Страница:
– Джульетта убита? – В голосе посетителя явственно слышалась неприкрытая радость. Видно, иностранец сам почувствовал неуместность своего тона, потому что быстренько оставил эту тему и повернулся к Афанасию Дормидонтовичу. Старик неодобрительно покачал головой – ну и манеры. Тем временем странный посетитель заглянул в стакан Мерлина и с аппетитом причмокнул.
– Ого! Что, приятель, душа горит? – прошамкал он каким-то нечеловеческим голосом. – Возьму и я то же самое, пожалуй.
Получив заказанное, невежливый иностранец уткнулся носом в свой стакан, а сам начал незаметно обшаривать глазами помещение, подолгу задерживая взгляд в углах.
Афанасий Дормидонтович тоже осмотрелся. Да, со времен его молодости многое изменилось. Люди, сидящие за столиками не просто пили. Кто-то лихо опрокидывал стопку в рот, кто-то выпивал свой бокал, поставив его на локоть, а кто-то и вовсе тянул крепчайший напиток через соломинку, почти не дыша.
Неожиданно для себя старик Мерлин понял: ему здесь нравится. Вдыхать испарения крепких настоек, запахи кислой капусты и копченого мяса оказалось приятно. Да что там запахи – просто дышать было хорошо. Афанасий Дормидонтович допил до дна очередной стакан, подсунутый трактирщиком, и крякнул – невероятно хорошо!
Впавший в состояние легкой эйфории старик даже позволил себе небольшое хулиганство. Он заказал стопку мутного напитка из бутыли, в которую была затолкана кривая ящерка, и выпил ее не просто так, а с фокусом: сначала подбросил стопку в воздух, а потом поймал ее ртом, залихватски проглотив почти не расплескавшееся содержимое.
Лицо трактирщика выразило священный ужас. Мерлин захихикал – смешно, до чего впечатлительный парень – и опрокинул в себя бутылку целиком, решив не суетиться с мелкими стопками. Из глубины капюшона донеслось чавканье – в ход пошла заспиртованная ящерка.
– Бот это желудок! – восхитился Оскар.
– Вторая дюжина пошла, – тихо сообщил трактирщик, прикрыв рот ладонью. – Пьет, как не в себя. Сейчас надерется, а вышибать некому – владельца трактира нет.
– Частый посетитель?
– Первый раз в жизни вижу, – признался трактирщик. – Хотя я и сам тут всего второй день. Временно заменяю Солли. Понятия не имею, кто этот старик.
Кажется, получилось неловко: пожилой посетитель услышал последние слова трактирщика. Во всяком случае, он оторвал голову от бутылки и доложил негромко, но вполне четко:
– Меня зовут Афанасий Дормидонтович.
– Да-а. Правду говорят, славян не перепьешь, – уважительно сказал Оскар. – Нам уж точно не удастся.
– Вам уж точно, – неприязненно подтвердил Афанасий Дормидонтович, с подчеркнутым интересом рассматривая красную точку на лбу, засаленный восточный халат и хасидскую шляпу Оскара. Попытавшись встать, он пошатнулся, но все же устоял на ногах.
– Готов, – грустно доложил трактирщик, провожая бредущего к выходу посетителя неодобрительным взглядом. – Эй! Любезнейший, куда вы? А платить?
При этих словах старик вздрогнул. На миг Оскару показалось, что он искренне недоумевает, но тут любитель крепких напитков хлопнул себя по лбу, причем звук вышел удивительно звонкий. Вывернул карман плаща и высыпал на стойку кучку монет, таких позеленевших и грязных, что трактирщик невольно поморщился.
– Ты их что – из земли выкопал, что ли?
– Из могилы, – подтвердил посетитель без единого смешка и, мотнув головой в сторону Оскара, прошамкал: – Можете записать его выпивку на меня. Угощаю.
Момент был удачный для того, чтобы поблагодарить и быстро откланяться, что дипломат и сделал с огромным удовольствием. Как говорится, большое спасибо, пора.
Когда старые монеты были пересчитаны и за странными посетителями закрылась дверь, трактирщик увидел, что одно из сидений у стойки насквозь мокрое. Сорокоградусные потоки стекали с него маленькими ручейками и терялись в глубинах тростника на полу, среди прутьев которого застряло что-то зеленое.
Чертыхаясь, трактирщик протер табурет, поднял зеленый предмет и вздрогнул. Это была заспиртованная ящерка.
С улицы в окно заглянуло неразличимое под низким капюшоном лицо. Ротовой провал Мерлина растянулся в широкую, полную коварства улыбку. Жить после смерти становилось все интересней и интересней.
За кадром
– Пятый! Скорее! Скорее! Постарайтесь перехватить его на ходу, пока он не спрятался в Башне!
Я мрачно посмотрел на датчик уровня топлива и признался:
– У нас капсула сейчас заглохнет. Пустой бак.
– Ну, так надо было вовремя заправить ее! – заорал куратор. – Вы же были в городе, среди людей! О-е!
Вторая умоляюще сложила ладони и жалобно всхлипнула, чуть не отправив капсулу в штопор, – она умудрилась забыть, что сидит в кресле первого пилота.
– Четыре дня без отдыха и сна! – сказал я, едва обрел дар речи и зализал прикушенный язык. – Чувствую себя выжатым лимоном!
– На вас форма! – напомнил куратор.
– Выжатым лимоном в форме, – покорно согласился я. – Товарищ куратор, мы действительно устали и полностью обессилены. Думаю, в первую очередь необходимо заправиться нам самим. Если вы, конечно, не хотите, чтобы сегодня вместе с чертенком доставили с земли и наши холодные трупы.
– То одного не добьешься, то сразу три, – буркнул куратор обиженно. – Жду не дождусь, когда вас, товарищи полевые работники, наконец заменят автоматикой!
– Тогда и административных работников ею заменят, – не остался в долгу я. – Только пока, как я смотрю, толку от нашей автоматики... точное местонахождение одного несчастного младенца засечь не может!
– Он в Башне, – устало сообщил куратор.
– Где именно? На каком ярусе? Сколько градусов широты и долготы?
– Точнее сказать не могу, – признал свое поражение куратор. – Вам локатор передали? Надо искать.
– После короткого обеда и непродолжительного отдыха приступим. Спишите на наше имя четыре дополнительных пайка.
– Списано два пайка, – канцелярским тоном подтвердил куратор.
– Четыре!
– Ну, хорошо, хорошо! Три.
– Я обойдусь парой листиков салата! – устало прошептала Вторая, задумчиво расстегивая левой рукой верхние пуговицы на комбинезоне. – Я на диете.
– Правда? – удивился я. – Где же располагается твой лишний вес? По-моему, все как надо.
