– Шел бы ты, Вахрамей, отдыхать, - буркнул Егорий, - Маячишь тут перед глазами!
   – Пойду, - отозвался упрямый старик. - Как только ваше величество изволит заснуть. Или хотя бы лечь.
   Сейчас ему! Егорий своего лекаря знал достаточно, чтобы не сомневаться: стоит лечь, тут же напустит сонные чары.
   – Будьте же благоразумны, ваше величество, - не унимался Вахрамей. - Судьба принца Валерия никоим образом не зависит от того, спите вы или нет. Весть о набеге пришла вовремя, войско отправлено, лучшего командира, чем князь Дмитрий, в степи и желать нельзя…
   И лучших союзников, чем Волки, - тоже, добавил про себя Егорий. Вахрамей прав, кругом прав. Но все равно ноет сердце, и кажется - заснешь, тут-то и придет весточка о сыне.
   Егорий остановился у окна, вдохнул ночную свежесть. Попросил:
   – Вели чаю подать. Заполоскать хоть зелье твое.
   По-летнему яркие звезды напоминали степь. Только там, в степи, они кажутся еще ближе. Зачаровали сына степные звезды… степные звезды да степные песни, зеленоглазая степная волчица… жива ли еще? И где Лерка? Застрял в крепости, в степи затерялся или все-таки успел добраться до стойбища?
   – Чай, ваше величество.
   Вахрамей подал чашку, король отхлебнул. О том, что сонное зелье можно мешать не только с вином, он вспомнил только утром.
 
2. Валерий, наследный принц Двенадцати Земель
 
   – Какие же здесь звезды близкие…
   Лерка валялся на спине в густой траве, рядом фыркали кони, вдалеке тявкали мелкие степные лисички, и казалось, что пришедшая сюда война - не более чем сон.
   – Руку протяни - достанешь, - засмеялась Саглара.
   Из степи донесся переливчатый волчий вой. Лерка приподнялся, вслушиваясь. Спросил:
   – Ваш?
   – Фарги, - узнала воющего девушка. Младший сын вождя, вспомнил принц, убежал на разведку вчерашним утром. - Орда рядом, - переводила для жениха Саглара. - Много. Две сотни в голове идут, а дальше, наверное, с тысячу. И лучники по крыльям, тоже сотни две. Кони волков не боятся, плохо.
   И плохо, вздохнул Валерий, что степняки не признают «ежей». Стальные колючки в траве, ранящие ноги коням, - лучшая защита от наступающей конницы, а что подлая… На войне как на войне. Но предложить такое Волкам - потерять их уважение сразу и навсегда. Здесь будет честный бой - если, конечно, можно назвать бой честным, когда нападающих вчетверо больше. Зато место для драки Совы и Волки выбрали с умом: с трех сторон - крутые склоны холма, с четвертой - обрыв. Отступать некуда, зато стоять до последнего - самое то. Если, конечно, ордынцы все-таки полезут на них, а не обойдут обрывы и не двинутся дальше в поисках более легкой добычи. Сам Лерка не рискнул бы атаковать такую позицию конницей в лоб, как обычно делает Орда. Но если у нападающих хватит ума с недельку подержать засевших на холме в напряжении - да без воды, да под палящим солнцем, - а затем спешиться…
   Валерий так и не сказал невесте, что наговор переноса для двоих у него с собой. И сам постарался забыть. Многое отдал бы за спасение зеленоглазой степнячки, но дезертирством жизнь покупать - нет уж.
   Саглара встала, потянулась:
   – Пойдем. Сейчас вождь боевые чары плести будет.
   Дымили на вершине холма два длинных костра, и цепочка воинов текла меж ними, свиваясь водоворотом с одного края и растекаясь ручейками с другого. Плыл над головами запах сгоревших трав и конского волоса, раскаленного железа. Вряд ли боевые чары степняков так уж хороши, думал принц, иначе давно бы их переняли для королевской армии. Но и Волки, и Совы верят в их мощь, значит, им - поможет. Правда, у ордынцев тоже есть магознатцы и в их лагере готовят сейчас воинов к бою. Валерий и Саглара прошли между кострами рука об руку; жар и чад толкнулись в голову, пробежались огнем по жилам.
