Голсуорси Джон. Последняя глава (Книга 3)

   ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
   Хотя Динни и не была особым знатоком живописи, однако в свое время, вместе с Уилфридом, осмотрела все постоянные лондонские выставки. Огромное наслаждение доставила ей в 1930 году выставка итальянской живописи. Поэтому теперь, когда дядя Адриан пригласил ее на выставку французской живописи 1932 года, она охотно согласилась. Двадцать второго января после легкого обеда на Пикадилли они прошли ровно в час через турникет у кассы и остановились перед полотнами Примитивов. Но так как не они одни, а и множество других посетителей старались обойти толпу стороной, дядя и племянница добрались до картин Ватто только через час.
   - "Жиль" {Известная картина французского художника Ватто (1684-1721), изображающая "Жиля" - одного из персонажей комедии масок типа Пьерро.}, сказал Адриан, немного отступив. - Знаешь, Динни, по-моему, эта картина лучше всех. И вот что удивительно! Когда жанрист декоративной школы берет какой-нибудь сюжет или тип, который его глубоко захватывает, он достигает огромной выразительности. Всмотрись в лицо этого Пьерро: какая погруженность в себя, задумчивость, замкнутость, обреченность! Здесь перед тобой и актер и человек, со всеми его переживаниями.
   Динни не ответила.
   - Что же вы молчите, мисс?
   - Неужели искусство до такой степени осмысленно? Ты не думаешь, дядя, что он просто хотел написать этот белый костюм, а модель привнесла все остальное? Правда, у Пьерро удивительное выражение лица, но, может быть, оно у него и было? Такое выражение у людей бывает.
   Адриан покосился на нее уголком глаза. Да, бывает! Вот если бы написать ее, когда она думает, что на нее никто не смотрит и ей не нужно держать себя в руках, или как там это называется, разве не получилось бы лицо, которое потрясло бы зрителей всем, что в нем затаено? Нет, искусство нас не удовлетворяет. Когда оно передает дух, самую сущность явлений, оно кажется нереальным, а когда изображает их пеструю, противоречивую форму, то кажется, что этого вообще не стоило изображать. Все эти полунамеки, мимолетные выражения, световые эффекты почти реалистичны и вместе с тем ничего не открывают. И вдруг он сказал:
   - Великие литературные произведения и портреты очень редки потому, что художники не показывают самое существенное, а если уж показывают, то преувеличивают его.
   - Я не знаю, можно ли сказать это о "Жиле". Ведь тут не портрет - тут драматический момент и белый костюм.
   - Возможно. И все-таки, если бы я мог написать тебя, Динни, какая ты есть на самом деле, люди сказали бы, что это нереально.
   - Тем лучше!
   - Большинство людей даже не представляет себе, какая ты.
   - Прости за дерзость, дядя, а ты знаешь, какая я?
   Адриан покрутил бородку.
   - Льщу себя надеждой, что знаю.
   - О, взгляни! Вон "Помпадур" Буше {Портрет фаворитки Людовика XV маркизы Помпадур, написанный художником Франсуа Буше (1703-1770).}.
   Помолчав две минуты, Адриан продолжал:
   - Что ж, для человека, который предпочитал видеть женское тело обнаженным, он написал все эти покровы очень хорошо...
   - Ментенон и Помпадур. Я всегда их путаю.
   - Ментенон носила синие чулки и управляла Людовиком Четырнадцатым {Маркиза де Ментенон состояла в тайном браке с Людовиком XIV.}.
   - Ах да! Пойдем прямо отсюда смотреть вещи Мане {Мане Эдуард (1832-1883) - один из первых французских художников-импрессионистов.}.
   - Почему?
   - Меня, кажется, хватит ненадолго.
   Адриан, оглянувшись, вдруг понял почему: перед "Жилем" стояла Клер с каким-то молодым человеком, которого он не знал. Адриан взял Динни под руку, и они прошли в предпоследний выставочный зал.
   - Я понимаю твою деликатность, - пробормотал он, останавливаясь перед "Мальчиком, пускающим мыльные пузыри". - А что, этот молодой человек - змея в траве, червяк в бутоне, или...
   - Очень милый мальчик.
   - Как его зовут?
   - Тони Крум.
   - А... молодой человек с парохода? Клер часто с ним видится?