– Вот чтобы оно оставалось по-прежнему как надо, я и ограничиваю себя, – с томностью, которая должна была обозначать усталость, промурлыкала Вторая, ненароком демонстрируя в разрезе свое белоснежное белье (точнее, уже не очень белоснежное, но придираться не будем: все же несколько суток на посту).
– Вот что, – встрял куратор, – летите-ка вы в Башню прямо сейчас, голубчики. А то как начнете непродолжительно отдыхать...
– А обед? – возмутилась Вторая, почему-то сразу забыв, что она на диете.
– Там и пообедаете. У них, насколько я слышал, замечательная кухня.
– Летим! – тут же загорелась напарница, отбрасывая мою руку (не подумайте чего плохого, просто грел ее замерзшее плечо). – Никогда не ела ничего магического!
– Только сначала, – неестественно робко вставил куратор, – сначала, будьте добры, гляньте хоть одним глазком по сторонам. Вдруг попадется исчезнувший чертенок?
Вот хитрец! Не мытьем, так катаньем!
На мою напарницу, однако, эта невинная фраза произвела негативное впечатление. Бедняга решила, что куратор издевается над убогим калекой. Смешно: вот уж не предполагал, надевая повязку, что за меня будут заступаться.
– Одним глазком?! – воскликнула Вторая. – И это говорите вы – куратор?! Да как вы можете! Намекать на физическую неполноценность своего сотрудника подло! – Тут она ободряюще сжала мою руку. – Пусть Пятый слепой на один глаз, но это не умаляет его заслуг перед...
– Пятый? Слепой? Да этот щеголь просто фингал прикрывает! – добродушно расхохотался куратор и опомнился. – Пятый! Вы опять забыли вернуть реквизит в костюмерную! Повязка шелковая на глаз – одна штука!
Моя напарница выглядела шокированной.
Спрашивается: кто тянул за язык правдолюбца куратора? Да, я считаю, что образ решительного пирата идет мне гораздо больше, чем личина побитого в драке дурачка. Синяки – это вам не шрамы, они никого не красят.
Пока Вторая сопела, я решился на маленькую месть.
Сорвав повязку вместе с прикрепленным к ней микрофоном, я несколько раз долбанул им о приборную панель. Потом про себя сосчитал до шестидесяти шести и прислушался. В наушниках слышалось тихое поскуливание.
– Что это было? – смог наконец выговорить куратор.
– Повязка на пол упала! – доложил я.
– Восемь раз? – жалобно спросили из наушника.
– Шелк пропитался моим трудовым потом и стал упругим. Верите, так и отскакивала от пластика, так и отскакивала, еле остановил. Разрешите немедленно сдать на склад?
– Да ну ее. – Рабочий запал в голосе куратора сменился философской апатией. – Вы сейчас куда? Обедать?
– Считаю недостойным ставить низменные потребности своего организма выше общественных! – гаркнул я. – Проглатываем пайки, не жуя, и в Башню!
– Ну-ну, – вяло согласился куратор. – В смысле – молодцы!
Сам знаю, что молодцы.
Если пропавший чертенок попадется мне живым– убью! Своими руками!
На последних каплях горючего Вторая сумела почти плавно посадить капсулу на крышу Башни. Растет мастерство напарницы под моим чутким руководством!
– Знакомое местечко! – мрачно хмыкнул я.
Приладив повязку на место (синяк под глазом все же выглядел по-дурацки), я достал из багажника четыре пайка и расположился с комфортом: прислонившись спиной к любимой горгулье, как горожанин, отдыхающий после тяжелого трудового дня на лоне природы. Жаль только, что вода на еду капает.
– Я же сказала – у меня диета! – капризно возмутилась Вторая, но я пресек этот детский лепет:
– Да это я себе.
– Правда? – изумилась она. – А мне?
– Ты должна худеть. Вон уже на боках какие складочки!
– Где? Где? – заволновалась напарница, вертясь вокруг оси, как котенок, который пытается поймать собственный хвост.
Кстати, интересно, почему все-таки она не любит кошек? Ни разу не встречал никого из наших, кто не задержался бы на минутку, чтобы почесать под подбородком попавшуюся навстречу кошку. Хорошая примета.
Убедившись, что с боками все в порядке, Вторая отбросила церемонии, выхватила у меня паек и приступила к обеду.
И съела, между прочим, полторы порции! Причем гораздо быстрее меня! Вот вам и диета.
Город. Мельница у реки
Довольный тем, что сегодня стажер не стоит у него над душой, инспектор Кресс поднял одну щепку и задумчиво повертел ее в руках.
– Вы говорите, пани, раньше это был забор?
– И очень крепкий забор! – горячо подтвердила мельничиха. – Муж сам ставил его месяц назад. Но забор не главное, пан инспектор. Посмотрите лучше на мой сарай!
– Это ж какая скотина посмела ломать стену? – удивился инспектор. – Сэми, позови художника. Пусть зарисует это безобразие.
– Я думаю, это кто-то из соседок, – понизив голос, зашептала мельничиха. – Не зря говорят, что зависть – страшное чувство. Слышали, у пани Житковой плащ сперли? То-то и оно. Мне тоже завидуют, пан инспектор. Ох, как сильно завидуют! Я уже и амулет повесила, и дом освятила, и от сглаза под порог веник закопала...
– И как? – заинтересовался инспектор. – Помогает?
– Не скажу, чтобы очень, – призналась пани мельничиха. – Видите, от сарая только две стенки и остались. Спасибо, хоть не взяли почти ничего. Коса была все равно старая, черт с ней, а жилет немного жалко. Я его обычно зимой собакам подстилаю, чтоб не мерзли. А сам амулет цел!
– Это случайно не подкова? – спросил инспектор.
– Она... Ой! Кто же это ее так скрутил? Ой, божечки...
– Да, – важно кивнул инспектор. – Разрушитель обладает неимоверной силой. Сэми, зафиксируй: происшествие относится к разряду так называемых случаев мелкого хулиганства.
– Да как же так! – возмутилась мельничиха. – Ничего себе мелкое хулиганство! Забор в щепки, сарай в труху, коса была почти новая...
– Успокойтесь, пани гражданочка, – сурово прервал Кресс. – Закон запрещает искать преступление там, где его и нет вовсе, это искажает общую картину! Наверное, детки пошалили.
– Детки? —задохнулась от возмущения мельничиха и сунула под нос инспектору скрученную дулей подкову. – А это что, по-вашему? Детские шалости?
– Уберите от меня руки! – строго сказал инспектор. – Не надо давить на следствие!
– А жилетка?
Кресс поморщился.
– Ладно, ладно, перестаньте тыкать в меня пальцами. Сэми, запиши: преступники проникли в сарай через стену. Список похищенного: старая коса и собачья жилетка.
