Страница:
– Такой синеватый парень с окровавленным ртом и костями.
– Успокойся, Филька, и больше не пей всякую гадость. Тебе почудилось. Давай в нашу комнату, а то уже поздно.
– Но я его своими глазами...
– Да-да. Своими залитыми мышиной настойкой глазами, я понимаю. Ты бы еще мухоморов нажрался, тогда еще не то увидишь. Мне один приятель рассказывал...
За кадром
Весь экран занимало черное звездное небо.
Я и Вторая летели над крышами. О положенном сроке доставки с земли тела мертвого чертенка речь уже не шла. Только перед полуночью автоматика смогла определить, что жетон все-таки находится в городе, следовательно, новорожденный исчез не бесследно. При этом дистанционный анализ температуры жетона свидетельствовал, что она значительно ниже температуры человеческого тела. По всему получалось, наш младенец не нашел донора. Где же он?
В наушнике бесстрастно вещал голос куратора:
– Прямо. Прямо. Стоп! Теперь поверните немного направо, так, так...
Следуя его указаниям, мы устало продолжали полет, уже не глядя вниз. Как приблизимся к телу, куратор скажет.
Однако с каждым поворотом уверенность в том, что тело, живое или мертвое, вообще будет найдено, таяла, как воск над огнем. Если верить автоматике (а не верить ей пока оснований не было), обреченный на немедленную гибель малыш умудрился самостоятельно проделать за несколько часов вояж, от которого у альбатроса согнулись бы крылья, а у гепарда отвалились ноги.
– Автоматика не могла напутать? – осторожно рискнула спросить Вторая, когда мы, полностью обессиленные, остановились передохнуть и перекусить над пустым работным рынком.
Выбрав из витающих в воздухе остатков человеческих эмоций облачко ярости, я с такой злостью вонзил в него свои зубы, что оно рассыпалось на составные фракции прямо у меня во рту, оставив после себя неприятно горький привкус.
– Сомневаться в непогрешимости системы недопустимо, – не слишком уверенно сказал я, отплевываясь.
– Как же могло получиться, что он в инкубаторе, умирал, а здесь выжил? – подивилась напарница, по-кошачьи аккуратно слизывая язычком чью-то обиду. – Да еще и сбежал куда-то!
– Климат подошел, – буркнул я. – Или хороший человек вовремя под зубы подвернулся. Откуда я знаю? Поела? Тогда вперед!
Напарница горько вздохнула и, достав из внутреннего кармана листок план-задания, с явной неохотой проделала несколько вялых пассов, материализуя очередную группу мороков: прежнего задания никто не отменял. На этот раз монстры получились какие-то чахлые. Оно и понятно – их создательница была не в духе.
На сытый желудок летелось тяжело. Вид сонного города навевал умиротворение и желание немедленно преклонить голову на родную подушку, терпеливо ожидающую меня в скромной комнатке на базе. (Для особо любопытных сообщаю: никакой синтетики. Алая шелковая наволочка на костяных пуговках, набивка из натурального волоса грешников – я люблю классические, добротные вещи.)
Если бы не несколько раз пролетевшие под нами материализованные Второй стайки странных птиц, больше похожих на ожившие ночные кошмары шизофреника, я бы уже заснул прямо в воздухе, и будь что будет. По-моему, куратор тоже устал от бессмысленных поисков: его команды звучали тише и реже, а энтузиазм в голосе сменился вялой апатией. Наконец, когда надежда найти тело мертвого чертенка умерла окончательно и бесповоротно, в наушнике неожиданно раздался радостный вопль:
– Мы это сделали! Стоп! Стоп! Место найдено!
Я взглянул вниз, – прямо под нами поднимала к небу свои зубчатые стены Черная Башня.
– Вот это склеп, я понимаю! – мгновенно прекратив зевать, воскликнула Вторая, от избытка чувств потрясая в воздухе каской. – Я готова расцеловать каменных гарпий! Снижаемся, Пятый!
– Снижаемся! – радостно отозвался я, очнувшись от дремоты. – Наручники готовы?
– Два комплекта!
– Вперед!
Наши мутные силуэты ударились об крышу Башни и раздробились на мельчайшие невидимые частицы. С ускорением пролетев сквозь этажи, мы притормозили на самом нижнем, и плавно восстановились, усевшись на весьма кстати подвернувшийся под хвосты диван.
Клянусь рогами, это было странное место. Не представляю, кому может понравиться такая обстановка, но мне после долгого изнурительного перелета было уже все равно, где находиться, лишь бы не в воздухе. Я с облегчением развалился между жестких подушек, задрав копыта на подлокотник дивана, а Вторая восторженно поковыряла пальцем пристроенный среди чесночных связок коровий череп и взвизгнула:
– Какая прелесть!
Я молча покивал, не вставая с места.
Все существа женского пола странные. Только что она буквально падала с ног от усталости, но стоило увидеть пару безделушек – и вот уже эти ноги скачут по комнате, а пальцы так и норовят ухватить всякую дрянь, именуемую в дамских кругах «прелестью». Напарница даже унизилась до того, чтобы стянуть со стола рогатую чернильницу, предварительно выплеснув ее содержимое в камин. Спрашивается: где столичное воспитание и на что ей чернильница? На чем, а на канцелярских принадлежностях у нас никогда не экономили.
Пока Вторая от души предавалась невинной клептомании, я еще раз связался с куратором. Не могу сказать, что он слишком помог с координатами, но в любом случае «где-то здесь» звучит лучше, чем «неизвестно где».
Беглый облет Башни показал, что всего на ее территории находятся дюжины три человек, большинство из которых охранники. Что плохо: внутри Башни не просто было много укромных местечек, в которых можно спрятаться, – Башня целиком из них состояла. Причем они так плавно и незаметно перетекали друг в друга, что немудрено было запутаться.
Механически прочесывая этаж за этажом, мы настолько утратили бдительность, что чуть не врезались в двух медленно бредущих по коридору людей в мантиях.
– Но я его видел своими глазами, сэр Хендрик! – кипятился тот, что повыше ростом, нервно тряся рыжей шевелюрой.
– Говорю, тебе почудилось! – Его собеседник был среднего роста, строен, очень красив и хорошо знаком нам обоим.
– Хендрик? – удивился я. – Вот это встреча! Вторая, что герой твоего эротического отчета делает в абсолютно закрытой Башне, где из женского пола только дюжина ворон, и те старые?
– Не знаю, – призналась Вторая. – Кстати, познакомься: с ним рядом идет художник Филипп, рисунки которого я использовала для материализации мороков. С того момента, как мальчишку забрали в Башню, семья Стульсов убивается и льет слезы. Любимый сын и брат.