   - Я ее не спрашивала, дядя. Во всяком случае, она обещала не делать глупостей целый год.
   И, увидев, что одна бровь дяди Адриана удивленно приподнялась, добавила:
   - Она дала обещание тете Эм.
   - А через год?
   - Не знаю, и она тоже не знает... Как хорош Мане! Они медленно обошли зал и вошли в последний.
   - Подумать только, что Гоген {Гоген Поль (1848-1903) - французский художник; относится к группе так называемых постимпрессионистов; увлекался экзотикой и отвлеченной декоративностью.} казался мне когда-то, в девятьсот десятом году, верхом эксцентричности! - пробормотал Адриан. - Только в такие минуты понимаешь, как все меняется. Помню, прямо с выставки китайской живописи в Британском музее я отправился тогда на выставку художников, сменивших импрессионистов. В то время Сезанн {Сезанн Поль (1839-1906) французский художник; один из первых выступил против импрессионистов, упрекая их в потере чувства формы; глава постимпрессионизма.}, Матисс {Матисс Анри (1869-1954) - известный французский живописец и прогрессивный общественный деятель. Для творчества Матисса характерны декоративная плоскостная живопись, крайне упрощенный рисунок.}, Гоген, Ван-Гог {Ван-Гог Винсент (1853-1890) - голландский художник, работавший во Франции.} считались "последним словом изобразительного искусства", а теперь это уже седая старина. Гоген - замечательный колорист. Но я все-таки предпочитаю китайцев. Боюсь, Динни, что человек я очень отсталый.
   - А мне эти картины почти все кажутся превосходными, но жить с ними я бы не могла.
   - У французов есть своя хорошая сторона: ни в одной стране смена направлений в искусстве не отражается так ярко - от Примитивов до Клуэ {Клуэ Франсуа (1510?-1572?) - французский художник эпохи Возрождения.}, от Клуэ до Пуссена {Пуссен Никола (1594-1665) - французский художник, выдающийся представитель классицизма в живописи.} и Клода {Клод Лорен (1600-1682) французский живописец, мастер классического пейзажа.}, затем к Ватто и его школе, потом к Буше и Грезу {Грез Жан-Батист (1725-1805) - французский художник. Для творчества Греза, которого называли художником "третьего сословия", характерны реалистические тенденции.}, к Энгру {Энгр Жан-Огюст-Доминик (1780-1867) - французский художник, живописец и рисовальщик, яркий представитель академической школы живописи первой половины XIX века.} и Делакруа {Делакруа Фердинанд (1798-1863) - выдающийся представитель романтизма во французской живописи.}, к Барбизонцам {Барбизонцы - группа французских пейзажистов (Т. Руссо, Ж. Дюпре, Добиньи и др.), работавших в 30-60-х годах XIX века в деревне Барбизон, недалеко от Парижа. Барбизонцы внесли большой вклад в развитие французского национального реалистического пейзажа.}, к импрессионистам, к постимпрессионистам, и всегда среди них выделяется какой-нибудь гигант Шарден {Шарден Жан (1699-1779) - французский художник, прославившийся своими жанровыми сценами и натюрмортами, один из первых выдающихся представителей реализма в искусстве XVIII века.}, Леписье {Леписье Франсуа (1698-1755) французский художник и гравер.}, Фрагонар {Фрагонар Оноре (1732-1806) выдающийся французский живописец и график.}, Мане, Дега {Дега Эдгар (1834-1917) - французский живописец и рисовальщик, примыкающий к импрессионистам. Изображал главным образом сцены современного ему быта.}, Моне {Моне Клод (1840-1926) - французский художник, глава импрессионистов.}, Сезанн, и в каждом всегда рывок вперед, к следующей стадии развития.
   - А раньше бывали когда-нибудь такие мощные рывки вперед, как сейчас?
   - Я сказал бы, что никогда еще не было такого резкого изменения во взглядах на жизнь вообще, и никогда еще в сознании художников не было такого смятения и путаницы в вопросе о том, для чего они существуют.
   - А для чего же они существуют?
   - Чтобы доставлять удовольствие, или показывать правду, или то и другое вместе.
   - Не могу себе представить, чтобы мне доставляло удовольствие то, что нравится им. А правда... что такое правда?
   Адриан развел руками.