– Овечья! – поправила мельничиха.
– Хорошо, – терпеливо согласился Кресс, – овечья собачья жилетка. Кроме этого преступники произвели акт глумления над предметом языческого религиозного культа, согнув его и предав тем самым неприличный вид...
– Что тут неприличного? Это ж дулька! – удивилась мельничиха.
– Да? Гмм. Я вижу, пани, что вы слишком чисты помыслами и не способны разгадать грязные мысли преступников. Предоставьте это следствию. Пиши, Сэми: предположительно злоумышленников было трое или четверо...
– Как вы узнали? – перебила его пострадавшая пани.
– Очень просто, – снисходительно улыбаясь, ответил Кресс. – Одному провернуть такое дело просто физически невозможно. Я думаю, двое ломали забор, а еще один или двое занялись сараем. Опять же подкова. Тут как минимум надо держать и гнуть.
– Позвольте, инспектор! Вы заблуждаетесь! – звонкий голос стажера Наоко, раздавшийся у самого уха инспектора, показался ему надоедливым комариным писком.
– А, это ты? – с досадой откликнулся Кресс. – А я уже обрадовался. Думал, сегодня не придешь.
Только теперь инспектор понял, кого напоминает ему стажер – трупную муху. Такой же чернявый, бесцеремонный и имеет точно такую привычку являться без приглашения. Стоит найтись трупу – и он тут как тут. Не отгонишь.
– Как можно так ошибаться, пан инспектор? – взволнованно крикнул Наоко. – Преступников никак не могло быть трое! Это был один человек. Просто очень высокий и сильный!
– Правда? – притворно изумился Кресс. – Откуда ты знаешь, умник? Подсматривал из-за кустов?
– Современная наука дает возможность опираться в ходе расследования на такие факты, как отпечатки ног! Смотрите: земля насквозь промокла от дождя, и старые следы размыты. А теперь взгляните сюда: видите под козырьком четкие отпечатки ног? Здесь земля суше, и они прекрасно сохранились. Видите?
– Видим, что кто-то баловался с граблями, – сурово сказал Кресс. – Что это за ноги костлявые? У человека таких не бывает.
– Так это же и есть наше основное доказательство! – обрадовался Наоко. – По этой характерной примете мы его и найдем!
Инспектор молча сжал кулаки. Сейчас его раздражения нельзя было не заметить. Оно распространялось в стороны как жар от костра.
– Стажер, успокойся, – тихо шепнул на ухо Наоко Сэми. – Инспектор уже кипит, не доводи до взрыва. Зачем тебе эта головная боль? Дельце пустяковое. Ну, найдешь ты этого воришку, и что? Потребуешь назад собачью жилетку?
– Заткнись, Сэми, – процедил сквозь зубы Кресс. – Пусть стажер работает. Значит так, пани, – ваше дело поручается моему молодому помощнику Наоко. Паренек он молодой, поэтому может от чрезмерного энтузиазма наворотить делов. Начнет таскать на ваш огород всех подозрительных мужчин, например, чтобы приложить их ноги к этому отпечатку. Или устроит засаду под вашим сараем. Потому что, насколько я помню из теории преступлений, преступник обязательно возвращается на место своего преступления. Я прав, Наоко?
– Правы! Спасибо, пан инспектор! – обрадовался Наоко. – Клянусь, я оправдаю ваше доверие! Я уже договорился в одной алхимической лаборатории, они будут брать наши вещественные доказательства на исследование! Причем совершенно бесплатно, представляете?
– Рад до смерти, – кисло сказал Кресс и повернулся к помощнику.
– Сэми, запиши в деле: расследование ведет стажер Наоко.
– Так я могу действовать? – не веря своему счастью, уточнил стажер.
– А как еще от тебя избавишься? Действуй.
Черная Башня. Ночь
На пятом ярусе Башни было пусто.
Не зажигая свечи, Хендрик и Филипп осторожными шажками двигались по коридору в сторону лестницы. Было слышно, как потрескивают кожаные подметки сапог Хендрика, как капает вода в самом низу лестничного пролета, как шумно дышит Филипп, как храпит за дверью своей комнаты Наставник по заклинаниям; как каркают вороны двумя ярусами выше, как кашляет комендант в подсобке столовой как шуршат в норе сбежавшие мыши; как снаружи воет ветер, как шуршит под этим ветром сухой плющ на стенах и как тоненько звенит комар, нацелившийся на щеку слуги.
Словом, если не привязываться к мелочам, стояла почти гробовая тишина.
Хендрик прислушался и...
– Филька! Прекрати шмыгать носом!
– Я не шмыгаю.
– Шмыгаешь, я же слышу! Прямо над моим ухом!
– Вам показалось, сэр Хендрик. Все тихо.
– Тихо? Проще было сразу подкинуть на стол Ректору записку: «Сегодня ночью два ваших курсиста собираются совершить побег». И меловыми стрелками нарисовать наш маршрут. Направо, прямо, налево, вверх по лестнице.
– Сэр Хендрик, я ничего не слышу.
– А-а-а! Филька, скотина, ты наступил мне на ногу! Филька? Филька, где ты?
– Здесь, – откликнулся слуга впереди.
– Гм. А на ногу мне кто тогда наступил?
– Не знаю, пан Хендрик. Может быть, мышь?
– Ага, вот такая упитанная мышка, пуда на четыре! Филька, зараза! Признавайся, кого ты потащил с нами?
– Никого...
– А почему голос дрожит? Филька! Ты не умеешь врать! Ты проболтался! Признавайся, кто идет следом!
– Не ругай его, Хендр, – сказали сзади. – О том, что вы готовите побег, уже и так все догадались. Фузик за вами с первого дня следил.
– Это ты, Казик?
– Я. Только я не один.
– Правда? – усмехнулся Хендрик. – А кто с тобой? Наставник по ВП, Ректор и компания? Что же – вяжите нас.
– Напрасно обижаешь, я не предатель. Пошел за вами исключительно из любопытства, и тут на тебе: какой-то настырный курсист на повороте привязался – не могу отогнать. Уже и орал на него (шепотом, конечно), и ботинками кидался. Все равно ползет следом, как хвост. Не из нашей группы, это точно. Может, староучащийся?
– Та-ак, – протянул Хендрик. – Кажется, приключение становится все более интересным. У кого свеча под рукой – зажигайте.
Тусклые огоньки осветили коридор. За спиной Хендрика жался к стене перепуганный Филипп, за ним, приветливо улыбаясь, стоял Казимир.
– Ну и где твой хвост?
Видно, отстал, – развел руками Казимир, обляпав при этом восковыми брызгами щеку Филиппа.
– Ты поосторожней с огнем! – отшатнулся Филипп. – Размахался тут своими граблями!
