Горбенко Людмила. Маг-новобранец

   – Но как же? – Глаза пани наполнились слезами. – Он был так хорошо закреплен! Может, еще попытаться? Допросить свидетелей?
   – Допросить свидетелей? – Инспектор досадливо скривился. Эти новые веяния его стажера Наоко, кажется, заразная штука. Уже и до простого народа докатились. – А какие у вас свидетели? Вороны? Простите, уважаемая пани, но их показания не могут быть засчитаны.
   Сэми и уголовный художник подобострастно захихикали, но золотоволосая вдова только всхлипнула, не оценив шутки, и этим невольно затронула слабую струнку в душе инспектора. Несмотря на жестокую специфику работы, женских слез Кресс не любил.
   – Ну что вы, пани! Что вы!
   Вдова захлюпала носом с удвоенной силой.
   – Вот что, милая, – не выдержал Кресс, беря пострадавшую пани за круглый локоток, – исключительно из уважения к вам, мы все же составим углеробот похищенного имущества. Опишите плащ на словах, а наш специалист зарисует. Вы только подробненько, с деталями. На каком боку карман, где хлястик, где прореха и тому подобное. Поняли?
   – Поняла, – обрадованно сказала пани Житкова, утирая слезы.
   – Только не пойму, зачем вам это нужно, – честно признался инспектор. – Если бы что ценное пропало, а то так, тряпка с пугала!
   Пани Житкова подбоченилась и сдвинула брови.
   – Тряпка? – спросила она голосом, не предвещавшим ничего хорошего. – Это память! Память о моем покойном муже!
   – Хорошо-хорошо! – попятился Кресс. – Но тогда зачем же вы, уважаемая, эту память на огороде выставили? Хранили бы в доме. Как все.
   – Потому что он там как живой стоя-ал, – всхлипнула пани, и подбородок ее снова затрясся. – Выгляну, бывало, за окошко – а там мой Жуни-ик! Стои-ит... шатается... птиц отгоня-ает! Будто и не умира-ал...
   – А как же... – начал было Кресс, но Сэми деликатно подергал его за рукав.
   – Покойный пан Житков и при жизни нечасто дома бывал, – шепотом сказал он. – Очень любил с соседом сидеть на огороде и пробовать наливку. У кого лучше. И закусывали тут же. Пани Житкова для него и развела эту экзотику, чтобы, не отходя от грядки, – сразу в рот.
   Кресс понимающе кивнул.
   – Что же, дорогая пани. Раз такие дела, будем составлять углеробот. Художник по вашим словам все нарисует. А вы уж пока, не сочтите за труд, опросите соседей, может, кто видел из окна, как плащ пропал?
   – Вы говорите, что следов нет? Тогда взгляните сюда! – Высокий голос стажера Наоко перекрыл спокойный баритон Кресса. Над забором показалась взъерошенная темноволосая голова. – Это улика! Надо срочно отправить этот предмет в лабораторию на исследование!
   – Что за предмет? – вскинулся Кресс, досадуя на собственную невнимательность. Как его угораздило пропустить улику?
   – Вот! – Наоко отряхнул и гордо протянул инспектору что-то твердое, желтоватое, похожее на осколок кости.
   – Да это же мусор! – отшвырнул находку Кресс. – Наоко, мама не учила тебя в детстве, что нельзя подбирать с земли всякую гадость?
   Сэми захихикал.
   – Стажер, я тебя умоляю, умерь активность! У нас уже выполнен план по задержанию преступников, Солли сидит. Если хочешь реально помочь следствию, то хотя бы не мешай!
   Наоко насупился.
   – Пан Кресс! – выкрикнули от забора. – К вам вестовой от Наместника!
   – Свят-свят, – пробормотал инспектор. – Что стряслось? Пусть подойдет.
   Молодой человек в форме вестового проковылял по мягкой земле огорода и, протянув послание, замер.
   – Плохи дела, – мрачно доложил Кресс стажеру, пробежав глазами письмо.
