Голсуорси Джон. Последняя глава (Книга 3)

   - Но я не понимаю, - сухо возразила Динни, - где же во всем этом любовь?
   - Может быть, нигде. Брак основан на взаимной заинтересованности и влечении. Первая с годами растет, второе блекнет, а ведь она именно этого и хочет.
   - Я не могу говорить за Клер, но думаю, что это не так.
   - Ну, дорогая, вы в этой области еще совершенно неопытны.
   - И, надеюсь, никогда не буду. Но мне бы очень не понравилось такое сочетание сделки и порока.
   Он рассмеялся.
   - А мне нравится ваша прямота. Нет, серьезно, Динни, вы должны на нее повлиять. Она совершает огромную ошибку.
   Динни вдруг овладел неудержимый гнев.
   - Я думаю, - проговорила она сквозь зубы, - что огромную ошибку сделали вы. Некоторые лошади не терпят плохого обращения, и потом уж с ними ни за что не поладишь.
   Он промолчал.
   - Вы едва ли захотите, чтобы в вашей семье был развод, - заметил он наконец и пристально посмотрел на нее. - Я уже сказал Клер, что вины на себя не возьму. Очень сожалею, но в этом я тверд. Кроме того, если она ко мне не вернется, то все равно жить, как ей вздумается, я не позволю.
   - Вы хотите сказать, что если она вернется, тогда позволите? продолжала Динни сквозь зубы.
   - Вероятно, этим дело бы и кончилось.
   - Понятно. Пожалуй, нам пора проститься.
   - Как вам угодно. Вы считаете меня циником? Не спорю. Но я сделаю все, чтобы Клер вернулась. А если она не вернется, пусть пеняет на себя.
   Они остановились под фонарем, и Динни заставила себя посмотреть ему в глаза. Этот человек, с кошачьей усмешкой и неподвижным взглядом, напоминал огромного бесстыдного и безжалостного кота.
   - Я все поняла, - сдержанно сказала Динни. - Спокойной ночи.
   - Спокойной ночи, Динни! Мне очень жаль, но лучше уж играть в открытую. Вашу руку!
   Неожиданно для самой себя она протянула ему руку и свернула на Маунт-стрит.
   ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
   Когда Динни входила в дом тетки, она всей душой сочувствовала сестре и вместе с тем понимала теперь, почему Клер все же вышла за Джерри Корвена. В нем действительно таилась какая-то гипнотическая сила, какая-то вызывающая бесстыдная дерзость, не лишенная известной притягательности. Естественно, что он имел огромную власть над туземцами и мягко, но вместе с тем беспощадно заставлял их подчиняться своей воле; он мог подчинять себе даже своих сослуживцев. Динни понимала также, как трудно, должно быть, отказывать ему в физической близости, пока он не оскорбляет человеческое достоинство.
   Из печального раздумья ее вывел голос тетки, говоривший:
   - Вот она, Адриан!
   На верху лестницы стоял дядя Адриан; его лицо с козлиной бородкой выглядывало из-за плеча сестры.
   - Пришли твои вещи, детка. Где ты была?
   - У Клер, тетечка.
   - Знаешь, Динни, - сказал Адриан, - а ведь я не видел тебя чуть ли не целый год.
   - И я тоже, дядя. Как в Блумсбери? Все благополучно? Кризис не повлиял на ископаемых?
   - Ископаемые in esse {Как они есть сейчас (лат.).} чувствуют себя прекрасно; in posse {Что касается их будущего (лат.).} они очень ненадежны, а денег на экспедиции у нас нет. Происхождение Homo sapiens {Разумного человека (лат.).} больше чем когда-либо покрыто туманом.
   - Одеваться к ужину не нужно, Динни, Адриан остается. Лоренс будет так рад. Вы можете поболтать, пока я пойду распущу пояс. Может быть, ты хочешь подтянуть свой?
   - Нет, спасибо, тетечка.
   - Тогда иди туда.
   Динни вошла в гостиную и села рядом с дядей. Дядя, худой и бородатый, с серьезным морщинистым лицом, загорелым даже в ноябре, сидел, скрестив длинные ноги, смотрел на нее сочувствующим взглядом и, как всегда, казалось, готов был слушать ее сердечные излияния.