   - Динни, я отчаянно устал. Пойдем отсюда.
   Динни заметила сестру и Тони Крума, они проходили под аркой. Она не была уверена, видела ее Клер или нет; что касается Крума, то он, без сомнения, видит одну Клер. Динни вышла вслед за Адрианом, восхищаясь, в свою очередь, его деликатностью. Ни он, ни она ни за что не признались бы в своем смущении. Кто с кем и где бывает - в наши дни это личное дело каждого.
   Они уже дошли до Барлингтон-Аркейд, когда Адриана вдруг поразила бледность племянницы.
   - Что с тобой, Динни? Ты бледна, как привидение.
   - Если ты не возражаешь, зайдем куда-нибудь и выпьем кофе.
   - Тут есть одно кафе на Бонд-стрит.
   Динни улыбалась, но губы у нее совсем побелели. Встревоженный Адриан крепко прижал к себе руку племянницы и не отпускал до тех пор, пока они не вошли в кафе за углом и не уселись за столик.
   - Две чашки кофе и как можно крепче, - сказал Адриан.
   С той инстинктивной чуткостью, которая рождала доверие к нему в женщинах и детях, он и не пытался вызвать Динни на откровенность.
   - Ни от чего так не устаешь, как от выставок. Мне очень не хотелось бы винить Эм, но я подозреваю, что ты слишком мало ешь, моя милая. Поклевала чуть-чуть, как птичка, сегодня перед уходом... Разве это обед?
   Однако губы ее уже порозовели.
   - Я очень вынослива, дядя, но, право, жевать - такая скука.
   - Тебе бы прокатиться со мной во Францию. Если картины французов и не пробуждают наш дух, то их стол, во всяком случае, оживляет наши чувства.
   - А ты убедился в этом на себе?
   - Да, особенно если сравнить со столом итальянцев. У французов великолепная выдумка. Они пишут свои картины, как часовщик делает часы. Высокое чувство прекрасного... отличная техника. Требовать большего, казалось бы, нелепо, и все-таки они, в сущности, не поэтичны... Кстати, Динни, хорошо, если бы Клер удалось избежать развода: ведь суд - самое непоэтичное место на свете.
   Динни покачала головой.
   - А я, наоборот, хотела бы, чтобы все это уже кончилось. И даже считаю, что напрасно она дала обещание. Ведь своего отношения к Джерри она все равно не изменит, а так - она будет, как птица с подбитым крылом. И потом - кто в наше время обращает внимание на подобные вещи?
   Адриан заерзал на стуле,
   - Мне ненавистна самая мысль о том, что эти прожженные господа могут играть судьбами близких мне людей. Будь они такие, как Дорнфорд... Но ведь они не такие. Ты его с тех пор не видела?
   - Он недавно приезжал к нам, когда ему нужно было выступать.
   Адриан заметил, что, упоминая о нем, она и "глазом не моргнула", как выражается нынче молодежь. Вскоре они распрощались, и Динни заверила его, что чувствует себя прекрасно.
   Адриан сказал, что она была бледна, как привидение, а вернее, у нее было такое лицо, словно она увидела привидение. Выходя из пассажа, Динни вдруг вспомнила все свое прошлое на Корк-стрит, - оно подлетело к ней, как одинокая птица, махнуло крылами ей в лицо и улетело прочь. И теперь, расставшись с дядей, она повернулась и пошла обратно на Корк-стрит. Решительно открыла знакомую дверь, поднялась по лестнице в квартиру Уилфрида и дернула звонок. Прислонившись к подоконнику на площадке, Динни ждала, стиснув руки, и подумала: "Как жаль, что у меня нет муфты!" Ее пальцы закоченели. На старинных картинах женщины стояли под вуалью, и руки их были спрятаны в муфту. Времена изменились, и муфты у нее нет. Она уже собиралась уйти, когда дверь отворилась. Стак! В ночных туфлях! Взгляд его темных глаз навыкате упал на туфли, он смутился и пробормотал, запинаясь:
   - Простите, мисс, я как раз собирался переобуться.
   Динни протянула ему руку, и он пожал ее обеими руками, как прежде, с таким видом, словно собирался ее исповедовать.
   - Я шла мимо и решила зайти, узнать, как вы.
   - Отлично. Спасибо, мисс. Надеюсь, и вы хорошо себя чувствуете? И собака тоже?