   – Что такое? – прижал руку к горлу Сэми.
   – Только что на глазах Наместника исчезла Куриная Лапка.
   – Старая ведьма вылетела в трубу? – почти утвердительно выпалил Сэми.
   – Нет, – с некоторым сомнением откликнулся Кресс. – Пан Наместник утверждает, что села в кресло и испарилась как дым.
   Вестовой наклонился к самому уху инспектора и зашептал.
   – Еще одна пикантная подробность. – На щеках инспектора заиграли желваки. – Вместе с Куриной Лапкой исчез ботинок пана Наместника. Есть шанс заработать звездочку. Наоко, ты с нами?
   Когда бригада уголовной стражи дружно укатила в служебной карете с синими фонарями на крыше, стажера в ней не было. Несмотря на усилившийся дождь, Наоко еще раз обошел огород, нашел костяной осколочек, выброшенный инспектором и, бережно завернув его в тряпицу, спрятал в карман.
 
   Город. Восточный квартал. Дом Чайхана
 
   – Оскар, хабиб, когда ты заплатишь выкуп?
   Этого вопроса дипломат ожидал как смертного приговора.
   Проклятый племянник по-прежнему сидел в Башне, стоически храня свою тайну, карета с вещами «сгорела» при пересечении границы, а денег стало даже меньше, чем было.
   Припертому к стене столь тяжелыми обстоятельствами Оскару пришлось отвлекать Чайхана новой байкой. Туманные представления обывателей о буднях дипломатов здесь пришлись как нельзя кстати – Оскар по секрету поведал Чайхану (исключительно как будущему родственнику), что ему необходимо кое с кем встретиться для передачи письма. Инкогнито.
   Чайхан уважительно зацокал языком – иностранное слово произвело на него правильное впечатление – и осторожно осведомился, не опасно ли это. Дальше все пошло как по маслу.
   Оскар, смеясь, развеял его опасения и мимоходом сообщил: у дипломатов принято передавать секретные документы из рук в руки, полностью изменив свою внешность. Такой принцип.
   На самом деле из своего скудного дипломатического опыта Оскар вынес совсем другие принципы. Первый: всегда покупай двустороннюю ткань на платье, чтобы его можно было со временем перелицевать. Второй: никогда не плати за ночлег вперед.
   Пока Чайхан не вышел из восхищенного транса, Оскар мягко попросил его об услуге. Так как карета с вещами трагически погибла, то ему не во что переодеться. Не будет ли Чайхан столь любезен, что одолжит...
   Чайхан оказался не просто любезен, а любезен до чрезвычайности. Вместо того чтобы сунуть в руку будущего родственника пару-тройку монет (на что, собственно, и рассчитывал Оскар), он потащил дипломата в глубину дома и поручил женской половине семейства нарядить дядюшку жениха так, чтобы его родная мать не узнала.
   Даже женщина, разменявшая шестой десяток, в глубине души остается девчонкой, обожающей играть в куклы, с ужасом понял Оскар. Неосторожно высказанная идея привела к печальным последствиям. Спина ныла, а голова шла кругом от постоянных приказов:
   – А ну, крутанись! Еще раз! Хорошо-о-о...
   Женская часть семейки Чайхана помогала ему переодеться.
   Сам Оскар уже настолько устал, что готов был выскочить на улицу, замотавшись в ковер. Но дамы были неумолимы. Сундуки вывернуты наизнанку, с вешалок снято все, что может налезть на взрослого мужчину, шкафы нараспашку.
   – Вот эти сапожки очень удобны. К тому же они шармахановские, и в них его никто не узнает.
   – Ты с ума сошла, Лейла! Он же не на лицо их наденет! Давай рубашку, давай жилет, пояс давай!
   – Мама! Так уже не носят!
   – Молчи, бисово отродье!
   – Ты на что намекаешь? – удивилась Лейла.
   – Ох, прости! Да запрет мой поганый рот Индра! Надень на Оскара этот парик! Вот видишь, Лейла, его лицо сразу меняется. Оскар, тебе стоит сменить прическу! С длинными локонами ты выглядишь таким солидным, значительным.
