Грассо Патриция. Обольщение ангела

   — А где же ваши перчатки? — с саркастической улыбкой спросила Лавиния. — Я думала, что, поскольку это последняя мода при дворе Тюдоров, вы нигде не появляетесь без них.
   — Сегодня вечером мне нездоровится, я ведь в положении, — сказала Роберта, боясь, что эта рыжая приставала заметит ее «дьявольский цветок». — Пожалуйста, позвольте мне побыть одной.
   — Позволю, но сначала мы выясним кое-что.
   — Разве с этим нельзя подождать до утра?
   Лавиния топнула ногой.
   — Нет, нельзя!
   — Так что вы желаете мне сказать? — спросила Роберта, злясь не только на эту женщину, но и на собственного мужа, чье прошлое доставляло ей столько беспокойства.
   — Знаете ли вы, что разлучили двух любящих людей? — спросила Лавиния очень тихо, так, чтобы никто больше не мог услышать ее.
   — Я не люблю загадок, — резко бросила Роберта. — Что вы хотите этим сказать?
   — Вы ведь догадываетесь, наверное, что мы с Горди были любовниками?
   Роберта оцепенела и коротко кивнула, услышав эти слова:
   — Я подозревала, что между вами было что-то недозволенное… Но вы вмешиваетесь в чужие дела. Ведь он уже давно женат на мне.
   — Горди женился только для того, чтобы ублажить отца, — одарив ее кошачьей улыбкой, сообщила Лавиния. — Сказать по правде, мы с Горди как раз лежали в постели, когда пришло послание забрать вас и привезти в Арджил.
   Роберта вспыхнула, кровь закипела от ярости. Сколько женщин в этой комнате ждали своей очереди, чтобы вот так же побеседовать с ней о муже? Черт бы побрал Гордона Кэмпбела с его необузданной похотью и распутством, которым ей всю жизнь будут колоть глаза!
   — Уходите, леди Керр, — выдавила она из себя, борясь с охватившими ее гневом и болью. Никогда в жизни не испытывала она такого унижения, никогда не думала, что придется такое испытать.
   Ободренная выражением муки, появившимся на ее лице, Лавиния еще глубже вонзила кинжал:
   — Горди намеревался просто забрать вас из замка Данридж и оставить навсегда в Инверэри. Он торопился вернуться в мои объятия, но ваша непоседливость нарушила эти планы.
   Доведенная до отчаяния, в гневе уже не помня себя, Роберта вдруг наклонилась и быстрым движением, приподняв край юбки, выхватила из ножен свой кинжал «последнее средство». Приставив смертоносное лезвие к самому лицу красотки, она пригрозила:
   — Уходи прочь, ядовитая гадина, или я покрою твое лицо такими шрамами, что ни один мужчина не захочет смотреть на тебя, не то что лечь с тобой в постель!
   — На помощь!.. Она убьет меня! — взвизгнула Лавиния, отскочив на несколько шагов.
   В следующий миг все присутствующие бросились к ним и окружили с возгласами удивления. Протолкавшись сквозь небольшую толпу возбужденных зрителей, Гордон требовательно спросил:
   — Черт побери, что ты делаешь, Роберта? Ты вытащила кинжал в присутствии короля? Да ты с ума сошла!
   Потеряв дар речи от стыда за свою ужасную выходку, Роберта только широко открытыми глазами смотрела на мужа. Почему он так кричит на нее?.. Она взглянула на Лавинию, которую, словно желая защитить, обнял за плечи Мунго Маккинон, и увидела рядом с ними истекающего слюной короля.
   Гордон протянул руку и приказал:
   — Отдай мне кинжал.
   — Чума и дьявол тебя забери! — не выдержав, крикнула она в сторону Лавинии, передавая мужу свое «последнее средство».
   — Уберите отсюда этих дерзких смутьянок! — приказал король Яков.
   Не дожидаясь вторичного приказа, Гордон быстро схватил Роберту и вытолкнул ее за дверь. В полном молчании, ни слова не говоря, он потащил ее прочь по лабиринту мрачных полуосвещенных коридоров.
