Но этот тип взаимоотношений характерен для следующего, второго этапа. Его вполне можно охарактеризовать как время случайных встреч. В Ирландии очень органично приживается христианство, не вступая в оголтелую борьбу ни с филидами, ни, тем паче, с сидами. Тем не менее, вскоре филидические школы исчезают, а сиды, бывшие предметом изучения, повествования и постижения филидов, переходят на новое положение. Все чаще, будто между прочим, делается акцент на их демонической сущности, сущности нижнего мира (это при том, что традиционная кельтская космогония была горизонтальной!). Сами сиды изменяются – они реже появляются перед людьми, да и то случайно. Все чаще говорится об их умении внезапно исчезать, растворяться – значит, у них стала чаще появляться необходимость в этом. Сиды по-прежнему остаются очень красивыми существами, но они несколько уменьшаются в росте, о чем неоднократно сообщается в сказаниях. Они теперь надежно укрыты своим иным пространством, к ним еще можно попасть – так к ним попадает Бран, Кондла Прекрасный, сын Конда Ста битв, – но уже без приглашения, случайно. Такое путешествие уже расценивается как небольшой подвиг. Нередки случаи попадания во время сна в сид – но это уже не коридор ведущий в таинственный мир, а собственно потусторонний мир, правда, вопреки христианской божественной геометрии – потусторонний мир без хтонической бездны. Вообще, при некоторой благоговейной опаске, мир сидов окрашен положительно. Именно в связи с ним появляется понятие gwenwed белый мир, мир покоя, счастливый «тот свет». В мире сидов преобладают счастливые образы, светлые оттенки – одежды, туман, все окрашено в белый или серебряный цвета. Впрочем, усиление темы белизны, серебра, лучезарности – это усиление темы неразличимости, истончения. Действительно, все чаще ведется речь не собственно о сидах, а о Фет Фиата. Встречи с сидами – знак отмеченности на втором этапе. Известный бард Давид ап Гвиллим удостоился встречи с Гвином, сыном Нудда, святой Коллен, живший в VII веке, лично попал в сид и общался с его обитателями, о чем неустанно рассказывал, не боясь повредить своей карьере христианского святого. Гальфрид Монмунтский, известнейший хронист, неоднократно, по его признаниям, вступал в контакт с сидами. Второй этап – время неуклонного отдаления двух миров. Об этом недвусмысленно свидетельствует «Разрушение Дома Да Дерга», трагическая история падения устоев, разрушения традиций – история (пришедшая в конфликт с мифологией) толкает правителя на нарушение ряда гейсов, тем самым нарушается контакт с природой, с миропорядком. Традиционно организованное бытие кельтов обращается в хаос, естественно, что повергается в прах и связь с тонким, парадоксальным миром сидов – ведь, как мы помним, Племена Богини Дану и были держателями ныне поверженного миропорядка. Образы и сущности мира сидов как бы «захлопываются» перед человечеством, перестают быть не только проводниками, но и собственно объектами реального мира. И если в начале «Разрушения…» сиды появляются в одном из своих позитивных обличий – в виде птиц или воинов, скачущих по волнам, то в конце – в виде ужасных обличьем уродов, опасных колдунов (по иронии, в одном из этих страшилищ ряд исследователей узнает Мерлина/Мидира – самого красивого и обаятельного сида, всегда с особым рвением шедшего на помощь людям). Все это свидетельствует о начале третьего и последнего этапа в отношениях с сидами. Этапа, когда сыны Милля окончательно порывают связи с сидами. Мир человеков обужается, теряет парадоксальные резервы, присущие его пространству, времени и мышлению благодаря сидам. Начинается история с ее опытом прецедентов.
