефремовым рассказ Л. Н. Павлищева (о заимствовании сюжета “Мертвых душ”) тоже, скорей всего, относится не к “Мертвым душам”, а к “Ревизору”. Из сопоставления всех этих данных выясняется, что от Пушкина Гоголь мог слышать несколько версий “бродячего” анекдота о мнимом ревизоре в провинции: один яз пушкинских рассказов (по свидетельству Соллогуба, Бартенева и Анненкова) передавал “случай” с самим Пушкиным в Нижнем-Новгороде и Оренбурге, когда во время поездки за материалами для “Истории Пугачева”, в августе 1833 г., будучи проездом у нижегородского губернатора Бутурлина, Пушкин был им принят за тайного ревизора, о чем тотчас и было написано в Оренбург губернатору Перовскому, у которого, в свою очередь, остановился по приезде туда Пушкин, имевший таким образом возможность вполне разделить веселость хозяина при получении письма. Другой рассказ Пушкина (как свидетельствует Соллогуб) касался аналогичного случая в Устюжне и сообщал “о каком-то проезжем господине, выдававшем себя за чиновника министерства и обворовавшем всех городских жителей”. Наконец, третий пушкинский рассказ, давший, по припоминаниям самого Гоголя (в 1851 г.), как записал Бодянский, “первую идею к “Ревизору””, касался Павла Петровича Свиньина, который в Бессарабии выдавал себя за “какого-то петербургского важного чиновника” и зашел так далеко, что “стал было брать прошения от колодников”.
И письмо с дружеским предупреждением о мнимом ревизоре-инкогнито, и взятки от “городских жителей”, и подача мнимому ревизору “прошений” — всё это отыскивается, в самом деле, кроме анекдотов, и в “Ревизоре”. А с другой стороны, не только принадлежность перечисленных рассказов Пушкину, но и причастность их к его собственным творческим замыслам засвидетельствована документально — пушкинской записью плана какой-то неосуществленной вещи: “[Свиньин] Криспин приезжает в Губернию NB на ярмонку — его принимают за <нрзб.>… Губерн.<атор> честной дурак — Губ.<ернаторша> с ним кокетнич.<ает> — Криспин сватается за дочь”. [См. Пушкин. Полн. собр. соч., т. VIII, кн. 1, изд. Акад. Наук СССР, 1948, стр. 431.] П. О. Морозов и Н. О. Лернер убедительно доказали бесспорную зависимость этого плана Пушкина от тех самых его устных рассказов, которые одновременно легли в основу гоголевского “Ревизора”. Так, действующее лицо одного из пушкинских анекдотов, Свиньин, прямо назван, и в плане; место действия другого — Нижний-Новгород с его Макарьевской ярмаркой, которую в 1833 г. застал в Нижнем Пушкин (“Еду на ярмарку”, — писал он жене), — избрано и в плане местом действия задуманной вещи; едва ли не главное действующее лицо того же нижегородского анекдота подразумевает Пушкин и в следующем разделе плана: “Губерн<атор> честной дурак”. Есть, наконец, в этом плане и самое главное: административное qui pro quo как завязка (“его принимают за <?>”).
Итак, рассказы Пушкина на тему о мнимом ревизоре предназначались им сперва вовсе не для комедии Гоголя, а для какого-то своего собственного замысла — комедийного или новеллистического, неизвестно, — но несомненно возникшего как отголосок смешного нижегородского приключения с ним самим в августе 1833 г.: и Свиньин (проказы которого относятся к 20-м годам) и Криспин [Криспин — традиционная маска итальянских комедий. Под этим именем во французских комедиях выводили лакеев-плутов. ] пришли Пушкину на память, конечно, лишь попутно, под живым впечатлением собственного приключения в Нижнем. Другими словами, зарождение пушкинского замысла, как и припоминание подходящих к нему анекдотов о других лицах, никак нельзя слишком далеко отодвигать от исходной для него даты: август—сентябрь 1833 г. В одном и том же — скорей всего, 1833 году — замысел и возник и положен был на бумагу. Мог, следовательно, и Гоголю пушкинский замысел или, по крайней мере, легший в его основу анекдотический материал стать известным раньше того, как он обратился к Пушкину с просьбой об анекдоте для комедии, 7 октября 1835 г. За это говорит как будто и рассказ ближайшего друга Гоголя, А. С. Данилевского, об их совместном возвращении в Петербург, после проведенного на родине лета, осенью 1835 г. Заехав к Максимовичу в Киев и найдя там себе третьего попутчика, тоже бывшего нежинского лицеиста, И. Г. Пащенко, Гоголь и его оба спутника, отправившись дальше, разыграли “оригинальную репетицию” “Ревизора”. Так по крайней мере передает рассказ Данилевского В. И. Шенрок [“Материалы для биографии Гоголя”, т. I, стр. 364.].