   - Ты знаешь насчет Клер, дядя?
   - Голые факты, без "почему" и "отчего".
   - Но они весьма некрасивы. Ты когда-нибудь имел дело с садистом?
   - Однажды - в Маргете. В школе. Тогда я, конечно, не понимал, в чем дело, а потом сообразил. Ты хочешь сказать, что Корвен - садист?
   - Так говорит Клер. Я шла с ним от ее дома. Очень странный человек.
   - Неужели психопат? - спросил Адриан, поежившись.
   - Разумнее нас с тобой. Но он желает все делать как ему нравится, совершенно не считаясь с другими, а когда это не удается, он кусается. Не может ли Клер получить развод, не предавая гласности их интимную жизнь?
   - Только если добыть бесспорные доказательства измены.
   - А их придется добывать здесь?
   - Получить их с Цейлона вряд ли удалось бы, да и стоило бы очень дорого.
   - Клер пока не хочет, чтобы за ним следили.
   - Конечно, дело это довольно грязное, - отозвался Адриан.
   - Знаю, дядя. Но ведь иного выхода нет?
   - Нет.
   - Сейчас она считает, что лучше всего оставить друг друга в покое; а он говорит, что если она с ним не вернется на Цейлон, то пусть пеняет на себя.
   - Значит, тут еще кто-нибудь замешан?
   - Есть один молодой человек, он в нее влюблен, но она говорит, что между ними ничего нет.
   - Гм... "Молодость! Молодость!" - как сказал Шекспир. Приятный юноша?
   - Я видела его только несколько минут. По-моему, очень славный.
   - Это палка о двух концах.
   - Я во всем верю Клер.
   - Ты знаешь ее лучше, чем я, дорогая, но ведь она не очень-то терпелива. Сколько здесь пробудет Корвен?
   - Она говорит, самое большее - месяц. Уже неделя, как он приехал.
   - Он с ней виделся?
   - Один раз. И опять пытался сегодня. Я его увела. Она ужасно боится этих встреч.
   - Но ведь как муж он имеет полное право с ней видеться.
   - Да, - отозвалась Динни и вздохнула.
   - Не может ли ваш депутат, у которого она служит, придумать какой-нибудь выход? Он ведь юрист.
   - Мне бы не хотелось посвящать его во все это. Уж очень интимные вещи. Да люди и не любят вмешиваться в семейные дрязги.
   - Он женат?
   - Нет.
   Она поймала на себе внимательный взгляд дяди и вспомнила, как Клер, засмеявшись, сказала: "Динни, он в тебя влюблен".
   - Он будет здесь завтра вечером, - продолжал дядя. - Кажется, Эм пригласила его ужинать, Клер тоже придет... Совершенно искренне, Динни, я просто не представляю себе, что тут можно сделать. Может быть, Клер передумает и вернется к Корвену или Корвен передумает и предоставит ей жить, как она хочет? Динни покачала головой.
   - Они не передумают, не такие люди... Ну, мне надо пойти вымыть руки.
   Оставшись один, Адриан стал размышлять о той бесспорной истине, что у каждого свои заботы. Его заботой была в настоящее время болезнь его двух пасынков - Шейлы и Рональда Ферз, которые заболели корью. Благодаря прямо-таки священному ужасу, с каким его жена относилась к "заразным" болезням, он оказался изолированным в собственном доме. Судьба Клер не слишком его интересовала. Ему и раньше казалось, что племянница принадлежит к тому типу молодых женщин, которые по любому случаю готовы закусить удила и когда-нибудь непременно свернут себе шею. Он отдал бы трех Клер за одну Динни. Но если семейные истории Клер угрожали спокойствию Динни, они становились важными и для него. У Динни, как видно, особая способность непременно взваливать на себя чужое бремя: сначала Хьюберта, потом его самого, потом Уилфр.ида Дезерта и, наконец, Клер.
   И он сказал, обращаясь к попугаю леди Монт:
   - Несправедливо, Полли, правда?