   – Я рад, что успел, - сказал невесте Лерка. Саглара молча сжала его ладонь.
   Вопреки ожиданию, утро началось не с атаки. Орда прислала парламентера. Молодой воин осадил коня у подножия холма, сверкнули вплетенные в косы золотые солнечные амулеты. Крикнул:
   – Кто будет говорить с посланцем великого Тенгира, сына Солнца?
   Если не врет, подумал Лерка, если и впрямь за набегом стоит верховный вождь Орды - значит, та тьма конных воинов, что заполонила степь под холмом, - лишь малая часть. То же самое творится сейчас у всех кочевий, живущих под рукой короля Двенадцати Земель. Цена неудачных переговоров, гордыни южных князей и, возможно, предательства.
   Рядом возник Фарги, уже в человечьем облике.
   Тронул Лерку за плечо:
   – Отец тебя зовет. С ними пойдешь.
   К парламентеру спустились втроем. Взгляд ордынца скользнул по двум вождям, остановился на северянине - и метнулся к холму. Вот зачем позвал вождь на переговоры будущего родича: показать ордынцам, что за степняков будут драться солдаты Егория! Дельно.
   Волк усмехнулся. Спросил:
   – Что забыл ваш Тенгир на чужой земле?
   – Великий вождь предлагает своим братьям водить людей под его рукой, - возгласил ордынец. - Северный король недостоин дружбы воинов Степи, он не дарит им подвигов и славы, не дарит богатой добычи. Он превратил воинов в пастухов!
   – Это все? - буркнул вождь. - Всадники Тенгира проделали долгий путь лишь для того, чтобы предложить нам долю в их добыче?
   – Назовитесь младшими вождями под рукой великого, и доля ваша будет завидна. Если же северный король превратил вас в трусов, то место ваше - у ног тех, кто не забыл вкус вражеской крови!
   Принц Валерий с трудом удержал резкий ответ: он здесь младший, его дело в бою вперед лезть, а не в переговорах. А ордынец, глядя ему в лицо, добавил нагло:
   – Если воины северного короля не захотят умирать бесславно, великий вождь примет и их службу. Те же, кто захвачен будет в бою, станут рабами в палатках наших женщин. Будут носить им воду и мыть бараньи кишки, а нерадивых станут подгонять плетью.
   Лерка снова смолчал; два вождя переглянулись, и Волк ответил за всех:
   – Твой вождь хочет слишком многого, и речи его слишком надменны. Пусть он докажет делом, что может приказывать свободным.
   – Ты пожалеешь о своих словах, - выплюнул ордынец. Развернул коня, не дожидаясь ответа.
   – Сопляк, - бросил вслед вождь.
   Валерий едва успел вернуться к Сагларе и подхватить лук. На холм обрушились ордынские стрелы; одна из них бессильно клюнула траву рядом с девушкой, и степнячка презрительно рассмеялась:
   – Они, верно, решили, что своих стрел у нас не хватят для доброго боя?
   И впрямь, расстояние было слишком далеко не только для прицельной, но и для навесной стрельбы Ладно бы еще сверху вниз! Лерка подобрал стрелу, усмехнулся:
   – Вернем.
   Ответный залп вышел куда более удачным. Вряд ли он выбил так уж много ордынцев, но отойти заставил.
   Лерка достал «близкий глаз». Нашел давешнего переговорщика: похоже, молодой предводитель доказывал что-то своим сотникам, а те не соглашались. Принц огляделся:
   – Лара, где вождь? Там что-то такое делается, надо бы ему глянуть.
   – Дай мне.