   Человечество с грустью переживало утрату целого куска мира – именно этим настроением проникнута самая тонкая, самая драматичная, на мой взгляд, сага – «Воспитание в Домах Двух Чаш». Любимейший в ирландской литературе женский образ – прекрасная Этайн, сида, лучшая воспитанница Мананнана, переходит в мир людей, прибивается к церкви на окраине городка и предпочитает вечное упокоение на кладбище при церкви возвращению в блистательный, сокрытый, потусторонний мир сидов. Таков сюжет. Но нам важно другое: душераздирающая сцена прощания – неудержимого разъезжания по перпендикулярным осям пространства позднего Средневековья – Этайн и ее сородичей. Прощание происходит вслепую: Фет Фиата уже так силен, что ни Этайн с людьми, ни сиды не в состоянии увидеть друг друга. Мир людей уже настолько инаков, что сиды, вопреки своему умению, не могут рассеять туман хотя бы со своей стороны. Фет Фиата так силен, что под его покровом неумолимо разъезжаются времена сидов и людей. Этайн, попав к людям, не перестает дивиться странности их одеяний, архитектуры и обычаев. Это свидетельствует о том, что сиды и люди давно чужды друг другу, чужды до такой степени, что даже изредка не сверяют ход своих времен.
   В последующих сказаниях отношения людей к сидам приобретают черты агрессивности. Таков тон повествования в «Смерти Муйрхертаха, сына Эрк». Все чаще сиды морочат голову доверчивым правителям, чтобы сбить их с пути добропорядочных христиан. Монахи обливают монархов святой водой и возвращают в лоно церкви, сиды исчезают, как тать. Это – идеологические трюки, человеческие домыслы. Думаю, что сиды, почувствовав безнадежность дальнейших контактов с человеком, достойно ушли в свое бесконечное пространство.
   В дальнейшем интерпретация человеком образа сидов окончательно заходит в тупик: одна из ветвей толкования переходит в область фольклора, где сиды уменьшаются до крошечных размеров, становятся эльфами и феями, чья магия служит игрушечным целям. Другая дорога ведет в область черноты, трикстерства, морока. Сидами обильно удобряют почву мрачного европейского эзотеризма, они, окруженные ореолом отчуждения, обслуживают некую мрачную, непонятную человеку, забытую, хотя и вожделенную тайну. Фигуры их размываются, цвет меняется на красно-черный, потом на черный, потом на дымчатый, потом они окончательно сливаются с тьмой…
   Единственный проблеск, мимолетная реабилитация сидов появляется в куртуазном материковом артуровском цикле – это фигура Мерлина. Черты сида в нем так точны, что трудно усомниться: скорее всего, это последняя попытка сидов вернуть человечеству возможность проницать в парадоксальный мир, расширять возможности собственной души, мысли. Как явствует из цикла, возможность эта, несмотря ни на что, остается открытой. Как известно, король Артур, ведомый по жизни мудростью и проницательностью Мерлина, и после смерти не был оставлен им. Он заснул и спит на Яблоневом острове (в «Яблоневой Эмайн» Мананнана?), унесенный туда своей сестрой, ученицей Мерлина. Он спит (и по традиции люди ждут его пробуждения), чтобы, проснувшись, объединить страну (по мнению историков никогда и не бывшую единой). Но, о политическом ли единстве речь? Артур, любимый ученик Мерлина, может восстать только для объединения страны по волшебным правилам сидов, чтобы вернуть миру объем, присущий «условному хронотопу» кельтских мифов, в котором человек смело мог преодолевать границы…
 
   Видеоверсия сказания о короле Артуре заканчивается его гибелью и торжественными похоронами. Мерлина в ней и вовсе нет. Современная цивилизация не нуждается больше в спящем короле. Ей не важна идея парадоксального хронотопа, объединения в котором жаждали Средние века и Возрождение, стоящее к Средневековью гораздо ближе, чем мы думаем. Новое время создало защиту от морока кельтского хронотопа: «мифологический» ход сознания сменился «историческим», оттого время приняло окончательное направление линейности, а пространство, декретированное тремя возможными измерениями, было систематично поделено и внутри границ тщательно исследовано. Препарировано даже: в Париже, в Музее естественной истории, вывернутые наизнанку внутренности мартышек, сослуживших службу пытливому гению человечества, спилы костей, разложенные по ящичкам черепа – апофеоз детерминизма XIX века. Для развязки романа Умберто Эко «Маятник Фуко», для приговора самоуверенности человечества, заменившего Божественный промысел хитроумной механикой и пытливостью анатома, этот музей подходит ничуть не меньше, чем Консерваториум наук и ремесел…