– Вот это нескладное пугало? – хмыкнул я.
– Ogni scarafone e bello a mamma soja, – неожиданно тепло сказала она.
– Пардон, не понял?
– Каждый дебил матери мил, – со снисходительностью полиглота пояснила Вторая. – Народная мудрость. Не хочешь посмотреть поближе на художника? Интересная личность.
– Как-нибудь в другой раз, – сухо отказался я. Не перевариваю столичный снобизм, особенно у дам. – Где же тело чертенка?
Вторая пожала плечами.
– Думаю, достаточно мотаться по коридорам, его здесь нет. Да и светает уже. Возвращаемся?
– Ни в коем случае! – тут же заверещал куратор. – О возвращении и речи быть не может! Можете сделать короткий перерыв, поесть, отдохнуть, только не смейте покидать Башню. Работаем до победного конца!
– Работаем? – иронически переспросил я. – Мы пахали. Все. что от нас зависело, уже сделано: яйцо под реку заложено, паника посеяна, город в поисках чертенка прочесан вдоль и поперек. Как хотите, а я держу курс на базу. Да и капсулу стоит забрать из пещеры, пока ее подземные червяки не угнали.
– Приказ САМОГО!
Тут уж я не выдержал.
– Слушай, куратор! Я не понимаю, чего мы так зациклились на поисках этого доходяги? Подумаешь, еще один полевой работник, рядовая пчелка! Тело само разложится в течение шестидесяти шести суток до последнего атома. Можно не утилизировать.
В наушнике раздался типичный зубовный скрежет и еле слышный шепоток:
– Это не полевой работник.
– Административный? Ого. Мы с напарницей прониклись уважением по самые пятки. Да если даже боевой – все равно невелика потеря. 666 дней – и только мокрое ме...
– Пятый! Прими факс, – пролепетал куратор.
Мы с напарницей, не сговариваясь, встали и надели каски. Получение факса – это случай из ряда вон выходящий. На моей памяти ни разу не было.
Прямо перед нашими вытянувшимися от сопричастности великому событию лицами выпрыгнул из стены и развернулся стальной лист с сургучной печатью. В толще листа были насквозь прорезаны угловатые непонятные буквы, сквозь которые пробивался дым от коптящего настенного факела. Вторая тут же протянула мизинец и попыталась подковырнуть ногтем маленькую закорючку, за что и была немедленно наказана. Треск электрических искр слился с визгом напарницы.
– Ну почему надо сразу хватать руками? – укоризненно сказал куратор. – Вы должны уважительно относиться к секретной документации.
Вторая молча облизнула синим язычком пострадавший палец. На хорошеньком личике выразилось такое уважение к документации, что я поспешил оттащить ее от факса. Еще съест в порядке соблюдения секретности.
– Пятый, смотри на печать! – приказал куратор.
Я выполнил его указание. Сначала ничего не происходило. Потом лист прямо на моих глазах вдруг свернулся трубочкой, строчки наложились друг на друга, и я сумел прочесть короткое предложение. Всего несколько слов, но их хватило за глаза, чтобы остекленеть на месте.
Я ошарашенно прислонился к стене, чуть не провалившись сквозь нее.
– Один из запасных клонов САМО...
Стальная трубочка факс-сообщения с размаху заткнула мне рот.
– Теперь понимаешь, почему его нельзя оставлять без присмотра? – грустно сказал куратор. – Живого или мертвого, но найти обязательно! Тем более что мы получили точную наводку – он в Башне!
– Пофему зе пофлали наф, а не боефую группу? – Мне с немалым трудом удалось выплюнуть изо рта стальное послание. Чуть передних зубов не лишился.
– Хотели послать, но, увы, обе боевые группы все еще за городом на задании. Ликвидируют последствия крестного хода.
– А если он по нам...
– Клоны никогда не знают при рождении, кто они такие. Увидев боевую группу, он скорее догадается. К тому же вас двое, с хорошим временным запасом, а у него осталась последняя жизнь.
– Я могу вам чем-нибудь помочь? – Жизнерадостный голос вклинился в наш разговор с непринужденностью продавца бакалейной лавки. Мы синхронно вздрогнули, как застуканные в момент передачи государственных секретов шпионы. Прозрачный рот растянулся в приветливой улыбке, обнажая окровавленные зубы.
– Призрак! – удивилась Вторая. – Неужели настоящий? Я думала, они занесены в Черную Книгу...
– Брысь! – с досадой отмахнулся я от непрошеного гостя. – Пшел отсюда!
– Но почему-у никто меня не люби-ит? – Из глаз привидения полились мутные слезы.
Я сплюнул и щелкнул по болтающейся рядом с лицом прозрачной пятке.
– Изыди, нечисть!
Призрак переместился в конец коридора и заныл:
– Но почему-у? Все меня гонят, все меня бьют, у-у...
– Может, не прогонять? – пожалела Вторая. – Смотри, какие у него милые цепи...
– Как прилипнет, не отвяжешься потом. От его сырости, знаешь, как потом кожа чешется? Вся в прыщах будешь. А ну, брысь! Брысь, говорю! Сейчас ка-а-ак... То-то же. Полетели, Вторая. Нет, не по коридору, давай через стены, так быстрее. Где же наш малыш может оказаться?
– В этой комнате нет!
– Сам вижу, что нет. А здесь?
– Пусто!
– Стой! Слышишь, кто-то в соседнем помещении разговаривает? Подергай дверь!
– Ы-ы!
– Понятно, закрыта на четыре замка, лезем сквозь стену. Ого! Ты видела? Десять человек в черных мантиях! Куратор!
– Я слышу, не кричи, – хмыкнул куратор. – Это ученики из прошлого набора. Заперты в своей комнате до выявления среди них тайно колдующего мага, распускающего по городу страшных монстров. Еду и воду получают через окошко в двери, тем же путем передают для опорожнения и помывки переполненные ночные вазы. Смешно?
– Ухохотаться можно, – согласился я устало, – согласен обменять десять магов на одного покойного чертенка. Где же шельмец прячется?!
После сотого прохождения сквозь каменную стену напарница вяло стекла на пол и обхватила виски руками. Теперь она выглядела не лучшим образом краска с кудряшек слезла, обнажая их первоначальный чернильный цвет, форма запачкалась, на щеках полосы грязи, как у индейца на тропе войны.
– Я еще никогда в жизни столько не дробилась, – призналась она, ощупывая лицо. – Кажется, в этот раз мои бедные атомы встали не на свои места, очень уж голова трещит. И глаз дергается. И вообще... такое впечатление, что где-то чего-то не хватает, а где-то, наоборот, прилипло что-то лишнее.