   Попугай, привыкший к Адриану, вылетел из клетки, уселся к нему на плечо и ущипнул за ухо.
   - Не одобряешь, да?
   Зеленая птица пробормотала что-то нечленораздельное и продолжала прогуливаться по его пиджаку. Адрнан ласково подергал ее за хохолок.
   А кто приласкает Динни, кто подергает ее за хохолок? Бедная девочка!
   В эту минуту раздался голос его сестры:
   - Я не позволю, чтобы Динни опять дергали.
   - Эм, - обратился Адриан к сестре, - скажи, кто-нибудь из нас болел душой за другого?
   - В больших семьях этого не бывает. Со мной это чуть не случилось, когда я женила Лайонела... А теперь он судья - ужасно! Дорнфорд... Ты видел его?
   - Никогда.
   - У него лицо как на портретах. Говорят, в Оксфорде он получил приз за прыжки в длину. Это может пригодиться?
   - Говорят, это желательно.
   - Отлично сложен, - продолжала леди Монт. - Я подробно рассмотрела его в Кондафорде.
   - Милая Эм!
   - Ради Динни, конечно. Что ты будешь делать с садовником, который во что бы то ни стало желает укатать каменную площадку?
   - Скажу, чтобы он этого не делал.
   - А он не слушается: когда ни выглянешь в окно в Липпингхолле, он вечно куда-то тащит эту трамбовку. Вот и гонг, а вот и Динни. Пойдем.
   Сэр Лоренс стоял у буфета и извлекал из бутылки раскрошившуюся пробку.
   - Лафит шестьдесят пятого года. Никак не угадаешь, каков он окажется. Открывайте осторожнее, Блор. Как ты думаешь, Адриан, подогреть его или не стоит?
   - Лучше нет, если оно такое старое.
   - Пожалуй.
   Ужин начался в молчании. Адриан думал о Динни, Динни - о Клер, а сэр Лоренс - о вине.
   - Французское искусство, - сказала леди Монт.
   - Ах да! - подхватил сэр Лоренс. - Ты мне напомнила, Эм: будут выставлены некоторые картины, принадлежавшие старику Форсайту. Ведь он умер, спасая их, и это нужно сделать в память о нем.
   Динни подняла глаза.
   - Отец Флер? Хороший был человек, дядя?
   - Хороший? - повторил сэр Лоренс. - Пожалуй, не то. Прямой - да, осторожный - да, слишком осторожный по теперешним временам. Когда начался пожар, его ударило по голове картиной... Бедняга... Впрочем, во французском искусстве он кое-что понимал... Эта выставка очень бы его порадовала.
   - Ни одна вещь на ней не может сравниться с "Рождением Венеры", заявил Адриан.
   Динни бросила на него довольный взгляд.
   - Божественная вещь! - сказала она.
   Сэр Лоренс поднял одну бровь.
   - Я не раз пытался понять, отчего народы становятся все прозаичнее. Сравните старых итальянцев и современных!
   - Разве поэзия - не особое кипение крови, дядя? Разве она не юность или по крайней мере не восторженность?
   - Итальянцы никогда не были молодыми, а восторженности в них и сейчас хоть отбавляй. Мы путешествовали прошлой весной по Италии, и ты бы видела, как они хлопотали из-за наших паспортов!
   - Трогательно, - согласилась леди Монт.
   - Весь вопрос - в способах выражения. В четырнадцатом веке средствами выражения для итальянцев были кинжалы и стихи, в пятнадцатом и шестнадцатом - яд, скульптура и живопись, в семнадцатом - музыка, в восемнадцатом интриги, в девятнадцатом - восстания, а в двадцатом их поэтичность выражает себя в радио и в законах.
   - Это было так утомительно, - пробормотала леди Монт, - эти законы, которых ты не в состоянии прочесть.
   - Тебе повезло, мой друг: я их читал.
   - У итальянцев есть одна особенность, - продолжал Адриан, - век за веком они в той или иной области дают великих людей. Я не знаю, Лоренс, что здесь влияет - климат, кровь или, может быть, пейзаж?
   Сэр Лоренс пожал плечами.
