Греков Юрий. Слышишь, Кричит сова !

   Коленки у меня ослабли и, внезапно обессилев, я опустилась на пол...
   - Ну и ахинею несет эта штука! - единственное, что Алексей нашелся сказать, инстинктивно отпихивая подальше вопрос - что же все-таки происходит?
   Сережка, нахмурясь, вертел ящик так и сяк, распахивал панельки и только, когда Алексей дважды повторил вопрос, ответил, как отмахнулся: Ничего не понимаю. Похоже на галлюцинатор.
   - Что-то я о таком не слышал.
   - Я тоже. Но если аппарат вызывает галлюцинации, как ты его назовешь?
   Сережка умолк, как будто что-то подсчитывая в уме, и, пробежав пальцами по клавишам одной панельки, быстро повернул ящик и нажал несколько клавиш на второй боковине.
   - Ну, посмотрим, что сейч...
   Сумерки окрасили все вокруг в ярко-красный цвет. Бордовые тени изогнутых мачт легли причудливыми многоугольниками на полупрозрачные кубы и полушария Станции. Он, откинувшись на пологую спинку, с интересом следил, как красная полусфера стены становилась бледнее и, наконец, стала оранжевой - наступила ночь. Второй раз он был на Станции - в этот раз уже три осевых оборота - и все равно было интересно.
   Завтра заканчивается Время Порога - период проверки пилота и его корабля после перелета с Этерны на Станцию перед новым гигантским прыжком в неизведанное. В неизведанное - потому, что Станция была крайним форпостом человечества, портом на берегу галактического океана. И каждый, кто отправлялся отсюда,- отправлялся туда, где еще никто никогда не был.
   Он прошел весь курс Порога, и сегодняшний вечер был отведен программой активному отдыху - воспоминаниям о пройденном человечеством пути к звездам. Он пододвинул голубую коробочку и наугад нажал кнопку. Коробка беззвучно выбросила небольшой кружок величиной с ноготь. Он вложил диск в наручный гипнатор. В ушах раздался тихий голос: "Полет Эпохи Начала. Легенда "Глубоко в небе звездочка..." Растаяла оранжевая полусфера. Не стало Станции. Со всех сторон - слева, справа, внизу, вверху, вокруг невероятная темь, которую не могут рассеять мириады звезд, висящие сверкающими точками в бездонной черноте.
   Позади - звезды красноватые. Действует закон Допплера - корабль уходит, свет звезд смещается в красную часть спектра. Впереди звезд нет они ушли в невидимую часть. ...Шел восемнадцатый год полета, и близко уже была Земля. Корабль возвращался. Далеко позади - восемь световых лет осталось все. И только память говорила о страшных огненных бурях чужих солнц, об обломках далеких миров и великих минутах открытий.
   Корабль вез на Землю огромный запас наблюдений, разгадки изумительных тайн, новое знание, потому что никто не проникал так далеко в неизведанные глуби Вселенной, и впервые ступила нога человека на планету чужого солнца.
   Корабль вез Земле рассказ о страшных вспышках материи, о багряном сиянии тьмы, о бесстрастных изваяниях, что увидели люди на погибшей планете синей звезды; корабль вез рассказ о пропасти Времени и тоске по Земле и людям. И еще корабль вез человека.
   ...Много лет назад "Рассвет" впервые в памяти людей ушел к мечте человечества - созвездию Норд-Диадэмо, что в переводе с древнего языка означает "Северная корона". Корабль вел Альт Ген, один из немногих "штурманов бури" - людей, смелости которых удивлялись звезды и перед которыми в страхе отступала опасность.
   Наконец кончились долгие годы пути, и "Рассвет" достиг цели.
   На мертвой планете синего солнца корабль оставил четырех астролетчиков. Они должны были прожить здесь три земных года, разгадать странные тайны чужого мира, понять и не ужаснуться разгадкам великих загадок.
   Остальные ушли к другой планете...