   Линейный, сегментированный мир, используемый как мастерская, дал человечеству не больше ответов на самые сущностные вопросы об основах бытия, чем дремучий, запутанный мир преданий. Современный мир балансирует на эсхатологической грани в состоянии невроза. Мир, включавший в себя странные грани духа и бытия, при всей своей бездоказательности, не имел в своей космогонии хтонической бездны: тему конца Света современные ученые, как ни бьются, обнаружить в нем не могут. Еще бы: ведь мир, таящий внутри себя такой гигантский потенциал саморазвертывания, не мыслится как конечный. Невозможно призывать забыть всю историю и вернуться назад в мифологию. Пусть дети выращиваются в пробирках, раз уж по-другому нельзя, пусть самолеты благополучно сажают свои многотонные тела. И так далее. Но давайте оставим в покое хотя бы Артура – пусть он спит до поры до времени. В конце концов, нам тоже свойственно погружаться в это состояние, и никто не может объяснить, куда утекает наше время и за счет чего пред нами разворачиваются безграничные пространства сновидения. Тема пограничья всегда волновала умы мыслителей Средневековья и Возрождения. Леонардо, например, посвятил границе стихий обширный научный труд. В нем он приходит к парадоксальному выводу относительно границы воды и воздуха: граница, отмечает Леонардо, имеет совершенно особые свойства, отличные от свойств стихий, но имеет в то же время черты обеих. Граница – особая стихия, несущая не охранительные функции, а функции проводника. Вот в чем разгадка, целительная для человека нового времени. Имея ее в виду, легче смириться с мыслью, что история и мифология – части одного мира, и грань между ними подвижна и проницаема, что пространство имеет дополнительные к трем измерениям свойства, достаточно оказаться на перекрестке стихий и времен; что время нелинейно; что потусторонний мир поджидает нас где-то в районе спальни. Или на перекрестке. Или на острове, как Брандана: он был святым, уважаемым человеком, его портрет до сих пор тиражируют на этикетках ирландского ликера.
   Сиды, оставившие по себе волшебную память, – ни что иное, как странная, наделенная особыми свойствами прозрачная граница, проводимая в обе стороны. Просто этого никто уже не принимает всерьез.
   Исходя из всего вышесказанного, этим летом единственному человеку, которому я могла довериться, человеку, отправлявшемуся на северные острова, на границу стихий, я вручила магический колокольчик.
 
   Гела ГРИНЁВА.

IX. Социологический отчет, подготовленный участниками экспедиции 1994 года для ИГАН

Поселок Бугрино
   Это самый крупный населенный пункт на острове. Представляет из себя три ряда бараков, протянувшихся вдоль морского берега по краю кочковатого торфяного болота, заросшего морошкой, которое начинается сразу за третьей линией домов. Поселок прорезают два оврага, по дну которых текут вытекающие из болота ручьи. Один из запруженных ручьев служит источником питьевой воды. Крепкие мостки, перекинутые когда-то над оврагами, ныне сильно поношены.
   Улицы представляют из себя расхлябанные дощатые мостовые между рядами бараков. Настилы не ремонтируются. Ближайшая к морю Морская улица разрушена осенними штормами. Этому способствуют разрастающиеся мелкие овраги, над которыми настил улиц провис и лишь наскоро залатан. Эрозия берега «съела» значительную часть пространства, отделяющего дома от берегового обрыва высотой 3–4 метра. В двух местах берег приблизился к баракам не дальше, чем на 5–6 метров, из-за чего настил «Морской улицы» вообще собираются снимать.