   Мимо Оскара торжественно прошли двое чайханских внуков. Один из них нес закатанную в ковер кошку, другой ножницы.
   – Оскар, ты будешь рыбную пиццу или кус-кус? – донеслось из кухни.
   Лейла сунула в рот дипломату обрывок нитки и велела:
   – Стой молча! Сейчас я тут подгоню кое-что.
   Под полой халата на правую ягодицу Оскара прокралась чья-то рука.
   – Я ее нащупала через штаны! Родинка на месте! – всхлипнула бабушка, горячо дыша дипломату в спину.
   Сзади раздался кошачий визг и детский вскрик.
   – Дети! Немедленно отпустите Шиву! Обрезание делается совсем не так!
   – Шиву? Какого Шиву? – поразился Оскар, мягко отстраняя руку старушки.
   – А ты не знаешь? Так зовут нашу кошку, – пояснила Лейла, опять засовывая ему в рот выпавшую нитку.
   – Но почему?
   – Потому что у нее четыре руки, – хмыкнул один из внуков, поигрывая ножницами.
   – Оскар! Ты ответишь, наконец? Пиццу или...
   – Пиццу!
   – Оскар! Почему ты до сих пор босой? Что значит, сапожки не лезут на ноги? Суй их! Суй! Великий Вишну! Ну и лапы у тебя! Постой спокойно, сейчас принесу другую обувку.
   Спустя час Оскар был одет, накормлен пиццей до икоты, окончательно замучен и полон безразличия к своей судьбе.
   У самого выхода на его голову торжественно опустилась черная шляпа.
   – Носи на здоровье. Пока Аарончика нет, – благоговейно сказала мать семейства, перекрестила его и поклонилась. – Пусть тебе передастся часть его ума
   – И халат! Он принесет тебе удачу!
   Оскар только вздрогнул, когда халат всеми лапками радостно вцепился в его спину.
   – Раджик! Мой красавчик! – прослезилась бабушка и, раздвинув локоны парика, запечатлела на лбу Оскара коварный поцелуй, незаметно поставив размазанную красную точку
   Спустя несколько минут из дома Чайхана выскочил мужчина. Дождевые струи, как ни старались, не смогли промочить засаленный халат, неровную линию подола которого продолжали шелковые штаны. Из-под штанов торчали шлепанцы не по размеру, примотанные к щиколоткам декоративными плетеными шнурами. На голове мужчины красовалась черная шляпа, а крутые локоны спускалась на щеки.
   Лучшим доказательством того, что Оскар преобразился до неузнаваемости, стал почтальон. Скользнув по фигуре дипломата равнодушным взглядом, он вручил сверток Чайхану и сказал:
   – Передайте постояльцу, как появится.
   Дождавшись, пока почтальон скроется за углом, Оскар выдернул из рук Чайхана позвякивающий пакет и дрожащими руками вскрыл его. На этот раз племянник порадовал дядюшку сразу тремя посланиями. От письма к письму накал эмоций Хендрика повышался, вылившись в последнем листочке настоящим водопадом.
 
   «Милый дядечка Оскар!
   Молю – забери меня отсюда! Здесь творится настоящая чертовщина, а выхода все нет и нет! Веревку украли, я уже не могу смотреть на кашу, а от всепроникающего запаха чеснока чешутся руки. Ректор пригрозил с завтрашнего дня отделить меня от группы и запереть со староучащимися, а это будет кошмар, просто кошмар!
   Они смотрят через дверную щель такими глазами! Такими, если ты понимаешь, что я имею в виду, глазами! А шелковая мантия так похожа на женское платье...
   P. S. Не знаю, про какие деньги ты допытываешься, но готов отдать все, что от тебя получил, включая остаток жалованья слуги: четыре монетки и даже кулон, что я нашел у трактира. Бери, мне не жалко. Только спаси!
   Твой несчастный племянник».
