Грассо Патриция. Обольщение ангела

   Наконец Гордон поднял ее на руки и осторожно уложил на постель. Но прежде чем самому присоединиться к ней, он помедлил, окинув ее восхищенным взглядом.
   Затем со стоном, в котором смешались волнение и желание, он опустился перед ней на колени. Медленно провел ладонями по ее бедрам и поцеловал верх вздувшегося живота.
   — А малыш растет, — хрипло пробормотал он.
   — Да, — одним вздохом ответила она.
   Переведя взгляд с ее порозовевшего от чувственного возбуждения лица на набухшие груди с темными увеличенными сосками — доказательством того, что его семя росло внутри ее, — Гордон с наслаждением провел взглядом по изгибам ее бедер и округлившемуся животу.
   Наклонившись, он скользнул языком между ее бедрами и услышал, как она судорожно вздохнула от непередаваемого острого ощущения, пронзившего ее. Обхватив руками ее ягодицы, он крепко сжал их, в то время как язык его заставлял Роберту корчиться от горячего сладостного желания.
   Дойдя до исступления, она закричала и отчаянно вцепилась в него — волна за волной трепещущего наслаждения подхватили ее и понесли в какой-то чувственный рай.
   Когда она затихла, Гордон встал и перенес ее к краю кровати. Он устроился между ее бедер, вложив всего себя в эту страсть, и застонал, ощущая, как ее горячие влажные спазмы ласкали его. Стремясь растянуть наслаждение, он снова и снова овладевал ею, дразня и утонченно лаская. Она вновь задрожала от непереносимого блаженства и обеими руками вцепилась в него. Тогда, перехватив покрепче ее бедра, он вновь толкнулся глубоко в ее трепещущую мягкую плоть.
   Смешав свои стоны, они вместе взорвались, улетая в какие-то неземные дали, а когда все кончилось, долго лежали тихо, возвращаясь на землю из рая.
   Обретя снова силы, чтобы встать, Гордон положил ее вдоль кровати, лег рядом и обнял. Роберта вздохнула от удовлетворения и попросила без всяких предисловий:
   — Скажи мне снова, Горди…
   — Я люблю тебя!.. — прошептал он, проводя губами по ее виску. — Я люблю тебя больше жизни.
   — И я люблю тебя. — Она запустила руку в его густые волнистые волосы. — А давно ты меня полюбил?
   — Я думаю, с самого первого дня.
   — Вечером у дяди Ричарда?
   — Нет, ангел. С того дня, когда ты попросила меня убить чудовище у тебя под кроватью, заявив, что иначе не согласишься стать моей женой.
   Роберта недоверчиво улыбнулась ему:
   — Ты обманываешь меня, Горди.
   — Нет, правда, черт побери, — горячо запротестовал он. И тут же спросил: — А ты когда полюбила меня?
   — В тот же день, там, в отцовском замке, когда ты встал на колени передо мной и поцеловал мое родимое пятно.
   — Ты этого не говорила мне, когда я приехал за тобой в Англию, — удивился Гордон, поднимая брови.
   — Мама научила меня, что леди всегда должна изображать неприступность, — возразила, невинно улыбаясь, Роберта. — И я запомнила этот совет.
   Гордон весело хмыкнул. Он погладил ее нежную гибкую спину и обхватил руками ягодицы.
   — Никогда бы не подумал, что у ангелов такая очаровательная попка.
   Роберта приподнялась и приникла своими губами к его подавшимся навстречу губам. Поцелуй был нежным и обещающим и мог бы длиться целую вечность, но тут раздался легкий стук в дверь.
   Она повернула голову, прислушиваясь, и сказала:
   — Это Генри, наверное, пришел за тобой.
   — Еще рано, — прошептал Гордон. — Спроси, кто там.
   — Кто там? — крикнула Роберта.
   — Лавиния Керр, — раздался ответ. — Мне нужно срочно с вами поговорить.
   Роберта тревожно взглянула на мужа. А когда Гордон кивнул, она крикнула:
   — Подождите минуту.
   — Брось на кровать мою одежду и башмаки, — прошептал Гордон. — Мы задернем полог, и она не догадается, что ты не одна.
