Страница:
Но после ряда покушений в Токио в мае 1932 года, вступления японских войск в Маньчжурию и создания Маньчжоу-Го политическое влияние сухопутных сил возросло необыкновенно. В Маньчжоу-Го армия помимо военных функций взяла на себя так же и руководство хозяйственным и политическим развитием нового государства. У вооруженных сил есть большой шанс добиться этого и в самой Японии. Ухватятся ли они за него и с какой целью?*
*Этот указ, изданный императором Мэйдзи в 1882 году, содержит, кроме того, очень характерные для японских вооруженных сил следующие директивы: "Высшая командная власть над Нашими вооруженными силами находится в Наших руках... Мы никогда не передадим эту высочайшую власть кому-либо из подданных... Наши отношения с вами будут очень тесными, если Мы захотим полагаться на вас как на свое тело, а вы будете взирать на Нас как на свою голову... Тот солдат и матрос, который неуважительно относится к своим начальникам или жестоко обращается со своими подчиненными, является позорным пятном вооруженных сил и государственным преступником... Никогда не презирайте побеждаемого врага и не бойтесь побеждающего, выполняйте только свой долг. Это и есть истинное мужество... Если вы будете действовать только насилием, мир скоро презреет вас и станет смотреть на вас как на диких зверей... Быть верным - значит сдержать слово, которое дал, а быть порядочным - значит выполнять свой долг... Солдат и матрос должен сделать своей целью простоту...".
2. ЯПОНСКИЕ ВООРУЖЕННЫЕ СИЛЫ
В КАЧЕСТВЕ РЕФОРМАТОРА
Уже давно молодые и средние по возрасту офицеры действительной службы охвачены вдохновенным патриотизмом, который в целом принял социально-радикальную окраску. Зиждущийся на основе крестьянской общности и на почитании императора, этот радикализм содержит в себе значительные антикапиталистические элементы. Естественно, что эти офицеры всегда были решительными противниками всех парламентских демократических институтов, а так же давно презираемых народом партий и классовых организаций. И именно эти офицеры являлись, по крайней мере до сих пор, вдохновителями и даже руководителями многочисленных националистических и фашистских объединений гражданского населения. Эта основная позиция активной части японского офицерского корпуса в последние годы претерпела серьезные изменения. Начав с расплывчатых фашистских идей, пережив период ярко выраженного национал-социалистского образа мыслей, эта часть офицеров теперь, кажется, оформилась в движение за национальные и социальные реформы, которое именует себя н и п п о н и з м о м и пытается отмежеваться от германского национал-социализма и итальянского фашизма.
К подобному ходу событий приводит та цель, которую единодушно преследуют все без исключения круги японских вооруженных сил. Цель эта безоговорочная мобилизация всех сил народа и государства ради неизбежного, как здесь считают, момента, когда придется в бою решать вопрос, быть или не быть современной Японии. "Тотальная мобилизация" любой ценой уже в мирное время - вот руководящий принцип японских вооруженных сил, которому должно быть подчинено все остальное, под который должны быть подогнаны все политические и социальные явления и процессы. При этом вооруженные силы в случае необходимости должны будут заняться так же хозяйственными и социальными проблемами сегодняшней Японии. Ибо "тотальная мобилизация" уже в мирное время в качестве первой предпосылки требует выделения максимальных средств для обновления и укрепления обороны страны.
За несколько лет официально санкционируемые притязания вооруженных сил на государственный бюджет возросли д о 4 7 п р о ц е н- т о в э т о г о б ю д ж е т а, а это почти неслыханное соотношение между военными расходами и общей суммой расходов в мирное время. Из-за этих требований за последние четыре года государственные долги Японии подскочили почти до 10 миллиардов йен, а это сумма, которую многие знатоки рассматривают уже как непосредственно высший допустимый предел. И кажется не вызывающим сомнений то, что дальнейшие требования, а они безусловно последуют, ввергнут страну в экономический или финансовый кризис. Эту непомерную нагрузку вооруженные силы взвалили на экономику страны в то время, когда как раз японское сельское хозяйство, а вместе с ним и крестьянство, являющееся и по сей день самым многочисленным слоем японского народа, попало почти в небывалое бедственное положение. Противоречие между еще почти полностью "феодальным" сельским хозяйством и бурно развивающимися современными промышленностью и финансами, обостряемое стихийными бедствиями, особенно ужасающе проявляется именно в эти годы. На спинах крестьян осуществлялась удивительная индустриализация; крестьяне становились жертвой обогащающихся и набирающих мощь финансовых институтов и торговцев, они несли основную тяжесть налогов, несоразмерно сильнее затрагивающих сельское хозяйство. С другой стороны, часть промышленников и банкиров прикарманивала крупные суммы тех денег, которые ежегодно выделялись на вооружение. Возникла опасность, что какие-нибудь ловкие агитаторы начнут представлять армию виновницей бедствий крестьянства - той части населения, которая поставляет основную массу рекрутов.
Несколько лет назад существовал лишь маленький кружок офицеров вокруг Араки, Койзо и некоторых других генералов, осознававших связь требования "тотальной мобилизации" со всеми хозяйственными и социальными вопросами и даже с вопросами японской морали, воспитания и проникновения в страну чужого образа мыслей. Идея необходимости социального анализа и широкой программы реформ, основой которой должно стать почти религиозно очищенное представление о японском императорском доме, особенно распространилась в вооруженных силах. Сегодня подобную точку зрения, хотя и с некоторыми оттенками, становящимися очевиднее, разделяет Военное министерство во главе с министром Хаяси.
