Грейди Джеймс. Гром

   В своем нейлоновом дождевике Джон порядком продрог. Гласс заметил, что ему холодно:
   — Договорились?
   — Управление стало для меня ночным кошмаром. Фрэнк натолкнулся на что-то. Что-то, что заставило его... Он погиб, затеяв частное расследование.
   — Но с какой целью?
   — Цель — это то, ради чего он жил. Разведывательные данные. Правда.
   — Если бы еще знать, насколько далеко ему удалось продвинуться?
   — Когда его на первый взгляд самые безобидные запросы бесследно исчезли в Лэнгли, какое доверие он мог испытывать к системе, допустившей эти исчезновения? Какие были у вас основания претендовать на его доверие? Фрэнк не мог доверять даже мне, — продолжил Джон. — А ведь мы были партнерами. Одна из основных заповедей шпиона: твой самый большой враг и наиболее вероятный предатель — человек, который ближе всего к тебе. Он хотел обезопасить себя, свое расследование. Но, как видим, эта предосторожность не помогла. Среди прочего мне удалось выяснить, что он сделал фиктивный запрос от имени сенатора Баумана, чтобы открыть официальные двери.
   — Глупец! Он мог погореть на этом — его могли привлечь за мошенничество, или подлог, или злоупотребление служебным положением.
   — Фрэнк был отнюдь не дурак, — заметил Джон. — Он наверняка отлично понимал, чем рискует, и все рассчитал. Он сделал ставку, во-первых, на чехарду, царящую в делах Баумана из-за того, что он то и дело меняет своих помощников, а во-вторых, на всем известную репутацию чокнутого, заслуженную сенатором. Бауман был самым подходящим кандидатом. И Фрэнк решился действовать через его голову. Полагаю, он все же намеревался рискнуть и попросить меня о помощи, но... не успел.
   — И все, что он нам оставил, это Мартин Синклер, «контролировавший» грузоперевозки в Кувейт через Египет. Да еще этот мертвый парень Клиф Джонсон. — Гласс нахмурился. — Невозможно проанализировать данные вне контекста. Атеперь все папки с документами Фрэнка находятся у Корна.
   — Думаю, Корну было что-то известно еще до смерти Фрэнка, — заметил Джон. — Корн — бывший сотрудник разведки. Фрэнк дернул за цепочку с таможней, и таможня, и разведка — обе являются частью министерства финансов. Кто-то из министерства финансов, возможно, стукнул Корну. Они вряд ли посвятили его во все, но могли прозрачно намекнуть, стараясь прикрыть свой промах. Достаточно, чтобы возбудить его подозрения относительно Фрэнка — и меня, как его напарника, достаточно, чтобы он решил, что мы занимаемся расследованием, не связанным с нашей работой на Капитолийском холме.
   — Хитро, — сказал Гласс.
   — До сих пор дураков не было.
   Под ногами Джона был твердый и холодный мрамор.
   — Фрэнк не представлял себе, что дело, в которое он влез, окажется столь серьезным, — сказал Гласс. — Не предполагал, что они зайдут так далеко, что не остановятся даже перед убийством, чтобы замести следы.
   С другой стороны амфитеатра, от могилы Неизвестного солдата, раздался звук горна.
   — Вы верите мне теперь? — спросил Джон. — Верите, что Фрэнк был убит?
   — Одной только веры недостаточно, — ответил Гласс.
   Некоторое время они шли молча.
   — Фрэнк, должно быть, раздобыл что-то действительно существенное, что заставило их убить его, — сказал Джон.
   — Вряд ли, но, должно быть, он подошел близко. Поэтому они убили его. Сможешь разыскать все следы, которые он оставил?
   — Вы можете мне помочь? — спросил Джон. — Проверить документы, компьютер...
   — Нет. Даже если бы не существовало сотен глаз, наблюдающих за каждым моим движением, даже если бы мы могли доверять нашему собственному управлению... есть смысл продолжать действовать так же, Как действовал Фрэнк. С одним существенным отличием: ты будешь действовать не в одиночку.
   — Везде, куда бы я ни пошел, — сказал Джон, — я иду вслед за кем-то или кто-то идет вслед за мной.
   — Отдел безопасности Корна? — спросил Гласс. — Или...
   — Или. Хотя, возможно, это Корн, возможно, он тоже не ангел.
   Гласс нахмурился, продолжая размеренно вышагивать.
   — Этот детектив, Гринэ, формально может потребовать допросить тебя в связи со смертью Фрэнка.