   - Прекрасно, мы оба живем хорошо. Фошу в деревне нравится.
   - Мистер Дезерт всегда считал, что Фош - собака деревенская.
   - У вас есть какие-нибудь вести о нем?
   - Вестей нет, мисс. Но судя по тому, что мне сказали в банке, он до сих пор в Сиаме. Они пересылают его письма в их отделение в Бангкоке. Милорд был здесь недавно и говорил, что мистер Дезерт сейчас на какой-то реке.
   - На реке!
   - Названия не помню, что-то вроде Йи-Санд. Там, кажется, очень жарко.... Разрешите, мисс, сказать вам, что хотя вы и живете в деревне, но довольно бледны. Я ездил на рождество домой в Барнстепл и очень там поправился.
   Динни опять взяла его руку.
   - Очень рада была повидать вас, Стак.
   - Зайдите, мисс. Вы увидите - у него в комнате все, как было.
   Динни прошла за ним в гостиную.
   - Все, как при нем, Стак, точно он здесь.
   - Я часто себе представляю, что это так и есть, мисс.
   - А может быть, он все-таки здесь? Говорят, у нас есть астральные тела. Спасибо!
   Она коснулась его руки, прошла мимо и спустилась по лестнице. Сначала ее лицо вздрагивало, потом застыло. Она быстро зашагала прочь.
   Река! Ее сон! "Еще одну реку!"
   На Бонд-стрит чей-то голос окликнул ее:
   - Динни!
   Она обернулась и увидела Флер.
   - Куда ты бежишь, дорогая? Не видела тебя целую вечность! Только что смотрела французов. Божественно! Там была Клер с каким-то молодым человеком. Кто это?
   - Тони Крум. Они ехали вместе на пароходе.
   - И только?
   Динни пожала плечами и, окинув взглядом элегантную Флер, подумала: "И зачем она всегда так прямолинейна?"
   - А деньги у него есть?
   - Нет. Только место, но очень скромное. У мистера Маскема, при его арабских кобылах.
   - О!.. Триста в год или, самое большее, пятьсот? Не годится. Право же, она делает огромную ошибку: Джерри Корвен далеко пойдет.
   - Во всяком случае, дальше, чем Клер, - сухо ответила Динни.
   - Что это, окончательный разрыв?
   Динни кивнула. Никогда еще Флер не была ей так антипатична.
   - Ну, Клер не похожа на тебя. Она - человек новых порядков, или, вернее, беспорядков. Вот почему ее разрыв с Джерри - ошибка. Ей жилось бы гораздо лучше, если бы она осталась его женой, хотя бы формально. Я не могу себе представить Клер в нужде.
   - Деньги ее не интересуют, - холодно отозвалась Динни.
   - Ах, глупости! Деньги просто дают возможность иметь то, что хочешь. И это Клер, конечно, интересует.
   Динни знала, что Флер права, и потому сказала еще холоднее:
   - Объяснять все это нет смысла....
   - Да тут, милая моя, и объяснять нечего! Он ее чем-то оскорбил и, конечно, мог оскорбить, но, в конце концов, это не причина. Помнишь прелестную картину Ренуара, где мужчина и женщина сидят в ложе? Ведь ясно, что каждый из них живет своей жизнью, и все-таки они вместе. Почему Клер не может?
   - А ты смогла бы?
   Флер слегка пожала красивыми плечами.
   - Майкл - просто золото. И потом у нас же дети.
   Она опять слегка пожала плечами.
   Динни словно оттаяла.
   - Ты обманщица, Флер. Ты не следуешь тому, что проповедуешь.
   - У меня случай исключительный.
   - У каждого так.
   - Ну, не будем спорить. Майкл говорит, что наш новый депутат Дорнфорд ему очень по душе. Они ведь теперь работают вместе над этим планом, знаешь насчет свиней, птицы и картофеля. Ловкая штука, и как раз то, что нужно.
   - Да, мы в Кондафорде тоже возимся со свиньями. А дядя Лоренс что-нибудь делает в Липпингхолле?
   - Нет, он изобрел этот план и считает, что свою лепту внес. Когда Майкл будет посвободнее, он заставит его еще поработать. Эм ужасно смешно рассуждает об этом плане... А тебе нравится Дорнфорд?
