– Чем же писать? – удивился Филипп.
   – Раздобудь где-нибудь. Придумай. Поищи.
   – Стащи, – тихо продолжили сзади.
   – Попрошу без оскорблений! – возмутился Наставник по ВП. – В армии не воруют! Просто один теряет, а другой про... гм, находит! Справишься, Филипп?
   – Да, сэр! – заорал сын столяра, для которого было легче написать лозунг собственной кровью, чем выдержать очередное занятие по физической подготовке.
   Мало кому удавалось найти в замкнутом помещении то, чего там отродясь не было. Филиппу это удалось.
   Хозяйке на заметку: если у вас нет светлой краски оглянитесь по сторонам внимательно. Отлично красят ткань мел со стены или мука, разведенная водой. Не сгоняйте мух, которые налетят на засохшие мучные буквы. Они придадут вашему рисунку особую пикантность, покрыв его черными точками.
   Получив от завидующих сокурсников положенную долю тумаков и оставшись в одиночестве, слуга достал подаренный отцом карандаш, взял вместо линейки относительно ровную щепку и приступил к работе. «ME...» Он не почувствовал, как над головой невидимыми облачками зависли двое чертей.
   – Потрясающе! – сказал первый черт, поправляя шелковую повязку на глазу. – Он еще и буквы писать умеет! А я-то думал, что только рисовать. Улыбочку!
   Короткая вспышка мертвенно-фиолетового света остановила время. Филипп застыл с поднятой вверх импровизированной линейкой, глупо тараща глаза. В мертвых зрачках отразилось неподвижное пламя свечи.
   – Оп!
   Руку художника охватило холодное голубое пламя.
   – Все, – сказала чертовка своему спутнику. – Размораживай его. Процесс пошел, первые результаты будут в городе через несколько часов.
   – Не поздно ли? – засомневался черт.
   – Зато качество высокое. Пугать так пугать! Полетели?
   Небольшой компактный смерч со свистом унесся в потолок. От пронизывающего сквозняка Филипп вздрогнул и опомнился: внизу бил гонг. Что это с ним? Полчаса прошло, а написано всего две буквы! Пальцы ухватили механический карандаш поудобней и заспешили. «...РЛИН ЖИЛ, МЕРЛИН ЖИВ, МЕРЛИН БУДЕТ ЖИТЬ!»...
 
   За кадром
 
   Большое спасибо изобретателю непромокаемого комбинезона, но я бы сейчас предпочел тривиальный зонт. Во всяком случае, под зонтом лицо остается сухим. Ливень не пощадил и Вторую – косметика безвозвратно смылась с ее щек, обнажив нежную кожу и маленький шрам на лбу, который я до сих пор не замечал – наверное, она его замазывала.
   Переложив заботу о страшных мороках на плечи художника Филиппа, мы не прогадали. Никогда не думал, что художники творят непрерывно, но в случае с этим малым все обстояло именно так. Даже во время еды наш творец не покладал рук, задумчиво царапая ногтем столешницу.
   К вечеру в городе поднялась настоящая паника: окончательно обнаглевшая нечисть заполонила улицы и начала заползать в жилые дома. Филипп дорисовался до того, что сумел перепугать даже кладбищенского сторожа Якова. Когда человек, привыкший спокойно трапезничать на чужих могилах, выбегает из ворот с воплями «Рука из-под земли! рука из-под земли!» – это, согласитесь, впечатляющий результат.
   Горожане же с более слабыми нервами и особенно горожанки перестали посещать не только кладбище, но даже костел.
   Струи дождя барабанили по комбинезонам и отскакивали от воротников прямо в наши усталые лица. Оседлав каменных гарпий, как детишки слонов на ярмарочной карусели, мы со Второй затаились и ждали. Намокший портативный локатор, по счастью, не пострадал и сейчас пикал в моем кармане все громче: Жетон приближался! Зверь сам шел в ловушку! Ура!
