Страница:
– Взаимно, - хмыкнул Ферхади. Вино в доме иль-Виранди всегда подавали отменное, и он с удовольствием заметил, что хотя бы это осталось неизменным.
Альнари снова разлил; тем временем вереница слуг загрузила стол: баранина по-ханджарски (в густо наперченном тесте) и по-диартальски (в виноградных листьях); фасоль в остром соусе, слоеные мясные пирожки, истекающие горячим жиром… не так изысканно, как при дворе, но сытно и вкусно.
Голодный желудок предательски хрюкнул, и Ферхади потянулся к мясу.
Некоторое время за столом царило молчание: хозяин дал гостю время утолить первый, самый острый голод. Впрочем, Лев Ич-Тойвина не собирался строить из себя оголодавшего и прекрасно помнил об ответном тосте. Вот только на ум лезло все больше такое, чего лучше бы не говорить, - какой-никакой, а он посол и должен помнить о благопристойности. Пожелать человеку, за столом которого сидишь, хоть на этот раз избежать каторги… Ферхади невольно фыркнул, едва не подавившись. Наткнулся на вопросительный взгляд, поднял кубок.
– Благородный Альнар иль-Виранди, - приторно-терпкое вино темной кровью плеснуло в стенку бокала, - я желаю тебе удачи.
Вот так. Коротко и без лишних намеков. А самое смешное, что это истинная правда: Ферхад иль-Джамидер, верный лев императора, и впрямь не против, чтобы мятежнику улыбнулась удача. Совсем не против. Да что со мной такое творится, зло подумал Лев Ич-Тойвина, когда это я жалел врагов короны! Но следом за этой мыслью явилась другая: а с чего ты взял, дружище Ферхади, что перед тобой враг короны? Его цель - сильная и богатая Диартала, ничего больше. А сильны провинции - сильна и корона. И кто же тогда враг?
Ферхад иль-Джамидер тряхнул головой, прогоняя неподобающий ответ, и подставил кубок:
– Наливай еще, что ли. Хорошее у тебя вино.
Диарталец усмехнулся:
– Неужто в столице хуже пьешь?
– А то не знаешь, - кивнул Ферхади. - Диартальское сейчас редкость. А уж такое…
– Что ж, тогда за грядущий урожай, - предложил Альнари.
Вот ведь умник, ни слова в простоте не скажет - все с двойным дном и тройным смыслом! Или это неопытному послу чудятся намеки там, где их нет и быть не может? Альнари не назвал сорт вина, и у Ферхади язык не повернулся. «Кровь Диарталы» - самое знаменитое, самое лучшее, король среди прочих вин. Но после всего, что было, слишком отдает настоящей кровью. Да псы с ним, пусть будет за урожай, каким бы он ни был!
Насытившийся Ферхади лениво жевал пирожок. Усталость брала свое, и вот так сидеть, попивать диартальское и никуда не спешить, даже в постель, - казалось почти счастьем.
– Ферхади, послушай, - поймав взгляд гостя, Альнари чуть смущенно улыбнулся, - ты хоть бы рассказал, что там, в Ич-Тойвине.
– Ничего интересного, - Щит императора пожал плечами. - Все как обычно.
Вновь зашли слуги, убрали опустевшие блюда, оставили фрукты и сладкие пирожки.
– Я почти четыре года там не был, - укоризненно заметил диарталец.
И ничего не потерял, чуть не ляпнул Ферхади.
– Послушай, я ведь не особо интересовался, с кем там ты дружил, кого любил. Спроси лучше прямо. Если знаю - отвечу, а имена дальше меня не уйдут, клянусь.
– Да нет, - вздохнул Альнари, -про них я знаю. Просто вспомнить вдруг захотелось. Вот сидишь ты тут, как привет из той жизни, будто и не было ничего.
Вместо ответа Ферхади потянулся к бутылке.
– Ферхади, - тихо спросил диарталец, - да что с тобой? Я тебя совсем другим помнил.
– Ты тоже раньше веселей был, - вяло буркнул Ферхади. - Ну что рассказывать, Альнари? Ич-Тойвин, представь себе, стоит на том же месте - а куда б ему деться? Император тот же - это ты и сам знаешь. Министры те же, святоши те же… да пропади все оно пропадом, давай лучше выпьем!
– Ну давай, - диарталец разлил, протянул гостю кубок. - Твой тост.
Чтоб ни министры, ни святоши не мешали жить, чуть не прыгнуло на язык. Вот ведь пакость, подумал Ферхади. вляпался в дипломатию! Теперь ведь и тоста нормального не скажи, над каждым словом думать надо.
И, кстати, над каждым словом умника Альнари - тоже.
Лучше бы сразу убили!
Покатать кубок меж ладоней, поглядеть на свет - все ж таки время. Ну и какой тебе сказать тост?
– За процветание Диарталы, Альнари. И за то, чтоб нам с тобой пользоваться плодами этого процветания. - Приподнял кубок, словно намекая, какими именно плодами предпочтет пользоваться. Да что ж, так оно и есть! Вино и кони - лучшее, что дает эта земля.
– Что возвращает нас к основному вопросу, - пробормотал Альнари. - Послушай, Ферхади! А вот ты на моем месте чего бы попросил у императора?
– А ничего, - пожал плечами иль-Джамидер. - Толку-то? Но ты думай, может, чего придумаешь. Ты ж в таких делах…
Замолчал неопределенно: дальше сам поймет. И, чем Нечистый не шутит, вдруг да и правда придумает, как выпутаться. Хотя… думай не думай. а Омерхад приговоры не меняет. Проверено. Ты смертник, Альнари. Дважды смертник. Но тебе повезло: ты сумел договориться с гномами. Ты, пожалуй, спасешься. И развалишь империю, как совершенно правильно предрек мой уважаемый тесть. И я бы должен… да, псы меня дери, должен! Должен я тебя убить, и уверен я, что меня владыка за этим и послал! И я бы это сделал, если бы верил хоть на медяк, что твоя смерть спасет империю.
Но я не верю. Ты прав был тогда: если бы не ты, Диартала все равно бы поднялась, а вот крови пролилось бы больше. А был бы наместник не так жаден - сдали б вас всех первому же патрулю. От хорошей жизни мятежей не поднимают и не поддерживают.
– Тебя попросить, что ли, - хмыкнул диарталец.
– Что? - вскинулся Ферхади. - О чем?
– Да не «о чем», а тебя. Попросить у императора. С тобой, видишь ли, приятно пить, - Альнари отбросил пустую бутыль и разлил из новой, - а Законнику ты все равно не нужен, иначе он тебя сюда не послал бы - с таким-то поручением.
Умник, раздери его псы. Как, Нечистый бы его побрал, КАК он умудряется все понимать, ничего точно не зная?!
– Я пью за тебя, Лев Ич-Тойвина. За верность таких, как ты, - на ней стоит мир, Ферхади, я в этом уверен.