По-моему, за исключением не до конца восстановившего целостность левого уха, все было на месте, но я, как настоящий товарищ, внимательно ощупал ее бока, талию, бедра... По-дружески. Кстати, проверяя целостность бедра, я наткнулся под комбинезоном на кружевную подвязку, припрятанную от всевидящего ока куратора. Вот ворюга!
Моя помощь оказала поистине целительное воздействие. Вторая взвизгнула и влепила мне пощечину.
– Убери руки! Нахал!
Вместо ответа я демонстративно дернул мочку ее уха, висящую на одной ниточке, и вручил напарнице.
– Держи. Дома пришьешь. Крестиком.
– Что? Что теперь делать? – испугалась она, с ужасом отбрасывая от себя кусок собственного тела так, будто это была дохлая крыса.
Поймав на лету, я одним ловким движением приладил оторванную деталь на место, подул на нее и сокрушенно пожаловался:
– Я тебе помогаю, а ты дерешься.
– Прости! Пожалуйста, прости! – расстроилась Вторая, недоверчиво гладя починенное ухо. – Я в тебе ошибалась!
Не опровергая ее слов, я грустно улыбнулся и продолжил лечение. Залечив все нуждающиеся в починке клеточки напарницы, я устало отряхнул трясущиеся руки.
– Спасибо, – растроганно поблагодарила она.
– Не за что, детка. В случае необходимости обращайся.
– Я так устала, – простонала она. – Понятно, что мы не можем прекратить поиски тела чертенка, но хоть передохнуть имеем право? Не спрашивая разрешения куратора.
– Отключаем невидимость и делаем перерыв, – принял волевое решение я. – Вот в этой комнате что располагается?
– Похоже на лабораторию. Воронки, реторты, дистиллятор, астролябия, купорос, сера, хлористая ртуть...
– Плесни мне в мензурку чуток. И ползи на полку, за котлы.
– Полежим... – блаженно вытянула ноги Вторая.
– Задержимся, чтобы пронаблюдать за населяющими здание объектами, – поправил ее я, подмигивая единственным открытым глазом.
– Поняла-а, – многозначительно кивнула она и добавила: – Вижу первый объект!
– Кто такой?
– Мужчина в мантии с наполовину порезанным лицом! Интересно, кто его так?
Чисто дамский вопрос. Ни одно существо мужского пола не затруднится с ответом.
– Сам, – тоном опытного сыщика сказал я. – Видишь: правая щека вся в мелких порезах, заклеенных бумажками, а левая поросла трехдневной щетиной? Это у него такая манера бриться по утрам. Правую щеку до победного конца, то бишь до предпоследней капли крови, а на левую терпения не хватает.
– Ха!
– Тише, сюда идут люди. Много людей! Может, они что-то прояснят? А вот и твои старые знакомые.
Устроившись удобней, мы с напарницей навострили ушки...
Лучше бы мы зажали руками рты!
Утренний урок по практике заклинаний произвел на нас неизгладимое впечатление. Новые ученики, еще не привыкшие к своеобразному ритму жизни в Башне, откровенно зевали и подпирали падающие головы руками. Бодро держался только наполовину выбритый учитель. Своим прекрасно поставленным голосом пан Зелинский перекрикивал даже ворон, устроивших этажом выше утреннюю потасовку.
– Все встаем в первую магическую позицию – руки расставлены в стороны, голова приподнята, ноги на ширине плеч – и читаем по учебнику. Страница три. «Энильи бара милениум...» Что тебе, Доби?
– Разрешите сходить за кипятком, пан Наставник? – начал канючить толстяк за первым столом, отдаленно напомнивший мне Третьего. – Очень кушать хочется...
Точно, вылитый Третий! Для моего друга и постоянного напарника пара сандвичей все равно, что одинокий цветок клевера в коровьей пасти. Чтобы наесться до состояния «нормальной сытости», Третьему нужна минимум копна – пардон, мешок – еды. Когда во время работы Третий начинает жаловаться на голод и клянчить в долг «кусочек пайка», я обычно сухо предлагаю ему поохотится на местную фауну. Преподаватель же на просьбу толстяка ответил намного мягче:
– Кушать надо было за завтраком, Доби. Терпи теперь.
– Не могу.
– Тогда наколдуй себе что-нибудь. Учебник перед тобой.
– У меня не получается!
– Не могу тебе ничем помочь.
– А вы сами умеете колдовать, пан Зелинский? – выкрикнул с задней парты какой-то бодрячок.
– Мне и не положено. Я учитель. Так, курсисты, внимание! Что за разговоры во время занятия! Раскрываем учебники на странице три и продолжаем. Для повержения врага в прах бестелесный нужно взять селитру, медный купорос, унцию серной кислоты...
Мы с напарницей с каменными лицами выслушали рецепт составления смеси, от которой не только враг, но и самый близкий друг повергся бы в прах бестелесный. Потому что растворится в кислоте до самых косточек.
«...Добавить свежей слезы младенца, испугавшегося дикого вепря перед рассветом на вершине горы. Все смешать, прокипятить. Использовать по мере необходимости», – монотонно закончил Наставник по заклинаниям. – Есть вопросы?
Вопрос читался на лицах учеников как в открытой книге: когда это безобразие кончится?
А вот следующее заклинание, старательно записанное группой под диктовку преподавателя, повергло меня в легкий шок. Даже не поморщившись, Наставник выдал практически по памяти, почти не заглядывая в учебник, один из самых секретных и надежных способов превращения живого человека в зомби!
Это что же получается? Колдовские книги, по которым учат в Башне, НАСТОЯЩИЕ? А если среди Мальчишек чисто случайно попадется светлый маг, пусть и слабенький?!
Я глянул на Вторую – она напряглась, как тетива арбалета.
– Откуда в Башне книги? – спросила она, почти не разжимая губ.
– Кажется, Наместник из-за границы выписывал, – промямлил я. – Все по магии, что нашлось в свободной продаже.
– Это эльфийский сборник, – нахмурилась она. – Я по нему к истории колдовства в институте готовилась. Не объяснишь мне, каким образом он попал к людям?
– Откуда я знаю? Спроси у эльфов, они разбазарили, им и отвечать.
– Рисование пентаграмм! – торжественно объявил тем временем пан Зелинский, задумчиво потирая раненую щеку и тихо ойкнув от боли. – Взяли линейки...
– Слушай, этот урок пора прекращать, – коротко отрубила Вторая. – Удивляюсь, почему никто из наших не почесался раньше. Недопустимое распространение тайн магии среди непосвященных! И прямо перед носом Организации! Кажется, котельной нужны были люди, давай пошлем этого полубритого клоуна.
