Грассо Патриция. Обольщение ангела

   — Ужасно, — сказала Роберта, удивленная такой жестокостью невинного на вид цветка. — Разве может красота быть губительной?
   — У нее нет другого выхода. Росянка умерла бы голодной смертью, если бы пахла, как навоз, — шутливо сказал Гордон.
   — Посмотри, как красиво сливаются те две речки, образуя тихую заводь, — показала Роберта на водоем.
   — Да. Сорроу и Кэа. Печаль и Забота — так у нас называют эти речки — сливаются здесь вместе, как происходит и в жизни, — кивнул Гордон. — Потом они снова разделяются и продолжают свой путь вниз, к озеру Лох-Файн и Инверэри.
   Роберта оглядела этот идиллический пейзаж. Какие-то крошечные лачужки, сложенные из камня и дерна, словно ульи, усеивали склоны близлежащих гор.
   — А это что такое? — спросила она.
   — А это, ангел, хижины, где живут летом женщины и дети, пасущие скот, — объяснил Гордон. — Мужчины же спят снаружи, завернувшись в пледы. Все соберутся здесь завтра на праздник костров . А разве у Макартуров нет летних пастбищ?
   — Есть, конечно, — сказала Роберта, хотя сама на них не бывала — никто не хотел видеть ее там. Люди боялись, что она сглазит им скот.
   Доскакав до конца долины Глен-Эрей, Гордон и Роберта въехали в чудесный девственный лес, состоящий из сосен, высоких елей, белоствольных берез и лиственниц. Земля вокруг вся заросла папоротником.
   Доехав до поляны среди леса, Гордон остановил лошадь. Искоса он взглянул на Роберту, которая удивленно смотрела на маленький охотничий домик, расположенный рядом с конюшней.
   — Здесь живет кто-то из Кэмпбелов? — спросила она.
   — Здесь будем жить мы, — пробормотал Гордон, не глядя на нее.
   Роберта резко вскинула голову:
   — Я не понимаю, о чем ты говоришь.
   Гордон спешился и помог сойти с лошади ей.
   — Это наше место назначения, ангел, — мягким тоном сказал он. — В Данридж мы не поедем.
   — Ты мне лгал? — Голос Роберты зазвенел от гнева и обиды.
   Гордон взял ее за руку, подвел к ближайшему поваленному дереву и мягко, но настойчиво усадил на него. Потом встал перед ней на одно колено.
   — Ты была несчастлива в Инверэри, хоть я и не мог понять почему, — убежденно заговорил он. — У нас с тобой не совсем обычный брак. С прошлого декабря, как только мы познакомились, мы почти не были наедине. А я очень хочу этого, хочу провести с тобой лучшую часть лета здесь. Разумеется, если ты согласна. Прости мне мою ложь, дорогая, но я не мог придумать иного способа, чтобы заманить тебя сюда. Если ты не захочешь остаться, я отвезу тебя дальше, в замок Данридж, к твоей матери. Но я бы хотел, чтобы ты осталась здесь со мной.
   Ничего не ответив, Роберта опустила глаза и уставилась на свои руки, сложенные на коленях. Муж был прав: их брак действительно был какой-то странный, и совместная жизнь совсем не сблизила их. Она вовсе не собиралась рассказывать ему, отчего почувствовала себя несчастной в Инверэри, ведь эта боль была ее личным делом, а ему был неведом страх отчуждения. Она была одинока там. Только Гэбби и Бидди относились к ней по-дружески. И все же она понимала теперь, что любит этого красивого мужчину, который стоит сейчас на коленях перед ней, и, возможно, если бы она провела с ним часть лета в этом домике среди леса, то познала бы настоящее, полное счастье.
   — Ну, что ты скажешь, ангел? — спросил Гордон голосом, дрогнувшим от затаенной надежды. — Ведь ты дашь нам этот шанс?
   Роберта подняла на него глаза и улыбнулась. Пусть будет так. Пусть несколько недель полного счастья принесут ей удовлетворение на всю жизнь.
