Голсуорси Джон. Последняя глава (Книга 3)

   - Твой двоюродный брат обещает.
   - Он придет ужинать. К счастью, его жена в Дройтвиче.
   - Почему "к счастью"?
   - Ну, знаешь, это ведь жена! Если он захочет поговорить с Клер, я пошлю его к ней, - к тому времени она уже выйдет из ванны. Хотя он может с таким же успехом поговорить и с тобой. Как ты думаешь, Клер будет хорошо держаться на суде?
   - Кто в состоянии там хорошо держаться?
   - Отец говорил, что я хорошо держалась, но он был пристрастен. И про тебя следователь говорил, что ты вела себя молодцом во время расследования смерти Ферза.
   - Тогда не было перекрестного допроса. А Клер нетерпелива.
   - Скажи ей, чтобы перед каждым ответом считала до пяти и поднимала брови, это взбесит Броу...
   - Его голос может довести до сумасшествия, - сказала Динни. - И потом, он делает такие паузы, словно у него впереди весь день.
   - Да, обычный трюк. Вообще все это удивительно напоминает инквизицию. Как тебе нравится защитник Клер?
   - Если бы я была противной стороной, я бы его возненавидела.
   - Значит, он хорош. Но какова же мораль всего этого, Динни?
   - Не выходить замуж,
   - Немножко преждевременно, пока мы не научились выводить детей в бутылках. Тебе никогда не приходило в голову, что в основе цивилизации лежит инстинкт материнства?
   - А я думала - земледелие...
   - Под цивилизацией я разумею все, что является не только выражением силы.
   Динни взглянула на свою столь циничную и порой столь легкомысленную кузину; Флер стояла перед ней такая спокойная, изящная, с таким безукоризненным маникюром, что ей стало стыдно.
   Вдруг Флер сказала:
   - А ты - ужасно милая.
   За столом Клер отсутствовала, ей подали ужин в постель. Был приглашен только один гость - "юный" Роджер, и ужин прошел довольно оживленно. Роджер рассказывал, как его семейство переживало повышение налогов, и рассказывал очень занятно. Его дядя, Томас Форсайт, оказывается, поселился на Джерси, но, уехал оттуда возмущенный, когда там тоже заговорили о местном налоге. Он тогда написал об этом в "Таймс" под псевдонимом "индивидуалист", распродал все свои акции и поместил деньги в свободные от налогов бумаги, которые давали ему несколько меньше дохода, чем ценные бумаги, подлежавшие налоговому обложению. Во время последних выборов он голосовал за национальную коалицию, а с тех пор, как утвержден был новый бюджет, присматривает себе новую партию, чтобы с чистой совестью голосовать за нее при следующих выборах. Теперь он живет в Борнмаусе.
   - Он замечательно сохранился, - закончил Роджер. - Ты что-нибудь понимаешь в пчеловодстве, Флер?
   - Однажды я села на пчелу.
   - А вы, мисс Черрел?
   - Мы их разводим.
   - Будь вы на моем месте, вы занялись бы ими?
   - А где вы живете?
   - За Хетфилдом. Там кругом очень неплохие поля клевера. Пчелы привлекают меня теоретически: они живут цветами и клевером, принадлежащим другим людям, а если найдешь рой, его можно взять себе. Но каковы минусы пчеловодства?
   - Если они роятся на чужой земле, девять шансов из десяти за то, что вы их лишитесь; и потом вы должны кормить их всю зиму. Кроме того, на них уходит масса времени и забот, да они еще и жалят.
   - Это-то ничего, - пробормотал "юный" Роджер, - ими занялась бы моя жена, - он подмигнул одним глазом, - у нее ревматизм. Говорят, пчелиный яд лучшее лекарство.
   - Сначала убедитесь в том, что они будут жалить ее, - заметила Динни. Вы не заставите пчел жалить тех, кого они любят.
   - В крайнем случае можно на них садиться, - пробормотала Флер.
   - Нет, серьезно, - продолжал Роджер. - Пять-шесть укусов были бы ей, бедняжке, очень полезны.
