Страница:
— А как он выглядит? — спросила она.
Гордон тоже никогда не видел слона, но не мог же он признаться в этом своей молодой жене.
— Ну, слон — это самое большое из божьих созданий, и у него длинный нос, который называют хоботом.
Полукруглый бастион, к которому они наконец подошли, был известен под названием Львиной Башни. Он состоял из нескольких клеток и ям, забранных решетками.
Здесь царила ужасная толчея. Опасаясь потеряться в толпе незнакомых людей, Роберта вцепилась в руку мужа и мысленно поздравила себя с тем, что не забыла надеть в этот день перчатки. Гордон же покровительственно улыбался ей, в душе потирая руки. Как и предсказывала хозяйка таверны «Королевский петух», все будет в полном порядке. Возможно, и не понадобится пересекать границу Шотландии, чтобы сделать ее своей женой в полном смысле слова.
— Не пугайся, — прошептал он ей на ухо, пока они прокладывали дорогу сквозь движущуюся толпу.
Остановившись перед загородкой, Роберта с изумлением разглядывала огромного слона, а потом и белого медведя. Но больше всего ее внимание приковали львы. Чтобы пробраться к яме со львами, Гордону пришлось прокладывать дорогу сквозь толпу простолюдинов, которые расступились перед дворянином и его дамой, а потом снова сомкнулись за ними.
— Боже правый, — тихо воскликнула Роберта, приблизившись к железной решетке, перегораживающей верх ямы, и услышав громкое рычание из ее темной глубины.
Стремясь получше разглядеть свирепых хищников внизу, Роберта потихоньку подступала все ближе и ближе к яме. И вдруг неожиданно ощутила, как чьи-то руки толкают ее в спину, и вслед за этим кто-то поставил ей подножку. Потеряв равновесие, она заскользила к самому краю ямы. Одна ее нога попала между прутьями и провалилась вниз.
— Помогите! — закричала она, в отчаянии цепляясь за мужа.
Гордон подхватил ее и дернул на себя в тот самый момент, когда один из львов подпрыгнул к ее застрявшей ноге. И оба они упали на землю посреди потрясенной толпы зрителей.
— Ты в порядке? — спросил Гордон.
Дрожа, как в лихорадке, слишком напуганная, чтобы говорить, Роберта лишь отрицательно покачала головой. Она приложила руку к груди, чтобы успокоить бьющееся сердце, и пальцы ее нащупали ожерелье.
И тут она увидела, что ее алый звездный рубин потемнел.
— Я думаю, мы насмотрелись достаточно, — сказал Гордон, вставая. Он помог ей подняться и, обняв за плечи, прижал к себе. — Но, черт побери, дорогая, как это получилось? — спросил он, ведя ее к выходу. — У тебя нога подвернулась, что ли?
— Кто-то меня толкнул, — дрожащим голосом отвечала Роберта.
Гордон резко остановился и взглянул на нее.
— Не могу в это поверить.
— Говорю тебе, я почувствовала, как чьи-то руки выпихнули меня, — настаивала она, все возвышая голос от волнения. Его недоверие было оскорбительным после такого происшествия, едва не ставшего для нее роковым.
— Ты, должно быть, ошиблась, — сказал Гордон. — Просто толпа затолкала тебя.
— Я знаю, что говорю! — вскричала Роберта, начиная злиться. Ее едва не сожрал лев, а муж отметал ее объяснения, как какую-то чепуху. — Кто-то пытался убить меня. Ты мой муж, ты и узнай, кто это был.
— Люди не убивают без причины, — попытался урезонить ее Гордон, когда они садились на коней. — Кому во всей вселенной польза от твоей преждевременной смерти?
— Если не можешь защитить меня, значит, не можешь быть моим мужем, — язвительно заметила Роберта. — Генри, тот бы нашел и наказал негодяя.
— Генри… Генри… Генри!.. — зарычал Гордон почти так же свирепо, как львы. — Только и слышишь о Генри. Удивляюсь, что этотЛадлоу не умеет еще ходить по воде.
— Ну, он был бы более способен на это, чем ты, — отрезала Роберта.
Гордон резко повернул голову и в упор поглядел на нее.
— Придержи свой язык, — предостерег он, — или я положу тебя через колено и задам хорошую трепку, которую ты заслуживаешь.
Невольно Роберта прореагировала так же, как и ее мать, когда отец вел себя оскорбительно и глупо. Она смерила его ледяным взглядом, а потом презрительно вздернула кверху нос.
Гордон проигнорировал ее молчаливый вызов. Всю обратную дорогу через Лондон к Стрэнду Роберта хранила молчание. Она знала, что не ошиблась: кто-то совершенно умышленно толкнул ее к львиной яме. Но кто же мог хотеть ее смерти? Может, этот злоумышленник таил недоброжелательство к ее семье? В это было трудно поверить, ведь никто в Англии их не знал. А может, это были враги дяди? Но почему тогда убийца решил погубить именно ее? Она ведь просто племянница графа.
Роберта бросила взгляд на свое заветное ожерелье. Чем дальше они отъезжали от замка, тем больше звездный рубин приобретал свой обычный цвет. Потом она искоса посмотрела на Гордона, наблюдавшего за ней.
— И вовсе я не проверяю свою грудь, — бросила она ему.
Лицо Гордона было раздраженным. Он снова обратил взгляд на дорогу и сказал:
— Если ты и вправду думаешь, что кто-то пытался убить тебя, ну что ж, я готов тебе поверить. Тогда мы сегодня же уезжаем в Шотландию.
— Я с вами никуда не поеду, милорд, — сказала Роберта. — И не собираюсь больше это обсуждать.
— Да, там ты точно будешь в безопасности, с моим отцом в замке Инверэри, — продолжал Гордон, словно бы и не слышал ее слов.
Роберта ничего не ответила, но замкнулась в гордом молчании. Этот маркиз Инверэри был совершенно невыносим. Но если этот неотесанный тип и в самом деле думает силой увезти ее на север до того, как наступит первый день весны, то ничего у него не выйдет.
— Собирай свои вещи, ангел, — приказал Гордон, как только они свернули на дорожку, ведущую к особняку Деверо. — Мы отправимся в дорогу через час.
— Ты что, глухой? Я же сказала тебе… — начала было Роберта, но прервалась, заметив двух людей, выходящих из дома.
— Даб! — закричала она. — Это Даб! — Пришпорив лошадь, она приблизилась к брату и, прежде чем тот успел помочь ей спешиться, соскочила с седла и бросилась в его объятия. — Ох, Даб, как я счастлива тебя видеть, — вскричала она, обнимая его так крепко, словно никогда не отпустит.
— Как поживаешь, сестра? — спросил Даб.
— Прекрасно, сейчас, когда ты здесь, чтобы защитить меня, — ответила Роберта, глядя в его черные глаза. Она всегда чувствовала себя в безопасности со старшим братом — он так похож на отца!