   - Как тебе нравится кларет? Понюхай, Динни. Шестьдесят лет тому назад вас еще не было на свете, а мы с Адрианом пешком под стол ходили. Это почти совершенство.
   Адриан отхлебнул из своего стакана и кивнул.
   - Превосходное вино.
   - А ты что скажешь, Динни?
   - Я уверена, что оно великолепно, но ничего в этом не смыслю.
   - Старик Форсайт оценил бы его. У него был замечательный херес. Чувствуешь букет, Эм?
   Леди Монт, держа стакан в руке, оперлась локтем на стол и слегка раздула ноздри.
   - Какой вздор! - пробормотала она. - Любой цветок пахнет лучше.
   Последовало всеобщее молчание. Динни первая подняла глаза.
   - А как поживают Босуэл и Джонсон, тетечка?
   - Я только что рассказывала Адриану: Босуэл утрамбовывает каменную площадку, а у Джонсона умерла жена. Бедняга! Он стал другим человеком. Все время насвистывает. Следовало бы записывать эти мелодии.
   - Старинные народные песни?
   - Нет, современные. Он просто бредит.
   - Кстати, о старине, - заметил сэр Лоренс. - Динни, ты читала когда-нибудь такую книжку: "Спроси маму"?
   - Нет. Кто автор?
   - Сертис... А прочесть следовало бы. Это разъяснение.
   - К чему, дядя?
   - К современности.
   Леди Монт поставила пустой стакан на стол.
   - Как умно они сделали, что закрыли тогда выставку картин в тысяча девятисотом году. Помнишь, Лоренс, в Париже... все эти хвостатые штуки? Какие-то желтые и голубые спирали, и пузыри, и лица вверх ногами? Динни, нам, пожалуй, пора наверх.
   И когда Блор вслед за этим пришел спросить, не сойдет ли мисс Динни вниз, в кабинет, леди Монт пробормотала:
   - Это насчет Джерри Корвена. Не поддерживай, пожалуйста, своего дядю. Он воображает, будто может быть полезным, но он ничего не может...
   - Ну, что же, Динни? - спросил сэр Лоренс. - Люблю поговорить с Адрианом: уравновешенный человек, со своим особым складом ума... Я обещал Клер повидаться с Корвеном, но в этом нет никакого смысла, пока не знаешь, что говорить; да и тогда мало смысла. Как ты считаешь?
   Динни села на краешек стула и оперлась локтями о колени. Эта поза не предвещала ничего хорошего.
   - Судя по тому, что он сказал мне сегодня, дядя Лоренс, его решение твердо: или Клер к нему вернется, или он постарается с ней развестись.
   - А как к этому относятся твои родители?
   - Они очень этого не хотят.
   - Ты знаешь, что на горизонте есть еще некий молодой человек?
   - Да.
   - У него нет ни гроша.
   Динни улыбнулась.
   - Мы к этому привыкли.
   - Знаю. Но не иметь ни гроша, когда к тому же нет и никакого положения, - штука серьезная. Корвен может потребовать возмещения убытков: он, кажется, мстительный тип.
   - Неужели ты думаешь, что он действительно пойдет на такое? В наше время это считается дурным тоном, не правда ли?
   - Когда у человека взыграло самолюбие, он перестает считаться с хорошим тоном. Ты, вероятно, не сможешь убедить Клер порвать с этим Крумом?
   - Боюсь, что Клер никого не послушается в этом вопросе. Она считает, что в разрыве виноват один Корвен.
   - Я лично, - сказал сэр Лоренс, попыхивая сигарой, - сторонник того, чтобы последить за Корвеном, пока он здесь, собрать материал и перейти в контратаку, но ей такой план не нравится.
   - Клер считает, что у Корвена впереди блестящая карьера, и не хочет ее портить. Да и потом это так противно...
   Сэр Лоренс пожал плечами.
   - Как же быть? Закон есть закон. Корвен - член Бартонского клуба... Может быть, поймать его там и уговорить, чтобы он оставил ее в покое, в надежде на то, что разлука смягчит ее сердце?
   Динни нахмурилась.
