Грассо Патриция. Обольщение ангела

   — Инверэри, мне надо перемолвиться с тобой парой слов.
   Гордон оглянулся и кивнул. Потом подошел к нему:
   — Ну?
   — Береги ее, — сказал Генри, понизив голос.
   Гордон посмотрел английскому маркизу прямо в глаза и веско произнес:
   — Роберта никогда не вернется в Англию.
   — Я знаю.
   Гордон протянул сопернику руку в знак дружбы и заверил:
   — Клянусь, я буду охранять ее, не щадя своей жизни.
   — Надеюсь, ты сдержишь свое слово, — тряхнув головой, сказал Генри. — Или ты мне ответишь.
   Гордон быстро повернулся и сел на коня. И четверо молодых шотландцев, выехав со двора, поскакали по дороге, ведущей к Стрэнду.
   Роберта оглянулась через плечо, чтобы бросить последний взгляд на усадьбу Деверо и навсегда проститься со своей мечтой. Она понимала, что сюда больше не вернется никогда.
   Призвав на помощь всю твердость духа, свойственную горцам, она решила храбро встретить свою судьбу, бросить ей вызов, если понадобится. И, сосредоточив взгляд на дороге перед собой, с мрачной решимостью пустилась в путь.

8

   Проклятье, с такой женушкой не оберешься хлопот, подумал Гордон, пришпоривая коня. Неизвестно, что будет с ними в течение следующих двух недель, во время долгого путешествия через всю Англию в Шотландию, и уж тем более неизвестно, как сложится их жизнь дальше.
   Доехав до конца набережной, они свернули налево у Чэринг-Кросс и поехали по Оксфорд-стрит. Чем большее расстояние будет отделять их от особняка Деверо, тем больше капризничать будет его жена. Ей будет холодно. Она устанет. Она проголодается, несмотря на тошноту, которую вызывал у нее конский навоз. Как будто ему этот запах нравится, как будто он наслаждается ароматом конского дерьма!
   Гордон искоса взглянул на жену, и нечто вроде улыбки тронуло уголки его губ. Разрумянившаяся, с решимостью во взоре, она пока что ни на что не жаловалась и не капризничала — ожидание опасности преобразило ее. Едва ли Лавиния Керр вынесла бы то, что терпела Роберта. Возможно, это объяснялось тем, что Роберта родилась в суровой северной части Шотландии, а Лавиния — в южной, низинной. Как бы то ни было, но его жена может оказаться достаточно стойкой для маркизы, а впоследствии и герцогини Арджил.
   — Нам со Смучесом нужно остановиться, — вдруг заявила Роберта, и голос ее громко прозвучал в ночи.
   — Нет, — одновременно сказали Гордон и Даб.
   — Но это срочно.
   — Нет.
   Так и скакали все четверо без устали, стараясь оставить к рассвету как можно большее расстояние между собой и усадьбой Деверо. Не останавливаясь, они миновали деревни Хэрроу, Кукхэм, Марлоу и Хенли.
   — Послушай, Роб, — сказал Гордон, пытаясь завязать с ней разговор и отвлечь ее мысли от тягот пути. — Как графу удалось удержать Уолсингема и Берли от того, чтобы они сразу не арестовали тебя?
   — Дядя Ричард настоял, чтобы Уолсингем получил сначала ордер на арест. А лорд Берли, хоть и неохотно, согласился с этим, — ответила Роберта. — Кроме того, я… — Она осеклась, смутившись и не желая рассказывать о своем собственном-поведении, не свойственном леди.
   — Кроме того, что?
   Роберта почувствовала, что краснеет.
   — Я напугала Уолсингема своим кинжалом «последнее средство» и заставила отступить.
   Гордон и Даб разразились смехом.
   — Ты подняла кинжал на государственного секретаря! — воскликнул Мунго в изумлении.
   — Ну вот, я же говорил, — продолжая смеяться, напомнил Гордон. — Ты разговариваешь и держишься, как английская леди, но твои замашки выдают в тебе уроженку шотландского высокогорья.