Итак, при нынешнем состоянии источников вопрос об исходной дате в истории замысла “Ревизора” вполне точному решению не поддается. Как бы то ни было, след собственно пушкинского рассказа сохранился даже в рукописи “Ревизора”.
Еще Тихонравов, устанавливая связь между “Ревизором” и приключением Пушкина на пути в Оренбург и обратно через Саратов и Пензу в Болдино, обратил внимание на то, что Иван Александрович Хлестаков едет тем же путем: через Пензу, где его обыгрывает пехотный капитан, в Саратовскую губернию [См. Сочинения Гоголя, изд. 10, т. VI, стр. 590, примеч. 1]. Но Коробка, возражая, заметил: “Это сходство явилось поздно” [См. Полн. собр. соч. Гоголя. Под ред. Н. И. Коробки, т. V, стр. 374.]. Действительно, в первоначальном черновике, маршрут Хлестакова не пушкинский 1833 г., а скорей гоголевский 1835-го — через Тулу в Екатеринославскую губернию. Но Коробка ошибся, думая, что сходство с маршрутом Пушкина “явилось поздно”: оно впервые установлено как раз в непосредственно примыкающих к черновику Дополнениях. “Екатеринославская губерния” уже тут изменена на “Саратовскую”.
Но Дополнения к первоначальному черновику образуют уже, как сказано, переход к дальнейшим редакциям. Первоначальный же черновик сам по себе отражает вполне самостоятельную, первую редакцию комедии, разительно отличающуюся от всех остальных. Внешнее ее отличие — неустойчивость или прямо даже отсутствие имен и фамилий у действующих лиц. Антоном Антоновичем называется, например, будущий Земляника, а Земляникой — будущий Хлопов; Городничий — без фамилии и назван раз полицмейстером; имя судьи без фамилии — Макар Николаевич, а фамилия без имени — Припекаев; Хлестаков варьируется как Хласков и Скакунов, а Иван Александрович — как Иван Григорьевич. Неустойчивость имен сопровождается почти такой же неустойчивостью, неопределенностью характеров: из чиновников, например, ни боящийся всего директор училищ, ни комически глубокомысленный судья еще даже и не намечены; чуть-чуть намечены только Городничий и пока безыменный Земляника, а из других персонажей — Осип и двое городских сплетников. Но именно лишь намечены или как сплетники, или как комедийный слуга, или как плут-чиновник (Земляника), или как взяточник (Городничий); т. е. вместо самых характеров даны условные маски характерных пороков в их примитивном обособлении. Не свободен от шаблона и главный герой, основные свойства которого пока что вытекают непосредственно из интриги: к вранью обязывает внешняя ситуация. Таким образом, комизму будущих характеров предшествует пока что комизм вытекающих из завязки положений, иногда чересчур грубых, — Хлестаков, например, произнося свой монолог, кладет на стол ногу, — иногда излишних даже с точки зрения интриги (например, анекдот о поручике в куле с перепелками). Но зато самая интрига с замечательной дальновидностью дана во всех своих основных перипетиях почти уже так, как и в классическом “Ревизоре”.
Фабульный остов будущей комедии характеров только и дан собственно в этом предварительном к ней наброске.
Впервые изданный Н. Тихонравовым и В. Шенроком в шестом томе 10-го издания Сочинений Гоголя (стр. 65—143), текст первой редакции и Дополнений воспроизводится выше полностью.
Завершение работы над следующей — второй — редакцией “Ревизора” с точностью датировано самим Гоголем в его письме к М. П. Погодину от 6 декабря 1835 г.: “Да здравствует комедия! — пишет он в нем. — Одну наконец решаюсь давать на театр, прикажу переписывать экземпляр для того, чтобы послать к тебе в Москву, вместе с просьбою предуведомить кого следует по этой части… Так я был озабочен это время, что едва только успел третьего дни окончить эту пиесу”. Отсюда видно, что за два дня до того, как написано было письмо, т. е. 4 декабря, после напряженной работы, был закончен новый авторский текст “пиесы”, а 6-го, одновременно с написаньем письма, он отдан был в переписку. Авторский текст второй редакции до нас не дошел, но копия сохранилась (РМ10) — Это — 8 сшитых вместе тетрадей в лист, плотной желтоватой бумаги, из 176 пронумерованных страниц; некоторые из них, будучи в свое время вырваны и позже вложены обратно, пронумерованы в особом порядке красным карандашом. Основной почерк, которым заполнены все 8 тетрадей, — почерк копииста; почерком Гоголя, поверх основного текста и на полях, внесены лишь поправки, более ранние — чернилами, более поздние — карандашом (о чем ниже). Кроме того, целиком рукой Гоголя заполнена страница 127а, содержащая явление 10-е действия четвертого и подклеенная к следующей перечеркнутой странице, где тот же текст, но в более ранней редакции, вписан был предварительно копиистом. Кроме этой вклейки, есть две вкладки. Одна на той же бумаге, тем же почерком копииста и теми же чернилами, что и вся рукопись, под № 9 (красным карандашом), содержит первые реплики Анны Андреевны и Марьи Антоновны в дополнительной сцене, впервые напечатанной во 2-м издании; позже выставленная над отрывком цифра “1” указывает на обращение к отрывку как раз при подготовке указанного издания: сцена появилась там под № 1, как первая из двух. Другая вкладка, под № 1 (красным карандашом), между страницами рукописи 170-й и 171-й, на той же опять-таки бумаге и тем же почерком, что и рукопись, содержит письмо к Тряпичкину, более ранний текст которого частью перечеркнут на смежной странице, частью вырезан, о чем свидетельствует тут же уцелевший корешок листа с концами строк. Как видим, законченный к 4 декабря автограф, тотчас же после снятия копии, подвергся в ней новым исправлениям: вставочные страницы, кроме самого Гоголя, заполняло и то лицо, которому поручена была переписка автографа.