   Едва они вошли в свою комнату, как Гордон возмущенно закричал:
   — Я поверить не могу, что ты вытащила кинжал в присутствии короля! Да ты в своем уме, дорогая?
   — Что, испугался за жизнь своей любовницы? — вскричала Роберта, вне себя от такого унижения. — Я знаю, что ты спал с ней! Я знаю, что у тебя были многочисленные любовные связи, но мне не доставляет удовольствия, когда эти мерзкие шлюхи постоянно пристают ко мне.
   Она тяжело опустилась на край кровати и приложила руку к животу, словно пытаясь успокоить этим и защитить еще не родившегося ребенка. Глядя, как муж в раздражении меряет комнату шагами, она чувствовала, что жгучие слезы заливают ей глаза.
   — Я не буду возражать против развода, Горди. Ты даже можешь использовать дьявольское пятно как причину. Я только хочу уехать отсюда. От этой придворной жизни меня просто тошнит.
   — Да о чем ты толкуешь? — воскликнул Гордон, вперив в нее взгляд.
   — Я не хочу такого мужа, — твердо сказала она.
   — Ты в самом деле, должно быть, рехнулась! — запальчиво возразил Гордон. — Ты думаешь, я так просто позволю расстроить наш брак?
   — У меня будет муж, который верен мне, или не будет никакого, — ответила Роберта, гордо распрямив плечи и глядя ему прямо в глаза. — А ты… ты будешь счастливее, если женишься на женщине, которую любишь.
   Какое-то странное волнение блеснуло в его пронзительных серых глазах, и выражение лица смягчилось.
   Гордон присел рядом с ней на край кровати, обнял за плечи и притянул поближе к себе.
   — Я никогда не любил Лавинию Керр, — сказал он. — Я брал то, что она предлагала, не более того.
   Это признание окончательно доконало Роберту. Она вдруг почувствовала себя смертельно уставшей и обессиленной.
   — Мне не нравится при дворе, — устало сказала она. — Я хочу уехать.
   Гордон нежно провел губами по ее виску.
   — Завтра же утром, ангел, — пообещал он. — После того, как ты принесешь королю свои извинения, а я попрошу у него разрешения уехать. Если он захочет, чтобы я остался в Эдинбурге, мы переедем в особняк Кэмпбелов. Это тебе подходит?
   Роберта кивнула, чувствуя себя успокоенной в его объятиях, и склонилась головой ему на грудь. Но мысли ее были невеселы. Пускай муж утверждал, что он никогда не любил Лавинию, в этом она ему верила. Но все же он не сказал и ей, что любит ее.
   Роберта судорожно вздохнула. Возможно, когда-нибудь у него и разовьется какая-то привязанность к ней. А до тех пор надо сосредоточиться на ребенке, которого она носит. Опасности окружали ее повсюду, а любая опасность грозила несчастьем и ему.
   Нет, черт возьми! Да она убьет любого, будь то мужчина или женщина, кто мог бы навредить ее малышу.

18

    -Молодец, Ливи! Спектакль получился на славу, — с удовлетворением улыбнулся Мунго Маккинон, глядя, как его кузина сердито расхаживает взад-вперед по комнате.
   — Фу!.. — фыркнула Лавиния, бросив на него раздраженный взгляд. — До сих пор поверить не могу, что эта хайлендская мышка имела дерзость броситься на меня с кинжалом.
   — Похоже, Горди тоже был этим удивлен, — ответил Мунго, явно довольный, что первый акт мести, задуманной им против Макартуров, начался столь удачно. — Все вышло даже лучше, чем я планировал. Она не только сделала глупость, выхватив кинжал в присутствии короля, но и прокляла тебя при свидетелях.
   — Так что мне теперь делать? — спросила Лавиния, бросив на него косой взгляд.
   — Утром я шепну королю на ушко о ее «дьявольском цветке», а потом обвиню в колдовстве. — Мунго потянулся и схватил Лавинию за руку, заставив остановиться. — Кузина, у меня уже голова кружится от твоих хождений туда-сюда, — сказал он и мягко усадил ее на стул. — Посиди немного, а я сейчас принесу вина.