– Он же живой! – удивился я.
– Поправимо, – жестко прищурила почерневшие глаза Вторая, зажимая пальчиком кнопку микрофона. – Или ты боишься?
Обвинение в трусости самая примитивная наживка. И, однако, на нее чаще всего попадаются. Я гордо выпятил грудь и возмутился:
– Я? Боюсь? Полевой работник четвертого ранга?! Да знаешь ли ты...
Вторая нежно прижала к моим губам ладонь и шепнула:
– Только придумай что-нибудь необычное. Смешное.
Я задумался. Единственное, что в данной ситуации было действительно смешно, это то, как я купился дешевый трюк напарницы.
Подумаешь: секреты магии распространяются! Уже несколько поколений выпускников Башни их законспектировало, и ничего! Начни меня подобным образом подначивать Третий, я бы и пальцем не пошевелил. Ситуация критическая: тело чертенка не найдено, жрать хочется, и к тому же (пардон за интимные гигиенические подробности) рукав полевого комбинезона весь пропитан слизью и потом после встречи с призраком. И в этих антисанитарных условиях мне предлагают убить человека не просто так, а «чтобы смешно было».
Все-таки змеи женщины, особенно столичные. Даже если они чертовки – все равно змеи.
Тихое шуршание осталось не услышанным на фоне общего гула: кажется, я нечаянно оживил свои тайные мысли.
С верхней полки, где стояли невостребованные котлы слишком большого объема и треснутые колбы, свесился скользкий холодный хвост. Преодолев россыпь банок с препаратами, первая гадюка достигла пола и, извиваясь, быстро заскользила к Наставнику. Присоединяясь к ней, все новые и новые змеи ползли следом, перепутываясь телами и превращаясь в единый, холодный пучок, целенаправленно устремившийся в одну точку.
Зрачки пана Зелинского расширились от ужаса. Голос дрогнул и стих. Схватившись за сердце, он покачнулся и начал падать, но неотвратимое падение было неожиданно прервано.
– А ну, стой! – раздался бодрый голос от двери.
Влетевший в комнату крепко сбитый мужчина в отглаженной мантии, на плечах которой красовались золоченые погоны, подхватил сползающее на пол тело и бережно водрузил на стул. Мгновенно сориентировавшись в беспорядке банок и колб, загромождающих стол, он выхватил пузырек сероводорода и сунул его в ноздрю бездыханному.
Умирающий сморщился и попытался уклониться от принудительного лечения, но твердая рука спасителя не дрогнула.
– Мне лучше, – пробормотал вырванный из лап смерти пан Зелинский, тяжело дыша и выпучивая глаза от нестерпимо резкого запаха.
Стремительно приложив руку к колпаку, незнакомец кивнул и отбросил пузырек в сторону:
– Я и не сомневался. Разрешите представиться – Наставник по военной подготовке, – щелчок каблуками. – Приказом Ректора от девяти нуль-нуль приписан к преподавательскому составу. Кстати, тут у вас какой-то курсист во время занятий болтался по коридору. Я ему «Стой!», а он только воет. Я ему «Как фамилия?», а он удирать. И бедрами так неприятно виляет, бедрами виляет. Так я его немного гм... поприжал. Вот.
Пан Зелинский, мы с напарницей и коллектив учащихся одновременно перестали дышать. В крепком кулаке нового преподавателя был зажат край прозрачного одеяния, облегающего такую же прозрачную фигурку, с ногтей которой стекали на пол густые струйки студенистой красной крови.
– Призрак Башни! – ахнула Вторая.
Сзади душераздирающе закашлялись. Кто-то ахнул, не удержавшись.
– Призрак Башни? – удивился Хендрик.
– Значит, мне тогда не казалось! – торжествующе выкрикнул Филипп.
– Но как? – потрясенно прошептал Наставник по заклинаниям. – Бестелесную сущность нельзя схватить!
Новый преподаватель только скептически хмыкнул, потихоньку убирая в карман тяжелый литой кастет, украшенный распятием.
Мы с напарницей переглянулись.
– Крепкий орешек, – сказал я. – Распятие на свинчатке видела? Еще бы с кадилом пришел. Вояка...
Вторая поморщилась.
– Глаза режет...
– А что ты хотела? – удивился я. – Ладно, не хнычь. Отдых закончен, пора за работу. Давай, пока этот малахольный не успокоился, спустимся в пещеру, заберем капсулу, проверим яйцо. Как-то все наперекосяк сегодня. Лишняя проверка не повредит...
Город. Ночь
Оскар надвинул на лоб мягкую шапочку и прижался к забору. Вроде никого. Вывеска подсвечивается всего двумя жалкими фонарями, если держаться темной стороны, его не заметят.
За аметистовые запонки подлец скупщик дал половину паунда: сущие гроши, на которые Оскар купил новое белье. Отдавать в стирку будущим родственникам ветхие обноски не к лицу аристократу.
Сегодня Чайхан раз десять поинтересовался у него, где обещанная дипломатическая карета с деньгами и вещами. С каретой в принципе еще можно было что-то придумать – напали разбойники, упала в речку, взбесились кони, сгорела в пожаре – а вот деньги... разрыв помолвки... Как-то не хочется заполучить в лице гостеприимного и щедрого Чайхана кровного врага. А уж если члены семейства примутся мстить – лучше самостоятельно вырыть себе могилу и заранее в нее залечь. Одна бабушка чего стоит.
Хендрик же, как назло, не торопится возвращаться из Башни, держа престарелого дядюшку в постоянном напряжении, добавляя ему седых волос.
Да, не вовремя племянник заставил его затеять игру в кладоискателей. При других обстоятельствах Оскар, вполне возможно, оценил бы шутку и даже посмеялся, но сейчас ему хотелось только одного – как можно скорее получить назад деньги, отсчитать из них двадцать паундов, вручить выкуп Чайхану (пока он не передумал) и с этого момента на правах будущего родственника ни в чем себе не отказывать. «Под виноградом». Стыдно сказать, но Оскар, только покинув трактир, сообразил, как виртуозно его надул Хендрик. Выкопав деньги из дядюшкиного тайника, племянник вполне мог забрать их с собой в Башню. А мог и перепрятать, оставив в качестве подсказки прежнее указание, что еще более вероятно.
«Под виноградом» – это ведь не только внутренний дворик. Это еще и кувшин, на боку которого выдавлена сочная виноградная кисть, и половик с наполовину стершимся от ног многочисленных посетителей рисунком (опять виноград), и стенной тайник, замаскированный связками коричневого изюма, и еще бог весть что.
