племянницы Дорнфорда, все как на подбор высокие и стройные, - ни дать ни
взять клумба голубых дельфиниумов; впереди нее - четверо девочек в голубом,
очень миленьких, но, конечно, не таких хорошеньких, как Шейла. Честное
слово, эта ветряная оспа пришлась крайне некстати: тебя и детей ужасно
недоставало - Роналд в роли пажа был бы неподражаем. Домой из церкви я
возвращался с Лоренсом и Эм, которая была необыкновенно величественна в
своем серо-стальном платье, слегка перепачканном там, где "со слезами
смешивалась пудра". Мне пришлось остановиться с ней под деревом, разбитым
молнией, и хорошенько поработать одним из тех шелковых носовых платков,
которые ты мне дала в дорогу. Лоренс был в отличном настроении: он считает,
что этот брак - наименее дутое из всех предприятий, виденных им за последнее
время, и надеется, что падение фунта приостановится. Эм ездила осматривать
дом на Кемпден-хилл; она предсказала, что не пройдет и года, как Динни
влюбится в Дорнфорда, и пролила по этому поводу еще одну слезу, так что я
был вынужден обратить ее внимание на дерево, в которое действительно ударила
молния, когда мы втроем - она, я и Хилери стояли под ним. "Да, - вспомнила
Эм, но вы же были то'да совсем маленькие! Очень предусмотрительно! А
дворецкий сделал из отбито'о куска ручку для пера. Но перья в ней не
держались, и я дала ее Кону с собой в школу, а он потом проклинал меня.
Лоренс, я совсем старуха". Тогда Лоренс взял ее за руку, и так, рука об
руку, они шли до самого дома.
Прием гостей происходил на террасе и на лужайке; явились все, вплоть до
школьников. Сутолока получилась отчаянная, но, по-моему, было весело. Я не
знал, до чего люблю наш старый дом. Что там не толкуй о всеобщей
нивелировке, в старых домах есть что-то неповторимое. Если дать им рухнуть,
их уже не восстановишь; они - своеобразный фокус, в котором отражается вся
округа. Бывают деревни и местности без сердцевины; они всегда почему-то
пусты, плоски, нелепы. По-настоящему старый дом одухотворяет все, что
примыкает к нему. Если владельцы его - не эгоистичные свиньи, он постепенно
становится чем-то важным и для тех, кто им не владеет. Кондафорд - нечто
вроде якоря для всех окрестных фермеров. Не думаю, чтобы кто-нибудь из
жителей деревни, даже самых бедных, был недоволен тем, что поместье
существует, или радовался, если бы его снесли. Как видишь, любовь и забота в
течение многих поколений, а также некоторые, хотя не бог весть какие затраты
привели к вполне осязательным результатам. Конечно, все меняется и должно
меняться; именно поэтому спасение того старого, что заслуживает спасения, -
ландшафтов, домов, обычаев, учреждений, людей определенного типа, -
составляет одну из величайших проблем нашего времени, хотя мы меньше всего
озабочены ею. Мы бережем произведения искусства, старую мебель, мы создали
постоянный и очень ревностный культ старины, против которого не восстают
даже люди с ультрасовременным образом мышления. Почему мы не делаем того же
самого в нашей социальной жизни? Да, бесспорно, "отживает порядок ветхий",
но мы должны сохранить то, что в нем было достойного и прекрасного, то
чувство долга, те манеры с большой буквы, которые были ему присущи, -
словом, все, что приобретается медленно и будет быстро утрачено, если мы не
сумеем как-нибудь уберечь его. Исходя из знания человеческой природы, как
она есть, я считаю величайшей нелепостью стремление сперва уничтожить то,
что создано, а потом начать все сначала. Разумеется, ветхий порядок был
далек от совершенства, его отнюдь нельзя назвать идеальным, но сейчас, когда