— Защитить тебя от кого? — с веселой улыбкой спросил Даб. — От твоего мужа?
— Твоя сестра клянется, что кто-то пытался толкнуть ее в львиную яму в Уайт-Тауэре, — с улыбкой сказал ему Гордон. — Ты слышал когда-нибудь что-то столь же нелепое?
— Ничего нет смешного в том, чтобы попасть львам на обед, — упрямо возразила Роберта. Потом бросила взгляд на высокого светловолосого мужчину и спросила: — А это твой друг, Даб? Ты не познакомил нас.
— Познакомься с Мунго Маккиноном, внуком графа Ская, — сказал брат. — Мунго друг твоего мужа и родственник кузины Гленды.
— Мунго, познакомься с Робертой Макартур, маркизой Инверэри, моей женой, — закончил представление Гордон.
— Очень рад познакомиться, — с улыбкой сказал Мунго и наклонился, чтобы поцеловать ее руку.
Роберта вежливо улыбнулась в ответ, но в то же мгновение заметила холодный огонь, сверкнувший во взгляде его бледно-голубых глаз. Ни муж, ни брат, казалось, ничего не заметили, но сама она видела достаточно много злобных взглядов, направленных в ее сторону, чтобы сразу распознать их.
Странно. Почему этот незнакомец, которого она доселе в глаза не видела, питает к ней такую ненависть, спросила себя Роберта. Ее перчатки для верховой езды скрывали дьявольское пятно, значит, не в нем была причина.
— Ну а теперь, когда мы собрались все вместе, — сказал Мунго, повернувшись к брату, — можно составить план нашего возвращения в Шотландию.
Наблюдая за его взглядом, Роберта была поражена, что такая же ненависть сверкнула во взгляде блондина, когда тот повернулся и к ее брату. Неужели Даб ничего не замечает? Как наследник и внешне копия своего отца, ее брат был в клане на особом положении и всегда оставался всеобщим любимцем. Ни один человек в клане Макартуров никогда не смотрел на него так.
— Нужно постараться, чтобы нас не застигла непогода, когда мы поедем на север, — ответил Даб. — Лучше подождать неделю-другую, тем более что с нами поедет и моя сестра. Что ты на это скажешь, Горди?
Роберта видела, как Мунго повернулся к Гордону, и тут же ненависть исчезла в его взгляде. Так почему же Маккинон питает такую неприязнь именно к Макартурам, которых он никогда не встречал? — снова спросила она себя. Ведь у них даже есть общая кузина, и значит, они в какой-то мере родственники.
— Я везу срочное послание своему королю и не могу задерживаться здесь, — сказал Мунго.
— По ту сторону границы будет меньше опасностей, и погода там установится, — поддержал его Гордон, бросив на Роберту косой взгляд. — Поскольку моя жена боится за свою жизнь, мы отправимся в путь сегодня же.
— Что касается меня, то я не ступлю ни шагу за порог усадьбы Деверо до первого дня весны, — твердо сказала Роберта и, повернувшись, направилась к дому.
— Вернись, — окликнул ее Гордон.
Но она лишь ускорила шаг, а потом и вовсе пустилась бегом, когда услышала громкий смех брата и сказанные вполголоса проклятья мужа.
Захлопнув за собой входную дверь, Роберта прислонилась к ней и глубоко вздохнула. Она понимала, что ей никуда не деться, если муж будет настаивать на том, чтобы покинуть Англию.
Но тут ей в голову пришла спасительная мысль, заставив ее слабо улыбнуться при этом. Она спрячется в своем любимом месте — в большом кресле, стоящем в самом укромном уголке дядиного кабинета, — и просидит там до позднего вечера. Ведь ни один человек в здравом уме не отправится в такой долгий путь ночью. И она будет в безопасности по крайней мере до утра.
Горячо желая ни с кем не встретиться, Роберта торопливо прошла через вестибюль и, войдя в дядин кабинет, закрыла за собой дверь. Прежде чем забраться в любимое кресло, она задержалась на мгновение и посмотрела в окно. Гордон, Мунго и Даб шли по направлению Дауджер-хаусу. Может быть, ее муж передумал?
Ломая голову над тем, как избежать возвращения в Шотландию, Роберта уселась в глубокое кресло и свернулась клубочком. Вряд ли кто найдет ее здесь. Откинувшись на спинку кресла, она задумалась о своем затруднительном положении. Слезы навернулись на ее глаза, когда она поняла, что начинает жалеть о своем замужестве и самонадеянном и упрямом муже.
Ведь она никогда не будет счастлива с ним в Хайленде. Ее проклятое пятно помешает этому. Если она уедет с ним на север, то всегда будет чувствовать себя отверженной.
И опять в сознании всплыл тот странный вопрос ее тетки: «Ты хочешь остаться в Англии потому, что любишь Генри? Или ты любишь Генри потому, что хочешь остаться в Англии?»
Теперь Роберта знала ответ. Она любит Гордона Кэмпбела, но ей нельзя быть его женой.
Этот жестокий мир требовал, чтобы она сделала выбор между романтикой, мечтой и действительностью. Она выберет действительность и научится любить Генри Талбота, хоть и любит сейчас другого.
И вдруг ее пронзило чувство вины перед Талботом. Генри заслуживал большего, чем жену, которая не любит, а только собирается научиться любить его. Хотя в жизни случаются вещи и похуже, чем брак без страстной любви. Брак ее собственных родителей был устроен по расчету, но какое это имело значение, ведь они влюбились друг в друга с первого взгляда. Во всяком случае, так рассказывала ей мать.
Тяжелые мысли в конце концов обессилили Роберту, и теперь голова у нее разламывалась от боли. Со вздохом она закрыла глаза и попыталась избавиться от тревожных мыслей о будущем.
Но это оказалось не так-то легко. Прошел целый час, прежде чем она смогла забыться тревожным сном.
Негромкие мужские голоса проникли в ее беспокойный сон и вернули к реальности, но ее будто сковало что-то, не давая даже пошевелить рукой. Она открыла глаза и увидела, что за окном уже темнеет. Когда же услышала дядин голос, то окончательно поняла, что проснулась. Мужчины разговаривали в кабинете.
— Добро пожаловать в усадьбу Деверо, лорд Берли, — говорил граф Ричард. — Добро пожаловать, сэр Уолсингем.
Услышав эти слова, Роберта насторожилась. К ее дяде приехали два советника королевы Елизаветы, самые приближенные к ней люди. Лорд Берли был ее государственным канцлером, а Уолсингем — государственным секретарем.
Роберте вдруг стало весьма неуютно в этом укромном уголке. Что делать: встать и объявиться, хоть это и неудобно, или же, замерев, сидеть и ждать, пока они не выйдут.
— Генри, я же велел тебе оставаться при дворе до начала весны, — вдруг сказал дядя.
