Но некоторые события вышли из-под его контроля, и, как будущий герцог Арджил и глава клана, он должен проявить свою власть. Его жена оказалась в сложной ситуации и, несомненно, нуждалась в его защите. Кора настроила против нее детей, и его долгом было исправить это.
   Без стука он ввалился в одну из хижин и ухмыльнулся при виде того, что предстало его взору. Застигнутая врасплох любовная парочка на кровати быстро натянула на себя одеяло. Гэбби взвизгнула от замешательства, а Дьюи громко расхохотался.
   — Ах, вы тоже играете иногда в Адама и Еву, — пошутил Гордон. — Ну что ж, я подожду на улице, если вы еще не наигрались. И учти, Дьюи, что ты не вернешься в свое гнездышко до завтра.
   Когда спустя несколько минут Дьюи появился в дверях, Гордон решительно зашагал к следующей хижине.
   — Отвези Кору и ее младшего ребенка назад в Инверэри, — приказал он слуге. — Проведешь там ночь, а когда поедешь обратно, прихвати с собой бабушку Бидди.
   — Бабушку Бидди? — отозвался Дьюи. — Она не захочет подниматься в горы.
   — Скажи, что Роберта заболела, — прервал его Гордон. — Скажи, что ей нелегко самой приехать в Инверэри.
   Дьюи понимающе кивнул.
   Дойдя до хижины Коры, Гордон без стука вошел внутрь. Слегка толкнув спящую Кору в плечо, чтобы разбудить, он сказал:
   — Собирай свои пожитки. Я отсылаю тебя назад в Инверэри. А ребята останутся со мной.
   — Я не хочу, чтобы эта ведьма была рядом с моими сыновьями, — завелась та. — Я никуда не поеду.
   Гордон невольно сжал кулаки, борясь с неодолимым желанием ударить ее.
   — Меня не интересует, хочешь ты или нет, — сказал он тоном, не терпящим возражений. — И если ты когда-нибудь еще назовешь мою жену ведьмой, я велю Фергусу выпороть тебя кнутом и выгоню вон из Арджила.
   Кора поджала губы, но благоразумно промолчала и быстро собрала свои вещи. Потом подошла к соломенному тюфяку, на котором спали Дункан и Гэвин. Мягко потеребив того и другого, чтобы разбудить, она улыбнулась их сонным личикам и поцеловала каждого в щеку.
   — Фергус просит меня вернуться в Инверэри, — сказала она. — А ваш отец возьмет вас с собой в охотничий домик, так что вы не останетесь без присмотра.
   Потом она взяла на руки своего младшего, а Дункан и Гэвин поцеловали сводного братца. Бросив на Гордона хмурый взгляд, Кора вышла за дверь.
   Оставшись наедине с отцом, мальчики выжидательно поглядели на него.
   — Я хочу поговорить с вами о леди Роб, — сказал Гордон, присаживаясь к ним на тюфяк. — Но только пообещайте, что не расскажете ей о нашем разговоре. Я могу вам доверять?
   — Мне можешь, — с готовностью сказал Дункан. — А вот Гэвин не умеет хранить тайны.
   — Сумею, — пообещал малыш. — Ради леди Роб я бы и не то сделал.
   — У леди Роберты было очень одинокое детство. Дети в клане Макартуров боялись пятна на ее руке и отказывались с ней играть, обижая ее этим, — сказал сыновьям Гордон. — А недавно она заболела и сейчас не очень хорошо себя чувствует.
   — Но она не умрет, нет? — спросил Дункан.
   — Нет, скоро приедет бабушка Бидди и полечит ее, — ответил Гордон. — Но я хочу быть уверен, что мои сыновья будут относиться к леди Роб хорошо. Она очень любит вас обоих, и было бы просто стыдно отвечать ей на это неблагодарностью. Могу я положиться на вас?
   — На меня можешь, — заверил Дункан.
   — И на меня тоже, — подхватил Гэвин.
   — Тогда пошли. — Гордон встал с тюфяка и добавил: — Роберта готовит нам замечательные лепешки. Дьюи говорит, что они даже вкуснее, чем у бабушки Бидди. Но надо поспешить, а то Смучес, пожалуй, слопает все, и нам ничего не достанется.