Почему Ферхади не выпил спокойно, он сам потом не мог понять. Но что было, то было. Словно черная душная волна накатила, перехватив дыхание, - и Лев Ич-Тойвина хрястнул бокал об пол, только осколки полетели.
Накатило - и отхлынуло. Напоровшись на острый взгляд диартальца, Ферхади мгновенно взял себя в руки. Сказал, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал виновато, растерянно, как угодно еще, но не с тем бешенством, что помутило его разум:
– Прости, Альнари. Кажется, я совершенно неподобающе захмелел. Все ваше диартальское вино. - Улыбнись, ну же! Диартальское вино, оно известно своим коварством, да и с дороги. - Да и устал я, признаться. Вели принести еще кубок, что ли, выпьем, да пойду я спать, если ты не против.
Ночь, пожалуй, уже повернула к рассвету, а молодой господарь все не спал. Крутил в голове оба разговора с иль-Джамидером, вспоминал его слова - и лицо, и руки, и короткие, но все же заметные паузы почти перед каждой фразой, даже самой невинной. Неопытный посол, что боится сказать лишнего? Да, конечно - если бы не слишком много этого лишнего с ходу, безоглядно, вразрез с любыми правилами и со здравым смыслом тоже! Ловушка, придуманный императором ловкий ход? Возможно, очень возможно - если бы не разбитый бокал. Как бы ты ни держался весь вечер, думал Альнари, какую бы маску ни выдавал за свое лицо, в тот миг ты открылся. Я все-таки поймал искренний порыв, один-единственный, тут же задавленный, но - поймал. И, видит Господь, изумлен даже больше, чем твоим предупреждением. Что ж тебя так корежит-то, ручной лев императора, верный из верных? Почему - именно в тот миг, на те слова?
Остановимся на том, что вояке Ферхаду не слишком по душе дипломатические поручения. Лев Ич-Тойвина хорош на коне с саблей, но не в словесных баталиях, и сам он прекрасно это понимает. А тут, как назло, еще и количество необходимой для любого посольства лжи несоразмерно велико.
Неужели Законнику больше некого послать было? Это ж нарочно не подгадаешь, среди всего двора, среди всех вельможных подхалимов, трущихся у кормушки владычных милостей, ткнуть пальцем именно в того, кто соврать неспособен даже ради спасения собственной жизни!
Альнари вскочил, подошел к распахнутому окну. В последней мысли явно что-то было.
Давай еще раз. С самого начала и медленно, не упуская мелочей.
К Омерхаду приходят известия о мятеже. Известия наверняка смутные и противоречивые - и сильно приукрашенные по части нашей силы, подземельных чар и прочей оправдательной шелухи. Обычное дело, но…
Но, видно, и сбежавший наместник, и проспавший нападение Маджид очень уж старались оправдаться. И наплели столько, что Омерхад почуял: что-то и впрямь неладно. Так неладно, что даже на доклады соглядатаев из Когорты Незаметных нельзя опереться без проверки. Он посылает в Диарталу воина - лучшего воина из стоящих у трона верных. Как иль-Джамидер тогда сказал - «разобраться, что за безобразие у вас здесь творится, и доложить владыке»? Что ж, он разобрался и доложил, а заодно и письмо передал. И уж ему-то Законник должен был поверить. Но послание от презренных мятежников, скорей всего, на клочки порвал и гонцу в лицо швырнул - иначе переговоры начались бы куда раньше.
Что дальше?
Дальше войско Маджида отходит от Верлы к диартальским границам и о мятежниках словно забывают. Альнари мог объяснить это единственным образом: Омерхад не доверил усмирение провинции тому, кто так бездарно сдал Верлу. И наверняка только ненависти диартальцев Маджид обязан тем, что ему не приписали сговор с «крысами».
Если иль-Джамидер в числе прочего рассказал о гномах - а причин молчать у него не было! - то самое разумное решение для Законника - подождать возвращения войск из Таргалы и швырнуть на подавление мятежа тех, кто уже сталкивался с гномьими чарами. Этим, очевидно, и объясняется передышка. И, кстати, оговорка «после победы в Таргале»…
Ладно, все это понятно, но при чем тут Ферхади, тьма бы его задрала?!
Край неба утратил глубокую бархатную черноту - еще не рассвет, но уже и не ночь. Альнари вздохнул и начал одеваться - ловить последние часы сна было глупо и, главное, бесполезно: каторга накрепко вбила привычку просыпаться до света.
Спустился в конюшню, оседлал мышастого Дэзерталэ: верхом думается лучше. Бросил подскочившему впопыхах заспанному конюху:
– Досыпай уж.
Итак, вопроса три. Почему именно иль-Джамидер? Почему сейчас? Не месяцем раньше, не двумя позже? И почему, тьма его дери, он один?! Без свиты, без охраны… да, он всегда любил выпятить свою безудержную храбрость, но у любого удальства должен же быть предел! В конце концов, в прошлую их встречу Льва Ич-Тойвина сопровождало две сотни, и непохоже, чтобы он был недоволен!
Дэзерталэ неторопливо цокал копытами. Привычный маршрут: арсенал - хлебные склады - Полуденные ворота - Закатные ворота - новые казармы - Полуночные ворота - водосборники - -Восходные ворота - дворец. То Гиран, то сам Аль-ни каждый день в разное время проверяют: караулы не должны расслабляться, пусть знают, что в любой миг может нагрянуть если не враг, так строгое начальство.
Положим, думал Альни, на второй вопрос я ответ знаю. Месяцем раньше мы сидели тихо и поверить не могли, что с Верлы осада снята. А сейчас открытое недовольство Омерхадовым правлением поползло наконец-то вширь - не без нашей помощи - и до Законника дошло, что Альнар иль-Виранди к титулу личного врага императора отнесся вполне серьезно.
Но Ферхади?! Прямой, бесхитростный, совершенно непригодный для переговоров - и к тому же почти открыто сочувствующий клейменой крысе?! Хорош посол…
Стоп!
Во внезапном озарении Альнари невольно рванул поводья; мышастый сбился, заплясал на месте. Молодой господарь помянул тьму и Нечистого. Успокоил коня - и заставил себя сказать вслух ту мысль, что свела воедино все его вопросы и все несуразности странного посольства.
– Его прислали меня убить.
Звучало дико. Ферхад иль-Джамидер, Лев Ич-Тойвина - и убийство под прикрытием переговоров, грязное по любым меркам?!
А почему нет, возразил вере в лучшее Альнар иль-Виранди. Вот оно, объяснение всему. Прозрачно до полной ясности высказанное «не верь Омерхадовым предложениям, дурит он тебя» - а ты что ж, Альни, думал, что верный из верных и впрямь вот так, ни с того ни с сего, предаст? А один - потому что всегда о своих людях заботился, лучшего сотника поди поищи! Понимает, что за меня с него живьем шкуру спустят, да не сразу, а по ремешку. Свою жизнь, значит, на алтарь за любимого владыку, но за собой никого не потянешь, так, благородный иль-Джамидер?
