Горбенко Людмила. Маг-новобранец

   Пока Оскар нервно посмеивался, около него притормозила карета, окошки которой были затянуты плотной сеткой.
   Колеса еще не перестали вращаться, а к карете со стороны дворца уже бежали трое: высокий сухой мужчина в бархатных штанах и коротком плаще, под которым угадывались очертания пистоля, и с трудом поспевающие за ним слуги.
   Вооруженный мужчина вскользь покосился на потную взмыленную лошадь Оскара и приник к решетке. Дверь кареты распахнулась, и оттуда буквально вывалился пассажир, обряженный в черную мантию до полу, из-под которой торчали вызывающе яркие сапоги. Под мышкой у него компактно умещались остроконечный колпак и огромная черная книга с крестом на обложке.
   – Надо же, – подивился про себя Оскар. – Да у них здесь прямо помешательство какое-то на магии.
   – Пан Ректор? – строго окликнул мужчина, вышедший из дворца. – Неужели вы? Наконец-то.
   – Простите меня, пан канцлер! – умоляюще сложив руки, выкрикнул гость. – Ради бога, простите!
   – Бог простит. Что так долго? – сурово осведомился канцлер, не обращая внимания на навострившего уши Оскара.
   – Прошу прощения, ясновельможный пан, на улице Божественного Провидения затор. Вознице что-то дьявольское привиделось. Вывалился, скотина, с сиденья, бросил вожжи, заорал – лошади, естественно, понесли. Еле остановили, имеются пострадавшие.
   – Что именно привиделось?
   – Не то лиса, не то енот в иголках, – махнул рукой Ректор. – Очередная погань, прости господи. Да вы же знаете...
   К сожалению, канцлер знал. Не далее как вчера он лично столкнулся в своей собственной спальне с существом, назвать породу которого словами или просто опознать так и не смог. Бурое страшилище, у которого ноги растут из шеи, а глаза на лбу – иначе не скажешь. Причем живое и вполне здоровое страшилище – вот что жутко-то! Опасную игру с магией затеял старик Наместник, очень опасную...
   Канцлер стряхнул с себя оцепенение и повернулся к Ректору, который уже минуты две что-то вещал, патетически размахивая руками.
   – Узнал бы кто, убил своими руками!
   – Что-что? – перепугался Ректор. – Я не... Вы не думайте! Если вы насчет перерасхода, то это не от меня... Мыши мрут, скоты, не успеваем новых завозить... Опять же два мешка крупы сожрали...
   – Вы о чем? – не понял канцлер.
   – Так я же... мыши... – растерялся Ректор.
   Не выдержав, Оскар хихикнул и тут же прикрыл рот ладонью, но было уже поздно: на него обратили внимание.
   – Нас подслушивают! – заорал Ректор. – Пан канцлер!
   Оскар не стал дожидаться, пока его вежливо или невежливо (что более вероятно) попросят отойти в сторону, и ретировался сам, со всей скоростью, на которую была способна лошадь.
   – Сегодня же разберусь и накажу! – клятвенно заверил канцлера Ректор, проводив Оскара негодующим взглядом. – Больше не повторится! С этой минуты лично каждую крупинку...
   – Как новое пополнение? Прибыли все? – перебил его Канцлер.
   – До единого, – облегченно продолжил Ректор, радуясь, что беседа вновь свернула на безопасный путь. – Даже с запасом. Из семьи молочника пришлось забирать сразу двоих, они близнецы.
   – Оба седьмые? – удивился канцлер.
   – Господь с вами, нет, конечно! Просто ни мать, ни повитуха не помнят, кто был первым. В смысле седьмым. Фузик и Казик.
   – Похожи? – заинтересовался канцлер.
   – Как вам сказать? Не так чтобы очень, но...
   – Понятно. А остальные?