– Успокойся, Филька, и больше не пей всякую гадость. Тебе почудилось. Давай в нашу комнату, а то уже поздно.
– Но я его своими глазами...
– Да-да. Своими залитыми мышиной настойкой глазами, я понимаю. Ты бы еще мухоморов нажрался, тогда еще не то увидишь. Мне один приятель рассказывал...
За кадром
Весь экран занимало черное звездное небо.
Я и Вторая летели над крышами. О положенном сроке доставки с земли тела мертвого чертенка речь уже не шла. Только перед полуночью автоматика смогла определить, что жетон все-таки находится в городе, следовательно, новорожденный исчез не бесследно. При этом дистанционный анализ температуры жетона свидетельствовал, что она значительно ниже температуры человеческого тела. По всему получалось, наш младенец не нашел донора. Где же он?
В наушнике бесстрастно вещал голос куратора:
– Прямо. Прямо. Стоп! Теперь поверните немного направо, так, так...
Следуя его указаниям, мы устало продолжали полет, уже не глядя вниз. Как приблизимся к телу, куратор скажет.
Однако с каждым поворотом уверенность в том, что тело, живое или мертвое, вообще будет найдено, таяла, как воск над огнем. Если верить автоматике (а не верить ей пока оснований не было), обреченный на немедленную гибель малыш умудрился самостоятельно проделать за несколько часов вояж, от которого у альбатроса согнулись бы крылья, а у гепарда отвалились ноги.
– Автоматика не могла напутать? – осторожно рискнула спросить Вторая, когда мы, полностью обессиленные, остановились передохнуть и перекусить над пустым работным рынком.
Выбрав из витающих в воздухе остатков человеческих эмоций облачко ярости, я с такой злостью вонзил в него свои зубы, что оно рассыпалось на составные фракции прямо у меня во рту, оставив после себя неприятно горький привкус.
– Сомневаться в непогрешимости системы недопустимо, – не слишком уверенно сказал я, отплевываясь.
– Как же могло получиться, что он в инкубаторе, умирал, а здесь выжил? – подивилась напарница, по-кошачьи аккуратно слизывая язычком чью-то обиду. – Да еще и сбежал куда-то!
– Климат подошел, – буркнул я. – Или хороший человек вовремя под зубы подвернулся. Откуда я знаю? Поела? Тогда вперед!
Напарница горько вздохнула и, достав из внутреннего кармана листок план-задания, с явной неохотой проделала несколько вялых пассов, материализуя очередную группу мороков: прежнего задания никто не отменял. На этот раз монстры получились какие-то чахлые. Оно и понятно – их создательница была не в духе.
На сытый желудок летелось тяжело. Вид сонного города навевал умиротворение и желание немедленно преклонить голову на родную подушку, терпеливо ожидающую меня в скромной комнатке на базе. (Для особо любопытных сообщаю: никакой синтетики. Алая шелковая наволочка на костяных пуговках, набивка из натурального волоса грешников – я люблю классические, добротные вещи.)
Если бы не несколько раз пролетевшие под нами материализованные Второй стайки странных птиц, больше похожих на ожившие ночные кошмары шизофреника, я бы уже заснул прямо в воздухе, и будь что будет. По-моему, куратор тоже устал от бессмысленных поисков: его команды звучали тише и реже, а энтузиазм в голосе сменился вялой апатией. Наконец, когда надежда найти тело мертвого чертенка умерла окончательно и бесповоротно, в наушнике неожиданно раздался радостный вопль:
– Мы это сделали! Стоп! Стоп! Место найдено!
Я взглянул вниз, – прямо под нами поднимала к небу свои зубчатые стены Черная Башня.
– Вот это склеп, я понимаю! – мгновенно прекратив зевать, воскликнула Вторая, от избытка чувств потрясая в воздухе каской. – Я готова расцеловать каменных гарпий! Снижаемся, Пятый!
– Снижаемся! – радостно отозвался я, очнувшись от дремоты. – Наручники готовы?
– Два комплекта!
– Вперед!
Наши мутные силуэты ударились об крышу Башни и раздробились на мельчайшие невидимые частицы. С ускорением пролетев сквозь этажи, мы притормозили на самом нижнем, и плавно восстановились, усевшись на весьма кстати подвернувшийся под хвосты диван.
Клянусь рогами, это было странное место. Не представляю, кому может понравиться такая обстановка, но мне после долгого изнурительного перелета было уже все равно, где находиться, лишь бы не в воздухе. Я с облегчением развалился между жестких подушек, задрав копыта на подлокотник дивана, а Вторая восторженно поковыряла пальцем пристроенный среди чесночных связок коровий череп и взвизгнула:
– Какая прелесть!
Я молча покивал, не вставая с места.
Все существа женского пола странные. Только что она буквально падала с ног от усталости, но стоило увидеть пару безделушек – и вот уже эти ноги скачут по комнате, а пальцы так и норовят ухватить всякую дрянь, именуемую в дамских кругах «прелестью». Напарница даже унизилась до того, чтобы стянуть со стола рогатую чернильницу, предварительно выплеснув ее содержимое в камин. Спрашивается: где столичное воспитание и на что ей чернильница? На чем, а на канцелярских принадлежностях у нас никогда не экономили.
Пока Вторая от души предавалась невинной клептомании, я еще раз связался с куратором. Не могу сказать, что он слишком помог с координатами, но в любом случае «где-то здесь» звучит лучше, чем «неизвестно где».
Беглый облет Башни показал, что всего на ее территории находятся дюжины три человек, большинство из которых охранники. Что плохо: внутри Башни не просто было много укромных местечек, в которых можно спрятаться, – Башня целиком из них состояла. Причем они так плавно и незаметно перетекали друг в друга, что немудрено было запутаться.
Механически прочесывая этаж за этажом, мы настолько утратили бдительность, что чуть не врезались в двух медленно бредущих по коридору людей в мантиях.
– Но я его видел своими глазами, сэр Хендрик! – кипятился тот, что повыше ростом, нервно тряся рыжей шевелюрой.
– Говорю, тебе почудилось! – Его собеседник был среднего роста, строен, очень красив и хорошо знаком нам обоим.
– Хендрик? – удивился я. – Вот это встреча! Вторая, что герой твоего эротического отчета делает в абсолютно закрытой Башне, где из женского пола только дюжина ворон, и те старые?
– Не знаю, – призналась Вторая. – Кстати, познакомься: с ним рядом идет художник Филипп, рисунки которого я использовала для материализации мороков. С того момента, как мальчишку забрали в Башню, семья Стульсов убивается и льет слезы. Любимый сын и брат.