это здание уже готово к сносу, мы не должны забывать, что за один час можно
разрушить плоды многовекового труда; что, пытаясь заменить несовершенное
более совершенным и не зная точно, как это делается, легче отбросить
человечество назад, чем двинуть его вперед. Вся суть в том, как выбрать и
сохранить то, что заслуживает сохранения, хотя я вовсе не утверждаю, что
этого заслуживает многое.
Ну, оставим высокие материи и вернемся лучше к Динни. Они проведут
медовый месяц в Шропшире, откуда Дорнфорд родом. Затем поживут в Кондафорде,
а потом переберутся на Кемпден-хилл. Надеюсь, что погода, на их счастье,
продержится: медовый месяц в дурную погоду - вещь утомительная, особенно
когда один из молодоженов любит другого гораздо сильней, чем тот его.
Дорожный костюм Динни был, если тебя это интересует, синего цвета и не
слишком ей шел. Мне удалось улучить минутку и побыть с ней наедине. Я
передал ей привет от тебя, она просила тебе кланяться и сказала: "Ну вот, я
почти переплыла, милый дядя. Пожелайте мне счастья!" У меня защипало в
глазах. Что она переплыла? Э, неважно. Если пожелания счастья могут его
принести, то она уехала, нагруженная ими до отказа. Только вот прощальные
поцелуи - нелегкая церемония. Кон и Лиз поцеловали ее уже после того, как
она села в машину. Когда она уехала и я взглянул на их лица, я почувствовал
себя бесчувственным чурбаном. Дорнфорд увез ее в своей машине, которую сам и
вел. После ее отъезда я, скажу откровенно, захандрил. Все идет как надо, - я
это знаю и тем не менее чувствую, что оно не так. Как ни легко теперь
получить развод, в браке есть какая-то дьявольская бесповоротность; кроме
того, Динни - не такая женщина, чтобы связать себя с любящим ее человеком, а
потом бросить его. Она - из тех, кто придерживается старомодного правила:
"Все пополам - и радость и горе". Дай бог, чтобы радости было больше. Я
забрался подальше в сад, а оттуда полем ушел в лес. Надеюсь, у вас был такой
же великолепный день, как здесь? Буковые леса на склонах куда красивей
аккуратных посадок на Меловых холмах, хотя даже в тени последних чувствуешь
себя как в храме, несмотря на то что они предназначены просто служить
границей участка или давать приют овцам в жаркую погоду. Ручаюсь тебе, что
этот лес в половине шестого вечера казался прямо заколдованным. Я взобрался
на пригорок, сел и стал наслаждаться пейзажем. Мощные потоки косых лучей
обрызгивали древесные стволы, а в зеленых промежутках меж ними царила такая
прохлада, которую можно назвать лишь одним словом - "блаженная". У многих
деревьев ветви начинают расти на большой высоте, и стволы кажутся чуть ли не
белыми. Подлеска под ними почти нет, "фауны" - тоже: одни сойки да рыжие
белки. Когда, сидя в таком лесу, подумаешь о налоге на наследство и вырубке
деревьев, сердце переворачивается, как будто ты поужинал одним чесноком.
Скажу откровенно: вероятно, для бога двести лет - один день, но для меня они
- вечность. Эти леса давно уже перестали быть заповедными: каждый может
гулять здесь сколько вздумается. Молодежь, наверно, так и делает, - для
любовных прогулок места лучше не найти! Я лег на солнце и стал думать о
тебе, а два маленьких серых голубя мирно болтали, пристроившись на ветке,
всего ярдах в пятидесяти от меня, так что я видел их в мой полевой бинокль.
На месте срубленных и выкорчеванных деревьев выросли кипрей и пижма,
наперстянка же, видимо, не прижилась. На душе у меня было безмятежно
спокойно, хотя и немного тоскливо от всей этой зелени и красоты. Как