   – Остальные по списку. Сначала были получены данные, что сын плотника Филипп сбежал из города, но это оказалось ошибкой. Просто мальчишка нанялся в услужение к другому курсисту – сыну трактирщика Кендру. Они прибыли вместе, только Филипп без формы. Пришлось выдать казенную. Правда, она не новая, побурела уже...
   Канцлер вздрогнул. После вчерашней встречи с нечистью в собственной спальне он не мог без содрогания думать о буром цвете.
   – Найдем другую, поновее! – тут же откликнулся Ректор, по-своему истолковавший гримасу начальника.
   – Да не надо, – грустно усмехнулся канцлер. – Шустрый парнишка этот Филипп. Что называется, магом будет или нет, а деньжат подзаработает. Как ведет себя новый набор?
   – Пока все как обычно, сэр. Мальчишки возмущаются плохой кормежкой и строгим режимом. Выделяется только один.
   – Кто такой?
   – Сын трактирщика Хендр. Он единственный, кто съел всю кашу до крошки, за себя и своего слугу, и попросил добавку.
   – Голод на нервной почве? Прикажите коменданту дать ему отвар ромашки.
   – Думаю, ромашкой тут не отделаться, пан канцлер. Хендр утверждает, что мантия – самая удобная одежда, которую он носил в жизни. Цитирую дословно: «Так и льнет к телу, не стесняет движений, мягкая, просто снимать не хочется». Вечером сам попросился смотреть Башню. Парень явно слегка не в себе.
   – Хм. Подозрительно как-то. Говорите, «снимать не хочется»? Не хватает нам второго мага. Один потомок Мерлина уже натворил в городе делов, лошади по улицам ходить боятся. Представляете, что будет, если их станет двое?
   – Ну, насчет этого я бы не беспокоился, – скептически вздернул плечами Ректор. – По-моему, большинство страшных историй про городских монстров просто выдумки. Пусть даже пошалил один из наших учеников, создал пару зверушек – к чему паниковать? Никто же не умер!
   Канцлер молча выпрямил плечи и стиснул зубы.
   Взглянув на его перекошенное гневом лицо, Ректор перестал дышать и поспешил успокоить начальника:
   – Я уверен, что вы напрасно беспокоитесь! Колдующего ученика мы найдем, я обещаю! А Хендр просто сумасшедший, право слово! Вряд ли возможно, чтобы у Мерлина обнаружилось сразу два наследника, один из которых к тому же страдает скудоумием. С момента открытия курсов даже нормальные ребята никак не могут магию осилить, а вы боитесь, что полудурок...
   Пламенная речь Ректора была прервана жужжанием.
   От неторопливо нарезающей над воротами круги мухи отделился бледный комок и полетел вниз, неотвратимо метя на плащ канцлеру. Раздался чавкающий звук, и плечо государственного мужа украсилось отвратительно воняющей кляксой. Этот незначительный инцидент буквально стал последней каплей.
   Отбросив церемонии, канцлер просунул руки сквозь решетку и попытался ухватить Ректора за воротник, угрожающе кривя пальцы, словно собираясь немедленно задушить его.
   – Ваша недальновидность настораживает меня пан Ректор! Как правило, в жизни чаще всего и случается то, что никак невозможно! Причем неожиданно случается! А если вы столь легкомысленны, то предлагаю вам немедленно снять с себя полномочия!
   Спасло Ректора природное везение и то, что он не растерялся в трудную минуту. Выхватив из-под мышки книгу, Ректор подпрыгнул, как мальчишка, и прихлопнул зловредную муху прямо в полете, потеряв колпак, но зато намертво припечатав ее тело к воротам. Потом вытащил из-за пояса батистовый платок с монограммой и, не жалея тонкой ткани и золотой вышивки, тщательно стер кляксу с плеча канцлера.
   – Молодец! – выкрикнул канцлер, с явным удовольствием разглядывая тело насекомого, размазанное по золоченому вензелю. – Так ее! Что за книга?
   – Библия, – признался Ректор, водружая пыльный колпак на место.