   — Но почему ты кинулась на него с кинжалом? — спросил Мунго.
   Роберта наклонилась к шее коня и попыталась придумать какую-нибудь правдоподобную причину, чтобы не говорить правды. Она же обещала дяде хранить в тайне известие о казни Марии Стюарт и не собиралась нарушать свое слово.
   — Мне не понравилось, как этот тип смотрел на меня, — не слишком убедительно солгала она. — Очень оскорбительно и противно.
   Сказав это, она бросила на него быстрый взгляд. Усмешка, появившаяся на его губах, лишь подтвердила, что он не поверил ни единому ее слову. Видимо, он подозревал, что здесь скрывается какая-то тайна, и бесился от того, что с ним не поделились тем, о чем трое явно знали.
   — Как только доберемся до Оксфорда, остановимся на пару часов для отдыха, — предложил Гордон, чтобы сменить тему разговора. — Что скажешь, Даб?
   — Да, пора накормить лошадей, — ответил брат. — В тридцати милях от усадьбы Деверо уже достаточно безопасно, чтобы нам немного поспать.
   Розовый свет занимавшейся зари осветил горизонт на востоке, когда они, проехав Чилтерн-Хиллз, добрались до заросшего густыми лесами графства Оксфордшир. Настроение у Роберты заметно поднялось, когда она увидела сам Оксфорд, богатый торговый город, который мог предложить достаточно удобств уставшим путникам. На окраине поднимались грозные стены и башни замка Оксфорд, но сам город, застроенный каменными и деревянными домами, выглядел пышным и живописным.
   — Давайте остановимся вот в этой гостинице, — предложила Роберта.
   — Нет, дорогая. У нас слишком мало времени, — возразил Гордон, направляясь во главе четверки через каменный мост.
   Роберта поморщилась, но ничего не сказала. Она уже понимала, что никакие ее просьбы не будут удовлетворены.
   На противоположном берегу Темзы расстилался густой лес. Здесь путники нашли убежище от любопытных глаз и остановились на небольшой поляне рядом с тихим ручейком.
   — Я накормлю лошадей, — сказал Даб, когда они спешились.
   — Я тебе помогу, — предложил Мунго.
   Гордон подошел к Роберте и, сняв с седла, поставил на ноги. Ноги ее затекли от многочасовой скачки.
   — Вот теперь вы со Смучесом можете заняться вашими личными делами, — сказал он, вынимая у нее из карманов куски навоза и выбрасывая их.
   — О Смучесе можешь не беспокоиться, — сообщила Роберта, хмуро усмехнувшись. — Он удовлетворил свою нужду еще за десять миль отсюда.
   — Щенок испачкал сумку?
   — Нет.
   Роберта достала Смучеса из его гнездышка и развернула шерстяной плед Кэмпбелов. Под ним шенок был одет в попонку, которую она связала ему, и обернут в подгузник. Освобожденный от всего этого, Смучес принялся бешено носиться по поляне, словно выпущенный из мрачной темницы.
   Улыбка Гордона показала Роберте, что он оценил ее изобретательность.
   — Я надену ему другой подгузник, прежде чем мы отправимся дальше, — сказала она, когда муж, взяв ее за руку, повел с поляны. — Тебе нет необходимости сопровождать меня.
   — Женщина одна всегда в опасности, — возразил он.
   — Ну тогда обещай не смотреть.
   Гордон по-мальчишески озорно улыбнулся и спросил:
   — Что за церемонии между мужем и женой?
   Роберта постаралась скрыть смущение от вульгарной шутки, ведь это бы только подзадорило его. Пожав плечами, она заметила:
   — Я тебе не говорила, что ты невоспитан?
   — Нет, ангел, но спасибо, что замечаешь такие тонкости, — сухо сказал Гордон. Потом добавил: — А ты не знала, что у мужчин тоже есть «нужды»?
   Тут уж Роберта покраснела.
   Об этом она не подумала.