   Саглара перехватила амулет, вгляделась. Вскочила:
   – Ты прав, идем! - Объяснила на бегу: - Решают, что делать. Одни честного боя хотят, другие, умные, понимают, что нас здесь честно не взять…
   Вождь, поглядев, с девушкой согласился. Объяснил принцу:
   – Им на нас верхами идти - смерть верная, отобьемся. Коней бросить, так драться - позор. Обложить и ждать, пока сами сдадимся, как у вас на севере водится, - того хуже. Остается хитростью брать. Только слыхал я, что Тенгир хитрецов не жалует. - Волк оскалился в злой усмешке. - Оставишь мне пока эту штуку, северянин?
   – Конечно. - Лерка, прикрыв глаза ладонью, вглядывался в гущу врагов. - Что это они там, дерутся?!
   – Видно, кто-то отступить предложил, - кивнул вождь. - Одним умным трусом меньше.
   А умный трус, вспомнил Валерий степное присловье, опасней десятка честных храбрецов.
   Впрочем, остальные тоже вряд ли были честными храбрецами: покружив вокруг холмов, ордынский отряд оттянулся за пределы видимости.
   – Думают: мы решим, что они ушли, - выплюнул вождь. С помощью Леркиного амулета можно было разглядеть сторожащих вдали всадников.
   Степняки остались на холме, только скот и коней отогнали на ручей. Ночью разведчики Волков кружили в окрестностях, охраняли лагерь от внезапного нападения; переливчатый вой то и дело вырывал Валерия из тревожного, неглубокого сна.
   Следующие четыре дня изменений не принесли. Странная осада выматывала людей, но оба вождя держали своих крепко. Тенгирову прихвостню первому надоест ждать, говорили они. Сопляк побоится уйти с позором, с пустыми руками. Тенгир глуп, что ставит таких командовать.
   Так и вышло. Утром пятого дня к подножию холма примчался всадник, и за его спиной маячили Тенгировы сотни. Ордынец горячил коня, кричал громко, чтобы слышали свои и чужие:
   – Дерись или сдавайся! Ты засел там, как суслик в норе, ты трус, не мужчина!
   – Моя земля, - разнесся над степью зычный ответ, - где хочу, там сижу. Тебе надо - ты дерись. Боишься?
   Еще лет сто-двести назад, подумал вдруг Лерка, Волкам и в голову бы не пришло отказаться от конной сшибки, как бы ни были неравны силы. И понимание, что полягут все, их бы не остановило. Соседство ли пограничных крепостей изменило взгляды степняков на войну, помощь ли северян - но такая вот глухая оборона ордынцам явно непривычна. Неужели решатся атаковать?!
   Решились.
   Недолгий обстрел, как и в прошлый раз, не нанес вреда. Похоже, ордынцы хотели всего лишь заставить врага вжаться в землю: уже через несколько минут к холму покатилась черно-рыжая волна сабельников. Строя не держат, криво усмехнулся Лерка, на глотку брать привыкли. Защелкали тетивы обороняющихся; первые выстрелы, слишком слабые, чтобы пробить ватные куртки ордынцев, степняки метили по лошадям, и вал наступающих вспенился бьющимися конями и раздавленными всадниками. В ровной степи это не слишком задержало бы атаку, но крутой склон не давал разогнаться, а каждый упавший конь ой как мешал тем, кто сзади. Лерка вскочил: настало время бить прицельно, и он посылал стрелу за стрелой в шеи коням, в лица всадникам; руки делали привычную работу, время остановилось, в мире остались только хлопки тетивы о грубую кожу перчатки, дикий визг коней, крики умирающих и чей-то смех вперемешку с руганью. И только одна мысль: если они сейчас отступят - мы победили.
   Они не отступили. Потеряв едва не половину, ордынцы достигли вершины холма и схлестнулись со степняками лицо в лицо. Засвистели кривые сабли, наконец-то увидев цель. Лерка бросил бесполезный теперь лук и потянул из ножен палаш. Заметил рядом Владко. Белополец поймал взгляд своего принца, кивнул: порядок, мол. У его ног скалила клыки молодая волчица. Саглара осталась в человечьем обличье; в руке девушка сжимала легкую саблю. Они стояли второй линией, за принявшими первый натиск всадниками. Но от линий очень быстро остались только рваные клочья.