   Ладони чесались от предвкушения того, как я защелкну наконец наручники на запястьях проклятого чертенка. Если поганец жив, не ручаюсь, что не сверну ему шею! Но когда же он появится? Когда?
   Оп-па – сюрприз! Прямо под нами из окна высунулись двое: Хендрик и Филипп. Так, уже интересно.
   – Ты можешь не скулить хотя бы минутку? – шипел Хендрик, угрожающе поднося кулак к носу слуги, – Сейчас сюда сбегутся все Наставники!
   – Я б-б-боюсь! Там приз-з-зрак!
   – Та-ак... Мало того, что мой слуга ухитрился посеять прекрасную проверенную веревку, он еще и заика к тому же! Какой еще призрак? Нашего призрака больше нет! Его злодейски забил насмерть твой любимый преподаватель по ВП!
   – Значит, это призрак того призрака! – не сдавался Филипп.
   – Филя, ты меня бесишь! Какой может быть призрак у призрака? Это же чушь!
   – Да? А что тогда белеет в углу?
   – Откуда я знаю? Крылья ангела! Парус одинокий! Простыня, которую повесил сушиться наш комендант, чтоб ему подавиться своим кипятком!
   – Он цепями звенит!
   – И пусть звенит! Не обращай внимания!
   – Ай! Он тронул меня за плечо!
   – Заткнись, Филипп! Немедленно возьми себя в руки! Иначе я трону тебя за плечо, и, поверь, мое пожатие будет посильнее призрачного!
   – Молчу, молчу...
   – Закрепи сетку и привязывай веревку. Молодец. Теперь вылезь из окна и аккуратно иди вдоль фигур. Умница! А теперь убери руки от фигуры и медленно спускайся! – приказал Хендрик.
   Дрожащий Филипп вытянул ногу и тут же с криком отдернул.
   – Спускайся! – Злой шепот Хендрика выдавал его раздражение. – Ты что, собираешься сидеть на этой гаргулье до рассвета? Пока Ректор не снимет тебя собственными руками и не отправит в тюрьму за побег?
   Лицо Филиппа выразило отчаянную решимость, но его тело не сдвинулось с места.
   – Да отцепись ты от нее, придурок! Не смотри вниз, просто лезь!
   Перепалка закончилась неожиданно. Фигура, шею которой обнимал слуга, не выдержала его крепких объятий и оторвалась от постамента. С тихим вскриком Филипп полетел вниз и повис на веревке. Гаргулью он не выпустил и продолжал прижимать к себе, словно мать единственное дитя.
   – Вот и умница! – обрадовался Хендрик. – Давно бы так! Ставь пятку на нижний ярус, там выступ. Та-ак. Теперь переводи вес тела на правую ногу, осторожно, не поскользнись. Та-ак. Теперь хватайся за плющ руками. Обеими руками, Филя! Отпусти горгулью! Отпусти, говорю! Ну и черт с тобой, как хочешь.
   До земли оставалось не больше метра. Примостившись на узком выступе цоколя, Хендрик освободил правую руку и вытащил из-за спины накладные подметки.
   Кое-как примотав их к ногам с помощью ремней, он осторожно наступил на пики.
   – Теперь ты, Филя.
   – Стена скользкая!
   – Я держу!
   Мы с напарницей молча зааплодировали.
   – Вот это я понимаю – воля к победе! – уважительно сказал я. – И даже деревяшки придумали на сапоги нацепить, молодцы! Только не пойму, из чего они их сделали? Что-то знакомое... где-то в Башне уже встречалось... так-так-так... точно: тумбочка! Если бы не необходимость торчать на одном месте, я бы даже слетал проводить этих сообразительных ребят до ворот.
   – Чертенок не приблизился? – на всякий случай уточнила Вторая, упирая локоть в ухо своей гарпии.
   – Нет! – отмахнулся я, пытаясь вытянуть шею и заглянуть за угол Башни. – Ты только посмотри, как красиво бегут! Жаль, что, кроме нас, никто не видит...
   – Ну почему же? – хихикнула Вторая. – Под тобой в окошке торчит голова какого-то мужика.