Услышав это, Роберта прокляла свое невезенье. Муж и так весь кипел и готов был силой везти ее на север, а увидев Генри, не даст ей времени даже собрать свои вещи. Растерявшись и не зная, что предпринять, она еще больше вжалась в кресло, благо никто не видел ее в полумраке кабинета.
— Я приехал с лордом Берли и сэром Уолсингемом. Они представляют здесь интересы моего отца, — отвечал Генри.
— Путешествовать в такое время года — дело трудное, — заметил граф Ричард. — Значит, я полагаю, вас привело дело важное.
— Мы направляемся во дворец Ричмонд, — ответил Берли.
— И решили по пути заехать к вам. Речь идет о Марии Стюарт, — добавил Уолсингем.
При этих словах Роберта замерла в ожидании того, что предстояло услышать. Ее нервы были натянуты до предела. Все мысли о том, чтобы объявить о своем присутствии, тут же вылетели у нее из головы.
— Состоялся суд, и судьи признали Марию Стюарт виновной в заговоре против короны, — объявил лорд Берли.
Роберта прикрыла рот обеими руками, чтобы сдержать испуганный крик. Наказанием в таком случае была смерть. Но нет, Елизавета и ее фавориты не могли посягнуть на жизнь другой королевы, помазанницы божьей.
— Боже мой! Но разве это справедливо? Судьи были беспристрастны? — с возмущением воскликнул граф Ричард. — Вы сами все это устроили, Уолсингем. Вы плели интриги, подделывали улики, фальсифицировали свидетельские показания. Вы были заинтересованы в таком решении суда и, пользуясь своим влиянием, вы настроили Елизавету.
— Но, Ричард… — начал лорд Берли.
— Никаких «но», Сесил, — резко перебил граф всесильного советника. — В течение многих лет Уолсингем интриговал, чтобы заманить Марию Стюарт в западню. Скажите мне, как можно ее обвинить в государственном заговоре, если эта несчастная женщина вот уже двадцать лет живет как в тюрьме?
— Как бы то ни было, дело сделано, — хриплым голосом сказал Уолсингем.
Роберта затаила дыхание от страшного предчувствия, от той ужасной вести, которую должна была услышать. Когда же лорд Берли заговорил, то она едва не потеряла сознание.
— Мария Стюарт два дня назад была переведена в замок Фотерингей и там казнена, — бесстрастным голосом сообщил Берли. — Мы трое присутствовали при ее казни.
— Вы идиоты! Теперь между Англией и Испанией все кончено! — взорвался граф Ричард. — Запомните мои слова: не пройдет и полугода, как испанский король будет угрожать нашим берегам.
— Об этом мы подумаем в свое время, — сказал Уолсингем. — А сейчас для нас главное — держать в тайне смерть Марии, пока Елизавета не пошлет королю Якову официальное соболезнование.
Роберта услышала глубокий горестный вздох, скорее всего дядин.
— Расскажите, как все произошло? — попросил граф.
— Мария Стюарт вела себя мужественно, не теряя чувства собственного достоинства, — ответил Берли, и в тоне его прозвучало невольное уважение. — Присутствовать при этом было очень тяжело. Убийство королевы — грязное дело.
Роберта больше не могла сдерживаться. Она вскочила с кресла и бросилась к мужчинам, ошеломив их своим внезапным появлением.
— Предатели! Вы гнусные английские свиньи! Как вы осмелились убить нашу королеву! — вне себя кричала она. — Мы, шотландцы, сожжем вашу Англию дотла! Господи боже, да мы…
— Замолчи! — прикрикнул на нее дядя Ричард.
Привыкшая слушаться его во всем, Роберта тут же замолкла. Но глаза ее сверкали бешенством, когда она смотрела на собравшихся здесь мужчин.
— Кто эта шпионка? — требовательно спросил Уолсингем.
— Это племянница графа Ричарда. Она приехала из Шотландии, — ответил Генри.
Королевский советник повернулся к графу и сказал:
— Вели ей собрать свои вещи. Мы будем держать ее в Тауэре, пока королева не решит, что пришло время объявить миру о казни Марии.
— Что-что?.. — не веря своим ушам, переспросил граф Ричард.
— Фрэнсис, в этом нет необходимости, — вмешался лорд Берли, бросив многозначительный взгляд на графа Ричарда. — Если граф гарантирует нам…
— Вы не должны заключать Роберту в Тауэр, — добавил со своей стороны Генри. — Это было бы слишком.
Не обращая внимания на их протесты, Уолсингем отрицательно покачал головой. Потом, приблизившись к Роберте, сказал:
— Я обещаю, что тебе не причинят никакого вреда.
Роберта вдруг наклонилась и быстрым, как молния, движением выхватила свой шотландский кинжал из ножен. «Последнее средство», так в Хайленде называют его. И тут же приставила смертоносное лезвие к горлу государственного секретаря. Уолсингем замер.
— Я умею обращаться с этим оружием и не побоюсь использовать его против английской свиньи вроде тебя, — пригрозила ему Роберта. — Попробуй только сделать хоть шаг вперед.
— Роберта, опомнись! — воскликнул Генри. — Ты поднимаешь оружие на приближенного королевы.
— Мне очень жаль, Генри, — сказала она спокойно (кинжал придал ей храбрости). — Но я в первую очередь — уроженка Хайленда, и только во вторую — английская леди.
— Басилдон, угомони свою племянницу, иначе все наши планы пойдут прахом, — приказал Уолсингем.
— Ее пребывание в Тауэре в течение нескольких недель необходимо в государственных интересах, — сказал ему Берли. — Я лично отвечаю за ее безопасность.
Роберта посмотрела на дядю. Он тоже неотрывно смотрел на нее. Их взгляды встретились, и граф едва заметно ободряюще улыбнулся ей. Что бы это значило, спросила она себя. Неужели он все-таки собирается передать ее приближенным королевы?
— Если вы хотите отправить в Тауэр дочь моей сестры, — заявил Ричард, — вам придется предъявить приказ об ее аресте.
— Очень хорошо, но тогда королева будет в курсе произошедшего, — ответил раздраженный Уолсингем. — Я думаю, вы сумеете продержать это отродье в надежном месте до утра.
— Конечно.
Не прибавив больше ни слова, государственный секретарь направился к выходу.
— Я буду ждать вас во дворе, — сказал он канцлеру и исчез за дверью.
— Тебе не поздоровится. Хлебнешь ты с этим делом лиха, Ричард. Ничего хорошего тебе это не сулит, — пробормотал Берли.
Граф пожал плечами.
— Сестра поручила свою дочь моему попечению, и я отвечаю за нее перед богом и людьми.
— Я понимаю, — ответил Берли. — Будем надеяться, что и королева Елизавета это поймет. Ну как, ты идешь, Талбот?
— Нет, я переночую дома, — ответил Генри. — А утром вернусь в Ричмонд.
