Голяков Сергей. Рихард Зорге - Подвиг и трагедия разведчика

   - Да-а, далеко идущие планы... - задумчиво проговорил Рихард. - Ну а ты-то сам, Ходзуми, как думаешь: при каких условиях империя решится выступить против СССР?
   Одзаки не спешил с ответом. Помолчав, проговорил:
   - Если войска Квантунской армии будут превосходить силы Красной армии на Дальнем Востоке и в Сибири не меньше чем втрое. Генштаб еще не забыл Хасан и Халхин-Гол. А самое главное условие: если Гитлер добьется больших успехов, если действительно свершится "блиц-криг".
   Из этого разговора Зорге сделал вывод: Япония готовится к войне против СССР. Вскоре ему стал известен поразительный факт, совершенно подтверждавший это предположение. Военный атташе Кречмер доверительно сообщил ему, что министр Тодзио по поручению Тайного совета и в полном контакте с германскими военными срочно завершает разработку плана нападения на Россию. План этот носит кодовое название "Кантокуэн" - "Особые маневры Квантунской армии".
   А посол Отт тут же поспешил передать донесение в Берлин: "Военные приготовления против СССР ведутся со все возрастающей быстротой".
   * * *
   Токио первых дней и недель после начала германо-советской войны. Ёсукэ Мацуока еще министр иностранных дел второго кабинета Коноэ. Он упорно проводит свою линию, делая все, чтобы развязать войну Японии против СССР.
   Вот выписка из дневника посла СССР в Японии Сметанина от 25 июня 1941 года:
   "...Я задал Мацуоке основной вопрос о позиции Японии в отношении этой войны и будет ли Япония соблюдать нейтралитет так же, как его соблюдает Советский Союз в соответствии с пактом о нейтралитете между СССР и Японией от 13 апреля с. г. Мацуока уклонился от прямого ответа... Однако тут же подчеркнул, что "основой внешней политики Японии является Тройственный пакт и если настоящая война и пакт о нейтралитете будут находиться в противоречии с этой основой и с Тройственным пактом, то пакт о нейтралитете не будет иметь силы".
   Это явно провокационное заявление японского министра дает основание Отту послать в Берлин следующую оптимистическую телеграмму:
   "Директор европейского отдела сообщил мне, что советский посол попросил Мацуока принять его в субботу для неотложной беседы, чтобы по поручению своего правительства получить ответ, считает ли Япония пакт о нейтралитете действующим в связи с настоящей германо-русской войной. Мацуока ему на это ответил, что пакт о нейтралитете не отвечает настоящим событиям. Он был заключен в тот момент, когда германо-русские отношения были, по существу, другими.
   Русский посол, который надеялся получить удовлетворительный ответ, был крайне озадачен этим заявлением".
   Тремя днями раньше, в день нападения Германии на СССР, Мацуока, хотя и осторожно, но обнадеживал Отта в том, что "он лично по-прежнему считает: Япония не может долгое время занимать нейтральную позицию в этом конфликте...".
   Однако позицию министра иностранных дел не поддержали большинство деятелей промышленно-финансового мира, правительства и военной верхушки Японии. Они склонялись к "южному варианту", отлично, однако понимая, что это может вызвать войну и с Соединенными Штатами. На очередь встала другая задача: усыпить бдительность Вашингтона видимостью серьезных переговоров, а потом... А потом, как известно, дело кончилось вероломным, без объявления войны, нападением японского флота на Пёрл-Харбор...
   * * *
   Москва требовала информации о реакции Токио на начало войны. Зорге работал круглосуточно.
   * * *
   Отт стоял у большой карты Европы, сменившей на стене его кабинета карту Польши. Теперь она была утыкана черными флажками со свастикой.