– Вот это нескладное пугало? – хмыкнул я.
– Ogni scarafone e bello a mamma soja, – неожиданно тепло сказала она.
– Пардон, не понял?
– Каждый дебил матери мил, – со снисходительностью полиглота пояснила Вторая. – Народная мудрость. Не хочешь посмотреть поближе на художника? Интересная личность.
– Как-нибудь в другой раз, – сухо отказался я. Не перевариваю столичный снобизм, особенно у дам. – Где же тело чертенка?
Вторая пожала плечами.
– Думаю, достаточно мотаться по коридорам, его здесь нет. Да и светает уже. Возвращаемся?
– Ни в коем случае! – тут же заверещал куратор. – О возвращении и речи быть не может! Можете сделать короткий перерыв, поесть, отдохнуть, только не смейте покидать Башню. Работаем до победного конца!
– Работаем? – иронически переспросил я. – Мы пахали. Все. что от нас зависело, уже сделано: яйцо под реку заложено, паника посеяна, город в поисках чертенка прочесан вдоль и поперек. Как хотите, а я держу курс на базу. Да и капсулу стоит забрать из пещеры, пока ее подземные червяки не угнали.
– Приказ САМОГО!
Тут уж я не выдержал.
– Слушай, куратор! Я не понимаю, чего мы так зациклились на поисках этого доходяги? Подумаешь, еще один полевой работник, рядовая пчелка! Тело само разложится в течение шестидесяти шести суток до последнего атома. Можно не утилизировать.
В наушнике раздался типичный зубовный скрежет и еле слышный шепоток:
– Это не полевой работник.
– Административный? Ого. Мы с напарницей прониклись уважением по самые пятки. Да если даже боевой – все равно невелика потеря. 666 дней – и только мокрое ме...
– Пятый! Прими факс, – пролепетал куратор.
Мы с напарницей, не сговариваясь, встали и надели каски. Получение факса – это случай из ряда вон выходящий. На моей памяти ни разу не было.
Прямо перед нашими вытянувшимися от сопричастности великому событию лицами выпрыгнул из стены и развернулся стальной лист с сургучной печатью. В толще листа были насквозь прорезаны угловатые непонятные буквы, сквозь которые пробивался дым от коптящего настенного факела. Вторая тут же протянула мизинец и попыталась подковырнуть ногтем маленькую закорючку, за что и была немедленно наказана. Треск электрических искр слился с визгом напарницы.
– Ну почему надо сразу хватать руками? – укоризненно сказал куратор. – Вы должны уважительно относиться к секретной документации.
Вторая молча облизнула синим язычком пострадавший палец. На хорошеньком личике выразилось такое уважение к документации, что я поспешил оттащить ее от факса. Еще съест в порядке соблюдения секретности.
– Пятый, смотри на печать! – приказал куратор.
Я выполнил его указание. Сначала ничего не происходило. Потом лист прямо на моих глазах вдруг свернулся трубочкой, строчки наложились друг на друга, и я сумел прочесть короткое предложение. Всего несколько слов, но их хватило за глаза, чтобы остекленеть на месте.
Я ошарашенно прислонился к стене, чуть не провалившись сквозь нее.
– Один из запасных клонов САМО...
Стальная трубочка факс-сообщения с размаху заткнула мне рот.
– Теперь понимаешь, почему его нельзя оставлять без присмотра? – грустно сказал куратор. – Живого или мертвого, но найти обязательно! Тем более что мы получили точную наводку – он в Башне!
– Пофему зе пофлали наф, а не боефую группу? – Мне с немалым трудом удалось выплюнуть изо рта стальное послание. Чуть передних зубов не лишился.
– Хотели послать, но, увы, обе боевые группы все еще за городом на задании. Ликвидируют последствия крестного хода.
– А если он по нам...
– Клоны никогда не знают при рождении, кто они такие. Увидев боевую группу, он скорее догадается. К тому же вас двое, с хорошим временным запасом, а у него осталась последняя жизнь.
– Я могу вам чем-нибудь помочь? – Жизнерадостный голос вклинился в наш разговор с непринужденностью продавца бакалейной лавки. Мы синхронно вздрогнули, как застуканные в момент передачи государственных секретов шпионы. Прозрачный рот растянулся в приветливой улыбке, обнажая окровавленные зубы.
– Призрак! – удивилась Вторая. – Неужели настоящий? Я думала, они занесены в Черную Книгу...
– Брысь! – с досадой отмахнулся я от непрошеного гостя. – Пшел отсюда!
– Но почему-у никто меня не люби-ит? – Из глаз привидения полились мутные слезы.
Я сплюнул и щелкнул по болтающейся рядом с лицом прозрачной пятке.
– Изыди, нечисть!
Призрак переместился в конец коридора и заныл:
– Но почему-у? Все меня гонят, все меня бьют, у-у...
– Может, не прогонять? – пожалела Вторая. – Смотри, какие у него милые цепи...
– Как прилипнет, не отвяжешься потом. От его сырости, знаешь, как потом кожа чешется? Вся в прыщах будешь. А ну, брысь! Брысь, говорю! Сейчас ка-а-ак... То-то же. Полетели, Вторая. Нет, не по коридору, давай через стены, так быстрее. Где же наш малыш может оказаться?
– В этой комнате нет!
– Сам вижу, что нет. А здесь?
– Пусто!
– Стой! Слышишь, кто-то в соседнем помещении разговаривает? Подергай дверь!
– Ы-ы!
– Понятно, закрыта на четыре замка, лезем сквозь стену. Ого! Ты видела? Десять человек в черных мантиях! Куратор!
– Я слышу, не кричи, – хмыкнул куратор. – Это ученики из прошлого набора. Заперты в своей комнате до выявления среди них тайно колдующего мага, распускающего по городу страшных монстров. Еду и воду получают через окошко в двери, тем же путем передают для опорожнения и помывки переполненные ночные вазы. Смешно?
– Ухохотаться можно, – согласился я устало, – согласен обменять десять магов на одного покойного чертенка. Где же шельмец прячется?!
После сотого прохождения сквозь каменную стену напарница вяло стекла на пол и обхватила виски руками. Теперь она выглядела не лучшим образом краска с кудряшек слезла, обнажая их первоначальный чернильный цвет, форма запачкалась, на щеках полосы грязи, как у индейца на тропе войны.
– Я еще никогда в жизни столько не дробилась, – призналась она, ощупывая лицо. – Кажется, в этот раз мои бедные атомы встали не на свои места, очень уж голова трещит. И глаз дергается. И вообще... такое впечатление, что где-то чего-то не хватает, а где-то, наоборот, прилипло что-то лишнее.