Но как же, чуть не застонал Альнари.
Да так. Очень даже просто. Ручной лев, цепной пес, верный до безрассудности - кого прикажут рвать, того и порвет. А всем известные честность и прямота, да открыто высказанное сочувствие - лишь гарантия, что ему поверят, подпустят близко.
Как вчера.
А правда, почему тогда он не попробовал убить вчера, за ужином? Ведь могло получиться, ой как могло! И не такой же он дурак, чтобы надеяться на продолжение такого невероятного везения? Так почему?
И что, тьма меня дери, что я упустил, что мешает поверить в такой простой и понятный ответ?
Один-единственный проблеск тебя настоящего. Разбитый вдребезги бокал - после слов, что ты не нужен своему владыке, и тоста за верность. Хотя казалось бы, разве впервые Омерхад посылает тебя на смерть? Уж тебе, Щит императора, не привыкать…
Альнари вернулся во дворец, так и не приняв решения. «Будет день - будет и хлеб», утешительная мудрость покорно бредущих по предначертанному судьбою пути, иногда подходит и тем, кто с судьбой спорит.
Скрежет засова прошелся ледяной крошкой по хребту. Серж боялся темниц. Слишком крепко запомнилось, как ломал его коронный дознаватель, добиваясь признания в чужой вине. И слишком жег стыд за то, что сломался тогда. А тут - словно время вспять, и снова…
Темень - хоть глаз выколи. Стена - влажный холодный камень. Шесть мелких шажков до угла, а чего ты ждал, королевских апартаментов? Здесь и сядем, подальше от двери. Когда придут, будет хоть несколько мгновений собраться.
Серж боялся темниц, но выказывать свой страх не собирался.
Но как же глупо вышло! Что за бешеный пес его цапнул? Или известие об отлучении короля так шарахнуло, что последние мозги отшибло? Или очень уж зло взяло, когда Филиппу корону предложили, а он едва слюной не захлебнулся, падальщик двоедушный? А замковый капеллан еще и поддакнул: воля, мол, Господня. Тут-то и дернул Нечистый вылезти. Оно конечно, приятно было сообщить Филиппу - и всем присутствующим заодно, - что отлучение Светлейший Капитул утвердить должен, а до той поры оно силы имеет не больше, чем сплетни базарных кумушек. Но можно же было предугадать, что отец Ипполит на такое заявление коршуном вскинется! Вот и получай то, от чего бегал. Чего стоило смолчать? Пусть бы перся Филипп в столицу, пусть бы даже, воспользовавшись отсутствием короля, корону напялил. Пусть. Чем выше заберешься, тем больнее падать; стоит Луи двинуть на узурпатора гвардию, и…
А теперь одно из двух: либо наследный герцог решит, что законная корона ему не светит, и засядет в Дзельке крепче прежнего, либо королевский аббат все-таки убедит его рискнуть. Но тогда Филипп будет осторожен и не станет короноваться, пока не уверится в полной безопасности. Серж уже убедился, что королевский кузен далеко не дурак. Пусть он трус, но убрать Луи чужими руками вполне способен.
Да, Серж, подгадил ты своей несдержанностью изрядно. И ладно бы только себе самому. Службе графа Унгери не меньше: ведь он, если ты еще помнишь, велел открыто ни во что не вмешиваться, а только наблюдать. А чем отзовется твоя выходка для короля, ты уже не узнаешь. Потому что даже тебе, дураку, яснее ясного, чем закончится она для тебя.
Сейчас наверху, должно быть, пируют. Филипп ублажает дорогих гостей, госпожа Хербертина, пожалуй, впервые после замужества увивается вокруг супруга: герцогиня тщеславна, перспектива стать королевой наверняка греет ей душу. Но отец Ипполит говорил, выезжать в Корварену нужно уже завтра, так что долго не засидятся.
Завтра…
Знать бы, его с собой прихватят или пока оставят здесь? Будь Серж на месте отца Ипполита, оставил бы: в дороге случается всякое, и будущего короля охранять важнее, чем арестанта. Прислать потом стражу и голову не морочить. Но отец Ипполит подвержен страстям; как знать, не восхочет ли самолично доставить беглого в столицу? Серж хорошо помнил, как ревниво косились друг на друга монастырский отец предстоятель и королевский аббат.
По уму, поспать бы. Глупо изводить себя, когда силы будут еще ой как нужны. Но Серж знал - не заснет. Сидел, медленно застывая от промозглой сырости, гнал прочь страшные воспоминания и дурные предчувствия. Молился.
Засов ржаво взвизгнул, Серж вздрогнул: уже? А казалось, глухая ночь наверху…
Или он все-таки заснул? С чего бы наяву за арестантом пришел сам наследный герцог? Завтрашнему королю не к лицу изображать из себя тюремщика.
Прикрыл дверь, пристроил гномий светильник на полочку у входа. Один, без охраны? Филипп-то? Нет, точно сон!
– Брат Серж, у меня к вам предложение. - Герцог нервно оглянулся, дернул плечом. - Я знаю, вы человек короля…
Серж не ответил. Есть предложение - предлагай, послушаем, чего хочет завтрашний король от завтрашнего приговоренного.
– И, очевидно, человек графа Унгери, - продолжил Филипп.
Вот тут Серж не удержался:
– С чего вы взяли?!
– Достаточно того, что я прав. Ведь я прав?
Серж пожал плечами:
– У меня нет привычки опровергать все те глупости, что думают обо мне дознаватели и их хозяева. Вы вольны считать меня человеком графа Унгери, кнеза Хальва, императора Омерхада, - да хоть самого Нечистого! Что дальше?
– Так не пойдет, - пробормотал Филипп. Вздохнул. Заговорил медленно и нарочито рассудительно: - Я понимаю, что в данной ситуации человек графа Унгери обязан умереть, но не признавать своей работы на тайную службу. Пусть так, я не настаиваю. Но, брат Серж, станете ли вы отрицать, что верны его величеству Луи? Причем верны, простите за высокий слог, беззаветно и самозабвенно? Именно поэтому вы не совладали с собой… я ведь видел.
Вот уж верно, любитель высокого слога! Будто сонет слагает…
– Не знаю, что уж вы там углядели, - хмыкнул Серж, - но королю я верен, это да. Признаю открыто пред Господом, который видит нас и во тьме. Что дальше?
– Я вас освобожу, - полушепотом выпалил Филипп. - Выведу за стены. А вы возьмете меня с собой.
– Куда? - выдавил ошарашенный узник.
– Да куда угодно, - почти взвизгнул наследник таргальского престола. - К королю, к графу Унгери, в армию, к гномам в подземелье! Вы ведь не пойдете туда, где отец Ипполит нас достанет?