   — Я останусь, — сказала она. — Но мне придется наложить на тебя епитимью за твою ложь. Ты должен обеспечить мне сияние солнца, свежие цветы и приветливую улыбку каждый день без исключения.
   — И на сколько лет?
   — Это ты узнаешь потом, когда я решу.
   Лицо Гордона озарилось его неотразимой улыбкой. Он бережно поцеловал ее правую руку, а потом приник губами к родинке на левой. Этот жест напомнил ей то время, когда она была его восьмилетней невестой. Галантный, нежный и добрый, Гордон Кэмпбел был прекрасным принцем Арджила. Жаль только, что ему выпала доля жениться на принцессе с изъяном.
   Сделав по направлению к стоявшему на поляне охотничьему домику широкий приглашающий жест, Гордон объявил:
   — Прекрасная дама, ваш замок ждет вас.
   Роберта приняла протянутую руку, и церемонно, словно придворные на королевском приеме, они прошествовали к своему новому жилищу. Гордон открыл дверь, но прежде чем она успела войти, он подхватил
   ее на руки и перенес через порог. Потом поцеловал в щеку и мягко поставил на ноги.
   Роберта с любопытством огляделась. Весь охотничий домик состоял из одной-единственной, но очень просторной комнаты. Справа у стены стояла большая незаправленная кровать. Она казалась чем-то чуждым здесь, словно поставили ее лишь недавно. Поверх матраса на ней в беспорядке были свалены простыни, а сбоку от кровати, возле изголовья, стояла небольшая ширма. На стенке возле очага висели кастрюли и сковородки. Слева между окон стояли крепкий дубовый стол, два стула и две табуретки. На полках рядом со столом громоздилась разнообразная посуда.
   — Тут лучше, чем в охотничьем домике моего отца, — заметила Роберта, вынимая Смучеса из сумки и опуская его на пол. Взгляд ее задержался на кровати.
   — Я не хотел, чтобы ты испытывала неудобства в лесу, — ответил Гордон.
   Роберта улыбнулась:
   — Очень заботливо с твоей стороны, Горди.
   — Подожди, я только внесу в дом припасы, — сказал он, поворачиваясь. — А потом помогу тебе здесь привести все в порядок.
   Когда он вышел, Роберта принялась стелить постель. Неужели ее муж думает, что она сама не способна ничего сделать? Да, она была дочерью главы клана Макартуров, но не настолько избалована, чтобы не уметь таких простых вещей.
   Когда дверь открылась, и нагруженный, словно вьючная лошадь, Гордон свалил сумки и корзины посреди комнаты, она уже взбила перину и принялась за подушки. Он тут же подошел, чтобы помочь ей.
   Роберта принялась взбивать вторую подушку, а Гордон начал расстилать меховое покрывало поверх одеяла. Стоя по обе стороны кровати, они то ласкали друг друга взглядами, то, смущаясь, отводили их.
   — Я разожгу огонь, — хриплым голосом сказал Гордон, прерывая это безмолвное очарование, когда взгляд его серых глаз словно обволакивал ее. — Бидди положила нам горшок с тушеным мясом. Ты сможешь разогреть его, пока я накормлю лошадей и устрою их на ночь?
   — Принеси пару ведер воды, — вместо ответа приказала она.
   Гордон шутливо поклонился:
   — Миледи, ваше желание для меня закон.
   Прежде чем уйти, он разжег огонь в очаге, а потом вернулся к груде припасов на полу. Вытащив из корзины закрытый горшок с мясом, он снова направился к очагу, но Роберта остановила его.
   — Горди?
   — Что? — обернулся он.
   Она подошла и взяла горшок у него из рук.
   — Я сама это сделаю. А ты позаботься о лошадях.
   На лице у него появилось легкое сомнение.
   — А ты справишься?
   — Я же не калека, — сказала она.
   Гордон улыбнулся:
   — В таком случае, кухня в твоем распоряжении, ангел.