   За это утро к Динни во второй раз обращались с тем же вопросом, и она прямо посмотрела в лицо кузине.
   - По-моему он просто совершенство. Вдруг рука Флер скользнула под ее локоть.
   - Знаешь, Динни, дорогая, мне бы очень хотелось, чтобы ты за него вышла. Конечно, за совершенства не выходят, но, думаю, что при желании и у него можно найти грешки.
   Динни, в свою очередь, пожала плечами, глядя перед собой отсутствующим взором.
   ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
   Третьего февраля погода была настолько мягкой и день так похож на весенний, что кровь у людей бежала быстрей и будила жажду приключений.
   Поэтому Тони Крум рано утром телеграфировал Клер и в полдень выехал из Беблок-Хайта на старой, но только что купленной им двухместной машине. Конечно, эта машина была далека от его мечты, но все же он мог при желании доводить ее скорость до пятидесяти миль в час. Проехав по ближайшему мосту, он свернул на Эббингтон, миновал Венсон и направился в сторону Хенли. Там он остановился перекусить и набрать бензину, затем еще раз проехал по мосту, полюбовался залитой солнцем речкой, текущей в туманной наготе среди обнаженных лесов, а оттуда помчался дальше, уже не останавливаясь и то и дело поглядывая на часы, так как решил быть на Мелтон-Мьюз к двум часам.
   Клер только что вернулась домой и еще не была готова. Крум уселся в нижней комнате, в которой теперь стояли три стула, столик причудливой формы, приобретенный по дешевке, так как цены на старинные вещи упали, и резной кувшин аметистового цвета с терновой настойкой. Крум ждал уже с полчаса, когда она наконец спустилась по винтовой лестнице, одетая в светлокоричневое суконное платье и такую же шапочку; через руку было перекинуто опойковое пальто.
   - Простите, дорогой, что я вас задержала. Куда мы поедем?
   - Может быть, вам будет интересно посмотреть Беблок-Хайт? Потом мы проедем через Оксфорд, выпьем там чаю, побродим среди университетских зданий и вернемся сюда часам к одиннадцати. Идет?
   - Отлично! А где вы будете ночевать?
   - Я? О, л помчусь обратно! К часу буду уже дома.
   - Бедный Тони! Трудный денек!
   - Пустяки, каких-нибудь двести пятьдесят миль. А пальто вам не понадобится. К сожалению, машина закрытая.
   Они выехали из переулка на запад, едва не столкнулись с человеком на мотоцикле и направились к парку.
   - А у нее хороший ход, Тони.
   - Славная старушка, но боюсь, что в любую минуту может рассыпаться. Степилтон ужасно много гонял ее. И потом я не люблю светлых машин.
   Клер откинулась на сиденье; по губам ее бродила улыбка, и видно было, что она наслаждается.
   Во время этой первой продолжительной поездки вдвоем они мало разговаривали. В обоих еще жила чисто юношеская страсть к быстроте движения, и молодой человек старался выжать из машины всю дозволенную правилами движения скорость. Они достигли последней переправы через реку меньше чем за два часа.
   - Вот гостиница, где я обретаюсь, - сказал он. - Хотите чаю?
   - Это будет неразумно, мой милый. Когда я посмотрю конюшни и загоны, мы поедем куда-нибудь, где вас не знают.
   - Я обязательно должен показать вам речку.
   Белая лента реки, чуть позолоченная заходящим солнцем, поблескивала между ивами и тополями. Они вышли, чтобы полюбоваться ею. Сережки на орешнике стали уже большими.
   Клер сломала ветку.
   - Ложная весна. До настоящей еще очень долго.
   С реки потянуло холодком, и на той стороне, над лугами, стал подниматься туман.
   - Здесь только паром, Тони?
   - Да, а напрямик тем берегом всего пять миль до Оксфорда. Я раза два тут проходил пешком. Красивая местность.
   - Вот когда распустятся фруктовые деревья и зацветут луга, здесь будет чудесно. Поехали? Покажите мне загоны, а оттуда - в Оксфорд.
   Они вернулись к машине.
   - Вы не хотите взглянуть на конюшни? Она покачала головой.
   - Я подожду, пока доставят кобыл. Есть некоторая разница между тем, привозите ли вы меня смотреть пустые конюшни или я приезжаю посмотреть кобыл. А они действительно из Неджда?