   Генерал потирал руки от удовольствия:
   - Дела идут как по маслу. Ты только взгляни. - Он жестом пригласил Рихарда подойти поближе. - Литва, Латвия, Западная Украина, Белоруссия - и все за какие-нибудь две недели! Если мы сохраним такой темп, то через месяц-полтора войдем в Москву. Представляешь, какое это будет эффектное зрелище! На кремлевских башнях - знамена со свастикой! Ряды войск замерли в ожидании фюрера. Вот он въезжает на бывшую Красную площадь. Гремят барабаны. Делегация русских вручает фюреру ключи от столицы. А? Такого не знал и Наполеон!
   - У вас, господин посол, богатое воображение, - сказал Рихард.
   Отт довольно улыбнулся:
   - По случаю такой победы нам тоже кое-что перепадет. Я бы с удовольствием прикрепил на твою грудь, дорогой Рихард, Рыцарский крест первой степени с дубовыми листьями. А почему бы и нет, черт возьми! Мы с тобой, в конце концов, тоже не сидим сложа руки. - Он снова повернулся к карте, посмотрел на линию флажков. И уже другим тоном спросил: - Как ты думаешь, скоро красным придется начать войну на два фронта?
   - Если бы это знать... - медленно ответил Зорге.
   * * *
   "Если бы это знать...". Этот вопрос самый важный за всю его долголетнюю работу: "Нападет ли Япония на Советский Союз? И если нападет, то - когда?.."
   За две недели, прошедшие с начала войны, многое изменилось. Одни перемены радовали, другие вызывали все усиливающуюся тревогу. Если в первый день Отт за обеденным столом заявил, что рейх не нуждается в поддержке Японии для достижения победы, то теперь его мнение, а значит, мнение Берлина резко изменилось. Об этом свидетельствовал вопрос, который посол задал Зорге у карты боевых действий. Об этом говорили и телеграммы, хлынувшие от Риббентропа. Министр иностранных дел рейха требовал от своего посла: "Предпримите все, чтобы побудить японцев как можно скорее начать войну против России... Чем быстрее это произойдет, тем лучше. Наша цель, как и прежде, пожать руку японцам на Транссибирской магистрали еще до наступления зимы".
   Генерал Отт поспешил доложить рейхсминистру: "Японская армия усердно готовится... к неожиданному, но не опрометчивому открытию военных действий против России".
   Эта телеграмма была отправлена 4 июля. А буквально через два дня из Берлина поступил новый приказ: настаивать на быстрейшем вступлении островной империи в войну против России. В посольстве стало известно, что 9 июля в Берлине Риббентроп встретился с японским послом и тоже сообщил ему: фюрер настаивает на выполнении дальневосточным союзником своих обязательств по пакту.
   - Зачем рейху понадобились самураи? - спросил Рихард генерала при очередной встрече. - Ведь еще несколько дней назад...
   Отт перебил его:
   - За эти несколько дней кое-что потребовало иной оценки. - Он подошел к карте, зло ткнул указкой: - Скажу тебе по строжайшему секрету, наше наступление на Восточном фронте замедляется. Русские оказывают яростное сопротивление.
   Зорге с трудом сдержал ликование. Но радостная весть несла в себе и новую опасность: Германия будет добиваться вступления в войну Японии.
   Быть или не быть войне на Дальнем Востоке? Ответ на этот вопрос должен был дать исход жестоких сражений, которые шли дни и ночи на тысячекилометровых пространствах от Баренцева до Черного моря. Ответ зависел от стойкости и мужества советских солдат. Но - понимал Зорге - он зависел и от него. Теперь, когда с предельной ясностью определилась главная цель их работы, Рихард по-новому распределил обязанности в группе. Каждый должен был всеми возможными путями собирать информацию о политике Японии в отношении СССР. На Ходзуми лежало изучение всех перипетий борьбы в правительстве, во дворце, среди высшего командования. Мияги добывал сведения об оснащении и передвижении войск, о ходе мобилизации. Вукелич изучал политику Соединенных Штатов и Великобритании в отношении как Японии, так и Советского Союза. Зорге собирал и обобщал всю поступавшую информацию. Кроме того, он под неустанным особым вниманием держал германское посольство. Клаузен передавал донесения, но теперь и ему приходилось работать с удвоенным напряжением.