Что касается самого автографа, о нем можно составить представление, если сличить с соответствующими местами писарской копии, без дальнейшей правки самого Гоголя, четыре дополнительных отрывка из тетради РМ9; оказывается, что редакция, переписанная набело около 6 декабря, почти буквально воспроизводит именно эти черновые наброски, лишь местами распространяя и улучшая текст. Но отрывки эти, как указано выше, вплотную примыкают, с другой стороны, к первой черновой редакции. Отсюда видно, как возникла вторая: в результате такой же, очевидно, переработки всей первой редакции, как и те уцелевшие 4 отрывка, которые послужили черновиком для второй редакции.
Главное, что отличает вторую редакцию от первой, кроме общего упорядочения чернового (первоначального) текста, это Хлестаков тут и Хлестаков там: на смену водевильному Хлестакову-Скакунову первой редакции теперь впервые выступает, в основных хотя бы только чертах, Хлестаков-тип, Хлестаков, взятый из жизни характер; в этом смысле полной переработке подверглись его диалоги с Осипом, с трактирным слугой, с городничим и дамами; иными стали по сравнению с первой редакцией и монологи; в частности, самый ответственный, в третьем действии, подвергся значительному и даже, как оказалось, излишнему распространению: позже Гоголь его вновь сократил. Заново перестроены сцены с чиновниками и просителями в четвертом действии: одни исключены (с Погоняевым и Люлюковым), другие добавлены (с Гибнером), третьи расширены (к унтер-офицерше первой редакции присоединена слесарша), остальные, наконец, поменялись местами; в пятом действии заново написано письмо к Тряпичкину.
Едва переписанная в этом виде набело, пьеса тотчас же подверглась дальнейшим переработкам. Одна из первых послужила основой для рукописи РЛ6 [См. о ней — Б. П. Городецкий. Описание рукописей Н. В. Гоголя, принадлежавших Пушкинскому Дому. “Литературный архив Института литературы (Пушкинского Дома) Академии Наук СССР”, 1939, стр. 436.].
Это — писарская копия в виде тетради из 90 листов, в переплете с шифром на нем: 14/2410, и с штампом на титульном листе: “Библиотека императорской русской драматической труппы”. Тут же следующая запись: “№ 39. Одобряется к представлению. С.П.б. 2 марта 1836 года. — Ценсор Евстафий Ольдекоп.” Подпись этого же цензора — на каждом из дальнейших листов, а также под дополнительным разрешением переделанного Гоголем 10-го явления IV действия: “Одобряется к представлению. С.П.б. 14 апреля 1836.” Изготовленный, как видно, для представления в драматическую цензуру, список РЛ6 является вместе с тем в основной своей части, копией с рукописи РМ10 после первого ее исправления Гоголем. Вписанные там поверх строк гоголевские поправки чернилами, а также единственная из уцелевших вклеек (стр. 127а), вместе с послужившим для них основой текстом писарской копии, целиком перенесены в РЛ6, образуя тут основной текст (писарским почерком).