   Корабль вернулся через три года. И страшно удивились люди, увидев человека с волосами странного цвета, цвета того древнего металла, который люди когда-то называли серебром.
   Один оставшийся в живых из четырех. Его звали Альт Орг.
   В глазах у человека не было ничего. И поняли люди, что значило это.
   Корабль уходил от страшной планеты, отнявшей у троих жизнь, а у одного больше, чем жизнь,- разум.
   Человек с серебряными волосами часами сидел без движения и молчал. Он знал то, чего не знали другие. Он узнал одиночество, увидел смерть товарищей и познал страх Времени.
   Гаоль, астроврач "Рассвета", пришла к Альт Гену и сказала: - Ген, я теперь знаю, что значит слово "отчаяние". Я ничего не могла сделать. Остается последнее...
   - Тебе известна степень риска, и ты решаешься на это? - спросил Альт Ген.
   - Я знаю, что могу раствориться в его безумии навсегда. Но другого способа нет.
   И тогда Альт Ген, штурман бури, без страха глядевший в глаза Вселенной, сказал: - Великий мудрец Эры Зари говорил: счастье - это борьба. Он прав. Попытайся...
   ...Альт Орг покорно позволил надеть на себя шлем цереброна, и Гаоль приказала: "Вспоминай!" Свет померк, и Гаоль стала Альт Оргом.
   ...Дни шли, бежали, уходили. Черные тени падали, ломались, разбивались на тысячи брызг.
   Дни шли, бежали, уходили. Время стекало по скользким стенам ледяных гор. Люди жили, а потом нет. Дробилось время и не было солнца...
   И почувствовала Гаоль, как кольцами свивалась обезумевшая мысль и давила мозг страшными обручами - разум исчезал... Тревожно загудел индикатор опасности и отключил прибор. Гаоль сорвала с себя шлем и перевела дыхание. Великий риск опыта на самой себе оправдался.
   Теперь она знала, что случилось с Альт Оргом. Это была ностальгия мучительная тоска по родине и по людям.
   А в то время люди уже не знали неизлечимых болезней - и надежда вернулась к ним --Альт Оргу нужен свет родного Солнца...
   И вот глубоко-глубоко среди мириадов звезд, рассыпанных по черному полотну неба, засверкала голубая искорка.
   Наступал великий час возвращения. И он настал. Земля встретила своих сыновей древней песней Мечты о звездах, и радовались люди братьям, вернувшимся из Неведомого.
   И ударил свет Солнца в глаза Альт Орга, осветил и преломился в них. И разжались кольца болезни, освободив разум...
   Три венка легли к подножию Памятника Ушедшим и Невернувшимся. Торжественно звучала песня, сложенная в те времена, когда впервые покинул Землю ее гордый сын: И летят к Ориону и Лире, Обгоняя серебряный свет, Звездолеты из гордого мира Открывателей новых планет.
   Солнце светило, как и тысячи лет назад. И новый корабль ушел к звездам...
   Голубое сияние медленно гасло, рассеялся туман гипнотического забытья, и снова перед ним распахнулась оранжевая ночь Станции.
   Он поднялся. Через семь единиц заканчивается Время Порога. Завтра он уйдет в бездонную черноту, и так же за кормой его корабля покраснеют звезды. Легче ли будет ему, чем тем, на "Рассвете"? Наверное, легче. Ведь те были первыми, одними из первых. А за ним тысячелетний опыт. Но, что этот опыт перед лицом Вселенной. Ничто, и одновременно -/эчень много... Он опустил диск в прорезь коробочки и, легко оттолкнувшись, всплыл к потолку. Ухватившись за изогнутый поручень, он скользнул в светлый люк и, включив силовые присоски, зашагал вверх по отвесной стене к выходу.
   Лифт вынес его на верхушку телескопической антенны и остановился у входа в наблюдательную кабину. Стенка лифта плотно прижалась к стенке кабины, щелкнул переключатель, и он шагнул в овальный проем.
