Страница:
– Цинично, - согласилась Галка, чувствуя себя так, словно её душу зажали в тиски и медленно, по-садистски, сдавливают. - А по отношению к Жерому вообще подло. Если хочешь, можешь начинать меня презирать.
Всё-таки Эшби был проницательным человеком, и за эти годы изучил Галку лучше, чем она сама себя знала… Он женился на живой женщине, а не на идеале. И любил живую женщину со всеми её достоинствами и недостатками.
– Всё верно, Эли: ты - страшный человек, - сказал он, обнимая её. - Но самое страшное в тебе то, что я всё равно тебя люблю, и ничего не могу с этим поделать.
– И я люблю тебя, несмотря на то, что ты такой безупречный, - улыбнулась Галка. С плеч будто гора свалилась…
14
15
Часть 3. "Пиастры! Пиастры!"
Всё-таки Эшби был проницательным человеком, и за эти годы изучил Галку лучше, чем она сама себя знала… Он женился на живой женщине, а не на идеале. И любил живую женщину со всеми её достоинствами и недостатками.
– Всё верно, Эли: ты - страшный человек, - сказал он, обнимая её. - Но самое страшное в тебе то, что я всё равно тебя люблю, и ничего не могу с этим поделать.
– И я люблю тебя, несмотря на то, что ты такой безупречный, - улыбнулась Галка. С плеч будто гора свалилась…
14
Надо ли говорить, как был доволен господин адмирал, вручая ей капитанский патент? Сегодня он опять изволил нарядиться как на аудиенцию у короля, и благоухал ароматом парижских духов. Правда, карибская погодка - а ведь февраль на дворе! - исправно делала своё чёрное дело, и из-под тонкого аромата всё явственнее пробивался вульгарный запашок пота. Был отменно вежлив, и даже изволил пригласить мадам капитана присесть - в присутствии молча стоящих вдоль стены своих капитанов. Среди них Галка увидела незнакомое лицо: изящный молодой человек примерно её возраста, в одежде и манерах ненамного уступающий самому де Шаверни. "Наверняка капитан той самой посудины, что бросила якорь вчера вечером - кажется, его название "Сибилла", - подумала Галка. - Надо будет свести знакомство. Мало ли что". Но эта мысль оказалась мимолётной, как облачко. Галка была холодно сдержанна: не хватало сорваться в присутствии господ капитанов. Не время ещё.
– Итак, мадам, примите мои искренние поздравления, - де Шаверни наконец завершил свою длительную речь (три четверти которой занимали неумеренные дифирамбы в адрес короля). - Его величество никогда не забывает оказанных Франции услуг. А верная служба в будущем может избавить вас от упрёков в занятии пиратством.
– Мне и до сих пор особо нечего было стыдиться, - Галка позволила себе ответить уколом, хотя, вряд ли де Шаверни считал своё последнее высказывание бестактностью.
– Да, я наслышан о ваших условиях, предъявляемых к командам. И о дисциплине. Но разве не вы приказали повесить капитана Джонсона и его людей на реях их же корабля?
– Джонсон поплатился за то, что отдал два испанских поселения на растерзание своим бандитам, - ровно проговорила Галка. Ну, какого чёрта он её провоцирует? - А его команда - за то, что выполнила сей преступный приказ.
– Испанские поселения? - у сьера де Шаверни от искреннего удивления глаза полезли на лоб. - Вы казнили английского капера за то, что он убил пару сотен испанцев?
– Мирных жителей. - уточнила капитан Спарроу. - Мне всё равно, какой национальности живодёры, и тем более всё равно, какой национальности их жертвы. Кстати, повесила я не всех - места на реях не хватило бы на две сотни уродов. Остальными пришлось покормить рыбок. Они тут, понимаете ли, всегда голодные.
– Но вы ведь тоже убивали испанцев.
– В бою - да. Но мирных жителей - нет.
– Чёрт побери, я вас не понимаю, мадам. Что за женские бредни? Вы ещё начните рассказывать о бесчеловечности войны как таковой, - возмутился адмирал.
– Я прекрасно понимаю, что любая война бесчеловечна, а уж пиратство - и подавно, - язвительно усмехнулась Галка, отвечая на "женские бредни". - Оттого хорошо знаю себе цену, и не пытаюсь казаться лучше, чем есть. В отличие от некоторых господ, оправдывающих свой разбой службой короне.
Она уже наводила справки, и знала: де Шаверни никогда и близко не имел отношения к военным действиям, потому сейчас не примет её резкие слова на свой счёт. Так и случилось. Более того: адмирал усмехнулся. Ни дать, ни взять, разделял это мнение. Зато молодой незнакомец, которого Галка видела краем глаза, как-то подобрался, ожёг её гневным взглядом. "Ага, - отметила про себя мадам капитан. - Видать, рыльце в пушку. Обязательно спрошу о нём - кто такой, откуда взялся, чем занимается".
– Вы считаете, что можно остаться честным человеком, будучи пиратом? - пока Галка думала о незнакомце, де Шаверни напомнил о себе. - Признаться, до встречи с вами я не думал, что это вообще возможно. Но, как вижу, невозможного не бывает. Вот, кстати, приказ о вашем назначении вице-адмиралом эскадры, - он вынул из кармана свёрнутую трубочкой бумагу.
Галка еле сдержалась, чтобы не сказать ему пару ласковых. Сначала провоцировал, теперь собирается рассорить с поседевшими на службе капитанами?
– Адмирал, я думаю, произошла какая-то ошибка, - сказала она, всеми силами стараясь хотя бы казаться спокойной. - Здесь есть люди, куда более достойные этого звания.
– Даже если это и ошибка, мадам, здесь уже вписано ваше имя, и исправить ничего нельзя. Берите, и благодарите короля: если бы его величество не ценил превыше всего заслуги перед Францией, я мог привезти в кармане приказ о вашей казни.
– Как это любезно с вашей стороны, - когда Галка говорила таким медовым голоском, внутренне она уже была готова к убийству. И, чтобы не наломать дров, решила уходить. - С вашего позволения, я удалюсь. Нужно же наконец освободить из тюрьмы солдат его величества.
– Если вы имеете в виду своих людей, мадам, то боюсь, что это несколько преждевременно, - с мстительной усмешкой проговорил де Шаверни. - Они не могут считаться солдатами его величества, пока ещё ничего в их ситуации не ясно. Предстоит разбирательство, суд. И приговор может быть как довольно мягким, так и суровым - в зависимости от результатов расследования.