   - Почему вы стали юристом, Форсайт? - вдруг вмешался Майкл.
   - Ну, на войне я получил "ранение", и надо было найти себе какую-нибудь "сидячую" профессию. И потом, знаете, в каком-то смысле мне это дело нравится. Я думаю, что...
   - Ясно, - отозвался Майкл. - У вас был дядя, которого звали Джордж?
   - Старик Джордж? Еще бы! Когда я учился в школе, он обычно давал мне десять шиллингов и подсказывал, на какую лошадь ставить.
   - И вы хоть раз выиграли?
   - Ни разу.
   - Ну так скажите нам откровенно: кто завтра выиграет процесс?
   - Говоря откровенно, - отвечал адвокат, глядя на Динни, - все зависит от вашей сестры, мисс Черрел. Показания свидетелей Корвена произвели впечатление. Они не перегибали палку и пока не опровергнуты. Однако если леди Корвен не растеряется и будет держать себя в руках, может быть, мы и добьемся своего. Если же ее правдивость будет подвергнута сомнению хотя бы в одном пункте, тогда... - Он пожал плечами и сразу, как показалось Динни, постарел. - Есть среди присяжных два-три субъекта, которые мне не нравятся. Во-первых, старшина. Обыватель, знаете ли, всегда против жены, бросающей мужа без предупреждения... Было бы гораздо лучше, если бы ваша сестра рассказала о своей брачной жизни. Еще не поздно.
   Динни покачала головой.
   - Ну, тогда это в значительной мере вопрос ее личного обаяния. Люди вообще не любят, когда "нет кота в дому, а мыши ходят по столу".
   Динни легла в постель с тяжелым сердцем: опять ей придется быть свидетельницей человеческих страданий.
   ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
   Время идет, а суд остается все таким же каменным, неизменным. Люди делают те же жесты, садятся на те же места; и в зале суда выделяются те же испарения, не очень сильные, но достаточные, чтобы отравить воздух.
   На второй день процесса Клер была в черном, с одним только узким зеленым пером на маленькой, плотно прилегавшей черной шляпке. Бледная, с едва тронутыми краской губами, она сидела так неподвижно, что с ней, казалось, невозможно и заговорить. Слова "Развод в высшем обществе", и сенсационный заголовок "Ночь в автомобиле" возымели свое действие, - зал был набит битком. Динни увидела Тони Крума, он сидел позади своего защитника. Она отметила также, что насморк женщины с птичьим носом сегодня как будто не так силен, а старшина не сводит с Клер своих птичьих глаз. Судья сидел, казалось, еще ниже, чем вчера. Услышав голос Инстона, он слегка приподнялся.
   - Итак, милорд и господа присяжные, разрешите заявить, что ответом на обвинение в прелюбодеянии между ответчицей и соответчиком будет простое и полное отрицание этого обвинения. Вызываю ответчицу.
   Динни подняла глаза на сестру, и ей показалось, будто она видит ее в первый раз. Клер, следуя совету Дорнфорда, стала в глубине под навесом, и падавшая на нее тень делала ее лицо отрешенным и таинственным. Однако ее голос был звонок, и только Динни могла уловить в нем какую-то напряженность.
   - Это правда, леди Корвен, что вы неверны своему мужу?
   - Нет, неправда.
   - Вы готовы в этом присягнуть?
   - Готова.
   - Между вами и мистером Крумом не было никаких любовных отношений?
   - Никаких.
   - Вы готовы и в этом присягнуть?
   - Готова.
   - Было сказано, что...
   Динни сидела и слушала, как вопрос следовал за вопросом, не сводя глаз с сестры, удивляясь отчетливости, с какой Клер выговаривает слова, и непоколебимому спокойствию ее лица и всей фигуры. Сегодня голос Инстона звучал настолько иначе, чем вчера, что Динни едва узнала его.
   - А теперь, леди Корвен, я хотел бы задать вам еще один вопрос, но, перед тем как ответить на него, прошу вас принять во внимание, что от вашего ответа зависит очень многое. Почему вы ушли от мужа?