– Прости.
– Слушайте меня все, – прямолинейно высказался Хендрик. – Брать клятвы о молчании до гроба нет времени, вести душеспасительные беседы тем более. Если кто-нибудь из преподавателей сейчас выглянет на шум и увидит нас – мы идем на воронятню. За почтовыми пакетами. Подолы мантий приподнять! Нога отрываем от пола, не шаркаем!
– Дышим тихо, но размеренно! – согласился с ним кто-то насмешливо из угла. – Все понятно?
– А здорово нас натаскал Наставник по ВП, – восхитился Казик. – Прямо слышу его голос!
– Это не его голос! – обиженно сказали сверху. – Это мой!
– Та-а-ак... Кто там еще? – устало осведомился Хендрик.
– Я.
– Кто я? У тебя есть имя?
– Нет, – облачком тумана сверху опустился вздох.
Хендрик поднял свечу. Под потолком, наполовину застряв в стене, висела знакомая мутная фигура, опутанная расплывчатыми цепями. От виденного ранее призрака она отличалась тем, что была в два раза прозрачнее.
Казик хихикнул, а закаленный в последних передрягах Филипп только молча сглотнул.
– Призрак Башни? – удивился Хендрик. – Ты же умер!
– Призрак Призрака Башни! – гордо ответило тело. – Как говорят у нас, у привидений: призрак умер, да здравствует призрак! Я только вчера родился. Вы не хотите меня поздравить?
– Послушай, ты... как там тебя...
– Вот и я о том! Сначала дайте мне имя, а то общаться неудобно.
– С нами говорит настоящий призрак! – наполовину испуганно, наполовину восторженно закатил глаза Филипп и загорелся: – Давайте назовем его Кошмар Волшебной Башни!
– Ага, – буркнул Хендрик. – Или «Ужас, летящий на крыльях ночи». Или «Урод, поедающий лепешки в столовой». Сразу видно, что у тебя никогда не было домашних животных. Я прав?
– Нет. То есть да, не было. Но откуда вы...
– Скажи спасибо, что появился на свет в цивилизованной стране, где имена выбирают из традиционного списка. Назовем призрака Пушок, и дело с концом.
– Но почему не Кошмар Волшеб...
– Потому! Имя должно быть коротким и внятным, ясно?
– Пуш-ш-ш-шок! – медленно смакуя новое имя, произнес призрак. – А что? Мне нравится.
– Все готовы? В углах никто не прячется? Ну, если кто и спрятался, мы не виноваты. Значит так. Слушайте меня внимательно и не перебивайте. Сделайте магические выражения лиц, коллеги, поставьте ноги в пятую магическую позицию. Пушок! Прекрати звенеть цепями, ты нас выдашь! Сейчас мы поднимемся по лестнице...
Пока трое беглецов и один призрак извилистой цепочкой пробирались по коридорам внутри Башни, с обратной стороны той же самой Башни ползла по стене черная тень.
Это была самая трудная работа в жизни Шухера.
Оскар прекрасно понимал, что просто денежное вознаграждение вряд ли заставит самого известного в городе вора лезть в неприступную постройку, к тому же охраняемую. Он сыграл на тщеславии. «Тот, кто покорил Черную Башню» звучит намного солидней, чем «тот, кто украл кошелек у уличного ротозея».
Но Шухер не предполагал, что эта самая Башня окажется настолько крепким орешком!
Преодолеть ров, заполненный водой, и широкую полосу острых кованых пик оказалось сущим пустяком: тщательная подготовка всегда была коньком знаменитого вора. Но само здание Башни! Это был неожиданный и весьма болезненный удар по самолюбию.
После того как Шухер практически опоясал постройку по спирали несколько раз, у него сложилось впечатление, что это клетка, обложенная каменной кладкой. Причем клетка, прутья которой не перепилить даже великану.
Шухер уже подумывал слезть и спокойно отправиться домой, а Оскару вручить пять дюжин монет из собственных денег, только чтобы не уронить безупречную воровскую репутацию, но тут мимо него плавно проскользнул человек.
В тумане проступили контуры воздушного бледного балахона, не слишком приспособленного для акробатики, и вор догадался, что это один из учеников.
Спускающийся непрофессионально пыхтел, звенел цепями и ни капельки не заботился о том, что его могут увидеть. Он просто полз по веревке, почти не упираясь ногами в стену.
Шухер задрал голову и увидел, что верхний конец веревки теряется где-то в вышине, на одном из верхних этажей.
Дождавшись, пока беглый маг минует его, Шухер ловко перебросил ногу со своей веревки на веревку беглеца и проворно полез вверх. Ни на секунду не подозревая, что только что совершил роковую ошибку – беглец был не один, с верхнего яруса Башни следом за ним уже спускался Филипп. Расстояние неумолимо сокращалось, приближая развязку. Как два путника из школьной задачи, бредущие навстречу друг другу по узкой тропе, они неминуемо должны были встретиться, но пока...
До шестого этажа дело продвигалось просто отлично. Вор уже видел в мечтах заветный кошель, когда чья-то нога грубо наступила ему на макушку.
– Почему застрял, Филька? – досадливо спросили сверху. – Лезь!
– Не могу, – откликнулся прямо над головой Шухера невидимый, но очень тяжелый Филька. – Здесь кто-то есть.
– Да кто там может быть? Откуда? Небось, Пушок опять шутит. Покойничек, чтоб его... Оторви этому весельчаку голову и дело с концом.
Шухер напрягся и попытался втянуть голову в плечи, но такой трюк еще не удавался ни одному животному, кроме черепахи. Худые жесткие руки Фильки вцепились в его шею и без особой силы, зато с похвальным усердием, принялись откручивать голову самого известного вора города сначала по часовой стрелке, а потом против. Несчастный Шухер стиснул зубы, чтобы не застонать вслух, и напряг мышцы шеи.
– Она не отрывается, – доложил мучитель Филька. – Как каменная.
– Так это гаргулья! – обрадованно сказали сверху. – Наступи ей на нос и спускайся.
Еще никогда Шухеру не было так плохо. Не находись он на высоте примерно четвертого-пятого этажа, он бы просто спрыгнул и позорно ретировался, наплевав на репутацию. В конце концов, быть живым вором, пусть и не одолевшим некоторые препятствия, все-таки лучше, чем умереть. На этом самом препятствии.
Все четыре гвоздика Филипповых подметок отпечатались на его лице позорным клеймом. Терпеливо выждав, пока незадачливый беглец использует его вместо опоры и продолжит свой спуск, Шухер облегченно выдохнул и отпрыгнул в сторону, зацепившись за чей-то каменный загривок. Мимо него, размеренно дыша и опираясь ногами в стену, спустился еще один ученик.