Когда Галка уже постфактум вспоминала этот эпизод, то не могла понять, что её удержало от несусветной глупости, которую она уже готова была совершить. Почему она сходу не швырнула все патенты в лицо "версальскому адмиралу"? Одному Богу ведомо. Но момент помрачения прошёл - слава опять же ему, Всевышнему - раньше, чем Галка начала действовать.
– Не думаю, что вы заинтересованы в беспристрастном расследовании, адмирал, - она привыкла иметь дело с пиратами, но все её знакомцы ещё сохраняли в себе хоть какое-то представление о чести. Этот же расфранчённый придворный собирался её самым криминальным образом "кинуть". Что ж, раз он решил играть по законам криминального мира, пусть теперь не жалуется. - Если я принята на службу, то это автоматически распространяется и на моих людей. Если же вам угодно сделать некое исключение из этого правила, то боюсь, мне придётся отказаться от великой чести быть офицером флота его величества. Ибо вы создаёте опасный прецедент, а я не хотела бы в такой ответственный момент наблюдать неуверенность среди наших людей.
– Только так, и не иначе? - де Шаверни перестал усмехаться: он и хотел, чтобы Галка отказалась от патента, но сделать это, по его замыслу, она должна была со скандалом. Чтобы сама оказалась в этом скандале виновата. Теперь выходила несколько иная история. Эта чёртова пиратка, несмотря на варварское произношение, умела ловко управляться со словами. Судя по её речи, получила недурное образование, хоть и осталась при дикарских манерах.
– Увы, - Галка уже держала себя в руках.
– Отдаю должное вашей логичности, мадам, - не слишком-то довольно проговорил адмирал. - Вы горой стоите за своих людей, они платят вам тем же. Надеюсь, вы сохраните это похвальное качество и в роли французского офицера. Можете идти.
– А как насчёт приказа об освобождении моих людей?
– Я распоряжусь, чтобы их немедленно отпустили.
– Адмирал, я с удовольствием передам ваш письменный приказ коменданту, - Галка чуть склонила голову, всем своим видом демонстрируя почтение.
Де Шаверни понял и намёк, и то, что в этой ситуации ему не стоит играть с огнём у крюйт-камеры. Пираты есть пираты, а эта дама, как он слышал, плевала с высокой горки на всякие титулы и звания. С неё станется взбунтовать своих головорезов, и тогда он - даже с тремя могучими линкорами в распоряжении - ничего не сможет сделать. Потому пришлось улыбаться, выписывать бумажку, прикладывать даже не перстень - печать! И заверять мадам, что недоразумение более не повторится.
– Я искренне на это надеюсь. Ибо в противном случае я не смогу гарантировать вам свою лояльность, - в свою очередь заверила его мадам.
– Вот теперь можете идти, - кивнул в ответ адмирал. - И прошу вас, не забывайте о своём новом статусе. Это не только большая честь, но и некий долг перед Францией.
"Кролики - это не только ценный мех…" - язвительно думала Галка, проходя к двери. - Знаете, господин адмирал из лужи, какую ошибку вы сейчас совершили? Не знаете. Что ж, для некоторых счастье в самом деле заключается в неведении".
– Да, кстати, - Галка уже в дверях обернулась, и её взгляд стал странно весёлым, - На всякий случай, господин адмирал, мало ли что… Одним словом, шляпы мы есть не будем. Доктор говорит, это вредно для здоровья.
…Городская тюрьма Фор-де-Франс мало чем отличалась от подобных заведений в Порт-Ройяле и Кайонне. Так же и комендант тюрьмы выглядел родным братом своего коллеги с Тортуги: такой же цепкий взгляд записного хапуги, по самому камера плачет. Галке в тюрьме сиживать не доводилось, ни на родине, ни здесь, но случалось вытаскивать с нар своих пиратов после особенно буйных потасовок. В её эскадре такое случалось несколько реже, чем у других капитанов, но всё же случалось. И тогда провинившиеся бывали не рады, что не остались досиживать в тюрьме. От трёх до семи нарядов или "собачьих вахт" вне очереди, в зависимости от тяжести содеянного. А "рецидивистов" ждала откачка воды из трюма - худшей работы на деревянном паруснике семнадцатого века просто не найти. Так что Жером, когда его вместе с его орлами выпустили из камеры, был далеко не в праздничном настроении.
– М-да, - сказала Галка, увидев разукрашенные во все цвета радуги виноватые рожи своих вояк. - Хорошо вас отрихтовали, хоть картину пиши… Сколько их было-то?
– Поначалу не больше, чем нас, - ответил за всех Жером. Он-то как раз был побит меньше прочих: сказалось и его кулачное мастерство, и три года занятий экзотическим рукопашным боем. - Задираться-то они первыми начали. Ихний лейтенант меня свиньёй назвал, а когда я посоветовал ему самому штаны постирать, облил меня ромом… сволочь… Ну, я его на приём и взял. Он сразу орать - спасите, мол, убивают! Тут уже все сцепились, пошла стенка на стенку. Почти сразу набежало их откуда-то с полсотни, будто позвал кто, и началась гулянка. А тут и стража подвалила. Человек сорок. Навели стволы - и что нам было делать? Не подыхать же так по-дурацки.
Галка и без откровений своего боцмана знала, что драка была подстроена умышленно. И остро чувствовала свою вину перед Жеромом и его приятелями. "Нет, - подумала она. - Сколько ни вешай Джеку лапшу про циничный расчёт, не бывать мне политиком крупного масштаба. Не смогу я с лёгкостью жертвовать теми, кто мне дорог. Совесть сожрёт, и не подавится… М-да, совесть пирата. Сказать кому - засмеют…"
– Ладно, - проговорила она, стараясь не смотреть Жерому в глаза. - Пошли уже, солдаты его величества.
– Вот чёрт! Ты согласилась на патент? - вознегодовал Меченый, сообразив, что произошло.
– А что, я должна была спокойно смотреть, как вас вешают? - нахмурилась Галка. - Нет, если ты так хочешь, я ещё могу пойти к адмиралу и положить патент на стол…
– Да ладно, Воробушек, - отмахнулся Жером. - Сделанного не воротишь.