Замечательно! Филипп - и в армию! Серж ущипнул себя за руку. М-да… не сон.
Тем временем его высочество изволили взять себя в руки и продолжить почти спокойно:
– Королевская тюрьма была бы неплохим вариантом, но в данной ситуации такое решение бросит тень не только на меня, но и на Луи. Хотя, если взвесить выгоды…
Серж встал. Подошел к герцогу вплотную. Потрогал. Спросил:
– Вы правда его высочество Филипп? Или я пропустил появление нового заклятия?
– Разумеется, я, - дернул плечом гость. - Вам нужны доказательства? Третьего дня вы спросили меня, почему я так не люблю замкового капеллана. Я ответил: потому что его слишком любит моя дорогая супруга. Мы разговаривали на галерее, подслушать никто не мог.
– Верно. Тогда другой вопрос: чего вы не поделили с отцом Ипполитом, что согласны даже на армию, гномьи подземелья и королевскую тюрьму?
– А то не ясно? - скривился наследный герцог. - Корону, что ж еще! Простите великодушно, брат Серж, но я полагал вас умнее! Не довольно ли разговоров? Или вы согласны, или я вынужден буду уйти сам. Я, извините, категорически не желаю нахлобучивать эту дурацкую корону и подставляться под обвинение в заговоре, причем, заметьте, справедливое! И со Святым Судом тоже ссориться не намерен! Поэтому утро я должен встретить как можно дальше от стен Дзельки!
Серж растерянно моргнул. Он решительно не понимал, что происходит. Впрочем, разобраться можно и после; сейчас важно, что Филипп намерен вывести его на свободу.
– Идемте, ваше высочество.
– Наконец-то, - вздохнул герцог. - Я полагаю, с охраной мы не встретимся, но если вдруг… светильник понесу я: пусть ваши руки останутся свободными. Да, и не бойтесь нашуметь. У меня амулет неслышимости, на десять шагов.
– Ясно, - кивнул Серж. - Показывайте дорогу, ваше высочество.
Вышел вслед за Филиппом, рывком задвинул засов. Герцог шел извилистыми подвальными ходами, иногда оглядываясь на спутника, - и Серж видел в его лице с трудом задавленный страх. Как будто он, а не Серж, головой рискует, если схватят; будто не по собственному замку идет!
Наследный герцог остановился перед окованной железом дверью. Достал изящный ключик, больше подходящий для дамского будуара, чем для тюрьмы. Похоже, любовь его высочества к прекрасному не знает исключений, подумал Серж. И предусмотрительность - тоже: дверь отворилась без скрипа, коридор за нею освещали гномьи светильники. Филипп запер дверь, отер лоб. Руки его заметно дрожали. Выдохнул:
– Хвала Господу, пока что мы в безопасности. Об этом ходе знаю только я.
– Куда мы выйдем? - растерянно спросил Серж. Только теперь он начал осознавать, что, собственно, происходит. Трус и рохля Филипп, вечная приманка заговорщиков, мечтающих о кукле на троне, бежит от короны. Бежит тайно, один - не считать же достойной свитой и надежной охраной безоружного узника? Неужели оставаться в замке трусливому герцогу страшнее?
Что ж, очень может быть. Святому Суду возражать - побольше надо смелости, чем отпущено королевскому кузену.
– За городскую стену, - ответил наследный герцог. - Но прежде зайдем в кладовую, там есть все, что может понадобиться в дороге. Кстати, подберете себе оружие; вы ведь знакомы с оружием, брат Серж, я прав?
– Конечно, - не стал отрицать очевидного Серж. Известно, единственное оружие, которым уверенно владеет королевский кузен, - хорошо подвешенный язык. Но против хищников оно не поможет, да и с людьми может навредить; так что защищать обоих придется бывшему королевскому рыцарю. Повод вспомнить былые навыки…
Оглядев устроенную наследным герцогом кладовую. Серж едва сдержал желание вслух высказать все, что думает об этом, прости Господи, ценителе прекрасного. Ни разу не смазанные доспехи, нечищеные, затупленные шпаги и кинжалы - дорогие, диартальской работы, украшенные золотой проволокой и самоцветами. Точильного камня, разумеется, нет. Что самострелы нельзя хранить с натянутой тетивой, звезда балов тоже понятия не имеет. Болтов запас - на все случаи, от обычных до заговоренных посеребренных, но, простите, из чего стрелять?! Серж перебирал армейские самострелы и зверел; а от вида непонимающих глаз Филиппа хотелось биться головой об стену.
По счастью - а никак не по уму Филиппа! - в куче армейских самострелов обнаружился один подземельной работы. Возможно, изысканный вкус герцога отметил резьбу на прикладе, но Сержу важней было, что гномы в оном прикладе всегда устраивают тайничок с запасной тетивой.
– А что, ваше высочество, гномьих клинков у вас тут нет?
– Там, - небрежно махнул рукой занятый переодеванием Филипп.
В указанном направлении обнаружился ножичек - и впрямь гномьей работы, отменно острый и к руке удобный, однако годный разве что для нарезки хлеба. Собственно, и лежал он рядом с припасами. А вот припасы, отметил Серж, собраны с толком. Сухие дорожные лепешки, пересыпанное солью и крапивным порошком вяленое мясо. Соль в серебряной дорожной солонке, перец, имбирь… нет, имбирь мы оставим здесь, а вот перец возьмем, перец очень даже может пригодиться: собак со следа сбивать. Вино… ого, и какое вино! Впрочем, чего еще ожидать…
– Поглядите, брат Серж, - окликнул герцог, - мне кажется, этот костюм как раз под ваш размер.
Серж представил, как будет пробираться по осеннему лесу в изукрашенном золотым шитьем охотничьем костюме цвета молодой листвы. Оглядел королевского кузена - тот, конечно, весьма импозантно выглядит в камзоле глубокого синего цвета, но… Махнул рукой: безнадежно. Спасибо, что теплое и кроя удобного, а цвет переживем. Тем более что ходить бесшумно Филипп все равно умеет разве что по паркету.
Сборы продлились куда дольше, чем могли позволить себе беглецы, поэтому от кладовой шли быстро. Филипп порывался бежать, но Серж осадил: выдохнетесь раньше времени, ваше высочество, нехорошо. Два раза ход ветвился, но герцог выбирал поворот уверенно. Наконец остановился, указал Сержу на низкую, тесную дверь.
– Здесь. На той стороне овраг, дверь скрывают кусты. Колючие, - уточнил, скривившись. - Прошу вас, брат Серж, дальше идите первым. Я всецело полагаюсь на вас.
– Хорошо, ваше высочество. - Серж распахнул дверь и, прикрыв лицо рукавом, ломанулся сквозь густой малинник. Наследный герцог придерживался за его плечо и временами ойкал.