 
   Роберта схватила деревянную лопатку и сняла с противня последние лепешки. Осторожно, боясь уронить, она положила их на доску и прикрыла льняным полотенцем, чтобы они оставались теплыми и мягкими до прихода мужа.
   Куда отправился Гордон? Наверное, просто повидать Гэвина и узнать, как он себя чувствует, решила она.
   He успела она отойти от очага, как позади нее со скрипом открылась дверь. Обернувшись, она застыла в изумлении: вслед за мужем в домик вошли его сыновья. Смучес первым пришел в себя. С радостным лаем щенок бросился к мальчикам и начал прыгать вокруг них.
   — Смотри, кто со мной пришел, — как ни в чем не бывало проговорил Гордон, ставя на стол кувшин молока.
   Улыбнувшись, Роберта сделала шаг навстречу мальчикам.
   — Вот и замечательно. Садитесь за стол и помогите нам управиться с этими лепешками, — пригласила она.
   — Я один могу съесть их целую гору, — сказал Дункан, опуская на пол свой мешок с вещами.
   — И я тоже, — подхватил Гэвин, стараясь ни в чем не отставать от брата.
   — Так вы готовы? — спросил Гордон. А когда они кивнули, он повернулся к Роберте и широким жестом показал на открытую дверь: — Мы дарим тебе солнечный свет…
   — Вот эти цветы, — сказал Дункан, протягивая ей свежесобранный букет из лютиков и ромашек.
   — И наши приветливые улыбки, — добавил Гэвин.
   Роберта весело засмеялась.
   — Благодарю вас, милорды. Не могу сказать, что из этих трех вещей для меня дороже. — Она налила воды в кувшин и поставила туда цветы. — Тащите табуретки, — приказала она. — А кто хочет «молока старой Мойры»?
   — Я, — отозвался Дункан.
   — И я тоже, — сказал Гэвин.
   — И, конечно, я, — добавил Гордон.
   Роберта выложила на стол лепешки и разлила по кружкам молоко. Гордон сел на один стул, она на другой, а ребята уселись на табуретки. У нее было такое ощущение, что здесь, в горах, они все — одна семья. Теплое чувство сопричастности и родства охватило ее.
   — Эти лепешки не хуже, чем у бабушки Бидди, — сказал Дункан.
   — Даже лучше, чем у нее, — поправил брата Гэвин.
   — Ты неисправимый льстец, — сказала Роберта малышу.
   — А что это такое? — спросил тот.
   — Это такой любезный человек, который всегда говорит дамам то, что они желают услышать, — пояснила она.
   — Так, значит, он лжет? — спросил Дункан.
   — Ну, иногда говорить правду не очень любезно, — возразила Роберта.
   Ребята вопросительно посмотрели на отца. Гордон пожал плечами и кивнул, показывая, что, в общем-то, он с этим согласен.
   — А мы останемся с вами на все лето? — поинтересовался Гэвин.
   Тут уже Роберта бросила на мужа вопросительный взгляд.
   — А как же Кора?
   — Фергус хочет, чтобы она вернулась в Инверэри, — уклончиво сказал тот. — Наверное, соскучился по ней и малышу.
   — А вы что, не хотите, чтобы мы жили у вас? — спросил Гэвин.
   — Господи боже, ну конечно, хочу, — ответила Роберта. — Представляю, сколько проказ мы вчетвером тут устроим.
   Гордон указал на Смучеса и поправил:
   — Ты хотела сказать — впятером.
   — Ты прав, — с улыбкой сказала Роберта. — Конечно же, впятером.
   После завтрака Гордон с Дунканом отправились рыбачить, а Гэвин предпочел остаться дома. Роберта вышла вместе с ним из домика и уселась под раскидистой березой, в то время как Смучес принялся шнырять по ближайшим кустам.
   — Скажите, а когда можно говорить неправду? — спросил вдруг Гэвин, глядя на нее пронзительными серыми глазами, так похожими на отцовские.