   – То есть нехорошо, конечно... – покачал головой канцлер, но радость от справедливой мести вырвалась наружу. – И все же – молодец! А что за монограмма у тебя на платке? ЧБ – это кто?
   – Так... Черная Башня, – застенчиво признался Ректор. – Казенное имущество, как у всех преподавателей.
   – Однако. Беленый батист, вышивка золотой канителью – не слишком ли шикарно?
   – Сию секунду заменим на холщовые... Разрешите идти? – мягко спросил Ректор, по-рачьи пятясь к карете. – В Башне ждут...
   – Идите, – махнул рукой канцлер и, спохватившись, выкрикнул вслед: – Только вот что: приставьте к этому скудоумному Херну, Хандру, как там его...отдельного человека из новых учеников. Пообещайте ему качественное питание, денежное вознаграждение, что угодно. Пусть следит за каждым шагом! Докладывать ежедневно!
 
   Город. Вечер того же дня
 
   Неспешно ступая по мостовой, Оскар задумчиво смотрел по сторонам, ведя Подлюку на поводе. Не верилось, что сегодня они с Хендриком умывались у этого самого мраморного фонтана: подсвеченная фонарями площадь казалась совсем незнакомой, красивой и загадочной. В центре чернел пустой флагшток, как ободранная кораблекрушением корабельная мачта.
   Заглядевшись на одну особенно милую башенку, всю увитую цветами, Оскар неожиданно нос к носу столкнулся с ксендзом. Точнее говоря, нос с грудью, потому что святой отец был преогромного роста и столь внушительной комплекции, что Оскар почти утонул в мягких складках его тройного подбородка.
   – Давно ли ты исповедовался, сын мой? – строго вопросил ксендз, отбрасывая от себя Оскара как блоху и отряхивая воротник.
   Вместо ответа дипломат горестно вздохнул – дескать, грешен, простите – и автоматически поднял руку, собираясь перекреститься. К счастью для перепугавшегося чертенка, Оскар тут же передумал и непочтительно шустро отскочил от ксендза, заметив в конце улицы стоянку карет, а за ней рекламную вывеску «Комнаты на любой вкус» с кривой припиской от руки «Осталось две».
   К досаде Оскара, бежал он напрасно.
   Свободные комнаты действительно имелись, но обе они поражали воображение роскошной мебелью и запредельно высокими ценами. Расправив плечи, дипломат гордо покинул очередной оазис, заросший экзотическими цветами и позолоченными канделябрами, подхватил под уздцы Подлюку и побрел назад к площади.
   Несмотря на достаточно позднее время, здесь еще прогуливались нарядно одетые дамы под ручку с кавалерами, почтенные старушки с миниатюрными собачками на поводках и компании молодых людей. Выбрав в качестве гида одинокую пожилую пани, Оскар обратился к ней.
   Выслушав признание в дипломатическом статусе, пани широко улыбнулась и указала унизанной кольцами рукой в сторону гостиницы, из которой Оскар только что вышел. Стоило же добавить, что он временно не при деньгах, седая дама испуганно отскочила и засеменила прочь, словно боясь, что он попросит взаймы.
   Попытавшись продать проходящему мимо старичку за полпаунда помятый страховой полис, Оскар также потерпел фиаско. Клиент неожиданно разъярился и даже погнался за дипломатом, тяжело дыша и размахивая тростью.
   Одним словом, город не спешил привечать гостя, что было не слишком удивительно, но достаточно неприятно.
   Единственными, кто навязчиво желал помочь, были мальчишки. Оборванцы приклеились к Оскару еще около гостиницы и с тех пор настойчиво шли по пятам, дергая Подлюку за хвост и нудно повторяя одно и то же слово «бакшиш». Решив отделаться от попрошаек, Оскар швырнул им позеленевший сентаво и допустил, как оказалось, роковую ошибку.