   Когда она согласно кивнула, Мунго направился к небольшому столику в углу. О да, подумал он, улыбаясь про себя чрезвычайно довольный, что события развиваются так хорошо. Похоже, что пришел его черед на удачу.
   Оглянувшись через плечо, чтобы убедиться, что кузина не наблюдает за ним, он быстро вынул из внутреннего кармана стеклянный флакончик. Аптекарь клялся, что этого количества пережженной хинной коры будет достаточно, чтобы вызвать у человека рвоту и колики. Болезнь будет не смертельной, но тошнота и боли в животе продлятся несколько дней.
   Без всяких угрызений совести Мунго высыпал порошок из хинной коры в бокал и долил вином. Наполнив и второй бокал, он снова вернулся к камину и протянул Лавинии бокал с отравленным вином.
   — За твое искусство притворяться, — сказал он, подняв бокал.
   — Я вовсе не притворялась, — сказала Лавиния и пригубила вино. — Я в самом деле презираю эту мышь.
   — Я понимаю, что ты имеешь в виду, — кивнул Мунго, садясь рядом в кресло и вытягивая ноги.
   В следующие полчаса они мирно попивали вино и болтали о пустяках. Мунго не спускал глаз с кузины, наблюдая за ее медленно бледнеющим лицом и ожидая, когда начнется недомогание.
   Внезапно Лавиния схватилась за живот, словно ей стало плохо.
   — Кузен, мне что-то нехорошо, — сдавленно проговорила она. — Будь добр, позови мою камеристку.
   Изо всех сил сдерживая ликование, Мунго тут же вскочил на ноги.
   — О, конечно, позову. И сейчас же приведу к тебе королевского лекаря.
   Когда он проходил мимо, она схватила его за руку и с тревогой спросила:
   — Послушай, а ты не думаешь, что эта Макартур и в самом деле ведьма?
   — Не знаю, — пожав плечами, ответил Мунго. — Но я уверен, что лекарь короля поможет тебе.
 
   А в противоположном крыле дворца, отделенном от комнаты Лавинии лабиринтом узких темных коридоров, в своей комнате, перед камином, сидел в кресле Гордон Кэмпбел. Он сидел, боясь пошевелиться. Роберта, уже одетая в ночную рубашку и халат, уютно устроилась у него на коленях, положив голову ему на плечо. Совершенно измученная, она задремала, пока они говорили о будущем ребенке, и Гордону было жаль ее будить, чтобы отнести в постель.
   Он взглянул на мирное выражение ее лица. Его жена действительно была ангелом, несмотря на то, что обладала совсем не ангельской привычкой выхватывать по любому поводу и в самые неподходящие моменты кинжал. Хайлендский ангел с бесовским характером. Вот кем, в сущности, она была. Но, несмотря на долгие годы печали и одиночества, у Роберты было щедрое сердце и способность любить, которой хватило бы на десяток других женщин.
   Без всякого сомнения, ни одна другая женщина на свете не приняла бы его внебрачных детей — Дункана и Гэвина — так просто и безоговорочно, как она. Гордон знал, что она мучается из-за того, что он ни разу не сказал ей о своей любви, и он решил, что должен наконец это сделать. Даже если после этого она и попытается управлять им, используя его нежные чувства к ней.
   Роберта приняла его незаконнорожденных детей, она призналась ему в любви, она носит в своем чреве его ребенка, и он обязан сказать ей те слова, которые она так жаждет услышать…
   «Я люблю тебя».
 
   Бум! Бум! Бум!.. — раздался тяжелый стук в дверь. Роберта мгновенно проснулась и бросила на мужа испуганный взгляд. Гордон пожал плечами и покачал головой.
   Снова раздался настойчивый стук в дверь.
   — Открывай, Инверэри, — приказал чей-то голос. — По приказу его величества, я требую, чтобы ты открыл дверь.
   — Одну минуту, — отозвался Гордон, помогая Роберте встать с его колен.