   Поселок отстраивался в разное время: несколько домов и склады магазина построены еще во времена фактории, то есть в 20–30-е годы XX века. Большая часть жилых домов построена в конце 50-х годов солдатами стройбата. Население острова «осело» (т. е. стало круглогодично жить) в поселке в 1960–61 годах, после организации в 1958 году совхоза «Колгуевский». С тех пор, конечно, бараки сильно пообветшали и ныне некоторые из них, особенно запущенные, представляют из себя грязные, изорванные штормовыми ветрами строения, для тепла обитые полиэтиленом и срезанным где-то по случаю «бурукрытием» (прорезиненной тканью, которой обивают вахтовки на севере), перенаселенные и лишенные санитарно-технических удобств. Многие жители поселка выстроили себе частные бани; общая баня в руинированном состоянии. В поселке нет ни парикмахерской, ни ремонтных мастерских, ни каких-либо предприятий сферы обслуживания. Бытовые отбросы выбрасываются в овраги, ведущие к морю или непосредственно «под обрыв» из-за чего берег у поселка необыкновенно замусорен и загрязнен.
   В южной части поселка жилых домов не осталось. Здесь находятся три очень запущенных склада и магазин; в одном из складов размещена пекарня. Пирс, который и прежде был не в лучшем состоянии, теперь, после прекращения в 1992 году регулярного морского сообщения Колгуева с Архангельском и Нарьян-Маром, совсем обветшал.
   За складами, через овраг, находится «старый поселок» – 33 жилых дома, школа, фельдшерско-акушерский пункт, станция радио-телевизионной космической связи, метеостанция и домик ее начальника, гостиница и большое присутственное здание, где размещаются поселковая администрация, правление совхоза «Колгуевский», оружейка, почта и клуб.
   За мостом через второй ручей – «новый поселок» – 11 жилых домов и детский сад, в основном построенные в семидесятые годы в соответствии с тогдашним генеральным планом развития Бугрино. Сейчас строительство не ведется. Собственно частных домов (за исключением охотничьих балков, разбросанных в разных местах по тундре) на острове нет. Денег на частное строительство у жителей острова тоже нет. Впрочем, на муниципальное тоже.
   Архитектурная картина дополняется повсеместно воздвигнутыми на задворках бараков сараями, в которых люди хранят свою утварь, продукты, инструменты, охотничье снаряжение, нарты, корм для собак и т. д.
   Крыс в поселке нет.
   За третьей линией домов в старом поселке расположен склад ГСМ, дизельная электростанция и парк сельхозтехники, от которого в разные стороны расползаются колеи вездеходных дорог. Наиболее явная из них ведет вглубь острова к балкам оленеводов и далее к маяку «Северный».
Совхоз «Колгуевский»
   Как и все хозяйства с узкой специализацией, находится в глубочайшем упадке. Собственно «совхоз» – это две оленбригады, пастухи которых выпасают, помимо совхозных, много частных оленей, и «цех мехпошива» – т. е. пошива меховой одежды и заготовок для обуви. Однако, «цехом» в прямом смысле слова назвать его нельзя, ибо в последние годы спрос на эту работу так мал, что с нею справляются несколько пожилых женщин-надомниц.
   Бывшие ранее при совхозе производства – рыболовная бригада, цех по обработке шкур морского зверя, молочная ферма – давно упразднены. Промысел морского зверя запрещен. А теперь нет никакой отдачи и от оленеводства. Единственный заказчик оленины – нарьянмарский мясокомбинат – более чем на полгода оттягивает выплаты совхозу за сданное мясо, что в условиях инфляции означает разорение хозяйства. Если бы на острове был консервный цех, мастерская по производству оленьей замши или любое другое производство, позволяющее выпускать какую-либо продукцию в готовом виде – положение не было бы столь отчаянным. Но, допустим, отсутствие подошв делает невозможным даже производство обуви. Остров делает только «заготовки», полуфабрикаты, которые в сложившихся экономических условиях не находят спроса даже у постоянных заказчиков.
   Чтобы предотвратить безработицу, администрация острова перевела большую часть совхозных рабочих себе в «административные» посадив их на бюджетные деньги. Делать им, в общем-то, нечего. Но это позволяет выплачивать им зарплату и время от времени занимать то ремонтом, то чем-нибудь еще. В то же время на острове остро не хватает специалистов – трактористов, зоотехников. Однако, большинство разнорабочих, даже молодых, не желает учиться: существующее положение их устраивает и, потеряв привычку к регулярному труду, они не соблазняются даже соответствующей этим должностям зарплатой.