— Как знаешь. — И с этими словами Берли последовал за государственным секретарем.
Все так же не выпуская из рук обнаженный кинжал, Роберта стояла не шевелясь. Она не знала, что теперь делать, и не находила, что сказать.
Граф подошел к окну и посмотрел, как королевские приближенные удаляются по направлению к причалу. Наконец, после долгого и неловкого молчания, он повернулся и сказал:
— Вложи кинжал в ножны, племянница. Иди сюда, сядь.
— А ты никогда не говорила мне, что носишь кинжал, привязанный к ноге, — вставил Генри.
— Генри, беги в Дауджер-хаус, — прервал его Ричард. — Приведи моего племянника и маркиза, но предупреди, чтобы они ничего не говорили своему спутнику, этому Мунго.
Генри кивнул и вышел из кабинета.
Несколько минут спустя он снова появился на пороге вместе с обоими шотландцами. Тут же явилась и леди Келли.
— В чем дело? — спросил Даб, направляясь к сестре.
— А что Талбот делает здесь, ведь еще не наступил первый день весны, — спросил Гордон, идя за ним следом.
— Слава богу, что ты здесь! — вскричала Роберта, вскакивая с кресла и бросаясь к ним. Не обращая внимания на брата, она бросилась в объятия мужа.
Удивленный, Гордон обнял ее и прижал к себе. Чувствуя, что она вся дрожит, он, поцеловав ее в макушку, вопросительно взглянул на графа, ожидая объяснений.
— То, что я собираюсь сообщить вам, должно остаться в тайне, даже от вашего спутника, — начал граф. — Если вылетит хоть слово, меня тут же арестуют и бросят в Тауэр. Могу я рассчитывать на ваше
молчание?
— Клянусь, — с готовностью произнес Гордон.
— Я тоже, — сказал Даб.
Ричард кивнул:
— Советники королевы Берли и Уолсингем только что сообщили мне о казни Марии Стюарт, но…
— Они убили нашу королеву? — воскликнул Даб. — Как они осмелились!..
— Дай своему дяде продолжить, — прервал его Гордон.
— Так вот, я как раз собирался сказать, — продолжал Ричард, — что Роберта подслушала наш разговор…
— Я не подслушивала…
Гордон, не раздумывая, тут же прикрыл ей рот рукой. Потом кивнул графу, чтобы тот продолжал.
— Благодарю, Инверэри, — сухо сказал Ричард, и едва заметная улыбка тронула его губы. — Роберте не удалось остаться незамеченной. И Уолсингем решил заключить ее в Тауэр до тех пор, пока Елизавета не направит Якову официальное соболезнование.
Гордон понимающе кивнул:
— Ну что ж, мы исчезнем и скроемся в горах Шотландии.
— Я предпочитаю отправиться в Тауэр, чем вернуться в Шотландию, — заявила Роберта, вызывающе вздернув подбородок.
— Ангел, тебя никто не спрашивает о том, что ты собираешься делать, — сказал Гордон, нахмурив брови.
— Роберта, никто уже не вернет нашу королеву с того света, — попытался урезонить сестру Даб. — Подвергая себя опасности, ты ничего не изменишь и только создашь проблемы своим близким.
— Ладно, я буду молчать, — согласилась она. — Я вовсе не хочу, чтобы из-за меня дядя Ричард попал в тюрьму.
— А вас не бросят в Тауэр, когда королевские приближенные обнаружат, что Роберта исчезла? — спросил дядю Даб.
— Я им скажу, что она убежала с тобой этой ночью, — ответил граф. — Берли мне поверит, а Уолсингем не осмелится возражать. Я все же доверенное лицо Елизаветы.
Гордон повернулся к графине.
— Миледи, помогите Роберте собрать самое необходимое в дорогу, — попросил он. — Остальное можно будет отправить в Шотландию позднее.
Леди Келли кивнула:
— Я думаю, Роберте лучше переодеться мальчиком, пока она не выберется из Лондона. — Она повернулась к своему брату и спросила: — У тебя, наверное, найдется что-нибудь подходящее, Генри?
— Думаю, да, — ответил Генри и пошел к выходу.
Через час Роберта вместе со своим дядей и теткой была уже в конюшне. Одетая во все черное, она походила на худенького грума в поношенной мужской одежде, слишком, просторной для нее. Черная шляпа скрывала ее густые волосы. А под плащом на груди висела кожаная сумка, в которой тихо сидел Смучес. Дядя нес вторую сумку с одеждой для мальчика вместе с самыми необходимыми в пути вещами.
Возле конюшни в молчании стояли Гордон, Даб, Мунго и Генри, ожидая ее появления. Четыре лошади были уже оседланы.
Гордон посмотрел на темное безлунное небо и сказал:
— Ночь прямо как в Хайленде, словно созданная для побегов. Ты готова сесть в седло, ангел?
Роберта кивнула, но его тон и нетерпение не понравились ей. Как это похоже на горца — радоваться, отправляясь ночью в дорогу, и возбуждаться от опасностей, которые могут встретиться в пути.
Она повернулась к леди Келли и дяде Ричарду:
— Спасибо вам за гостеприимство, это было самое лучшее время в моей жизни. Надеюсь, девочки не обидятся и не рассердятся на меня за то, что я не простилась с ними.
— Я объясню им, и они поймут, — ответила леди Келли.
Граф бросил на Гордона многозначительный взгляд, а потом сказал племяннице:
— Наш дом всегда открыт для тебя.
Роберта обняла и расцеловала их и повернулась к Генри.
— Милорд, я сожалею…
— Ты не сделала ничего, за что нужно извиняться, — прервал Генри, приложив палец к ее губам. Потом, поцеловав ее в шеку, добавил: — Будь счастлива, дорогая.
Роберта почувствовала, что вот-вот заплачет. И прерывающимся шепотом сказала:
— Благодарю вас, милорд.
Она повернулась к мужу, чтобы сказать, что готова, но тут же отшатнулась, почувствовав отвратительный запах, исходивший от него и брата. Гордон приблизился и положил что-то в оба ее кармана, но она не могла разглядеть, что это было.
— Какая вонь! — вскричала Роберта, когда Смучес в ее сумке завозился и чихнул. — Что это такое?
— Лошадиный навоз.
— Что-что? — переспросила она. — Ты с ума сошел?
— Наоборот, — с лукавой улыбкой ответил Гордон. — Я хорошо соображаю. Этот запах собьет с толку любопытных, мимо которых мы будем проезжать.
— Фу, отвратительно! Я не хочу, чтобы от меня так воняло. Меня сейчас вырвет.
— Извини, ангел. — Гордон подвел ее к лошади и помог сесть в седло. — Обещаю избавить тебя от навоза, как только выедем из Лондона.
Даб и Мунго уже сели на лошадей. Когда Гордон взялся за поводья своего коня, Генри Талбот остановил его.