– Тогда вперёд… расписные вы мои. В порту ждёт шлюпка. Наказывать вас не стану, драка наверняка была подставной. Но всем на борту передайте: ещё один такой случай, и я рассержусь всерьёз…
Нет, господа. Как ни романтичен был Сабатини, но он будто с натуры эту ситуацию срисовал: столичный вельможа с агромадными амбициями, губернатор, не могущий ему как следует возразить, и пиратский капитан, всеми правдами и неправдами пытающийся сохранить свою независимость. Только де Шаверни куда умнее де Ривароля, а я - не капитан Блад.
Я гораздо хуже.
Вместо одной шлюпки у пирса Галка обнаружила две: рядом буквально только что пришвартовалась посудина с "Акулы", и вот прямо сейчас оттуда на мол вылез Причард со своей неизменной трубкой в зубах. Понаблюдав за хмурой компанией с "Гардарики", англичанин едко усмехнулся.
– Что, допекли? - поинтересовался он, когда Жером со товарищи погрузился в шлюпку.
– Бывает, - пожала плечами Галка.
– Я бы своих дураков вытаскивать не стал.
– А я своих умных, как видишь, вытаскиваю, - огрызнулась капитан Спарроу. - Чего ты хочешь, Причард? Нарваться на драку? Давай, я сейчас как раз в подходящем настроении.
– Я с тобой драться не рискну, жить ещё охота, - не без язвительной нотки сказал Причард. - Ты не саблей сильна, а башкой. И своей бабьей хитростью. Потому я не завидую этому придворному вертихвосту, который корчит из себя прославленного адмирала… Сукина ты дочь, - добавил он - негромко, чтобы никто не услышал. - Думаешь, я не знаю, как ты наловчилась проворачивать хитрые делишки чужими руками? Ведь ты обстряпала всё так, будто тебя заставили взять патент. Теперь парни и не пикнут. Даже жалеть тебя начнут, черти солёные.
– Не ворчи, старый пират, сам ведь хорош, - усмехнулась Галка. - Все мы тут сукины дети. Правда, в разной степени, но сути дела это нисколько не меняет.
– Чудесная семейка, - согласился Причард. - Что думаешь делать дальше?
– Готовиться к походу, что же ещё.
В маленьких, глубоко посаженных глазках Причарда светился другой вопрос, но английский капитан был слишком умён, чтобы задавать его раньше времени.
– Итак, мадам, примите мои искренние поздравления, - де Шаверни наконец завершил свою длительную речь (три четверти которой занимали неумеренные дифирамбы в адрес короля). - Его величество никогда не забывает оказанных Франции услуг. А верная служба в будущем может избавить вас от упрёков в занятии пиратством.
– Мне и до сих пор особо нечего было стыдиться, - Галка позволила себе ответить уколом, хотя, вряд ли де Шаверни считал своё последнее высказывание бестактностью.
– Да, я наслышан о ваших условиях, предъявляемых к командам. И о дисциплине. Но разве не вы приказали повесить капитана Джонсона и его людей на реях их же корабля?
– Джонсон поплатился за то, что отдал два испанских поселения на растерзание своим бандитам, - ровно проговорила Галка. Ну, какого чёрта он её провоцирует? - А его команда - за то, что выполнила сей преступный приказ.
– Испанские поселения? - у сьера де Шаверни от искреннего удивления глаза полезли на лоб. - Вы казнили английского капера за то, что он убил пару сотен испанцев?
– Мирных жителей. - уточнила капитан Спарроу. - Мне всё равно, какой национальности живодёры, и тем более всё равно, какой национальности их жертвы. Кстати, повесила я не всех - места на реях не хватило бы на две сотни уродов. Остальными пришлось покормить рыбок. Они тут, понимаете ли, всегда голодные.
– Но вы ведь тоже убивали испанцев.
– В бою - да. Но мирных жителей - нет.
– Чёрт побери, я вас не понимаю, мадам. Что за женские бредни? Вы ещё начните рассказывать о бесчеловечности войны как таковой, - возмутился адмирал.
– Я прекрасно понимаю, что любая война бесчеловечна, а уж пиратство - и подавно, - язвительно усмехнулась Галка, отвечая на "женские бредни". - Оттого хорошо знаю себе цену, и не пытаюсь казаться лучше, чем есть. В отличие от некоторых господ, оправдывающих свой разбой службой короне.
Она уже наводила справки, и знала: де Шаверни никогда и близко не имел отношения к военным действиям, потому сейчас не примет её резкие слова на свой счёт. Так и случилось. Более того: адмирал усмехнулся. Ни дать, ни взять, разделял это мнение. Зато молодой незнакомец, которого Галка видела краем глаза, как-то подобрался, ожёг её гневным взглядом. "Ага, - отметила про себя мадам капитан. - Видать, рыльце в пушку. Обязательно спрошу о нём - кто такой, откуда взялся, чем занимается".
– Вы считаете, что можно остаться честным человеком, будучи пиратом? - пока Галка думала о незнакомце, де Шаверни напомнил о себе. - Признаться, до встречи с вами я не думал, что это вообще возможно. Но, как вижу, невозможного не бывает. Вот, кстати, приказ о вашем назначении вице-адмиралом эскадры, - он вынул из кармана свёрнутую трубочкой бумагу.
Галка еле сдержалась, чтобы не сказать ему пару ласковых. Сначала провоцировал, теперь собирается рассорить с поседевшими на службе капитанами?
– Адмирал, я думаю, произошла какая-то ошибка, - сказала она, всеми силами стараясь хотя бы казаться спокойной. - Здесь есть люди, куда более достойные этого звания.
– Даже если это и ошибка, мадам, здесь уже вписано ваше имя, и исправить ничего нельзя. Берите, и благодарите короля: если бы его величество не ценил превыше всего заслуги перед Францией, я мог привезти в кармане приказ о вашей казни.
– Как это любезно с вашей стороны, - когда Галка говорила таким медовым голоском, внутренне она уже была готова к убийству. И, чтобы не наломать дров, решила уходить. - С вашего позволения, я удалюсь. Нужно же наконец освободить из тюрьмы солдат его величества.
– Если вы имеете в виду своих людей, мадам, то боюсь, что это несколько преждевременно, - с мстительной усмешкой проговорил де Шаверни. - Они не могут считаться солдатами его величества, пока ещё ничего в их ситуации не ясно. Предстоит разбирательство, суд. И приговор может быть как довольно мягким, так и суровым - в зависимости от результатов расследования.
