Грассо Патриция. Обольщение ангела

   Яков кивнул:
   — Один золотой?
   Гордон улыбнулся и бросил на стол золотую монету. Потом поставил мяч на пол перед королем.
   Яков старательно прицелился и загнал мяч в кубок. Гордон тоже попал в свою цель.
   — Очень хороший удар, — похвалил его король. — Ты играешь все лучше.
   — Я играю все лучше, потому что учусь у самого лучшего игрока — у вас, — вкрадчиво сказал Гордон.
   Яков улыбнулся, явно довольный лестью, и попал следующим мячом в кубок. Гордон сделал то же самое.
   — Как я уже говорил, Басилдон на вашей стороне и рад, что вы станете преемником Елизаветы, — продолжал Гордон. — У него какая-то сверхъестественная способность набивать золотом свои и чужие сундуки. Черт возьми, все, к чему ни прикоснется этот человек, тотчас превращается в золото.
   Услышав это, вечно нуждающийся в деньгах Яков просиял. Гордон кинул на стол еще одну монету и поставил перед королем другой мяч. Украдкой взглянув на него, он с облегчением заметил, что королевской слюны поубавилось.
   — Расскажи мне о нем, — приказал Яков, загоняя в кубок еще один мяч.
   — Моя жена — племянница Басилдона, — продолжал Гордон, ставя на пол перед собой новый мяч. — Я гостил в его доме, когда был в Англии. Много раз за время моего пребывания там Басилдон говорил мне о том времени, когда вы наследуете трон вслед за Елизаветой. Но если вы подвергнете опале его шотландских родственников, не знаю, поддержит ли он вас. Он пользуется значительным влиянием на Елизавету. Вероятно, вам следовало бы проявить те благородные качества, за которые вас прославляют.
   Давая королю время обдумать его слова, Гордон тщательно прицелился и ударил по мячу. Он скрыл довольную улыбку, когда мяч в самый последний момент отклонился вправо и не попал в цель.
   — Ага! Я выиграл! — воскликнул Яков. Он сгреб золотые монеты и сел, облокотившись о стол. — Так на какие мои благородные качества ты намекаешь?
   — На терпение и милосердие, ваше величество. — Гордон взглянул на короля и с облегчением увидел, что углы рта почти сухие.
   — Очень хорошо, друг мой, — сказал Яков. — Но Кэмпбел и Макартур должны повиниться в своем проступке — и сейчас, и потом, прилюдно, на поминальной службе. Завтра прибудет посол от Елизаветы. Из-за твоих родственников мне придется заставить его прождать лишний день.
   — Ну и что? — Гордон удивленно поднял брови. — Вы только покажете этим, что держите под контролем ситуацию. Вам нет нужды проявлять к Елизавете особое внимание именно сейчас. Пусть она корчится на своем троне после того, что натворила, отправив на плаху Марию Стюарт. — Гордон взял еще один мяч и спросил: — Вы дадите мне возможность отыграться, ваше величество?
   Довольный выигрышем, король Яков ухмыльнулся:
   — Сыграем завтра после заупокойной службы. А вечером, за ужином, можешь представить мне свою жену.
   — Ваше величество, почту за честь, — склонив голову, ответил Гордон. — А сейчас я пойду и притащу сюда этих старых вояк.
   Выйдя в коридор, он застал там ожидавших его отца и родственников, уже снявших старые доспехи. Вместе с ними был и граф Хантли.
   Прежде чем заговорить, Гордон с тяжелым вздохом достал из кармана носовой платок и демонстративно принялся вытирать пот со лба. Наконец, бросив на них недовольный взгляд, он сказал:
   — Мне пришлось выдержать из-за вас очень тяжелый разговор с королем. А теперь пойдем вымаливать прощение.
   — Я никогда ни перед кем не унижался, даже перед королями, — заявил герцог Магнус.
   — Я тоже, — сказал Макартур.
   — И я, — добавил Перси.