Хотя социальный анализ и разработка программы и реформ сегодня еще не завершены, уже по некоторым опубликованным Военным министерством в ноябре 1934 и в марте 1935 года материалам и прочим недавним публичным заявлениям можно составить ясное представление об основных положениях "ниппонизма". В брошюре Военного министерства, опубликованной в ноябре 1934 года, мы находим среди прочих следующие фразы:
"Чрезвычайно важный вопрос для армии - обеспечение материального положения народа. Чтобы солдат был храбрым на войне, он должен знать, что его семья не нуждается и что родина защищает его интересы... Современный хозяйственный организм построен на основе индивидуализма... Вследствие этого он не всегда отвечает общим интересам государства. Богатство, достающееся на долю меньшинства, порождает нищету масс и голод... вносит беспокойство в жизнь нации... Необходимо, чтобы народ отказался от концепции хозяйственного индивидуализма и эгоизма и усвоил концепцию коллективного хозяйствования... Новый хозяйственный организм должен основываться на идеях, положенных в основу нашей империи, и повысить благосостояние всей нации...".
Эти и подобные мысли повторяются в следующей брошюре, датированной мартом 1935 года, которая в развитии идей "ниппонизма" идет дальше упомянутого документа. Там формулировки звучат отчасти даже еще резче:
"Итак, нашей экономикой распоряжается финансовый капитал. На долю народа, находящегося под тяжким гнетом капиталистических порядков, остаются лишь безработица и голод...".
Итак, здесь имеет место очень далеко идущая критика экономических и социальных условий в Японии.
Однако японские сухопутные силы не ограничиваются критикой экономики. Они идут дальше и предусматривают в качестве необходимой предпосылки "тотальной мобилизации" так же и духовное, воспитательное обновление японского народа, мечущегося между восточной и западной культурами. В последней из упомянутых брошюр находим следующую формулировку, касающуюся этого вопроса:
"Наши внутренние помехи происходят оттого, что японский народ с жадностью хватается за европейскую культуру, что его убеждения клонятся к упадку и народ беднеет до крайности... Пришло время способствовать расцвету подлинно японской культуры, исключив дурные части чужого влияния. Только таким образом Япония с ее 3000-летней историей может породить подобающую ей великую культуру...".
Фантастически высокую оценку собственной японской культуры, основанную на мифических преданиях докитайского культурного периода, японские военные доводят до еще более значительных выводов. Провозглашается всемирная миссия Японии:
"...Она (Япония) готова распространить дух японской морали по всему миру... Мы должны стать достойными задачи р у к о в о д и т ь миром при создании вечного счастья человечества".
Однако все приведенные положения "ниппонизма" следует рассматривать всего лишь как оправу к его основному содержанию - содержанию, которое заключается в японской идее императора. Именно в эти дни ведется особенно яростная борьба за чистоту японской идеи императорского статуса, причем эта борьба направляется сегодня еще в основном против государственно-правовых и философских влияний Запада. Так, в Японии теперь подвергнута осуждению пользовавшаяся на протяжении десятилетий всеобщим признанием теория Минобэ, которому за его заслуги воздавал почести сам император и который комментировал с помощью западных понятий конституцию императора Мэйдзи, отмеченную сильным влиянием Запада; печатные труды Минобэ запрещены.
Однако позитивная формулировка "чистой" японской идеи императора, пожалуй, еще заставит себя некоторое время ждать, коль скоро речь идет об установлении понятий, а не о заявлениях, продиктованных чувством. На фоне этой борьбы все остальные хозяйственно-практические и социальные требования вооруженных сил явно отступили с недавних пор на задний план.
Хотя все упомянутые здесь воззрения отстаиваются сегодня Военным министерством в качестве официального воззрения японских вооруженных сил, это еще не значит, что они разделяются всеми кругами вооруженных сил. Возьмем, например, группу самых старших по возрасту и по званию офицеров. Среди них еще очень сильно господствует строгое представление о чисто профессиональном офицере, которого ничто, кроме служебных вопросов, заботить не должно. У многих из них то и дело дает о себе знать более высокое социальное положение, у них в ходу контакты с влиятельными хозяйственными кругами; личное и политическое честолюбие делает их чуждыми радикальному идеализму молодых офицеров.
Бросается в глаза то, что лишь немногие представители военно-морского флота разделяют вышеописанные идеи. Видимо, причины, которые в большинстве стран превращают флот в несколько особую часть вооруженных сил, проложили себе дорогу и в Японии. Разумеется, этим не исключается, что и на флоте можно найти некоторых сторонников идей, преобладающих главным образом в сухопутных силах, больше того - что среди молодых флотских офицеров следует даже искать часть еще более радикально настроенных элементов. В качестве примера можно назвать опубликованную в январе 1935 года в журнале "Гакван" одну такую очень радикальную статью капитан-лейтенанта Н. Сайто, в которой заметны чрезвычайно левые тенденции. Наряду с этими воззрениями, которые уже представляют даже критику "ниппонизма", другие офицеры проповедуют террористические, путчистские воззрения. Здесь царит дикая сумятица религиозных и примитивных аграрно-коммунистических представлений, смешанных с гражданским авантюризмом.
До сегодняшнего дня вооруженные силы ограничивались чистым анализом и вербовкой сторонников своих мыслей о реформах. Но эта пропаганда, как и анализ, осталась весьма теоретической, имея даже склонность стать теоретической навсегда, вместо того чтобы перейти к решению практических актуальных вопросов. Возможно, что японец в отличие от немца вообще не нуждается в ясно разработанной, строго развитой программе с различными аспектами, что он больше, чем люди на Западе, ориентируется лишь на руководящую личность и общеупотребительное направление мыслей. Станут ли вооруженные силы впредь довольствоваться лишь пропагандой теоретических выкладок? Или они концентрируют усилия, чтобы одним махом провести эти внутренние реформы? Это сейчас важнейшие вопросы внутриполитической жизни Японии.