 
   Оскар злорадно ухмыльнулся, покрутил на пальце цепь с блестящим прямоугольником, скомкал письмо и, распутав ворону, запустил ее в небо без ответа.
   – Четыре монетки? Все четыре монетки? И даже кулон? Да он издевается надо мной!
   Отшвырнув жетон в стоящий у дома высокий кувшин с надписью «мыши», дипломат нервной припрыжкой направился к лошади, привязанной у входа, но дорогу ему преградил сам Чайхан.
   – Э-э, нет! – сказал он весело. – Лошадь тоже могут узнать. Поедешь маршрутной каретой, она каждые два часа здесь проходит.
   – Лучше пешком, – выкрикнул Оскар, подергивая плечами под халатом.
   – Или пешком, – согласился Чайхан. – Только ты недолго. Сегодня вечером вся семья соберется. Будет плов, маца, карри, спагетти. Придешь?
   – Обязательно! – пообещал Оскар уже на ходу.
   В груди дипломата клокотала обида. Хендрик настолько обнаглел, что рискнул открыто издеваться над собственным дядюшкой, который ему... ладно, не стоит опять накручивать себя... От нервного подпрыгивающего шага полы халата распахивались, а один из привязанных шлепанцев слетел с ноги и остался валяться в луже. Маскировка оказалась как нельзя кстати – Оскар держал путь в трактир.
   Прямо сейчас, в эту самую минуту ему пришла в голову гениальная мысль. Дипломат не собирался больше искать спрятанные деньги и точно знал, что пробудет в трактире недолго. Ровно в двадцать один ноль-ноль он отправится на самую темную улицу и будет прогуливаться там до тех пор, пока его не заметят люди Шухера. Он даст вору задание допросить Хендрика и выкрасть денежки из того места, где их спрятал хитрый племянничек. Пусть за это придется отдать некоторую сумму (Оскар подозревал, что умеренный процент Шухера окажется неумеренно высоким), зато Чайхан получит выкуп за дочь.
   Да и самоуважение вернется. А это гораздо важнее не только для дипломата, но и просто для мужчины.
   Уже на входе в «Дырявый бубен» дорогу Оскару перебежала крупная крыса. Наглое уродливое животное (синего цвета и на непропорционально длинных ногах-ходулях) попыталось проскочить в дверь впереди него, но Оскар отбросил нахалку в сторону резким ударом ноги. Следя взглядом за низко летящей к забору крысой, дипломат вдруг поймал себя на том, что довольно посмеивается.
   Кажется, он постепенно привыкал к жизни в этом странном городе.
 
   За кадром. Подземная пещера
 
   Мы со Второй молча любовались яйцом. Точнее – упирались носами в его скорлупу.
   За четыре дня оно распухло до гигантских размеров и сейчас занимало все свободное пространство подземной пещеры. Вопрос «Что с ним делать» не поднимался. И так ясно, что с минуты на минуту скорлупа треснет и новоявленный идол взглянет на нас своими мутными от перепоя и переедания глазами. Куратор дрожащим голосом уже доложил мне, что тварь заглотила немыслимое количество денег, фруктов, сладостей и спиртных напитков. Особенно почему-то налегая на некую крапивянку – популярный продукт местного творчества.
   Сквозь скорлупу было слышно, как в животике змееныша бродят газы. Кроме газов (если верить куратору) в желудке малыша бродили три или четыре человеческие жертвы, которые он сам себе взял, не дожидаясь, пока их ему принесут.
   – Умный малыш! У-тю-тю, какой умный!
   – Если разбить скорлупу сейчас, – предположила Вторая, – то он...
   – Вылупится немного раньше времени. Причем в плохом настроении.
   – Лучше не трогать, – сразу отступила чертовка.
   – Согласен. Ну-ка, подожди минутку... – Я приложил к скорлупе ухо и не смог удержаться от смеха: – Ого! Внутри две старухи, представляешь?! Оказывается, наш идол не слишком требователен к возрасту юных девушек!