Когда Галка уже постфактум вспоминала этот эпизод, то не могла понять, что её удержало от несусветной глупости, которую она уже готова была совершить. Почему она сходу не швырнула все патенты в лицо "версальскому адмиралу"? Одному Богу ведомо. Но момент помрачения прошёл - слава опять же ему, Всевышнему - раньше, чем Галка начала действовать.
– Не думаю, что вы заинтересованы в беспристрастном расследовании, адмирал, - она привыкла иметь дело с пиратами, но все её знакомцы ещё сохраняли в себе хоть какое-то представление о чести. Этот же расфранчённый придворный собирался её самым криминальным образом "кинуть". Что ж, раз он решил играть по законам криминального мира, пусть теперь не жалуется. - Если я принята на службу, то это автоматически распространяется и на моих людей. Если же вам угодно сделать некое исключение из этого правила, то боюсь, мне придётся отказаться от великой чести быть офицером флота его величества. Ибо вы создаёте опасный прецедент, а я не хотела бы в такой ответственный момент наблюдать неуверенность среди наших людей.
– Только так, и не иначе? - де Шаверни перестал усмехаться: он и хотел, чтобы Галка отказалась от патента, но сделать это, по его замыслу, она должна была со скандалом. Чтобы сама оказалась в этом скандале виновата. Теперь выходила несколько иная история. Эта чёртова пиратка, несмотря на варварское произношение, умела ловко управляться со словами. Судя по её речи, получила недурное образование, хоть и осталась при дикарских манерах.
– Увы, - Галка уже держала себя в руках.
– Отдаю должное вашей логичности, мадам, - не слишком-то довольно проговорил адмирал. - Вы горой стоите за своих людей, они платят вам тем же. Надеюсь, вы сохраните это похвальное качество и в роли французского офицера. Можете идти.
– А как насчёт приказа об освобождении моих людей?
– Я распоряжусь, чтобы их немедленно отпустили.
– Адмирал, я с удовольствием передам ваш письменный приказ коменданту, - Галка чуть склонила голову, всем своим видом демонстрируя почтение.
Де Шаверни понял и намёк, и то, что в этой ситуации ему не стоит играть с огнём у крюйт-камеры. Пираты есть пираты, а эта дама, как он слышал, плевала с высокой горки на всякие титулы и звания. С неё станется взбунтовать своих головорезов, и тогда он - даже с тремя могучими линкорами в распоряжении - ничего не сможет сделать. Потому пришлось улыбаться, выписывать бумажку, прикладывать даже не перстень - печать! И заверять мадам, что недоразумение более не повторится.
– Я искренне на это надеюсь. Ибо в противном случае я не смогу гарантировать вам свою лояльность, - в свою очередь заверила его мадам.
– Вот теперь можете идти, - кивнул в ответ адмирал. - И прошу вас, не забывайте о своём новом статусе. Это не только большая честь, но и некий долг перед Францией.
"Кролики - это не только ценный мех…" - язвительно думала Галка, проходя к двери. - Знаете, господин адмирал из лужи, какую ошибку вы сейчас совершили? Не знаете. Что ж, для некоторых счастье в самом деле заключается в неведении".
– Да, кстати, - Галка уже в дверях обернулась, и её взгляд стал странно весёлым, - На всякий случай, господин адмирал, мало ли что… Одним словом, шляпы мы есть не будем. Доктор говорит, это вредно для здоровья.
…Городская тюрьма Фор-де-Франс мало чем отличалась от подобных заведений в Порт-Ройяле и Кайонне. Так же и комендант тюрьмы выглядел родным братом своего коллеги с Тортуги: такой же цепкий взгляд записного хапуги, по самому камера плачет. Галке в тюрьме сиживать не доводилось, ни на родине, ни здесь, но случалось вытаскивать с нар своих пиратов после особенно буйных потасовок. В её эскадре такое случалось несколько реже, чем у других капитанов, но всё же случалось. И тогда провинившиеся бывали не рады, что не остались досиживать в тюрьме. От трёх до семи нарядов или "собачьих вахт" вне очереди, в зависимости от тяжести содеянного. А "рецидивистов" ждала откачка воды из трюма - худшей работы на деревянном паруснике семнадцатого века просто не найти. Так что Жером, когда его вместе с его орлами выпустили из камеры, был далеко не в праздничном настроении.
– М-да, - сказала Галка, увидев разукрашенные во все цвета радуги виноватые рожи своих вояк. - Хорошо вас отрихтовали, хоть картину пиши… Сколько их было-то?
– Поначалу не больше, чем нас, - ответил за всех Жером. Он-то как раз был побит меньше прочих: сказалось и его кулачное мастерство, и три года занятий экзотическим рукопашным боем. - Задираться-то они первыми начали. Ихний лейтенант меня свиньёй назвал, а когда я посоветовал ему самому штаны постирать, облил меня ромом… сволочь… Ну, я его на приём и взял. Он сразу орать - спасите, мол, убивают! Тут уже все сцепились, пошла стенка на стенку. Почти сразу набежало их откуда-то с полсотни, будто позвал кто, и началась гулянка. А тут и стража подвалила. Человек сорок. Навели стволы - и что нам было делать? Не подыхать же так по-дурацки.
Галка и без откровений своего боцмана знала, что драка была подстроена умышленно. И остро чувствовала свою вину перед Жеромом и его приятелями. "Нет, - подумала она. - Сколько ни вешай Джеку лапшу про циничный расчёт, не бывать мне политиком крупного масштаба. Не смогу я с лёгкостью жертвовать теми, кто мне дорог. Совесть сожрёт, и не подавится… М-да, совесть пирата. Сказать кому - засмеют…"
– Ладно, - проговорила она, стараясь не смотреть Жерому в глаза. - Пошли уже, солдаты его величества.
– Вот чёрт! Ты согласилась на патент? - вознегодовал Меченый, сообразив, что произошло.
– А что, я должна была спокойно смотреть, как вас вешают? - нахмурилась Галка. - Нет, если ты так хочешь, я ещё могу пойти к адмиралу и положить патент на стол…
– Да ладно, Воробушек, - отмахнулся Жером. - Сделанного не воротишь.
– Тогда вперёд… расписные вы мои. В порту ждёт шлюпка. Наказывать вас не стану, драка наверняка была подставной. Но всем на борту передайте: ещё один такой случай, и я рассержусь всерьёз…
Нет, господа. Как ни романтичен был Сабатини, но он будто с натуры эту ситуацию срисовал: столичный вельможа с агромадными амбициями, губернатор, не могущий ему как следует возразить, и пиратский капитан, всеми правдами и неправдами пытающийся сохранить свою независимость. Только де Шаверни куда умнее де Ривароля, а я - не капитан Блад.