3. РОЛЬ ЯПОНСКИХ ВООРУЖЕННЫХ СИЛ
ВО ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКЕ
Японские вооруженные силы всегда вели активную внешнюю политику. Они никогда не были лишь оружием стоящей над ними политической воли. С самого начала современной истории Японии они воплощали единство оружия и воли. В основе активной внешней политики вооруженных сил в период с начала обновления вплоть до мировой войны лежал один и тот же большой генеральный план: б е з о п а с- н о с т ь я п о н с к о й о с т р о в н о й и м п е р и и о б е с п е- ч и в а е т с я п р и с о е- д и н е н и е м н о в ы х т е р р и т о р и й.
Правда, и остальные влиятельные во внутриполитической жизни Японии группы всегда руководствовались подобным же генеральным планом. Но поскольку интересы насущной сиюминутной политики всегда играли для них более значительную роль, нежели долгосрочные перспективные планы, эти круги при проведении очередных мероприятий зачастую оказывались противниками вооруженных сил. Тем самым очень часто создавалось положение, когда вооруженные силы, видя нерешительность политиков, боязливо взвешивающих все "за" и "против", пользовались своим внутриполитическим весом, чтобы осуществить на них нажим либо даже поставить их перед лицом свершившихся фактов. Новейшая японская история изобилует подобными моментами. Крупнейшим последним примером такого непосредственного решительного вмешательства армии может служить нападение военных на Мукден 18 сентября 1931 года, приведшее к созданию Маньчжоу-Го и имевшее значительные внешнеполитические последствия. Другие политические силы Японии, как почти всегда, стали задним числом на почву свершившихся фактов, потеряв при этом, конечно, значительную долю уважения со стороны народа.
В ходе выполнения этого генерального плана японские вооруженные силы захватили Формозу, Корею и Южный Сахалин, вытеснили русских с Квантунского полуострова и фактически присоединили к Японской империи мандатные острова в Южном море. Все эти экспансионистские акции до сих пор могли рассматриваться как меры по обеспечению безопасности перед лицом энергично расширяющих свои границы иностранных держав, вооруженные силы могли требовать и характеризовать их как необходимые предпосылки обороны страны. Однако уже вместе с предъявлением 21 условия Китаю во время мировой войны, с неудачной попыткой интервенции в Сибири и особенно вместе с созданием Маньчжоу-Го именно вооруженные силы перешагнули эти рамки "безопасности", сделав окончательный шаг к политическому завоеванию жизненного пространства на Азиатском материке.
И даже официальная внешняя политика министра иностранных дел Хироты вполне позволяет заключить, что эта новая политика экспансии, начало которой положила армия, завершает, по крайней мере, расширение экономического и политического влияния Японии на континент. Ведь это он заявил, что Япония "стала единственной опорой мира в Восточной Азии", что она "одна несет весь груз ответственности за мир в Восточной Азии". При Хироте внимание других держав было обращено - причем в малозавуалированной форме - на то, что им лучше не цепляться за Дальний Восток и что отныне к старой формуле "Америка - американцам" добавляется новая - "Азия азиатам". Было бы ошибкой полагать, что вооруженные силы, которые оказали сильное влияние на этот процесс, стали теперь во внешнеполитических требованиях сдержаннее, чем официальная внешняя политика. Скорее, можно предположить обратное. Ибо "ниппонизм", который особенно в японских вооруженных силах нашел своих глашатаев, в своем представлении о миссии Японии не ограничивается лишь формулой "Азия - азиатам", а идет дальше и требует "освобождения цветных рас от аморальной эксплуатации со стороны белых народов" (из ноябрьской брошюры Военного министерства). И м е н н о э т а и д е я "н и п п о н и з м а" н а ч и н а е т с к а з ы в а т ь с я н а в н е ш н е й п о л и т и к е Я п о н и и.
В последние годы, однако появился еще один фактор, который сильно влияет на планы японских вооруженных сил. Развитие Советского государства расценивается японскими сухопутными силами как очень серьезная опасность. В мировой революции усматривают рост хозяйственного и военного оружия, становящегося все более мощным. Таким образом, старый географический враг Россия превратился еще и в вызывающего глубокие чувства врага японской системы. Полное значение этой двойной вражды может понять лишь тот, кто вспомнит, с какой сосредоточенностью японская армия ведет сейчас в Японии борьбу за чистоту и углубление идеи императорской власти. Если большевизм так или иначе является самым худшим врагом монархии, то как раз японская императорская идея должна делать из него в глазах японской армии заклятого врага системы...
Сюда добавляется то, что после создания Маньчжоу-Го каждый образованный в военном отношении японец видит во Владивостоке постоянную угрозу, "обнаженный кинжал, направленный на Японию". Обращать взгляд еще дальше на Север, на Сахалин побуждает и растущая потребность японских вооруженных сил в нефти. Поэтому понятно, почему японская армия каждый раз, когда закончившиеся переговоры порождают более дружественные мысли между Японией и Советской Россией, охлаждает оптимизм ушатом холодной воды. Все это еще далеко не означает войны, хотя столь многие высказывания радикальных офицеров создают впечатление, будто часть сухопутных сил хотела бы лучше поспешить, чем опоздать с ее началом. Но это означает нажим на японскую внешнюю политику, которая как раз сейчас по разным причинам стремится смягчить противоречия, - нажим, который все-таки несколько увеличивает возможность военного столкновения.
Но наиболее явственным становится различие между официальной внешней политикой и планами сухопутных сил в китайском вопросе. В то время как дипломаты из общей потребности успокоения, а так же учитывая уже крайне напряженное состояние японских финансов стремятся шаг за шагом продвигаться вперед с помощью дипломатических средств, военные, не считаясь с мероприятиями собственных дипломатов, ведут себя по отношению к Северному Китаю довольно резко. Известно, что как раз материковая Квантунская армия выступает за "сильную" политику по отношению к Китаю. Ее план заключается в том, чтобы и де-факто отделить Северный Китай от остальной китайской территории, сделать Южный Китай по возможности самостоятельным и превратить единое правительство в Нанкине в ряд более мелких.