   Динни увидела, как голова ее сестры чуть откинулась назад.
   - Я ушла от него потому, что, оставшись с ним, перестала бы уважать себя.
   - Так. Но не можете ли вы сказать нам, почему именно? Вы не совершили ничего такого, чего могли бы стыдиться?
   - Нет.
   - Ваш муж признал, что за ним есть один проступок... и что он просил у вас прощения.
   - Да.
   - Что же он сделал?
   - Простите меня. Я органически не могу говорить о своей жизни с мужем.
   Динни услышала шепот отца: "Ей-богу, она права", увидела, как судья высунул голову; его лицо было повернуто к ответчице, губы полураскрыты.
   - Насколько я понял, вы сказали, что не могли оставаться с мужем, не теряя уважения к себе?
   - Да, милорд.
   - И вы считаете, что, уйдя от него вот так, вы не теряете уважения к себе?
   - Нет, не теряю, милорд.
   Судья слегка приподнялся всем корпусом и стал поворачивать голову из стороны в сторону, словно стараясь, чтобы его слова были обращены не к определенному лицу, а в пространство:
   - Что ж, мистер Инстон... Не думаю, чтобы имело смысл настаивать на этом пункте. Ответчица, видимо, твердо решила не отвечать.
   Его глаза, скрытые под опущенными веками, словно продолжали следить за чем-то невидимым.
   - Если вашей милости угодно... Еще раз, леди Корвен, вы отрицаете прелюбодеяние с мистером Крумом?
   - Решительно отрицаю.
   - Благодарю вас.
   Динни глубоко вздохнула и приготовилась - сейчас наступит пауза, а затем раздастся тягучий голос:
   - А разве вы, замужняя женщина, не считаете прелюбодеянием то, что вы принимали молодого мужчину у себя в каюте, оставались с ним наедине в своей квартире в половине двенадцатого ночи, провели с ним ночь в автомобиле и всюду бывали с ним в отсутствие вашего мужа?
   - Само по себе это не прелюбодеяние.
   - Прекрасно. Вы утверждаете, что до знакомства на пароходе никогда с соответчиком не встречались. Можете вы тогда объяснить, почему со второго же дня вашего пребывания на пароходе вы уже были с ним необычайно дружны?
   - Сначала я не была с ним дружна.
   - Ну как же! Все время вместе, верно?
   - Часто, но не все время.
   - Часто, но не все время - со второго дня?
   - Да, пароход есть пароход.
   - Совершенно верно, леди Корвен. И вы никогда до тех пор с ним не встречались?
   - Насколько мне известно, нет.
   - Цейлон ведь не так уж необъятен, и круг общества там ограничен?
   - Да.
   - Состязания в поло, в крикет и другие развлечения... ведь на них постоянно бывают одни и те же лица.
   - Да.
   - И все-таки вы никогда не встречали мистера Крума? Странно, не правда ли?
   - Вовсе нет. Мистер Крум жил на плантации.
   - Но он, вероятно, играл в поло?
   - Да.
   - А вы, как известно, ездите верхом и вообще интересуетесь спортом?
   - Да.
   - И все-таки вы с ним не встречались?
   - Я уже сказала, что нет. Вы можете спрашивать меня до завтра, я буду отвечать то же самое.
   Динни перевела дыхание. Перед ней на мгновение мелькнул образ Клер в детстве, когда ее спрашивали про Оливера Кромвеля.
   А сочный голос продолжал:
   - Вы, вероятно, не пропускали в Канди ни одного состязания в поло?
   - Нет, старалась не пропускать.
   - И однажды вы принимали у себя участников состязания?
   Динни увидела, что Клер нахмурилась.
   - Да.
   - Когда это было?
   - Кажется, в июне прошлого года.
   - Мистер Крум тоже был среди участников, не правда ли?
   - Если и был, то я его не видела.
   - Принимали его у себя, но не видели?
   - Не видела.
   - Разве хозяйки дома в Канди обычно не замечают своих гостей?
   - Насколько я помню, было очень много народу.