   — Неужели меня арестуют за то, что я обнажила кинжал в присутствии короля? — спросила она, нервно потирая родимое пятно на руке.
   Гордон поцеловал ее в лоб и успокоил:
   — Ты думаешь, я позволю Якову так поступить с моей женой?
   В ответ она неуверенно улыбнулась и покачала головой.
   Гордон пересек комнату, отпер дверь и резко распахнул ее. В коридоре стояли пять человек из личной охраны короля.
   — Чего вы хотите? — требовательно спросил он.
   — Мы должны проводить вас и вашу жену к королю, — был ответ.
   Гордон оглянулся на Роберту, потом снова посмотрел на офицера.
   — Моя жена уже переоделась ко сну, — сказал он. — Вы можете подождать, пока она наденет платье?
   — Нет, — твердо ответил офицер. — Она должна явиться немедленно.
   — Я приведу ее, — коротко кивнув, сказал Гордон. Поворачиваясь к жене, он мысленно пожалел, что они покинули Арджил.
   — Не торопись, — сказал он, заметив ее бледное лицо и закутывая ее плечи шалью. — Временами Яков любит устраивать драматические сцены. Эту привычку он унаследовал от матери. Ты веришь, что я защищу тебя и договорюсь с ним?
   Роберта только кивнула, не в силах вымолвить ни слова.
   Обняв ее за плечи, словно защищая от всего света, Гордон повел жену к двери. Он чувствовал, как она вся дрожит от страха, и проклял себя за то, что взял ее с собой в Эдинбург. Если бы только он знал тогда, какие опасности подстерегают их в Холируде! Ну что ж, сделанного уже не вернешь. А задним умом все крепки.
   Как только они вошли в покои короля, Гордон сразу почувствовал, что опасения его были не напрасны. Все, кто присутствовал на ужине, за исключением Лавинии Керр, снова собрались в этой комнате. Рядом с королем стоял Мунго Маккинон.
   Гордон украдкой бросил вопросительный взгляд на графа Босуэла, и тот едва заметно поморщился, показывая этим, что дела плохи. Переведя взгляд на английских посланников, Талбота и Дебре, Гордон увидел, что у них тоже был расстроенный вид.
   Чувствуя, как все внутри у него напряглось от беспокойства, он все же ободряюще сжал руку жене. Вместе они направились к возвышению, на котором стоял король, но Яков остановил их.
   — Оставайтесь там, — приказал он, делая предостерегающий жест рукой.
   Гордон мгновенно остановился. Заметив тонкую нитку слюны, вытекающую из королевского рта, он почтительно спросил:
   — Ваше величество выслушает меня?
   — Нет, — холодно и резко бросил кврянь — Маккинон, выйди вперед и повтори свое обвинение.
   Мунго сделал несколько шагов, остановился в двух-трех футах от Гордона и Роберты. Они слегка отпрянули от него. В первый раз Гордон заметил неприкрытую ненависть, с которой его друг смотрел на Роберту.
   — Горди, я весьма сожалею об этом, — начал Мунго, бросив на него холодный и строгий взгляд. — Но проклятие твоей жены поразило Ливи. Она от этого проклятия заболела… Сейчас собственный лекарь его величества лечит ее.
   — Не говори чепухи! — отрезал Гордон, не в силах поверить в то, что услышал. Он перевел взгляд на короля, чтобы выступить в защиту жены.
   Но в это мгновение Мунго протянул руку и схватил Роберту за запястье. Она вскрикнула и попыталась освободиться.
   — Роберта Макартур — ведьма! Она носит на руке дьявольскую отметину! — закричал Мунго, подняв ее руку так, чтобы видно было всем.
   Все в комнате, за исключением Босуэла и английских посланников, попятились от этого неприятного зрелища. Словно боясь заразиться ужасной болезнью, многие из них, и мужчины, и женщины, быстро перекрестились.
   — Черт побери, да я убью тебя! — зарычал Гордон, бросаясь на Мунго. Он повалил его на пол и вне себя от ярости схватил за горло, пытаясь задушить.