   Роберта повесила горшок над огнем и принялась помешивать мясо, чтобы оно получше прогрелось. Потом подошла к полкам с посудой и, взяв оттуда две миски, хорошенько протерла их, прежде чем поставить на стол. В корзине с продуктами она нашла каравай ржаного хлеба, который Бидди всегда подавала к тушеному мясу. Порезала и положила его на стол между двумя мисками.
   Вспомнив о мясе, она бегом вернулась к очагу и снова помешала его. Ей не хотелось, чтобы первая еда, которую она готовила для своего мужа, подгорела и пристала к днищу горшка. Когда Гордон вернулся, она уже развешивала их одежду на деревянные вешалки по обеим сторонам двери.
   — Как вкусно пахнет! — сказал Гордон, входя с двумя большими ведрами воды в руках. Он поставил их рядом с очагом и помог ей распаковать остальные вещи.
   Решив, что кушанье достаточно разогрелось, Роберта наполнила их миски и объявила:
   — Милорд, ваша любимая кэмпбеловская похлебка.
   К ее удивлению. Гордон потянулся через стол и накрыл ее руку своей.
   — Я еще не говорил тебе сегодня, как ты замечательно выглядишь? — спросил он.
   Роберта улыбнулась и покраснела, услышав этот комплимент, но тут под столом раздалось жалобное поскуливание, разрушившее очарование момента. Они посмотрели вниз и увидели Смучеса, сидящего рядом с ними и нетерпеливо ожидавшего своей доли.
   — Сиди, — сказал Гордон, когда Роберта сделала движение, чтобы подняться. Он наполнил мясом еще одну миску и поставил ее рядом с ножкой стола для Смучеса.
   — Поскольку мы здесь для того, чтобы познакомиться поближе, без посторонних глаз, — сказал Гордон, — то давай поговорим о нас. Скажи мне, например, что ты подумала обо мне в тот первый день, когда увидела меня в замке своего отца?
   — Зачем тебе это знать?
   Гордон пожал плечами.
   — Так, из любопытства.
   — Насколько я помню, я подумала, что ты красивый, любезный и смелый, — призналась Роберта. — И еще слишком взрослый. Почти что пожилой.
   Гордон разразился неудержимым смехом.
   — А я подумал, что ты самый милый ангелочек, которого я когда-либо видел.
   Роберта покраснела и опустила глаза в тарелку.
   — Все остальные прибудут в долину завтра, — меняя тему разговора, сказал Гордон. — Мальчишкой я очень любил присутствовать на празднике костров. Подожди-ка минутку, я сейчас вернусь.
   Гордон вышел из домика, а Роберта осталась, недоумевая, куда он мог пойти. Минут через десять она услышала, как он снаружи зовет ее. В сопровождении Смучеса она вышла за порог.
   Улыбаясь, Гордон протягивал ей небольшой букет. Он состоял из бледно-розового лугового сердечника, пурпурного венерина башмачка и бледных анемонов — все, что можно было найти в горах весной.
   — Ты согласна на звездную ночь вместо солнечного дня, о котором просила?
   Роберта взглянула на небо. На черном бархатном пологе его прямо над головой висел молодой месяц в окружении сверкающих звезд.
   — Да, милорд, — ответила она, принимая букет диких полевых цветов.
   Подойдя ближе, Гордон прижал ее к себе. Они молча стояли, глядя, как Смучес носится вокруг, возбужденно обнюхивая все подряд.
   — Я постою здесь со щенком, пока ты будешь готовиться ко сну, — сказал Гордон, целуя ее в макушку.
   Вернувшись в дом, Роберта умылась и прополоскала зубы, а потом надела ночную рубашку. Придвинув стул к очагу, она расплела косы и расчесала волосы.
   Вскоре вошел Гордон. Подойдя, он поцеловал ее в щеку и сказал:
   — Пора спать, ангел.
   Пока он тушил огонь в очаге, Роберта забралась в постель и ждала, затаенно дыша в темноте. Неужели пришел момент, когда он сделает ее своей? И как ей поступить, если Гордон… Она слышала, как он ходит по комнате, как, позвякивая пряжкой, раздевается. Кровать тяжело заскрипела под ним, когда он лег рядом.