   - А теперь взгляните, леди Корвен, на программу этого состязания, может быть, она освежит вашу память.
   - Я прекрасно помню это состязание,
   - Но вы не помните мистера Крума ни на площадке, ни потом, у вас в доме?
   - Нет, не помню. Я очень интересовалась игрой местной команды, а потом было слишком много народу. Если бы я его помнила, я бы сразу так и сказала.
   Динни почудилось, что прошло бесконечно много времени, прежде чем последовал новый вопрос.
   - Я все же предполагаю, что вы встретились на пароходе не как чужие.
   - Вы можете предполагать что угодно, но это не так.
   - Это вы так говорите.
   Уловив шепот отца: "Черт бы его побрал!", - Динни коснулась плечом его плеча.
   - Вы слышали показания стюардессы? Это был единственный раз, когда соответчик приходил к вам в каюту?
   - Единственный, когда он зашел больше чем на минутку.
   - А он заходил еще?
   - Раз или два, чтобы взять или вернуть книгу.
   - А тогда он пробыл у вас... сколько времени? Полчаса?
   - Минут двадцать.
   - Двадцать минут... И что же вы делали?
   - Я показывала ему фотографии.
   - А почему же не на палубе?
   - Не знаю.
   - Вам не пришло в голову, что это нескромно?
   - Я об этом не думала. У меня было множество любительских фотографий и карточек моих родных.
   - Но не было ничего, что вы не могли бы показать ему в гостиной или на палубе?
   - Думаю, что нет.
   - Вы, вероятно, надеялись, что никто этого не заметит?
   - Повторяю, я об этом не думала.
   - Кто из вас предложил пойти к вам в каюту?
   - Я предложила.
   - А вы знали, что ваше положение очень двусмысленно?
   - Да, но никто, кроме меня, этого не знал.
   - Ведь вы могли показать ему карточки где угодно? Не думаете ли вы, что поступили довольно странно, решаясь на столь компрометирующий поступок, и притом без всякого основания?
   - Показать их в каюте было всего проще. Кроме того, это были семейные фотографии.
   - И вы, леди Корвен, хотите нас уверить, что между вами за эти двадцать минут решительно ничего не произошло?
   - Перед уходом он поцеловал мне руку.
   - Это уже кое-что, но не ответ на мой вопрос.
   - Не было ничего такого, что могло бы удовлетворить вас.
   - Как вы были одеты?
   - К сожалению, вынуждена сообщить вам, что была совершенно одета.
   - Милорд, могу я попросить, чтобы меня оградили от подобных острот?
   Динни была восхищена тем спокойствием, с каким судья сказал:
   - Отвечайте, пожалуйста, только на вопросы.
   - Хорошо, милорд.
   Клер вышла из-под навеса и стояла теперь у самого барьера, положив на него руки. На ее щеках выступили красные пятна.
   - Вы, вероятно, стали любовниками еще на пароходе?
   - Нет, и никогда не были.
   - Когда вы снова увидели соответчика, после того как сошли на берег?
   - Примерно через неделю.
   - Где?
   - Недалеко от имения моих родителей в Конда-форде.
   - Что вы в это время делали?
   - Я ехала в машине.
   - Одна?
   - Да, я занималась предвыборной вербовкой голосов и возвращалась домой пить чай.
   - А соответчик?
   - Он был в своей машине.
   - Что же он, так с неба и свалился?
   - Милорд, прошу оградить меня от подобных острот!
   Динни услышала, как в публике захихикали, затем раздался голос судьи, который, казалось, опять обращался в пространство:
   - Какою мерой мерите, такою и вам отмерится, мистер Броу.
   Хихиканье усилилось. Динни не могла удержаться и взглянула на Броу. Его красивое лицо было какого-то неописуемого винно-багрового цвета. Черты "юного" Роджера выражали и удовольствие и озабоченность.
   - Каким образом соответчик очутился на этой глухой дороге в пятидесяти милях от Лондона?
   - Он ехал повидать меня.
   - Вы это признаете?
   - Так он сказал мне.
   - Можете вы повторить нам точно его слова?