   — Прекратите! — заорал Яков, брызгая слюной. — Остановитесь, я вам говорю!..
   Но Гордон словно не слышал королевского приказа, с яростными проклятиями сжимая горло извивающегося на полу Маккинона.
   В конце концов потребовались усилия трех мухчив, чтобы спасти от него Мунго. Босуэл, Талбот и Дебре с трудом оттащили разъяренного Гордона от его бывшего друга.
   — Ты ничем не сможешь помочь своей жене, если тебя бросят в тюрьму за убийство, — прошептал ему на ухо Босуэл.
   Это предостережение графа тут же отрезвило Гордона и заставило успокоиться. Он расправится с Мунго позднее; от его мести тому ни за что не уйти. В конце концов месть такое блюдо, которое лучше употреблять холодным.
   — Маккинон, ты в самом деле считаешь, что жена Кэмпбела — ведьма? — спросил король Яков.
   — Да, — задыхаясь после удушья, ответил тот.
   — Я не верю, чтобы Басилдон, этот Мидас английской королевы, держал в своем доме ведьму целый год, — раздался вдруг голос графа Босуэла, тут же привлекший внимание его царственного родственника.
   — Да, Роберта — любимая племянница графа Басилдона, — подхватил в тон ему Генри Талбот.
   — Еще бы! Он относится к Роберте так же, как к шестерым своим дочерям, — добавил Роджер Дебре.
   — У Басилдона шесть дочерей? — с явным удивлением переспросил Яков.
   Граф Босуэл заставил себя громко рассмеяться.
   — Этот Басилдон, кажется, умеет не только набивать королевские сундуки, но так же шустро делать и детей. — Все в комнате заулыбались, сбрасывая возникшее напряжение, а он добавил: — Граф, видимо, успевает это делать, не снимая башмаков.
   Невольно развеселившись от этой грубоватой шутки, король Яков перевел взгляд на Роберту, которая стояла посреди комнаты, вся дрожа. Холодная подозрительность понемногу исчезла с его лица.
   — Роберта Макартур — дочь английской ведьмы! — с негодованием закричал Мунго. — У нее на левой руке доказательства этого. Ее мать была причиной смерти моего отца.
   — Это ложь! — выкрикнула Роберта, впервые открыв рот и заговорив.
   — У меня есть доказательства, и я требую возмездия! — воззвал Мунго, не обращая внимания на ее слова.
   — Это ты сейчас получишь. — Гордон размахнулся и изо всей силы ударил кулаком доносчика по лицу, свалив его одним ударом на пол. У Мунго из носа хлынула кровь.
   — Хватит! — закричал король, обрызгав слюной всех стоящих вблизи, но никто из почтительности даже не шевельнулся, чтобы вытереться.
   Яков перевел взгляд с Мунго и Гордона на Роберту, обдумывая, что же ему предпринять. Наконец, снова посмотрев на Мунго, он сказал:
   — Ладно, Маккинон, ты прав. Воздаяние, которое ты получишь, будет в звонкой монете. Назови свою цену, и Горди заплатит ее. — Он не добавил «а иначе…», но что будет в ином случае, поняли все.
   — Пятьдесят тысяч золотых, — всхлипнул Мунго, прикладывая к носу платок. — А если он не выплатит мне их, вы приговорите эту ведьму к смерти.
   — Я подумаю над этим. — Король Яков снова взглянул на Гордона и сказал: — У тебя есть шесть недель, начиная с этой ночи, чтобы раздобыть золото. А до тех пор вы оба, и Мунго и ты, удаляетесь от двора. Вам обоим запрещается появляться здесь. Но твоя жена останется как заложница. И на этом кончим разговор.
   — Нет! — вскричала Роберта и тут же потеряла сознание.
   Гордон подхватил ее прежде, чем она ударилась об пол, и удержал на руках.
   — Ну, Маккинон, ты — ходячий мертвец, — пробормотал он тихим голосом. — Этого я тебе никогда не прощу!
   — Он грозится убить меня! — протестующе закричал Мунго.