Я гораздо хуже.
Вместо одной шлюпки у пирса Галка обнаружила две: рядом буквально только что пришвартовалась посудина с "Акулы", и вот прямо сейчас оттуда на мол вылез Причард со своей неизменной трубкой в зубах. Понаблюдав за хмурой компанией с "Гардарики", англичанин едко усмехнулся.
– Что, допекли? - поинтересовался он, когда Жером со товарищи погрузился в шлюпку.
– Бывает, - пожала плечами Галка.
– Я бы своих дураков вытаскивать не стал.
– А я своих умных, как видишь, вытаскиваю, - огрызнулась капитан Спарроу. - Чего ты хочешь, Причард? Нарваться на драку? Давай, я сейчас как раз в подходящем настроении.
– Я с тобой драться не рискну, жить ещё охота, - не без язвительной нотки сказал Причард. - Ты не саблей сильна, а башкой. И своей бабьей хитростью. Потому я не завидую этому придворному вертихвосту, который корчит из себя прославленного адмирала… Сукина ты дочь, - добавил он - негромко, чтобы никто не услышал. - Думаешь, я не знаю, как ты наловчилась проворачивать хитрые делишки чужими руками? Ведь ты обстряпала всё так, будто тебя заставили взять патент. Теперь парни и не пикнут. Даже жалеть тебя начнут, черти солёные.
– Не ворчи, старый пират, сам ведь хорош, - усмехнулась Галка. - Все мы тут сукины дети. Правда, в разной степени, но сути дела это нисколько не меняет.
– Чудесная семейка, - согласился Причард. - Что думаешь делать дальше?
– Готовиться к походу, что же ещё.
В маленьких, глубоко посаженных глазках Причарда светился другой вопрос, но английский капитан был слишком умён, чтобы задавать его раньше времени.
15
Три недели. Негусто для такого рейда. Но если учесть, что эти три недели завершили полный год подготовки, то в самый раз, чтобы затариться припасами, просмолить днища, покрасить борта и привести в порядок такелаж. Зато теперь эскадру можно смело выставлять на любой морской парад. А наши пушки - на выставку "Экспо-1673", в раздел новейших технологий… Ничего. Шуточки скоро кончатся. Под этой чёртовой Картахеной придётся как следует повертеться. А Джек прав: на одном слепом везении далеко не уедешь. Этот де Шаверни, эти шпионские игры губернаторов, эти испанские инквизиторы, которым вдруг приспичило сделать из меня жаркое… Предчувствие опять молчит. Как тогда, перед Панамой. Но тогда нам кое-как, со скрипом удалось переиграть одного Моргана. А здесь противники… Имя им легион. И всё такие, что зубы обломаю с гарантией.
Да, я боюсь. Но страх - ещё не причина для отказа от борьбы. Я уже не могу отступить, потому что братва верит в меня и в мои странные по этим временам идеи. Отступление будет равносильно предательству, а отец с детства внушал мне, что это самый страшный грех.
Ты всегда был прав, батя. Потому предавать я так и не научилась. Хотя, учителей по сему предмету было предостаточно, хоть в той жизни, хоть в этой.
Да, я боюсь. Но страх - ещё не причина для отказа от борьбы. Я уже не могу отступить, потому что братва верит в меня и в мои странные по этим временам идеи. Отступление будет равносильно предательству, а отец с детства внушал мне, что это самый страшный грех.
Ты всегда был прав, батя. Потому предавать я так и не научилась. Хотя, учителей по сему предмету было предостаточно, хоть в той жизни, хоть в этой.
Реальное историческое лицо, исполнял обязанности вице-короля Новой Испании в декабре 1673 года.
Половина второго ночи
Проклятых воров (исп.)
Впоследствии границы, разделявшие весь (!) земной шар между Испанией и Португалией (вернее, все нехристианские страны), редактировались ещё трижды - в 1494 (Тордесильясский договор), 1506 и 1520 (Сарагосский договор) годах.
Часть 3. "Пиастры! Пиастры!"
1
Море, море… Глядя на эти гладкие подвижные мутно-зелёные, с синеватыми проблесками, валы, Галка понимала людей, не способных жить от них вдали. Она и сама уже не представляла своей жизни без плеска волн, бьющихся о борт корабля. И любила это море в любом его виде - хоть лёгкой зыбью, хоть такими вот пологими волнами, хоть ревущими громадами штормовых валов… Галка навскидку могла перечислить человек пятьдесят из своей команды, которые, так же, как и она, не мыслили своей жизни без моря. И первым в списке числился Влад.
"Влад, - думала она, отправившись с визитом вежливости к месье д'Ожерону на его заново отремонтированный "Экюель". - Кем ты был, когда мы попали сюда? Вспомнить страшно. Истерика на истерике, волчья тоска по прежней мажорской жизни. Потом не лучше - начал, не научившись драться как следует, в бой рваться… А кем стал? Нормальным мужиком. Надёжным, сильным, уверенным. И упрямым. За три года повзрослел лет на десять. Будь ты таким ещё там, дома - за тебя любая бы пошла, и ещё спасибо Боженьке говорила за такое счастье, без шуток. Но не я. Ты теперешний тоже не стерпишь жены-командирши…"
Владик уже давно был ей как брат. Но она привыкла быть старшей, несмотря на их реальный возраст - ей двадцать три, ему двадцать семь. А теперь… Теперь не так-то легко оказалось отпустить его в свободное плаванье.
"Наверное, это что-то вроде материнского инстинкта, - Галка уже взбиралась по штормтрапу на борт французского фрегата. - Я, конечно, не психолог, но отсутствие детей всё-таки сказывается… М-да… Хватит. Так ещё, чего доброго, всякие комплексы наружу полезут".
Господин д'Ожерон принял эту даму со всем почтением, полагающимся её нынешнему рангу вице-адмирала. Однако беседа была собственно ни о чём: мелкие детали предстоящего похода и так далее. Ни губернатор Тортуги, ни капитан "Гардарики" пока не заговаривали о главном. Д'Ожерон понимал деликатность вопроса, а Галка не стремилась углублять эту тему. Но решать вопрос так или иначе придётся, потому месье Бертран ловко свернул разговор сперва на обновлённый "Экюель".