   – Караван-сарай! Караван-сарай! – возбужденно загалдели мальчишки и, призывно выкрикивая «бакшиш», побежали перед лошадью, указывая дорогу. Заведя дипломата после долгих кружений в тупик, добровольные помощники буквально вырвали из его рук оставшиеся сентаво и растаяли в темноте.
   Разглядев обещанный «караван-сарай» и придя к выводу, что здание немного не дотягивает до статуса развалюхи, Оскар даже не стал спешиваться. Где теперь искать недорогой ночлег? А шут его знает. Зато, послушно петляя за мальчишками по улицам, Оскар сумел досконально осмотреть город и сейчас был категорически не согласен с Хендриком.
   Городок был весьма симпатичный. Помпезный центр, тянущийся к небу остроконечными крышами, занимал едва ли десятую его часть. Сразу за пределами фонарного кольца в стороны расползались извилистые улочки, застроенные разноэтажными домами, домиками и домишками. Некоторые из них гордо выступали вперед стройными колоннадами, некоторые просто лепились друг к другу на манер ласточкиных гнезд, но у всех без исключения стены были белого цвета, а ставни и решетки – синего. Багряные по осени листья дикого винограда пушистыми накидками свисали с крыш и заборов, а настенные фонари разливали вокруг бледный голубой свет, на который слетались тучи ночных бабочек. Эх, иметь бы такой домик...
   Что же касается некоторого смешения стилей, то ничего странного – бывалые путешественники сталкиваются с ним постоянно. Приграничным поселениям вообще свойственна некоторая раздвоенность, особенно если их на протяжении веков несколько раз завоевывали, отвоевывали и снова завоевывали обратно. Оскару уже приходилось видеть такие города. Они словно не могли определиться до конца, к какому именно государству принадлежат, и на всякий случай носили в себе черты и своего родного, и чужого, но тоже, впрочем, родного.
   В любом случае остроконечные башни костела на западе и минарет на востоке прекрасно гармонировали друг с другом. Даже зубчатое ограждение крыши Черной Башни вполне вписывалось в городской пейзаж
   Из состояния мечтательной задумчивости Оскара вывела стая крупных черных птиц. Они спорхнули с крыши и, медленно хлопая тяжелыми крыльями, окружили дипломата. Не будь Оскар человеком исключительно здравомыслящим, он бы испугался – настолько целенаправленно вороны метили клювами в его голову.
   – Кар! Кар! Кар!
   В глубине сумки грустно отозвалась все еще страдающая в неволе почтовая ворона, присланная Хендриком.
   – Ка-а...
   Подхватив с веревки чьи-то панталоны, Оскар яростно замахал ими, отгоняя злобных птиц, и успокоился, только когда они улетели прочь.
   С подозрением покосившись на мрачно возвышающуюся вдалеке Черную Башню – вот чертовщина! Оскар повернул голову и споткнулся взглядом о вывеску: «Страховая контора Гольдмана». Ниже был прилеплен листочек с расценками: страхование жизни на один месяц – дюжина сентаво, на год – сотня сентаво, страхование здоровья – по договоренности, и только после консультации с доктором.
   Любоваться красотами моментально расхотелось. С досады сжав кулаки и простившись с надеждой заработать на своих полисах хоть несколько монет, Оскар проехал просто так, без цели, куда глаза глядят. Нарезая квартал за кварталом, неспешно пересек традиционную восточную Медину с узкими проулками и обязательной канавой посередине, заполненной мутными стоками. Напоил Подлюку из забытого у подворотни ржавого ведра.
   Иногда голова задевала развешенное на протянутых от дома к дому веревках мокрое белье, и за шиворот Оскару капала вода. Судя по запаху специй, щекочущему ноздри, где-то за очередным поворотом прятался базар.
   Может, там подскажут, где найти недорогой ночлег?