   - Не могу, но я помню, что он попросил разрешения поцеловать меня.
   - И вы разрешили?
   - Да. Я высунула голову из машины, он поцеловал меня в щеку, вернулся к своей машине и уехал.
   - И все-таки вы утверждаете, что не стали любовниками еще на пароходе?
   - В вашем смысле не стали. Я не отрицаю, что он любит меня, - так по крайней мере он мне сказал.
   - Вы утверждаете, что вы в него не влюблены?
   - Боюсь, что не влюблена.
   - Но вы позволили ему поцеловать себя?
   - Мне было его жаль.
   - И вы считаете, что так подобает вести себя замужней женщине?
   - Может быть, и нет. Но с тех пор, как я ушла от мужа, я себя замужней женщиной не считаю.
   - Ах, вот как?
   Динни почудилось, что эти слова произнес весь зал. "Юный" Роджер вынул руку из кармана; он внимательно посмотрел на извлеченный оттуда предмет и положил его обратно. Приветливое лицо женщины, похожей на экономку, нахмурилось.
   - А что вы делали после того, как он вас поцеловал?
   - Поехала домой пить чай.
   - И чувствовали себя очень хорошо?
   - Даже превосходно.
   Снова раздались смешки. Судья повернулся в ее сторону.
   - Вы говорите серьезно?
   - Да, милорд. Я хочу быть абсолютно правдивой. Даже если женщина сама не любит, она всегда благодарна за любовь.
   Судья опять вернулся к созерцанию чего-то невидимого, находившегося над головой Динни.
   - Продолжайте, мистер Броу.
   - Когда и где произошла ваша следующая встреча с соответчиком?
   - В доме моей тетки, в Лондоне. Я гостила тогда у нее.
   - Он пришел к вашей тетке?
   - Нет, к дяде.
   - В этот раз он опять поцеловал вас?
   - Нет. Я сказала, что если он хочет со мной видеться, то наши встречи должны быть платоническими.
   - Очень удобное слово.
   - А как же сказать иначе?
   - Вы здесь не для того, чтобы задавать мне вопросы, сударыня. Что он вам на это ответил?
   - Что сделает все, как я хочу.
   - Он виделся с вашим дядей?
   - Нет.
   - Это и было в тот раз, когда ваш муж заметил его выходящим из дома, где были вы?
   - Вероятно.
   - Ваш муж пришел сейчас же после ухода соответчика?
   - Да.
   - Он виделся с вами и спросил, кто этот молодой человек?
   - Да.
   - И вы сказали ему?
   - Да.
   - Кажется, вы назвали соответчика "Тони"?
   - Да.
   - Это его настоящее имя?
   - Нет.
   - Что же это, особое ласкательное имя, которое ему дали вы?
   - Вовсе нет. Его все так зовут.
   - А он звал вас, вероятно, Клер или "милая"?
   - И так, и так.
   Судья снова возвел глаза к чему-то невидимому.
   - Современные молодые мужчины и женщины сплошь да рядом зовут друг друга "милыми", мистер Броу.
   - Я знаю об этом, милорд... Вы тоже звали его "милый"?
   - Возможно, но вряд ли.
   - В тот раз вы были с мужем наедине?
   - Да.
   - Как вы держали себя с ним?
   - Холодно.
   - Вы ведь только что расстались с соответчиком?
   - Одно не имеет никакого отношения к другому.
   - Ваш муж просил вас вернуться к нему?
   - Да.
   - И вы отказались?
   - Да.
   - И этот отказ тоже не имел никакого отношения к соответчику?
   - Нет.
   - И вы серьезно пытаетесь уверить присяжных, леди Корвен, что ваши отношения с соответчиком, или, если угодно, ваши чувства к соответчику, не играли никакой роли в вашем отказе вернуться к мужу?
   - Никакой.
   - А теперь посудите сами: вы провели три недели в теснейшем общении с этим молодым человеком; вы позволили ему целовать себя и чувствовали себя после этого превосходно; вы только что с ним расстались; вы знали о его чувствах к вам, и вы хотите уверить присяжных, что это не повлияло на ваш отказ вернуться к мужу.