   – Иди ты! – не поверила напарница. – Дай мне послушать. Ой! Правда, старухи! Погоди... Ха! Наш идол нетребователен не только к возрасту юных девушек, но и к их полу тоже! Внутри мужик!
   – Не может быть.
   – Говорю тебе – самый настоящий мужик!
   – А что говорит куратор?
   – Какой ужас! – вскрикнули в наушнике. – Удивительно! Жетон начал двигаться! Он тронулся с места! Чертенок жив!
   – Кто тронулся? Я не расслышала, – сказала Вторая.
   – Куратор, – тихо предположил я. – Он говорит что тело чертенка в очередной раз найдено. Оно перемещается.
   – Пятый! Пятый! Срочно взлетайте на поверхность!
   – А как же река? Вы сами сказали, процентное содержание святой воды растет!
   Куратор уже не говорил, а тихо скулил. Кажется, даже переминался от нетерпения с ноги на ногу. Кстати, интересно: у кураторов есть ноги? Или для работы им вполне достаточно головы с руками? Любопытно было бы посмотреть.
   – Пятый! Приказываю немедленно оставить пещеру и следовать моим указаниям! – прохныкал наушник. – Сынок, верь мне! Жетон действительно двигается из Башни в сторону Восточного квартала!
   – Этого не может быть, – сухо сказал я новоявленному «папочке». – Мы лично проверили Башню и допросили Хендрика, который нашел жетон. Чертенка там даже близко не было!
   – И вы поверили человеку? Человеку? Мне жаль тебя, Пятый...
   – Разве возможно снять жетон и остаться в живых? – не поверил я.
   Куратор явно замялся.
   – Ну, ты же понимаешь, Пятый... это ведь не обычный рядовой черт, а гм-гм...
   – Так он на самом деле нашелся? – недоверчиво переспросила Вторая.
   – Еще как! Тело движется достаточно быстро, со скоростью кареты!
   – Он на человеческом теле? – деловито уточнил я, запрыгивая в кресло первого пилота.
   – Да, – ответил куратор. – Наверное, сумел спрятаться во время обыска, а потом нацепил жетон обратно и сменил донора под шумок, пока вы с напарницей битьем морд развлекались. Понял, что его больше не ищут!
   – Неправда, его ищут! Еще как ищут! – сжимая в руках руль, воскликнул я.
   Капсула практически вертикально вырвалась из земли (высший пилотаж, между прочим), на миг застыла в воздухе и плавно понеслась над улицами, повинуясь моим рукам. Дождевые струи стекали с невидимых боков и шумно обрушивались вниз. Куратор отрывистым тоном давал указания:
   – Направо. Прямо, еще раз направо. Направо.
   – Почему мы кружим? – возмутилась Вторая. Я успокаивающе положил руку на ее коленку:
   – Если он едет в карете или на всаднике, то они могут двигаться только по дороге. В отличие от нас, детка, у них нет капсул.
   И словно в качестве иллюстрации моих слов под нами показалась карета, медленно ползущая по лужам в сторону Восточного квартала. Подъехав к неприметному строению с вывеской «Дом Чайхана», закутанный в плащ кучер остановил лошадь. Из кареты выбрался толстенький мужчина в форменном кителе и вручил открывшему дверь хозяину пакет.
   – Стоп! – заорал куратор. – Он остановился! Это совершенно точно здесь! Обыскивайте всех, кто ехал в карете!
   Выпрыгнув из капсулы, мы первым делом аккуратно обшарили самого толстяка и кучера, но ничего подозрительного не обнаружили.
   – Смотрите в доме! – отчаянно крикнул куратор. – Он мог спрятаться на любом!
   Кляня на чем свет стоит того, кто придумал цеплять жетоны на шею новорожденным, я кинулся внутрь. Тут же под ноги мне выкатилась кошка и принялась ластиться.
   – Брысь! – шикнула на нее Вторая.
   – Ты не любишь кошек? – удивился я.
   – Терпеть не могу. У меня на них аллергия.