Последняя акция в Северном Китае направлена к этой цели; не случаен тот факт, что Квантунская армия, в рядах которой находится большая часть представителей радикального крыла из числа сторонников Араки, начала осуществление планов вопреки воле министра иностранных дел Хироты. С помощью такой политики сухопутным силам было бы легче удовлетворить желание добиться большего политического влияния на решение всей монгольской проблемы и потребность в строительстве дорог в этих областях. Что касается военной оккупации значительных районов Китая, то, пожалуй, к этому не стремятся и вооруженные силы. Они хотят лишь, как и официальная внешняя политика, располагать г л а в е н с т в у ю- щ и м хозяйственным и политическим влиянием в Китае.
П о с р а в н е н и ю с э т и м и к о н т и н е н т а л ь н ы м и п л а н а м и я п о н с к и х в о о р у ж е н н ы х с и л п р о б л е- м ы ю г о-в о с т о ч н о й и ю ж н о й ч а с т и Т и х о г о о к е- а н а и г р а ю т о т н о с и т е л ь н о м е н е е з н а ч и т е л ь- н у ю р о л ь. Правда, оккупация мандатных островов, прорыв японских товаров на индийские и голландско-индийские рынки, вероятное изменение политической обстановки на Филиппинах заставили Японию резко усилить внимание к этим обширным территориям. Однако эта заинтересованность сегодня еще не связывается с территориальной экспансией в этом направлении. Это, скорее, заинтересованность в увеличении экспорта, в создании в этих районах экономических и политических опорных пунктов, которые, может быть, очень понадобятся Японии намного позднее. Это, скорее, создание и расширение районов безопасности против теоретического англо-американского вмешательства в континентальную политику Японии. И не столько вопрос о Гавайских островах, Гуаме и Филиппинах, сколько концентрация на Азиатском континенте делает понятным отношение японских вооруженных сил, и в особенности японского флота, к Америке. Сколько бы внимания японская внешняя политика ни уделяла японо-американским проблемам в целом, Америка является проблемой для японских вооруженных сил почти исключительно лишь настолько, насколько она может помешать осуществлению планов японских вооруженных сил на Азиатском континенте. Отсюда и непреклонность японских военно-морских сил в вопросе о вооружении флотов, который свел на нет все прежние попытки прийти к общему политическому урегулированию с Америкой. Этот аспект резко подчеркивает в уже упомянутой нами брошюре даже само Военное министерство:
"...Америка требует... равноправия в Китае и открытых дверей в Восточную Азию. Поэтому мы должны располагать сильным военно-морским флотом, чтобы обеспечить мир в Восточной Азии. Ибо Америка с помощью своего большого флота хочет помешать нам достигнуть своих внешнеполитических целей".
Это сказано хотя и не очень ясно, но все же достаточно понятно.
Отношение японских вооруженных сил к Англии весьма щекотливо. Им ясно, что при напряженности в отношениях Японии с Америкой и с Советской Россией вопрос о союзнической или благожелательно нейтральной позиции Англии может быть вопросом жизни или смерти. С другой стороны, конкуренция обеих стран на мировом рынке, выдающееся влияние Англии на Азиатском материке, включая Китай, вносит некоторую резкость в отношение японских вооруженных сил к Англии. Тем не менее вооруженные силы полностью поддерживали официальную внешнюю политику страны в ее усилиях установить с Англией более тесные отношения.
Среди всех стран Германия - единственная, по отношению к которой японские вооруженные силы демонстрируют положительное отношение, заслуживающее название сердечного. Здесь они идут намного дальше, чем официальные политические круги. Как раз японские сухопутные силы обязаны Германии в военном отношении слишком многим, чтобы не считать должным выразить это. И военные круги, работающие над социальными и национальными реформами Японии, частично уже переняли, а частично еще продолжают изучать важные принципы национального обновления сегодняшней Германии.
4. ВОЕННО-ГЕОГРАФИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ ЯПОНИИ
Внутриполитическая программа, требование "тотальной мобилизации" и внешнеполитические требования выдвигаются японскими вооруженными силами под тем углом зрения, что существованию Японии серьезнейшим образом угрожает заграница. Со времени маньчжурских событий 1931 года эта мысль снова и снова успешно вдалбливается японскому населению. Напрашивается вопрос: действительно ли военно-географическое положение Японии с точки зрения нуждающихся в обороне государственных границ и защиты жизненно важных источников сырья сегодня ухудшилось по сравнению с 1931 годом? Не было ли создание Маньчжоу-Го продиктовано исключительно соображениями повышения обороноспособности границ и расширения сырьевой базы Японии?
До создания Маньчжоу-Го и до вовлечения Восточной Азии в группу областей, в которых Япония рассматривает себя отныне как "единственную опору мира", задачи обороны страны были сравнительно несложны. Япония была и продолжает оставаться страной, которая полностью гарантирована от возможной высадки вражеских войск на ее главные острова. На Тихоокеанском побережье раскинулась густая сеть прибрежных оборонных сооружений и морских баз, которые начинаются на севере около Курил и тянутся на юг вплоть до Формозы. Так же, если не лучше, защищены все подступы со стороны Китайского моря, и особенно имеющий столь важное значение путь, соединяющий Корею с Симоносеки. К тому же соотношение силы флотов Японии, Америки и Англии, выражающееся соответственно в пропорции 5:5:3, делает положение Японии неуязвимым, если учесть те расстояния, которые отделяют Японию от ее вероятных противников в лице Америки и Англии. Задача сухопутных сил заключалась до 1931 года в защите корейских границ, включая равнину до района Квантуна или до Мукдена. Но корейская граница уже географически является законченным естественным укреплением. Вероятным противником армии в то время были китайские войска; смотря по обстоятельствам, им могла быть и дислоцирующаяся в Сибири Красная армия, которая до маньчжурских событий не была серьезным противником для японских сухопутных сил. Не вызывает сомнения, что, если бы не маньчжурские события, эта армия еще долгое время не стала бы достойным противником, каким она сейчас, конечно, является. А уровень развития авиации был тогда еще недостаточен, чтобы служить единственным обоснованием отодвигания границ.