   – За спиной держись, - успел сказать невесте Лерка, и началась рубка.
   В бою думать некогда: думают руки, думает тело, в голове же пусто и звонко. Ты кричишь или враг, твоя или вражеская кровь брызжет в лицо и впитывается в куртку, твой или вражеский клинок взвизгивает, силясь сдержать удар? Какая разница! Куча, свалка, беспорядочная толпа - и вот это называется звонким словом «бой»?! Солнечные амулеты в косах - чужой, совиные перья или серебряные бляшки с оскаленной волчьей мордой - свой. Чужих бить, своих прикрывать. Намертво заученные красивые приемы - не к месту. Машешь тяжелым клинком как придется, грубо, грязно - зацепить врага, и ладно. Крики, ржание, рычание, лязг, визг - грохотом прибоя на скалах, но сквозь прибой слышно, как бормочет ругательства Владко, как тяжело дышит Саглара… как смеется в лицо ордынец… как плачет растоптанный копытами волчонок… а солнце жарит и жарит, хотя давно, кажется, пора быть вечеру. Или так всегда бывает, что время стоит на месте, пока все не закончится? Лерка не знал: в его жизни это был первый настоящий, всерьез, бой.
 
3. Дмитрий, князь Белопольский
 
   Волна наступающей Орды обтекла крепость у, покатилась в степь, и было это хорошо и плохо одновременно. Хорошо - потому что белопольский полк беспрепятственно возник под стенами крепости, где ждала своего часа приемная половинка наговора переноса для королевских войск. Плохо - потому что у короля со степняками договор, и, раз ордынцы пренебрегли защищенной крепостными стенами добычей, придется выводить войско в степь. Рисковать ударом в спину…
   Медлить белопольский князь не стал. Ни часа лишнего не дал отдохнуть воинам: ведь где-то там, в степи, принц Валерий, а Орда пошла прямиком к стойбищам Волков. Еще посмотрим, кто кому спину подставит, бормотал Дмитрий. Благо, след ордынские сотни оставили прямой и четкий - к Ласточкиным Обрывам. Именно туда, по разумению князя, должны были уйти Волки - если успели получить весть о набеге. Там, значит, и встретимся, подумал князь.
   На пятый день, к полудню, белопольцы услышали звуки сражения. Полк перестроился к бою. Слаженно опустились копья, и мощные кони, привычные подолгу нести всадников в тяжелой броне, покатились лавой на ордынские сотни. Развернуться к новому врагу те успели - но и только. Стрелы оказались бессильны перед доспехами людей и толстыми попонами коней, сабли - перед копьями. Князь Дмитрий привстал на стременах, рявкнул:
   – Бей вражину!
   Княжеский кончар пригвоздил к земле недобитого лучника и взметнулся, указывая войску на холм. Грузный Дмитрий орудовал тяжелым клинком играючи, на зависть «хлюпикам», коим по руке «всего лишь» кавалерийские палаши.
   В мешанине схватки, кипящей на холме, в ход пошли клинки, звездачи и палицы. Белопольцы убивали спокойно и неторопливо, без азарта, разбирая дерущихся на своих и чужих, как крестьяне перебирают перед севом зерно: наметанный взгляд заметит мельчайшие различия, и руки сами сделают правильно. Тяжелые белопольские кони сшибали мелкорослых ордынских, сверкала под полуденным солнцем хищная сталь, и рвался из луженых глоток боевой клич, заглушая хрипы умирающих.
   Пленных не брали.
   Убитых среди степняков оказалось не так уж много: похоже, ордынцы предпочитали скальпам рабов. Однако на достойное, по обычаю, погребение у живых сил не осталось. Заботу о мертвых оставили на завтра. Ранеными занялся полковой магознатец: единственная уцелевшая травница не справлялась, хотя на подхвате у нее суетилось несколько девчонок. Трупы врагов сбрасывали с обрыва; там, внизу, уже собирались падальщики.