   — Я думал...
   — Что мы заставим его прекратить дело? Служба главного адвоката пытается сделать это, однако... причиной для этого может стать лишь какой-нибудь грубый промах, допущенный полицией. Не хотелось бы, чтобы это дело попало в прессу, которая примется клеймить нас и позволит убийце Фрэнка замести следы и исчезнуть. Избегай этого... детектива Гринэ.
   — Поверьте, я стараюсь.
   — Теперь плохие новости: Корн затребовал все материалы на тебя из отдела кадров, из оперативного отдела и из управления главного инспектора. Как необработанные данные, так и готовые доклады. Расследование в Гонконге.
   Они прошли десяток шагов молча. Джон смотрел на могилы.
   — В этих документах нет ничего такого, чего я мог бы стыдиться.
   — Определенно ничего порочащего. — Гласс добавил: — В этих документах.
   Ветер продувал дождевик Джона насквозь.
   — Он получит их?
   — Жизнь — это вопрос расчета времени. — Гласс улыбнулся. — Единственная копия документов, связанных с Гонконгом, находится в оперативном отделе. Наши прежние руководители в свое время издали секретные инструкции, запрещающие их вынос. Корн получил разрешение снять копию, но копировальная машина в хранилище, где должна оставаться папка с документами... сломалась. Сегодня пятница. Ты знаешь, какие проблемы с техническими службами, с оплатой сверхурочных. Корн не сможет получить твое дело, скажем, до вторника. Вечера вторника.
   — Ему известно, что вы...
   — Об этом знаешь только ты.
   Гласс пожал плечами.
   — Ты должен действовать осторожно, — сказал он Джону.
   — В армейской разведке меня научили такому приему: вызвать огонь на себя, дабы противник мог быть обнаружен, — отвечал шпион, которому пришлось в свое время служить в армии.
   — Если они достаточно сообразительны, то позволят тебе действовать только до тех пор, пока будут уверены, что они в состоянии контролировать твои действия и то, насколько далеко ты можешь зайти, — сказал Гласс.
   Ветер несся над морем надгробных плит.
   — Вы будете соблюдать осторожность? — спросил Джон.
   — Фактически до тех пор, пока ты не допустишь ошибки, я буду в безопасности. А пока я в безопасности, у тебя есть шанс и мы сможем довести это дело до конца.
   Джон склонился над каменными перилами между двумя колоннами. Вдали, за деревьями, текла река, за ней был город.
   Ворона разрезала черной линией серое облачное небо.
   — Никто не любит тебя, когда ты в нокауте. — Джон криво усмехнулся. — Мой наставник даже уехал из города.
   — Ты знаешь, куда отправился Вудруфт? — спросил Гласс.
   — Нет.
   — Я тоже не знаю.
   — Но на вашем уровне вы обязаны! Может... кто-нибудь в оперативном или Корн... вы и я...
   — На самом деле это в порядке вещей, что они чего-то не знают про нас, — сказал Гласс. — Просто нынешняя дирекция старается держать центр в неведении настолько, насколько у них хватает смелости. Придерживаясь такой тактики, они могут, опираясь на свою силу, пытаться отхватить от бюджетных ассигнований кусок пожирнее.
   — Мне не нравится этот постоянный контроль. Делай так. Думай то. Говори это.
   — А кто сказал, что жизнь должна нравиться?
   Джон посмотрел на ловкого и цепкого, как бульдог, человека:
   — Как далеко они могут держать вас от проводимых операций?
   — Они все еще продолжают надеяться на меня, — сказал Гласс. — Думают, что я положусь на свой здравый смысл и вернусь к пастве — как будто я стал в некотором смысле еретиком, согласившись возглавить ЦБТ и стараясь сделать его... Представь себе, у меня есть... там друзья. Возможности, о которых никто не догадывается.
   — Почему директор Аллен был столь... уклончив, когда говорил об Ахмеде Нарале?
   — Источники информации и методы работы, — сказал Гласс. — Считается, что мы должны охранять их от...
   — Но почему такое отношение к Наралу? Так, будто бы его не существует и не существовало. Теперь Аллен утверждает, что Нарал мертв. По их предположению.
   — Следовательно, теперь он мертв, — сказал Гласс. — Окончательно.
   — Все как-то не так, прямо как в Бейруте в плохие старые дни, — заметил Джон.
   — Почему ты сказал это?
   — Вы живая легенда.
   — Легенды врут.