*Этот указ, изданный императором Мэйдзи в 1882 году, содержит, кроме того, очень характерные для японских вооруженных сил следующие директивы: "Высшая командная власть над Нашими вооруженными силами находится в Наших руках... Мы никогда не передадим эту высочайшую власть кому-либо из подданных... Наши отношения с вами будут очень тесными, если Мы захотим полагаться на вас как на свое тело, а вы будете взирать на Нас как на свою голову... Тот солдат и матрос, который неуважительно относится к своим начальникам или жестоко обращается со своими подчиненными, является позорным пятном вооруженных сил и государственным преступником... Никогда не презирайте побеждаемого врага и не бойтесь побеждающего, выполняйте только свой долг. Это и есть истинное мужество... Если вы будете действовать только насилием, мир скоро презреет вас и станет смотреть на вас как на диких зверей... Быть верным - значит сдержать слово, которое дал, а быть порядочным - значит выполнять свой долг... Солдат и матрос должен сделать своей целью простоту...".
2. ЯПОНСКИЕ ВООРУЖЕННЫЕ СИЛЫ
В КАЧЕСТВЕ РЕФОРМАТОРА
Уже давно молодые и средние по возрасту офицеры действительной службы охвачены вдохновенным патриотизмом, который в целом принял социально-радикальную окраску. Зиждущийся на основе крестьянской общности и на почитании императора, этот радикализм содержит в себе значительные антикапиталистические элементы. Естественно, что эти офицеры всегда были решительными противниками всех парламентских демократических институтов, а так же давно презираемых народом партий и классовых организаций. И именно эти офицеры являлись, по крайней мере до сих пор, вдохновителями и даже руководителями многочисленных националистических и фашистских объединений гражданского населения. Эта основная позиция активной части японского офицерского корпуса в последние годы претерпела серьезные изменения. Начав с расплывчатых фашистских идей, пережив период ярко выраженного национал-социалистского образа мыслей, эта часть офицеров теперь, кажется, оформилась в движение за национальные и социальные реформы, которое именует себя н и п п о н и з м о м и пытается отмежеваться от германского национал-социализма и итальянского фашизма.
К подобному ходу событий приводит та цель, которую единодушно преследуют все без исключения круги японских вооруженных сил. Цель эта безоговорочная мобилизация всех сил народа и государства ради неизбежного, как здесь считают, момента, когда придется в бою решать вопрос, быть или не быть современной Японии. "Тотальная мобилизация" любой ценой уже в мирное время - вот руководящий принцип японских вооруженных сил, которому должно быть подчинено все остальное, под который должны быть подогнаны все политические и социальные явления и процессы. При этом вооруженные силы в случае необходимости должны будут заняться так же хозяйственными и социальными проблемами сегодняшней Японии. Ибо "тотальная мобилизация" уже в мирное время в качестве первой предпосылки требует выделения максимальных средств для обновления и укрепления обороны страны.
За несколько лет официально санкционируемые притязания вооруженных сил на государственный бюджет возросли д о 4 7 п р о ц е н- т о в э т о г о б ю д ж е т а, а это почти неслыханное соотношение между военными расходами и общей суммой расходов в мирное время. Из-за этих требований за последние четыре года государственные долги Японии подскочили почти до 10 миллиардов йен, а это сумма, которую многие знатоки рассматривают уже как непосредственно высший допустимый предел. И кажется не вызывающим сомнений то, что дальнейшие требования, а они безусловно последуют, ввергнут страну в экономический или финансовый кризис. Эту непомерную нагрузку вооруженные силы взвалили на экономику страны в то время, когда как раз японское сельское хозяйство, а вместе с ним и крестьянство, являющееся и по сей день самым многочисленным слоем японского народа, попало почти в небывалое бедственное положение. Противоречие между еще почти полностью "феодальным" сельским хозяйством и бурно развивающимися современными промышленностью и финансами, обостряемое стихийными бедствиями, особенно ужасающе проявляется именно в эти годы. На спинах крестьян осуществлялась удивительная индустриализация; крестьяне становились жертвой обогащающихся и набирающих мощь финансовых институтов и торговцев, они несли основную тяжесть налогов, несоразмерно сильнее затрагивающих сельское хозяйство. С другой стороны, часть промышленников и банкиров прикарманивала крупные суммы тех денег, которые ежегодно выделялись на вооружение. Возникла опасность, что какие-нибудь ловкие агитаторы начнут представлять армию виновницей бедствий крестьянства - той части населения, которая поставляет основную массу рекрутов.
Несколько лет назад существовал лишь маленький кружок офицеров вокруг Араки, Койзо и некоторых других генералов, осознававших связь требования "тотальной мобилизации" со всеми хозяйственными и социальными вопросами и даже с вопросами японской морали, воспитания и проникновения в страну чужого образа мыслей. Идея необходимости социального анализа и широкой программы реформ, основой которой должно стать почти религиозно очищенное представление о японском императорском доме, особенно распространилась в вооруженных силах. Сегодня подобную точку зрения, хотя и с некоторыми оттенками, становящимися очевиднее, разделяет Военное министерство во главе с министром Хаяси.
Хотя социальный анализ и разработка программы и реформ сегодня еще не завершены, уже по некоторым опубликованным Военным министерством в ноябре 1934 и в марте 1935 года материалам и прочим недавним публичным заявлениям можно составить ясное представление об основных положениях "ниппонизма". В брошюре Военного министерства, опубликованной в ноябре 1934 года, мы находим среди прочих следующие фразы:
"Чрезвычайно важный вопрос для армии - обеспечение материального положения народа. Чтобы солдат был храбрым на войне, он должен знать, что его семья не нуждается и что родина защищает его интересы... Современный хозяйственный организм построен на основе индивидуализма... Вследствие этого он не всегда отвечает общим интересам государства. Богатство, достающееся на долю меньшинства, порождает нищету масс и голод... вносит беспокойство в жизнь нации... Необходимо, чтобы народ отказался от концепции хозяйственного индивидуализма и эгоизма и усвоил концепцию коллективного хозяйствования... Новый хозяйственный организм должен основываться на идеях, положенных в основу нашей империи, и повысить благосостояние всей нации...".