Снизу, со стороны въезда в Башню, послышались зычные голоса и смех.
– Выгружай! Помалу, помалу! Да не наклоняй, а то сбегут!
– Ого! Что, приятель, душа горит? – прошамкал он каким-то нечеловеческим голосом. – Возьму и я то же самое, пожалуй.
Получив заказанное, невежливый иностранец уткнулся носом в свой стакан, а сам начал незаметно обшаривать глазами помещение, подолгу задерживая взгляд в углах.
Афанасий Дормидонтович тоже осмотрелся. Да, со времен его молодости многое изменилось. Люди, сидящие за столиками не просто пили. Кто-то лихо опрокидывал стопку в рот, кто-то выпивал свой бокал, поставив его на локоть, а кто-то и вовсе тянул крепчайший напиток через соломинку, почти не дыша.
Неожиданно для себя старик Мерлин понял: ему здесь нравится. Вдыхать испарения крепких настоек, запахи кислой капусты и копченого мяса оказалось приятно. Да что там запахи – просто дышать было хорошо. Афанасий Дормидонтович допил до дна очередной стакан, подсунутый трактирщиком, и крякнул – невероятно хорошо!
Впавший в состояние легкой эйфории старик даже позволил себе небольшое хулиганство. Он заказал стопку мутного напитка из бутыли, в которую была затолкана кривая ящерка, и выпил ее не просто так, а с фокусом: сначала подбросил стопку в воздух, а потом поймал ее ртом, залихватски проглотив почти не расплескавшееся содержимое.
Лицо трактирщика выразило священный ужас. Мерлин захихикал – смешно, до чего впечатлительный парень – и опрокинул в себя бутылку целиком, решив не суетиться с мелкими стопками. Из глубины капюшона донеслось чавканье – в ход пошла заспиртованная ящерка.
– Бот это желудок! – восхитился Оскар.
– Вторая дюжина пошла, – тихо сообщил трактирщик, прикрыв рот ладонью. – Пьет, как не в себя. Сейчас надерется, а вышибать некому – владельца трактира нет.
– Частый посетитель?
– Первый раз в жизни вижу, – признался трактирщик. – Хотя я и сам тут всего второй день. Временно заменяю Солли. Понятия не имею, кто этот старик.
Кажется, получилось неловко: пожилой посетитель услышал последние слова трактирщика. Во всяком случае, он оторвал голову от бутылки и доложил негромко, но вполне четко:
– Меня зовут Афанасий Дормидонтович.
– Да-а. Правду говорят, славян не перепьешь, – уважительно сказал Оскар. – Нам уж точно не удастся.
– Вам уж точно, – неприязненно подтвердил Афанасий Дормидонтович, с подчеркнутым интересом рассматривая красную точку на лбу, засаленный восточный халат и хасидскую шляпу Оскара. Попытавшись встать, он пошатнулся, но все же устоял на ногах.
– Готов, – грустно доложил трактирщик, провожая бредущего к выходу посетителя неодобрительным взглядом. – Эй! Любезнейший, куда вы? А платить?
При этих словах старик вздрогнул. На миг Оскару показалось, что он искренне недоумевает, но тут любитель крепких напитков хлопнул себя по лбу, причем звук вышел удивительно звонкий. Вывернул карман плаща и высыпал на стойку кучку монет, таких позеленевших и грязных, что трактирщик невольно поморщился.
– Ты их что – из земли выкопал, что ли?
– Из могилы, – подтвердил посетитель без единого смешка и, мотнув головой в сторону Оскара, прошамкал: – Можете записать его выпивку на меня. Угощаю.
Момент был удачный для того, чтобы поблагодарить и быстро откланяться, что дипломат и сделал с огромным удовольствием. Как говорится, большое спасибо, пора.
Когда старые монеты были пересчитаны и за странными посетителями закрылась дверь, трактирщик увидел, что одно из сидений у стойки насквозь мокрое. Сорокоградусные потоки стекали с него маленькими ручейками и терялись в глубинах тростника на полу, среди прутьев которого застряло что-то зеленое.
Чертыхаясь, трактирщик протер табурет, поднял зеленый предмет и вздрогнул. Это была заспиртованная ящерка.
С улицы в окно заглянуло неразличимое под низким капюшоном лицо. Ротовой провал Мерлина растянулся в широкую, полную коварства улыбку. Жить после смерти становилось все интересней и интересней.
За кадром
– Пятый! Скорее! Скорее! Постарайтесь перехватить его на ходу, пока он не спрятался в Башне!
Я мрачно посмотрел на датчик уровня топлива и признался:
– У нас капсула сейчас заглохнет. Пустой бак.
– Ну, так надо было вовремя заправить ее! – заорал куратор. – Вы же были в городе, среди людей! О-е!
Вторая умоляюще сложила ладони и жалобно всхлипнула, чуть не отправив капсулу в штопор, – она умудрилась забыть, что сидит в кресле первого пилота.
– Четыре дня без отдыха и сна! – сказал я, едва обрел дар речи и зализал прикушенный язык. – Чувствую себя выжатым лимоном!
– На вас форма! – напомнил куратор.
– Выжатым лимоном в форме, – покорно согласился я. – Товарищ куратор, мы действительно устали и полностью обессилены. Думаю, в первую очередь необходимо заправиться нам самим. Если вы, конечно, не хотите, чтобы сегодня вместе с чертенком доставили с земли и наши холодные трупы.
– То одного не добьешься, то сразу три, – буркнул куратор обиженно. – Жду не дождусь, когда вас, товарищи полевые работники, наконец заменят автоматикой!
– Тогда и административных работников ею заменят, – не остался в долгу я. – Только пока, как я смотрю, толку от нашей автоматики... точное местонахождение одного несчастного младенца засечь не может!
– Он в Башне, – устало сообщил куратор.
– Где именно? На каком ярусе? Сколько градусов широты и долготы?
– Точнее сказать не могу, – признал свое поражение куратор. – Вам локатор передали? Надо искать.
– После короткого обеда и непродолжительного отдыха приступим. Спишите на наше имя четыре дополнительных пайка.
– Списано два пайка, – канцелярским тоном подтвердил куратор.
– Четыре!
– Ну, хорошо, хорошо! Три.
– Я обойдусь парой листиков салата! – устало прошептала Вторая, задумчиво расстегивая левой рукой верхние пуговицы на комбинезоне. – Я на диете.
– Правда? – удивился я. – Где же располагается твой лишний вес? По-моему, все как надо.
– Вот чтобы оно оставалось по-прежнему как надо, я и ограничиваю себя, – с томностью, которая должна была обозначать усталость, промурлыкала Вторая, ненароком демонстрируя в разрезе свое белоснежное белье (точнее, уже не очень белоснежное, но придираться не будем: все же несколько суток на посту).