   — Лучше бы, конечно, всегда говорить только правду, — пряча улыбку, сказала Роберта. — Однако бывают разные случаи. Плохая ложь всегда во зло, а добрая ложь иногда помогает не огорчить или не рассердить любимого человека. Поэтому плохая ложь причиняет боль, а добрая ложь предотвращает ее.
   — Я понял, о чем вы, — сказал Гэвин. — Если дедушка спросит, выучил ли я уроки, я должен ответить «да», даже если не выучил. Ведь дедушка старый, и мы не должны его огорчать.
   — Пожалуй. — Роберта нагнулась и сорвала цветок одуванчика. — Закрой глаза. Я хочу посмотреть, любишь ли ты масло.
   — А как вы это сделаете? — спросил малыш.
   — Если я приложу этот цветок к твоему подбородку и на нем отразится желтое, значит, ты любишь масло, — сказала Роберта.
   Гэвин тут же закрыл глаза и приподнял подбородок.
   — О, я вижу ты просто обожаешь свежее масло, — засмеялась она.
   Гзвин хихикнул.
   — А дайте-ка я попробую.
   Роберта протянула ему одуванчик, закрыла глаза и тоже приподняла подбородок. Его голос прозвучал очень близко от нее, когда малыш произнес:
   — Вы тоже любите масло.
   Она открыла глаза и увидела, как он расплылся той же неотразимой улыбкой, какой отличался его отец. Потом неожиданно взял ее за левую руку и поцеловал родинку.
   — Я люблю вас, леди Роб, — пробормотал он при этом. Слезы навернулись у нее на глаза, и она смахнула их кончиками пальцев.
   — Я тоже люблю тебя.
   — Тогда почему у вас слезы на глазах?
   — Это от радости, милый, — ответила она. — Женщины плачут, и когда они счастливы.
   Гэвин бросился в ее объятия, и она крепко прижала мальчика к себе. Как бы она хотела, чтобы и его отец сказал ей эти же самые слова. Боже правый, ведь случилось то, чего она боялась больше всего, с чем боролась много месяцев. Она влюбилась в Гордона Кэмпбела.
 
   В ту ночь Роберта узнала, что значит быть замужем и с детьми. Ребятишкам Гордон постелил на полу, и она накрыла их одеялом. Смучес тут же залез туда и устроился между ними на ночь.
   Потушив свет, Роберта разделась и забралась в постель, уютно устроившись рядом с мужем. Лежа в его объятиях, она чувствовала себя спокойно и удобно, а когда Гордон потянулся к ней и накрыл ей рот сладким поцелуем, обвила его шею руками и еще теснее прижалась к нему.
   — Леди Роб, — раздалось вдруг в темноте.
   — Что тебе, Гэвин?
   — А мы и завтра утром будем есть лепешки?
   — Если хочешь.
   — Я хочу.
   — И я тоже, — подхватил Дункан.
   — Ну что ж, ладно, — сказала она. — Но учтите, если я не высплюсь, то буду слишком усталая, чтобы готовить для вас.
   На некоторое время воцарилась тишина.
   Немного выждав, Гордон снова придвинулся ближе и бесшумно поцеловал ее. Роберта скользнула языком ему в рот, и поцелуй стал испепеляюще страстным. Пальцы Гордона прошлись по ее обнаженным ногам, и у нее перехватило дыхание, когда он стал гладить ее между бедер.
   Стараясь не шуметь, Гордон накрыл ее тело, и Роберта впустила его внутрь себя. Но кровать предательски заскрипела, когда они начали двигаться в такт, охваченные нарастающей волной сладострастия.
   — Что вы делаете? — громко спросил Гэвин в темноте.
   Гордон с Робертой замерли.
   — Они делают тебе сестренку, — громким шепотом сказал Дункан. — Молчи, если не понимаешь.
   — Спасибо, — крикнул Гэвин.
   Гордон и Роберта не знали, то ли смеяться, то ли досадовать. Смирившись с неизбежным, Гордон скатился с жены и прижал ее к своему боку.
   — Спокойной ночи, ангел, — шепнул он.
   — Спокойной ночи, муженек.
 
   — Бабушка Бидди приехала! — закричал Гэвин, бросаясь навстречу старушке, вылезавшей из повозки.