   Я свесился вниз – правда, из окна почти по пояс торчал мужчина в преподавательской мантии с приделанными золочеными погонами на крутых плечах.
   Я посмотрел на картину его глазами и тихо хрюкнул: зрелище еще то.
   Над землей, прямо по остриям металлических пик, плыли два черных призрака. Один передвигался рывками – остановится, что-то поправит под ногами и опять вперед. Второй качался из стороны в сторону, но двигался относительно равномерно. Нежно прижимая к телу, он держал под мышкой крупное животное.
   Спустя несколько минут призраки завернули за угол и пропали.
   Перед тем как исчезнуть, второй выронил животное, и оно с глухим каменным стуком упало на колья...
   – Интересно, что будет делать свидетель побега? – улыбнулся я.
   – Надерется, – азартно предположила Вторая.
   – Побежит докладывать Ректору!
   – Спорим на шоколад из пайка, что нет!
   Я бы лучше поспорил на раздевание, но менять ставки в приличном обществе не принято.
   В три глаза мы проследили, как Наставник резвым молодым пастушком прогалопировал по лестнице вниз и припал к окну. Сквозь немытое стекло видно было плохо, но животное, оброненное призраком, невозможно было не узнать. На остриях пик лежала каменная гаргулья...
   Скажу коротко: в результате спора я продул шоколадку.
   Прикоснувшись к неведомому, бравый вояка выхлебал графин настойки, лег в постель и как заведенный начал вслух считать овец. Он не сдался, даже когда понял, что вместо белых кудрявых животных ему все время приходят на ум каменные фигуры с оскаленными зубами, и упорно продолжил счет, заменив овец гаргульями, пока не заснул.
   А жаль. Ведь если бы он не спешил с выводами и выглянул в другое окно, то сразу распознал бы в черных призраках вполне реальных курсистов Хендра и Филиппа. Ученики благополучно пересекли защитную линию, сняли накладные подметки и...
   – Эй! Пятый! Как там чертенок, не появился еще?
   Опомнившись, я выхватил из кармана локатор – вот незадача! Лампочка моргала, а сигнал звучал все реже и реже, показывая, что объект отдаляется!
   – Да это же они! – заорала Вторая, подпрыгивая на своей каменной гарпии и тыча пальцем вниз. – Хендрик и Филипп! На ком-то из них чертенок!
   Выгляни Наставник в окно сейчас, он не отделался бы одним графином. Все-таки не каждый день видишь, как твои ученики вдруг взлетают в небо...
   Мы с напарницей подхватили беглецов около рва и поднялись вместе со своей добычей в воздух, пыхтя от тяжести и неудобства ноши. Только втащив курсистов на крышу Башни, мы смогли разжать руки и выпустить их.
   Покой каменных фигур был нарушен. Беглецы скулили от страха (они нас не видели, но зато прекрасно понимали, что неведомая сила вдруг вознесла их вверх), локатор пищал, Вторая повизгивала от восторга, не скрывая своей радости.
   – Который из них? – спросил я у куратора.
   – Пока держите обоих!
   – Держу, – отозвалась Вторая. – А как вы определите...
   Не дожидаясь ответа куратора, я молча отодвинул чертовку в сторону. Когда вариантов всего два, можно испробовать оба.
   С ловкостью вора обшарив мантии обоих пленников, я не стал сдерживать торжествующий крик – жетон! Запустив костистую руку за шиворот Филиппа, я жестом фокусника извлек на свет болтающийся на цепочке прямоугольник. Одно звено цепи было повреждено и неумело починено проволокой, но номер полностью совпадал с номером пропавшего чертенка!
   Содрав с горе-художника мокрую мантию, я принялся простукивать его ребра – пусто! Пусто, чтоб мне треснуть! Локатор пищит, а тела нет и в помине! Нет, ну как такое возможно, а?
   Тем временем Вторая не осталась в стороне и принялась ощупывать слугу с утроенной тщательностью, вызвав у меня горький смех. Нулевой результат обыска сломил и ее.