странно, что красота может вселять в нас тоску! То ли, видя ее, мы ощущаем
мрачную неотвратимость смерти, то ли сознаем, что любая вещь уходит от нас и
что чем она прекраснее, тем тяжелее ее терять. Творец, создавая нас, сделал
ошибку в своем плане. Нам следовало бы чувствовать вот как: чем прекрасней
земля, чем чудесней свет, ветер, листва, чем ласковей природа, тем глубже и
полней будет покой, который мы обретем в ее лоне. Непостижимая загадка! Я
знаю, что мертвый кролик в лесу волнует меня больше, чем в мясной. На
обратном пути я наткнулся на одного - его загрызла ласка. Он лежал так
покорно и беспомощно, словно извинялся: "Простите, что я умер!" Может быть,
умереть и хорошо, но жить все-таки лучше. Мертвая форма, еще не переставшая
быть формой, - страшное зрелище. Ведь форма - это жизнь, и непонятно, зачем
она сохраняется путь даже ненадолго, если жизнь уже ушла. Мне захотелось
подождать восхода луны и посмотреть, как она медленно зальет лес своим
прозрачным сиянием; тогда я, наверно, почувствовал бы, что форма и после
смерти продолжает жить в ином, разреженном виде, что все мы, сущие, - даже
птицы, бабочки и мертвые кролики, - тоже продолжаем двигаться и жить и что
это мое чувство меня не обманывает. Но в восемь в Кондафорде обедают, так
что мне пришлось уйти, пока свет был еще зелен и золотист, - опять
аллитерация! Они выскакивают у меня, как двухпенсовики. На террасе я увидел
Фоша, спаниеля Динни. Мне показалось, что я встретился с бэнши: я ведь знаю
его историю. Правда, голоса он не подал, но остро напомнил мне все, через
что прошла Динни. Он сидел на задних лапах и смотрел в землю невидящим
взглядом, как умеют смотреть собаки, особенно спаниели, когда не понимают,
почему все на месте, а одного, единственного, неповторимого запаха уже нет.
Они, конечно, заберут его с собой на Кемпден-хилл, когда вернутся. Я
поднялся к себе, принял ванну, переоделся и встал у окна, прислушиваясь к
гудению трактора
(пшеница все еще не сжата) и слегка пьянея от запаха цветущей
жимолости, которая вьется вокруг моего окна. Теперь я понял, что имела в
виду Динни, сказав "переплыла". Она переплыла через реку, которую никак не
могла преодолеть во сне. Что ж, в этом вся наша жизнь: мы переплываем реки
или тонем. Надеюсь, нет, верю, что она уже выбралась на берег. Обед прошел,
как любой другой обед: никто не говорил ни о Динни, ни о своих чувствах к
ней. Я проиграл Клер на бильярде. Она показалась мне мягче и
привлекательней, чем обычно. Потом мы с Коном просидели за полночь,
по-видимому, для того, чтобы помолчать вдвоем. Боюсь, что им будет
недоставать Динни.
Когда я наконец поднялся к себе в комнату, там было изумительно тихо и
лунное сияние казалось почти желтым. Сейчас месяц уже прячется за вязы, и
поверх сухой ветки мне видна вечерняя звезда. Высыпали и другие звезды, но
их мало, и светят они тускло. Ночь сегодня - далекая от нашего времени,
далекая от нашего мира. Не ухают даже совы, только жимолость все еще пахнет.
Вот и сказке конец, любимая. Спокойной ночи!
Всегда твой Эдриен".


    ПРИМЕЧАНИЯ



1. Неудачный брак (франц.).

2. Конюшня (англ.).

3. В смысле теперешнею состояния (лат.).

4. В смысле перспектив (лат.).

5. Смотри-ка! Откуда здесь гора? (франц.)

6. Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними (лат.).

7. Вверху, в небесах (лат.).

8. На войне как на войне (франц.).

9. Умение, сметливость (франц.).

10. "Мужчина переменчив; безумна та, кто ему верит" (франц.).

11. Будьте благоразумны (франц.).

12. Убогий домашний скарб (лат.).