   Торопливо выйдя из конюшни, где он чистил лошадей, Гордон с облегчением увидел ее рядом с Дьюи и Гэбби.
   Он надеялся, что большой опыт Бидди поможет ему выяснить наконец, что за хворь приключилась с его женой. Как раз сейчас Роберта лежала в постели: у нее кружилась голова и ее тошнило.
   — Слава богу, что ты здесь, — сказал Гордон, помогая старушке пройти к дому. — Роберте нездоровится, и я хочу, чтобы ты присмотрела за ней.
   — Ну и поездка! — пожаловалась Бидди. — Все мои старые кости растрясли. Бок ломит, рука болит. Меня саму теперь надо лечить.
   Дункан и Гэвин засмеялись. Гордон тоже спрятал улыбку, и только Гэбби проявила заботу о ней.
   — Пойдем, отдохни сначала немного, — сказала она, беря бабушку за руку.
   — На том свете отдохну, — отрезала Бидди, хлопнув ее по руке. — Возьми в повозке бараний рубец с потрохами и отнеси в дом. А ты, — повернулась она к Гордону, — подожди здесь.
   Гордон наклонил голову к Дьюи и шепнул:
   — Она что, собирается этим лечить мою жену?
   Дьюи в ответ только пожал плечами.
   Прошло пять минут, потом десять, пятнадцать. Прошел час, а из охотничьего домика никто не выходил.
   Гордон неотрывно смотрел на закрытую дверь, с каждой минутой тревожась все больше. Господи, что же они делают там так долго? Роберта, должно быть, ужасно больна. Что будет, если он потеряет ее? От этой мысли в душе у него все оборвалось. Привыкнув видеть Роберту всегда рядом, он не представлял уже себе жизни без нее.
   — Леди Роберта умирает? — спросил Дункан, почувствовав волнение отца.
   Гордон посмотрел на мальчика и грустно вздохнул.
   — Нет, сынок, — сказал он наконец. — Все будет хорошо, раз бабушка Бидди приехала.
   — А это добрая ложь или плохая? — спросил Гэвин.
   Озадаченный, Гордон повернулся к младшему сыну.
   — Я не понимаю, о чем ты говоришь.
   — Леди Роберта сказала мне, что…
   В этот момент дверь домика открылась, и на пороге с сердитым видом показалась бабушка Бидди. Вслед за ней появилась и Гэбби.
   Приготовившись к самому худшему, Гордон сделал шаг вперед и спросил:
   — Ну как?
 
   — Да тебя надо отшлепать, глупого, за то, что заставил меня тащить свои старые кости сюда в горы, — заворчала на него Бидди. — Твой отец был прав: у тебя здравого смысла не больше, чем у осла.
   — Что с Робертой? — требовательно наступал на нее Гордон.
   — Ничем она не больна, дурачок, — проворчала старушка. — Жди прибавления в семействе.
   — Ты имеешь в виду… она что, беременна? — спросил Гордон.
   Дункан и Гэвин вскрикнули от восторга и запрыгали. Дьюи захохотал, а Гэбби ухмыльнулась, увидев ошеломленное выражение лица Гордона.
   — Бидди, милая, я люблю тебя! — вскричал Гордон, обнимая старушку. Он звонко чмокнул ее в губы и бросился в домик.
   Когда он вошел, Роберта в одной рубашке сидела на краю постели. Она робко, застенчиво улыбнулась:
   — Бидди уже сказала тебе?
   Гордон кивнул и сел с ней рядом.
   — Почему же ты мне сама не сказала? — спросил он. — Я ведь с ума сходил от беспокойства.
   — Ты?
   Гордон улыбнулся и, обняв ее за плечи, притянул к себе.
   — Конечно, я беспокоился, — прошептал он, проводя губами по ее виску.
   — Я и сама не догадывалась, — призналась Роберта, опуская глаза. — Я думала, что это какая-то болезнь.
   Очень мягко Гордон повернул ее голову к себе и подождал, пока она поднимет на него зеленые глаза. Потом поцеловал ее и прошептал:
   — Спасибо тебе, ангел.