   Прозрачная шарообразная кабина, казалось, висела в пространстве. Только малое притяжение Станции позволило конструкторам поставить огромный прозрачный шар на тонкую опору мачты.
   Человек, полулежавший в кресле, обернулся и кивнул на место рядом. Он вспомнил его имя -Ольф.
   - Завтра? - спросил Ольф.
   Он знал, что Ольфу известно время отлета, но кивнул.
   - Хочешь посмотреть на Этерну?
   - Да.
   Звезды в оранжевом небе Станции казались выточенными из желтоватого льда. Вдруг передняя часть кабины помутнела, стремительно приближение разметало звезды и они превратились в мчащиеся в разных направлениях белесоватые полосы, сплетающиеся в бесформенные клубки.
   Через минуту бег звезд замедлился и впереди засверкал знакомый узор.
   - Вот,- показал на голубую точку Ольф.
   Ему вспомнилось: глубоко в небе звездочка...
   - Сделать ближе?
   - Нет,- он знал, что система приближения работала на пределе, и то, что хотел показать ему Ольф, было заранее сделанной видеозаписью.
   Справа внизу сквозь прозрачную стену ясно был виден его корабль. "Тоже красный",- отметил про себя. Большая стрелка медленно подобралась к черте, щелкнул переключатель, стены кабины потемнели - выдвинулись мощные светофильтры. Наступил рассвет. Взглянуть на солнце Станции все равно, что на атомный взрыв с десятка шагов. Даже суперсветофильтры не выдерживают долго, приходится часто менять.
   До отлета оставалось три единицы времени. Вспыхнул экран связи, на нем появился Ранд, Главный Дежурный Станции.
   - Пилот, прошу на Последний совет.
   Он поднялся.
   Воздух в просторном кабинете Главного Дежурного казался голубым светофильтры отбирали из мощного потока света местного, солнца именно этот оттенок. Он выслушал результаты испытаний во Времени Порога - о них коротко рассказали ассистенты-испытатели.
   - Пилот готов,- заключил эксперт психовыносливости.
   - Корабль тоже,- добавил начальник технической обработки.
   Главный Дежурный улыбнулся - испытания были сложными.
   Теперь предстояло главное - задание. Еще на Этерне, в Академии неба ему сообщили, что основное задание он получит только после прохождения Времени Порога. И вот сейчас он должен узнать - чем и как ему придется заняться.
   Ранд нажал кнопку на прямоугольном щитке, и на большом экране вспыхнула объемная карта звездного неба. Он плавно повернул вращающееся кресло и приготовился слушать.
   - Тебе известно, что в квадрат "Сигма-234" ушел Долин на "Стрелке". Тебе неизвестно, что Долин не вернулся.- Ранд помолчал.- И уже никогда не вернется... Мы покажем тебе то немногое, что успел передать Долин. Может быть, это поможет тебе. Я могу высказать только предположение о том, что случилось.
   Ранд повернул верньер, и светлая полоска четко очертила на карте небольшой квадрат.
   - Вот "Сигма-234". Расстояние три с половиной световых года. По собственному времени корабля твоего класса - полтора месяца Этерны. На пути выступ газовой туманности, занимающей квадраты "АБС-Сигма". Долин почти прошел толщу туманности, когда прекратилась связь. По тому, что мы успели принять, можно предположить, что в этом районе происходит что-то странное с пространством. Суди сам.
   Карта погасла, и на экране появились кадры сообщений Долина.
   Вначале картина была обычной - звезды расположились по кругу, в центре которого зияла чернота. Корабль шел со субсветовой скоростью - действовал все тот же закон Допплера...
   И вдруг в центре круга - Орг даже приподнялся в кресле - появилась одна - красноватая! - звездочка. Потом другая, и через минуту весь экран залило красным светом. Единственное объяснение этому-корабль повернул на сто восемьдесят градусов и с той же скоростью рванулся в обратном направлении. Это невероятное предположение Орг отбросил тут же: на той скорости, с которой шел корабль Долина, поворот даже на доли градуса грозил мгновенным разрушением корабля. Безопасное торможение, разворот корабля и новый разгон до прежней скорости требовали не меньше месяца. Здесь же все приизошло за минуту. Это невозможно.