   Валерия белопольский князь нашел не сразу. По-хорошему, племянничку не мешало бы самому поинтересоваться, кто пришел на помощь; но глухое раздражение оставило Дмитрия, едва он увидел Лерку. Принц, с ног до головы забрызганный кровью, лениво, едва шевелясь, стаскивал доспех. Рядом, запрокинув голову, жадно пил из кожаного бурдюка мальчишка-пограничник. Хорошо, хмыкнул князь, женишки оба живы. Теперь бы узнать, что с невестами…
   – Дядько! - вскрикнул Валерий, увидев рядом князя. Тот, не выдержав, облапил племянника, рыкнул:
   – От же ж зараза ты, Лерка! Из одной заварушки да в другую, псы тебя дери! Цел хоть?
   – Вроде, - выдохнул принц. Откинул со лба липкие от пота и крови волосы. На руке багровел синяк.
   – Перчатку смени, - проворчал князь.
   – Да все менять придется, - Лерка пнул сброшенный на землю доспех. - И лук растоптали, в щепки. Если б завтра снова в бой - толку с меня…
   – А ты думал - игрушки? - Дмитрий протянул племяннику флягу с вином. - Глотни. Да спасибо скажи, что голова не в щепки.
   Лерка ощупал голову, поморщился:
   – Могли. Ладно, жив - и хорошо. Пойдем, дядько, с невестой моей познакомлю.
   Хвала Господу, усмехнулся в усы князь Дмитрий, не напрасно парень головой рисковал. Ох и погуляем на свадьбе! Теперь бы только наладить его с девчонкой вместе к Егорию - и отцу спокойнее будет, и детворе безопаснее.
   – Только домой нас отправлять не мылься. - Валерий, негодник, словно мысли прочитал. - Разберемся с Ордой, тогда уж. Волки мне родня теперь, я их бросать не должен.
 
4. Валерий, наследный принц Двенадцати Земель, и Саглара из семьи Пепельных Волков, его невеста
 
   Наследник престола неторопливо ехал по Славышти, и вдоль домов росла толпа зевак. Столица глазела не на принца - эка невидаль, принц! - а на девушку, что ехала с ним стремя в стремя. Праздничная одежда знатной степнячки, волчьи амулеты в косах, боевой нож на поясе - и это их будущая королева? Ну, Свет Господень, дожили!
   Валерий посмеивался, прекрасно зная, о чем думает столичный люд. Ничего, привыкнут. В княгинях степнячки уже ходили - редко, но бывало. Будет и королева, а кому не нравится - пусть держат при себе.
   – Странно здесь, - тихо сказала Саглара. - Тревожно.
   – Не бойся, - улыбнулся Лерка. - Степнякам в городе всегда поначалу так. Привыкнешь.
   По обычаю Степи они уже были муж и жена, но королевой не стать так просто. Славышть готовилась сразу к двум свадьбам, пока же Валерий покалывал Сагларе столицу, а столице - ее. А соглядатаи из тайной службы пасли недовольных выбором наследника князей - и уж кто-кто, а Лерка понимал: не зря его невесте тревожно. Волчий нюх чует опасность.
   Но здесь, в городе - его городе! - защищать волчицу должен он, Лерка.
   Впервые в жизни принц всерьез озаботился вопросами собственной безопасности. Амулеты от стрел и от наведенных чар - себе и Сагларе; два десятка молодцов в отдаленном охранении - чтоб им не мешали, а возможных заговорщиков если не выловили, так хоть спугнули. Поездки с тайной службой согласовывать и даже - видали вы такое?! соглашаться на изменение маршрута ради удобства охраны! Ночью из дворца не выходить! Окна в комнатах ставнями закрывать!
   Лерка скрипел зубами, выслушивая иные приказы. Но подчинялся: Саглара дороже.
   Что приказы эти - не пустая болтовня, он убедился уже на третий день. В храм ездили; строго говоря, Саглара одна должна была бы, как подобает невесте, но степнячка блюла городские установления лишь постольку, поскольку требовал жених, а Лерка всем дурацким обычаям предпочитал общество своей зеленоглазой. И вроде бы вполне благополучно прошла поездка - но, едва вернулись, Валерию предъявили трупы.