Эти и подобные мысли повторяются в следующей брошюре, датированной мартом 1935 года, которая в развитии идей "ниппонизма" идет дальше упомянутого документа. Там формулировки звучат отчасти даже еще резче:
"Итак, нашей экономикой распоряжается финансовый капитал. На долю народа, находящегося под тяжким гнетом капиталистических порядков, остаются лишь безработица и голод...".
Итак, здесь имеет место очень далеко идущая критика экономических и социальных условий в Японии.
Однако японские сухопутные силы не ограничиваются критикой экономики. Они идут дальше и предусматривают в качестве необходимой предпосылки "тотальной мобилизации" так же и духовное, воспитательное обновление японского народа, мечущегося между восточной и западной культурами. В последней из упомянутых брошюр находим следующую формулировку, касающуюся этого вопроса:
"Наши внутренние помехи происходят оттого, что японский народ с жадностью хватается за европейскую культуру, что его убеждения клонятся к упадку и народ беднеет до крайности... Пришло время способствовать расцвету подлинно японской культуры, исключив дурные части чужого влияния. Только таким образом Япония с ее 3000-летней историей может породить подобающую ей великую культуру...".
Фантастически высокую оценку собственной японской культуры, основанную на мифических преданиях докитайского культурного периода, японские военные доводят до еще более значительных выводов. Провозглашается всемирная миссия Японии:
"...Она (Япония) готова распространить дух японской морали по всему миру... Мы должны стать достойными задачи р у к о в о д и т ь миром при создании вечного счастья человечества".
Однако все приведенные положения "ниппонизма" следует рассматривать всего лишь как оправу к его основному содержанию - содержанию, которое заключается в японской идее императора. Именно в эти дни ведется особенно яростная борьба за чистоту японской идеи императорского статуса, причем эта борьба направляется сегодня еще в основном против государственно-правовых и философских влияний Запада. Так, в Японии теперь подвергнута осуждению пользовавшаяся на протяжении десятилетий всеобщим признанием теория Минобэ, которому за его заслуги воздавал почести сам император и который комментировал с помощью западных понятий конституцию императора Мэйдзи, отмеченную сильным влиянием Запада; печатные труды Минобэ запрещены.
Однако позитивная формулировка "чистой" японской идеи императора, пожалуй, еще заставит себя некоторое время ждать, коль скоро речь идет об установлении понятий, а не о заявлениях, продиктованных чувством. На фоне этой борьбы все остальные хозяйственно-практические и социальные требования вооруженных сил явно отступили с недавних пор на задний план.
Хотя все упомянутые здесь воззрения отстаиваются сегодня Военным министерством в качестве официального воззрения японских вооруженных сил, это еще не значит, что они разделяются всеми кругами вооруженных сил. Возьмем, например, группу самых старших по возрасту и по званию офицеров. Среди них еще очень сильно господствует строгое представление о чисто профессиональном офицере, которого ничто, кроме служебных вопросов, заботить не должно. У многих из них то и дело дает о себе знать более высокое социальное положение, у них в ходу контакты с влиятельными хозяйственными кругами; личное и политическое честолюбие делает их чуждыми радикальному идеализму молодых офицеров.
Бросается в глаза то, что лишь немногие представители военно-морского флота разделяют вышеописанные идеи. Видимо, причины, которые в большинстве стран превращают флот в несколько особую часть вооруженных сил, проложили себе дорогу и в Японии. Разумеется, этим не исключается, что и на флоте можно найти некоторых сторонников идей, преобладающих главным образом в сухопутных силах, больше того - что среди молодых флотских офицеров следует даже искать часть еще более радикально настроенных элементов. В качестве примера можно назвать опубликованную в январе 1935 года в журнале "Гакван" одну такую очень радикальную статью капитан-лейтенанта Н. Сайто, в которой заметны чрезвычайно левые тенденции. Наряду с этими воззрениями, которые уже представляют даже критику "ниппонизма", другие офицеры проповедуют террористические, путчистские воззрения. Здесь царит дикая сумятица религиозных и примитивных аграрно-коммунистических представлений, смешанных с гражданским авантюризмом.
До сегодняшнего дня вооруженные силы ограничивались чистым анализом и вербовкой сторонников своих мыслей о реформах. Но эта пропаганда, как и анализ, осталась весьма теоретической, имея даже склонность стать теоретической навсегда, вместо того чтобы перейти к решению практических актуальных вопросов. Возможно, что японец в отличие от немца вообще не нуждается в ясно разработанной, строго развитой программе с различными аспектами, что он больше, чем люди на Западе, ориентируется лишь на руководящую личность и общеупотребительное направление мыслей. Станут ли вооруженные силы впредь довольствоваться лишь пропагандой теоретических выкладок? Или они концентрируют усилия, чтобы одним махом провести эти внутренние реформы? Это сейчас важнейшие вопросы внутриполитической жизни Японии.
3. РОЛЬ ЯПОНСКИХ ВООРУЖЕННЫХ СИЛ
ВО ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКЕ
Японские вооруженные силы всегда вели активную внешнюю политику. Они никогда не были лишь оружием стоящей над ними политической воли. С самого начала современной истории Японии они воплощали единство оружия и воли. В основе активной внешней политики вооруженных сил в период с начала обновления вплоть до мировой войны лежал один и тот же большой генеральный план: б е з о п а с- н о с т ь я п о н с к о й о с т р о в н о й и м п е р и и о б е с п е- ч и в а е т с я п р и с о е- д и н е н и е м н о в ы х т е р р и т о р и й.