   — Ступай вон к тому дубу, — приказал Гордон. — А я буду за этим. Если понадоблюсь тебе — крикни.
   Через несколько минут Роберта показалась из-за дуба. И покраснела, когда увидела, что Гордон ждет ее.
   — Лучше себя чувствуешь? — спросил он;
   — Гораздо.
   Когда они вернулись на поляну, Роберта, встав на колени возле ручья, вымыла лицо и руки холодной водой.
   — Как я хочу принять горячую ванну, — тоскливо прошептала она.
   — Обещаю, что сегодня ночью ты будешь спать в нормальной постели, — успокоил ее Гордон. — А теперь давай поедим и немного вздремнем.
   Роберта уселась на землю между мужем и братом, напротив Мунго Маккинона. Все четверо поделили между собой сыр, хлеб и ветчину, которыми снабдила их леди Келли. Единственную флягу с вином они по очереди передавали друг другу.
   — Расскажи нам о том, что случилось в королевском зверинце, — сказал ей Даб.
   — Кто-то нарочно толкнул меня к львиной яме, — сказала Роберта. — Я знаю, что Гордон не верит, но мне ведь не показалось, я чувствовала чьи-то руки на своей спине. Я крепко стояла на ногах и вовсе не поскользнулась.
   — Удивительно, что с нами обоими случились происшествия, едва не ставшие роковыми, в течение всего лишь нескольких часов, — заметил брат. — Как раз вчера в Ричмонде в меня едва не вонзилась какая-то стрела. Хотя мы с Мунго перерыли там все сверху донизу, но так и не смогли найти злоумышленника.
   — А мне эти два случая вовсе не кажутся случайным совпадением, — заметил Мунго. — Возможно, кто-то затаил ненависть к вашей семье. А поскольку этот негодяй не смог убить тебя, то он нацелился на твою сестру.
   — Вы в самом деле так думаете? — спросила Роберта, придвигаясь поближе к мужу.
   — Я не думаю, что эти два события как-то связаны, — не согласился с другом Гордон. — А ты как считаешь, Даб?
   — Я согласен с тобой, — ответил брат. — Кому могло понадобиться причинять зло Роберте? Она ведь совершенно безобидное создание.
   Роберта улыбнулась любимому брату, который всегда вставал на ее сторону. Она наклонилась к Смучесу, чтобы угостить его ветчиной; плащ ее от этого движения распахнулся, и вдруг она увидела, что ее звездный рубин стал темнее, чем голубиная кровь.
   Она с тревогой подняла взгляд на мужа.
   — Мне кажется, что мы в опасности.
   Гордон удивленно нахмурился:
   — Почему ты так думаешь?
   — Но мой рубин…
   — Да это же просто камень, — прервал он. — Кроме того, с нами тебе нечего бояться.
   — Передайте мне, пожалуйста, вино, — попросил ее Мунго.
   Рядом с мужем и братом Роберта чувствовала себя так уверенно и надежно, что совершенно забыла о своем «дьявольском цветке» и о том, какое впечатление он производит на незнакомых людей. Она протянула Мунго фляжку с вином и тут же похолодела, увидев его взгляд, устремленный на ее родинку.
   Боже, ей следовало бы перехватить Смучеса в левую руку, а флягу передать правой. Обычно она так и поступала. Но на этот раз усталость, а может, и пережитые волнения притупили ее бдительность.
   Мунго Маккинон хорошо владел собой. Он удержался от того, чтобы отпрянуть или отдернуть руку. Нет, он взял у нее фляжку, стараясь, правда, не касаться ее руки, а потом незаметно перекрестился.
   Ну вот, начинается, с тоскливым чувством подумала Роберта.
   Они проехали всего тридцать миль, а один человек уже перекрестился. И чем ближе они будут к Шотландии, тем больше людей будут креститься при виде ее уродливого пятна.
   Роберте страстно хотелось спрятать левую руку в складках плаща, но этому мешал Смучес. Поэтому она опустила глаза и хотела только одного: чтобы выражение суеверного ужаса и удивления поскорее исчезло с лица этого блондина.