   Два лучника и один, судя по всему, магознатец. Снять охранительные чары - и расстрелять обоих: и принца, и чужачку-невесту. Ловко.
   – На крыше против храма ждали, - объяснил капитан тайной службы. - У всех заклятие на поимку стояло, смертное, и наговор переноса с собой. С наговорами Вахрамей разбирается, но сказал, надежды мало; под этих, - капитан недобро зыркнул на трупы, - четко подогнаны.
   Хорошо подготовились, зло подумал Валерий. И что толку обзывать отцовых дознавателей олухами? Они делают, что могут, но как пройти по следу не просто запутанному или оборванному, но спрятанному умело и расчетливо, с полным знанием всех тех методов, которыми искать будут?
   Оставалось беречься, внешне изображая обычную беспечность. Разъезжать по городу приманкой, строить из себя бестолковую жертву и думать: неужели еще пару месяцев назад я в самом деле таким и был?! Ну не дурень?…

О послах и посланцах

1. Луи, король Таргалы
 
   Вернее всего происходящее в большой тронной зале описывалось двумя простыми словами. Соблюсти приличия. Да, именно так, кивнул нечаянной мысли Готье. Приличия. Посол знает, что сватовство не будет принято. Лун знает, что вслед за окончательным отказом последует если не объявление войны, то хотя бы угроза. Но оба изысканно вежливы, неторопливо обстоятельны и церемонны. Высокое искусство дипломатии: улыбаться, втайне нашаривая кинжал, желать приятной трапезы, поднося бокал с ядом. Но кто предупрежден - тот вооружен. Ханджарских почтовых голубей ждут ловчие соколы, а ханджарское посольство - лучшие камеры королевской тюрьмы. Тихие, спокойные, непроницаемые для чар и заклятий. Вряд ли из двоюродного дядюшки старшей жены императора выйдет стоящий заложник: чем больше у властителей родни, тем меньше цена каждому из родичей. Но в войну применение пленным найти легко. Вздернуть на площади перед дворцом - и то народу развлечение.
   А к войне шло. Посол сквозь зубы цедил хвалу таргальскому гостеприимству, пряча за лживой улыбкой оскал. В глазах Луи стыла ненависть, оттесняя привычное холодное спокойствие. Письмо посла, снятое с пойманного голубя, ненависти весьма способствовало, ибо о войне говорило как о деле решенном и к тому же обещало императору поддержку церковников полуострова.
   Знай Готье, в какое бешенство приведет это письмо обычно спокойного и трезвомыслящего короля, - предпочел бы не показывать. Луи, еще после рассказа Анже изрядно обозленный на Капитул Таргалы, совсем потерял голову. Капитан тайной службы терпеливо выслушал все, что имел король сказать о своем аббате, которому бы, с таким двоедушием, копыта Нечистому вылизывать, а не Господу службы служить; об императоре и его родиче, не гнушающихся помощью лживых сукиных детей; наконец, о неизбежной войне, которая, конечно, не ко времени, но будь он проклят, если не покажет всем, что на Таргалу лезть - себе дороже; но когда, излив душу, Луи приказал своему капитану сегодня же ханджарских шакалов рассовать по камерам королевской тюрьмы, а отца Ипполита предоставить палачу до получения исчерпывающих признаний, Готье не выдержал.
   – Ваше величество, - демонстративно тихо заявил он, - вы изволили погорячиться. Я умоляю вас смирить гнев и рассудить с присущим вам здравым смыслом…
   – Граф Унгери, - прорычал король, - это ВЫ изволили струсить, а не я - погорячиться. И продолжаете изволять. Прах меня забери, да об нас вытирают ноги! Собственные, Нечистый бы их побрал церковники! Такие же таргальцы, как ты и я!
   – Не такие же. Они люди Господни, над ними нет земных властителей.
   – Как же, нет! Императору продались с потрохами! А теперь нас продают ему же! Готье, ты слышал приказ. Я хочу, чтобы признания королевского аббата читали на всех площадях и обсуждали во всех трактирах королевства. - Лицо Луи исказила злая гримаса. - Свет Господень, и эти люди обвиняют меня в неверности!