   Сведения продолжали поступать противоречивые. Правительство Японии в соответствии с планом "Кантокуэн" приняло решение о мобилизации. Но войска отправлялись и на север, и на юг. Одзаки и Мияги сообщали Рихарду, что части непрерывно следуют в Маньчжурию. Численность Квантунской армии увеличена до 700 тысяч солдат. Быстрыми темпами ведется строительство аэродромов и посадочных площадок в непосредственной близости от советской границы. В Маньчжурии их уже сооружено около 300, на территории Кореи более 50.
   Участились контакты между командованием японских вооруженных сил и немецким генералитетом. Разведка империи стала снабжать абвер сведениями о хозяйственном, политическом и военном положении СССР. Эта "помощь" оказалась настолько значительной, что Риббентроп прислал 15 июля телеграмму Отту: "Поблагодарите японское Министерство иностранных дел за пересылку нам телеграфного отчета японского посла в Москве... Было бы очень хорошо, если бы мы и впредь могли постоянно получать таким путем известия из России".
   Существенные изменения происходили и в правительственных кругах. 18 июля был вынужден уйти в отставку самый ярый сторонник агрессии - Мацуока. Правда, сменивший его Тоеда поспешил заверить германского посла, что он будет полностью продолжать политику своего предшественника. Но генерала Отта, уже поднаторевшего в дипломатии, эти заверения не успокоили.
   - Что-то крутят они! - признался он Рихарду.
   12 августа Зорге радировал в Москву:
   "Немцы ежедневно давят на Японию, требуя вступления ее в войну. Но тот факт, что немцы не захватили Москву к последнему воскресенью, как это они обещали высшим японским кругам, понизил энтузиазм японцев".
   И все же... И все же это еще не был решительный ответ на вопрос: нападет Япония на Советский Союз или нет?
   Одзаки предостерегал:
   - Среди правящей верхушки, среди сторонников двух разных направлений агрессии ожесточенная борьба не прекращается. И хотя сегодня большинство предпочитает воздержаться от нападения на Россию и высказывается за нанесение мощного удара в Юго-Восточной Азии, генералитет верит в победу Германии и не оставляет надежд на захват Дальнего Востока и Сибири.
   Нет, Зорге еще не может сделать окончательный вывод...
   Группа "Рамзай" работала непрерывно. Поиск источников информации, сбор сведений, отсев ложных фактов и выкристаллизовывание крупиц истины. И все это при большой опасности, подстерегавшей на каждом шагу. Работа - на пределе физических сил.
   Уже давно тяжело болел Клаузен. Учащающиеся сердечные приступы приковывали его к постели. Тогда за работу бралась Анна. В эти месяцы она стала незаменимой в группе.
   Рихард тоже глотал таблетки. Просил Исии делать уколы. Она смотрела на него испуганными глазами. Хотела сказать, что нельзя так много работать: утром и днем, вечером и ночью. Она видела, как он осунулся, похудел, даже как-то весь почернел. Но сказать об этом ему не решалась. Она не знала, какой работой он поглощен, но понимала: если он отдает ей столько сил значит, это очень важная работа.
   Во время очередной встречи с Клаузеном тот поделился с Рихардом:
   - Какая-то странная история... Вчера пришел ко мне домой переодетый полицейский. Я его знаю - это Аояма из кемпэйтай. Попросил мою фотографию. Сказал, что старая залита в полицейском управлении чернилами... Что бы это могло значить?
   Рихард задумался:
   - Если только фотография - чепуха. Твоих фотографий они сколько хочешь могут нащелкать на улице. Может быть, действительно залили чернилами.