– Вот что, – встрял куратор, – летите-ка вы в Башню прямо сейчас, голубчики. А то как начнете непродолжительно отдыхать...
– А обед? – возмутилась Вторая, почему-то сразу забыв, что она на диете.
– Там и пообедаете. У них, насколько я слышал, замечательная кухня.
– Летим! – тут же загорелась напарница, отбрасывая мою руку (не подумайте чего плохого, просто грел ее замерзшее плечо). – Никогда не ела ничего магического!
– Только сначала, – неестественно робко вставил куратор, – сначала, будьте добры, гляньте хоть одним глазком по сторонам. Вдруг попадется исчезнувший чертенок?
Вот хитрец! Не мытьем, так катаньем!
На мою напарницу, однако, эта невинная фраза произвела негативное впечатление. Бедняга решила, что куратор издевается над убогим калекой. Смешно: вот уж не предполагал, надевая повязку, что за меня будут заступаться.
– Одним глазком?! – воскликнула Вторая. – И это говорите вы – куратор?! Да как вы можете! Намекать на физическую неполноценность своего сотрудника подло! – Тут она ободряюще сжала мою руку. – Пусть Пятый слепой на один глаз, но это не умаляет его заслуг перед...
– Пятый? Слепой? Да этот щеголь просто фингал прикрывает! – добродушно расхохотался куратор и опомнился. – Пятый! Вы опять забыли вернуть реквизит в костюмерную! Повязка шелковая на глаз – одна штука!
Моя напарница выглядела шокированной.
Спрашивается: кто тянул за язык правдолюбца куратора? Да, я считаю, что образ решительного пирата идет мне гораздо больше, чем личина побитого в драке дурачка. Синяки – это вам не шрамы, они никого не красят.
Пока Вторая сопела, я решился на маленькую месть.
Сорвав повязку вместе с прикрепленным к ней микрофоном, я несколько раз долбанул им о приборную панель. Потом про себя сосчитал до шестидесяти шести и прислушался. В наушниках слышалось тихое поскуливание.
– Что это было? – смог наконец выговорить куратор.
– Повязка на пол упала! – доложил я.
– Восемь раз? – жалобно спросили из наушника.
– Шелк пропитался моим трудовым потом и стал упругим. Верите, так и отскакивала от пластика, так и отскакивала, еле остановил. Разрешите немедленно сдать на склад?
– Да ну ее. – Рабочий запал в голосе куратора сменился философской апатией. – Вы сейчас куда? Обедать?
– Считаю недостойным ставить низменные потребности своего организма выше общественных! – гаркнул я. – Проглатываем пайки, не жуя, и в Башню!
– Ну-ну, – вяло согласился куратор. – В смысле – молодцы!
Сам знаю, что молодцы.
Если пропавший чертенок попадется мне живым– убью! Своими руками!
На последних каплях горючего Вторая сумела почти плавно посадить капсулу на крышу Башни. Растет мастерство напарницы под моим чутким руководством!
– Знакомое местечко! – мрачно хмыкнул я.
Приладив повязку на место (синяк под глазом все же выглядел по-дурацки), я достал из багажника четыре пайка и расположился с комфортом: прислонившись спиной к любимой горгулье, как горожанин, отдыхающий после тяжелого трудового дня на лоне природы. Жаль только, что вода на еду капает.
– Я же сказала – у меня диета! – капризно возмутилась Вторая, но я пресек этот детский лепет:
– Да это я себе.
– Правда? – изумилась она. – А мне?
– Ты должна худеть. Вон уже на боках какие складочки!
– Где? Где? – заволновалась напарница, вертясь вокруг оси, как котенок, который пытается поймать собственный хвост.
Кстати, интересно, почему все-таки она не любит кошек? Ни разу не встречал никого из наших, кто не задержался бы на минутку, чтобы почесать под подбородком попавшуюся навстречу кошку. Хорошая примета.
Убедившись, что с боками все в порядке, Вторая отбросила церемонии, выхватила у меня паек и приступила к обеду.
И съела, между прочим, полторы порции! Причем гораздо быстрее меня! Вот вам и диета.
Город. Мельница у реки
Довольный тем, что сегодня стажер не стоит у него над душой, инспектор Кресс поднял одну щепку и задумчиво повертел ее в руках.
– Вы говорите, пани, раньше это был забор?
– И очень крепкий забор! – горячо подтвердила мельничиха. – Муж сам ставил его месяц назад. Но забор не главное, пан инспектор. Посмотрите лучше на мой сарай!
– Это ж какая скотина посмела ломать стену? – удивился инспектор. – Сэми, позови художника. Пусть зарисует это безобразие.
– Я думаю, это кто-то из соседок, – понизив голос, зашептала мельничиха. – Не зря говорят, что зависть – страшное чувство. Слышали, у пани Житковой плащ сперли? То-то и оно. Мне тоже завидуют, пан инспектор. Ох, как сильно завидуют! Я уже и амулет повесила, и дом освятила, и от сглаза под порог веник закопала...
– И как? – заинтересовался инспектор. – Помогает?
– Не скажу, чтобы очень, – призналась пани мельничиха. – Видите, от сарая только две стенки и остались. Спасибо, хоть не взяли почти ничего. Коса была все равно старая, черт с ней, а жилет немного жалко. Я его обычно зимой собакам подстилаю, чтоб не мерзли. А сам амулет цел!
– Это случайно не подкова? – спросил инспектор.
– Она... Ой! Кто же это ее так скрутил? Ой, божечки...
– Да, – важно кивнул инспектор. – Разрушитель обладает неимоверной силой. Сэми, зафиксируй: происшествие относится к разряду так называемых случаев мелкого хулиганства.
– Да как же так! – возмутилась мельничиха. – Ничего себе мелкое хулиганство! Забор в щепки, сарай в труху, коса была почти новая...
– Успокойтесь, пани гражданочка, – сурово прервал Кресс. – Закон запрещает искать преступление там, где его и нет вовсе, это искажает общую картину! Наверное, детки пошалили.
– Детки? —задохнулась от возмущения мельничиха и сунула под нос инспектору скрученную дулей подкову. – А это что, по-вашему? Детские шалости?
– Уберите от меня руки! – строго сказал инспектор. – Не надо давить на следствие!
– А жилетка?
Кресс поморщился.
– Ладно, ладно, перестаньте тыкать в меня пальцами. Сэми, запиши: преступники проникли в сарай через стену. Список похищенного: старая коса и собачья жилетка.
– Овечья! – поправила мельничиха.
– Хорошо, – терпеливо согласился Кресс, – овечья собачья жилетка. Кроме этого преступники произвели акт глумления над предметом языческого религиозного культа, согнув его и предав тем самым неприличный вид...