   — Учти, Горди, — пригрозил король, явно взбешенный его поведением, — если Маккинон умрет, я обвиню твою жену в колдовстве и отправлю ее на эшафот. Ты меня понял?
   — Я могу гарантировать его безопасность, — склонив голову, ответил Гордон. — Но только в течение этих шести недель.
   И не дожидаясь разрешения короля удалиться, он повернулся и с Робертой на руках покинул залу. Граф Босуэл бросил на своего царственного кузена долгий, полный презрения взгляд, и вышел вслед за ним. Тем же путем двинулись и Генри Талбот с Роджером Дебре.
 
   С отъездом Гордона Роберта оказалась совсем одна. Эти осенние дни с самого рассвета и до самого вечера были сумрачными и дождливыми, словно небо горевало вместе с ней. Совершенно упавшая духом, первую неделю своего заключения Роберта провела, то заливаясь слезами, то впадая в глубокий полуобморочный сон без сновидений. Хотя Генри Талбот и пытался несколько раз получить разрешение повидаться с ней, ему в этом было отказано, и Роберта не видела никого, кроме Гэбби, которая оставалась все эти дни рядом с ней. Роберта отказывалась от пищи, выпивая только чашку бульона каждый вечер, и чахла на глазах.
   Но со следующей недели она изредка начала вставать с постели. Роберта проводила долгие часы, сидя перед камином и уныло глядя на мерцающие языки пламени. Она перестала даже шить приданое для малыша. Зачем готовить все это для ребенка, которому не суждено появиться на свет? Найти пятьдесят тысяч золотых для Гордона непосильная задача. Кто станет разоряться ради женщины, которая взята под стражу, с которой не хочет иметь дело ни один добропорядочный христианин?
   В течение всей третьей недели она тешила себя мыслью устроить побег, но не знала, как это организовать. Охраняли ее в Холируде на совесть; да и пусть ей даже и удалось бы бежать, в таком случае и она, и Гордон навсегда бы остались изгнанниками. Кто захотел бы ссориться из-за них с королем?
   На двадцать первый вечер своего заключения Роберта печально сидела в кресле возле камина и рассматривала свой «дьявольский цветок». Кожа на ее левой руке не отличалась от правой. Как же могло такое невинное с виду пятнышко принести ей столько несчастий? Темный нежный цветок ставил под угрозу ее собственную жизнь и жизнь ее неродившегося ребенка. Но ведь зло коренится в сердце человека, а не на запястье левой руки. Если только…
   Роберта искоса взглянула на Гэбби, которая сидела в соседнем кресле и вязала одеяльце для малыша, упрямо надеясь, что все кончится хорошо.
   — Как ты думаешь, а может, я и в самом деле ведьма, при помощи магии проникшая в среду людей? — спросила она служанку.
   Гэбби резко вскинула голову и недоверчиво уставилась на нее.
   — А что, вполне может быть, — продолжала Роберта. — Представь, что феи похитили настоящую дочь Макартуров и подкинули на их место меня. Что ты об этом думаешь?
   Гэбби хмыкнула:
   — Я думаю, что вы рассуждаете сейчас глупее, чем мой Дьюи.
   — Нет, это возможно, — настаивала Роберта, раздраженная ее вольностью.
   — Фей и ведьм не существует, — покачав головой, сказала Гэбби.
   — Откуда ты это знаешь?
   — Бабушка Бидди так говорит. — Гэбби понизила голос и добавила: — Но на свете есть духи и привидения, и если бы бабушка увидела, как вы похудели, она убила бы меня и сделала одним из них.
   — Не хочу я есть, — вздохнула Роберта, понимая, что начинается надоевший ей ежевечерний спор о том, что ей надо покушать.
   — Если вы заболеете, пока находитесь на моем попечении, и бабушка Бидди меня за это убьет, клянусь, я буду возвращаться и преследовать вас в виде страшного привидения, — пригрозила Гэбби то ли в шутку, то ли всерьез.
   Эти ее слова заставили Роберту улыбнуться:
   — Ну ладно, принеси мне тарелку супа.