По-моему, за исключением не до конца восстановившего целостность левого уха, все было на месте, но я, как настоящий товарищ, внимательно ощупал ее бока, талию, бедра... По-дружески. Кстати, проверяя целостность бедра, я наткнулся под комбинезоном на кружевную подвязку, припрятанную от всевидящего ока куратора. Вот ворюга!
Моя помощь оказала поистине целительное воздействие. Вторая взвизгнула и влепила мне пощечину.
– Убери руки! Нахал!
Вместо ответа я демонстративно дернул мочку ее уха, висящую на одной ниточке, и вручил напарнице.
– Держи. Дома пришьешь. Крестиком.
– Что? Что теперь делать? – испугалась она, с ужасом отбрасывая от себя кусок собственного тела так, будто это была дохлая крыса.
Поймав на лету, я одним ловким движением приладил оторванную деталь на место, подул на нее и сокрушенно пожаловался:
– Я тебе помогаю, а ты дерешься.
– Прости! Пожалуйста, прости! – расстроилась Вторая, недоверчиво гладя починенное ухо. – Я в тебе ошибалась!
Не опровергая ее слов, я грустно улыбнулся и продолжил лечение. Залечив все нуждающиеся в починке клеточки напарницы, я устало отряхнул трясущиеся руки.
– Спасибо, – растроганно поблагодарила она.
– Не за что, детка. В случае необходимости обращайся.
– Я так устала, – простонала она. – Понятно, что мы не можем прекратить поиски тела чертенка, но хоть передохнуть имеем право? Не спрашивая разрешения куратора.
– Отключаем невидимость и делаем перерыв, – принял волевое решение я. – Вот в этой комнате что располагается?
– Похоже на лабораторию. Воронки, реторты, дистиллятор, астролябия, купорос, сера, хлористая ртуть...
– Плесни мне в мензурку чуток. И ползи на полку, за котлы.
– Полежим... – блаженно вытянула ноги Вторая.
– Задержимся, чтобы пронаблюдать за населяющими здание объектами, – поправил ее я, подмигивая единственным открытым глазом.
– Поняла-а, – многозначительно кивнула она и добавила: – Вижу первый объект!
– Кто такой?
– Мужчина в мантии с наполовину порезанным лицом! Интересно, кто его так?
Чисто дамский вопрос. Ни одно существо мужского пола не затруднится с ответом.
– Сам, – тоном опытного сыщика сказал я. – Видишь: правая щека вся в мелких порезах, заклеенных бумажками, а левая поросла трехдневной щетиной? Это у него такая манера бриться по утрам. Правую щеку до победного конца, то бишь до предпоследней капли крови, а на левую терпения не хватает.
– Ха!
– Тише, сюда идут люди. Много людей! Может, они что-то прояснят? А вот и твои старые знакомые.
Устроившись удобней, мы с напарницей навострили ушки...
Лучше бы мы зажали руками рты!
Утренний урок по практике заклинаний произвел на нас неизгладимое впечатление. Новые ученики, еще не привыкшие к своеобразному ритму жизни в Башне, откровенно зевали и подпирали падающие головы руками. Бодро держался только наполовину выбритый учитель. Своим прекрасно поставленным голосом пан Зелинский перекрикивал даже ворон, устроивших этажом выше утреннюю потасовку.
– Все встаем в первую магическую позицию – руки расставлены в стороны, голова приподнята, ноги на ширине плеч – и читаем по учебнику. Страница три. «Энильи бара милениум...» Что тебе, Доби?
– Разрешите сходить за кипятком, пан Наставник? – начал канючить толстяк за первым столом, отдаленно напомнивший мне Третьего. – Очень кушать хочется...
Точно, вылитый Третий! Для моего друга и постоянного напарника пара сандвичей все равно, что одинокий цветок клевера в коровьей пасти. Чтобы наесться до состояния «нормальной сытости», Третьему нужна минимум копна – пардон, мешок – еды. Когда во время работы Третий начинает жаловаться на голод и клянчить в долг «кусочек пайка», я обычно сухо предлагаю ему поохотится на местную фауну. Преподаватель же на просьбу толстяка ответил намного мягче:
– Кушать надо было за завтраком, Доби. Терпи теперь.
– Не могу.
– Тогда наколдуй себе что-нибудь. Учебник перед тобой.
– У меня не получается!
– Не могу тебе ничем помочь.
– А вы сами умеете колдовать, пан Зелинский? – выкрикнул с задней парты какой-то бодрячок.
– Мне и не положено. Я учитель. Так, курсисты, внимание! Что за разговоры во время занятия! Раскрываем учебники на странице три и продолжаем. Для повержения врага в прах бестелесный нужно взять селитру, медный купорос, унцию серной кислоты...
Мы с напарницей с каменными лицами выслушали рецепт составления смеси, от которой не только враг, но и самый близкий друг повергся бы в прах бестелесный. Потому что растворится в кислоте до самых косточек.
«...Добавить свежей слезы младенца, испугавшегося дикого вепря перед рассветом на вершине горы. Все смешать, прокипятить. Использовать по мере необходимости», – монотонно закончил Наставник по заклинаниям. – Есть вопросы?
Вопрос читался на лицах учеников как в открытой книге: когда это безобразие кончится?
А вот следующее заклинание, старательно записанное группой под диктовку преподавателя, повергло меня в легкий шок. Даже не поморщившись, Наставник выдал практически по памяти, почти не заглядывая в учебник, один из самых секретных и надежных способов превращения живого человека в зомби!
Это что же получается? Колдовские книги, по которым учат в Башне, НАСТОЯЩИЕ? А если среди Мальчишек чисто случайно попадется светлый маг, пусть и слабенький?!
Я глянул на Вторую – она напряглась, как тетива арбалета.
– Откуда в Башне книги? – спросила она, почти не разжимая губ.
– Кажется, Наместник из-за границы выписывал, – промямлил я. – Все по магии, что нашлось в свободной продаже.
– Это эльфийский сборник, – нахмурилась она. – Я по нему к истории колдовства в институте готовилась. Не объяснишь мне, каким образом он попал к людям?
– Откуда я знаю? Спроси у эльфов, они разбазарили, им и отвечать.
– Рисование пентаграмм! – торжественно объявил тем временем пан Зелинский, задумчиво потирая раненую щеку и тихо ойкнув от боли. – Взяли линейки...
– Слушай, этот урок пора прекращать, – коротко отрубила Вторая. – Удивляюсь, почему никто из наших не почесался раньше. Недопустимое распространение тайн магии среди непосвященных! И прямо перед носом Организации! Кажется, котельной нужны были люди, давай пошлем этого полубритого клоуна.