   Роберта улыбнулась в ответ, но на душе ее было тревожно, и тревога эта проступала на лице. Простого «спасибо» теперь, когда она носит его ребенка под сердцем, ей было недостаточно. Ей отчаянно хотелось услышать от него другое: три простых и магических слова: «Я люблю тебя».
   Но разве могла она быть уверенной в этом? Разочарования преследовали ее всю жизнь. Так почему же тут должно быть иначе? Наверное, она должна быть ему благодарной уже за то, что он не лжет ей. Это было бы хуже всего!
 
   Июнь принес теплую сухую погоду, без ветра и облаков. Летние утра были наполнены птичьими голосами, полдни — сверкающим солнечным светом, а тихие вечера — огоньками светлячков в долине. В лесу зацвели венерин башмачок и омела, обвивающаяся вокруг дубов.
   Минул день летнего солнцестояния.
   С наступлением июля пришли сильные грозы. К середине августа в долине зацвел золотарник, возвещая первые приметы осени. Крики синих соек сменили сладкоголосое пение зябликов и соловьев, которые куда-то исчезли. Когда же полная луна засияла на ночном небе, все Кэмпбелы стали считать дни летнего выпаса, которые им осталось еще провести в долине.
   В одно солнечное августовское утро Роберта сидела с Гэвином на пороге охотничьего домика. Хотя малыша и позвали купаться вместе с отцом и старшим братом, Гэвин предпочел остаться с Робертой, упорно отказываясь даже близко подходить к воде.
   — А давайте играть в ухаживание, — предложил он.
   — А как это? — спросила Роберта.
   Гэвин вскочил на ноги и склонился в галантном поклоне перед ней. Потом с застенчивой улыбкой спросил:
   — Миледи, вы потанцуете со мной?
   — Почту за честь, — ответила Роберта, вставая со ступеньки. Она присела в реверансе перед мальчиком, и они начали танцевать павану, которой она его научила.
   — А у меня нет партнера, — пожаловалась, выходя на крыльцо, Гэбби. — Что же мне делать?
   Гэвин перестал танцевать и с улыбкой посмотрел на нее.
   — Лорд Смучес свободен и сможет потанцевать с вами, — сказал он, указав на песика.
   Гэбби подхватила Смучеса на руки, и они закружились по двору.
   — Ах, лорд Смучес, какой вы изумительный танцор! — громко воскликнула она, отчего Роберта и Гэвин покатились со смеху. — Вы очень легки на лапу.
   — В честь чего такое веселье? — спросил Гордон, подходя к ним.
   — Мы танцуем на королевском балу, — ответила мужу Роберта.
   — А лорд Смучес мой партнер, — вставила Гэбби.
   — А если я буду ревновать? — спросил Дьюи.
   — Я тоже хочу танцевать, — заявил Дункан.
   — Нужно собрать вещи, сегодня мы отправляемся в Инверэри, — прервал веселье Гордон.
   Роберта остановилась и только тут увидела, что вслед за мужем во двор вошел Мунго Маккинон, закутанный в черный плащ и в шляпе с траурным крепом.
   — Вся Шотландия знает о смерти королевы, — проговорил Мунго, бросив на Роберту злой взгляд.
   — Яков вызывает нас в Эдинбург, — пояснил Гордон. — Мы должны присутствовать на заупокойной службе. Дьюи и Гэбби поедут с нами.
   — А ваш-то братец увез Изабель Дебре прямо с ее свадьбы, — с явным злорадством сказал Мунго Роберте. — Король разъярен его поступком. Он может объявить вашего брата вне закона.
   Роберта побледнела как полотно и, как часто с ней бывало в минуту волнения, начала яростно тереть свое родимое пятно. Обратив к мужу обеспокоенный взгляд, она переспросила:
   — Даб вне закона?
   — Не торопись с этим, — сказал ей Гордон. — Возможно, девица Дебре сама хотела сбежать с Дабом. В таком случае он просто спас ее, а не похитил. — И, взглянув на Мунго и Дьюи, добавил: — Пошли, ребята, выпьем по стаканчику виски.
   Нервничая, Роберта смотрела, как они входят в домик.