   Подивившись такому редкому для полевого работника заболеванию, я все же отогнал киску (просьба дамы – закон) и начал методично обыскивать каждого, кто попадался мне на пути.
   В этом славном и тихом на вид домике обитали весьма странные люди.
   Начну со старичка, который молча сидел на скатанном ковре и медитировал с трубкой кальяна в зубах. Как только я коснулся его рукой, этот пожилой и спокойный на вид человек стал махать руками во все стороны и хихикать:
   – Ой! Щекотно! Ой! Ой!
   Спрашивается, как он мог ощущать мои прикосновения? Я уже впал в глубокую задумчивость (не становлюсь ли я от недосыпа и хронической усталости видимым), как в комнату вошла юная девица.
   – Дедушка, снимите халат! – строго сказала она.
   Старичок послушно выполнил указание и моментально перестал дергаться. Я взглянул сквозь верхний слой халата и вздрогнул: мама моя! Кого там только не было! Целая вселенная насекомых!
   Девица же спокойно подхватила густонаселенный халат и утащила в другую комнату.
   Оставив старичка в покое, я просигналил Второй, чтобы она не отставала, и ринулся за девушкой.
   Красавица вплыла в свою девичью светелку и мирно уселась, скрестив ноги. Достав из шкатулки какое-то вышивание, она приступила к работе, тихо напевая себе под нос.
   У меня начала чесаться левая рука. Заглядывая под столы и переворачивая ковры, я медленно двигался по комнате, периодически почесываясь и проклиная паразитов. В тот момент работа настолько меня поглотила, что я не сразу заметил опасность.
   Визг Второй вырвал меня из глубокой задумчивости. На моей левой руке уже не было кончиков двух пальцев, а третий медленно исчезал прямо на моих глазах.
   – Мантра! – всхлипнула напарница, дуя на мою поврежденную руку, словно мамаша на царапину нерадивому сыночку. – Она поет индийскую мантру!
   Прямо перед моим носом проплыл широко открытый от ужаса «глаз».
   Подпрыгнув, как горный козел, я выскочил наружу и принялся истерически трясти рукой. В наушнике мерно похрапывал убаюканный напевами куратор.
   Естественно, в тот момент я физически не смог обратить внимания на вторую подъехавшую карету.
   – Эй! Чайхан! Какой из кувшинов брать?
   – Там написано, – выкрикнул из окна отец полоумного семейства.
   – Мало ли что где написано, – хмыкнул кучер, жуя погасшую от дождя самокрутку. – На заборе вот тоже...А на самом деле дрова лежат.
   Под этот бородатый анекдот двое флегматичных носильщиков спокойно погрузили в багажный отсек кувшин с надписью «Мыши» и укатили под ритмичный скрип несмазанных колес.
   Немота в пальцах прошла и сразу же сменилась болью.
   Мужественно стиснув зубы, я снова ринулся внутрь дома, но на пороге меня чуть не сбил с ног истеричный выкрик опомнившегося куратора:
   – Стой! Жетон двигается в сторону Башни! Пятый! Пятый!
   – Я ранен, – слабым голосом сказал я, потрясая в воздухе рукой.
   – Это приказ! Есть такое слово – надо!
   – Есть и множество других слов, – тихо прошипел я, косясь на напарницу. – Хотите, скажу?
   – Пятый! Я тебя очень прошу. – В голосе куратора прямо-таки слышались горькие слезы. – Ты же не просто полевой работник! Ты же полевой работник четвертого ранга! Ну что тебе стоит, а?
   – Пока это стоит мне пальцев на левой руке, – сурово отчеканил я.
   – Ну пожалуйста! Вернешься с задания, отправлю в отпуск! – пообещал куратор.
   В отпуск? Боль мгновенно отпустила. Я представил себе, как валяюсь на пляже где-нибудь на морском курорте со стаканом коктейля в забинтованной руке и загорелой Второй рядышком. Видимо, эти фривольные мыслишки отразились у меня на лице. Напарница нахмурилась:
   – Чего это ты так маслено улыбаешься? Небось, всякие гадости представляешь?