   Однако, повернув, Оскар вопреки ожиданиям оказался в еще неисследованном квартале, раскинувшемся на пологом склоне холма. Здесь улицы отличала геометрическая четкость, а фасады смотрели на прохожих многочисленными широкими глазницами окон без ставень, но зато с кружевными занавесками. Граница двух частей проходила по ручейку, мелкому настолько, что его легко могла перейти вброд курица, даже не замочив брюха. Если, конечно, не пожелала бы воспользоваться мостиком, выгнувшимся над ручьем и намекающим на то, что эта водная артерия была когда-то полноценной рекой.
   Отчаявшись найти логику в хаотичных кварталах города, Оскар ослабил поводья и доверился лошади.
   Маршрут, выбранный Подлюкой, оказался извилистым. Улица, по которой они двигались, то расширялись, то снова становилась узкой и грязной. В какой-то момент Оскар поймал себя на том, что может предсказать заранее, что он увидит впереди. Лужа перед голубой дверью, фонарь с разбитым стеклом, косые ступеньки, рыжая кошка роется в мусоре, на веревке сохнут два пестрых ковра и ночная рубашка с оборками.
   Дежа вю, подумал Оскар и вдруг опомнился. Мимо этого домика с ядовито-зелеными занавесками в окнах они совершенно точно проезжали. И не один раз.
   – Подлюка! Стоп! – заорал дипломат, поняв, что последний час лошадь ходит по кругу. – Стой, скотина! Опять за свое? Я тебе что сказал? Сказал искать ночлег! А ты что творишь?
   Лошадь виновато наклонила голову.
   – Продам на живодерню! – грозно пообещал Оскар.
   Подлюка издала протестующее короткое ржание.
   – Вот! – орал Оскар. – Видишь эту стрелку на фонаре? «Самые дешевые комнаты в городе»? Давай туда!
   Подлюка послушно зацокала копытами, но, дойдя до перекрестка, остановилась как вкопанная, подумала и уверенно тронулась не направо, по стрелке, а налево.
   Повторная попытка силой направить лошадь в нужном направлении привела к тому, что Подлюка впервые в жизни укусила своего хозяина. Оскар отлупил ее пятками по бокам, но задумался.
   Эксперимент, проведенный дипломатом, показал, что лошадь не просто кружит по городу. Она кружит вокруг некоего объекта и категорически отказывается приближаться к нему ближе, чем на два квартала. Даже если орать. Даже если громко орать и бить. Даже если бить изо всех сил.
   Излишне говорить, что в центре заколдованного круга гордо стояла Черная Башня.
   Нет, конечно, можно было привязать лошадь тут и отправиться искать ночлег пешком. Вопрос был в том, найдешь ли ты оставленную Подлюку утром на том же месте. Почему-то после встречи с командой в трико Оскару казалось, что вряд ли.
   По странному стечению обстоятельств выяснилось, что все комнаты, находящиеся в безопасной зоне, слишком дороги. Дешевые же дома упирались в Черную Башню чуть ли не носами, и Подлюка упиралась всеми четырьмя копытами.
   Как известно, дипломатия состоит не только в искусстве балансировки на грани чего-либо. Дипломатия – это в первую очередь компромисс.
   Потратив еще полчаса, Оскар обнаружил, что единственный доступный ему вариант ночлега, против которого не возражает лошадь, располагается у черта на куличках, прямо под городской стеной. Заведение называлось «Дом Чайхана».
   Оскар невольно облизнул губы. От чая он сейчас не отказался бы. И от чего-нибудь легкого, но питательного к чаю. Пирога с мясом, например. Или плова из барашка...
   Даже через плотно закрытую дверь «чайханы» оттуда пахло так, что не требовалось приоткрывать ее, чтобы узнать, что внутри курят кальян, варят убойно крепкий кофе, что-то жарят в печи и едят карри с чесноком. Заднего двора здесь не предполагалось, прямо перед окнами висели простыни, проветривались подушки, на разложенном ковре стояли глиняные горшки в человеческий рост, и сушился урюк.
   Денег у дипломата было совсем мало, что означало отсутствие права на ошибку. Требовалось бить зверя сразу и наповал. Правильное приветствие– половина успеха, решил Оскар и быстро осмотрелся.