   Ранд следил за впечатлением, которое производили кадры сообщения на Орга. И когда экран погас, Главный Дежурный сказал: - Я ничего не хочу утверждать, но мне кажется, что мы имеем дело с гигантским искривлением пространства. Корабль Долина, видимо, втянуло в эту невероятную воронку, откуда назад он выхода не нашел. Из ловушки не могли вырваться и сигналы те, что мы получили, были посланы на входе. Если все это так - тебе должно быть ясно, насколько велика опасность. Правда, у Долина не было трансформатора времени, который имеешь ты. Но, насколько он тебе поможет, предсказать нельзя. Добавлю, что раскрытие загадки Долина, или даже намек на раскрытие, сделает реальным овладение пространством и временем, что, впрочем, одно и то же,- заключил Ранд.
   Пилот помолчал, потом встал и легко прошелся по комнате.
   - Я согласен - твое предположение наиболее вероятно. Гадать дальше бесплодно. Цель понятна.- Он взглянул на светящийся диск отсчета времени.
   Все поднялись.
   - У меня есть просьба, Дежурный,- вдруг сказал он.
   - Говори.
   - Пусть мой корабль назовут "Рассвет"...
   - В общем так,- сказал Сергей, когда они немного пришли в себя,кто-то великий сказал, что гениальная гипотеза должна быть достаточно безумной.
   - Слыхал.
   - Предлагаю рабочую гениальную гипотезу...
   Спорили они часов до четырех. Сережкина идея в нескольких словах выглядела так. Искривление пространства-времени- результат чьего-то гигантского эксперимента (может, в отдаленном будущем). По случайности или неизбежности крайние точки кривизны, одна из которых в прошлом, другая - в будущем по отношению к нам, сомкнулись в третьей точке - где-то посередине, почти совместившись. И в результате Сережка едва не схлопотал привет от сердитого древнего грека, а соседский Васька угодил в какую-то лабораторию или еще что в далеком будущем.
   Когда взбешенный древний грек метнул в Сережку дротик, он позорно промазал, но зато хрупкое равновесие в точке сопряжения времени мгновенно нарушилось и рухнуло. И единственными свидетельствами происшедшего остались выпавшие из своего времени дротик и этот вот странный аппаратик. И если назначение дротика ясно, то о назначении серого ящика можно только гадать.
   - А теперь спать,- спохватился Сережка, посмотрев на часы.- Ты согласно закону гостеприимства - на тахте, а себе я кресло разложу. Так, есть заключительное предложение: завтра в обеденный перерыв покрутим еще эту штуку, может, чего и догадаемся. А не догадаемся, вреда ей все равно не будет. При случае отвезем в Кишинев, есть там у меня знакомые электронщики...
   Спать Алексей все-таки отправился домой, благо недалеко, да и не предупредил - будут беспокоиться. На звонок открыл отец, проворчал шляешься по ночам...
   Алексей спорить не стал и нырнул в свою комнатенку.
   На следующий день они встретились у подъезда "Черемушек", а когда поднялись на третий этаж, на площадку выбежала Маша, Васькина мама,наверное, еще из окна их увидела, и остановив Сергея, сокрушенно сказала: Вы уж извините, Сергей Григорьевич, моего хулигана...
   - А что такое?
   Наконец уразумев, в чем дело, они в один голос спросили: - А где он?
   - Да здесь где-то, во дворе. Вы уж отругайте его, как следует!
   - Отругаем, отругаем,- и они бросились вниз по лестнице.
   Перелезть с балкона на балкон Ваське было раз плюнуть, что он и сделал, решив, что приснившийся ему ящичек уже достаточно побыл у дяди Сережи...