   Ну уж прямо и гадости! Представляю себе всякие приятности, о которых раньше времени ей знать необязательно.
   – Лечу поврежденную конечность самовнушением, – мученически скривившись, простонал я. – Не отвлекай меня, у нас мало времени! Летим в Башню!
   – Опять? – ахнула Вторая. – Мы же только что оттуда!
   – Только что автоматика зафиксировала, что жетон движется в сторону Башни. Чертенок сбежал из-под вашего носа.
   – Не понимаю, почему его отбраковали, – пробурчала напарница, прыгая в капсулу на место первого пилота. – У меня уже никаких сил нет, а он все скачет!
   – Ты не перепутала кресла? – осведомился я.
   – Тебе нельзя вести в таком состоянии! – отрезала она.
   – Я не могу доверить тебе ключ, – сказал я строго. – Операция на грани срыва.
   – И не надо! – Длинный красный ноготь напарницы воткнулся в замок с такой силой, что бедная старенькая капсула вздрогнула и взлетела не вертикально, как обычно, а по сложной спиральной траектории.
   Ничуть не пострадавший от этой манипуляции ноготь плавно выскочил из щели замка.
   – Так дашь ключ или падаем? – невинно улыбаясь, спросила Вторая.
   Вместо ответа я поспешно бросил ключ ей на колени.
   Чертовка, что еще скажешь!
   Описав в воздухе круг, капсула рванула к Башне.
 
   Город. Примерно в то же время
 
   Несмотря на теплый плащ, кости все еще продолжали ныть.
   «Дырявый бу», – прочел Мерлин и недовольно поежился.
   Похоже на трактир, хотя в его время трактир с таким дурацким названием не продержался бы и недели. А здесь, смотрите-ка, народу полно! Так и шастают туда-сюда. Небось, все столики заняты.
   Мерлин неодобрительно скользнул взглядом по фигурам посетителей и пошел по проходу к высокому, явно неудобному стулу у самой стойки. Зато обслуживали здесь быстро, не придерешься – не успел старик умостить свой зад на жестком сиденье, как к нему уже подъехал пустой стакан!
   – Что желаете? – приветливо спросил молодой паренек, стоящий за стойкой.
   Мерлин замялся.
   Полка за спиной трактирщика была уставлена плотными рядами бутылок. Они теснились бок о бок, соревнуясь друг с другом пестрыми наклейками, от которых у старика моментально зарябило в глазах. В итоге он просто ткнул пальцем в сторону полок, надеясь, что попал на что-то приличное.
   А впрочем, когда столько времени не льешь вообще ничего, смешно привередничать. Вкус напитков давно забыт, остались только смутные воспоминания. Считай, будет пробовать в первый раз.
   Первый же глоток оказался целительным настолько, что у Мерлина перестали болеть суставы. Второй смазал горло и умостился где-то в груди мягким теплым комочком. Мерлин даже заподозрил, что к нему вернулся голос, и не ошибся: опасливо приоткрытый ротовой провал исторг из себя не глухое шипение, как раньше, а вполне внятное «э». Афанасий Дормидонтович удовлетворенно расправил плечи и откашлялся.
   – Повтори, любезный.
   – Может, желаете что-нибудь другое? – вежливо осведомился бармен.
   – И другое тоже, – согласился Мерлин, блаженно отхлебывая из стакана.
   Дверь трактира приоткрылась, а потом распахнулась настежь. К стойке странной развинченной походкой подошел высокий мужчина в ватном халате и широкополой шляпе с пейсами. Оглядевшись вокруг и не найдя свободных столиков, он присел за стойку, дружески улыбаясь Мерлину и старательно отворачиваясь от трактирщика.
   – Что желаете? – спросил паренек за стойкой, пытаясь все-таки поймать его взгляд.
   На звук его голоса гость повернулся и изумился вслух:
   – Э? А где старина Солли?
   – В тюрьме, – тоскливо доложил парень. – За убийство жены.