   - Может быть, попытаться и стоит, но едва ли это на него подействует.
   - А как ты сама думаешь поступать?
   - Поддерживать Клер во всем, что она делает и чего не делает.
   Сэр Лоренс кивнул. Иного ответа он и не ждал.
   ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
   Особые черты, с незапамятных времен сделавшие английских общественных деятелей тем, что они есть, побудившие стольких юристов стать членами парламента и стольких богословов примириться с епископским саном, давшие возможность стольким финансистам разбогатеть, спасшие стольких политиков от забот о завтрашнем дне и стольких судей - от укоров совести, не чужды были и Юстэсу Дорнфорду. Короче говоря, у него было прекрасное пищеварение, он мог пить и есть в любое время, не заботясь о последствиях, и умел неутомимо работать, даже в области спорта: здесь к его неутомимости присоединялся еще тот запас нервной энергии, который отличает человека, побеждающего в беге на дальнюю дистанцию, от того, кто в таком состязании проигрывает. И вот, став королевским адвокатом, он уже целых два года продвигался вперед рывками и скачками, а теперь баллотировался в парламент. Вместе с тем его меньше всего можно было назвать карьеристом. Его красивое смуглое лицо со светло-карими глазами выражало спокойную рассудительность и даже мягкость. У него была приятная улыбка, тонкие усики, и парик еще не успел испортить его черных волнистых волос. Окончив Оксфордский университет, он на правах практиканта стал обедать в столовой юридической корпорации, поступил на службу к известному младшему адвокату-специалисту по обычному праву. Когда началась мировая война, он был младшим офицером в Шропширском полку, потом перевелся в кавалерию, а затем вскоре попал на передовую, где ему повезло больше, чем многим другим. После войны он очень быстро выдвинулся как адвокат. Стряпчие любили его. Никакой судья не мог сбить его с толку, а перекрестные допросы он вел мастерски и всегда словно сожалел, когда ему удавалось что-либо доказать. Он был католиком, но скорее по воспитанию, чем по убеждению. И, наконец, отличался высокой порядочностью в отношениях с женщинами. Его присутствие на обедах при объезде округа если и не заставляло умолкнуть развязавшиеся языки, то, во всяком случае, сдерживало их.
   Он занимал в Харкурт-билдингс квартиру, удобную и для жизни и для работы. Каждое утро в любую погоду ездил верхом в Хайд-парке, причем до этого успевал по крайней мере часа два поработать. Затем, приняв ванну, позавтракав и ознакомившись с утренними новостями, он к десяти часам отправлялся в суд. После четырех, когда в суде кончались занятия, он до половины седьмого опять изучал дела. Вечерами Дорнфорд раньше бывал свободен, а теперь проводил их в парламенте, и так как он редко ложился спать, не посидев еще часок-другой над каким-нибудь делом, то время его сна сокращалось с шести до пяти и даже до четырех часов.
   С Клер они уговорились так: она являлась без четверти десять, разбирала его корреспонденцию и от десяти до четверти одиннадцатого получала от него инструкции; затем выполняла необходимую работу, уходила и возвращалась в шесть, чтобы доделать то, что осталось от утра, или получить новое поручение.
   На следующий вечер после описанного нами, в начале девятого, Дорнфорд появился в гостиной на Маунт-стрит. Хозяева поздоровались с ним и познакомили с Адрианом, который был снова вызван по этому случаю. Мужчины принялись обсуждать вопрос об устойчивости фунта и другие, не менее важные проблемы. Вдруг леди Монт провозгласила:
   - Суп! А куда вы дели Клер, мистер Дорнфорд?
   Дорнфорд, не замечавший до сих пор никого, кроме Динни, с легким удивлением посмотрел на хозяйку.
   - Она ушла из Темпла в половине седьмого и сказала, что мы еще увидимся.
   - Ну тогда пойдемте вниз, - заявила леди Монт.
   Прошел целый час, один из тех томительных часов, хорошо известных благовоспитанным людям, когда четыре человека поглощены мыслью о чем-нибудь таком, что они не могут обсуждать при пятом, и пятый чувствует их тревогу.