   Граф Хантли хмыкнул и скрестил руки на груди. В раздражении Гордон потер ладонью подбородок и, вздохнув, покачал головой.
   — Моя жена готовится произвести на свет наследника Инверэри, — сказал он, смерив их холодным взглядом. — Вы что, собираетесь лишить его будущего из-за своего никому не нужного гонора?
   Все трое почувствовали, что и впрямь слишком далеко зашли. Арест, опала — этим не вернешь королеву Марию с того света, а карьера Гордона и будущее его сына будут погублены.
   Этот довод решил все дело. Один за другим, все трое согласно кивнули, и Гордон повел их в королевские апартаменты. Граф Хантли последовал за ними.
   — Хантли, а ты что тут делаешь? — спросил, завидев его, король Яков.
   — С вашего разрешения, ваше величество, я бы хотел остаться, — низко склонившись перед королем, проговорил тот. — Не каждый же день выдается возможность посмотреть, как мой зять, известный своей гордыней Кэмпбел, признает свои ошибки.
   — Ну что ж, оставайся, — ухмыльнулся король. — Полюбуемся этим зрелищем вместе.
   Словно по команде, трое старых вояк одновременно преклонили колени.
   — Я очень сожалею, что нарушил торжественность королевской церемонии, — первым произнес герцог Магнус.
   — И я тоже, — сказал Йен.
   — И я, — добавил Перси.
   — Вы готовы извиниться публично? — спросил король.
   Все трое кивнули. Но Гордон заметил отвращение в их глазах.
   Король Яков удовлетворенно улыбнулся:
   — Тогда вставайте. Вы прощены.
   Герцог Магнус и Перси поднялись, но Йен Макартур остался стоять на коленях. Когда король удивленно посмотрел на него, тот сказал:
   — Я хотел бы просить ваше величество о смягчении участи моего старшего сына, объявленного вне закона.
   — Он похитил англичанку, — веско заметил король.
   — Это не так, ваше величество. Даб спас ее от насильственного брака, — возразил Йен. — Кроме того, недавно я получил сведения, что мой сын загладил свой проступок, женившись на этой девушке.
   — Ну, это отчасти меняет дело, — проговорил Яков довольно уклончиво и неопределенно. Казалось, он не знал, как ему в этом случае поступить.
   — Смешанные браки, ваше величество, были бы весьма кстати сейчас, — вставил Гордон, пользуясь этой заминкой. — Браки между шотландской и английской знатью будут способствовать объединению двух стран под вашим будущим руководством.
   — Что ж, отличная мысль, — согласился король Яков. — Я поговорю об этом с посланцем Елизаветы, и, возможно, она возьмет обратно свой официальный протест. А теперь все свободны.
   Четверо пожилых мужчин поклонились королю и, пятясь, вышли из комнаты. Гордон двинулся было вслед за ними, но король окликнул его:
   — Горди, не забудь о нашей завтрашней партии в гольф.
   — Государь, я уже считаю часы до нее, — сказал Гордон, вызвав улыбку у молодого монарха. — Надеюсь, завтра мне больше повезет, и я смогу отыграть свои золотые.
   — Пока живу — надеюсь, — ответил ему латинской поговоркой Яков.
   Гордон склонил голову и исчез за дверью. Оказавшись в коридоре, он смерил отца и тестя хмурым взглядом и, не сказав ни слова, зашагал по коридору.
   Решив, что жена, должно быть, ждет его возле церкви, Гордон направился туда. Но, пересекая лужайку, отделяющую дворец от монастыря, он услышал, как кто-то окликает его. Это были граф Босуэл, Мунго Маккинон и Лавиния Керр.
   — Горди, а мы встретили твою жену, — словно бы мимоходом обронила Лавиния. — Когда мы виделись с тобой этим утром, ты ни словом не упомянул, что она ждет ребенка.
   Черт побери, подумал Гордон, обратив к ней ледяной взгляд. Час от часу не легче. Сначала король вознамерился арестовать его родственников, а теперь вот бывшая любовница познакомилась с его женой. Можно себе представить, что за разговор произошел между ними!