Гордон тоже никогда не видел слона, но не мог же он признаться в этом своей молодой жене.
— Ну, слон — это самое большое из божьих созданий, и у него длинный нос, который называют хоботом.
Полукруглый бастион, к которому они наконец подошли, был известен под названием Львиной Башни. Он состоял из нескольких клеток и ям, забранных решетками.
Здесь царила ужасная толчея. Опасаясь потеряться в толпе незнакомых людей, Роберта вцепилась в руку мужа и мысленно поздравила себя с тем, что не забыла надеть в этот день перчатки. Гордон же покровительственно улыбался ей, в душе потирая руки. Как и предсказывала хозяйка таверны «Королевский петух», все будет в полном порядке. Возможно, и не понадобится пересекать границу Шотландии, чтобы сделать ее своей женой в полном смысле слова.
— Не пугайся, — прошептал он ей на ухо, пока они прокладывали дорогу сквозь движущуюся толпу.
Остановившись перед загородкой, Роберта с изумлением разглядывала огромного слона, а потом и белого медведя. Но больше всего ее внимание приковали львы. Чтобы пробраться к яме со львами, Гордону пришлось прокладывать дорогу сквозь толпу простолюдинов, которые расступились перед дворянином и его дамой, а потом снова сомкнулись за ними.
— Боже правый, — тихо воскликнула Роберта, приблизившись к железной решетке, перегораживающей верх ямы, и услышав громкое рычание из ее темной глубины.
Стремясь получше разглядеть свирепых хищников внизу, Роберта потихоньку подступала все ближе и ближе к яме. И вдруг неожиданно ощутила, как чьи-то руки толкают ее в спину, и вслед за этим кто-то поставил ей подножку. Потеряв равновесие, она заскользила к самому краю ямы. Одна ее нога попала между прутьями и провалилась вниз.
— Помогите! — закричала она, в отчаянии цепляясь за мужа.
Гордон подхватил ее и дернул на себя в тот самый момент, когда один из львов подпрыгнул к ее застрявшей ноге. И оба они упали на землю посреди потрясенной толпы зрителей.
— Ты в порядке? — спросил Гордон.
Дрожа, как в лихорадке, слишком напуганная, чтобы говорить, Роберта лишь отрицательно покачала головой. Она приложила руку к груди, чтобы успокоить бьющееся сердце, и пальцы ее нащупали ожерелье.
И тут она увидела, что ее алый звездный рубин потемнел.
— Я думаю, мы насмотрелись достаточно, — сказал Гордон, вставая. Он помог ей подняться и, обняв за плечи, прижал к себе. — Но, черт побери, дорогая, как это получилось? — спросил он, ведя ее к выходу. — У тебя нога подвернулась, что ли?
— Кто-то меня толкнул, — дрожащим голосом отвечала Роберта.
Гордон резко остановился и взглянул на нее.
— Не могу в это поверить.
— Говорю тебе, я почувствовала, как чьи-то руки выпихнули меня, — настаивала она, все возвышая голос от волнения. Его недоверие было оскорбительным после такого происшествия, едва не ставшего для нее роковым.
— Ты, должно быть, ошиблась, — сказал Гордон. — Просто толпа затолкала тебя.
— Я знаю, что говорю! — вскричала Роберта, начиная злиться. Ее едва не сожрал лев, а муж отметал ее объяснения, как какую-то чепуху. — Кто-то пытался убить меня. Ты мой муж, ты и узнай, кто это был.
— Люди не убивают без причины, — попытался урезонить ее Гордон, когда они садились на коней. — Кому во всей вселенной польза от твоей преждевременной смерти?
— Если не можешь защитить меня, значит, не можешь быть моим мужем, — язвительно заметила Роберта. — Генри, тот бы нашел и наказал негодяя.
— Генри… Генри… Генри!.. — зарычал Гордон почти так же свирепо, как львы. — Только и слышишь о Генри. Удивляюсь, что этотЛадлоу не умеет еще ходить по воде.
— Ну, он был бы более способен на это, чем ты, — отрезала Роберта.
Гордон резко повернул голову и в упор поглядел на нее.
— Придержи свой язык, — предостерег он, — или я положу тебя через колено и задам хорошую трепку, которую ты заслуживаешь.
Невольно Роберта прореагировала так же, как и ее мать, когда отец вел себя оскорбительно и глупо. Она смерила его ледяным взглядом, а потом презрительно вздернула кверху нос.
Гордон проигнорировал ее молчаливый вызов. Всю обратную дорогу через Лондон к Стрэнду Роберта хранила молчание. Она знала, что не ошиблась: кто-то совершенно умышленно толкнул ее к львиной яме. Но кто же мог хотеть ее смерти? Может, этот злоумышленник таил недоброжелательство к ее семье? В это было трудно поверить, ведь никто в Англии их не знал. А может, это были враги дяди? Но почему тогда убийца решил погубить именно ее? Она ведь просто племянница графа.
Роберта бросила взгляд на свое заветное ожерелье. Чем дальше они отъезжали от замка, тем больше звездный рубин приобретал свой обычный цвет. Потом она искоса посмотрела на Гордона, наблюдавшего за ней.
— И вовсе я не проверяю свою грудь, — бросила она ему.
Лицо Гордона было раздраженным. Он снова обратил взгляд на дорогу и сказал:
— Если ты и вправду думаешь, что кто-то пытался убить тебя, ну что ж, я готов тебе поверить. Тогда мы сегодня же уезжаем в Шотландию.
— Я с вами никуда не поеду, милорд, — сказала Роберта. — И не собираюсь больше это обсуждать.
— Да, там ты точно будешь в безопасности, с моим отцом в замке Инверэри, — продолжал Гордон, словно бы и не слышал ее слов.
Роберта ничего не ответила, но замкнулась в гордом молчании. Этот маркиз Инверэри был совершенно невыносим. Но если этот неотесанный тип и в самом деле думает силой увезти ее на север до того, как наступит первый день весны, то ничего у него не выйдет.
— Собирай свои вещи, ангел, — приказал Гордон, как только они свернули на дорожку, ведущую к особняку Деверо. — Мы отправимся в дорогу через час.
— Ты что, глухой? Я же сказала тебе… — начала было Роберта, но прервалась, заметив двух людей, выходящих из дома.
— Даб! — закричала она. — Это Даб! — Пришпорив лошадь, она приблизилась к брату и, прежде чем тот успел помочь ей спешиться, соскочила с седла и бросилась в его объятия. — Ох, Даб, как я счастлива тебя видеть, — вскричала она, обнимая его так крепко, словно никогда не отпустит.
— Как поживаешь, сестра? — спросил Даб.
— Прекрасно, сейчас, когда ты здесь, чтобы защитить меня, — ответила Роберта, глядя в его черные глаза. Она всегда чувствовала себя в безопасности со старшим братом — он так похож на отца!