   — Спокойной ночи, ангел, — прошептал он и тут же крепко уснул.
   Роберта лежала рядом с ним в удивлении. Зачем он затеял всю эту канитель с поездкой в горы, если не для того, чтобы заняться с ней любовью? Очень странно и непонятно он себя вел. Но долгое путешествие и все события этого дня так утомили ее, что глаза неудержимо начали слипаться, и скоро она так же крепко спала, как и ее муж.
 
   — Уже утро. Просыпайся, ангел.
   Услышав эти слова, Роберта еще продолжала некоторое время лежать с закрытыми глазами в надежде, что если она притворится спящей, то Гордон даст ей еще подремать. Однако ласковый хрипловатый голос мужа разбудил ее, и поневоле она слегка улыбнулась.
   — Посмотри, что я тебе принес, — уговаривал Гордон, усевшись на край постели.
   Роберта открыла глаза и заморгала от слепящего солнечного света, вливавшегося в окна и в открытую дверь домика. Она прикрыла глаза рукой и посмотрела на мужа.
   Улыбаясь, Гордон протягивал ей свежий букет цветов.
   В другой руке он держал миску с чем-то горячим и восхитительно пахнущим.
   — Прими от меня солнечный свет, цветы и улыбку, — сказал он. — А на завтрак ты получишь еще и овсяную кашу с корицей.
   Роберта приподнялась и села, прислонившись к спинке кровати. Зевнув, она отбросила с лица несколько непокорных прядей черных как смоль волос, не сознавая, как восхитительно выглядит с этой небрежной, слегка взлохмаченной прической — словно только что встала с ложа любви.
   Взяв из рук Гордона миску и ложку, она попробовала сваренную им кашу.
   — Слушай, с корицей она изумительна! А ты сам почему не ешь?
   — Когда мужчина встает на рассвете, — сказал Гордон, — ему не стоит ждать, пока солнце поднимется высоко, чтобы позавтракать.
   — Чем ты занимался?
   — Накормил лошадей и наловил рыбы в нашей речке, — ответил он. — Принес целое ведро. Парочку почищу нам на обед, а остальное отошлю вниз, в долину, когда наши днем прибудут туда.
   Роберта кивнула.
   — А где Смучес?
   — Дрыхнет в углу. Наверное, рыбалка его утомила. А ты не хочешь искупаться?
   — Да, но… — Роберта оглядела комнату, не видя здесь ванны.
   — Ангел, летом в ванне какое купанье? — сказал Гордон, заметив ее взгляд. Он взял у нее из рук пустую миску и поставил на стол. Потом снял с вешалки два полотенца и, выходя из комнаты, бросил: — Я подожду тебя снаружи.
   Роберта быстро оделась и вышла из домика. Смучеса она не взяла с собой.
   — Он все еще дрыхнет, — сказала она. — Я не могла его добудиться.
   День был просто великолепный, точное повторение предыдущего. Высокие небеса без единого облачка голубели над вершинами деревьев, а на востоке сияло теплое утреннее солнце.
   Ощущение радости и какой-то сладкой надежды охватило Роберту. А что, если эта редкая в Хайленде погода была для нее добрым предзнаменованием? Может, в конце концов для них с Гордоном есть надежда на счастье? Она украдкой смотрела на его красивый мужественный профиль и не верила, что этот мужчина принадлежит ей.
   «А как же другие женщины, с которыми он…» — вплелся вдруг какой-то ехидный голосок, словно стремясь испортить ей это жизнерадостное чувство. Роберта лишь досадливо дернула плечом.
   — А где мы будем купаться? — спросила она, пытаясь отогнать неприятные мысли.
   — Тут есть заводь в долине, всего в десяти минутах ходьбы, — ответил Гордон. — Там очень красиво в утренние часы.
   Роберта резко остановилась и отрицательно покачала головой.
   — Я не могу этого делать, — сказала она.
   — Чего не можешь?
   — Купаться в заводи.
   Гордон нахмурился.
   — Но почему?
   — Я не люблю воду, — ответила она. — Лучше останусь грязной.