   Как могут они так спокойно говорить о том, что Даб, возможно, объявлен вне закона? И в самом ли деле он похитил Изабель? Так за кого, в таком случае, Изабель собирались выдать замуж?.. Пока она, Роберта, проводила лето тут в горах, жизнь без нее продолжалась.
   — Леди Роб, давайте снова играть в ухаживания, — попросил Гэвин, прервав ее мысли.
   — Думаю, хватит, дорогой, — ответила она и, заметив явное разочарование на лице мальчика, добавила: — Ты мне понадобишься в Инверэри, чтобы ухаживать за Смучесом. Ты сделаешь это ради меня?
   Гэвин улыбнулся и с готовностью кивнул:
   — Миледи, я буду ухаживать за лордом Смучесом всю свою жизнь.
   — Тогда пойдем собирать вещи, — предложила Роберта.
   Она взяла Гэвина за руку и повернулась, чтобы последовать за мужчинами в дом, но перед этим взгляд ее упал на звездный рубин. Камень стал темнее, чем голубиная кровь.
   Как странно, подумала она. Едва рядом с ней появляется Мунго Маккинон, как рубин предупреждает ее об опасности. Ну что ж, сейчас она носит ребенка в своем чреве и должна сделать все, чтобы обезопасить его.
   Возможно, пришло время сорвать с ноги ее кинжал «последнее средство».

15

   Боже правый, как примут ее при дворе Стюартов? В волнении Роберта потерла «дьявольский цветок», глядя из окна своей комнаты во дворце Холируд. Приехав в Эдинбург накануне вечером, она еще не встречалась ни с кем из придворных, и все же нервная дрожь сотрясала ее.
   Гордон был доверенным короля и своим человеком при дворе, но это не упрощало, а только усложняло дело. Что нужно для того, чтобы соответствовать высокому положению мужа, особенно когда придворные придирчиво начнут выискивать в ней недостатки? Ведь это дьявольское пятно на руке не скроешь, и неизвестно, как его воспримут тут.
   Тревога и неуверенность охватили ее. Захотелось вдруг снова оказаться подальше отсюда, в горах или еще где-нибудь, но только не здесь, при дворе. Неужели еще прошлой осенью она была беззаботной девушкой, флиртующей с Генри Талботом в усадьбе Деверо? Казалось, с тех пор прошла вечность.
   Да, с тех пор много воды утекло, многое переменилось в ее жизни. А самое главное — то, что в начале февраля она станет матерью. Если, конечно, до этого с ней ничего не случится.
   — А в этом сундуке перчатки, которые вы просили, — сказала Гэбби в другом конце комнаты. — Боже, да их тут целая дюжина!
   Роберта с облегчением закрыла глаза и вознесла благодарственную молитву. Тетушка не забыла упаковать те перчатки без пальцев, что Гордон когда-то подарил ей, а дядя переслал ее веши в особняк Кэмпбелов в Эдинбурге.
   Предстать перед двором с этим уродливым пятном на руке было выше ее сил. А что, если, увидев ее «дьявольский цветок», королевские придворные начнут креститься всякий раз, когда она будет проходить мимо? До нее уже дошли слухи, что король Яков очень суеверен и подвержен всяческим предрассудкам. Говорили даже, что он верит в ведьм.
   Заметив, что грудь порывисто вздымается, Роберта заставила себя сделать несколько глубоких успокаивающих вдохов. Излишние волнения могут повредить ее будущему ребенку, и, стремясь выбросить все тревожные мысли из головы, она принялась разглядывать пейзаж за окном.
   Отсюда, из дворца, открывался замечательный вид на парк Холируд и красивые газоны, простирающиеся до Эдинбургского замка. Был тихий и ясный день ранней осени. Яркое солнце освещало землю, а голубые небеса смыкались вдали с горизонтом.
   На севере осень наступает рано. Была еще только середина сентября, а дубы, березы и вязы уже оделись в золотой наряд; только сосны, пихты и ели оставались зелеными. В Лондоне лето, должно быть, только перевалило за середину, а здесь, в Эдинбурге, осень уже входила в свои права. Глядя в окно на увядание пышной природы, Роберта испытала острую щемящую тоску.