– Ремонт обошёлся мне в кругленькую сумму, но корабль того стоит, - произнёс д'Ожерон, прохаживаясь по новенькому настилу квартердека. - Выдержать такой шторм… Впрочем, сейчас я принял меры, чтобы подобное не повторилось. Мной наняты штурман, боцман и два помощника капитана, в числе коих и ваш брат, мадам… Надеюсь, вы его не отзовёте?
– Нет, - ответила Галка, отстранённо глядя куда-то в переплетение такелажа. Ишь ты! Себя с капитанской должности смещать не захотел. - Он желает сделать карьеру на королевском флоте, и я не стану ему в этом мешать.
– О, я думаю, у месье Вальдемара будет не только великолепный шанс себя проявить, но и возможность получить за это достойную награду.
– А я надеюсь, его заслуги не останутся незамеченными, что бы ни случилось, - Галкин ответ был с "двойным дном", и д'Ожерон слегка кивнул, давая понять, что принял сведения к сведению.
– Мадам, всё изменчиво в этом мире, но я уверен, в обозримом будущем никаких неприятных эксцессов не возникнет…
…Галка двинулась на нос по палубному настилу, где кое-где виднелись длинные заплаты свежих досок. С каждым шагом голос Влада, иногда перекрываемый взрывами смеха или какими-то вопросами и восклицаниями, становился всё слышнее и отчётливее. Наконец Галка смогла разобрать отдельные слова.
– …Но разве могли какие-то там сухопутные крысы сломить бравого моряка? Он сидел в подземелье и день, и два, и неделю, и месяц. Глаза его начали привыкать к темноте. Через полгода он запросто мог пересчитать пуговицы на своей куртке. Мрак, неизвестность и одиночество давили на него со всех сторон. Но он не сдавался. Разве мог он, моряк, боровшийся с ураганами и штормами, со штилями, зноем и жаждой - разве мог он сдаться сейчас? Нет! Сухопутным крысам этого никогда не понять! Нет, он думал и вспоминал, он пел все матросские песни, которые знал, и сочинял новые. Он ходил по камере - семь шагов в длину и пять в ширину - и бегал по ней, и прыгал, и отжимался, и подтягивался, чтобы не потерять силу и ловкость. И однажды он…
– Бросился на охранника и задушил его, - подсказал кто-то из толпы, завороженно внимавшей повествованию.
– Нет, - засмеялся Влад, - Он не мог задушить охранника. Это было бы совершенно бесполезно - он всё равно не смог бы выйти за стены замка. Нет, он отодвинул свою койку и начал рыть подземный ход.
– Чем? - немедленно спросили пираты.
– Ложкой, - ответил Влад, наслаждаясь эффектным моментом.
– Ложкой?
– Каменную стену!
– Да как же это?
– Сколько ж ему копать-то придётся!
– Несколько лет, - спокойно ответил Влад, - Но лучше уж выйти на свободу через несколько лет - пусть даже через десять или двадцать - чем не выйти никогда, и внутренне умереть ещё раньше, чем тебя зароют на кладбище или бросят в море с ядром, зашитым в ногах.
– Это верно, - зашумели матросы.
– Наш человек!
– Дельно решил.
– И вот, года через два, когда он уже углубился в стену на несколько футов…
– Ничего себе - стены у них были, - ахнул кто-то.
– Ты еще Бастилию не видел! - ответили ему немедленно.
– Что твоя Бастилия! А Тауэр, думаешь, лучше? - отозвался третий голос.
На них немедленно шикнули. Влад, между тем, продолжал:
– И тогда он из этого прохода услышал скребущие звуки, словно кто-то копал себе выход навстречу ему…
"Это же он "Графа Монте-Кристо" им рассказывает! - ахнула Галка, - Вот паршивец! Да как складно рассказывает-то!"
Голос у Владика был глубокий и чистый, с бархатистыми, обволакивающими обертонами, от одного звука которого - ещё в той, другой жизни - все девчонки млели и таяли. И вот, теперь то драматически повышая интонацию, то затихая почти до шёпота, он рассказывал - конечно по-своему, что-то перевирая и добавляя от себя - историю Эдмона Дантеса. И пираты слушали, затаив дыхание. Галка была просто поражена происходящим, и это изумление нарастало с каждой минутой. То есть, она знала, что у Влада очень даже неплохой голос и абсолютный музыкальный слух, но актёрского таланта она за ним не замечала никогда. Хотя, все данные для сцены у него как будто имелись. Но - странное дело! - в своём родном мире ничего подобного Влад не демонстрировал. Никогда не пел, даже в компании друзей. Никогда не разыгрывал такие вот миниатюры. Никогда не брался за бумагу и карандаш… Вот об этой грани его дарования Галка узнала совсем недавно и совершенно случайно. Вскоре после возвращения из похода на Мериду она заметила названого брата, возвращавшегося на борт с новенькой записной книжкой, торчавшей из кармана. Бумага в семнадцатом веке, тем более, на Карибах, была вещью недешёвой, а уж такие вот книжицы и подавно. Дневник он, что ли, задумал писать? Галка решила на всякий случай спросить: интересно же. За всеми делами это отодвинулось до завтра. И только Галка собралась подкатить к "брату" с расспросом, как увидела его сидящим на планшире полубака. С этой самой книжечкой в руках. Влад что-то упоённо рисовал, и даже не заметил, как к нему тихонечко подошла "сестра"…
– Влад… - ахнула Галка, округляя глаза. Ей было от чего ахать: маленький, на страничку, чёрно-белый пейзаж Кайонской бухты с кораблями и Горным фортом был просто великолепен. - И ты молчал?
Не ожидавший её появления Владик дёрнулся, и чуть было не опрокинулся в воду. Но потом… вдруг покраснел, как школьник, которому предстояло первое объяснение в любви.
– Да я… и сам не знал… - смущённо буркнул он. - Увидел в Мериде красивую статую, решил ещё там зарисовать. Получилось. Ну, я и подумал…
– Много уже нарисовал-то? - на полном серьёзе спросила Галка. - Покажешь?
– Нет, - Влад покраснел ещё больше. - То есть… Ты не будешь смеяться?
– Блин, Влад, ну чего ты, в самом деле? - возмутилась Галка. - Классно ведь рисуешь! Над чем смеяться-то?