   Ваську нашли за угольным сараем. Рядом, аккуратно разложенные, кучками, лежали какие-то стекляшки, проволочки, железки, а Васька, закусив от усердия губу, продолжал выковыривать из ящичка новые сокровища большим ржавым гвоздем.
   Они постояли и, незамеченные усердным исследователем, ушли, не сказав ни слова...
   (Кто бы мог подумать, что вся эта история будет иметь последствия, протянувшиеся в сегодняшний день? Тогда он себе в этом отчета не отдал, но наутро, проснувшись поче" му-то на рассвете, он уже точно знал: поступать будет только и только па отделение электроники... Вот и поступил, и выучился, и даже кое-чего выдумал,- подумал Алексей, следя краем глаза, как матрос выдвигает трап.- И чего только не навертелось, потом...) ...Косые лучи заходящего солнца ломаным квадратом легли на противоположную окну стенку. Сережка взял с тумбочки книжку, раскрыл на заложенной странице: ...После ты две повстречаешь скалы: до широкого неба, Острой вершиной восходит одна, облака окружают ту высоту, никогда не редея.
   ...столь ужасно, как будто обтесанный, гладок Камень скалы, и на самой ее середине пещера, Темным жерлом обращенная к мраку Эреба на запад; Мимо ее ты пройдешь с кораблем, Одиссей многославный; Даже и сильный стрелок не достигнет направленной с моря Быстролетящей стрелой до входа высокой пещеры; Страшная Скилла живет искони там... и так далее. "Одиссея". Песнь двенадцатая,- Сергей захлопнул книгу.
   Алексей приехал утром - положенные две недели после приемных экзаменов. С порога объявил родителям: - Со щитом! - и на вопросительный взгляд, которым обменялись мама с отцом, не без гордости пояснил: Приняли!
   К Сергею он заглянул под вечер...
   - Вот такие дела. Не послушался Одиссей Афинy Палладу. Правда, не быстролетящую стрелу в меня пустил, а дротик.
   - Ты что в самом деле думаешь, что это был Одиссей?
   - А почему бы и нет? Пятиэтажный домище посреди моря - чем не скала? "Гладкообтесанный камень". И жерло пещеры - и не одной. Кстати, посмотри в окно.
   Солнце уже наполовину зашло за горизонт - Сережкины окна выходили прямо на запад.
   - Усек? - спросил Сергей,- "пещера темным жерлом обращенная к мраку Эреба на запад". Дошло?
   Алексей не нашел сказать ничего другого: - Слушай, надо бы дротик этот в музей отдать.
   - Носил на свою голову. Павел Федорович разобиделся, вы, говорит, неудачно шутите. Где это видано, чтоб деревянное древко с античных времен до нас дошло! Да и наконечник как вчера сделан. Подшутить хотите? Мы подделок не держим, у нас серьезный очаг культуры...- и так далее. Еле ноги унес. Вот такие пироги.
   Алексей молчал. Сережка взял "Одиссею", лениво полистал. Остановился на каких-то строчках, улыбнулся, отложил книгу, не закрыв. Встал, вышел на кухню, принес молоток и гвозди и через минуту дротик висел наискосок над телевизором. Сережка полюбовался, потом взял раскрытую "Одиссею" и прочел: ...к колонне высокой прямо с копьем подошел он и спрятал его там в поставе гладкообтесанном, где запираемы в прежнее время копья царя Одиссея, в бедах постоянного, были...
   С той поры пошел уже восьмой год. "Как время-то летит",- подумал Алексей, вместе с толпой медленно продвигаясь к трапу, и поморщился. Однако, при всей банальности этого "вывода", время-то действительно летит.
   Алексей поежился: специально укатил куда глаза глядят, выдрался из привычной обстановки, чтоб "побездумничать" (вот еще один "неологизм" надо бы запатентовать),так нет, хитрая штука время - самой невинной мыслишкой нет-нет да и напомнит о себе. И тут он подумал совершенно о другом, даже сам удивился скачку мысли. Впрочем, если на то пошло, никакого "скачка" не было: вот уж полгода он то и дело возвращался к тому странному случаю, невольным участником которого оказался нынешней зимой во время командировки в Ленинград. Вот это загадка так загадка. И найдется ли ответ?