   Проявив в одну минуту больше энергии, чем за три предыдущие недели, Роберта соскочила с постели, собрала одежду, башмаки, парик, разбросанные по полу мужем, и кинула все это на постель. Когда он задернул полог, она быстро надела ночную рубашку, а поверх нее халат и поспешила к двери.
   Открыв дверь, она вперила свой взгляд в рыжеволосую красавицу и спросила с холодной вежливостью:
   — Чем могу быть вам полезна, леди Керр?
   — Мне нужно с тобой поговорить.
   Роберта удивленно подняла брови:
   — О чем же это?
   — Пожалуйста, я очень нуждаюсь в твоей помощи, — простонала Лавиния. Лицо ее было тревожным и озабоченным. — Можно мне войти?
   Роберта на долю секунды заколебалась, но потом сделала шаг в сторону и распахнула дверь пошире, пропуская Лавинию. Та не замедлила проскользнуть внутрь.
   Обе женщины уселись перед камином. Роберта ждала, пока гостья заговорит, с беспокойством думая: лишь бы Генрих Талбот не явился, пока Лавиния здесь.
   — Я очень сожалею о твоих неприятностях, — начала неуверенно та. — Это все Мунго виноват. Он заставил меня затеять с тобой спор в тот вечер и украл твои перчатки, пока мы все были на поминальной службе в церкви.
   Роберта с удивлением уставилась на нее.
   — Мунго хотел, чтобы тебя обвинили в колдовстве, когда я притворно заболею, — пояснила Лавиния. — Я отказалась притворяться больной, но потом вдруг действительно заболела. Но ведь не ты накликала на меня болезнь, правда?
   Эти слова переполнили чашу терпения Роберты.
   — Я наслушалась достаточно, — коротко сказала она. — Прошу вас уйти, леди Керр.
   — Прости меня! — взмолилась та, простирая к ней руки. — Я по твоему лицу вижу, что ты не виновата. Должно быть, сам Мунго подсыпал мне что-то в вино. Он ненавидит весь ваш клан Макартуров и всю свою жизнь только и ждал случая, чтобы отомстить.
   — Почему он винит мою мать в смерти своего отца? — спросила Роберта.
   — Много лет назад его отец похитил твою мать, — ответила Лавиния. — Но бог, видно, наказал его за это, и он утонул, переправляясь с ней через озеро. Макартуры так никогда и не узнали, что это был Маккинон, потому что похититель был в одежде клана Менци. В то же время твой отец враждовал с Менци из-за земли, и все решили, что твою мать увез кто-то из Менци.
   Роберта откинулась к спинке кресла и устало закрыла глаза. Теперь она знала, кто пытался столкнуть ее в львиную яму в королевском зверинце в Лондоне, кто покушался на жизнь ее брата в Хэмптон-Корте.
   — Если ты в самом деле сожалеешь об этом, — сказала она, пристально глядя на Лавинию, — ты должна пойти и рассказать обо всем королю.
   — Я не могу этого сделать, — испугалась Лавиния. — Мунго пригрозил, что убьет меня. К тому же Яков не станет слушать меня, после того… — тут она заколебалась, — после того, как он видел твой знак.
   — Тогда зачем ты рассказываешь все это мне? — спросила Роберта.
   — Мне нужна твоя помощь, — призналась Лавиния. — Опасаясь постоянных угроз Мунго, я решила стать любовницей короля. Но мне никак не удается привлечь к себе внимание Якова. Я хочу, чтобы ты дала мне приворотное зелье.
   Роберта разразилась смехом.
   — Я же не колдунья, Ливи, и не умею готовить приворотное зелье.
   Лавиния заметно упала духом.
   — Я понимаю, почему ты не хочешь мне помочь. Несмотря на все зло, которое та ей причинила, Роберта не могла остаться безучастной к переживаниям Лавинии. Признание в любви, которое ей самой сделал сегодня муж, смягчило ее сердце. Ей было уже трудно не сочувствовать чужому горю.
   — Я не могу приготовить тебе приворотное зелье, — сказала она, — но могу рассказать, что помогло мне завоевать Горди.
   — Что? — встрепенулась Лавиния.
   — Ты должна накормить короля хлебцем из заговоренного ячменя, — ответила Роберта и тут же представила, как муж молча трясется от смеха за пологом кровати.