И Владик, преодолев боязнь новичка, всё-таки показал ей свои рисунки. И из Мериды, и сделанные по пути, и свои последние… У Галки тоже в этом мире раскрылись некоторые таланты, остававшиеся в родном двадцать первом веке невостребованными или неизвестными ей самой. Но все они относились к военному делу, морской и сухопутной стратегии. То есть, к сугубо "мужской" епархии. Владик же открыл в себе таланты творческие - а это вотчина девяти муз… В его прежней записной книжке было совсем мало пейзажей и батальных сцен, зарисованных по памяти. И очень много портретов. Матросы "Гардарики" - то за делом, то коротающие свободное время на палубе, то в бою. Галке особенно понравился портрет Пьера, наводящего пушку на цель… Джеймс с неизменной подзорной трубой. Дядька Жак с саблей в руке: этот портрет был выполнен с особенным мастерством, и у Галки даже защемило сердце - она неподдельно тосковала по старому боцману, погибшему в бою два года назад. Доктор Леклерк, делающий пометки в своей книжечке. Хайме, лезущий наверх по грот-вантам. Жером-Меченый во всеоружии, готовый к абордажу. И она сама - то на мостике, то в бою, то с книгой…
– Не нравится? - Влад немного неверно понял хмурую задумчивость, напавшую на "сестру".
– Нравится, - ответила Галка. - Даже очень.
– А чего тогда такая кислая?
– Ты точно только недавно начал рисовать, или разыгрываешь?
– Чтоб я сдох! - поклялся "брат". - В музыкальную школу, каюсь, ходил. Но рисовать даже не пытался.
– Ну, Влад… И вот это всё, - Галка указала на рисунки, - ты мог похоронить под своими VIP-вечеринками? Блин, голову бы твоему папаше открутить… вместе с "чистыми руками" его киевских дружбанов. А матушка куда смотрела?
– В модные каталоги, - буркнул Владик, отобрав у неё книжечку с рисунками. Воспоминания о своём "элитном" прошлом теперь почему-то обжигали его нестерпимым стыдом. - И ещё к папе в карман… У меня братан мелкий там остался, Сашка. Помнишь его? В восьмой класс ходил, когда мы… Воображаю, кем они его уже воспитали.
– Хорошо хоть ты таким не стал…
…Стоя незамеченной за спинами матросов, она видела Влада очень смутно - только голову и плечо, да и то не всегда. Его фигура несколько возвышалась над остальными - на бочонок, должно быть, взобрался, или на ящик какой. Лезть вперёд не хотелось.
"Влад, - думала она, отправившись с визитом вежливости к месье д'Ожерону на его заново отремонтированный "Экюель". - Кем ты был, когда мы попали сюда? Вспомнить страшно. Истерика на истерике, волчья тоска по прежней мажорской жизни. Потом не лучше - начал, не научившись драться как следует, в бой рваться… А кем стал? Нормальным мужиком. Надёжным, сильным, уверенным. И упрямым. За три года повзрослел лет на десять. Будь ты таким ещё там, дома - за тебя любая бы пошла, и ещё спасибо Боженьке говорила за такое счастье, без шуток. Но не я. Ты теперешний тоже не стерпишь жены-командирши…"
Владик уже давно был ей как брат. Но она привыкла быть старшей, несмотря на их реальный возраст - ей двадцать три, ему двадцать семь. А теперь… Теперь не так-то легко оказалось отпустить его в свободное плаванье.
"Наверное, это что-то вроде материнского инстинкта, - Галка уже взбиралась по штормтрапу на борт французского фрегата. - Я, конечно, не психолог, но отсутствие детей всё-таки сказывается… М-да… Хватит. Так ещё, чего доброго, всякие комплексы наружу полезут".
Господин д'Ожерон принял эту даму со всем почтением, полагающимся её нынешнему рангу вице-адмирала. Однако беседа была собственно ни о чём: мелкие детали предстоящего похода и так далее. Ни губернатор Тортуги, ни капитан "Гардарики" пока не заговаривали о главном. Д'Ожерон понимал деликатность вопроса, а Галка не стремилась углублять эту тему. Но решать вопрос так или иначе придётся, потому месье Бертран ловко свернул разговор сперва на обновлённый "Экюель".
– Ремонт обошёлся мне в кругленькую сумму, но корабль того стоит, - произнёс д'Ожерон, прохаживаясь по новенькому настилу квартердека. - Выдержать такой шторм… Впрочем, сейчас я принял меры, чтобы подобное не повторилось. Мной наняты штурман, боцман и два помощника капитана, в числе коих и ваш брат, мадам… Надеюсь, вы его не отзовёте?
– Нет, - ответила Галка, отстранённо глядя куда-то в переплетение такелажа. Ишь ты! Себя с капитанской должности смещать не захотел. - Он желает сделать карьеру на королевском флоте, и я не стану ему в этом мешать.
– О, я думаю, у месье Вальдемара будет не только великолепный шанс себя проявить, но и возможность получить за это достойную награду.
– А я надеюсь, его заслуги не останутся незамеченными, что бы ни случилось, - Галкин ответ был с "двойным дном", и д'Ожерон слегка кивнул, давая понять, что принял сведения к сведению.
– Мадам, всё изменчиво в этом мире, но я уверен, в обозримом будущем никаких неприятных эксцессов не возникнет…
…Галка двинулась на нос по палубному настилу, где кое-где виднелись длинные заплаты свежих досок. С каждым шагом голос Влада, иногда перекрываемый взрывами смеха или какими-то вопросами и восклицаниями, становился всё слышнее и отчётливее. Наконец Галка смогла разобрать отдельные слова.
– …Но разве могли какие-то там сухопутные крысы сломить бравого моряка? Он сидел в подземелье и день, и два, и неделю, и месяц. Глаза его начали привыкать к темноте. Через полгода он запросто мог пересчитать пуговицы на своей куртке. Мрак, неизвестность и одиночество давили на него со всех сторон. Но он не сдавался. Разве мог он, моряк, боровшийся с ураганами и штормами, со штилями, зноем и жаждой - разве мог он сдаться сейчас? Нет! Сухопутным крысам этого никогда не понять! Нет, он думал и вспоминал, он пел все матросские песни, которые знал, и сочинял новые. Он ходил по камере - семь шагов в длину и пять в ширину - и бегал по ней, и прыгал, и отжимался, и подтягивался, чтобы не потерять силу и ловкость. И однажды он…
– Бросился на охранника и задушил его, - подсказал кто-то из толпы, завороженно внимавшей повествованию.