   — Вудруфт рассказывал мне про вас и Джерри Барбера.
   Гласс, ничего не ответив, отвел взгляд в сторону.
   — Бейрут был базой Нарала. Вудруфт был там. Так же, как и Аллен. Занимались ли они, занимался ли Аллен разработкой Нарала?
   — Интересно, ты знаешь, куда идешь? Или просто стреляешь наобум?
   — Я стреляю, куда только могу.
   — Возможно, это неплохая идея.
   Налетел пронизывающий порыв ветра.
   — В те времена в Бейруте каждый из нас действовал сам по себе. Как это обычно бывает — делали одно, докладывали совсем другое. Я думаю, тебе это должно быть известно по собственному опыту. Я не сотрудничал с ними. Были только я И... Я и Джерри.
   — Сенатор Хандельман вытащил этого Нарала, — сказал Джон. — Аллен начал плясать вокруг да около, сначала на слушаниях, потом с этим списком, который я добывал для Баумана...
   — Да, я знаю про твой визит в спецподразделение.
   — Хотел бы знать, что скрывается за убийством Нарала.
   — Хотел бы знать, почему сенатора Хандельмана это так заботит, — ответил Гласс, и Джон отвел взгляд. — Полагаю, что это затея его помощника. Не того парня, которого ему назначил комитет, а этой дамочки Норе...
   — Возможно, — сказал Джон.
   — Надо бы это выяснить.
   — Как мне это надоело. Наша работа никогда не была легкой. Существует два набора правил для шпионов дядюшки Сэма: за границей — одни, на территории Штатов — другие. Правила внутри этих правил. Границы между двумя мирами, в которых мы вынуждены существовать. Но переходить границы в этом городе, в этом деле...
   — Границы стираются ради выгоды и силы.
   — Моя работа...
   — Твоя работа состоит в том, чтобы выяснить то, что необходимо, оставшись живым и сохранив существующую систему в безопасности.
   — Мне не нравится выполнять разведывательные операции на Капитолийском холме, в сенате Соединенных Штатов.
   — Полагаю, каждый из нас должен делать то, что мы должны делать. Ради всеобщего блага. Ради Фрэнка. Ради самих себя.
   Реактивный лайнер прогрохотал над их головами.
   — Я сделаю все, что в моих силах, — пробормотал Джон.
   — Какие у тебя планы? — спросил Гласс.
   — Одно дело... одно маленькое дельце не дает мне покоя.
   — Какое?
   Джон покачал головой.
   — Ничего существенного, — сказал он. — Это личное.
   — Ты уверен, что сейчас время заниматься этим? — спросил Гласс.

Глава 24

   На платформе станции метро у Центрального вокзала Джон бросил четвертак в телефон-автомат, набрал номер и теперь считал длинные гудки; девятнадцать, двадцать, двадцать один.
   Трубку не брали.
   В доме никого.
   Ладно.
   Его часы показывали 2:33, пятница, после полудня.
   Часто бывает так, что вопрос жизни или смерти — это вопрос имеющегося у тебя в запасе времени.
   Джон надеялся, что следившие за ним не расставили команду для наблюдения за станцией метро у Центрального вокзала. Такое массовое привлечение личного состава существовало только в Китае или СССР, когда в разгар «холодной войны» эти страны захлестнула шпиономания.
   Однако они вполне могли поджидать его у машины. Джон специально оставил машину поближе к будке смотрителя, чтобы ее труднее было обыскать. Однако кто-нибудь, прикинувшись прогуливающимся бездельником, вполне мог миновать равнодушного студента, подрабатывавшего смотрителем, нагнуться, якобы для того, чтобы завязать шнурок, и незаметно прилепить магнитный радиомаячок на бампер.
   Похоже, никто не обратил на Джона внимания, когда он проходил через Центральный вокзал. Громкоговоритель объявил о прибытии в 2:41 поезда из Бостона. Кажется, никто не слонялся без дела по стоянке. Слушатель подготовительных курсов Университета имени Джорджа Вашингтона был на месте в будке смотрителя. Он оторвался от учебника химии, мимоходом взглянул на проходившего Джона и тут же вернулся к закону Бойля.
   Пыльный «форд» стоял на том самом месте, где его оставил Джон.
   Пошарив рукой под бамперами «форда», Джон не нашел ничего, кроме грязи.
   Это означало лишь то, что он ничего не нашел. Двери машины были заперты. Бардачок, где лежал, ожидая сильной руки, пистолет Фрэнка, — тоже.