   — Какое платье вы наденете? — спросила ее Гэбби.
   — Из черной с золотом парчи с черной шалью, — ответила Роберта, оглянувшись через плечо. — И не забудь черные перчатки.
   Она снова устремила взгляд в окно, стараясь призвать на помощь всю свою храбрость, которая так необходима была сейчас, чтобы сопровождать мужа на заупокойную службу по казненной королеве. Служба была назначена ровно на двенадцать, и она знала, что Гордон будет очень раздосадован, если найдет ее еще не готовой.
   И тут Роберта увидела его. Его рослый вороной конь скакал красивым галопом, и даже на расстоянии было видно, как легко и непринужденно Гордон держится в седле. Улыбка коснулась ее губ, она невольно залюбовалась его мужественным и благородным обликом.
   С другого конца лужайки навстречу ему скакала какая-то женщина в амазонке. Ветер трепал роскошные рыжие волосы, каскадом падающие ей на спину; наряд ее был безукоризненным.
   Гордон резко осадил коня и заговорил с дамой. Купы деревьев скрывали их от взоров гуляющих по парку людей, но из окна Роберте все было видно.
   Интересно, подумала она, что это за рыжеволосая амазонка на лихом скакуне? Наверное, жена какого-нибудь вельможи.
   Склонившись в седле, Гордон взял руку женщины и поднес к губам. Женщина засмеялась и убрала руку. Грациозным движением она соскочила с лошади, и Гордон не замедлил спешиться тоже.
   Теперь они стояли лицом к лицу, и вдруг женщина бросилась в его объятия. Она обвила его шею руками и страстно поцеловала.
   Увидев это, Роберта схватилась за живот, словно пытаясь защитить неродившееся дитя. Она не хотела больше видеть, что происходило с этими двумя, но ноги точно приросли к полу. Не в силах отойти от окна, Роберта чувствовала, как весь мир рушится вокруг нее.
   Гордон!.. Ее дорогой Горди!.. Не успел очутиться в Эдинбурге — и вот!.. Ловелас, чего другого можно от него ожидать?
   — Что вы там увидели? — спросила Гэбби, становясь рядом с ней. — Черт подери, да это же наш Горди там с этой… Миледи, вас может продуть от окна. Одевайтесь скорее, а то опоздаете в церковь. И не обращайте внимания на такие пустяки. Наверное, какая-нибудь старая приятельница или… или…
   — Или кое-кто еще, — закончила Роберта.
   Гордость заставила ее выпрямиться и вздернуть подбородок. Ради ребенка она постарается сохранять спокойствие, а потом потребует у него объяснений. Смахнув со щеки слезу, Роберта постаралась не давать воли чувствам и попросила у бога силы для этого.
   Сняв домашнее платье, она прошла через комнату и порылась в своем сундуке. Достала подвязку с черными кожаными ножнами и закрепила ее на ноге. А в ножны зложила свой кинжал «последнее средство».
   — Зачем вам понадобился этот кинжал? — спросила Гэбби.
   — Тетя Келли говорила мне, что при дворе хороших людей с каждым днем становится все меньше, а вот врагов — все больше, — с мрачноватым видом ответила Ро-эерта. — Так что мое «последнее средство» не помешает.
   — На всякий случай мы с Дьюи будем сидеть вместе с другими слугами в задней части церкви. Если я понадоблюсь, окликните меня — я буду все время наготове.
   Гзбби помогла ей надеть черное с золотом парчовое платье и зашла сзади, чтобы застегнуть пуговицы на спине.
   — Ну и дела, — хмыкнула она при этом. — Платье на вас едва сходится. Пора мне, видно, отпускать швы на всех остальных.
   Роберта надела свое заветное ожерелье и, нахмурясь, посмотрела на звездный рубин. Магический, камень, как потемнел в тот день, когда рядом с ней появился Мунго Маккинон, таким и оставался с тех пор. Вид этого камня, постоянно напоминающего о грозящей опасности, заставлял ее дрожать. Роберта почти физически ощущала, как зло притаилось в одном из темных уголков дворца Холируд, чтобы наброситься на нее при первой возможности.