– Нет, - засмеялся Влад, - Он не мог задушить охранника. Это было бы совершенно бесполезно - он всё равно не смог бы выйти за стены замка. Нет, он отодвинул свою койку и начал рыть подземный ход.
– Чем? - немедленно спросили пираты.
– Ложкой, - ответил Влад, наслаждаясь эффектным моментом.
– Ложкой?
– Каменную стену!
– Да как же это?
– Сколько ж ему копать-то придётся!
– Несколько лет, - спокойно ответил Влад, - Но лучше уж выйти на свободу через несколько лет - пусть даже через десять или двадцать - чем не выйти никогда, и внутренне умереть ещё раньше, чем тебя зароют на кладбище или бросят в море с ядром, зашитым в ногах.
– Это верно, - зашумели матросы.
– Наш человек!
– Дельно решил.
– И вот, года через два, когда он уже углубился в стену на несколько футов…
– Ничего себе - стены у них были, - ахнул кто-то.
– Ты еще Бастилию не видел! - ответили ему немедленно.
– Что твоя Бастилия! А Тауэр, думаешь, лучше? - отозвался третий голос.
На них немедленно шикнули. Влад, между тем, продолжал:
– И тогда он из этого прохода услышал скребущие звуки, словно кто-то копал себе выход навстречу ему…
"Это же он "Графа Монте-Кристо" им рассказывает! - ахнула Галка, - Вот паршивец! Да как складно рассказывает-то!"
Голос у Владика был глубокий и чистый, с бархатистыми, обволакивающими обертонами, от одного звука которого - ещё в той, другой жизни - все девчонки млели и таяли. И вот, теперь то драматически повышая интонацию, то затихая почти до шёпота, он рассказывал - конечно по-своему, что-то перевирая и добавляя от себя - историю Эдмона Дантеса. И пираты слушали, затаив дыхание. Галка была просто поражена происходящим, и это изумление нарастало с каждой минутой. То есть, она знала, что у Влада очень даже неплохой голос и абсолютный музыкальный слух, но актёрского таланта она за ним не замечала никогда. Хотя, все данные для сцены у него как будто имелись. Но - странное дело! - в своём родном мире ничего подобного Влад не демонстрировал. Никогда не пел, даже в компании друзей. Никогда не разыгрывал такие вот миниатюры. Никогда не брался за бумагу и карандаш… Вот об этой грани его дарования Галка узнала совсем недавно и совершенно случайно. Вскоре после возвращения из похода на Мериду она заметила названого брата, возвращавшегося на борт с новенькой записной книжкой, торчавшей из кармана. Бумага в семнадцатом веке, тем более, на Карибах, была вещью недешёвой, а уж такие вот книжицы и подавно. Дневник он, что ли, задумал писать? Галка решила на всякий случай спросить: интересно же. За всеми делами это отодвинулось до завтра. И только Галка собралась подкатить к "брату" с расспросом, как увидела его сидящим на планшире полубака. С этой самой книжечкой в руках. Влад что-то упоённо рисовал, и даже не заметил, как к нему тихонечко подошла "сестра"…
– Влад… - ахнула Галка, округляя глаза. Ей было от чего ахать: маленький, на страничку, чёрно-белый пейзаж Кайонской бухты с кораблями и Горным фортом был просто великолепен. - И ты молчал?
Не ожидавший её появления Владик дёрнулся, и чуть было не опрокинулся в воду. Но потом… вдруг покраснел, как школьник, которому предстояло первое объяснение в любви.
– Да я… и сам не знал… - смущённо буркнул он. - Увидел в Мериде красивую статую, решил ещё там зарисовать. Получилось. Ну, я и подумал…
– Много уже нарисовал-то? - на полном серьёзе спросила Галка. - Покажешь?
– Нет, - Влад покраснел ещё больше. - То есть… Ты не будешь смеяться?
– Блин, Влад, ну чего ты, в самом деле? - возмутилась Галка. - Классно ведь рисуешь! Над чем смеяться-то?
И Владик, преодолев боязнь новичка, всё-таки показал ей свои рисунки. И из Мериды, и сделанные по пути, и свои последние… У Галки тоже в этом мире раскрылись некоторые таланты, остававшиеся в родном двадцать первом веке невостребованными или неизвестными ей самой. Но все они относились к военному делу, морской и сухопутной стратегии. То есть, к сугубо "мужской" епархии. Владик же открыл в себе таланты творческие - а это вотчина девяти муз… В его прежней записной книжке было совсем мало пейзажей и батальных сцен, зарисованных по памяти. И очень много портретов. Матросы "Гардарики" - то за делом, то коротающие свободное время на палубе, то в бою. Галке особенно понравился портрет Пьера, наводящего пушку на цель… Джеймс с неизменной подзорной трубой. Дядька Жак с саблей в руке: этот портрет был выполнен с особенным мастерством, и у Галки даже защемило сердце - она неподдельно тосковала по старому боцману, погибшему в бою два года назад. Доктор Леклерк, делающий пометки в своей книжечке. Хайме, лезущий наверх по грот-вантам. Жером-Меченый во всеоружии, готовый к абордажу. И она сама - то на мостике, то в бою, то с книгой…
– Не нравится? - Влад немного неверно понял хмурую задумчивость, напавшую на "сестру".
– Нравится, - ответила Галка. - Даже очень.
– А чего тогда такая кислая?
– Ты точно только недавно начал рисовать, или разыгрываешь?
– Чтоб я сдох! - поклялся "брат". - В музыкальную школу, каюсь, ходил. Но рисовать даже не пытался.
– Ну, Влад… И вот это всё, - Галка указала на рисунки, - ты мог похоронить под своими VIP-вечеринками? Блин, голову бы твоему папаше открутить… вместе с "чистыми руками" его киевских дружбанов. А матушка куда смотрела?
– В модные каталоги, - буркнул Владик, отобрав у неё книжечку с рисунками. Воспоминания о своём "элитном" прошлом теперь почему-то обжигали его нестерпимым стыдом. - И ещё к папе в карман… У меня братан мелкий там остался, Сашка. Помнишь его? В восьмой класс ходил, когда мы… Воображаю, кем они его уже воспитали.
– Хорошо хоть ты таким не стал…
…Стоя незамеченной за спинами матросов, она видела Влада очень смутно - только голову и плечо, да и то не всегда. Его фигура несколько возвышалась над остальными - на бочонок, должно быть, взобрался, или на ящик какой. Лезть вперёд не хотелось.