   — Почему ты это сделал? — спросил Гордон друга.
   — Что именно?
   — Перекрестился.
   Роберта украдкой посмотрела на брата и увидела, что Даб уже готов наброситься на Мунго. Брат всегда чувствовал обиду за нее и злился, сталкиваясь с невежеством других. Правда, сейчас не стоило поднимать по этому поводу шума — ведь королевские стражники, наверное, уже гонятся за ними.
   — Я перекрестился… просто на счастье, — как ни в чем не бывало ответил Мунго. — Мы ведь всего в тридцати милях от Лондона, а у английской королевы много быстрых коней. Мне бы не хотелось, чтобы меня тут схватили.
   — Нам бы перехватить пару часиков сна, — сказал Даб, заворачиваясь в свой плед. — А там мы пришпорим своих коней и скроемся.
   Успокоенная, что беда миновала, Роберта укутала своим плащом Смучеса и легла вместе с ним, прижавшись к теплому боку мужа. Слишком усталая, чтобы беспокоиться о приличиях, она закрыла глаза и погрузилась в глубокий сон без сновидений…
 
   — Просыпайся, ангел.
   Почувствовав, как чья-то рука трясет ее за плечо, Роберта открыла глаза и увидела лицо мужа. Совсем не выспавшаяся, она застонала, словно от боли. Два часа пролетели незаметно, как две минуты.
   — Давай, давай, поднимайся, — торопил ее Гордон. — Этой ночью ты будешь спать уже в настоящей постели, — пообещал он.
   Роберта зевнула и сладко потянулась.
   — А где мой песик? — спросила она.
   — Смучес уже готов, и ему не терпится пуститься в путь.
   Заметив щенка, она сонно улыбнулась. Ее муж уже позаботился о том, чтобы подложить ему чистый подгузник и надеть на него попонку. Повесив на грудь кожаную сумку, Роберта завернула щенка в плед и сунула его внутрь.
   Поскакав на северо-запад, они миновали Костволд-Хиллз с его лесистыми долинами и спокойными потоками и с наступлением темноты въехали в Стратфорд-на-Эйвоне. Переезжая по Клоптонскому мосту, Роберта загляделась на кружащиеся воды реки. Под мостом грациозно плыли два лебедя — белый и черный.
   Они остановили лошадей перед первой попавшейся гостиницей, как нарочно называющейся «Черный лебедь». Сидя в заполненной народом обшей комнате, Роберта спрятала свою обезображенную руку на коленях, пока ела, а Смучес уютно устроился на руках ее мужа.
   Покончив с ужином и предвкушая горячую ванну, которая ждала их в каждой из двух комнат, которые они сняли на ночь, все четверо шотландцев поднялись по лестнице наверх. Даб и Мунго разместились в одной комнате, а они с Гордоном — в другой. Роберта предпочла бы разделить свою комнату с братом, но не сомневалась, что муж не согласится.
   — Я думаю, стоит оставить Смучеса в подгузнике, — сказал Гордон, садясь на край постели — единственное место в комнате, где можно было сесть. — А вот и твоя ванна, ангел.
   Занятая доставанием из сумки своей ночной сорочки, Роберта резко вскинула голову в удивлении.
   — Милорд, я не могу принимать ванну в одной комнате с вами.
   Гордон улыбнулся ей озорной обезоруживающей улыбкой:
   — Я не буду подглядывать.
   Проведя в седле почти сутки, Роберта была слишком измучена, чтобы спорить. Девушка взглянула на ванну, из которой поднимался пар: все манило свежестью и теплом. Она сгорала от желания погрузить усталое тело в горячую воду.
   Гордон положил на край постели полотенце и демонстративно повернулся спиной, всем своим видом показывая, что не обращает на нее внимания.
   — Я что-то не слышу плеска воды, — сказал он после долгой тишины. — Если ты не полезешь в ванну прямо сейчас, я сделаю это первым.