— Защитить тебя от кого? — с веселой улыбкой спросил Даб. — От твоего мужа?
— Твоя сестра клянется, что кто-то пытался толкнуть ее в львиную яму в Уайт-Тауэре, — с улыбкой сказал ему Гордон. — Ты слышал когда-нибудь что-то столь же нелепое?
— Ничего нет смешного в том, чтобы попасть львам на обед, — упрямо возразила Роберта. Потом бросила взгляд на высокого светловолосого мужчину и спросила: — А это твой друг, Даб? Ты не познакомил нас.
— Познакомься с Мунго Маккиноном, внуком графа Ская, — сказал брат. — Мунго друг твоего мужа и родственник кузины Гленды.
— Мунго, познакомься с Робертой Макартур, маркизой Инверэри, моей женой, — закончил представление Гордон.
— Очень рад познакомиться, — с улыбкой сказал Мунго и наклонился, чтобы поцеловать ее руку.
Роберта вежливо улыбнулась в ответ, но в то же мгновение заметила холодный огонь, сверкнувший во взгляде его бледно-голубых глаз. Ни муж, ни брат, казалось, ничего не заметили, но сама она видела достаточно много злобных взглядов, направленных в ее сторону, чтобы сразу распознать их.
Странно. Почему этот незнакомец, которого она доселе в глаза не видела, питает к ней такую ненависть, спросила себя Роберта. Ее перчатки для верховой езды скрывали дьявольское пятно, значит, не в нем была причина.
— Ну а теперь, когда мы собрались все вместе, — сказал Мунго, повернувшись к брату, — можно составить план нашего возвращения в Шотландию.
Наблюдая за его взглядом, Роберта была поражена, что такая же ненависть сверкнула во взгляде блондина, когда тот повернулся и к ее брату. Неужели Даб ничего не замечает? Как наследник и внешне копия своего отца, ее брат был в клане на особом положении и всегда оставался всеобщим любимцем. Ни один человек в клане Макартуров никогда не смотрел на него так.
— Нужно постараться, чтобы нас не застигла непогода, когда мы поедем на север, — ответил Даб. — Лучше подождать неделю-другую, тем более что с нами поедет и моя сестра. Что ты на это скажешь, Горди?
Роберта видела, как Мунго повернулся к Гордону, и тут же ненависть исчезла в его взгляде. Так почему же Маккинон питает такую неприязнь именно к Макартурам, которых он никогда не встречал? — снова спросила она себя. Ведь у них даже есть общая кузина, и значит, они в какой-то мере родственники.
— Я везу срочное послание своему королю и не могу задерживаться здесь, — сказал Мунго.
— По ту сторону границы будет меньше опасностей, и погода там установится, — поддержал его Гордон, бросив на Роберту косой взгляд. — Поскольку моя жена боится за свою жизнь, мы отправимся в путь сегодня же.
— Что касается меня, то я не ступлю ни шагу за порог усадьбы Деверо до первого дня весны, — твердо сказала Роберта и, повернувшись, направилась к дому.
— Вернись, — окликнул ее Гордон.
Но она лишь ускорила шаг, а потом и вовсе пустилась бегом, когда услышала громкий смех брата и сказанные вполголоса проклятья мужа.
Захлопнув за собой входную дверь, Роберта прислонилась к ней и глубоко вздохнула. Она понимала, что ей никуда не деться, если муж будет настаивать на том, чтобы покинуть Англию.
Но тут ей в голову пришла спасительная мысль, заставив ее слабо улыбнуться при этом. Она спрячется в своем любимом месте — в большом кресле, стоящем в самом укромном уголке дядиного кабинета, — и просидит там до позднего вечера. Ведь ни один человек в здравом уме не отправится в такой долгий путь ночью. И она будет в безопасности по крайней мере до утра.
Горячо желая ни с кем не встретиться, Роберта торопливо прошла через вестибюль и, войдя в дядин кабинет, закрыла за собой дверь. Прежде чем забраться в любимое кресло, она задержалась на мгновение и посмотрела в окно. Гордон, Мунго и Даб шли по направлению Дауджер-хаусу. Может быть, ее муж передумал?
Ломая голову над тем, как избежать возвращения в Шотландию, Роберта уселась в глубокое кресло и свернулась клубочком. Вряд ли кто найдет ее здесь. Откинувшись на спинку кресла, она задумалась о своем затруднительном положении. Слезы навернулись на ее глаза, когда она поняла, что начинает жалеть о своем замужестве и самонадеянном и упрямом муже.
Ведь она никогда не будет счастлива с ним в Хайленде. Ее проклятое пятно помешает этому. Если она уедет с ним на север, то всегда будет чувствовать себя отверженной.
И опять в сознании всплыл тот странный вопрос ее тетки: «Ты хочешь остаться в Англии потому, что любишь Генри? Или ты любишь Генри потому, что хочешь остаться в Англии?»
Теперь Роберта знала ответ. Она любит Гордона Кэмпбела, но ей нельзя быть его женой.
Этот жестокий мир требовал, чтобы она сделала выбор между романтикой, мечтой и действительностью. Она выберет действительность и научится любить Генри Талбота, хоть и любит сейчас другого.
И вдруг ее пронзило чувство вины перед Талботом. Генри заслуживал большего, чем жену, которая не любит, а только собирается научиться любить его. Хотя в жизни случаются вещи и похуже, чем брак без страстной любви. Брак ее собственных родителей был устроен по расчету, но какое это имело значение, ведь они влюбились друг в друга с первого взгляда. Во всяком случае, так рассказывала ей мать.
Тяжелые мысли в конце концов обессилили Роберту, и теперь голова у нее разламывалась от боли. Со вздохом она закрыла глаза и попыталась избавиться от тревожных мыслей о будущем.
Но это оказалось не так-то легко. Прошел целый час, прежде чем она смогла забыться тревожным сном.
Негромкие мужские голоса проникли в ее беспокойный сон и вернули к реальности, но ее будто сковало что-то, не давая даже пошевелить рукой. Она открыла глаза и увидела, что за окном уже темнеет. Когда же услышала дядин голос, то окончательно поняла, что проснулась. Мужчины разговаривали в кабинете.
— Добро пожаловать в усадьбу Деверо, лорд Берли, — говорил граф Ричард. — Добро пожаловать, сэр Уолсингем.
Услышав эти слова, Роберта насторожилась. К ее дяде приехали два советника королевы Елизаветы, самые приближенные к ней люди. Лорд Берли был ее государственным канцлером, а Уолсингем — государственным секретарем.
Роберте вдруг стало весьма неуютно в этом укромном уголке. Что делать: встать и объявиться, хоть это и неудобно, или же, замерев, сидеть и ждать, пока они не выйдут.
— Генри, я же велел тебе оставаться при дворе до начала весны, — вдруг сказал дядя.