   Отвернувшись отЛавинии, он бросил укоризненный взгляд на Мунго, но тот как ни в чем не бывало пожал плечами.
   — Как прошла аудиенция у Якова? — спросил Босуэл.
   — Все кончилось хорошо, — ответил Гордон. — Но извините, жена ждет меня в аббатстве.
   — Ее там нет, — сообщил ему Босуэл.
   Гордон удивленно поднял брови.
   — Леди Роберта пожелала удалиться к себе, — сказал граф. — И я проводил ее во дворец.
   — Благодарю вас, милорд.
   И, не прибавив больше ни слова. Гордон отправился обратно. Подойдя к своим апартаментам, он остановился у входа в раздумье. В каком настроении найдет он свою жену? Знакомство с Лавинией Керр едва ли ее обрадовало. Впервые в жизни он пожалел, что раньше заводил интрижки с придворными красотками, вроде Лавинии. Но что сделано, то сделано. Не в его силах изменить прошлое, а значит, надо иметь дело с настоящим, каким бы оно ни было.
   Войдя, он увидел, что Роберта сидит у окна спиной к двери и, казалось, поглощена своим рукоделием. Но она услышала, что он вернулся, — это было видно по едва заметному движению плеч.
   Гордон улыбнулся про себя. Значит, она готова к баталии. Ну что ж, никогда его жена не бывала так очаровательна, как в те минуты, когда сердилась.
   Бесшумно пройдя через комнату, он приподнял сзади ее пышные волосы и слегка поцеловал в шею.
   — Я неравнодушен к твоим черным локонам, — хрипловато-чувственным голосом проговорил он.
   — А к чему ты был неравнодушен прежде? — спросила Роберта тоном более холодным, чем хайлендская пурга. — К локонам блондинок, брюнеток или рыжих?
   — Не понимаю тебя, ангел. — Гордон прислонился к простенку между окон и скрестил руки на груди. — Объяснись.
   Подняв горящий негодованием взгляд, Роберта посмотрела ему прямо в глаза.
   — Я познакомилась с леди Элиот, леди Армстронг и леди Керр.
   Это было хуже, чем он ожидал. Искушенный в придворных интригах, Гордон знал, что самая лучшая защита — это нападение. Он твердо посмотрел на жену и спокойным голосом произнес:
   — Ну и что?
   — Ты и теперь будешь утверждать, что экономку особняка Кэмпбелов зовут Лавинией?
   Гордон криво ухмыльнулся и подмигнул ей:
   — Нет, не буду, ангел. Я кругом виноват.
   — Ты мне лгал! — вскричала она.
   — Перестань, — поморщился Гордон. — Если бы ты знала, как я устал. Я провел битый час, целуя королевскую задницу, лишь бы наших отцов не бросили в тюрьму.
   Роберта опустила взгляд на свое вязанье. Ее мысли было очень легко прочесть. По тому, как она закусила нижнюю губу, Гордон понял: сердясь на него, жена все же чувствует себя виноватой, что не подумала сначала об их отцах. Теперь уже он сам вполне мог позволить себе великодушие.
   — Успокойся, ангел, — сказал он. — Наши старики вне опасности. Мне удалось поладить с Яковом. — Он встал перед ней на одно колено и, глядя прямо в глаза, поклялся: — Все эти красотки вроде тех, которых ты сегодня видела, — мое прошлое. А ты — мое настоящее и мое будущее. Отныне будет так, как написано на наших кольцах: «Ты, и никто другой».
   — Я видела, что сегодня утром ты целовал Лавинию Керр.
   — Я не целовал Ливи. Это она поцеловала меня при встрече, — настаивал Гордон. И, взглянув в окно, вдруг сменил тему: — Давай отправимся на Хай-стрит? Я знаю одну симпатичную таверну, где можно пообедать и чего-нибудь выпить.
   — Ты пытаешься загладить вину? — капризно подняв черные брови, спросила Роберта. — Меня такими штучками не купишь.