Правда, и остальные влиятельные во внутриполитической жизни Японии группы всегда руководствовались подобным же генеральным планом. Но поскольку интересы насущной сиюминутной политики всегда играли для них более значительную роль, нежели долгосрочные перспективные планы, эти круги при проведении очередных мероприятий зачастую оказывались противниками вооруженных сил. Тем самым очень часто создавалось положение, когда вооруженные силы, видя нерешительность политиков, боязливо взвешивающих все "за" и "против", пользовались своим внутриполитическим весом, чтобы осуществить на них нажим либо даже поставить их перед лицом свершившихся фактов. Новейшая японская история изобилует подобными моментами. Крупнейшим последним примером такого непосредственного решительного вмешательства армии может служить нападение военных на Мукден 18 сентября 1931 года, приведшее к созданию Маньчжоу-Го и имевшее значительные внешнеполитические последствия. Другие политические силы Японии, как почти всегда, стали задним числом на почву свершившихся фактов, потеряв при этом, конечно, значительную долю уважения со стороны народа.
В ходе выполнения этого генерального плана японские вооруженные силы захватили Формозу, Корею и Южный Сахалин, вытеснили русских с Квантунского полуострова и фактически присоединили к Японской империи мандатные острова в Южном море. Все эти экспансионистские акции до сих пор могли рассматриваться как меры по обеспечению безопасности перед лицом энергично расширяющих свои границы иностранных держав, вооруженные силы могли требовать и характеризовать их как необходимые предпосылки обороны страны. Однако уже вместе с предъявлением 21 условия Китаю во время мировой войны, с неудачной попыткой интервенции в Сибири и особенно вместе с созданием Маньчжоу-Го именно вооруженные силы перешагнули эти рамки "безопасности", сделав окончательный шаг к политическому завоеванию жизненного пространства на Азиатском материке.
И даже официальная внешняя политика министра иностранных дел Хироты вполне позволяет заключить, что эта новая политика экспансии, начало которой положила армия, завершает, по крайней мере, расширение экономического и политического влияния Японии на континент. Ведь это он заявил, что Япония "стала единственной опорой мира в Восточной Азии", что она "одна несет весь груз ответственности за мир в Восточной Азии". При Хироте внимание других держав было обращено - причем в малозавуалированной форме - на то, что им лучше не цепляться за Дальний Восток и что отныне к старой формуле "Америка - американцам" добавляется новая - "Азия азиатам". Было бы ошибкой полагать, что вооруженные силы, которые оказали сильное влияние на этот процесс, стали теперь во внешнеполитических требованиях сдержаннее, чем официальная внешняя политика. Скорее, можно предположить обратное. Ибо "ниппонизм", который особенно в японских вооруженных силах нашел своих глашатаев, в своем представлении о миссии Японии не ограничивается лишь формулой "Азия - азиатам", а идет дальше и требует "освобождения цветных рас от аморальной эксплуатации со стороны белых народов" (из ноябрьской брошюры Военного министерства). И м е н н о э т а и д е я "н и п п о н и з м а" н а ч и н а е т с к а з ы в а т ь с я н а в н е ш н е й п о л и т и к е Я п о н и и.
В последние годы, однако появился еще один фактор, который сильно влияет на планы японских вооруженных сил. Развитие Советского государства расценивается японскими сухопутными силами как очень серьезная опасность. В мировой революции усматривают рост хозяйственного и военного оружия, становящегося все более мощным. Таким образом, старый географический враг Россия превратился еще и в вызывающего глубокие чувства врага японской системы. Полное значение этой двойной вражды может понять лишь тот, кто вспомнит, с какой сосредоточенностью японская армия ведет сейчас в Японии борьбу за чистоту и углубление идеи императорской власти. Если большевизм так или иначе является самым худшим врагом монархии, то как раз японская императорская идея должна делать из него в глазах японской армии заклятого врага системы...
Сюда добавляется то, что после создания Маньчжоу-Го каждый образованный в военном отношении японец видит во Владивостоке постоянную угрозу, "обнаженный кинжал, направленный на Японию". Обращать взгляд еще дальше на Север, на Сахалин побуждает и растущая потребность японских вооруженных сил в нефти. Поэтому понятно, почему японская армия каждый раз, когда закончившиеся переговоры порождают более дружественные мысли между Японией и Советской Россией, охлаждает оптимизм ушатом холодной воды. Все это еще далеко не означает войны, хотя столь многие высказывания радикальных офицеров создают впечатление, будто часть сухопутных сил хотела бы лучше поспешить, чем опоздать с ее началом. Но это означает нажим на японскую внешнюю политику, которая как раз сейчас по разным причинам стремится смягчить противоречия, - нажим, который все-таки несколько увеличивает возможность военного столкновения.
Но наиболее явственным становится различие между официальной внешней политикой и планами сухопутных сил в китайском вопросе. В то время как дипломаты из общей потребности успокоения, а так же учитывая уже крайне напряженное состояние японских финансов стремятся шаг за шагом продвигаться вперед с помощью дипломатических средств, военные, не считаясь с мероприятиями собственных дипломатов, ведут себя по отношению к Северному Китаю довольно резко. Известно, что как раз материковая Квантунская армия выступает за "сильную" политику по отношению к Китаю. Ее план заключается в том, чтобы и де-факто отделить Северный Китай от остальной китайской территории, сделать Южный Китай по возможности самостоятельным и превратить единое правительство в Нанкине в ряд более мелких.