   Совхозная техника представляет из себя кучу лома, образовавшегося из-за беспощадной, небрежной и пьяной эксплуатации тракторов и вездеходов. Из 9 тракторов и вездеходов в августе 1994 на ходу были только один трактор и один вездеход, еще один вездеход удавалось запустить время от времени. Запчастей к ним нет. Единственный способ раздобывания запчастей – «набеги» на парки брошенной техники геологов и военных – в район устья р. Кривой, Песчанки и маяка «Северный».
   Оленей в двух колхозных стадах на 1 августа 1994 года было 7156. Личных оленей 1403.
   Выпасаются они в центральной части острова: одно стадо мигрирует в верховьях реки Бугрянки и оз. Кривого, другое – восточнее, на территории между Бугрянкой и Песчанкой.
   Забой оленей и сдача мяса происходят в ноябре. В июне – весенний просчет оленей, в сентябре – осенний просчет и вакцинация противооводовой прививкой.
   Большая часть личных оленей принадлежит нескольким семьям, которые традиционно занимались выпасом оленей на острове. Зажиточным считается человек, если у него больше ста оленей.
   В прежние годы на острове выпасалось до 20 тысяч оленей. Иногда их количество резко падало из-за периодически случающихся «обледенений» острова. Сейчас увеличить поголовье до такого числа оленей невозможно, так как значительная часть пастбищ по реке Песчанке изъята из обращения геологами.
   Промыслов нет. Да и непонятно: куда сбывать продукцию? Постоянными гостями Бугрино являются лишь моряки с проходящих по трассе Севморпути танкеров и грузовых судов, которые стараются выменять у местного населения что-нибудь на водку (красную рыбу, оленьи шкуры, заготовки пимов и т. д.). Кто не согласен меняться на водку, обычно остается ни с чем. Расплата деньгами, если и производится, то по какому-то фантастически низкому курсу.
Население
   1 августа 1994 в Бугрино жило 427 человек. Это, в основном, ненцы. Большую часть которых составляют местные уроженцы, а меньшую – потомки переселенных с Новой Земли, которые до сих пор, в общем-то, являются наименее адаптированной частью населения. К ненецкой крови постоянно подмешивается иная – от русской до азербайджанской. Русских в поселке немного, человек 5 или 6, в основном работающих на разных руководящих должностях. У женатых на ненках – красивые дети-метисы.
   По данным администрации поселка Бугрино, население делится по «категориям» следующим образом:
 
   Всего семей – 95
   Детей школьного возраста – 111
   Из них уезжающих на зиму в Н. – марскую школу-интернат – 60
   Учащихся во вспомогательной школе для умственно-отсталых детей – 2
   Студентов вузов и техникумов – 10
   Пенсионеров – 54
   Детей в детском саду – 54
   На работе в «администрации» (включая детский сад, школу, фельдшерско-акушерский пункт и пр. – 52
   Работающих в совхозе всего – 90
   Из них оленеводов – 15
   Чумработниц – 7
   В «цехе мехпошива» занято – 15
   Механизаторов (вездеходчиков, трактористов, дизелистов) – 15
   Плотников, разнорабочих – 38
   Безработных – 21
   Из них получающих пособие по безработице – 5
 
   В августе 1994 года зарплата разнорабочего в совхозе составляла 50 тысяч рублей (25 долларов), вездеходчика и тракториста – 150 тысяч рублей – при ценах на продукты примерно в 2,5–3 раза выше московских. Поэтому помимо работы люди занимаются в основном охотой, рыбалкой, сбором грибов и ягод, чтобы пополнить запасы продуктов, минуя магазин.
   Вместе с тем, профессиональных охотников среди островитян нет. Оформление охотничьей лицензии и связанные с этим формальности никого не прельщают, тем более, что для оформления любых бумаг надо ехать в Нарьян-Мар, так как на острове нет ни охотинспекции, ни милиции. Кажется, и навыки настоящего охотничьего промысла утрачены.