О поводках и намордниках
Альнари снова разлил; тем временем вереница слуг загрузила стол: баранина по-ханджарски (в густо наперченном тесте) и по-диартальски (в виноградных листьях); фасоль в остром соусе, слоеные мясные пирожки, истекающие горячим жиром… не так изысканно, как при дворе, но сытно и вкусно.
Голодный желудок предательски хрюкнул, и Ферхади потянулся к мясу.
Некоторое время за столом царило молчание: хозяин дал гостю время утолить первый, самый острый голод. Впрочем, Лев Ич-Тойвина не собирался строить из себя оголодавшего и прекрасно помнил об ответном тосте. Вот только на ум лезло все больше такое, чего лучше бы не говорить, - какой-никакой, а он посол и должен помнить о благопристойности. Пожелать человеку, за столом которого сидишь, хоть на этот раз избежать каторги… Ферхади невольно фыркнул, едва не подавившись. Наткнулся на вопросительный взгляд, поднял кубок.
– Благородный Альнар иль-Виранди, - приторно-терпкое вино темной кровью плеснуло в стенку бокала, - я желаю тебе удачи.
Вот так. Коротко и без лишних намеков. А самое смешное, что это истинная правда: Ферхад иль-Джамидер, верный лев императора, и впрямь не против, чтобы мятежнику улыбнулась удача. Совсем не против. Да что со мной такое творится, зло подумал Лев Ич-Тойвина, когда это я жалел врагов короны! Но следом за этой мыслью явилась другая: а с чего ты взял, дружище Ферхади, что перед тобой враг короны? Его цель - сильная и богатая Диартала, ничего больше. А сильны провинции - сильна и корона. И кто же тогда враг?
Ферхад иль-Джамидер тряхнул головой, прогоняя неподобающий ответ, и подставил кубок:
– Наливай еще, что ли. Хорошее у тебя вино.
Диарталец усмехнулся:
– Неужто в столице хуже пьешь?
– А то не знаешь, - кивнул Ферхади. - Диартальское сейчас редкость. А уж такое…
– Что ж, тогда за грядущий урожай, - предложил Альнари.
Вот ведь умник, ни слова в простоте не скажет - все с двойным дном и тройным смыслом! Или это неопытному послу чудятся намеки там, где их нет и быть не может? Альнари не назвал сорт вина, и у Ферхади язык не повернулся. «Кровь Диарталы» - самое знаменитое, самое лучшее, король среди прочих вин. Но после всего, что было, слишком отдает настоящей кровью. Да псы с ним, пусть будет за урожай, каким бы он ни был!
Насытившийся Ферхади лениво жевал пирожок. Усталость брала свое, и вот так сидеть, попивать диартальское и никуда не спешить, даже в постель, - казалось почти счастьем.
– Ферхади, послушай, - поймав взгляд гостя, Альнари чуть смущенно улыбнулся, - ты хоть бы рассказал, что там, в Ич-Тойвине.
– Ничего интересного, - Щит императора пожал плечами. - Все как обычно.
Вновь зашли слуги, убрали опустевшие блюда, оставили фрукты и сладкие пирожки.
– Я почти четыре года там не был, - укоризненно заметил диарталец.
И ничего не потерял, чуть не ляпнул Ферхади.
– Послушай, я ведь не особо интересовался, с кем там ты дружил, кого любил. Спроси лучше прямо. Если знаю - отвечу, а имена дальше меня не уйдут, клянусь.
– Да нет, - вздохнул Альнари, -про них я знаю. Просто вспомнить вдруг захотелось. Вот сидишь ты тут, как привет из той жизни, будто и не было ничего.
Вместо ответа Ферхади потянулся к бутылке.
– Ферхади, - тихо спросил диарталец, - да что с тобой? Я тебя совсем другим помнил.
– Ты тоже раньше веселей был, - вяло буркнул Ферхади. - Ну что рассказывать, Альнари? Ич-Тойвин, представь себе, стоит на том же месте - а куда б ему деться? Император тот же - это ты и сам знаешь. Министры те же, святоши те же… да пропади все оно пропадом, давай лучше выпьем!
– Ну давай, - диарталец разлил, протянул гостю кубок. - Твой тост.
Чтоб ни министры, ни святоши не мешали жить, чуть не прыгнуло на язык. Вот ведь пакость, подумал Ферхади. вляпался в дипломатию! Теперь ведь и тоста нормального не скажи, над каждым словом думать надо.
И, кстати, над каждым словом умника Альнари - тоже.
Лучше бы сразу убили!
Покатать кубок меж ладоней, поглядеть на свет - все ж таки время. Ну и какой тебе сказать тост?
– За процветание Диарталы, Альнари. И за то, чтоб нам с тобой пользоваться плодами этого процветания. - Приподнял кубок, словно намекая, какими именно плодами предпочтет пользоваться. Да что ж, так оно и есть! Вино и кони - лучшее, что дает эта земля.
– Что возвращает нас к основному вопросу, - пробормотал Альнари. - Послушай, Ферхади! А вот ты на моем месте чего бы попросил у императора?
– А ничего, - пожал плечами иль-Джамидер. - Толку-то? Но ты думай, может, чего придумаешь. Ты ж в таких делах…
Замолчал неопределенно: дальше сам поймет. И, чем Нечистый не шутит, вдруг да и правда придумает, как выпутаться. Хотя… думай не думай. а Омерхад приговоры не меняет. Проверено. Ты смертник, Альнари. Дважды смертник. Но тебе повезло: ты сумел договориться с гномами. Ты, пожалуй, спасешься. И развалишь империю, как совершенно правильно предрек мой уважаемый тесть. И я бы должен… да, псы меня дери, должен! Должен я тебя убить, и уверен я, что меня владыка за этим и послал! И я бы это сделал, если бы верил хоть на медяк, что твоя смерть спасет империю.
Но я не верю. Ты прав был тогда: если бы не ты, Диартала все равно бы поднялась, а вот крови пролилось бы больше. А был бы наместник не так жаден - сдали б вас всех первому же патрулю. От хорошей жизни мятежей не поднимают и не поддерживают.
– Тебя попросить, что ли, - хмыкнул диарталец.
– Что? - вскинулся Ферхади. - О чем?
– Да не «о чем», а тебя. Попросить у императора. С тобой, видишь ли, приятно пить, - Альнари отбросил пустую бутыль и разлил из новой, - а Законнику ты все равно не нужен, иначе он тебя сюда не послал бы - с таким-то поручением.
Умник, раздери его псы. Как, Нечистый бы его побрал, КАК он умудряется все понимать, ничего точно не зная?!
– Я пью за тебя, Лев Ич-Тойвина. За верность таких, как ты, - на ней стоит мир, Ферхади, я в этом уверен.