– Что тут неприличного? Это ж дулька! – удивилась мельничиха.
– Да? Гмм. Я вижу, пани, что вы слишком чисты помыслами и не способны разгадать грязные мысли преступников. Предоставьте это следствию. Пиши, Сэми: предположительно злоумышленников было трое или четверо...
– Как вы узнали? – перебила его пострадавшая пани.
– Очень просто, – снисходительно улыбаясь, ответил Кресс. – Одному провернуть такое дело просто физически невозможно. Я думаю, двое ломали забор, а еще один или двое занялись сараем. Опять же подкова. Тут как минимум надо держать и гнуть.
– Позвольте, инспектор! Вы заблуждаетесь! – звонкий голос стажера Наоко, раздавшийся у самого уха инспектора, показался ему надоедливым комариным писком.
– А, это ты? – с досадой откликнулся Кресс. – А я уже обрадовался. Думал, сегодня не придешь.
Только теперь инспектор понял, кого напоминает ему стажер – трупную муху. Такой же чернявый, бесцеремонный и имеет точно такую привычку являться без приглашения. Стоит найтись трупу – и он тут как тут. Не отгонишь.
– Как можно так ошибаться, пан инспектор? – взволнованно крикнул Наоко. – Преступников никак не могло быть трое! Это был один человек. Просто очень высокий и сильный!
– Правда? – притворно изумился Кресс. – Откуда ты знаешь, умник? Подсматривал из-за кустов?
– Современная наука дает возможность опираться в ходе расследования на такие факты, как отпечатки ног! Смотрите: земля насквозь промокла от дождя, и старые следы размыты. А теперь взгляните сюда: видите под козырьком четкие отпечатки ног? Здесь земля суше, и они прекрасно сохранились. Видите?
– Видим, что кто-то баловался с граблями, – сурово сказал Кресс. – Что это за ноги костлявые? У человека таких не бывает.
– Так это же и есть наше основное доказательство! – обрадовался Наоко. – По этой характерной примете мы его и найдем!
Инспектор молча сжал кулаки. Сейчас его раздражения нельзя было не заметить. Оно распространялось в стороны как жар от костра.
– Стажер, успокойся, – тихо шепнул на ухо Наоко Сэми. – Инспектор уже кипит, не доводи до взрыва. Зачем тебе эта головная боль? Дельце пустяковое. Ну, найдешь ты этого воришку, и что? Потребуешь назад собачью жилетку?
– Заткнись, Сэми, – процедил сквозь зубы Кресс. – Пусть стажер работает. Значит так, пани, – ваше дело поручается моему молодому помощнику Наоко. Паренек он молодой, поэтому может от чрезмерного энтузиазма наворотить делов. Начнет таскать на ваш огород всех подозрительных мужчин, например, чтобы приложить их ноги к этому отпечатку. Или устроит засаду под вашим сараем. Потому что, насколько я помню из теории преступлений, преступник обязательно возвращается на место своего преступления. Я прав, Наоко?
– Правы! Спасибо, пан инспектор! – обрадовался Наоко. – Клянусь, я оправдаю ваше доверие! Я уже договорился в одной алхимической лаборатории, они будут брать наши вещественные доказательства на исследование! Причем совершенно бесплатно, представляете?
– Рад до смерти, – кисло сказал Кресс и повернулся к помощнику.
– Сэми, запиши в деле: расследование ведет стажер Наоко.
– Так я могу действовать? – не веря своему счастью, уточнил стажер.
– А как еще от тебя избавишься? Действуй.
Черная Башня. Ночь
На пятом ярусе Башни было пусто.
Не зажигая свечи, Хендрик и Филипп осторожными шажками двигались по коридору в сторону лестницы. Было слышно, как потрескивают кожаные подметки сапог Хендрика, как капает вода в самом низу лестничного пролета, как шумно дышит Филипп, как храпит за дверью своей комнаты Наставник по заклинаниям; как каркают вороны двумя ярусами выше, как кашляет комендант в подсобке столовой как шуршат в норе сбежавшие мыши; как снаружи воет ветер, как шуршит под этим ветром сухой плющ на стенах и как тоненько звенит комар, нацелившийся на щеку слуги.
Словом, если не привязываться к мелочам, стояла почти гробовая тишина.
Хендрик прислушался и...
– Филька! Прекрати шмыгать носом!
– Я не шмыгаю.
– Шмыгаешь, я же слышу! Прямо над моим ухом!
– Вам показалось, сэр Хендрик. Все тихо.
– Тихо? Проще было сразу подкинуть на стол Ректору записку: «Сегодня ночью два ваших курсиста собираются совершить побег». И меловыми стрелками нарисовать наш маршрут. Направо, прямо, налево, вверх по лестнице.
– Сэр Хендрик, я ничего не слышу.
– А-а-а! Филька, скотина, ты наступил мне на ногу! Филька? Филька, где ты?
– Здесь, – откликнулся слуга впереди.
– Гм. А на ногу мне кто тогда наступил?
– Не знаю, пан Хендрик. Может быть, мышь?
– Ага, вот такая упитанная мышка, пуда на четыре! Филька, зараза! Признавайся, кого ты потащил с нами?
– Никого...
– А почему голос дрожит? Филька! Ты не умеешь врать! Ты проболтался! Признавайся, кто идет следом!
– Не ругай его, Хендр, – сказали сзади. – О том, что вы готовите побег, уже и так все догадались. Фузик за вами с первого дня следил.
– Это ты, Казик?
– Я. Только я не один.
– Правда? – усмехнулся Хендрик. – А кто с тобой? Наставник по ВП, Ректор и компания? Что же – вяжите нас.
– Напрасно обижаешь, я не предатель. Пошел за вами исключительно из любопытства, и тут на тебе: какой-то настырный курсист на повороте привязался – не могу отогнать. Уже и орал на него (шепотом, конечно), и ботинками кидался. Все равно ползет следом, как хвост. Не из нашей группы, это точно. Может, староучащийся?
– Та-ак, – протянул Хендрик. – Кажется, приключение становится все более интересным. У кого свеча под рукой – зажигайте.
Тусклые огоньки осветили коридор. За спиной Хендрика жался к стене перепуганный Филипп, за ним, приветливо улыбаясь, стоял Казимир.
– Ну и где твой хвост?
Видно, отстал, – развел руками Казимир, обляпав при этом восковыми брызгами щеку Филиппа.
– Ты поосторожней с огнем! – отшатнулся Филипп. – Размахался тут своими граблями!
– Прости.