   Лирическое отступление.
   В отличие от обычных ювелирных украшений, номерной жетон не снимается. Говорю со знанием дела: как-то раз Третий решил доказать, что это сказки, и начал на спор стягивать с жирной шеи свой – бедного толстяка подбросило взрывом под самый потолок, а ожог на руке заживал месяца три, не меньше. Разорвать цепь жетона можно единственным способом – подставив ее под заговоренное серебро, что равносильно самоубийству.
   Спрашивается, если жетон здесь, то где чертенок?
   Не сговариваясь, мы с напарницей сняли с себя невидимость и предстали перед беглецами во всей красе. Для людей, только что увидевших воочию пару разъяренных чертей, пленники повели себя вполне достойно. Полуголый Филипп, встретившись взглядом с горящими глазами моей напарницы, испуганно взвыл, но быстро взял себя в руки. Хендрик же вообще ограничился нервным смешком – молодец парень, уважаю людей с крепкой психикой.
   – Где он? – злобно прорычала Вторая Филиппу, тряся его за грудки. – Куда ты дел ребенка, скотина? Неужели съел?
   – Вторая! Пятый! Полегче, полегче! – прикрикнул куратор. – Не время раскрывать инкогнито!
   Вторая скрипнула зубками и набросила на себя что-то туманнее, отдаленно напоминающее прозрачную накидку. Я последовал примеру напарницы, закутавшись в некое подобие бесформенного плаща пилигрима.
   – Какого ребенка? – пошатнулся Филипп, пытаясь спрятаться в складках мантии, которую я отбросил на пол. – Вы кто такие?
   – Магические галлюцинации, – сурово отчеканил я, прищуривая открытый глаз. – Удивлен?
   – Нет, – ответил за двоих Хендрик, отвешивая испуганному слуге освежающую затрещину.
   – Странно, – грустно сказала Вторая и повернулась к Филиппу уже не столько с угрозой, сколько с мольбой во взоре: – Ты где взял жетон, мальчик мой? Ведь это не твоя вещь, правда?
   – В тумбочке, – стыдливо признался художник, получая следующую затрещину от Хендрика (уже в воспитательных целях, как я понял).
   – Значит, жетон с малыша снял ты, – утвердительно сказала Вторая, поворачиваясь к красавчику.
   – Кулон мой, – не стал отпираться Хендрик. – Но я его ни с кого не снимал. Несколько дней назад я нашел эту безделушку на дороге перед трактиром.
   – Просто нашел? – удивилась Вторая.
   – Ну да. Он валялся в пыли под моими ногами.
   В качестве доказательства красавчик задрал ногу и продемонстрировал нам подметки сапог.
   – Подковки... – простонал я. – Надеюсь, железо?
   – Обижаете, господа галлюцинации, – оскорбился Хендрик, поглаживая носок сапога. – Чистое серебро, подарок любимой девушки. Полпаунда за пару.
   После этого сообщения мы с напарницей окончательно скукожились. В наушнике раздался вздох агонизирующего слона – это скорбел куратор.
   – Если он умер под копытами этого жеребца (полный ненависти взгляд в сторону безмятежно глазеющего на ворон Хендрика), то где же тело? – задумчиво сказала Вторая. – Что мы предъявим на базе?
   – А если он не умер? – рискнул высказать отчаянное предположение я.
   – Тогда его вовек не найти...
   – Пятый! Прекратить самоуправство! Стирайте допрашиваемым память и отпускайте их! – прокричал в наушнике куратор. – Я кому говорю! Пятый! Вы оглохли?
   Следующий мой поступок, скорее всего, вызовет критические замечания, но я просто не мог не выпустить пар.
   Столько дней мотаться по городу в поисках жетона и в результате узнать, что проклятая железка давным-давно живет отдельной от носителя жизнью! Пыхтеть, как свинья в охоте за трюфелями, и получить законную награду – пшик! Р-р-р!