   Урюк, ковер и кальян – это, несомненно, «Аллах акбар и салям алейкум». С другой стороны, на самом высоком горшке написано «мыши», а на боку его соседа «спагетти». И это на сто процентов выдает жилище не то колдуна, не то эксцентричного синьора, любящего полакомиться макаронами под мышиным соусом.
   Оскар привязал поводья Подлюки тройным морским узлом к имеющемуся у входа столбику для натягивания бельевых веревок, около которого уже топтался спокойный серый осел, и решительно переступил порог.
   – Буоно сэра, синьоре! Салям алейкум! Да пошлет Господь вам самых жирных мышей! Да хранит Аллах этот дом! – Тут взгляд Оскара упал на фигурку индийского божка, растопыренные руки которого использовались вместо вешалки, и он поспешил добавить:– Да пребудет с вами брахма-рандхра во имя благоденствия и процветания хозяина!
   – Да пребудет, – согласился хозяин, оказавшийся внешне ничем не примечательным смугловатым мужчиной средних лет. С равным успехом он мог оказаться и загорелым христианином, и типичным сыном Аллаха, и даже бледным поклонником негритянского культа вуду. – Проходи за стол, будь нашим гостем. Расскажи о себе.
   Оскар не заставил себя ждать;
   В течение почти двадцати минут он прямолинейно, хотя и не называя ни одного имени, поведал, что является дипломатической особой и ведет здесь секретные дела одного всем известного монарха.
   Не жалея красок, он восхитился красотой города, особенно данным кварталом.
   Непринужденно прихватывая из блюдца маленькие сладкие печенья, он признался, что его миссия абсолютно секретна и только поэтому он был вынужден выбрать «чайхану» для скромного ужина и ночлега.
   Когда Оскар замолчал, повисла неловкая пауза.
   По выражению лица чайханщика было видно, как в его мозгу пробегает стайка различных мыслей. Наконец глаза его потеплели.
   – Лейла! Чаю!
   Из-за ковра, заменяющего собой дверь в соседнюю комнату, выскочила девушка в длинном платье с множеством разрезов и полупрозрачном платке, закрывающем лицо по самые брови. От сквозняка платье затрепетало, и в разрезах промелькнули обнаженные розовые бедра и стройные ножки.
   Оскар удовлетворенно кивнул и благосклонно принял из рук стеснительной красавицы стакан с зеленым напитком.
   – Прекрасный отель! – похвалил он. – Сам Будда не пожелал бы лучшего!
   – Воистину не пожелал, – согласился хозяин. – Но это не совсем отель.
   – То есть как? – поперхнулся Оскар, – А вывеска? «Дом Чайхана»?
   – Я Чайхан. А это мой дом, – сказал хозяин, шумно прихлебывая из своего блюдца.
   – Ради бога, простите! Вышла ошибка! Аллах попутал! – извинился Оскар, подскакивая на подушках и обливаясь горячим чаем. – Я немедленно покину ваше жилище и...
   – Зачем покину? – удивился хозяин. – Оставайся, гостем будешь! Тем более такой дипломатический человек! Тем более – с тайной миссией! Неужели хорошие люди не поймут друг друга? Это не по-божески.
   – Так ты наш? – изумился Оскар. – Местный? А я думал, эмигрант с востока. Или с запада. Или с юга.
   – В пяти поколениях местный, – сказал Чайхан, – Сейчас с семьей познакомлю.
   В полумраке углов заблестели не менее дюжины пар глаз. Оскар мог бы поклясться, что не заметил их раньше.
   – Дед, теща, жена, дочь, сыновья с невестками и внуки! – гордо представил хозяин дома, высоко поднимая светильник. – Моя семья – твоя семья!