   — Я не понимаю.
   — Этот хлебец еще называют пирожком Афродиты, — объяснила Роберта. — Ты замесишь маленький кусочек теста, приложишь его у себя между ног, а потом испечешь его. Накорми им Якова, и он с тебя глаз не будет сводить.
   — Я должна… — Лавиния зарделась и опустила глаза. — Я должна сделать так, чтобы мои любовные соки пропитали это тесто?
   Роберта изо всех сил сдерживала смех.
   — Конечно, это не повредит, а может, даже и лучше поможет делу.
   — Большое спасибо тебе, — вставая с кресла, с благодарной улыбкой сказала Лавиния. — Вот почему тебе удалось отбить у меня Гордона. Я так и думала, тебе что-то помогло. Я в долгу у тебя, Роберта, и обязательно пошлю Гордону столько золота, сколько смогу уделить для твоего выкупа.
   — Любая монета не будет лишней, — сухо сказала Роберта. Она проводила гостью и заперла за ней дверь. Затем подошла к кровати и, отдернув полог, спросила:
   — Ну как, ты слышал?
   Гордон расхохотался, но тут же помрачнел.
   — Я убью этого подонка Маккинона!
   — Не делай глупостей, — сказала Роберта, бросаясь в его объятия. И, поцеловав, спросила: — Ты сможешь собрать столько золота?
   — С этим не торопись, ангел. — Гордон в ответ поцеловал ее в губы. — Могу только обещать тебе, что ровно через три недели, начиная с сегодняшней ночи, ты будешь спать в особняке Кэмпбел в одной постели со мной. А на следующее утро мы уже будем вместе скакать по дороге, ведущей в Арджил.
   Роберта протянула левую руку с родимым пятном и погладила его по щеке.
   — Горди?..
   Уловив в ее голосе просительную нотку, Гордон тут же поцеловал ей ладонь и поклялся:
   — Я люблю тебя, ангел. И всегда буду любить. Помнишь, как написано на наших обручальных кольцах: «Ты, и никто другой»!
   Их губы встретились в нежном упоительном поцелуе.
   И тут раздался новый стук в дверь.
   — Это Генри, — сказал приглушенный голос за дверью. — Откройте.
   — Одну минуту, — откликнулась Роберта.
   Гордон быстро поцеловал ее напоследок и встал с постели.
   — Иди впусти его, пока я одеваюсь.
   Роберта зашлепала босыми ногами к двери и впустила Генри. Потом заперла за ним дверь.
   Генри подмигнул, склоняясь над ее рукой:
   — Я вижу, что супружеский визит пошел тебе на пользу, дорогая. Твои щеки цветут, как розы.
   — Спасибо тебе за помощь, — сказала Роберта. А румянец ее стал еще ярче от смущения.
   — Я сделал это с радостью, — ответил он. — Ну, почти с радостью. Итак, ты уже готов, Инверэри?
   Роберта поглядела на мужа и едва удержалась от смеха. Поверх штанов и рубашки Гордон напялил юбку и накидку, а лохматый длинноволосый парик довершил его сходство с какой-то нескладной и долговязой трактирной служанкой.
   — Боже милостивый, Инверэри, ты самая уродливая женщина, которую я когда-либо видел, — критически оглядев его, заметил Генри. — Если меня увидят с тобой, моя репутация погибла навеки. Попробуй, докажи потом, что у меня есть хоть какой-то вкус.
   На прощанье Роберта бросилась в объятия мужа.
   — А я думаю, что ты самая красивая женщина, которую я когда-либо видела, — сказала она.
   — Спасибо тебе, любовь моя. — Гордон наклонился и поцеловал ее в губы.
   — Гм, гм, — деликатно хмыкнул Генри.
   Гордон взглянул на него:
   — Хорошо, Ладлоу. Я иду. Только не лапай меня, пока мы выходим.
   — Боже мой, Инверэри, да идти, просто обнимая тебя за талию, и то величайшая жертва с моей стороны, — не задумываясь, отпарировал тот.
   Гордон еще раз торопливо поцеловал Роберту:
   — Позаботься о нашем ребенке, ангел. Увидимся через три недели.
   И с этими словами он исчез.