Услышав это, Роберта прокляла свое невезенье. Муж и так весь кипел и готов был силой везти ее на север, а увидев Генри, не даст ей времени даже собрать свои вещи. Растерявшись и не зная, что предпринять, она еще больше вжалась в кресло, благо никто не видел ее в полумраке кабинета.
— Я приехал с лордом Берли и сэром Уолсингемом. Они представляют здесь интересы моего отца, — отвечал Генри.
— Путешествовать в такое время года — дело трудное, — заметил граф Ричард. — Значит, я полагаю, вас привело дело важное.
— Мы направляемся во дворец Ричмонд, — ответил Берли.
— И решили по пути заехать к вам. Речь идет о Марии Стюарт, — добавил Уолсингем.
При этих словах Роберта замерла в ожидании того, что предстояло услышать. Ее нервы были натянуты до предела. Все мысли о том, чтобы объявить о своем присутствии, тут же вылетели у нее из головы.
— Состоялся суд, и судьи признали Марию Стюарт виновной в заговоре против короны, — объявил лорд Берли.
Роберта прикрыла рот обеими руками, чтобы сдержать испуганный крик. Наказанием в таком случае была смерть. Но нет, Елизавета и ее фавориты не могли посягнуть на жизнь другой королевы, помазанницы божьей.
— Боже мой! Но разве это справедливо? Судьи были беспристрастны? — с возмущением воскликнул граф Ричард. — Вы сами все это устроили, Уолсингем. Вы плели интриги, подделывали улики, фальсифицировали свидетельские показания. Вы были заинтересованы в таком решении суда и, пользуясь своим влиянием, вы настроили Елизавету.
— Но, Ричард… — начал лорд Берли.
— Никаких «но», Сесил, — резко перебил граф всесильного советника. — В течение многих лет Уолсингем интриговал, чтобы заманить Марию Стюарт в западню. Скажите мне, как можно ее обвинить в государственном заговоре, если эта несчастная женщина вот уже двадцать лет живет как в тюрьме?
— Как бы то ни было, дело сделано, — хриплым голосом сказал Уолсингем.
Роберта затаила дыхание от страшного предчувствия, от той ужасной вести, которую должна была услышать. Когда же лорд Берли заговорил, то она едва не потеряла сознание.
— Мария Стюарт два дня назад была переведена в замок Фотерингей и там казнена, — бесстрастным голосом сообщил Берли. — Мы трое присутствовали при ее казни.
— Вы идиоты! Теперь между Англией и Испанией все кончено! — взорвался граф Ричард. — Запомните мои слова: не пройдет и полугода, как испанский король будет угрожать нашим берегам.
— Об этом мы подумаем в свое время, — сказал Уолсингем. — А сейчас для нас главное — держать в тайне смерть Марии, пока Елизавета не пошлет королю Якову официальное соболезнование.
Роберта услышала глубокий горестный вздох, скорее всего дядин.
— Расскажите, как все произошло? — попросил граф.
— Мария Стюарт вела себя мужественно, не теряя чувства собственного достоинства, — ответил Берли, и в тоне его прозвучало невольное уважение. — Присутствовать при этом было очень тяжело. Убийство королевы — грязное дело.
Роберта больше не могла сдерживаться. Она вскочила с кресла и бросилась к мужчинам, ошеломив их своим внезапным появлением.
— Предатели! Вы гнусные английские свиньи! Как вы осмелились убить нашу королеву! — вне себя кричала она. — Мы, шотландцы, сожжем вашу Англию дотла! Господи боже, да мы…
— Замолчи! — прикрикнул на нее дядя Ричард.
Привыкшая слушаться его во всем, Роберта тут же замолкла. Но глаза ее сверкали бешенством, когда она смотрела на собравшихся здесь мужчин.
— Кто эта шпионка? — требовательно спросил Уолсингем.
— Это племянница графа Ричарда. Она приехала из Шотландии, — ответил Генри.
Королевский советник повернулся к графу и сказал:
— Вели ей собрать свои вещи. Мы будем держать ее в Тауэре, пока королева не решит, что пришло время объявить миру о казни Марии.
— Что-что?.. — не веря своим ушам, переспросил граф Ричард.
— Фрэнсис, в этом нет необходимости, — вмешался лорд Берли, бросив многозначительный взгляд на графа Ричарда. — Если граф гарантирует нам…
— Вы не должны заключать Роберту в Тауэр, — добавил со своей стороны Генри. — Это было бы слишком.
Не обращая внимания на их протесты, Уолсингем отрицательно покачал головой. Потом, приблизившись к Роберте, сказал:
— Я обещаю, что тебе не причинят никакого вреда.
Роберта вдруг наклонилась и быстрым, как молния, движением выхватила свой шотландский кинжал из ножен. «Последнее средство», так в Хайленде называют его. И тут же приставила смертоносное лезвие к горлу государственного секретаря. Уолсингем замер.
— Я умею обращаться с этим оружием и не побоюсь использовать его против английской свиньи вроде тебя, — пригрозила ему Роберта. — Попробуй только сделать хоть шаг вперед.
— Роберта, опомнись! — воскликнул Генри. — Ты поднимаешь оружие на приближенного королевы.
— Мне очень жаль, Генри, — сказала она спокойно (кинжал придал ей храбрости). — Но я в первую очередь — уроженка Хайленда, и только во вторую — английская леди.
— Басилдон, угомони свою племянницу, иначе все наши планы пойдут прахом, — приказал Уолсингем.
— Ее пребывание в Тауэре в течение нескольких недель необходимо в государственных интересах, — сказал ему Берли. — Я лично отвечаю за ее безопасность.
Роберта посмотрела на дядю. Он тоже неотрывно смотрел на нее. Их взгляды встретились, и граф едва заметно ободряюще улыбнулся ей. Что бы это значило, спросила она себя. Неужели он все-таки собирается передать ее приближенным королевы?
— Если вы хотите отправить в Тауэр дочь моей сестры, — заявил Ричард, — вам придется предъявить приказ об ее аресте.
— Очень хорошо, но тогда королева будет в курсе произошедшего, — ответил раздраженный Уолсингем. — Я думаю, вы сумеете продержать это отродье в надежном месте до утра.
— Конечно.
Не прибавив больше ни слова, государственный секретарь направился к выходу.
— Я буду ждать вас во дворе, — сказал он канцлеру и исчез за дверью.
— Тебе не поздоровится. Хлебнешь ты с этим делом лиха, Ричард. Ничего хорошего тебе это не сулит, — пробормотал Берли.
Граф пожал плечами.
— Сестра поручила свою дочь моему попечению, и я отвечаю за нее перед богом и людьми.
— Я понимаю, — ответил Берли. — Будем надеяться, что и королева Елизавета это поймет. Ну как, ты идешь, Талбот?
— Нет, я переночую дома, — ответил Генри. — А утром вернусь в Ричмонд.