   Роберта торопливо разделась, потом залезла в деревянную лохань и быстро села в воду. Мысль о том, что Гордону придется втиснуть сюда свое мощное тело, заставила ее улыбнуться.
   Слишком нервничая из-за его присутствия в комнате, чтобы тщательно, не торопясь, вымыться, Роберта быстро намылилась и ополоснулась. И снова почувствовала себя уверенно.
   Она встала и повернулась, чтобы взять полотенце, лежащее на краю кровати, но застыла в удивлении и замешательстве от того, что увидела. Скрестив на груди руки, ее муж развалился на постели и в упор ее разглядывал.
   Глаза их встретились. Откровенное желание в его напряженном взгляде заставило ее почувствовать себя уязвимой.
   Роберта быстро набросила на себя полотенце, чтобы прикрыть наготу, и укоризненно сказала:
   — Ты же обещал, что не будешь подглядывать.
   — Я солгал, — признался Гордон с улыбкой, в которой не было и тени раскаяния. — Я скрестил пальцы, когда говорил, и это обещание было не настоящим. А ты и не заметила, — засмеялся он.
   Роберта хотела сказать что-нибудь обидное, чтобы побольней задеть его, но так ничего и не придумала. Она вышла из ванны, осторожно придерживая полотенце, и попыталась натянуть через голову ночную сорочку.
   — Тебе помочь? — спросил Гордон.
   Роберта лишь бросила на него испепеляющий взгляд. С трудом натянув девственно-белую сорочку с оборочками и глухим воротом, она швырнула ему полотенце.
   — Теперь ваша очередь, милорд.
   Повернувшись к нему спиной, она села на край постели и взяла на колени Смучеса. Послышался шорох снимаемой одежды, а потом плеск воды, когда Гордон ступил в лохань.
   — Черт возьми, да она годится только для, карликов, — раздалось его ворчанье.
   Роберта с трудом подавила в себе желание рассмеяться. Она украдкой взглянула через плечо на своего мужа: он сидел в неудобной позе, подтянув ноги и высоко подняв колени.
   Однако это его, казалось, не беспокоило. Он сидел в этой крошечной лохани, намыливался и ополаскивался, и мурлыкал что-то себе под нос.
   Роберта позволила своему взгляду скользнуть по его крутым широким плечам и мускулистой спине. Господи боже, ведь ее муж воплощал в себе мечту каждой девушки!
   И он принадлежал ей. Эти мысли заставили ее улыбнуться. Интересно, его ягодицы и бедра такие же красивые, как и все остальное? А что, если он встанет и повернется? Что ей делать, если она увидит у него «то самое»?
   — Не подглядывай, — бросил ей Гордон через плечо.
   Роберта в смущении быстро отвернулась: он заметил, что и она наблюдает за ним. Она услышала, как он встал под плеск стекающейся с его тела воды, и шорох полотенца, когда он начал вытираться.
   — Ты что, собираешься сидеть так всю ночь или, может, немного вздремнем? — услышала она за спиной.
   Роберта сердито повернулась, намереваясь высказать все, что она о нем думает, но онемела от того, что увидела. С полотенцем, обернутым вокруг бедер, ее муж стоял и улыбался ей. Грудь его была так же великолепно вылеплена, как и спина.
   — Что ты делаешь! — вскричала она, когда Гордон откинул с кровати одеяло.
   — Собираюсь лечь спать.
   — Прямо так?
   — А что? Я забыл взять свою ночную рубашку. Может, одолжишь мне запасную? — насмешливо сказал он.
   Роберта с вызовом взглянула на него:
   — Я не нахожу в этом ничего смешного, милорд. И если вы думаете, что я буду спать с вами в одной постели, то вы ошибаетесь.
   — Послушай, ангел, я слишком устал, чтобы преодолевать препятствия, — довольно холодно заявил он.
   — Какие препятствия?
   — Те, которые охраняют твою девственность. Так ты будешь спать или нет?