   Клер наклонила голову.
   - Отвечайте, пожалуйста.
   - Думаю, что нет.
   - Не очень естественно, не правда ли?
   - Не понимаю, что вы хотите сказать.
   - А то, леди Корвен, что присяжным будет трудновато вам поверить.
   - Я не могу заставить их поверить, я могу только говорить правду.
   - Хорошо. А когда произошла ваша следующая встреча с соответчиком?
   - На другой день вечером. Затем он пришел и на следующий вечер, в еще не обставленную квартиру, куда я собиралась переехать, и помогал мне красить стены.
   - Несколько необычно, не правда ли?
   - Возможно. Но у меня не было денег, а он сам покрасил свое бунгало на Цейлоне.
   - Так. Чисто дружеская услуга с его стороны. Скажите, а в течение тех часов, которые вы провели вместе, между вами не было никаких любовных отношений?
   - Между нами их никогда не было.
   - В котором часу он от вас ушел?
   - Мы оба раза вышли вместе в девять часов, чтобы поесть.
   - А после этого?
   - Я возвращалась к тетке.
   - И перед тем вы никуда не заходили?
   - Никуда.
   - Хорошо. Вы виделись с вашим мужем, прежде чем ему пришлось уехать обратно на Цейлон?
   - Да, дважды.
   - Где в первый раз?
   - У меня на квартире. Я тогда уже переехала.
   - Вы сказали ему, что соответчик помогал вам красить стены?
   - Нет.
   - Почему же?
   - А почему я должна была говорить ему об этом? Я ничего моему мужу не говорила, кроме того, что я не вернусь. Я считала свою жизнь с ним конченной.
   - Просил ли он вас опять, при этом вашем свидании с ним, вернуться к нему?
   - Да.
   - И вы отказались?
   - Да.
   - В оскорбительной форме?
   - Простите, я не понимаю.
   - Грубо?
   - Нет, просто.
   - Подал ли вам муж повод думать, что он хочет с вами развестись?
   - Нет. Но я его намерений не знала.
   - А вы, как видно, тоже не посвящали его в свои?
   - Старалась посвящать как можно меньше.
   - Это была бурная встреча?
   Динни задержала дыхание. Румянец на щеках Клер погас, лицо побледнело и осунулось.
   - Нет, грустная и тягостная, я не хотела его видеть.
   - Ваш защитник сказал, что ваш муж с того дня, как вы от него уехали, решил развестись с вами при первой же возможности, так как гордость его была задета. У вас тоже сложилось такое впечатление?
   - У меня не было и нет никакого впечатления. Возможно. Я не знаю, что он может подумать.
   - Хотя прожили с ним почти полтора года?
   - Да.
   - Но, как бы то ни было, вы опять категорически отказались вернуться?
   - Да, я уже говорила.
   - Считаете ли вы, что он действительно желал вашего возвращения, когда просил вас об этом?
   - В ту минуту - да.
   - Виделись вы с ним еще до его отъезда?
   - Да, одну-две минуты, но не наедине.
   - В чьем присутствии?
   - Моего отца.
   - И он опять просил вас вернуться?
   - Да.
   - И вы отказались?
   - Да.
   - После этого ваш муж, перед отъездом из Лондона, прислал вам записку и снова предложил уехать с ним?
   - Да.
   - И вы не согласились?
   - Нет.
   - А теперь разрешите напомнить вам число, гм... третье января (Динни облегченно вздохнула), то есть день, проведенный вами от пяти часов пополудни и почти до полуночи с соответчиком. Вы не отрицаете этого?
   - Нет, не отрицаю.
   - И никаких любовных эпизодов?
   - Только один. Он не видел меня около трех недель, и когда он пришел в пять часов пить чай, то поцеловал меня в щеку.
   - Ах, опять в щеку? Только в щеку?
   - Да, к сожалению.
   - Вероятно, об этом сожалел и он.
   - Допускаю.
   - И после такой разлуки вы провели первые полчаса за чаепитием?