   Заперев за ними дверь, Роберта плотно сомкнула веки, пытаясь сдержать слезы. Тугой комок подступил к горлу, и она тщетно пыталась проглотить его.
   Гордон любил ее. Это главное. И теперь она найдет в себе силы, чтобы перенести то, что принесут ей следующие три недели.

19

   «Я люблю тебя. Я люблю тебя больше жизни». Эти магические слова и в самом деле оживили Роберту; они дали ей внутренние силы, чтобы вынести еще целых три недели одиночества и тревожного ожидания своей участи. И вот пришел тот последний день, когда золото должно было решить ее судьбу.
   Вечером, на сорок второй день ее плена, Роберта стояла между двумя офицерами королевской стражи перед возвышением в зале для королевских аудиенций. Все придворные Якова Стюарта собрались тут и переговаривались приглушенными голосами, гадая, что им предстоит увидеть: или жену Кэмпбела осудят как ведьму, или она обретет свободу.
   В первом ряду гудящей толпы стояла Лавиния Керр. Неподалеку от нее держались вместе граф Босуэл, Генри Талбот и Роджер Дебре. А слева возле помоста, на противоположном его конце Мунго Маккинон ждал обещанного золота. Король Яков, с мокрым от слюны ртом, сидел на возвышении на своем почетном месте.
   Хотя гордость вынуждала Роберту сохранять видимое спокойствие, каждый нерв ее был до предела напряжен, и все в ней трепетало от ужаса. Едва держась на ослабевших ногах, она молила бога только об одном: чтобы ей хватило сил не упасть сейчас в обморок.
   «А где же Гордон? — билось у нее в мозгу. — Будет ли она сегодня ночью спать с ним в особняке Кэмпбел, как он обещал? Или толпа придворных набросится на нее, словно стая голодных волков и поволочет к странному эшафоту, что высится перед Эдинбургским замком?»
   Пробило шесть, и тут же в дверях замка появился Гордон. С видом серьезным и даже мрачным, он подождал, пока наступит тишина, все взгляды устремятся на него, и выступил вперед.
   Схватившись руками за свой уже заметно округлившийся живот, Роберта покачнулась на подгибающихся ногах. По лицу мужа она поняла, что ему не удалось собрать нужную сумму.
   В нарушение всех правил придворного этикета, не обращая внимания на короля, Гордон подошел и остановился перед Робертой. Уж не в последний ли раз он обратил к ней свою улыбку и поднес ее руку к губам?
   — Миледи, ваш защитник с вами, — прошептал он хрипловатым голосом, и эти слова, впервые услышанные ею когда-то от Гэвина, придали Роберте мужества.
   Не в силах от сжимающего душу страха вымолвить хоть слово, она только обратила к нему дрожащую улыбку и кивнула, показывая, что полагается на него.
   Отойдя от нее, Гордон сделал шаг к королю и склонился в поклоне.
   — Государь, я пришел забрать свою жену, — заявил он.
   — Если хватит золота, — возразил король Яков. — Достаточно ли его у тебя, чтобы освободить ее?
   Высокомерно выпрямившись, как настоящий герцог Арджил, Гордон бросил на Мунго Маккинона презрительный взгляд и самоуверенно кивнул королю.
   — Вы хотите, чтобы я принес его сюда, государь?
   — Конечно, — ответил Яков.
   Гордон оглянулся через плечо и кивнул Дьюи, который, в свою очередь, сделал знак кому-то в коридоре. Тут же в залу вошли семеро воинов клана Кэмпбел, одетых в боевые доспехи и несущие на плечах тяжелые мешки. Подойдя к возвышению, они выстроились в ряд, и первый из них высыпал перед королем из мешка гору золотых монет. Толпа придворных шумно выдохнула от изумления.
   — Десять тысяч золотых от моего отца, герцога Арджила, и от меня, — объявил Гордон.
   Второй кэмпбеловский воин выступил вперед и высыпал к ногам короля второй мешок золота.
   — Десять тысяч золотых от Йена Макартура, графа Данриджа, — сказал Гордон.
   Боже милостивый, она в жизни не видала столько золота! Роберта посмотрела на короля, чьи глаза были прикованы к сверкающей куче монет, и тут же перевела взгляд на Маккинона. В его глазах она увидела тот же жадный блеск.