   Гордон покачал головой, одарив ее своей неотразимой улыбкой:
   — Я пытаюсь обольстить тебя, ангел.
   Это вызвало некое подобие улыбки и на ее губах — Гордон понял, что гроза миновала.
   — А ты что, вяжешь Смучесу новую попонку?
   Роберта отрицательно покачала головой и протянула ему свое рукоделие.
   — Это одеяло для нашего сына.
   — Гм, я совсем не против. Но Гэвин заказал нам именно сестренку, — напомнил он. — Ну а теперь — на Хай-стрит, дорогая?
   Через полчаса они уже выехали со двора королевской конюшни. Искоса поглядывая на Гордона, Роберта чувствовала, что больше не может сердиться на него. Он был красив, по-мужски обаятелен и на несколько лет старше ее. А поскольку они поженились совсем юными, как он мог оставаться верен своей девочке-жене в ожидании, пока она подрастет?
   Повернув на юг, они проехали по Кэннонгейту, и по пути Гордон показывал ей достопримечательности города. Справа, окруженный садами и обширными службами, располагался особняк Кэмпбелов. Чуть дальше возвышалась Кэннонгейтская тюрьма, где томились узники, а позади нее дом Джона Нокса и собор Святого Джайлза.
   Менее чем в миле виднелся Эдинбургский замок. Внимание Роберты привлекло возведенное рядом с ним какое-то бесформенное деревянное сооружение.
   — Что это такое? — указала она на сооружение, резко остановив коня.
   Гордон не ответил. Роберта повернулась в седле и посмотрела на мужа. Лицо ее было мрачным.
   — Что это? — повторила она.
   — Эшафот, где палач душит и сжигает тех, кто обвинен в колдовстве, — нехотя ответил он.
   Роберта заметно побледнела. Она взглянула на свою левую руку, прикрытую перчаткой для верховой езды, но даже не подумала посмотреть на ожерелье — в последние дни ее звездный рубин постоянно оставался темным. У нее было предчувствие грозной опасности, которая подстерегает ее в Эдинбурге.
   В одном из модных магазинов Гордон отобрал для Роберты несколько нарядных платьев и велел прислать их во дворец Холируд. В ювелирной лавке он купил ей серьги с изумрудами, а на Лоун-маркет Роберта присмотрела ткани и кружево на приданое их малышу.
   — Ты проголодалась? — спросил Гордон, когда они покончили с покупками.
   — Ужасно! Умираю с голода.
   Гордон свернул на Принсес-стрит и, зайдя в таверну Макдоналдс, они подкрепились там вареными мидиями и морскими гребешками, приправленными травами, а также ячменными лепешками с медом и ореховым пирогом.
   — А теперь расскажи, что произошло между тобой и королем, — попросила Роберта.
   — Благодаря моему лизоблюдству наши отцы сравнительно легко отделались, — сказал ей Гордон. — Они извинились перед Яковом и должны будут завтра на службе извиниться публично.
   — Я поверить не могу, что отец на это согласился, — сказала Роберта. — Он всегда поносил Якова за то пренебрежение, с каким король относился к унизительному положению своей матери.
   Гордон пожал плечами.
   — Я и не говорил, что им понравилась эта идея. Но у них не было выбора: либо публичное извинение, либо тюрьма.
   — Боюсь, что мне не очень-то понравится при дворе, — заметила Роберта. — Здесь человека на каждом шагу подстерегает опасность.
   — Не забивай этим свою хорошенькую головку, — сказал Гордон, прикасаясь к ее руке. — Скоро мы с тобой вернемся в Инверэри. В конце концов, Яков не поставит мне в вину, что я хочу, чтобы мой наследник появился на свет в Арджиле.
   Это заметно улучшило настроение Роберты.
   — Король не упоминал о моем брате?
   — Твой отец говорит, что Даб женился на ИзабельДебре.