Почему Ферхади не выпил спокойно, он сам потом не мог понять. Но что было, то было. Словно черная душная волна накатила, перехватив дыхание, - и Лев Ич-Тойвина хрястнул бокал об пол, только осколки полетели.
Накатило - и отхлынуло. Напоровшись на острый взгляд диартальца, Ферхади мгновенно взял себя в руки. Сказал, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал виновато, растерянно, как угодно еще, но не с тем бешенством, что помутило его разум:
– Прости, Альнари. Кажется, я совершенно неподобающе захмелел. Все ваше диартальское вино. - Улыбнись, ну же! Диартальское вино, оно известно своим коварством, да и с дороги. - Да и устал я, признаться. Вели принести еще кубок, что ли, выпьем, да пойду я спать, если ты не против.
4. Благородный Альнар иль-Виранди, личный враг императора Омерхада Законника
Ночь, пожалуй, уже повернула к рассвету, а молодой господарь все не спал. Крутил в голове оба разговора с иль-Джамидером, вспоминал его слова - и лицо, и руки, и короткие, но все же заметные паузы почти перед каждой фразой, даже самой невинной. Неопытный посол, что боится сказать лишнего? Да, конечно - если бы не слишком много этого лишнего с ходу, безоглядно, вразрез с любыми правилами и со здравым смыслом тоже! Ловушка, придуманный императором ловкий ход? Возможно, очень возможно - если бы не разбитый бокал. Как бы ты ни держался весь вечер, думал Альнари, какую бы маску ни выдавал за свое лицо, в тот миг ты открылся. Я все-таки поймал искренний порыв, один-единственный, тут же задавленный, но - поймал. И, видит Господь, изумлен даже больше, чем твоим предупреждением. Что ж тебя так корежит-то, ручной лев императора, верный из верных? Почему - именно в тот миг, на те слова?
Остановимся на том, что вояке Ферхаду не слишком по душе дипломатические поручения. Лев Ич-Тойвина хорош на коне с саблей, но не в словесных баталиях, и сам он прекрасно это понимает. А тут, как назло, еще и количество необходимой для любого посольства лжи несоразмерно велико.
Неужели Законнику больше некого послать было? Это ж нарочно не подгадаешь, среди всего двора, среди всех вельможных подхалимов, трущихся у кормушки владычных милостей, ткнуть пальцем именно в того, кто соврать неспособен даже ради спасения собственной жизни!
Альнари вскочил, подошел к распахнутому окну. В последней мысли явно что-то было.
Давай еще раз. С самого начала и медленно, не упуская мелочей.
К Омерхаду приходят известия о мятеже. Известия наверняка смутные и противоречивые - и сильно приукрашенные по части нашей силы, подземельных чар и прочей оправдательной шелухи. Обычное дело, но…
Но, видно, и сбежавший наместник, и проспавший нападение Маджид очень уж старались оправдаться. И наплели столько, что Омерхад почуял: что-то и впрямь неладно. Так неладно, что даже на доклады соглядатаев из Когорты Незаметных нельзя опереться без проверки. Он посылает в Диарталу воина - лучшего воина из стоящих у трона верных. Как иль-Джамидер тогда сказал - «разобраться, что за безобразие у вас здесь творится, и доложить владыке»? Что ж, он разобрался и доложил, а заодно и письмо передал. И уж ему-то Законник должен был поверить. Но послание от презренных мятежников, скорей всего, на клочки порвал и гонцу в лицо швырнул - иначе переговоры начались бы куда раньше.
Что дальше?
Дальше войско Маджида отходит от Верлы к диартальским границам и о мятежниках словно забывают. Альнари мог объяснить это единственным образом: Омерхад не доверил усмирение провинции тому, кто так бездарно сдал Верлу. И наверняка только ненависти диартальцев Маджид обязан тем, что ему не приписали сговор с «крысами».
Если иль-Джамидер в числе прочего рассказал о гномах - а причин молчать у него не было! - то самое разумное решение для Законника - подождать возвращения войск из Таргалы и швырнуть на подавление мятежа тех, кто уже сталкивался с гномьими чарами. Этим, очевидно, и объясняется передышка. И, кстати, оговорка «после победы в Таргале»…
Ладно, все это понятно, но при чем тут Ферхади, тьма бы его задрала?!
Край неба утратил глубокую бархатную черноту - еще не рассвет, но уже и не ночь. Альнари вздохнул и начал одеваться - ловить последние часы сна было глупо и, главное, бесполезно: каторга накрепко вбила привычку просыпаться до света.
Спустился в конюшню, оседлал мышастого Дэзерталэ: верхом думается лучше. Бросил подскочившему впопыхах заспанному конюху:
– Досыпай уж.
Итак, вопроса три. Почему именно иль-Джамидер? Почему сейчас? Не месяцем раньше, не двумя позже? И почему, тьма его дери, он один?! Без свиты, без охраны… да, он всегда любил выпятить свою безудержную храбрость, но у любого удальства должен же быть предел! В конце концов, в прошлую их встречу Льва Ич-Тойвина сопровождало две сотни, и непохоже, чтобы он был недоволен!
Дэзерталэ неторопливо цокал копытами. Привычный маршрут: арсенал - хлебные склады - Полуденные ворота - Закатные ворота - новые казармы - Полуночные ворота - водосборники - -Восходные ворота - дворец. То Гиран, то сам Аль-ни каждый день в разное время проверяют: караулы не должны расслабляться, пусть знают, что в любой миг может нагрянуть если не враг, так строгое начальство.
Положим, думал Альни, на второй вопрос я ответ знаю. Месяцем раньше мы сидели тихо и поверить не могли, что с Верлы осада снята. А сейчас открытое недовольство Омерхадовым правлением поползло наконец-то вширь - не без нашей помощи - и до Законника дошло, что Альнар иль-Виранди к титулу личного врага императора отнесся вполне серьезно.
Но Ферхади?! Прямой, бесхитростный, совершенно непригодный для переговоров - и к тому же почти открыто сочувствующий клейменой крысе?! Хорош посол…
Стоп!
Во внезапном озарении Альнари невольно рванул поводья; мышастый сбился, заплясал на месте. Молодой господарь помянул тьму и Нечистого. Успокоил коня - и заставил себя сказать вслух ту мысль, что свела воедино все его вопросы и все несуразности странного посольства.
– Его прислали меня убить.
Звучало дико. Ферхад иль-Джамидер, Лев Ич-Тойвина - и убийство под прикрытием переговоров, грязное по любым меркам?!
А почему нет, возразил вере в лучшее Альнар иль-Виранди. Вот оно, объяснение всему. Прозрачно до полной ясности высказанное «не верь Омерхадовым предложениям, дурит он тебя» - а ты что ж, Альни, думал, что верный из верных и впрямь вот так, ни с того ни с сего, предаст? А один - потому что всегда о своих людях заботился, лучшего сотника поди поищи! Понимает, что за меня с него живьем шкуру спустят, да не сразу, а по ремешку. Свою жизнь, значит, на алтарь за любимого владыку, но за собой никого не потянешь, так, благородный иль-Джамидер?