— Как знаешь. — И с этими словами Берли последовал за государственным секретарем.
Все так же не выпуская из рук обнаженный кинжал, Роберта стояла не шевелясь. Она не знала, что теперь делать, и не находила, что сказать.
Граф подошел к окну и посмотрел, как королевские приближенные удаляются по направлению к причалу. Наконец, после долгого и неловкого молчания, он повернулся и сказал:
— Вложи кинжал в ножны, племянница. Иди сюда, сядь.
— А ты никогда не говорила мне, что носишь кинжал, привязанный к ноге, — вставил Генри.
— Генри, беги в Дауджер-хаус, — прервал его Ричард. — Приведи моего племянника и маркиза, но предупреди, чтобы они ничего не говорили своему спутнику, этому Мунго.
Генри кивнул и вышел из кабинета.
Несколько минут спустя он снова появился на пороге вместе с обоими шотландцами. Тут же явилась и леди Келли.
— В чем дело? — спросил Даб, направляясь к сестре.
— А что Талбот делает здесь, ведь еще не наступил первый день весны, — спросил Гордон, идя за ним следом.
— Слава богу, что ты здесь! — вскричала Роберта, вскакивая с кресла и бросаясь к ним. Не обращая внимания на брата, она бросилась в объятия мужа.
Удивленный, Гордон обнял ее и прижал к себе. Чувствуя, что она вся дрожит, он, поцеловав ее в макушку, вопросительно взглянул на графа, ожидая объяснений.
— То, что я собираюсь сообщить вам, должно остаться в тайне, даже от вашего спутника, — начал граф. — Если вылетит хоть слово, меня тут же арестуют и бросят в Тауэр. Могу я рассчитывать на ваше
молчание?
— Клянусь, — с готовностью произнес Гордон.
— Я тоже, — сказал Даб.
Ричард кивнул:
— Советники королевы Берли и Уолсингем только что сообщили мне о казни Марии Стюарт, но…
— Они убили нашу королеву? — воскликнул Даб. — Как они осмелились!..
— Дай своему дяде продолжить, — прервал его Гордон.
— Так вот, я как раз собирался сказать, — продолжал Ричард, — что Роберта подслушала наш разговор…
— Я не подслушивала…
Гордон, не раздумывая, тут же прикрыл ей рот рукой. Потом кивнул графу, чтобы тот продолжал.
— Благодарю, Инверэри, — сухо сказал Ричард, и едва заметная улыбка тронула его губы. — Роберте не удалось остаться незамеченной. И Уолсингем решил заключить ее в Тауэр до тех пор, пока Елизавета не направит Якову официальное соболезнование.
Гордон понимающе кивнул:
— Ну что ж, мы исчезнем и скроемся в горах Шотландии.
— Я предпочитаю отправиться в Тауэр, чем вернуться в Шотландию, — заявила Роберта, вызывающе вздернув подбородок.
— Ангел, тебя никто не спрашивает о том, что ты собираешься делать, — сказал Гордон, нахмурив брови.
— Роберта, никто уже не вернет нашу королеву с того света, — попытался урезонить сестру Даб. — Подвергая себя опасности, ты ничего не изменишь и только создашь проблемы своим близким.
— Ладно, я буду молчать, — согласилась она. — Я вовсе не хочу, чтобы из-за меня дядя Ричард попал в тюрьму.
— А вас не бросят в Тауэр, когда королевские приближенные обнаружат, что Роберта исчезла? — спросил дядю Даб.
— Я им скажу, что она убежала с тобой этой ночью, — ответил граф. — Берли мне поверит, а Уолсингем не осмелится возражать. Я все же доверенное лицо Елизаветы.
Гордон повернулся к графине.
— Миледи, помогите Роберте собрать самое необходимое в дорогу, — попросил он. — Остальное можно будет отправить в Шотландию позднее.
Леди Келли кивнула:
— Я думаю, Роберте лучше переодеться мальчиком, пока она не выберется из Лондона. — Она повернулась к своему брату и спросила: — У тебя, наверное, найдется что-нибудь подходящее, Генри?
— Думаю, да, — ответил Генри и пошел к выходу.
Через час Роберта вместе со своим дядей и теткой была уже в конюшне. Одетая во все черное, она походила на худенького грума в поношенной мужской одежде, слишком, просторной для нее. Черная шляпа скрывала ее густые волосы. А под плащом на груди висела кожаная сумка, в которой тихо сидел Смучес. Дядя нес вторую сумку с одеждой для мальчика вместе с самыми необходимыми в пути вещами.
Возле конюшни в молчании стояли Гордон, Даб, Мунго и Генри, ожидая ее появления. Четыре лошади были уже оседланы.
Гордон посмотрел на темное безлунное небо и сказал:
— Ночь прямо как в Хайленде, словно созданная для побегов. Ты готова сесть в седло, ангел?
Роберта кивнула, но его тон и нетерпение не понравились ей. Как это похоже на горца — радоваться, отправляясь ночью в дорогу, и возбуждаться от опасностей, которые могут встретиться в пути.
Она повернулась к леди Келли и дяде Ричарду:
— Спасибо вам за гостеприимство, это было самое лучшее время в моей жизни. Надеюсь, девочки не обидятся и не рассердятся на меня за то, что я не простилась с ними.
— Я объясню им, и они поймут, — ответила леди Келли.
Граф бросил на Гордона многозначительный взгляд, а потом сказал племяннице:
— Наш дом всегда открыт для тебя.
Роберта обняла и расцеловала их и повернулась к Генри.
— Милорд, я сожалею…
— Ты не сделала ничего, за что нужно извиняться, — прервал Генри, приложив палец к ее губам. Потом, поцеловав ее в шеку, добавил: — Будь счастлива, дорогая.
Роберта почувствовала, что вот-вот заплачет. И прерывающимся шепотом сказала:
— Благодарю вас, милорд.
Она повернулась к мужу, чтобы сказать, что готова, но тут же отшатнулась, почувствовав отвратительный запах, исходивший от него и брата. Гордон приблизился и положил что-то в оба ее кармана, но она не могла разглядеть, что это было.
— Какая вонь! — вскричала Роберта, когда Смучес в ее сумке завозился и чихнул. — Что это такое?
— Лошадиный навоз.
— Что-что? — переспросила она. — Ты с ума сошел?
— Наоборот, — с лукавой улыбкой ответил Гордон. — Я хорошо соображаю. Этот запах собьет с толку любопытных, мимо которых мы будем проезжать.
— Фу, отвратительно! Я не хочу, чтобы от меня так воняло. Меня сейчас вырвет.
— Извини, ангел. — Гордон подвел ее к лошади и помог сесть в седло. — Обещаю избавить тебя от навоза, как только выедем из Лондона.
Даб и Мунго уже сели на лошадей. Когда Гордон взялся за поводья своего коня, Генри Талбот остановил его.