   — Но от тебя будет пахнуть, — поддразнил он.
   Роберта даже не улыбнулась на эту шутку. Сердце ее учащенно билось, а руки задрожали от страха. Он ведь не будет принуждать ее к этому, если она наотрез откажется?
   — Тебе нечего бояться, — попытался успокоить ее Гордон. — Я научу тебя плавать.
   — Да не в этом дело! — закричала она. — Просто я боюсь глубины.
   Гордон молча ждал, пока она объяснит.
   — У нас однажды был страшный случай, — сказала Роберта, моля, чтобы он понял ее. — Дочь одного крестьянина едва не утонула в пруду. — Она приложила руку ко лбу и взмолилась: — Пожалуйста, Горди, не заставляй меня делать это.
   Гордон обвил ее руками и привлек к себе.
   — Ангел, а разве я когда-нибудь принуждал тебя делать то, чего ты не хочешь?
   — Конечно, — ответила Роберта, по-детски кивая головой. — Ты заставил меня покинуть Англию, ты заставлял меня спать под открытым небом, пока мы ехали в Инверэри, ты…
   — Достаточно, — с улыбкой сказал Гордон. — Уж к этому я не буду тебя принуждать. — Он задумался на мгновение и предложил: — Мы можем найти в речке место помельче. Там вода едва дойдет тебе до талии, но если мы сядем, то сможем искупаться.
   — Хорошо, — не очень охотно согласилась она.
   Рука об руку они вернулись назад и пошли по другой тропинке, ведшей из долины Глен-Эрей. Все вокруг было в росе, нежный запах вереска витал в воздухе, а на поверхности воды плясали солнечные зайчики.
   На берегу речки они сели на камни и разулись. Затем Гордон встал и стащил через голову рубашку, злотом, расстегнув, сбросил и штаны.
   Боже правый, что же мне делать? — испуганно подумала Роберта, широко раскрытыми глазами глядя на его спину. И против воли залюбовалась его широкими плечами, тонкой талией, ладными крепкими ягодицами. Что бы она испытала, ощутив давление этого сильного тела в постели на себе?
   Когда он собрался повернуться, Роберта быстро зажмурила глаза.
   — Ну что, так и будешь сидеть и краснеть тут? — спросил Гордон. — Или пойдем купаться?
   Он явно посмеивался над ней, но все равно она не могла набраться храбрости, чтобы взглянуть на него.
   — Горди, ты же голый, — прошептала она прерывающимся голосом.
   — Но я всегда так купаюсь, — ответил он. — А ты сама что, купаешься в одежде?
   Роберта покачала головой, но продолжала сидеть зажмурившись.
   — Ты ведь обещал, что не будешь принуждать меня, — напомнила она.
   — Ангел, я и не принуждаю тебя ни к чему, — возразил он, стараясь говорить мягким тоном. — А если ты так уж стесняешься, я первым войду в воду и сяду, чтобы не смущать тебя.
   — Это другое дело.
   Услышав плеск воды, когда Гордон садился в нее, Роберта открыла глаза. Гордон выглядел так глупо, сидя в мелкой речке и улыбаясь ей, что она едва могла удержаться от смеха. Картина, которую он представлял, напомнила ей ту ночь в таверне, когда он мылся там в ванне, рассчитанной разве что на карлика.
   — Теперь твоя очередь, любовь моя.
   «Любовь моя». Это просто расхожее обращение или он действительно имел в виду то, что сказал?
   — Я жду.
   Роберта медленно встала. Она сняла юбку, потом стащила через голову блузку. И почувствовала себя ужасно неудобно, одетая только в сорочку, в то время как он сидел и глазел на нее.
   — Ты не мог бы зажмуриться, пока я вхожу в воду? — попросила она. — Мне будет легче, если ты не станешь смотреть, как я снимаю рубашку.
   Гордон улыбнулся и закрыл глаза. Он готов был уже сказать, чтобы она не снимала рубашку, но раз уж ей хочется раздеться совсем, он не станет ее останавливать. Через несколько долгих секунд он услышал, как она вошла в речку и почувствовал ее рядом с собой.