   Оскар огляделся. Удивительно, но в относительно небольшом помещении на подушках и свернутых длинными рулонами коврах вольготно расположились все пять поколений. Старый дедушка с трубкой кальяна, приросшей к трясущейся губе. Пожилая женщина в пестром сари. Женщина помоложе со ступкой в руке, кажущаяся уменьшенной копией старшей. Сам Чайхан. Лейла. Двое парней примерно ее возраста, играющих в нарды. Две молодые красавицы, хлопочущие над котелком карри. И группка ребятишек в углу, привязывающих кошке к хвосту колокольчик.
   – Есть еще Коралл, мой младшенький, но он где-то шляется, – доложил Чайхан. – Не мальчишка, а бич Божий. И Аарон, мой троюродный брат. Брат сейчас в отъезде, проворачивает важный гешефт. Кувшин с мышами перед входом видел? Это его. Продает в Башню на опыты. А ты, пан Оскар, откуда сам?
   – М-м-м... да, в общем, я тоже где-то в каком-то смысле и некотором роде человек смешанных кровей, – сказал Оскар, лучезарно улыбаясь. – Но моя мама была с востока.
   – Вай! – Оживившаяся бабулька в сари выронила из рук кувшин и, подскочив к Оскару, принялась ощупывать его ногу. – Вай, дорогой! Сними штаны, посмотреть хочу!
   – Ведите себя прилично, мама! – строго сказала женщина в таком же сари и оттащила старушку.
   – Скажи, дорогой! У тебя случайно нет на правой ягодице родинки в форме молящейся девы? – выкрикнула бабулька, выкручиваясь из рук дочери.
   – А что? – насторожился Оскар.
   – Не обращай внимания, – положил ему руку на плечо Чайхан. – Бабушка никак не может успокоиться. Все ищет пропавшего сорок лет назад внука. Ты на него похож.
   – У меня вообще нет родинок! – выкрикнул Оскар. – И я устал быть на кого-то похожим! Целый день...
   – Да понимаем мы, успокойся. И насчет матери с востока ты приукрасил...
   – А вот и нет! – возмутился Оскар.
   – Докажи! – вскинулся Чайхан. – Вот так сидеть умеешь?
   И он ловко скользнул на подушку, скрестив ноги. Оскар пренебрежительно усмехнулся. Чего не сделаешь для установления контакта!
   – И так, – он скрестил ноги, – и так, – он переплел ступни друг с другом, – и даже вот так! – он завернул ногу за ухо и сплел за спиной руки.
   Чайхан уважительно цокнул языком. Из угла донеслись рыдания бабушки и всхлипы:
   – Это он, мой Раджик! Кровиночка моя! Только он мог так изящно сидеть на подушках! Чутуранга хаданга асана не под силу простому смертному! Мой пропавший мальчик! У него амнезия! Рад ж! Радж!
   – Я не Радж, – строго сказал Оскар. – Просто в нашей семье любили вечерами пить чай, сидя на ковре.
   – И мама так сидела? – недоверчиво переспросил Чайхан, косясь на задранную в потолок ногу Оскара.
   – Моя мать была женщиной широких взглядов! – твердо сказал Оскар, расплетаясь и принимая более удобное положение.
   – Что ж... вина и почетный халат дорогому гостю.
   Лейла молнией улетела за ковер и вернулась, неся на вытянутых руках нечто пестрое, ватное и промасленное.
   – Надевай, уважаемый. Еще мой прапрадедушка его носил.
   Оскар подчеркнуто благоговейно набросил на плечи реликвию, стараясь не морщить нос. Судя по запаху, прапрадедушка носил халат, не снимая, с детства до последнего часа.
   Задетая полой халата сумка свалилась на пол, и оттуда выкатился примятый рулон клозет-папира.
   – Что это? – заинтересованно спросил Чайхан.
   Оскар объяснил.
   Неизвестно почему, но эта деталь окончательно убедила хозяина дома в высоком дипломатическом положении гостя. Проследив траекторию восхищенного взгляда Чайхана, который буквально пожирал глазами заморскую диковинку, Оскар опомнился. Кажется, на востоке принято быть щедрым.