   Помедлив, Роберта едва заметно кивнула: ее изнеможение победило скромность. Она крепко прижала к себе щенка и легла на спину в постель.
   — А собака что, будет спать с нами?
   — Между нами, — поправила она.
   По недовольному выражению на лице Гордона Роберта поняла, что он намерен положить всему этому конец, как только они доберутся до замка Инверэри. Она крепко зажмурила глаза, когда он задвигался, чтобы снять полотенце и поудобнее устроиться рядом с ней. Смучес высвободился из ее объятий и свернулся калачиком у него на груди.
   — Предатель ты, дворняжка, — проворчала Роберта и повернулась спиной к ним обоим. Последовало долгое молчание.
   — Ангел, я уже говорил тебе, что ты становишься очень соблазнительной, когда сердишься? — спросил Гордон, и в его голосе сквозило веселье.
   Ответа не последовало.
   Подождав еще немного, Гордон взял шенка на руки и придвинулся ближе к ней. Но усталость уже сморила Роберту. Она ровно дышала, она спала.
   — Доброй ночи, ангел. Сладких тебе снов, — прошептал он, киснувшись легким поцелуем ее щеки.
 
   На рассвете следующего дня для Роберты началась самая изнурительная и беспокойная неделя за всю ее восемнадцатилетнюю жизнь. Они повернули лошадей на северо-восток и, проехав через Ковентри, вступили в графство Лестершир с его плавными ландшафтами, столетними коренастыми раскидистыми дубами и деревенскими каменными домами. Усталость мешала Роберте замечать эту своеобразную красоту Лестершира. Дорога все больше выматывала ее.
   После скачки с рассвета до заката четверо шотландцев устраивались на ночь обычно где-нибудь в глухом лесу прямо под звездами. Роберта засыпала, уютно прижавшись к мужу, чувствуя себя рядом с ним в безопасности. Несмотря на то что его улыбчивая самонадеянность раздражала ее, она нисколько не сомневалась, что, даже рискуя своей жизнью, Гордон в случае опасности обязательно защитит ее.
   Они проехали Дерби, а затем пересекли болотистые торфяные низины и вересковые равнины Йоркшира, минуя города Лидс, Шеффилд и Уэйкфилд. Вконец измученная всем этим, Роберта механически делала, что скажут, не споря и даже не думая ни о чем. Однако она глаз не спускала со своего звездного рубина. Этот магический камень оставался темнее, чем голубиная кровь, несмотря на все возраставшее расстояние между нею и Лондоном.
   Разглядывая звездный рубин на восьмое утро их путешествия, Роберта поняла, что попала в совершенно безвыходную ситуацию. Опасность следовала за ней из Англии по пятам, но опасность ожидала ее и в Шотландии. Как сможет она уцелеть, как ей жить между двумя злыми силами?
   — Смотрите! — воскликнул вдруг Даб, указывая вперед.
   Роберта резко вскинула голову и посмотрела в том направлении.
   Далеко впереди поднимались холмы Чевиот Хиллз. Из-за густого тумана у подножия гор они казались очень высокими.
   При виде родных гор Гордон и Даб остановили коней, вынудив Роберту и Мунго сделать то же самое. Даб глубоко вдохнул и задержал в груди воздух, словно здесь он был слаще, чем в Англии.
   — Какая красота! — восхитился он.
   — Шотландия, — равнодушно сказал Мунго, явно равнодушный к виду родной земли.
   — Ты видишь Шотландию, а я вижу рай, — заметил Гордон.
   Глядя прямо вперед на эти встающие из тумана горы, Роберта почувствовала, как в груди ее поднимается паника. Она не знала, что больше страшит ее: встреча с королевской стражей или со множеством горцев, осеняющих себя крестом при виде ее.
   — Для одних это рай, — звенящим от горечи голосом сказала Роберта, — а для других — ад. — И, почувствовав на себе удивленный взгляд мужа, спросила: — Ну что, мы собираемся торчать тут целый день, любуясь пейзажем, или поедем вперед?