   — От Босуэла я узнала, что Даб и Изабель скрываются в Хайленде, — сказала Роберта. — Изабель — моя лучшая подруга, а теперь еще и родственница, невестка. Надеюсь, король простит Даба и вернет его в Эдинбург.
   — Дай мне несколько дней — и я улажу это, — заверил ее Гордон. — Кстати, завтра вечером мы ужинаем с королем.
   — Боже мой, — трагическим шепотом вскричала Роберта, — а мне и надеть-то нечего!
   Гордон хмыкнул:
   — Все вы женщины таковы. Чуть что, сразу начинаете охать, что вам нечего надеть. Мы, мужчины, проще относимся к таким вещам. Почему бы и вам не быть такими же практичными?
   Роберта удивленно раскрыла глаза.
   — Ты и в самом деле хочешь, чтобы я была похожа на тебя? — спросила она.
   — Ангел, ты совершенство, будь всегда такая, какая есть, — ответил он, наклонившись и целуя ее в щеку.
   Покончив с едой. Гордон достал из кармана и бросил на стол несколько монет. Потом встал и помог подняться Роберте.
   — Мы банкроты? — спросила она.
   — Нет, но сделать свою жену счастливой обходится гораздо дороже, чем я думал, — шутливо сказал он.
   Пройдя сквозь заполненную народом таверну к выходу, Гордон потянулся к двери, но та неожиданно распахнулась, и они оказались лицом к лицу с Мунго Маккиноном и Лавинией Керр.
   — Горди! Вот так встреча! А я и не знал, что ты тоже тут, — приветствовал его Мунго.
   — Добрый вечер, Горди, — с улыбкой произнесла Лавиния. — Как приятно, леди Роберта, встретиться с вами вновь.
   Гордон сдержанно кивнул им. За него ответила жена.
   — Добрый вечер, Ливи, — сказала она, и в ее устах это имя прозвучало как оскорбление.
   — Какие чудесные изумруды у тебя в ушах, — сказала Лавиния, делая вид, что не замечает ее тона.
   — Это подарок мужа. Они мне очень нравятся. — Роберта дотронулась до серег. — У Горди изумительный вкус. Эти изумруды так подходят к моему обручальному кольцу.
   — Да, он знает толк в драгоценностях. — И Лавиния провела рукой по сапфировому ожерелью, которое прекрасно гармонировало с ее синими глазами.
   Роберта едва не задохнулась от злости, но лишь смерила сластолюбивую красотку холодным взглядом. Нет, ей никогда не победить в словесной дуэли со стервой, стоящей перед ней. Ну еще бы, ведь эта змея годами тренировалась при дворе.
   — Мунго, завтра я играю в гольф с его величеством, — прерывая неловкое молчание, сказал Гордон. — Не хочешь после мессы присоединиться к нам?
   — Хорошо, я приду. — А мы только что были на Лоун-маркет, и я накупила там кружев самых разных цветов, — одарив Роберту сладкой улыбкой, сказала Лавиния. — Поскольку эти необычные перчатки, что на вас, в такой моде при английском дворе, я собираюсь завести себе к каждому платью подходящую по цвету пару.
   Роберта поняла, что Лавиния что-то заподозрила. Черт бы побрал этого Мунго за его длинный язык! Теперь Лавиния попытается узнать, что скрывается под перчатками. Если Мунго уже не выболтал ей про это.
   — Извините, но нам пора, — попрощался Гордон. А выйдя с женой на улицу, спросил: — О чем вы говорили? Роберта была явно расстроена.
   — Я только что едва не попала в западню со своей ложью, — призналась она.
 
   — Ангелы не лгут, — с улыбкой сказал Гордон.
   — Ну, а я солгала.
   — О чем?
   Роберта стыдливо опустила глаза и призналась:
   — Я сказала леди Армстронг и леди Элиот, что мои перчатки без пальцев — это самая последняя мода при дворе Тюдоров.
   Гордон громко расхохотался. Потом крепко обнял ер за плечи и прижал к себе.