   — И кусочек хлеба с маслом?
   Роберта неохотно кивнула.
   Гэбби живо вскочила с кресла и, положив вязанье ей на колени, приказала:
   — А вы продолжайте, пока я не вернусь.
   Роберта посмотрела на вязанье и положила руку на живот. Ее прекрасному дитя никогда не пригодится та одежда и одеялко, которые они приготовили для него. А что будет делать Гордон, когда она и их ребенок, оба будут мертвы? Найдет ли себе другую жену? Или будет горевать и постарается отомстить за их смерть?
   Дверь комнаты скрипнула и тут же тихо затворилась. За спиной Роберта услышала, как задвинули засов.
   — Поставь поднос на стол, — сказала она не оглядываясь. — Я поем позднее.
 
   — Нет, поешь сейчас, ангел, или уже не поужинаешь вообще.
   При звуке хрипловатого голоса мужа, в котором она не могла ошибиться, Роберта вскочила с кресла. А повернувшись к двери, замерла, открыв от изумления рот.
   У порога возвышалась фигура женщины огромного роста. Длинноволосая, одетая в клетчатую юбку и широкую темную накидку, женщина поставила поднос с ужином на ближний столик.
   — Что такое? — растерянно спросила Роберта. — Что здесь происхо…
   В это время женщина сбросила с плеч накидку и сорвала с головы лохматый парик.
   — Не узнаешь? — расплывшись в знакомой неотразимой улыбке, спросил возникший перед ней Гордон.
   Со сдавленным радостным криком Роберта бросилась в его объятия. А Гордон схватил ее и прижал к своему сильному мускулистому телу. Он опустил голову, нашел ее губы и прижался к ним в упоительном, переворачивающем душу поцелуе… который перешел в другой… А потом в третий…
   Когда он наконец отнял свои губы, Роберта обвила его шею руками и приникла головой к его твердой груди.
   — Нарушать королевский запрет опасно, — сказала она. — Тебе нельзя находиться здесь.
   — Я не мог больше ни минуты оставаться вдали от тебя. — Гордон поднял ее лицо и заглянул в глаза. — Я люблю тебя всей душой своей и всем сердцем!
   Услышав это, Роберта разразилась слезами. Она склонила голову и спрятала лицо у него на груди.
   — Я думал, что мое признание в любви сделает тебя счастливой, — проговорил Гордон, ласково поглаживая ее по плечу.
   — Я… я счастлива.
   — Тогда почему же ты плачешь?
   Роберта подняла на него залитые слезами глаза.
   — Потому что ты меня любишь.
   Это заставило Гордона улыбнуться:
   — Ты бы еще горше заплакала, если бы узнала, что я испытал, чтобы добраться до тебя.
   — Расскажи, — немного успокаиваясь, сказала она.
   — Как видишь, я переоделся женщиной, — сказал Гордон, и в голосе его проскользнуло явное отвращение. — А затем Талбот настоял, чтобы я сыграл роль его эдинбургской любовницы.
   — Значит, Генри помог тебе?
   — Еще бы, черт побери! Но я терпеть не могу, когда меня лапают мужские руки, — хмуро добавил он.
   Тут уже Роберта в свою очередь улыбнулась.
   — Вот и умница, — сказал Гордон, вытирая слезы у нее с лица. И продолжал: — Талбот вернется за мной не раньше, чем через два часа. Гэбби сказала мне, что ты ничего не ешь. Может, ты сначала поужинаешь?
   Роберта покачала головой. И, прямо глядя на него, произнесла:
   — Я хочу, чтобы ты любил меня.
   Гордон расплылся в своей неотразимой улыбке.
   — Не в силах отказать вам, миледи.
   Торопливо они сорвали с себя всю одежду прямо там же, где стояли. Обнаженный, Гордон прижал ее нежное тело к себе и поцеловал так, словно никогда не отпустит, вкладывая всю свою любовь и всю страсть в этот единственный, упоительный поцелуй. Долгие мгновения они стояли так, обнявшись, отбрасывая на стену одну длинную тень.