   Когда он выезжал с автостоянки Центрального вокзала, в зеркалах его машины была лишь пустая дорога. Проехал перекресток, на котором три дня назад пуля разнесла Фрэнку голову. На остановке автобуса толпились люди. Толстая женщина болтала по телефону-автомату, из которого Джон звонил в ЦРУ.
   Джон непроизвольно сжал руль. Вперед. На желтый свет, меняя полосы движения, проехал пять кварталов на запад, нырнул в проезд, развернулся, еще раз развернулся.
   Вроде никого.
   Округ Колумбия незаметно перешел в штат Мэриленд. Единственным видимым отличием были таблички с названиями улиц, проносившиеся мимо окна машины. Это эпоха мегаполисов. Границы стираются ради выгоды и силы. Джон проезжал мимо торговых центров и заправочных станций. Крепость, окруженная акрами лужаек, выглядела как психиатрическая больница — пристанище для живых покойников. Закусочные. И снова бензозаправки.
   Красный свет остановил его у перехода между круглосуточным магазином и большой автостоянкой. Кучка оборванных латиноамериканцев на обочине высматривала, не появится ли какой-нибудь охотник до дешевой рабочей силы.
   Зеленый свет. Поворот налево, поехал прочь.
   Только эти люди в его зеркалах. Теперь курс на запад, к Роквил-Пик, который располагался по соседству с его домом. Он подъехал к крытой муниципальной автостоянке за трехэтажным торговым центром, где в свое время группа Па-ква и Синг-и, в которой он занимался, арендовала танцевальную студию для тренировок.
   Когда Джон парковал свою машину, в его голове всплыл вопрос, который Корн задал в тот первый ужасный день:
   «Ты работал с агентурой в Таиланде, Гонконге. Посмотри на Фрэнка через призму работающего с агентурой резидента. Ты заметил в нем что-нибудь необычное?»
   Когда Джон выходил с территории автостоянки, его нейлоновый плащ был застегнут в тщетной попытке защититься от холода, пистолет Фрэнка заткнут за пояс брюк. Пройдя три квартала, Джон заметил будку телефона-автомата рядом с таиландским ресторанчиком. Набрав номер, он вновь услышал лишь длинные гудки.
   Спустя двадцать минут он уже подходил к дому Фрэнка, дубликат ключа, лежавший в его кармане, помог ему благополучно проникнуть внутрь.
   Фонг не было. Единственным признаком ее существования был портфель, оставленный внизу на столе.
   Осмотреть ее чемоданы, комнату, в которой она спала, перетряхнуть одежду, которую она...
   Нет. Не ее. Не это.
   Она сказала, что останется в Балтиморе на обед может, дольше. Она не подошла к телефону, когда он звонил.
   Его часы показывали 4:10.
   Полно времени. Он бросил свой портфель и нейлоновый плащ на кушетку, ослабил узел галстука.
   Пистолет врезался ему в бок.
   Положил его на столик для кофе.
   Запомнить, где что находится.
   Он встал на стул, принесенный из кухни, исследовал названия видеокассет в самом верхнем ряду. За любимыми классическими фильмами Фрэнка Джон обнаружил шесть кассет «только для взрослых».
   Он включил телевизор, уменьшил громкость. Задумался, разглядывая кассеты. Сделанная им находка никак не укладывалась в голове Джона. Или эти кассеты не представляли никакой ценности для Фрэнка, или Джон совсем не знал своего партнера.
   «...что-нибудь необычное...»
   Названия двух фильмов были знакомы Джону по шумным скандалам, которые они вызвали.
   «По крайней мере эти две кассеты могли претендовать на определенную культурную ценность для такого коллекционера, как Фрэнк», — подумал Джон.
   Отложил их на кофейный столик.
   Рядом с пистолетом.
   «Целебная сила минеральных источников» — банально, предсказуемо. На кофейный столик. «Любовь не ржавеет» — глупо, нелепо. На столик, следом за предыдущей.
   Что осталось? «В рай нелегально», на коробке стоящая на коленях кудрявая брюнетка демонстрирует обнаженную спину, и «Эксайлес» с надувшей губы знойной блондинкой, сидящей верхом на стуле, на ней лишь черный пояс с резинками, чулки в сеточку и туфли на высоком каблуке.