   Дрожащими от злости пальцами я подхватил Хендрика за шиворот. Обмакнув красавчика в ров, я несколько раз от души протащил его по мокрому грунту и легонько стукнул о стену – стряхнуть налипшие водоросли. Заломав руки этому ангелоподобному пройдохе, я пнул его под зад и погнал вокруг Башни, изредка понукая с помощью короткой стальной антенны локатора (мое ноу-хау).
   – Пятый! Уймись, кажется, приближается охрана! – Голос напарницы остановил меня в тот момент, когда я уже сжимал пальцы на горле Хендрика.
   Чертовски жаль.
   На прощание я метнул потрепанного молодого человека в каминный зал прямо сквозь решетку. Железные прутья, повинуясь щелчку моих пальцев, послушно разошлись в стороны, пропуская воющее тело, и сомкнулись за ним, как ни в чем ни бывало. Следом, пища от страха, полетел искупавшийся в том же рву Филипп, которого все это время мутузила Вторая. Если бы не обязанность горе-художника поставлять городу страшных монстров для нагнетания паники – убили бы, честное слово!
   – Сидеть в Башне, и без разрешения – никаких попыток побега! – проорал я, взлетая наверх и двумя короткими щелчками стирая из голов непоседливых учеников память об этой встрече.
   Вторая догнала меня уже на крыше.
   Раздраженно пнув ни в чем не повинную капсулу, я одним рывком открыл люк. Вторая со злости воткнула ключ зажигания в замок, как кол в грудь вампира. Удивительно, но старушка капсула не рассыпалась на части, а послушно завелась.
   Сквозь рев двигателя пробился крик куратора.
   – Пятый! Чрезвычайная ситуация! Чрезвычайная ситуация! – надрывался он. – Под городом не змий-искуситель, а идол! Идол, вы слышите? Зарегистрированы случаи человеческих жертв! Река наполняется! Процентное содержание святой воды в ней растет! Пятый!
   Конечно, а как ты хотел, бумажная душонка? Недаром я еще на базе сомневался насчет этого яйца! И ведь хотел тебя предупредить, а ты даже слушать не стал! Теперь все под твою ответственность!
   – Срочно к яйцу! – орал куратор. – Действия на ваше усмотрение, лишь бы остановить процесс освящения реки! Задание по поиску тела новорожденного пока отставить!
   Нацепив каски, мы с напарницей переглянулись и рванули в сторону и вниз – под землю...
 
   Полный ярости вопль Хендрика слился с хриплым карканьем вороны, разнесся по подземным ярусам гулким эхом и затих.
   Спустя полчаса злые, промокшие до костей курсисты протопали мимо бюста Мерлина в сторону лестницы. Слуга заметно прихрамывал, но жаловаться не решался. Его хозяин выглядел еще хуже: лицо красавчика покрывали ссадины, а шелковая мантия оказалась выпачканной в земле.
   – Сэр Хендрик, – хрипло сказал Филипп, – простите меня, если можете. Сам не понимаю, как я вас толкнул, право слово! Прямо провал какой-то: только что я лез из окна и вдруг...
   – Ничего не помню, – грустно отозвался Хендрик, вытряхивая из белокурых волос рыбью чешую. – Голова-то как ноет, прямо беда... Говоришь, мы лезли из окна? Чертовщина какая-то, словно кто-то по макушке мешком с песком ударил... А тебе не привиделось?
   Слуга молча продемонстрировал обрывок шнурка, которым были прикреплены к сапогам накладные подметки. Сами подметки отсутствовали.
   – Надо же! – изумился Хендрик, с удивлением обнаруживая подобные обрывки и на своих ногах. – Гляди-ка, правда! Кажется, за окном еще висит наша веревка! Нет, на самом деле висит, вот дела! Получается, что лягушка была права – уровень магии растет, в Башне начинает происходить что-то странное!
   – Прикажете спуститься по стене еще раз? – напрягся слуга, нервно теребя в руках жетон.
   – Не сегодня, – замотал головой Хендрик, и Филипп облегченно выдохнул.