   – Луи, ты не можешь поднять руку на церковника. Как бы ни был ты прав - не можешь! Твой собственный народ сочтет тебя достойным анафемы, неужели так трудно это понять?!
   Молодой король рухнул в кресло, спрятал лицо в ладони. Выдохнул:
   – Ненавижу.
   – Ты не должен давать повода, - мягко, как ребенку, объяснил Готье. - Да, рано или поздно они попытаются тебя отлучить, но с какой радости тебе самому подставляться под удар? Не облегчай им задачу.
   Луи молчал долго. Наконец кивнул:
   – Ладно. Тогда займись ханджарами.
   Готье едва сдержал стон. Ну вроде бы успокоил, так нет, снова!
   – Чем тебе не угодили ханджары?
   – Ты серьезно? Готье, это ведь не переговоры, это чистой воды издевательство! Или я расторгаю помолвку с Радой, или получаю войну!
   – Ты знал, что так может быть.
   – Но не настолько же нагло! Они диктуют мне условия, словно я какой-нибудь дикий князек с северных островов, а не король Таргалы!
   – Луи, опомнись! Это не они тебе условия диктуют, а император! Посол неприкосновенен! Ты король, а не дикий князек, так поступай же как король!
   – Граф Унгери, - глаза Луи стали дикими, в голосе звякнул металл. - Вы слышали приказ. Всех, от посла до последнего охранника, по одиночным камерам. Тайно. Вреда не причинять, но…
   – Ваше величество, вы совершаете ошибку.
   – Извольте подчиняться, граф! Приказываю тут я!
   – Мой король, я должен вас защищать. В том числе от ваших же ошибок. Вы вольны меня самого бросить в тюрьму, но этот приказ я не выполню.
   – Готье, - Луи встал, - а если я тебя попрошу?
   – Ты льешь воду на их мельницу. Объясни мне, зачем тебе это надо? Ты хочешь дать повод к войне? Настоящий повод, законный с точки зрения любого государя, даже твоего будущего тестя? Хочешь запятнать свое доброе имя нападением на посла? Хочешь нарушить коронационную клятву?
   – Вот этого не надо! - взвился король. - Я клялся не ввязываться в войны, да, но этой войны нам все равно не избежать! Так почему мне не начать ее так, как удобно мне? Будь я проклят, Готье, мне надоело стелиться под ханджарского шакала, я не могу больше улыбаться ему, как лучшему другу, не мо-гу! Да, я дам империи повод к войне, ну и что?! Можно подумать, что без этого повода войны не будет! А доброе имя - ты разве не помнишь, Готье, что они говорят обо мне и омоем предке? Я защищаю доброе имя! Пусть не свое - но святого Карела!
   Готье молча глядел на своего короля. За последний год капитан таргальской службы безопасности успел забыть, насколько Луи молод - и, как положено молодым, горяч. Несомненный талант к правлению заставлял ждать от короля поступков исключительно мудрых и взвешенных. Ну что ж, так и было. Долго. Но теперь задета честь, и даже такому толковому государю, как Луи, позволительно, пожалуй, сорваться.
   – Хорошо, я сделаю, как ты хочешь. Но не сегодня и даже не завтра. Мне надо подумать, как обставить такое событие и как его объяснить.
   – И большего я от тебя не добьюсь, так? - Луи скрипнул зубами. - Ладно. Два-три дня я потерплю.
   Терпение короля проявлялось, на взгляд Готье, довольно-таки своеобразно. В приморские гарнизоны стягивалось подкрепление. На верфях спешно достраивались боевые корабли, в портах и рыбацких деревушках коронные вербовщики набирали матросов. И в том, что на рынках Корварены все еще не вздорожали зерно, хлеб и рыба, была прямая заслуга людей графа Унгери. Как-никак, неделя переговоров - вполне достаточно, чтобы перспективы стали ясны не только политикам, но и ушлому столичному люду.