   - Маскем клянется, что да. Но я поверю только, когда увижу их конюхов.
   - Какой масти?
   - Две гнедых, одна караковая.
   Все три загона полого спускались к реке и были защищены длинной полосой деревьев.
   - Идеальный водосток, и пропасть солнца. А конюшни вот тут, за углом под деревьями. В них еще многое не готово. Теперь мы устанавливаем отопление.
   - Здесь очень тихо.
   - Обычно на дороге автомобилей почти нет, разве какой-нибудь мотоцикл... вон, видите, и сейчас катит.
   Мимо них, фыркая, пронесся мотоцикл, остановился, сделал круг и, фыркая, повернул обратно.
   - Мотоцикл - ужасно шумная скотина, - пробормотал Крум. - Впрочем, пока кобылы доедут, они успеют попривыкнуть.
   - Какая перемена для бедняжек!
   - Во всех их именах есть что-то золотое: Золотая Пыль, Золотая Гурия, Золотая Лань...
   - Я не знала, что Джек Маскем поэт.
   - Кажется, его поэзия не идет дальше лошадей.
   - В самом деле, какая удивительная тишина, Тони!
   - Шестой час. В моих коттеджах уже прекратили работу: там все переделывают.
   - Сколько у вас будет комнат?
   - Четыре: спальня, гостиная, кухня и ванная. Можно было бы пристроить еще...
   Он выразительно взглянул на нее. Но она смотрела в сторону.
   - Что ж, - сказал он, - отчаливаем! Мы приедем в Оксфорд засветло.
   Оксфорд, как и всякий город, выглядел при электрическом свете хуже, чем днем. Казалось, он говорил: "Вам, обреченным на современную жизнь, с виллами и автомобилями, я ничего не могу дать..."
   И для этих двух молодых людей, которые привыкли к Кембриджу и, кроме того, были голодны, Оксфорд пока не представлял никакого интереса; но когда они вошли в гостиницу "Майтр" и перед ними очутились сандвичи с анчоусами, вареные яйца, лепешки, гренки, варенье, сдобные булочки и огромный чайник с чаем, они с каждым глотком стали все больше проникаться очарованием Оксфорда. Эта старая гостиница, где они ужинали совершенно одни, пылающий камин, окна, задернутые красными шторами, и неожиданное уютное одиночество все подготовило их к тому, чтобы, выйдя отсюда, они нашли город "чудесным". В комнату заглянул мотоциклист в кожаной куртке и сейчас же скрылся. Три студента остановились, болтая, в дверях, облюбовали себе столик и вышли. Время от времени появлялась официантка, подкладывала им гренки или что-то переставляла на соседних столиках. Молодые люди наслаждались чудесным одиночеством. Они кончили трапезу только в половине восьмого.
   - Давайте побродим, - предложила Клер, - у нас пропасть времени.
   Обитатели Оксфорда обедали, и на улицах было почти безлюдно. Клер и Крум пошли наугад, выбирая самые узкие улочки, натыкаясь внезапно то на часть университетского здания, то на длинную старую стену. Казалось, здесь не было ничего современного, их окружало только прошлое. Темные башни, обветшалые полуосвещенные каменные громады; извилистые крытые узкие переходы; неожиданно возникающий из мрака тускло освещенный квадрат двора; звон часов; и это ощущение города, темного, старого, пустынного, но в то же время полного до краев огнями и затаенной жизнью, погружало их в глубокий безмолвный восторг; и так как они не знали, куда идут, то скоро заблудились.
   Крум держал молодую женщину под руку и шел с ней в ногу. Ни тот, ни другой не были романтиками, и все же оба испытывали такое чувство, словно затерялись в лабиринтах истории.
   - Как жаль, - сказала Клер, - что мое детство не прошло здесь или в Кембридже.
   - В Кембридже не чувствуешь себя так уютно, как здесь, - заметил молодой человек. - В темноте все это кажется более средневековым, и потом там университетские здания выстроены в одну линию, и атмосфера старины здесь ощущается гораздо сильнее.
   - Наверное, мне очень понравилось бы жить в старину. Дамские верховые лошади и кожаные куртки. Вы, Тони, выглядели бы божественно в кожаной куртке и в такой шляпе, знаете, с длинным зеленым пером.