   Но после этого разговора у Рихарда остался неприятный осадок. Он не хотел тревожить товарища. Однако этот же самый Аояма, которого Зорге тоже знал в лицо, на днях приходил и к нему. Только просил не фотографию, а пишущую машинку. Машинки, как и радиоприемники, полагалось регистрировать в полиции. Через день принес назад. Не чересчур ли много совпадений?..
   Однажды, вернувшись домой, он застал в верхней комнате взволнованную Исии.
   - Что случилось, вишенка?
   - Меня только что вызывали в полицию. Сказали, что я должна следить за тобой, приносить им оставшуюся после твоей работы копировальную бумагу, рассказывать, куда ты ездишь и с кем встречаешься. Я наотрез отказалась. Полицейский, который вел допрос, стал запугивать меня. Он сказал, что они сделают со мной так, что ты сам откажешься встречаться со мной...
   - И что ты им ответила?
   - Я сказала, что Рихард-сан не такой человек.
   - Правильно. - Он помолчал. - Но, может быть, тебе действительно не стоит больше встречаться со мной?
   - Что ты!
   Он заколебался:
   - Во всяком случае, тебе надо быть как можно осторожней.
   - Почему? Что случилось? В моем сердце тревога.
   - Успокойся, вишенка. Просто сейчас такое тревожное время...
   Что он еще мог сказать?
   Пять фотографий кемпэйтай
   Начальник 2-го контрразведывательного отдела кемпэйтай полковник Номура предвкушал победу. Он готовился к своему торжеству тихо, с бесстрастным лицом: "Наконец-то...". Лишь несколько ближайших его помощников знали о приближающейся развязке. Чересчур дорого стоили полковнику многолетние поиски.
   Чего только он не предпринимал! В эфире была установлена круглосуточная слежка. Кроме кемпэйтай к ней подключались станции перехвата токийского радиотелеграфа и почтамта, доверенные люди из клуба радиолюбителей. Действовали полученные наконец из Германии пеленгаторы. Но таинственный передатчик, регулярно славший в неизвестном направлении радиограммы пятизначными цифровыми группами, оставался неуловимым. Оставалось неизвестным, какие сведения скрываются за этими бесконечными цепочками цифр. Усилия десятков специалистов и новейшая аппаратура оказались бессильными перед находчивостью и умом тайных разведчиков. Дешифровальщики не могли "раскусить" коды.
   Номура поднял на ноги всех своих агентов не только в Японии, но и в Соединенных Штатах, Германии, Англии и других странах. Все они должны были следить за утечкой секретной информации из империи и сообщать сведения о возможных источниках этой информации. Однако ничего обнадеживающего агенты кемпэйтай сообщить не могли.
   Чутье натренированной ищейки вновь и вновь подсказывало полковнику: в тайной группе работают иностранцы. И он, так же как и несколько лет назад, обратился к своей картотеке, в которой заведены досье на каждого чужеземца. Но и картотека не давала ответа.
   Тогда полковник составил список всех лиц, имевших доступ к делам государства, изучавших политику и экономику империи: этим людям могли стать известны государственные тайны. День за днем он просеивал список, вычеркивая бесспорно неопасные фамилии. Но и после просеивания остались десятки имен различных высокопоставленных лиц. Будь его воля, Номура всех бы их арестовал и "допросил с пристрастием". Но разве их арестуешь: в списке министры и генералы, дипломаты и коммерсанты, виднейшие журналисты. Все же он решился: схватил одного, показавшегося наиболее подозрительным: английского корреспондента Джеймса Кокса. Оказалось, пустой номер. Чтобы избежать скандала, пришлось инсценировать самоубийство англичанина: выбросить его из окна на асфальт.
   И вдруг удача! Нежданно-негаданно, совершенно случайно. В местное отделение кемпэйтай поступил малозначительный анонимный донос на некоего японца, будто бы занимавшегося коммунистической пропагандой. Японца арестовали. В страхе он стал сыпать именами, сочинять небылицы, вспоминать, кто что случайно сказал. Новые аресты. И вот один из людей, попавших в частую сеть, назвал имя художника Ётоку Мияги: "Он был коммунистом. Продолжает интересоваться политикой, в дружбе со многими военными, встречается с иностранцами...".