   Вечно оспариваемый Англией и Шотландией кусок земли, главная Чевиотская дорога, по которой они скакали, связывала Ридсдейл в английском графстве Нортумберленд и шотландскую деревню Джед. То округлые, то пересеченные глубокими лощинами, горы были пустынны, если не считать редкие пастушеские хижины, изредка попадавшиеся им на пути.
   Внезапно в отдалении показались два человека верхом на лошадях. Они резко остановили коней, словно удивленные, что видят путников на дороге, а потом поскакали навстречу.
 
   — Вид у них явно недружелюбный, так что будьте готовы к неприятностям, — предупредил Гордон, жестом приказывая всем остановиться.
   Всадники уже, поскакав во весь опор, приближались. Наконец стал различим и цвет их пледов. Два здоровых молодца принадлежали к клану графа Босуэла. Они резко натянули поводья, остановив лошадей в нескольких футах от четырех путников, и воззрились на них в долгом напряженном молчании.
   — И кто они такие, как ты думаешь? — с дерзкой улыбкой спросил у своего приятеля один из них.
   — Паломники, наверное, — предположил второй.
   — На том человеке плед Кэмпбела, — возразил первый. — А всем в Шотландии известно, что среди Кэмпбелов святош нет.
   — Что верно, то верно, — с улыбкой сказал Гордон. — А вы, я вижу, из клана Босуэла?
   — А ты кто такой? — требовательно спросил первый.
   — Гордон Кэмпбел, маркиз Инверэри, наследник герцога Арджила.
   — А я Даб Макартур, сын графа Данриджа.
   — И Мунго Маккинон, наследник графа Ская.
   — А кто этот юноша? — спросил второй всадник. — Английский заложник?
   Гордон протянул руку и снял с головы Роберты шляпу — ее черные волосы каскадом упали на спину.
   — Моя жена, маркиза Инверэри.
   — И к тому же моя сестра, — ради убедительности добавил Даб. Кем бы эти люди ни были, а связываться сразу с кланами и Макартуров, и Кэмпбелов вряд ли они захотят.
   — Понятно. И что мы можем сделать для вас? — спросил первый.
   — Если Босуэл в своем замке в Хермитедже, мы бы хотели воспользоваться его гостеприимством на эту ночь, — ответил Гордон. — Моей жене не повредит выспаться, имея крышу над головой.
   — Да, мы уже больше недели не слезали с коней, — добавил Мунго.
   — За вами кто-то гонится? — спросил второй всадник.
   — Английские свиньи, — выпалил Мунго, несмотря на предупреждающий жест Гордона. Потом показал на Роберту и добавил: — Эта глупышка имела неосторожность поднять кинжал на приближенного королевы.
   Оба всадника разразились смехом и склонили головы перед ней. В их глазах она прочла восхищение.
   — Хермитедж в десяти милях отсюда, — сказал один.
   — Следуйте за нами, — добавил другой, поворачивая своего коня. — Мы вас проводим туда.
   Самая большая и мощная пограничная крепость, этот замок стоял на реке Хермитедж между двумя ее рукавами. Выстроенный в тринадцатом веке, он переходил из рук в руки много раз, пока наконец не достался Фрэнсису Хепберну-Стюарту, побочному внуку Якова Пятого и кузену Якова Шестого.
   Когда отряд из шести человек добрался до замка Хермитедж, были уже сумерки и начинал моросить мелкий дождь. Проехав сквозь крепостные ворота с подъемным мостом и железной решеткой, они попали в безлюдный внутренний двор.
   Едва они спешились, как несколько мальчиков-конюхов, взявшихся неведомо откуда, увели, подхватив под уздцы, их коней. Вместе с дюжими провожатыми четверо путников вошли в замок и по лестнице поднялись на второй этаж.
   В противоположность пустому двору, зал, куда они вошли, гудел, как растревоженный улей. Вооруженные люди Босуэла и замковые слуги заполнили его до отказа.