Последняя акция в Северном Китае направлена к этой цели; не случаен тот факт, что Квантунская армия, в рядах которой находится большая часть представителей радикального крыла из числа сторонников Араки, начала осуществление планов вопреки воле министра иностранных дел Хироты. С помощью такой политики сухопутным силам было бы легче удовлетворить желание добиться большего политического влияния на решение всей монгольской проблемы и потребность в строительстве дорог в этих областях. Что касается военной оккупации значительных районов Китая, то, пожалуй, к этому не стремятся и вооруженные силы. Они хотят лишь, как и официальная внешняя политика, располагать г л а в е н с т в у ю- щ и м хозяйственным и политическим влиянием в Китае.
П о с р а в н е н и ю с э т и м и к о н т и н е н т а л ь н ы м и п л а н а м и я п о н с к и х в о о р у ж е н н ы х с и л п р о б л е- м ы ю г о-в о с т о ч н о й и ю ж н о й ч а с т и Т и х о г о о к е- а н а и г р а ю т о т н о с и т е л ь н о м е н е е з н а ч и т е л ь- н у ю р о л ь. Правда, оккупация мандатных островов, прорыв японских товаров на индийские и голландско-индийские рынки, вероятное изменение политической обстановки на Филиппинах заставили Японию резко усилить внимание к этим обширным территориям. Однако эта заинтересованность сегодня еще не связывается с территориальной экспансией в этом направлении. Это, скорее, заинтересованность в увеличении экспорта, в создании в этих районах экономических и политических опорных пунктов, которые, может быть, очень понадобятся Японии намного позднее. Это, скорее, создание и расширение районов безопасности против теоретического англо-американского вмешательства в континентальную политику Японии. И не столько вопрос о Гавайских островах, Гуаме и Филиппинах, сколько концентрация на Азиатском континенте делает понятным отношение японских вооруженных сил, и в особенности японского флота, к Америке. Сколько бы внимания японская внешняя политика ни уделяла японо-американским проблемам в целом, Америка является проблемой для японских вооруженных сил почти исключительно лишь настолько, насколько она может помешать осуществлению планов японских вооруженных сил на Азиатском континенте. Отсюда и непреклонность японских военно-морских сил в вопросе о вооружении флотов, который свел на нет все прежние попытки прийти к общему политическому урегулированию с Америкой. Этот аспект резко подчеркивает в уже упомянутой нами брошюре даже само Военное министерство:
"...Америка требует... равноправия в Китае и открытых дверей в Восточную Азию. Поэтому мы должны располагать сильным военно-морским флотом, чтобы обеспечить мир в Восточной Азии. Ибо Америка с помощью своего большого флота хочет помешать нам достигнуть своих внешнеполитических целей".
Это сказано хотя и не очень ясно, но все же достаточно понятно.
Отношение японских вооруженных сил к Англии весьма щекотливо. Им ясно, что при напряженности в отношениях Японии с Америкой и с Советской Россией вопрос о союзнической или благожелательно нейтральной позиции Англии может быть вопросом жизни или смерти. С другой стороны, конкуренция обеих стран на мировом рынке, выдающееся влияние Англии на Азиатском материке, включая Китай, вносит некоторую резкость в отношение японских вооруженных сил к Англии. Тем не менее вооруженные силы полностью поддерживали официальную внешнюю политику страны в ее усилиях установить с Англией более тесные отношения.
Среди всех стран Германия - единственная, по отношению к которой японские вооруженные силы демонстрируют положительное отношение, заслуживающее название сердечного. Здесь они идут намного дальше, чем официальные политические круги. Как раз японские сухопутные силы обязаны Германии в военном отношении слишком многим, чтобы не считать должным выразить это. И военные круги, работающие над социальными и национальными реформами Японии, частично уже переняли, а частично еще продолжают изучать важные принципы национального обновления сегодняшней Германии.
4. ВОЕННО-ГЕОГРАФИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ ЯПОНИИ
Внутриполитическая программа, требование "тотальной мобилизации" и внешнеполитические требования выдвигаются японскими вооруженными силами под тем углом зрения, что существованию Японии серьезнейшим образом угрожает заграница. Со времени маньчжурских событий 1931 года эта мысль снова и снова успешно вдалбливается японскому населению. Напрашивается вопрос: действительно ли военно-географическое положение Японии с точки зрения нуждающихся в обороне государственных границ и защиты жизненно важных источников сырья сегодня ухудшилось по сравнению с 1931 годом? Не было ли создание Маньчжоу-Го продиктовано исключительно соображениями повышения обороноспособности границ и расширения сырьевой базы Японии?
До создания Маньчжоу-Го и до вовлечения Восточной Азии в группу областей, в которых Япония рассматривает себя отныне как "единственную опору мира", задачи обороны страны были сравнительно несложны. Япония была и продолжает оставаться страной, которая полностью гарантирована от возможной высадки вражеских войск на ее главные острова. На Тихоокеанском побережье раскинулась густая сеть прибрежных оборонных сооружений и морских баз, которые начинаются на севере около Курил и тянутся на юг вплоть до Формозы. Так же, если не лучше, защищены все подступы со стороны Китайского моря, и особенно имеющий столь важное значение путь, соединяющий Корею с Симоносеки. К тому же соотношение силы флотов Японии, Америки и Англии, выражающееся соответственно в пропорции 5:5:3, делает положение Японии неуязвимым, если учесть те расстояния, которые отделяют Японию от ее вероятных противников в лице Америки и Англии. Задача сухопутных сил заключалась до 1931 года в защите корейских границ, включая равнину до района Квантуна или до Мукдена. Но корейская граница уже географически является законченным естественным укреплением. Вероятным противником армии в то время были китайские войска; смотря по обстоятельствам, им могла быть и дислоцирующаяся в Сибири Красная армия, которая до маньчжурских событий не была серьезным противником для японских сухопутных сил. Не вызывает сомнения, что, если бы не маньчжурские события, эта армия еще долгое время не стала бы достойным противником, каким она сейчас, конечно, является. А уровень развития авиации был тогда еще недостаточен, чтобы служить единственным обоснованием отодвигания границ.