Так как цензурный экземпляр “Ревизора” из конторы имп. с. — петербургских театров в III отделение собственной е. в. канцелярии был препровожден 27 февраля 1836 г., [См. Литературный архив. Н. В. Гоголь. Материалы и исследования. Под ред. В. В. Гиппиуса, 1936, стр. 309. 34 Н. В. Гоголь, т. IV] переписку этого экземпляра надо отнести к промежутку между указанным числом и 6-м декабря 1835 г., когда начал изготовляться список РM10, послуживший для РЛ6 подлинником. — Впрочем, на этот более чем двухмесячный промежуток, кроме снятия самой копии РЛ6, падает еще и авторская в ней правка. Подобно предыдущему списку, она налицо и тут и имеет следующие три разновидности: это, во-первых, правка самого Гоголя чернилами; во-вторых, правка Гоголя карандашом; в-третьих, гоголевская же карандашная правка, но стертая и поверх вписанная вновь чернилами, чужим почерком. Первый слой отличается от остальных тем, что частично иногда совпадает со второй (карандашной) правкой Гоголя в РМ10; два других слоя не имеют уже себе там никаких аналогий. Первый слой можно признать поэтому самым ранним, внесенным в рукопись тотчас после изготовления ее писцом, одновременно со сходными дополнениями (карандашом) в подлиннике (РМ10). Два других слоя поправок внесены в РЛ6, очевидно, после просмотра этой рукописи цензором и, в некоторых случаях, под его давлением.
Текстологический анализ обоих списков второй редакции принуждает, как видно сразу, отказаться для данного издания от принятой первыми издателями этих текстов раздельного их воспроизведения.
Рукопись РЛ6, под неточным названием: “Первоначальный сценический текст”, издана была Н. Тихонравовым в 1886 г., [“Ревизор”. Комедия в пяти действиях. Сочинение Н. В. Гоголя. Первоначальный сценический текст, извлеченный из рукописей Николаем Тихонравовым. М., 1886.] — до того, как был издан текст РМ10 (известный тогда под названием “Рукопись наследников”); зависимость первого текста от второго оставалась невыясненной; бросалось, напротив, в глаза другое — близость гоголевских поправок в РЛ6 к первопечатному и московскому театральному текстам. Отсюда — название и характер тихонравовского издания, с учетом на первом месте гоголевской правки в ущерб тексту, переписанному копиистом. Созданная изданием 1886 г. традиция оказалась настолько прочной, что даже появление в печати в 1889 г. разъяснения Тихонравова о невольно допущенной им ошибке [См. 10 изд. Соч. Гоголя, т. II, стр. 652–653.], а в 1892 г. публикация самой “рукописи наследников” [Под ред. Н. Тихонравова в “Библиотеке для Чтения” (Бесплатное приложение к журналу “Царь-Колокол”), 1892, № 5, март, стр. 109–230.], к пересмотру традиции не привели; напротив, укреплению традиции сильно способствовала неуместная (после разъяснения Тихонравова) перепечатка его вводной статьи из издания 1886 г. в 6-м томе изд. Сочинений Гоголя (стр. 587–619), вышедшем уже после смерти Тихонравова под ред. В. Шенрока. Обе рукописи и позже издавались и рассматривались как самостоятельные, не связанные прямо друг с другом списки двух якобы различных редакций; второй и “первоначальной сценической”. [Ср. Н. В. Гоголь. Ревизор (в серии “Русские и мировые классики”), 1927, стр. IX.] Установив, напротив, полное, во-первых, тождество основного текста РЛ6 с выправленным текстом РМ10 и, во-вторых, гораздо меньшую разницу между собственно сценическим текстом и первопечатным, чем между этим последним и текстами второй редакции (о чем см. ниже), мы впервые оба текста второй редакции издаем вместе, кладя в основу самый их ранний слой — писарскую правку в РМ10 и подводя к нему в качестве вариантов: 1) первую гоголевскую правку в РМ10 вместе с примыкающим к ней писарским слоем из РЛ6 (варианты с двумя шифрами сразу: (РМ10, РЛ6); вторую гоголевскую правку в РМ10, частично совпадающую с первой правкой в РЛ6 (та и другая — в одной сноске, но разделенные точкой с запятой); 3) всю остальную правку в РЛ6 (по схеме а, б, в). В тех случаях, когда текст РЛ6 восходит не к надстрочной правке в РМ10, а к утраченному ее вкладному беловику, — правка из PM10 приводится как слой а, отличный от нее текст РЛ6 — как слой б. Особый слой вариантов дают черновые наброски отдельных сцен второй редакции (РМ16). Наконец, цензурные варианты выделены из всех остальных знаком ?, заканчивающим вариант. При таком воспроизведении этих двух рукописей на первом месте оказывается старейший слой их общего текста, а не позднейшие слои, мало отличающиеся от текста первопечатного и не заслуживающие поэтому рядом с ним самостоятельного воспроизведения. Но будучи, с другой стороны, отнесены в подстрочные примечания к старейшему, эти промежуточные слои тоже приобретают интерес, наглядно отражая дальнейшую его эволюцию, завершившуюся первым изданием. Наиболее крупные отрывки этих промежуточных слоев воспроизводятся не под строкой, а особо как переработки и наброски отдельных мест второй редакции.