   И тут она поняла поразительный замысел мужа. Гордон хочет раздразнить короля Якова золотом, обещанным Мунго. В этом случае, Маккинон потеряет все золото, а заодно и влиятельного союзника в лице короля. Это будет ему местью за предательство друга.
   По мере того как пятеро воинов друг за другом выступали вперед и у ног короля высыпали золото из мешков, Гордон объявлял, кто делал этот вклад:
   — Пять тысяч золотых от Перси Макартура, графа Уйма… Пять тысяч золотых от Джорджа Гордона, графа Хантли… Пять тысяч золотых от Фрэнсиса Хепберна-Стюарта, графа Босуэла… Пять тысяч золотых от Генри Талбота, маркиза Ладлоу… Пять тысяч золотых от лорда Роджера Дебре, наследника графа Идена…
   — Тут не хватает еще пяти тысяч, — заявил Мунго, чей взгляд был жадно прикован к сверкающей груде золота. — По вашим собственным словам, государь, эту женщину придется судить за колдовство.
   Роберта зашаталась. Неужели ее поволокут на эшафот из-за каких-то недостающих пяти тысяч золотых? О, милосердный господь не мог быть так жесток к ней!
   Вперившись взглядом в короля, Роберта заметила, как неуверенность появилась на его лице, и королевская слюна стала пузыриться еще сильнее. Цена была установлена в пятьдесят тысяч золотых, и король не мог отступиться от своего слова.
   — Государь, имею честь представить еще одного человека, который готов внести выкуп за освобождение моей жены, — объявил Гордон, привлекая к себе всеобщее внимание. Он кивнул Дьюи, который открыл дверь в коридор и почтительно поклонился, пропуская кого-то.
   Одетый во все черное, словно сам сатана, явившийся из ада, в зал для королевских аудиенций вступил высокий, крепко сложенный человек с гладко зачесанными темными волосами. Он чуть выждал для максимального эффекта, а потом шагнул вперед с самоуверенным и властным видом.
   — Дядя Ричард! — воскликнула Роберта, пораженная появлением того, кого она совершенно не ожидала увидеть.
   Толпа зрителей возбужденно зашепталась:
   — Это граф Басилдон.
   — Мидас Елизаветы.
   — Влиятельный английский министр и богач.
   — Говорят, от его прикосновения все превращается в золото…
   Подойдя к возвышению, граф Басилдон бросил на Роберту полный любви и нежности ободряющий взгляд. Потом посмотрел на короля Якова и слегка поклонился ему.
   — Ваше величество, позвольте представить вам Ричарда Деверо, графа Басилдона, — сказал Гордон.
   — Добро пожаловать в Шотландию, милорд, — с широкой улыбкой приветствовал графа Яков. — Как поживает моя дорогая кузина Елизавета?
   — Королева здорова и посылает горячий привет своему ближайшему родственнику, — ответил Ричард тоном придворного. — А я в свою очередь глубоко польщен предоставившейся мне честью познакомиться с шотландским монархом.
   Король Яков довольно ухмыльнулся. Слова «ближайшему родственнику» прозвучали весьма многообещающе в плане наследования престола.
   — И я рад познакомиться с финансовым гением, преумножившим английскую казну.
   Ричард слегка наклонил голову на этот комплимент и сказал:
   — Ваше величество, могу я приблизиться и быть выслушанным вами?
   Король Яков кивнул.
   Роберта заметила, как ее дядя бросил на Мунго Маккинона презрительный, уничтожающий взгляд, от которого тот сразу съежился, и, обойдя кучу золотых монет, с любезной улыбкой приблизился к королю.
   — Ваше величество, когда известие о том, что случилось с моей любимой племянницей, дошло до меня в Лондоне, я подумал вот о чем, — заговорил он звучным голосом, достигавшим самых дальних уголков зала. — Роберта, вероятно, стала жертвой ужасной судебной ошибки. Моя племянница не ведьма, и родимое пятно у нее на руке ни о чем не свидетельствует. Поэтому я тут же решил, что должен сам немедленно отправиться в Шотландию и помочь исправить эту чудовищную ошибку. Но что больше всего огорчило меня, так это тот факт, что за ее свободу необходимо заплатить пятьдесят тысяч золотых.