   "Ётоку Мияги? Художник?" - Номура обратился к обширной картотеке, заведенной на соотечественников. Да, Мияги весьма подозрителен.
   Остальное решила тщательная круглосуточная слежка. В сферу наблюдения попал Ходзуми Одзаки.
   "Советник премьер-министра!" - Полковник почувствовал, как холодок прошел по его спине.
   О ходе розыска он доложил только одному человеку - генералу Доихаре, шефу военной контрразведки.
   ...Полковник Номура сидел в кресле за столом своего кабинета. Перед ним, согнувшись в поклоне, почтительно стоял осведомитель Эйдзи, сотрудник особой полиции. Он продолжал докладывать:
   -...В посольстве пробыл до пяти часов вечера, затем возвратился домой и больше до сегодняшнего утра никуда не выходил. Сегодня проснулся около шести утра. В шесть сорок к нему пришли господин и госпожа Клаузены. Они пробыли в доме до семи пятнадцати. Когда они ушли,
   он сел за стол и начал писать. Затем вышел из дома и пешком отправился в Дом прессы. Там я передал его Абаси, так же работнику токко.
   - До вечера ты свободен, - кивнул Номура и, когда осведомитель вышел, включил приемник. Японский диктор читал: "Как передает корреспондент агентства Домей Цусин из Берлина, наступление германских войск на Москву успешно развивается. Однако военные специалисты отмечают, что большие расстояния, разрушенные дороги, которые к тому же небезопасны, основательно мешают продвижению пехоты и сильно затрудняют...".
   В кабинет вошел генерал Доихара. Полковник вскочил, поклонился.
   - Как идут дела?
   - Удача наконец-то улыбнулась!
   Доихара подошел к приемнику, включил звук громче. Диктор продолжал: "...Советские солдаты фанатичны и прибегают к различным хитростям и уловкам. Но доблестные германские войска...".
   Доихара переключил диапазон, поймал волну московского радио. Диктор по-русски читал: "...В боях на Северо-Западном направлении часть полковника Болдырева уничтожила более 9500 немецких солдат и офицеров. Тяжелый танк младшего лейтенанта Зеленцова в одном бою уничтожил огнем своих орудий и гусеницами семь немецких противотанковых пушек...".
   - Дерутся... - Генерал выключил приемник. - И у них еще есть танки.
   - Почему мы медлим, Доихара-сан? - спросил полковник.
   - Да, непростительно. Мы упускаем удачный момент. - Генерал подошел к карте. - Но куда: в Сибирь или на юг, в Индокитай?
   - Вы всегда были сторонником "континентального плана", Доихара-сан, почтительно проговорил полковник.
   - Да, на заседании Тайного совета я поддержал план командующего Квантунской армией. Но теперь... Почему наши арийские братья до сих пор не взяли Москву?
   - Нам Москва не нужна, Доихара-сан, нам хватит Дальнего Востока и Сибири - до Урала.
   - Пока хватит. Но теперь уже конец осени, на носу зима. А ты знаешь, что такое сибирские морозы?
   - Никак нет.
   - А я знаю. Ты знаешь, что такое русские солдаты?.. А я и это знаю.
   - Но история не простит, вы же сами говорили, - с опаской возразил Номура.
   Шеф кемпэйтай не рассердился:
   - Самое важное - выбрать удачный момент. - Он подошел к столу: - А тебе, кажется, петух снес яйцо? Покажи-ка своих "дружков".
   Полковник достал из пакета и разложил на столе пять фотографий. Ткнул в одну пальцем:
   - Этот - очень большой человек.
   Доихара жестко усмехнулся:
   - Для кемпэйтай все равны.