   - Да.
   - Ваша квартира находится, кажется, в бывшей конюшне, одна комната внизу, затем лестница и комната наверху, где вы спите?
   - Да.
   - И ванная? Вы же, наверно, не только пили чай, но и беседовали?
   - Да.
   - Где?
   - В нижней комнате.
   - И затем вы, беседуя, пошли вместе в Темпл, потом в кино и обедать в ресторан, где продолжали беседовать, потом взяли такси и, беседуя, поехали к вам на квартиру?
   - Совершенно правильно.
   - А потом, проведя с ним около шести часов, вы решили, что вам еще многое нужно сказать друг другу, так что понадобилось пригласить его к себе, и он пошел?
   - Да.
   - Ведь это было уже в двенадцатом часу?
   - Я думаю, в начале двенадцатого.
   - И сколько же времени он на этот раз у вас пробыл?
   - Около получаса.
   - Никаких эпизодов?
   - Никаких.
   - Рюмка вина, одна-две сигареты, еще немного поболтали, и все?
   - Вот именно.
   - О чем же вы столько часов беседовали с этим молодым человеком, пользовавшимся привилегией целовать вас в щеку?
   - Ну о чем люди обычно разговаривают?
   - Вот я вас и спрашиваю.
   - Говорили обо всем и ни о чем.
   - Поточнее, пожалуйста.
   - О лошадях, фильмах, театре, о моих родных, о его родных... право, уж не помню.
   - И старательно избегали любовных тем?
   - Да.
   - Строго платонические отношения с начала и до конца?
   - Да.
   - И вы хотите, леди Корвен, уверить нас в том, что этот молодой человек, который, по вашему же признанию, в вас влюблен и не видел вас перед тем почти три недели, ни разу не поддался своим чувствам?
   - Кажется, он раз или два сказал мне, что любит меня. Но все время был неуклонно верен своему обещанию.
   - Какому обещанию?
   - Не добиваться моей любви. Любить человека - не преступление, это только несчастье.
   - Вы говорите очень прочувствованно... по собственному опыту?
   Клер не ответила.
   - И вы серьезно утверждаете, что вы в этого молодого человека не были влюблены и не влюблены теперь?
   - Я его очень люблю, но не в вашем смысле.
   В Динни вдруг вспыхнуло горячее сочувствие к юноше, который должен был все это выслушивать. Ее щеки вспыхнули, голубые глаза остановились на лице судьи. Судья только что кончил записывать ответ Клер и вдруг зевнул. Это был зевок старика, и такой долгий, что, казалось, он никогда не кончится. Ее настроение вдруг изменилось, в ней проснулась жалость: судья ведь тоже вынужден изо дня в день выслушивать бесконечные попытки людей очернить друг друга и должен сводить эти попытки на нет.
   - Вы слышали показание сыщика относительно того, что после вашего возвращения с соответчиком из ресторана в верхней комнате вашей квартиры горел свет? Что вы на это скажете?
   - Да, горел. Мы там сидели,
   - Почему там, а не внизу?
   - Там гораздо теплее и уютнее.
   - Это ваша спальня?
   - Нет, гостиная. У меня нет спальни. Я сплю на кушетке.
   - Понятно. И тут вы пробыли с соответчиком от начала двенадцатого почти до двенадцати?
   - Да.
   - И вы считаете, что в этом нет ничего дурного?
   - Ничего. Но думаю, что это было крайне неосмотрительно.
   - Вы хотите сказать, что не поступили бы так, зная, что за вами следят?
   - Конечно.
   - Почему вы сняли именно эту квартиру?
   - Из-за дешевизны.
   - Не правда ли, как это неудобно - не иметь ни спальни, ни помещения для прислуги, ни швейцара?
   - Это роскошь, за которую надо платить.
   - Значит, вы не потому сняли эту квартиру, что у вас там не могло быть свидетелей?
   - Нет, у меня едва хватает средств на жизнь, а квартира эта очень дешевая.
   - И когда вы ее снимали, мысль о соответчике не приходила вам в голову?
   - Нет, не приходила.