Но как же, чуть не застонал Альнари.
Да так. Очень даже просто. Ручной лев, цепной пес, верный до безрассудности - кого прикажут рвать, того и порвет. А всем известные честность и прямота, да открыто высказанное сочувствие - лишь гарантия, что ему поверят, подпустят близко.
Как вчера.
А правда, почему тогда он не попробовал убить вчера, за ужином? Ведь могло получиться, ой как могло! И не такой же он дурак, чтобы надеяться на продолжение такого невероятного везения? Так почему?
И что, тьма меня дери, что я упустил, что мешает поверить в такой простой и понятный ответ?
Один-единственный проблеск тебя настоящего. Разбитый вдребезги бокал - после слов, что ты не нужен своему владыке, и тоста за верность. Хотя казалось бы, разве впервые Омерхад посылает тебя на смерть? Уж тебе, Щит императора, не привыкать…
Альнари вернулся во дворец, так и не приняв решения. «Будет день - будет и хлеб», утешительная мудрость покорно бредущих по предначертанному судьбою пути, иногда подходит и тем, кто с судьбой спорит.
5. Серж, дознатчик службы безопасности Таргалы
Скрежет засова прошелся ледяной крошкой по хребту. Серж боялся темниц. Слишком крепко запомнилось, как ломал его коронный дознаватель, добиваясь признания в чужой вине. И слишком жег стыд за то, что сломался тогда. А тут - словно время вспять, и снова…
Темень - хоть глаз выколи. Стена - влажный холодный камень. Шесть мелких шажков до угла, а чего ты ждал, королевских апартаментов? Здесь и сядем, подальше от двери. Когда придут, будет хоть несколько мгновений собраться.
Серж боялся темниц, но выказывать свой страх не собирался.
Но как же глупо вышло! Что за бешеный пес его цапнул? Или известие об отлучении короля так шарахнуло, что последние мозги отшибло? Или очень уж зло взяло, когда Филиппу корону предложили, а он едва слюной не захлебнулся, падальщик двоедушный? А замковый капеллан еще и поддакнул: воля, мол, Господня. Тут-то и дернул Нечистый вылезти. Оно конечно, приятно было сообщить Филиппу - и всем присутствующим заодно, - что отлучение Светлейший Капитул утвердить должен, а до той поры оно силы имеет не больше, чем сплетни базарных кумушек. Но можно же было предугадать, что отец Ипполит на такое заявление коршуном вскинется! Вот и получай то, от чего бегал. Чего стоило смолчать? Пусть бы перся Филипп в столицу, пусть бы даже, воспользовавшись отсутствием короля, корону напялил. Пусть. Чем выше заберешься, тем больнее падать; стоит Луи двинуть на узурпатора гвардию, и…
А теперь одно из двух: либо наследный герцог решит, что законная корона ему не светит, и засядет в Дзельке крепче прежнего, либо королевский аббат все-таки убедит его рискнуть. Но тогда Филипп будет осторожен и не станет короноваться, пока не уверится в полной безопасности. Серж уже убедился, что королевский кузен далеко не дурак. Пусть он трус, но убрать Луи чужими руками вполне способен.
Да, Серж, подгадил ты своей несдержанностью изрядно. И ладно бы только себе самому. Службе графа Унгери не меньше: ведь он, если ты еще помнишь, велел открыто ни во что не вмешиваться, а только наблюдать. А чем отзовется твоя выходка для короля, ты уже не узнаешь. Потому что даже тебе, дураку, яснее ясного, чем закончится она для тебя.
Сейчас наверху, должно быть, пируют. Филипп ублажает дорогих гостей, госпожа Хербертина, пожалуй, впервые после замужества увивается вокруг супруга: герцогиня тщеславна, перспектива стать королевой наверняка греет ей душу. Но отец Ипполит говорил, выезжать в Корварену нужно уже завтра, так что долго не засидятся.
Завтра…
Знать бы, его с собой прихватят или пока оставят здесь? Будь Серж на месте отца Ипполита, оставил бы: в дороге случается всякое, и будущего короля охранять важнее, чем арестанта. Прислать потом стражу и голову не морочить. Но отец Ипполит подвержен страстям; как знать, не восхочет ли самолично доставить беглого в столицу? Серж хорошо помнил, как ревниво косились друг на друга монастырский отец предстоятель и королевский аббат.
По уму, поспать бы. Глупо изводить себя, когда силы будут еще ой как нужны. Но Серж знал - не заснет. Сидел, медленно застывая от промозглой сырости, гнал прочь страшные воспоминания и дурные предчувствия. Молился.
Засов ржаво взвизгнул, Серж вздрогнул: уже? А казалось, глухая ночь наверху…
Или он все-таки заснул? С чего бы наяву за арестантом пришел сам наследный герцог? Завтрашнему королю не к лицу изображать из себя тюремщика.
Прикрыл дверь, пристроил гномий светильник на полочку у входа. Один, без охраны? Филипп-то? Нет, точно сон!
– Брат Серж, у меня к вам предложение. - Герцог нервно оглянулся, дернул плечом. - Я знаю, вы человек короля…
Серж не ответил. Есть предложение - предлагай, послушаем, чего хочет завтрашний король от завтрашнего приговоренного.
– И, очевидно, человек графа Унгери, - продолжил Филипп.
Вот тут Серж не удержался:
– С чего вы взяли?!
– Достаточно того, что я прав. Ведь я прав?
Серж пожал плечами:
– У меня нет привычки опровергать все те глупости, что думают обо мне дознаватели и их хозяева. Вы вольны считать меня человеком графа Унгери, кнеза Хальва, императора Омерхада, - да хоть самого Нечистого! Что дальше?
– Так не пойдет, - пробормотал Филипп. Вздохнул. Заговорил медленно и нарочито рассудительно: - Я понимаю, что в данной ситуации человек графа Унгери обязан умереть, но не признавать своей работы на тайную службу. Пусть так, я не настаиваю. Но, брат Серж, станете ли вы отрицать, что верны его величеству Луи? Причем верны, простите за высокий слог, беззаветно и самозабвенно? Именно поэтому вы не совладали с собой… я ведь видел.
Вот уж верно, любитель высокого слога! Будто сонет слагает…
– Не знаю, что уж вы там углядели, - хмыкнул Серж, - но королю я верен, это да. Признаю открыто пред Господом, который видит нас и во тьме. Что дальше?
– Я вас освобожу, - полушепотом выпалил Филипп. - Выведу за стены. А вы возьмете меня с собой.
– Куда? - выдавил ошарашенный узник.
– Да куда угодно, - почти взвизгнул наследник таргальского престола. - К королю, к графу Унгери, в армию, к гномам в подземелье! Вы ведь не пойдете туда, где отец Ипполит нас достанет?