   - А эти трое - европейцы.
   Генерал молча разглядывал фотографии. Потом проговорил:
   - Да... Такого в империи еще не бывало.
   - Из-за их проклятого радиопередатчика я обойден уже в двух повышениях по службе, - не удержался Номура.
   - Наверстаешь. Когда неудача оборачивается удачей, поражение становится заслугой. - Он взял одну из фотографий: - Думаю, руководитель этот. Он превосходно знает Японию, Китай и все азиатские проблемы. И помимо всего прочего он ближайший друг германского посла. Но на кого он работает?
   - На гестапо? - подсказал полковник. - На абвер?
   - От наших арийских братьев можно ожидать и этого. Но зачем тогда тайный передатчик? В посольстве есть радиостанция... - словно бы вслух подумал генерал. - Что дали последние наблюдения?
   - Контакты между этими лицами продолжаются, но конкретных улик никаких.
   Генерал молча разглядывал фотографии.
   - Чисто работают. Такие разведчики очень дорого стоят. Ты можешь представить, что они знают? Непостижимо! Даже мне ни в одной стране ничего подобного не удавалось.
   - Вы очень скромны, Доихара-сан.
   - Не льсти. Я знаком с разведчиками всех частей света. Такого не удавалось никому, тем более в нашей империи. Признание у европейцев я вырву сам.
   - Когда прикажете брать? - почтительно спросил Номура.
   - Европейцев мы не можем арестовать без специального разрешения премьер-министра. Особенно - из наших арийских братьев.
   - Нельзя медлить, Доихара-сан! - воскликнул полковник. - Последняя шифровка передана этой ночью. Может быть, сейчас радист снова вышел в эфир.
   - Терпение - половина успеха, - охладил его пыл генерал. - Одной радиограммой больше, одной меньше, когда их было около тысячи, уже не имеет значения. Я сам добьюсь во дворце разрешения на арест всех троих европейцев. Пока не следует тревожить и этих двух.
   Взяв со стола две фотографии и продолжая разглядывать их, Доихара прошелся из конца в конец кабинета:
   - Да, это будет переломный момент и в отношениях с нашими арийскими братьями... Это дело - престиж и посла, и Риббентропа, и Гиммлера. И даже Гитлера.
   - Конечно же вы, Доихара-сан, понимаете это... - то ли спросил, то ли подобострастно подтвердил Номура.
   - А! Сколько с ними ни лижись, все равно когда-нибудь придется кусаться.
   Низко кланяясь, в комнату вошел сотрудник отдела.
   - Что у тебя?
   - Станция контроля сообщила, что к этому объекту звонил секретарь германского посольства. Он попросил, чтобы объект явился к послу в двенадцать ноль-ноль.
   - Хорошо. Иди.
   Генерал снова холодно усмехнулся:
   - На этот час я тоже приглашен в германское посольство. Посол не может без своего друга даже чихнуть. - Он направился к дверям. - Не торопись. Но не оставляй без наблюдения ни на секунду.
   * * *
   Рихард проснулся со странным, давно уже забытым чувством легкости и спокойствия. В раскрытых окнах теплый осенний ветер колыхал занавеси. Пахли цветы, расставленные в больших вазах. С вечера этих цветов еще не было.
   "Ханако...". - с благодарностью подумал он. И вспомнил: сегодня 4 октября, день его рождения. 46 лет.
   Он не изменил распорядка и в этот день. Начал его с просмотра газет. Исчертил полосы разноцветными пометками. Отложил газеты, включил радиоприемник. Сквозь разноголосицу эфира проступил голос диктора: "...Радиослушатели! Передаем "Последние известия". От Советского Информбюро. Вечернее сообщение третьего октября. В течение третьего октября наши войска вели упорные бои с противником на всем фронте. Особенно ожесточенные - на Западном направлении...".
   Рихард встал, прихрамывая, подошел к карте.