   Джон загрузил «Эксайлес» в видеомагнитофон Фрэнка. Неправдоподобные имена в титрах. Платиновая блондинка с алыми губами в крошечном красном платье пинала изящной туфелькой спущенное колесо спортивной машины. Мужчина в очках предложил ей свою помощь. Они прошли к нему. Он позвонил в гараж. Сказал, что он поэт. Она сказала, что оказалась на дороге «потому, что время от времени все мы мечтаем отправиться далеко-далеко, куда глаза глядят». Они поцеловались. Под красным платьем на ней был лишь черный пояс с резинками и чулки. Он снял свои очки. Она тискала его. Он тискал ее. Звучала ужасная музыка. Гостиная. Спальня. Появилась женщина в комбинезоне механика...
   Наблюдая за этим, Джон испытывал лишь душевное оцепенение и тошноту.
   Скверно так вламываться в жизнь Фрэнка. Красть его секреты, вынюхивать...
   Что он видел? Бездушные исполнители, запертые в прямолинейном, двухмерном пространстве экрана; безвкусная, дилетантская игра.
   Бьющая тяжело, наверняка. Глаза горящие, ищущие, уверенные. Но...
   Пустые. Опустошающие.
   Джон вертел в руках пульт дистанционного управления, пока не нашел кнопку быстрого просмотра. Наблюдая, как карикатурные фигуры на экране выполняют свои акробатические трюки, он не мог сдержать смеха. Джон не предполагал, что в его обязанности шпиона будет входить и просмотр подобных фильмов.
   Экран погас. «Эксайлес» закончился.
   Часы показывали 4;57.
   Полно времени. Он просмотрит все. Потом уйдет и унесет с собой секреты, которые удалось разузнать, но которые никоим образом не прибавили ему ни мудрости, ни безопасности и, уж конечно, ничего не прояснили.
   Он поставил «В рай нелегально» и опустился на кушетку.
   Титры. Ни одного правдоподобного имени.
   Уже здесь начинается ложь. Не фантазия, не вымысел — в твою душу проникает ложь.
   Кудрявая брюнетка и здоровенный тяжелоатлет в постели. Голые. На ее правой ягодице татуировка, сине-красная бабочка. К особым приметам качка можно было отнести лишь усы, торчащие в разные стороны. Он сделал ей комплимент. Она поблагодарила, объяснила ему, чем хочет заняться. Назвала это раем. Он ответил, что никогда этим не занимался. «Я не знаю как», — сказал он. Она встала перед ним на колени. Выгнулась, демонстрируя свой пышный зад, сказала...
   Входная дверь. Ключ в замке.
   Вскочил с кушетки. Дверь распахнулась.
   Вошла Фонг.
   Увидела Джона, оторопела от неожиданности:
   — Какого...
   Джон дрожащими пальцами искал кнопку «стоп» на пульте. Нажал кнопку отключения звука. Звук пропал, но действие на экране продолжалось.
   — Джон?! Почему ты... Как...
   Она уставилась на экран, прижимая к груди пакет с продуктами.
   — Фонг, ты собиралась...
   Ее глаза расширились.
   — Ты... сукин сын! — завопила она. — Маньяк, ты маньяк...
   — Не вопи! — сказал Джон, помня про пожилую даму по соседству. Он шагнул к Фонг.
   Она бросила в него пакетом с покупками.
   Он отбросил кулек в сторону. Бутылки с кокой, спаржа, упаковки с мясом, картошкой, картонная коробка с яйцами.
   — Послушай! Все в порядке!
   Она взмахнула своей сумочкой на ремне. Джон нырнул в сторону, отступил на шаг, уклонившись от просвистевшей мимо уха сумочки. Фонг продолжала вопить.
   Поймал сумочку за ремень, дернул.
   Она выпустила ее из рук, Джон потерял равновесие.
   Фонг бросилась к входной двери.
   Он поймал ее, когда она уже ухватилась за дверную ручку.
   — Пожар! — завопила Фонг.
   Руку на ее талию, вторую — на плечи. Рывком отбросил от двери.
   Она отлетела прочь, запнулась о кушетку, упала на спину, запуталась в плаще, нога в синих джинсах болтаются в воздухе, руки в ярости колотят по кушетке, по столику.
   Схватила пистолет.
   — Не надо! — крикнул Джон.
   Он упал на колени, раскинув руки: беспомощен, видишь, я беспомощен, — она поднялась на ноги. Черное отверстие 45-го калибра нашло его. Пистолет дрожал в ее руках. Она пятилась, огибая кушетку, к столу, к телефону.
   — Ты... ты...