– Он же живой! – удивился я.
– Поправимо, – жестко прищурила почерневшие глаза Вторая, зажимая пальчиком кнопку микрофона. – Или ты боишься?
Обвинение в трусости самая примитивная наживка. И, однако, на нее чаще всего попадаются. Я гордо выпятил грудь и возмутился:
– Я? Боюсь? Полевой работник четвертого ранга?! Да знаешь ли ты...
Вторая нежно прижала к моим губам ладонь и шепнула:
– Только придумай что-нибудь необычное. Смешное.
Я задумался. Единственное, что в данной ситуации было действительно смешно, это то, как я купился дешевый трюк напарницы.
Подумаешь: секреты магии распространяются! Уже несколько поколений выпускников Башни их законспектировало, и ничего! Начни меня подобным образом подначивать Третий, я бы и пальцем не пошевелил. Ситуация критическая: тело чертенка не найдено, жрать хочется, и к тому же (пардон за интимные гигиенические подробности) рукав полевого комбинезона весь пропитан слизью и потом после встречи с призраком. И в этих антисанитарных условиях мне предлагают убить человека не просто так, а «чтобы смешно было».
Все-таки змеи женщины, особенно столичные. Даже если они чертовки – все равно змеи.
Тихое шуршание осталось не услышанным на фоне общего гула: кажется, я нечаянно оживил свои тайные мысли.
С верхней полки, где стояли невостребованные котлы слишком большого объема и треснутые колбы, свесился скользкий холодный хвост. Преодолев россыпь банок с препаратами, первая гадюка достигла пола и, извиваясь, быстро заскользила к Наставнику. Присоединяясь к ней, все новые и новые змеи ползли следом, перепутываясь телами и превращаясь в единый, холодный пучок, целенаправленно устремившийся в одну точку.
Зрачки пана Зелинского расширились от ужаса. Голос дрогнул и стих. Схватившись за сердце, он покачнулся и начал падать, но неотвратимое падение было неожиданно прервано.
– А ну, стой! – раздался бодрый голос от двери.
Влетевший в комнату крепко сбитый мужчина в отглаженной мантии, на плечах которой красовались золоченые погоны, подхватил сползающее на пол тело и бережно водрузил на стул. Мгновенно сориентировавшись в беспорядке банок и колб, загромождающих стол, он выхватил пузырек сероводорода и сунул его в ноздрю бездыханному.
Умирающий сморщился и попытался уклониться от принудительного лечения, но твердая рука спасителя не дрогнула.
– Мне лучше, – пробормотал вырванный из лап смерти пан Зелинский, тяжело дыша и выпучивая глаза от нестерпимо резкого запаха.
Стремительно приложив руку к колпаку, незнакомец кивнул и отбросил пузырек в сторону:
– Я и не сомневался. Разрешите представиться – Наставник по военной подготовке, – щелчок каблуками. – Приказом Ректора от девяти нуль-нуль приписан к преподавательскому составу. Кстати, тут у вас какой-то курсист во время занятий болтался по коридору. Я ему «Стой!», а он только воет. Я ему «Как фамилия?», а он удирать. И бедрами так неприятно виляет, бедрами виляет. Так я его немного гм... поприжал. Вот.
Пан Зелинский, мы с напарницей и коллектив учащихся одновременно перестали дышать. В крепком кулаке нового преподавателя был зажат край прозрачного одеяния, облегающего такую же прозрачную фигурку, с ногтей которой стекали на пол густые струйки студенистой красной крови.
– Призрак Башни! – ахнула Вторая.
Сзади душераздирающе закашлялись. Кто-то ахнул, не удержавшись.
– Призрак Башни? – удивился Хендрик.
– Значит, мне тогда не казалось! – торжествующе выкрикнул Филипп.
– Но как? – потрясенно прошептал Наставник по заклинаниям. – Бестелесную сущность нельзя схватить!
Новый преподаватель только скептически хмыкнул, потихоньку убирая в карман тяжелый литой кастет, украшенный распятием.
Мы с напарницей переглянулись.
– Крепкий орешек, – сказал я. – Распятие на свинчатке видела? Еще бы с кадилом пришел. Вояка...
Вторая поморщилась.
– Глаза режет...
– А что ты хотела? – удивился я. – Ладно, не хнычь. Отдых закончен, пора за работу. Давай, пока этот малахольный не успокоился, спустимся в пещеру, заберем капсулу, проверим яйцо. Как-то все наперекосяк сегодня. Лишняя проверка не повредит...
Город. Ночь
Оскар надвинул на лоб мягкую шапочку и прижался к забору. Вроде никого. Вывеска подсвечивается всего двумя жалкими фонарями, если держаться темной стороны, его не заметят.
За аметистовые запонки подлец скупщик дал половину паунда: сущие гроши, на которые Оскар купил новое белье. Отдавать в стирку будущим родственникам ветхие обноски не к лицу аристократу.
Сегодня Чайхан раз десять поинтересовался у него, где обещанная дипломатическая карета с деньгами и вещами. С каретой в принципе еще можно было что-то придумать – напали разбойники, упала в речку, взбесились кони, сгорела в пожаре – а вот деньги... разрыв помолвки... Как-то не хочется заполучить в лице гостеприимного и щедрого Чайхана кровного врага. А уж если члены семейства примутся мстить – лучше самостоятельно вырыть себе могилу и заранее в нее залечь. Одна бабушка чего стоит.
Хендрик же, как назло, не торопится возвращаться из Башни, держа престарелого дядюшку в постоянном напряжении, добавляя ему седых волос.
Да, не вовремя племянник заставил его затеять игру в кладоискателей. При других обстоятельствах Оскар, вполне возможно, оценил бы шутку и даже посмеялся, но сейчас ему хотелось только одного – как можно скорее получить назад деньги, отсчитать из них двадцать паундов, вручить выкуп Чайхану (пока он не передумал) и с этого момента на правах будущего родственника ни в чем себе не отказывать. «Под виноградом». Стыдно сказать, но Оскар, только покинув трактир, сообразил, как виртуозно его надул Хендрик. Выкопав деньги из дядюшкиного тайника, племянник вполне мог забрать их с собой в Башню. А мог и перепрятать, оставив в качестве подсказки прежнее указание, что еще более вероятно.
«Под виноградом» – это ведь не только внутренний дворик. Это еще и кувшин, на боку которого выдавлена сочная виноградная кисть, и половик с наполовину стершимся от ног многочисленных посетителей рисунком (опять виноград), и стенной тайник, замаскированный связками коричневого изюма, и еще бог весть что.