Замечательно! Филипп - и в армию! Серж ущипнул себя за руку. М-да… не сон.
Тем временем его высочество изволили взять себя в руки и продолжить почти спокойно:
– Королевская тюрьма была бы неплохим вариантом, но в данной ситуации такое решение бросит тень не только на меня, но и на Луи. Хотя, если взвесить выгоды…
Серж встал. Подошел к герцогу вплотную. Потрогал. Спросил:
– Вы правда его высочество Филипп? Или я пропустил появление нового заклятия?
– Разумеется, я, - дернул плечом гость. - Вам нужны доказательства? Третьего дня вы спросили меня, почему я так не люблю замкового капеллана. Я ответил: потому что его слишком любит моя дорогая супруга. Мы разговаривали на галерее, подслушать никто не мог.
– Верно. Тогда другой вопрос: чего вы не поделили с отцом Ипполитом, что согласны даже на армию, гномьи подземелья и королевскую тюрьму?
– А то не ясно? - скривился наследный герцог. - Корону, что ж еще! Простите великодушно, брат Серж, но я полагал вас умнее! Не довольно ли разговоров? Или вы согласны, или я вынужден буду уйти сам. Я, извините, категорически не желаю нахлобучивать эту дурацкую корону и подставляться под обвинение в заговоре, причем, заметьте, справедливое! И со Святым Судом тоже ссориться не намерен! Поэтому утро я должен встретить как можно дальше от стен Дзельки!
Серж растерянно моргнул. Он решительно не понимал, что происходит. Впрочем, разобраться можно и после; сейчас важно, что Филипп намерен вывести его на свободу.
– Идемте, ваше высочество.
– Наконец-то, - вздохнул герцог. - Я полагаю, с охраной мы не встретимся, но если вдруг… светильник понесу я: пусть ваши руки останутся свободными. Да, и не бойтесь нашуметь. У меня амулет неслышимости, на десять шагов.
– Ясно, - кивнул Серж. - Показывайте дорогу, ваше высочество.
Вышел вслед за Филиппом, рывком задвинул засов. Герцог шел извилистыми подвальными ходами, иногда оглядываясь на спутника, - и Серж видел в его лице с трудом задавленный страх. Как будто он, а не Серж, головой рискует, если схватят; будто не по собственному замку идет!
Наследный герцог остановился перед окованной железом дверью. Достал изящный ключик, больше подходящий для дамского будуара, чем для тюрьмы. Похоже, любовь его высочества к прекрасному не знает исключений, подумал Серж. И предусмотрительность - тоже: дверь отворилась без скрипа, коридор за нею освещали гномьи светильники. Филипп запер дверь, отер лоб. Руки его заметно дрожали. Выдохнул:
– Хвала Господу, пока что мы в безопасности. Об этом ходе знаю только я.
– Куда мы выйдем? - растерянно спросил Серж. Только теперь он начал осознавать, что, собственно, происходит. Трус и рохля Филипп, вечная приманка заговорщиков, мечтающих о кукле на троне, бежит от короны. Бежит тайно, один - не считать же достойной свитой и надежной охраной безоружного узника? Неужели оставаться в замке трусливому герцогу страшнее?
Что ж, очень может быть. Святому Суду возражать - побольше надо смелости, чем отпущено королевскому кузену.
– За городскую стену, - ответил наследный герцог. - Но прежде зайдем в кладовую, там есть все, что может понадобиться в дороге. Кстати, подберете себе оружие; вы ведь знакомы с оружием, брат Серж, я прав?
– Конечно, - не стал отрицать очевидного Серж. Известно, единственное оружие, которым уверенно владеет королевский кузен, - хорошо подвешенный язык. Но против хищников оно не поможет, да и с людьми может навредить; так что защищать обоих придется бывшему королевскому рыцарю. Повод вспомнить былые навыки…
Оглядев устроенную наследным герцогом кладовую. Серж едва сдержал желание вслух высказать все, что думает об этом, прости Господи, ценителе прекрасного. Ни разу не смазанные доспехи, нечищеные, затупленные шпаги и кинжалы - дорогие, диартальской работы, украшенные золотой проволокой и самоцветами. Точильного камня, разумеется, нет. Что самострелы нельзя хранить с натянутой тетивой, звезда балов тоже понятия не имеет. Болтов запас - на все случаи, от обычных до заговоренных посеребренных, но, простите, из чего стрелять?! Серж перебирал армейские самострелы и зверел; а от вида непонимающих глаз Филиппа хотелось биться головой об стену.
По счастью - а никак не по уму Филиппа! - в куче армейских самострелов обнаружился один подземельной работы. Возможно, изысканный вкус герцога отметил резьбу на прикладе, но Сержу важней было, что гномы в оном прикладе всегда устраивают тайничок с запасной тетивой.
– А что, ваше высочество, гномьих клинков у вас тут нет?
– Там, - небрежно махнул рукой занятый переодеванием Филипп.
В указанном направлении обнаружился ножичек - и впрямь гномьей работы, отменно острый и к руке удобный, однако годный разве что для нарезки хлеба. Собственно, и лежал он рядом с припасами. А вот припасы, отметил Серж, собраны с толком. Сухие дорожные лепешки, пересыпанное солью и крапивным порошком вяленое мясо. Соль в серебряной дорожной солонке, перец, имбирь… нет, имбирь мы оставим здесь, а вот перец возьмем, перец очень даже может пригодиться: собак со следа сбивать. Вино… ого, и какое вино! Впрочем, чего еще ожидать…
– Поглядите, брат Серж, - окликнул герцог, - мне кажется, этот костюм как раз под ваш размер.
Серж представил, как будет пробираться по осеннему лесу в изукрашенном золотым шитьем охотничьем костюме цвета молодой листвы. Оглядел королевского кузена - тот, конечно, весьма импозантно выглядит в камзоле глубокого синего цвета, но… Махнул рукой: безнадежно. Спасибо, что теплое и кроя удобного, а цвет переживем. Тем более что ходить бесшумно Филипп все равно умеет разве что по паркету.
Сборы продлились куда дольше, чем могли позволить себе беглецы, поэтому от кладовой шли быстро. Филипп порывался бежать, но Серж осадил: выдохнетесь раньше времени, ваше высочество, нехорошо. Два раза ход ветвился, но герцог выбирал поворот уверенно. Наконец остановился, указал Сержу на низкую, тесную дверь.
– Здесь. На той стороне овраг, дверь скрывают кусты. Колючие, - уточнил, скривившись. - Прошу вас, брат Серж, дальше идите первым. Я всецело полагаюсь на вас.
– Хорошо, ваше высочество. - Серж распахнул дверь и, прикрыв лицо рукавом, ломанулся сквозь густой малинник. Наследный герцог придерживался за его плечо и временами ойкал.