   — Разумеется, это огромная сумма, — согласился Яков.
   — Да, именно пятьдесят тысяч! — вскричал Мунго. — Вы установили эту цену, так и должно оставаться.
   — Ваше величество, позвольте мне прояснить, что я имею в виду, — сказал Ричард, не шевельнув бровью. — Та невероятно низкая цена, которая была назначена за ее свободу, огорчила меня больше всего. Моя любимая племянница стоит, как мне кажется, значительно больше. Выкуп за нее должен быть установлен по крайней мере в сто тысяч золотых. И просить меньше просто оскорбительно!
   Услышав это, Роберта, как и все, кто находился в зале, удивленно выдохнула. Боже правый, дядя Ричард приехал, чтобы выручить ее или чтобы увидеть, как ее казнят? Она посмотрела на мужа, которого, казалось, очень забавляло происходящее, и у нее закружилась голова.
   — Я настаиваю на том, чтобы за мою любимую племянницу установили справедливую цену, — решительно добавил дядя Ричард.
   Роберта поглядела на него и вдруг поняла, что за игру он ведет. Это был подкуп, это была замаскированная взятка, конечно же. Дядя Ричард подкупал короля Якова, чтобы добиться для нее свободы до конца ее дней. Она увидела, как дядя поднял руку, и по этому знаку в дальнем конце зала появилось еще семеро воинов. Они прошествовали вперед и, один за другим, опорожнили еще семь мешков с золотом у ног короля.
   — Пятьдесят пять тысяч золотых от графа Басилдона! — объявил Гордон и подмигнул ей.
   Роберта уже готова была броситься в его объятия, но стояла словно прикованная к месту. Свободна она или нет? Она взглянула на короля в ожидании ответа.
   — Вы, должно быть, разорились ради любимой племянницы? — с недоверчивостью в голосе спросил король Яков.
   — Разорился? — Граф Басилдон удивленно поднял брови и улыбнулся королю. — Ваше величество, для меня это сущие пустяки.
   Сгоравший от нетерпения Мунго Маккинон уже не в силах был сдерживать свою алчность. Не дожидаясь королевского разрешения, он двинулся вперед, чтобы вступить во владение этим золотом.
   Роберта увидела, как ее дядя склонился к королю и прошептал ему что-то на ухо. На лице Якова появилась довольная улыбка.
   — Постой, Маккинон, — приказал король. — Ты установил за жизни своего отца и тетки цену в пятьдесят тысяч золотых.
   Мунго кивнул, но взгляд его устремился к графу Басилдону. Казалось, он напрягся, приготовившись к чему-то неожиданному.
   — А теперь скажи мне вот что, Мунго, — с любезной улыбкой продолжал король. — Если бы ты устанавливал цену за свою собственную жизнь… хватило бы ста тысяч золотых? Стоит ли твоя жизнь таких денег?
   Мунго кивнул:
   — Да, государь.
   Король Яков повернулся к Гордону и приказал:
   — Иди сюда, Инверэри. — А когда Гордон подошел, продолжал: — Достань свой кинжал и встань на колени.
   Словно зная заранее, что произойдет, Гордон улыбнулся и с готовностью вытащил свой кинжал. Потом встал на колени перед королем.
   — Я требую, чтобы ты поклялся на своем кинжале, самой торжественной клятвой в Хайленде, что никогда не будешь мстить Мунго Маккинону за прошлые проступки, — приказал король Яков.
   Держа высоко свой кинжал, Гордон без колебаний произнес:
   — Клянусь своим кинжалом и всем, что есть святого на земле, что не буду мстить Мунго Маккинону за его былые преступления.
   — Маккинон, ты можешь быть спокоен за свою жизнь, — с улыбкой сказал Яков. — Я выкупил ее у Кэмпбела. И я забираю это золото за то, что спас тебя от его гнева.
   Мунго побледнел и зашатался. Он открыл было рот, чтобы протестовать, но передумал и снова плотно сжал губы. Он проиграл и знал это. Почтительно кивнув королю, он повернулся и без единого слова вышел из зала.
   Роберта едва могла держать себя в руках. Ей не терпелось броситься в объятия мужа. И Гордон чувствовал то же самое, ибо взгляд его, обращенный к жене, был полон надежды и обещания. Но ни тот, ни другая не шевельнулись, опасаясь разгневать короля.