   Белый - совсем игрушечный отсюда - теплоходик дал неожиданно басовитый гудок, отвалил от причала задним ходом и, потоптавшись на месте, развернулся и пополз курсом на Ялту.
   "На следующий катер надо успеть,- подумал Алексей.- А то как бы рейсы не отменили". Море потемнело, монотонно накатывавшие волны, шипя, уходили в песок, чтоб через секунду снова хлестнуть белой пеной на берег.
   Саша посмотрел на вершину Дивы, подумал - "вот уж где ветер сейчас веселится". И только подумал - из-за крутого выступа показалась фигурка девчонка ли, девица, отсюда не разглядеть, штормовка не по росту - до колен, судорожно перехватывая руками тоненькие перильца, сходила-сползала пр узенькой крутой тропке. Страшного-то, собственно, ничего нет, да и до подножья уже считанные шаги остались - но это отсюда пустяком кажется.
   Он на эту Диву на днях тоже полез из интересу. Так вверх еще ничего, смотри под ноги - ступеньки щербатые, по ним каждое лето не один миллион ног топает. А вниз спускаться - вроде та же тропка, и уже пройденная однажды, но пальцы отчего-то намертво вцепляются в шаткие перильца, протянутые только с одной стороны тропки - с той, где обрыв низвергается в далекую черную воду.
   Штормовка скрылась за сгрудившимися у подножья скалами. "Спасена",усмехнулся Алексей. Подхватив сумку, он поднялся и, перепрыгивая камни побольше, зашагал к причалу.
   До прихода катера оставалось еще минут пятнадцать Пристроившись в хвост разноцветной очереди, снова за полнившей пирс, он облокотился на перила. Отсюда Дива, торчащая косым углом из темной воды, выглядела не менее внушительной. Чуть позади, у самой кромки берега, скала поменьше Монах. Алексей усмехнулся, вспомнив умилившую своей классической традиционностью легенду: некий монах приставал с подлыми целями к юной деве.
   Та, спасаясь от него, полезла в воду, монах за ней. Тут боги почему-то разгневались и превратили обоих в камень.
   Так и стоят с тех пор Дива и, чуть позади, Монах. Судя по размерам, беглянка была девица здоровенная, а кутейник по сравнению с ней - плюгавый мужичонка, так что Диве вроде бы и убегать было незачем, пара оплеух - и все кино. Но, как говорится, легенда требует...
   На песочном обрыве Дивы темнела надпись - отсюда не разобрать, не то Лида, не то Люда. А может, еще что.
   Он усмехнулся - вот уж, действительно, следы пришельцев. А судя по количеству и разнообразию таких следов по всему побережью - не какой-нибудь завалящий звездолет, а целая флотилия здесь высаживалась.
   Смех-смехом, а изгажено заезжими грамотеями все, что только можно, и даже то, что вроде и нельзя - как, например, этот кретин ухитрился двухметровыми буквами на отвесном обрыве Дивы имя своей Дульсинеи изобразить?
   Тут не всякий альпинист, наверное, управится. Одно объяснение: любовь делает чудеса. И лезут граждане на откосы - кто понахальнее. А кто послабее духом - первым попавшимся валуном довольствуются, если, конечно, есть на нем еще свободное местечко. А нет - можно, впрочем, и поверх предыдущих каллиграфических упражнений. Борись не борись - всеобщая грамотность, никуда не денешься.
   "Постой,- неожиданная мыель чуть не заставила его расхохотаться,- есть способ!" Что нужно для того, чтобы каллиграфией на скалах заниматься? Ну, помимо нахальства, конечно, кисть и банка краски. Все это надо с собой специально издалека везти или здесь по хозмагам шастать.