   — Это вовсе не смешно, — сказала Роберта. — Я поняла по глазам Лавинии, что она догадывается, в чем тут дело. Как мне быть, если она проболтается королю о том, что у меня на руке дьявольский знак?
   Гордон притянул ее еще ближе и поцеловал в губы.
   — Не тревожься о таких пустяках, — успокоил он ее.
   Роберта взглянула через плечо в сторону Эдинбургского замка.
   — Эшафот вовсе не кажется мне пустяком, — тихо проговорила она, и по спине ее пробежала леденящая дрожь.
   — Послушай меня, ангел. — Гордон повернул ее лицом к себе. — Всякий, кто назовет тебя ведьмой, может заранее считать себя покойником. Я буду защищать и оберегать тебя всю свою жизнь.
   — А почему? — спросила Роберта, ища в его глазах правду.
   — Что за вопрос? — удивился Гордон. — Ты моя жена и носишь моего ребенка. Какая еще нужна причина?
   Лучше бы он сказал, что любит меня, подумала Роберта. Она изобразила притворную улыбку и взяла его под руку со словами:
   — Ну что ж, я спокойна за свою жизнь каждый день недели, а в воскресенье — вдвойне.
   — Вот и умница, — сказал Гордон, похлопав ее по руке. Потом кивнул трактирному слуге, чтобы тот привел их лошадей.
   Если б только он любил меня, подумала Роберта, не в силах выбросить из головы зловещий образ эшафота. Если б только он любил меня, и мы снова были бы в горах на летнем пастбище!
 
   А в это время Мунго Маккинон и Лавиния Керр сидели в таверне Макдоналдс и приглушенными голосами разговаривали о супругах Инверэри.
   — Я поверить не могу, что эта дикарка с гор и в самом деле в один прекрасный день станет герцогиней Арджил, — с недовольной миной сетовала Лавиния, удивленная и раздосадованная тем, что упустила такую прекрасную партию.
   — Это дитя гор не такое уж ничтожество, — возразил Мунго. — Она единственная дочь Макартура и племянница графа Басилдона.
   — Не могу понять, зачем она сказала, что при дворе Тюдоров в моде эти перчатки, — с жаром продолжала Лавиния, не замечая насмешливого взгляда кузена. — Она что, старается сделать из нас дураков?
   Мунго покачал головой:
   — У жены Горди есть веская причина прятать свою руку.
   — Она изуродована? — спросила Лавиния, сразу оживившись при таком предположении.
   Почувствовав злорадную нотку в ее голосе, Мунго хмыкнул:
   — В некотором роде.
   — Расскажи, что тебе известно.
   — Роберта Макартур — зеленоглазая дочь английской колдуньи. На левой руке есть доказательство этого, — сказал Мунго, и в голосе его прозвучала откровенная ненависть.
   Эти слова удивили Лавинию.
   — Не понимаю, что ты имеешь в виду, кузен.
   — Бригитта Макартур была причиной смерти моего отца и тетки, — пояснил Мунго. — И я всю жизнь дожидался момента, когда смогу отомстить.
   — С чего ты это взял? — спросила Лавиния. — Ведь прошло уже двадцать лет, как твой отец погиб в горах, а тетка получила стрелу, предназначенную кому-то из Менци.
   — По милости Бригитты Макартур, — с горечью в голосе сказал Мунго, — я вырос без отца. Я нашел письма, доказывающие, что именно она была виновна в его смерти.
   — Как все это случилось? — поинтересовалась Лавиния. — Расскажи, я ничего об этом не знаю.
   — Моя тетка Антония ненавидела Бригитту Макартур и желала ее смерти, — начал рассказывать Мунго. — Ради любимой сестры мой отец, переодевшись в одежду клана Менци, похитил Бригитту Макартур и увез далеко в горы. Он собирался утопить ее, сбросив со скалы, но эта ведьма каким-то непонятным образом ухитрилась сама утопить его… Рано или поздно, но я отомщу за это Макартурам. Когда мы были в Англии, я едва не отправил на тот свет Даба, а потом и Роберту, но, на мое несчастье, дьявол их спас.