   — Боже правый, да тут вода не доходит даже до…
   Гордон открыл глаза и взглянул на нее. Ее прелестные округлые груди с розовыми сосками возвышались над водой.
   Когда она подняла руки, чтобы прикрыть обнаженную грудь, он мягко остановил ее.
   — Ангел, не прячь от меня свою красоту, — сказал он голосом, хриплым от долго сдерживаемого желания.
   Роберта опустила руки и беспомощно уставилась на него изумрудными, наивными девичьими глазами.
   — О, дорогая, как ты прекрасна. — Он опустил голову и приник к ее губам в нежном, пробном поцелуе. — Я не обманывал тебя на этот раз, — прошептал он возле ее губ. — Я просто неправильно оценил уровень воды.
   Это заставило Роберту расслабиться — она улыбнулась ему.
   А Гордон обнял ее рукой за плечи и снова поцеловал. Потом раздвинул языком ее губы и скользнул внутрь. Нежно и замедленно он целовал ее, лаская языком рот. Потом начал гладить ее груди, и, потрогав большим пальцем чувствительные соски, подразнил их, заставив отвердеть.
   Роберта прерывисто задышала от незнакомого, но невероятно сладостного ощущения. Ее кожа покрылась пупырышками.
   — Нет, ангел, это произойдет не здесь, — медленно проговорил Гордон, почувствовав, что она испытывает сейчас. — У тебя должны быть лучшие воспоминания об этом. Здесь не очень подходящая обстановка. — Он снова поцеловал ее и прошептал: — Сегодня ночью, ангел. Я буду любить тебя сегодня ночью.
   И заметив густой румянец, окрасивший ее щеки, добавил:
   — Господи боже, ты краснеешь чаще, чем любая женщина из всех, которых я знал. А сейчас я собираюсь встать и помочь подняться тебе. Так что закрой глаза, если не хочешь покраснеть еще больше.
   Она послушно закрыла глаза, и Гордон улыбнулся. Он помог ей подняться, а потом взял на руки и вынес на берег. Стоя на берегу, он очень медленно, заставив соскользнуть вдоль своего тела, поставил ее на ноги.
   — Это греховно, наверное, то, что мы делаем, — сказала Роберта, смущенно взглянув на него.
   — Какой же тут грех для давно женатой пары, такой, как мы с тобой, — ответил он. — А теперь отвернись и одевайся, а я повернусь в другую сторону.
   Роберта повернулась к нему спиной и быстро вытерлась полотенцем. Потянувшись за рубашкой, она почувствовала какое-то движение позади себя.
   — Не подглядывай, — сказала она.
   — А мне нравится подглядывать, — возразил Гордон, восхищаясь совершенными формами ее тела.
   — Ты сказал, что мы… — начала Роберта и, повернувшись, увидела, что он в упор смотрит на нее. Инстинктивно она опустила взгляд вниз. — Боже мой! — вскричала она и тут же отвернулась.
   Гордон рассмеялся и взялся за штаны. Его жена была одновременно и невинным ангелочком, и невероятно соблазнительной для него. Трудновато ему будет дожидаться, пока она вполне созреет для плотской любви. Но зато уж потом…
   — Это была Печаль или Забота, та речка, в которой мы купались? — спросила Роберта, чтобы скрыть свое замешательство.
   — Знаешь, дорогая, я готов переименовать ее, — сказал он. — Отныне она будет называться Радость.
   Когда они вернулись в охотничий домик, их там уже ждали: держа на коленях крохотного Смучеса, огромный Дьюи сидел перед очагом. Едва они вошли в комнату, он тут же поднялся, почти упершись головой в потолок.
   — Все уже собрались в долине? — вместо приветствия спросил его Гордон.
   — Да, — ответил тот.
   — Добрый день, Дьюи, — поздоровалась Роберта. — Как поживает Гэбби?
   — Она тоже в долине. Она нужна вам зачем-нибудь?
   Роберта отрицательно покачала головой. Дьюи поцеловал Смучеса в нос и позволил щенку лизнуть себя в щеку.