   Во всяком случае, бьют в основном гусей: из ружей во время перелета, или ловят линных – которые в некоторых семьях становятся основным продуктом питания вместе с чаем, сахаром, и хлебом. «Новоземельцы» ловят еще уток и гагар, мясо которых считается невкусным у уроженцев острова.
   Некоторые ловят возле поселка камбалу или гольца в речках, но все это малопродуктивная деятельность. Семей, всерьез обеспечивающих себя «самозаготовками» немного, всего 6 или 7. Такие засаливают на зиму до 70 гусей. Остальные – помимо немногих действительно работающих существуют на грани голода.
   На острове много 3–4 в каждом доме, но большинство их беспородно и лишь немногие, похоже, могут быть использованы для охоты.
   На берегу – примерно два десятка моторных лодок, на которых жители поселка ездят вдоль юго-восточного побережья острова, прикрытого с моря песчаными «кошками». Вдали от поселка удачливее охота и богаче урожай грибов и ягод. Тут в разных местах вдоль морского берега выстроено десятка два балков. Однако выходить на лодке в открыток море за кошки никто не решается, а единственное суденышко, способное выдержать морскую волну – большая совхозная шлюпка, «дора» – все время в неисправности. Так что для большинства жителей поселка более или менее отдаленные пункты в глубине острова или на его побережье практически недостижимы.
 
   По данным, предоставленным заведующей фельдшерско-акушерским пунктом З.С. Фольмер, основные заболевания на острове – ишемия, ревматизм сердца, гипертония, гастрит, алкоголизм.
   Зарегистрировано 102 диспансерных больных. У семидесяти – различные заболевания сердца и гипертония. Девять больных стоят на учете с закрытой формой туберкулеза, у одного – открытая форма.
   Во время кампании по борьбе с пьянством 1985–86 годов приезжавший на остров врач-нарколог сказал, что на учет с диагнозом «бытовое пьянство и алкоголизм» несомненно можно было бы поставить 86 человек. Несмотря на абсурдность диагноза, положение таково в действительности. Из-за безработицы, нищеты, неумения устроить свою жизнь, «беспросветности» – пьющих очень много. Торговля спиртным сейчас свободная, однако, из-за высокой стоимости привозной водки, вконец пропившиеся продолжают выменивать водку у матросов хоть на что-нибудь.
   По словам бывшего директора совхоза «Колгуевский» мужчины пить начинают, обзаведясь семьей – т. е. лишившись последней иллюзии свободы. Но пьют и женщины. Все пьющие в современных жестких условиях стремительно деградируют, у них истощенный вид, они говорят о покинутости, заброшенности, скорой вероятной гибели.
   Часты алкогольные психозы, ссоры, драки – выливающиеся в другие, более стойкие и изощренные формы недоброжелательства.
   Самоубийства – три в 1993 году. Все, совершившие самоубийство, были мужчинами средних лет; все совершили его после запоя; но за каждым из этих случаев стоит более общее ощущение жизненного тупика.
   Один мальчик в 1993 году умер в школе-интернате, выпив тормозной жидкости.
   Из-за того, что в многодетных семьях алкоголизм побуждает родителей пропивать причитающееся им пособие на детей, «компенсацию» решено переводить прямо в магазин и отоваривать консервами, хлебом, сахаром и другими продуктами питания.
   Медицинское обслуживание на острове бесплатное, по направлению на операцию или на лечение жителям острова оплачивается дорога туда и обратно. Не хватает медикаментов из-за растущей дороговизны последних.
Заключение
   Ныне остров Колгуев связан только вертолетным сообщением с Нарьян-Маром. Существовавшая когда-то северная морская дорога Архангельск – Колгуев – Новая Земля – «закрыта» с момента превращения Новой Земли в ядерный полигон. Морская линия Архангельск – Колгуев – Нарьян-Мар теперь тоже закрыта. Остров оказался в настоящей изоляции от жизненно важных артерий севера. Давно уже нет здесь необходимых «на год вперед» запасов продовольствия и горючего. В этом смысле Колгуев находится в том же отчаянном положении, как и все изолированные поселения на линии Севморпути.