– Слушайте меня все, – прямолинейно высказался Хендрик. – Брать клятвы о молчании до гроба нет времени, вести душеспасительные беседы тем более. Если кто-нибудь из преподавателей сейчас выглянет на шум и увидит нас – мы идем на воронятню. За почтовыми пакетами. Подолы мантий приподнять! Нога отрываем от пола, не шаркаем!
– Дышим тихо, но размеренно! – согласился с ним кто-то насмешливо из угла. – Все понятно?
– А здорово нас натаскал Наставник по ВП, – восхитился Казик. – Прямо слышу его голос!
– Это не его голос! – обиженно сказали сверху. – Это мой!
– Та-а-ак... Кто там еще? – устало осведомился Хендрик.
– Я.
– Кто я? У тебя есть имя?
– Нет, – облачком тумана сверху опустился вздох.
Хендрик поднял свечу. Под потолком, наполовину застряв в стене, висела знакомая мутная фигура, опутанная расплывчатыми цепями. От виденного ранее призрака она отличалась тем, что была в два раза прозрачнее.
Казик хихикнул, а закаленный в последних передрягах Филипп только молча сглотнул.
– Призрак Башни? – удивился Хендрик. – Ты же умер!
– Призрак Призрака Башни! – гордо ответило тело. – Как говорят у нас, у привидений: призрак умер, да здравствует призрак! Я только вчера родился. Вы не хотите меня поздравить?
– Послушай, ты... как там тебя...
– Вот и я о том! Сначала дайте мне имя, а то общаться неудобно.
– С нами говорит настоящий призрак! – наполовину испуганно, наполовину восторженно закатил глаза Филипп и загорелся: – Давайте назовем его Кошмар Волшебной Башни!
– Ага, – буркнул Хендрик. – Или «Ужас, летящий на крыльях ночи». Или «Урод, поедающий лепешки в столовой». Сразу видно, что у тебя никогда не было домашних животных. Я прав?
– Нет. То есть да, не было. Но откуда вы...
– Скажи спасибо, что появился на свет в цивилизованной стране, где имена выбирают из традиционного списка. Назовем призрака Пушок, и дело с концом.
– Но почему не Кошмар Волшеб...
– Потому! Имя должно быть коротким и внятным, ясно?
– Пуш-ш-ш-шок! – медленно смакуя новое имя, произнес призрак. – А что? Мне нравится.
– Все готовы? В углах никто не прячется? Ну, если кто и спрятался, мы не виноваты. Значит так. Слушайте меня внимательно и не перебивайте. Сделайте магические выражения лиц, коллеги, поставьте ноги в пятую магическую позицию. Пушок! Прекрати звенеть цепями, ты нас выдашь! Сейчас мы поднимемся по лестнице...
Пока трое беглецов и один призрак извилистой цепочкой пробирались по коридорам внутри Башни, с обратной стороны той же самой Башни ползла по стене черная тень.
Это была самая трудная работа в жизни Шухера.
Оскар прекрасно понимал, что просто денежное вознаграждение вряд ли заставит самого известного в городе вора лезть в неприступную постройку, к тому же охраняемую. Он сыграл на тщеславии. «Тот, кто покорил Черную Башню» звучит намного солидней, чем «тот, кто украл кошелек у уличного ротозея».
Но Шухер не предполагал, что эта самая Башня окажется настолько крепким орешком!
Преодолеть ров, заполненный водой, и широкую полосу острых кованых пик оказалось сущим пустяком: тщательная подготовка всегда была коньком знаменитого вора. Но само здание Башни! Это был неожиданный и весьма болезненный удар по самолюбию.
После того как Шухер практически опоясал постройку по спирали несколько раз, у него сложилось впечатление, что это клетка, обложенная каменной кладкой. Причем клетка, прутья которой не перепилить даже великану.
Шухер уже подумывал слезть и спокойно отправиться домой, а Оскару вручить пять дюжин монет из собственных денег, только чтобы не уронить безупречную воровскую репутацию, но тут мимо него плавно проскользнул человек.
В тумане проступили контуры воздушного бледного балахона, не слишком приспособленного для акробатики, и вор догадался, что это один из учеников.
Спускающийся непрофессионально пыхтел, звенел цепями и ни капельки не заботился о том, что его могут увидеть. Он просто полз по веревке, почти не упираясь ногами в стену.
Шухер задрал голову и увидел, что верхний конец веревки теряется где-то в вышине, на одном из верхних этажей.
Дождавшись, пока беглый маг минует его, Шухер ловко перебросил ногу со своей веревки на веревку беглеца и проворно полез вверх. Ни на секунду не подозревая, что только что совершил роковую ошибку – беглец был не один, с верхнего яруса Башни следом за ним уже спускался Филипп. Расстояние неумолимо сокращалось, приближая развязку. Как два путника из школьной задачи, бредущие навстречу друг другу по узкой тропе, они неминуемо должны были встретиться, но пока...
До шестого этажа дело продвигалось просто отлично. Вор уже видел в мечтах заветный кошель, когда чья-то нога грубо наступила ему на макушку.
– Почему застрял, Филька? – досадливо спросили сверху. – Лезь!
– Не могу, – откликнулся прямо над головой Шухера невидимый, но очень тяжелый Филька. – Здесь кто-то есть.
– Да кто там может быть? Откуда? Небось, Пушок опять шутит. Покойничек, чтоб его... Оторви этому весельчаку голову и дело с концом.
Шухер напрягся и попытался втянуть голову в плечи, но такой трюк еще не удавался ни одному животному, кроме черепахи. Худые жесткие руки Фильки вцепились в его шею и без особой силы, зато с похвальным усердием, принялись откручивать голову самого известного вора города сначала по часовой стрелке, а потом против. Несчастный Шухер стиснул зубы, чтобы не застонать вслух, и напряг мышцы шеи.
– Она не отрывается, – доложил мучитель Филька. – Как каменная.
– Так это гаргулья! – обрадованно сказали сверху. – Наступи ей на нос и спускайся.
Еще никогда Шухеру не было так плохо. Не находись он на высоте примерно четвертого-пятого этажа, он бы просто спрыгнул и позорно ретировался, наплевав на репутацию. В конце концов, быть живым вором, пусть и не одолевшим некоторые препятствия, все-таки лучше, чем умереть. На этом самом препятствии.
Все четыре гвоздика Филипповых подметок отпечатались на его лице позорным клеймом. Терпеливо выждав, пока незадачливый беглец использует его вместо опоры и продолжит свой спуск, Шухер облегченно выдохнул и отпрыгнул в сторону, зацепившись за чей-то каменный загривок. Мимо него, размеренно дыша и опираясь ногами в стену, спустился еще один ученик.
Снизу, со стороны въезда в Башню, послышались зычные голоса и смех.
– Выгружай! Помалу, помалу! Да не наклоняй, а то сбегут!