   — Граф Данридж сейчас в Эдинбурге, — заметила Лавиния. — Почему бы тебе не послать ему вызов и не покончить с этим?
   — Я стремлюсь к мести, а не к самоубийству, — сухо возразил Мунго.
   — Тогда почему ты не убил Бригитту Макартур? — спросила Лавиния.
   — Я непременно доберусь до нее, как только она покинет стены Данриджа, — со зловещей улыбкой ответил Мунго. — Я намерен уничтожить весь этот проклятый род Макартуров, под корень извести его. А начну с их дочери. Она легкая добыча и как раз под рукой.
   — Но ведь дочь не отвечает за мать, — попыталась урезонить его Лавиния.
   — Да?.. А сама-то ты на чьей стороне?
   Лавиния бросила на него холодный взгляд.
   — На своей. А о каком доказательстве у нее на руке ты говорил?
   Мунго осенил себя крестом и сказал:
   — У этой ведьмы на левой руке «дьявольский цветок». Я сам его видел, когда мы ехали в Шотландию.
   Лавиния разразилась смехом:
   — Кузен, ты и в самом деле веришь в такую чепуху?
   — Король Яков верит в магию и колдовство.
   — И что из этого?
   — На этом можно сыграть, — сказал Мунго. — И ты должна мне помочь. Когда завтра вечером мы будем ужинать с королем, я хочу, чтобы ты втянула эту ведьму в спор. В конце концов мы вынудим ее выставить свою руку на всеобщее обозрение. А на следующее утро ты притворишься больной, и я скажу королю, что это она, проклятая, сглазила тебя. Якову ничего другого не останется, как приговорить ее к смерти за колдовство. Этим я положу начало своей мести Макартурам, а ты выйдешь замуж за Гордона и станешь со временем герцогиней Арджил.
   — Ты с ума сошел? — воскликнула Лавиния, которой отнюдь не улыбалась перспектива ввязаться в столь рискованное предприятие. — Эта женщина носит наследника Инверэри. И ты думаешь, Горди позволит тебе погубить ее?
   — У Горди есть наковальня, на которой он выкует себе еще одно отродье.
   Лавиния сдавленно хихикнула, но покачала головой:
   — Кузен, я не буду принимать участия в убийстве ребенка.
   — А я думал, что тебе нужен Кэмпбел, — парировал Мунго.
   — Был нужен, — кивнула она. — Но теперь я поняла, что при дворе есть и другие, не менее привлекательные мужчины.
   — Кто, например?
   Она надменно улыбнулась:
   — А вот это уже не твое дело.
   — Ливи, помоги мне это устроить, — сказал Мунго с легкой улыбкой, хотя глаза его совсем не смеялись. — Сделай, что я прошу, или я шепну на ушко твоему отцу, чтобы он поторопился выдать тебя замуж. Я слышал, что старик Рэмси ищет себе жену.
   — Эта вонючая свинья? — вскричала Лавиния. Ужасная мысль, что ей придется делить ложе с беззубым, дряблым стариком, от которого противно пахло, заставила ее пойти на попятный. — Ладно, я втяну ее в спор, но больной притворяться не стану.
   — Ты только заведи с ней какую-нибудь свару, а уж я устрою все остальное.
   Мунго выложил на стол несколько монет и, поднявшись, они с Лавинией направились к выходу.
   — Кстати, — сказал он, — займи-ка для меня место рядом с собой завтра на заупокойной службе. Я немного запоздаю.
   Лавиния остановилась и резко повернулась к нему.
   — Почему? — подозрительно спросила она.
   — Есть одно дельце, — ответил он.
   — Какое?
   Мунго слегка поднял брови и улыбнулся так зловеще, что у нее дрожь пробежала по спине.
   — А это уж, моя дорогая кузина, тебя не касается.

17

    -Пожалуй, я могла бы чувствовать себя счастливой, если бы только…
   — Если бы что?..