   – Уф! Я как раз хотел...
   – Что это у тебя в руках? – прервал его Хендрик.
   – Ваш кулончик. – Желтые глаза стыдливо уставились в пол.
   – А что он у тебя делает?
   – Ну-у...
   – А ну дай сюда! И слушай приказ, любитель прикарманивать чужое имущество! Сейчас ты поднимешься на воронятню, возьмешь для меня одну почтовую ворону, отцепишь веревку и поправишь клетку, чтобы никто ни о чем не догадался. Потом смотаешься к коменданту и выпросишь у него кипятку. После этого ты отнесешь кипяток и ворону в нашу комнату, а веревку спрячешь в тайнике под аварийной лестницей. Мантии и белье должны быть чистыми и сухими к утру. Иди. Только имей в виду, если опять что-нибудь перепутаешь и отнесешь, к примеру, веревку к коменданту, ворону в гостиную, а кипяток на воронятню, то я тебя убью. Насмерть убью, кроме шуток, понял? Ступай.
   Когда посерьезневший слуга скрылся, Хендрик достал похудевшую пачку бумаги, перо и начал писать.
 
   «Милый дядечка Оскар!
   Стыдно признаться, но второй раз в жизни я нуждаюсь в твоей помощи. Очень прошу – забери меня отсюда. Как дипломатический работник, ты наверняка сможешь что-нибудь придумать.
   Целую тебя, а также отца, маму, братьев и сестру (кажется, она у меня есть).
   Твой несчастный, голодный, страдающий провалами памяти, запертый в Башне племянник Хендр.
   P. S. Какие деньги?»
 
   Запечатав письмо в конверт, Хендрик с тоской выглянул в окно. Ну и ночка...
   Если Оскар не ответит, самое время всерьез задуматься над вопросом: в случае неожиданной смерти одного из курсистов вывезут ли из Башни его тело?
 
   Вечер. Городское кладбище
 
   Почти полная луна безмятежно взглянула сверху на кладбище и тут же спряталась за тучи, испугавшись непривычного беспорядка, творившегося в месте вечного покоя и скорби.
   Поваленные надгробия были небрежно отброшены в сторону, словно по аллее прошелся рассерженный великан. Земля разрыта. Бледно-желтая фигура, стоящая под скудным лунным светом, ошарашенно огляделась по сторонам и пошатнулась. Единственный посетитель кладбища в этот ненастный час выглядел странно: назвать его худым было бы сильным преувеличением, так как даже для характеристики «кожа и кости» ему не хватало как минимум кожи.
   Судьба – интересная штука. Думал ли когда-нибудь русский крестьянин Афанасий Дормидонтович Мерлин, женившийся на красавице иностранке, проживший с ней в любви и согласии на чужбине почти полвека и похороненный в тенистой аллее под мраморным памятником «Покойся с миром», что ему придется воскреснуть? А пришлось! И еще как пришлось!
   Струи дождя затрудняли видимость. Скелет подслеповато прищурился, отчего глазницы стали узкими, и уронил на мокрую могильную плиту «Мерлина Катрин Войтековна» скупую слезинку. Поцеловав имя покойной супруги бескровными губами, Афанасий Дормидонтович поежился под пронизывающим ветром л пошел к выходу с кладбища.
   Голова кружилась. Перед мысленным взором широко шагающего Мерлина вопреки его воле бегали черные точки, перебиваясь время от времени разрозненными картинками – вот он во весь рост выпрямился перед солдатами и что-то кричит. Вот он машет руками, и во все стороны из его пальцев брызжут голубые искры. Вот он бежит во главе городской армии, потрясая посохом, и полы его черной мантии развеваются на ветру...
   Кажется, это называется воспоминаниями. Или предчувствиями? Ладно, время покажет.