   Неудобно, хлопотно. Человек отдыхать приехал, на камешке увековечиться - а тут по магазинам гвняй. Как бы курортному начальству по справедливости поступить надо? Ну, во-первых, не запрещать дорогим гостям автографы ставить, где кто пожелает. Во-вторых, даже строжайше обязать каждого приезжающего непременно автограф оставить - хоть на скале, хоть на заборе, тут уж выбор личный. Эффект будет моментальный - по меньшей мере половина потенциальных мастеров монументальной росписи тут же отвалится: закон простой - нельзя писать? Будем!
   Велят писать? - с какой это стати кто-то мне велеть будет? Не стану писать! Чувство противоречия - штука серьезная, на уровне закона, с немедленным причем действием... Так, половина отвалилась. А второй, с менее уязвимым самолюбием, половине - в любой момент кисточку напрокат и банку краски по себестоимости. Пиши, дорогой товарищ, сколько влезет - у нас сервис на высшем уровне.
   А то, что краска не масляная или там эмалевая, а очень даже легко смываемая - так это детали. До первого дождика наверняка продержится. Аборигены на скалах не пишут, у них дела поважнее. А какой-нибудь залетный Петя или Вася останется в полной уверенности, что его высокохудожественное сочинение переживает тысячелетия. А что - для того ведь и писано. Должны же знать потомки, что 24 июля 1978 года "издесь был Вася", или не должны? Саша вдруг подумал, что если бы все эти надписи действительно сохранились на века, что бы решили о нас потомки - какая богатая духовная жизнь! А так все довольны: ты себе пишешь, краска идет нарасхват, в курортную кассу денежки капают, тучка набежала - и все сначала. Все довольны, в том числе и потомки, которым скалы эти в первозданной чистоте достанутся, отмывать не надо.., Из-за рога бухты вывернулся, переваливаясь с волны на волну, очередной рейсовый теплоход, на этот раз "Гаспра". Скрежетнув бортом о кранцы причала, "Гаспра" приглушила двигатель, матросы сбросили трап, покрикивая: "Осторожно! Не толпись! Билетик! Билетик!" Трап елозил по причалу, "Гаспру" покачивало с борта на борт, матросики подхватывали дамочек под локоток, без особой, впрочем, надобности. Теплоход загудел, на мгновение перекрыв галдеж, и степенно отвалил.
   Народу набилось под завязку, на скамейках - и в салоне, и под тентом на корме - свободного места и в микроскоп не углядишь. Алексей протолкался на бак, здесь скамей не было, несколько парочек притулилось там и сям под высоким бортом - не так дует, и опять же почти уединение. Он бросил штормовку на приземистый кнехт, уселся. Удобство, конечно, относительное кнехт не кресло. Теплоходик то и дело зарывался в волну, и в клюзы брандспойтовой струей врывалась вода-душ несколько холодноватый, но полчаса вытерпеть можно. Впереди по левому борту показался четкий силуэт на синем небе - ни дать ни взять шахматная ладья, поставленная на краешке высоченного утеса,- "Ласточкино гнездо". "Ладья" медленно уплыла назад. Позади осталась тезка теплоходика бухта Гаспра, по левому борту потянулся Золотой пляж.
   Обычно набитый плотнее, чем сегодня салон этого теплоходика, Золотой пляж заметно поредел, только самые закаленные или упрямые продолжали маяться под неожиданно холодными порывами ветра, раскачавшего море баллов до пяти.
   Всего две недели назад все это было удивительно далеко - и расцвеченная нарядами набережная с пальмами, и деловитые пароходики, снующие по неправдоподобно синей воде, и выгоревший силуэт Яйлы, полукольцом охватившей бухту. Все это было удивительно далеко, тем более, что Алексей поначалу не только не собирался сюда, а поехал вовсе в противоположную сторону - домой. Тогда, две недели назад ("боже, как давно"), он слез с рейсового автобуса на Соборной площади и через пять минут уже стоял у калитки родного дома. На стук выглянула соседка.