   Их было слишком мало, чтобы слова одного не были услышаны всеми остальными. Юстэс Дорнфорд тоже не мог вполголоса беседовать с кем-либо из своих соседей, и с той минуты, когда он инстинктивно почувствовал, что, не зная, в чем дело, может невольно совершить бестактность, он старался придерживаться самых нейтральных тем, вроде вопроса о премьер-министре, об отравителях, которых так и не нашли, о вентиляции палаты общин, о том, что там не знаешь, куда девать свою шляпу, и о других столь же интересных для каждого вещах. Но к концу ужина он ясно почувствовал, что хозяевам необходимо поговорить о чем-то своем, чего он не должен слышать, и ему пришлось срочно придумать деловой разговор по телефону.
   Едва он вышел из комнаты в сопровождении Блора, как Динни сказала:
   - Ее, наверное, заманили куда-нибудь, тетечка. Можно мне уйти? Я попытаюсь узнать, что случилось.
   - Лучше подожди нас, Динни, - ответил сэр Лоренс. - Лишние две-три минуты теперь уже не имеют значения.
   - А вы не думаете, - заметил Адриан, - что все-таки следовало бы сказать Дорнфорду? Ведь она бывает у него каждый день.
   - Я скажу ему, - согласился сэр Лоренс.
   - Нет, - возразила леди Монт, - не ты, а Динни. Подожди его здесь, Динни. Мы пойдем наверх.
   Таким образом, позвонив человеку, которого заведомо не было дома, и вернувшись в столовую, Дорнфорд застал там одну Динни. Она предложила ему сигару и сказала:
   - Простите нас, мистер Дорнфорд. Дело касается сестры. Прошу вас, курите. Вот кофе... Блор, вызовите мне, пожалуйста, такси.
   Когда они, выпив кофе, стояли вместе у камина, она, глядя на огонь, поспешно заговорила:
   - Видите ли, Клер ушла от мужа, и он только что приехал, чтобы увезти ее обратно. А она не хочет, и ей сейчас очень трудно...
   Дорнфорд задумчиво хмыкнул.
   - Я очень рад, что вы мне сказали, а то я чувствовал себя за ужином как на иголках.
   - Боюсь, что мне придется сейчас поехать узнать, не случилось ли чего.
   - Могу я сопровождать вас?
   - Спасибо вам, но...
   - Я был бы искренне рад...
   Динни колебалась. Он мог быть ей очень полезен, однако, подумав, она ответила:
   - Благодарю вас, но, пожалуй, это может не понравиться сестре.
   - Понимаю. Прошу вас, сообщите мне, если я хоть чем-нибудь смогу помочь.
   - Такси у подъезда, мисс.
   - Когда-нибудь, - сказала Динни, - вы мне расскажете о процедуре развода.
   Сидя в такси, она размышляла о том, что ей делать, если она не сможет попасть в квартиру; и затем - как быть, если она войдет, а там окажется Корвен. Она остановила машину на углу Мелтон-Мьюз.
   - Подождите, пожалуйста, здесь. Я скажу вам через несколько минут, понадобитесь вы мне еще или нет.
   Темно и угрюмо глянула на нее "берлога" Клер.
   "Словно человеческая жизнь", - подумала Динни и дернула звонок причудливой формы. Он растерянно звякнул, и ничего не последовало. Снова и снова звонила она, затем отступила на несколько шагов и взглянула на окна. Шторы - она помнила, что они очень плотные, - были задернуты; она не могла разглядеть, есть ли в комнатах свет. Динни позвонила еще раз, постучала молотком и прислушалась, затаив дыхание. Ни звука! Огорченная и встревоженная, вернулась она к машине. Клер говорила, что Корвен остановился в "Бристоле", и она дала шоферу адрес этой гостиницы. Конечно, объяснить отсутствие сестры можно было десятком причин. Но почему в городе, где есть телефоны, Клер не предупредила... Ведь половина одиннадцатого! Может быть, она теперь уже позвонила?
   Такси остановилось у отеля.
   - Подождите, пожалуйста.