   Старик потряс головой, решительно отгоняя навязчивые образы. Как человек практичный, он решил первым делом позаботиться об одежде, а потом уже задумываться о происходящих с ним странностях. Тем более что старые (двести пятьдесят лет не шутка) кости продувались насквозь. Хорошо бы найти что-нибудь свободное, широкое... вроде длинного пальто или плаща! Да, удовлетворенно кивнул Мерлин, плащ был бы в самый раз, и опомнился – а деньги! Чтобы купить одежду, обязательно нужны деньги!
   Старик уже уверенней огляделся вокруг, принюхался, как охотничий пес и неспешно направился к соседней могиле. Копать мокрую землю было одним удовольствием – она пухом отлетала в стороны.
   Через час, высоко поднимая ноги над землей, вполне довольный Афанасий Дормидонтович крепко зажал костлявую ладонь, чтобы медяки не просыпались сквозь пальцы, вышел через ворота и пошлепал по лужам куда глазницы глядят...
   Молоденький вор Вольдемар – правая рука Шухера и его будущий преемник – неспешной походкой прогуливался по улице, с наслаждением подставляя лицо дождю.
   Он любил выходные дни, когда можно было почувствовать себя обычным рядовым человеком. Снять трико, надеть костюм; ни от кого не прятаться. Шухер ни разу ни позволил себе работать в такой день, и сотрудникам запрещал. Это было табу. Новенькие, поступая в банду Шухера, сразу строго предупреждались: нарушишь соглашение – вон!
   Однако обычное радостное субботнее настроение сегодня портила досадная мелочь – Вольдемар никак не мог отделаться от ощущения, что человек, идущий впереди по улице, издевается над ним.
   Со спины было видно, что прохожий немолод. Походка, сутулые сгорбленные плечи и манера слегка шаркать выдавали преклонный возраст. С другой стороны, чувствовалась скрытая целеустремленность этого мужчины: он шагал энергично. И при каждом шаге побрякивал монетами в кармане.
   Спустя три квартала у Вольдемара не осталось сомнений, что старик бросает ему вызов. Дескать: ты вор, вот и попробуй, укради!
   Когда наглец специально притормаживал перед витринами и прижимался лбом к самому стеклу, оставляя карманы без присмотра, Вольдемар терпел. Когда старик сменил походку и начал двигаться со странным неуклюжим подпрыгом, бренча содержимым своей одежды словно музыкант бубном, юный вор стиснул зубы и держался. Но когда старик, свернув в неосвещенный фонарями переулок, вдруг резко затормозил, неестественно споткнулся на ровном месте и рухнул прямо перед Вольдемаром на мостовую, не подавая признаков жизни, вор не выдержал.
   Он быстро огляделся, чтобы убедиться в отсутствии свидетелей. Присел над телом старика на корточки. Резким движением распахнул плащ и...
 
   Около городской стены. Утро
 
   Огород вдовы Житковой по праву считался лучшим в квартале.
   Кроме тривиальных редисок и морковок здесь росли такие заковыристые штуки, как цуккини, пастернак и баклажан, вызывающие повышенный интерес соседей. Правда, кроме соседей огородом очень интересовались вороны, воробьи и прочие пернатые гости. Специально для них, точнее, против них посередине было установлено пугало.
   Завистливые соседки давно предрекали, что почти новый теплый плащ – слишком хорошая одежда для палки, торчащей среди сорняков, и его непременно стибрят.
   Пани Житкова обиженно возражала, что сорняков у нее нет, и, кроме самих соседей, упереть плащ некому. Вряд ли птицы смогут утащить столь большой предмет одежды. К тому же пошитый из крепкого и тяжелого сукна.
   Ну и что? Все-таки уперли!
   Инспектор Кресс с лупой в руках обошел весь огород. Сапоги глубоко проваливались в жирный чернозем, превратившийся под проливным дождем в жидкую кашу.
   – Птичьи лапы, еще птичьи лапы... нет, пани Житкова! Ничем не могу обрадовать, дождь смыл почти все следы! Ваше имущество, скорее всего, сдуло ветром и унесло в реку. По осени всплывет, ждите. Сэми, приготовь блокнот. Будем составлять рапорт.