   "...В воздушных боях сбито шестнадцать самолетов противника. Наши потери - восемь самолетов...".
   Из прихожей послышался звонок. Рихард переключил приемник на музыку, спустился на первый этаж, открыл дверь.
   - Доброе утро! - На пороге стояли Анна и Макс. - Мы по дороге в контору.
   - Заботы поднимают "капиталистов" чуть свет? - усмехнулся Зорге.
   Макс ответил ему в тон:
   - А всю ночь мучают кошмары: прибыль, убыль, дефицит. Нужен срочно профицит...
   - Ну-ну, не прикидывайся! Небось сердце трепещет, когда глядишь на вывеску: "Фирма "Макс Клаузен и К°"!
   И, пригласив в гостиную, предложил:
   - Чаю или кофе?
   - Мы уже завтракали, - сказала Анна. - А у тебя, как всегда, шаром покати? - Она подала пакет с едой.
   Они поднялись в кабинет, а женщина осталась внизу у окна.
   Макс сказал, что ночью он выходил на связь из машины на Йокагамском шоссе, передал донесение и получил шифровку из Центра.
   Рихард взял листок, снял с полки книгу, стал наносить на листок буквы.
   - Снова просят ответа: да или нет, - сказал он.
   - Да или нет? Я передам в одну секунду.
   Зорге прошелся по комнате. Остановился около радиста:
   - Но в этой секунде итог всех лет нашей работы здесь... - Он помедлил: - Мы еще не можем дать ответ.
   Анна снизу позвала: уже пора идти, служащие в конторе.
   - Как она? - спросил Зорге.
   - Тревожится, - ответил Клаузен. - Хочет домой.
   - Остался последний рывок.
   - Ты говоришь так каждый год, Рихард... Ну, я пойду.
   - Ты-то сам как?
   - Мне что? Я - солдат... Хоть и без погон.
   Рихард проводил Клаузена до двери. Анна не удержалась:
   - Ты плохо выглядишь.
   - Ерунда, - махнул Рихард рукой. - Не вешай нос, Анна.
   Когда они ушли, начал собираться и он. Первым на этот день у него был намечен визит в Дом прессы на Гиндзе, где он должен встретиться с Вукеличем.
   В кабинете агентства Гавас стены увешаны рекламными плакатами и картами. Флажки на картах, как в каждом учреждении Токио, да и, пожалуй, во всем мире, обозначали положение на фронтах Второй мировой войны. Стрекотал телетайп. Вукелич кричал в телефонную трубку:
   - Париж? Париж?.. Мадам, куда, к дьяволу, девался Париж? А, будь оно проклято, разъединили!
   Он бросил трубку, подбежал к телетайпу, сорвал ленту и тут только увидел вошедшего Зорге, распростер для объятий руки и приказал находившейся в этой же комнате миловидной девушке:
   - Теперь меня ни для кого нет. Я занят, умер, ушел завтракать.
   - Понятно, мсье, - отозвалась она и прикрыла дверь.
   Зорге проводил девушку взглядом:
   - Откуда она у тебя?
   - Беженка из Парижа. С рекомендательным письмом от моего патрона.
   На всякий случай Рихард посоветовал:
   - Будь осторожен, Бранко.
   Вукелич улыбнулся. Потом стал серьезным:
   - Что-нибудь есть оттуда?
   Рихард кивнул:
   - Только одно: да или нет? Какие новости?
   Бранко протянул ему последние сообщения. Агентство Рейтер передало: в ночь на 4 октября английские самолеты бомбили доки в Дюнкерке, Роттердаме, Антверпене и Бресте. Из Нью-Йорка сообщали: в четырехстах пятидесяти милях от Ресифе танкер "Уайт" торпедирован немецкой субмариной. Аccoшиэйтeд Пресс информировало о гитлеровском терроре в Чехии и Моравии. Стычки с оккупантами в Норвегии... Рост недовольства в Италии...