   Войдя в холл, украшенный скромной позолотой, она постояла с минуту в нерешительности; обстановка казалась неподходящей для семейных объяснений.
   - Что вам угодно, мадам? - произнес рядом голос посыльного.
   - Будьте добры, узнайте, здесь ли мой зять сэр Джералд Корвен.
   А что она скажет, если посыльный его приведет?.. Динни увидела в зеркале свою фигурку в темном пальто и удивилась - она стоит совсем прямо, а ей-то чудилось, будто она скрючилась или изгибается в разные стороны. Но Корвена к ней не привели. Его не было ни в номере, ни в отеле вообще. Она вернулась к машине.
   - Обратно на Маунт-стрит.
   Дорнфорд и Адриан уже ушли, дядя и тетка играли в пикет.
   - Ну что, Динни?
   - К ней в квартиру я не смогла попасть, а в гостинице его нет.
   - Ты была там?
   - Это все, что я могла придумать.
   Сэр Лоренс встал.
   - Я позвоню в клуб.
   Динни села рядом с теткой.
   - Я чувствую, что она попала в беду, тетечка. Клер всегда очень внимательна.
   - Похищена или заперта, - заявила леди Монт. - В моей молодости был такой случай. Похитителя звали не то Томсон, не то Уотсон. Целая история! Habeus Corpus или что-то в этом роде... Теперь мужьям нельзя этого делать. Ну как, Лоренс?
   - Он ушел из клуба в пять часов. Придется подождать до утра. Знаешь, она, может быть, просто забыла или передумала.
   - Однако она сказала мистеру Дорнфорду, что они еще увидятся.
   - Они и увидятся завтра утром. Незачем зря волноваться, Динни.
   Динни поднялась к себе, но не разделась. Действительно ли она сделала все, что могла? Для ноября ночь была очень ясная и теплая. За какие-нибудь четверть мили находится квартирка Клер на Мелтон-Мьюз. Разве незаметно ускользнуть из дома и еще раз пойти туда?..
   Она сняла вечернее платье, надела дневное, шляпу, шубку и тихонько спустилась по лестнице. В холле было темно. Беззвучно отодвинув засовы, она открыла дверь и зашагала по улицам. Когда она добралась до Мьюз, куда было поставлено на ночь несколько автомобилей, она увидела, что верхние окна в доме Э 2 освещены. Теперь они были открыты, и занавески отдернуты. Динни позвонила.
   Через мгновение Клер, в халатике, открыла дверь.
   - Это ты приходила раньше?
   - Да.
   - Прости, что я тебя не впустила. Пойдем наверх.
   Она стала подниматься по винтовой лестнице, Динни последовала за ней.
   Наверху было светло и тепло. Дверь в крошечную ванную была открыта, на кушетке - беспорядок. Клер взглянула на сестру, в ее измученных глазах был вызов.
   - Да, у меня был Джерри, он ушел всего десять минут назад.
   Динни содрогнулась от ужаса, по спине пробежал холодок.
   - В конце концов он приехал издалека, - заметила Клер. - Какая ты добрая, что тревожишься обо мне, Динни.
   - Ах, сестренка!
   - Когда я вернулась из Темпла, он ждал перед домом. Я сдуру впустила его, а потом... впрочем, не все ли равно? Постараюсь, чтобы это не повторилось.
   - Хочешь, я останусь?
   - О нет! Но выпей чаю. Он как раз готов... Никто не должен знать об этом, Динни.
   - Разумеется. Я скажу, что у тебя ужасно разболелась голова и не было сил выйти позвонить.
   Когда они сидели за чаем, Динни спросила:
   - Это не повлияло на твои планы?
   - Господи! Конечно, нет!
   - Сегодня у нас был Дорнфорд. Мы решили лучше всего сказать ему, что у тебя сейчас трудное время.
   Клер кивнула.
   - Тебе, наверное, все это кажется очень смешным?
   - Нет, трагичным.
   Клер пожала плечами, потом встала и обняла сестру. После этого безмолвного объятия Динни опять вышла на Мьюз, где теперь было темно и пустынно. На углу площади она почти столкнулась с каким-то молодым человеком.