   — Он ведет себя очень дружелюбно, хоть и англичанин, — подмигнул им парень и тут же добавил: — А вы, я вижу, играли в Адама и Еву.
   Гордон бросил взгляд на жену. Она сделалась пунцовой до корней волос, словно ребенок, застигнутый за чем-то недозволенным. Что за недотрога.
   — Тебе нужно что-нибудь? — спросил он у Дьюи.
   — Ничего, я пришел, чтобы тебе помочь.
   Гордон удивленно поднял брови.
   — Ты забыл прихватить с собой виски и сумку для гольфа, — сказал великан. — Виски на столе, а сумка в углу.
   — Вот спасибо, — улыбнулся Гордон. — Хочешь посидеть и выпить со мной?
   — Гэбби убьет меня за это, — отказался Дьюи, покачав головой. — Я должен еще устроить скот на новом месте и подготовиться к ночному празднику. А вы придете?
   Гордон повернулся к Роберте и пояснил:
   — Сегодня ведь праздник костров. Все соберутся у огня и будут там до самого рассвета. Ты хочешь пойти?
   — Если ты захочешь, я пойду, — ответила она.
   — Хорошо, вот тогда мы и выпьем виски, — проговорил Дьюи, направляясь к двери. Проходя мимо Роберты, он положил ей в руки щенка и вышел за порог.
   — Завтра утром мужчины устроят два костра, — сказал Гордон. — Потом женщины начнут прогонять между ними скот, а до того влюбленные могут прыгать вместе через огонь. — Голос его опустился до низкого шепота. — Это древний обычай, призванный обеспечить изобилие, и он приносит любящим счастливую судьбу. Ты хочешь прыгнуть со мной через священный костер?
   — Почту за счастье, милорд, — шутливо ответила Роберта. — С вами хоть прямо в костер.
   — Ты ужасно соблазнительна, — сказал Гордон, легонько целуя ее в губы, — но я должен, увы, почистить рыбу, или мы останемся без обеда.
 
   Золотистое зарево заходящего солнца постепенно угасало на западе, и наконец лавандовые сумерки опустились на Хайленд. Держа в руках Смучеса, Роберта спускалась вместе с Гордоном вниз по тропинке, что вела в Глен-Эрей, находившийся меньше чем в миле от охотничьего домика.
   Приблизившись к заводи, образованной слиянием Заботы и Печали, она увидела, что просторный луг между ними заполнен женщинами и детьми. Отдельно небольшой группой стояли мужчины, пришедшие пасти скот. Через две недели им на смену прибудут другие, а тех сменят третьи. Таким образом к концу лета каждый мужчина из клана Кэмпбелов проведет какое-то время на летних пастбищах.
   — Папа! Папа! — раздались вдруг два тоненьких голоска, и Роберта увидела бегущих к ним Дункана и Гэвина. С радостной улыбкой на лице Гордон низко наклонился и схватил в объятия обоих сыновей.
   Стоя рядом, Роберта не знала, что ей делать. Она боялась, что мальчики отпрянут от нее на глазах у отца, и все же надеялась, что они хотя бы удержатся от того, чтобы перекреститься или назвать ее ведьмой. Может, зря она явилась сюда, на это сборище Кэмпбелов?
   Чувствуя себя здесь посторонней, она посмотрела дальше и увидела сидящую посреди группы женщин Кору с младенцем на руках. Гордон весело болтал с сыновьями, а у нее не было среди собравшихся никого, с кем она могла бы заговорить. Казалось бы, ей следовало давно уже привыкнуть к своему одиночеству, но все-таки в душе затаилась боль.
   — Леди Роб!
   Роберта повернулась на голос и с облегчением вздохнула, увидев два лица, светившихся радостью и дружелюбием при виде нее.
   — Надеюсь, вы на меня не сердитесь, — сказала Гэбби, устремляясь к ней и таща за собой Дьюи. — Горди заставил меня поклясться, что я никому не скажу, куда он вас повезет.
   — Я бы никогда не смогла рассердиться на тебя, — ответила ей Роберта.