   — Милорд, приглашаю вас провести в Шотландии несколько дней, — говорил король Яков ее дяде. — У меня есть к вам несколько вопросов финансового характера.
   Граф Басилдон улыбнулся:
   — Ваше величество, я почту за честь дать вам любой совет, который смогу. — Тут граф повернулся к Гордону, и внимание короля тоже обратилось на него.
   — Ну, Инверэри, — сказал король Яков, — ты забираешь ее домой или нет? Меня вовсе не радует перспектива, что твоя жена разродится прямо здесь, в моем аудиенц-зале.
   При этих словах Роберта вскрикнула от радости и, буквально пролетев расстояние, отделяющее ее от мужа, кинулась в его объятия. Губы их встретились в жадном, горячем поцелуе. Казалось, весь мир исчез, кроме них двоих. Только громкие, насмешливо-одобрительные аплодисменты придворных вернули их к реальности.
   Отняв свои губы, Гордон посмотрел на нее и вдруг удивленно произнес:
   — Взгляни-ка на свое ожерелье, ангел.
   Роберта опустила глаза вниз: ее звездный рубин, который уже много недель подряд был темнее, чем голубиная кровь, теперь снова обрел свой ярко-красный цвет.
   Она подняла взгляд на мужа и сказала:
   — Тетя Келли была права. Я думаю, что опасность, угрожавшая мне, исчезла за этой дверью несколько минут назад.
   — Я люблю тебя, ангел, — сказал Гордон и, не в силах сдержаться, снова поцеловал ее зовущие губы.
   — И я люблю тебя, — ответила Роберта.
   Не обращая внимания на толпу придворных, все еще наблюдающих за ними, она схватила руку мужа и приложила к своему животу, который слегка зашевелился в этот момент от движений ребенка. И с сияющими глазами, в которых, казалось, отразилась ее душа, прошептала:
   — Увези нас домой, Горди. Увези нас в Хайленд, в родные края.
   Гордон кивнул и поднес ее руки к губам. Сначала поцеловал правую руку, а потом,
   устремив свой взгляд на нежный цветок Афродиты, темнеющий на ее левой, приложился поцелуем и к нему.
   — Миледи, я весь в вашем распоряжении. Ваше желание для меня закон.
   С этими словами он подхватил Роберту на руки и вынес из аудиенц-зала.
 
   Малыш появился на свет восьмого февраля, в первую годовщину со дня смерти Марии Стюарт, в такую ужасную хайлендскую пургу, какой не помнили даже старики. Гордон назвал сына Хантером , в честь того памятного лета в охотничьем домике, когда он сделал Роберту своей женой.
   А вслед за тем появилась и она, их маленькая дочка. Совершенно неожиданно, через четверть часа после брата, который оказался проворней ее. И Роберта назвала свою дочь Марией в память о казненной шотландской королеве Марии Стюарт.
   А на другое утро, когда все волнения, связанные с появлением на свет новых наследников Инверэри, были уже позади, мать и отец остались одни в своей комнате. Прислонившись к спинке своей кровати, Роберта баюкала дочь на руках, в то время как Гордон, сидя рядом с ней, прижимал к груди сына.
   Когда раздался стук в дверь, Гордон взглянул на жену и спросил:
   — Ты готова принять посетителей, ангел?
   Роберта кивнула.
   — Надеюсь, Гэвину понравится его сестренка.
   — Входите, — позвал Гордон.
   Дверь медленно открылась. И тут же мальчишеский голос приказал:
   — Назад, Смучес!
   Но Смучес не послушался и первым влетел в комнату. Вслед за ним вбежали Гэвин и Дункан. Затем вошел герцог и, подхватив собаку на руки, улыбнулся, глядя на гордых родителей.
   С жадностью мальчики принялись разглядывать своих крохотных брата и сестру.
   — Он такой маленький, — разочарованно сказал Дункан, стоя рядом с отцом.
   — А она вся сморщенная, — трагическим шепотом проговорил Гэвин.
   — Все младенцы маленькие и сморщенные, — успокоил их дед. — Как только они подрастут, кожа разгладится.
   — А я никогда не был таким маленьким, — заявил Дункан.
   — Я тоже, — поддакнул Гэвин.
   — Вы готовы, ребята? — серьезно посмотрев на них, спросил герцог Магнус.
   Мальчики кивнули и встали на колени перед отцом, держащим на руках их маленького брата. Герцог вынул из ножен кинжал с рукояткой, украшенной драгоценными камнями, и передал его старшему внуку.
   Дункан взял кинжал и, подняв его высоко вверх, произнес торжественным тоном:
   — Всем святым и этим родовым кинжалом Кэмпбелов я клянусь в нерушимой верности Хантеру Кэмпбелу, будущему господину Инверэри и Арджила.
   Потом Гэвин взял из рук брата кинжал, поднял его вверх и… забыл свою речь. Он растерянно оглянулся на Роберту, она кивком подбодрила его, и тогда он произнес:
   — И я тоже.
   — Спасибо вам, сыновья, — сказал Гордон. — Я горжусь вами.
   — Это было прекрасно, — подхватила Роберта.
   — Я научу Хантера, как совершать набеги на другие кланы, — заявил Дункан.
   — А я научу Марию танцевать, — с улыбкой сказал Гэвин.
   — Ну а теперь пора за уроки, — вмешался герцог Магнус. — Вы сможете повидать ваших братика и сестричку завтра утром.
   Гордон взглянул на Роберту, и она кивком ответила на его безмолвный вопрос.
   — Дункан, мы с леди Робертой хотели бы, чтобы ты стал крестным отцом Хантеру, — сказал он сыну.
   — Я согласен, — ответил Дункан, надувшись от гордости.
   — Гэвин, подойди сюда, — позвала Роберта. А когда мальчик подошел к постели, спросила: — Тебе нравится твоя сестренка?
   Гэвин кивнул. Он коснулся пальцем крошечной ладони малышки и, почувствовав, как та своей слабенькой ручкой вдруг ухватила его за палец, ласково улыбнулся ей.
   — Ты бы хотел стать крестным отцом Марии? — спросила Роберта.
   — Я буду защищать ее всю свою жизнь, — пообещал Гэвин, и его серые глаза, так похожие на отцовские, заблестели от волнения.
   — А ты убьешь чудовище, если оно появится у нее под кроватью? — спросил Гордон.
   Гэвин торжественно кивнул и, приблизившись к сестре, прошептал:
   — Миледи, ваш защитник с вами.
   Герцог Магнус повел внуков к двери, но в последний момент Гэвин снова подбежал к кровати.
   — Я люблю вас, леди Роб, — сказал мальчик, целуя ее в щеку. — Спасибо вам за сестренку.
   — Милый, — со слезами на глазах отвечала Роберта. — Я тоже люблю тебя.
   Гэвин снова поцеловал ее в щеку и громким шепотом спросил:
   — Как вы думаете, кроме братьев, Мария захочет себе и сестренку?
   Гордон весело хмыкнул, и жена укоризненно взглянула на него. А повернувшись к мальчику, она сказала:
   — Возможно, Мария и захочет сестренку. Но мы спросим ее об этом, когда она немного подрастет.
   Как только отец и сыновья вышли, Гордон встал и бережно уложил Хантера в колыбельку. Потом взял Марию из рук матери и уложил рядом в другую колыбель.
   Вернувшись к постели, он заключил жену в объятия и нежно поцеловал. А когда она удовлетворенно вздохнула, прижал ее голову к своей груди.
   — Спасибо тебе за сына и за дочь.
   — Пожалуйста, милорд. — Роберта улыбнулась, глядя в его потеплевшие серые глаза, но тут ей самой на глаза навернулись нежданные слезы. — И тебе спасибо, что подарил мне дом, где мне действительно хорошо.
   — Хочешь, я опять повторю те слова? — тихо спросил Гордон.
   — Да, ты ведь обещал говорить мне их каждый день всю нашу жизнь.
   — Я люблю тебя больше жизни, мой нежный ангел, — прошептал Гордон голосом, хриплым от волнения. — Только тебя! Навсегда!..
   — Я тоже люблю тебя, Горди, — отозвалась вслед за ним Роберта, и губы их встретились в нежном поцелуе. — И всегда буду любить. «Ты один, и никто другой».