   — Все в порядке!
   — В порядке? В порядке? Ты проявил ко мне участие, и я думала... А после этого ты врываешься сюда... Ты... Врываешься в мой дом, в дом моего отца... с пистолетом, и после этого все в порядке? Ты, прикидывавшийся близким другом! Да знаешь, кто ты на самом...
   — Эй, это не про меня!
   — О, ну конечно, это не ты, ты некий космический «друг», перенесенный сюда при помощи луча космическими пришельцами!
   — Я всего лишь собираюсь встать.
   Медленно, продолжай говорить. Заговаривай ей зубы:
   — Мои колени не могут больше...
   — Если ты сделаешь хоть один шаг, твои колени отправятся к чертовой матери!
   — Я стою на месте!
   — Заткнись, дерьмо!
   — Выслушай меня!
   — О, я знаю, ты мастер заговаривать зубы! Не вешай мне лапшу на уши!
   Она отступала к телефону. Вызовет полицию.
   — Не надо! Не звони никуда. Не надо пока...
   — Не указывай мне, что я должна делать! У меня есть это, — она махнула пистолетом, — поэтому командовать тут буду я!
   Пистолет снят с предохранителя. Если она умеет с ним обращаться, то успеет сделать три, может быть, даже четыре выстрела, прежде...
   — Черт тебя дери, не двигайся!
   — Я не двигаюсь!
   — Ты только что подвинулся! Я видела, ты подвинулся!
   — Я никуда не двигаюсь!
   Их разделяло двенадцать футов, может, чуть больше.
   Времени хватит на два выстрела, может быть, три...
   — Как ты думаешь, кто ты такой? — Слезы катились по ее щекам. — Что ты себе воображаешь...
   Продолжая пятиться, она уперлась в стол. Телефон был в пределах ее досягаемости.
   — Я здесь по делу. Для ЦРУ. Для твоего отца...
   — Мой отец не занимался таким дерьмом!
   — Прошу тебя, выслушай, пожалуйста, только выслушай...
   Заметил, что выражение ее лица стало оцепеневшим, бессмысленным.
   Потерянный взгляд, рот открыт. Взгляд устремлен мимо Джона, на телевизор.
   Медленно обернись и посмотри.
   Звук выключен, картинка цветная, предрождественская дата в титрах внизу экрана. Высоко закрепленная камера, направленная под углом вниз, снимала разговор двух мужчин в странной гостиной.
   Полностью одетых мужчин! В кадр попадали спина и плечи одного, сидевшего на кушетке, другой сидел, нервно ерзая, на стуле напротив.
   Воспользуйся Фонг пистолетом в доме Фрэнка, и закон будет на ее стороне. Не отрывая глаз от экрана, Джон пошарил по кофейному столику в поисках пульта и включил звук.
   — ...я никогда не делал этого раньше, — говорил мужчина, сидящий на стуле. Он в смущении отвел взгляд от человека, сидящего на кушетке.
   — Все когда-то делали первый раз, — заметил мужчина на кушетке. В кадре были видны только его плечи и затылок. Судя по всему, он был одет в черную комканую куртку. Его темные волосы были собраны на затылке в крысиный хвостик.
   Повернись. Дай посмотреть на твое лицо.
   Экран погас, закружился черно-белый снег.
   Снова мигнул, те же люди в той же гостиной.
   Мужчина на стуле — лицом к камере. Модная прическа, голубая рубашка, спортивная куртка, плотное телосложение, на вид лет сорок.
   «Однако ты не знаешь о камере», — подумал Джон, наблюдая за глазами мужчины. Его взгляд не был прикован к объективу, но он и не избегал смотреть в этом направлении. Он говорил и двигался, как актер, достойный «Оскара», или как неизвестная звезда: «человек на стуле».
   ЧЕЛОВЕК НА СТУЛЕ. Не то чтобы я не был благодарен за предложенную работу, я только хочу сказать...
   Второй «актер», продолжавший сидеть на кушетке спиной к камере, прервал его.
   ЧЕЛОВЕК НА КУШЕТКЕ. Рад помочь тебе. Мы создаем великое братство. Ты заслуживаешь...
   ЧЕЛОВЕК НА СТУЛЕ. Видите ли, дело в том, что...
   Он наклонился к кофейному столику. Человек на кушетке подался вперед...
   Экран опять заполнился черно-белым снегом.
   Фонг по-прежнему стояла за спиной Джона. Они наблюдали за тем, как на экране крутилась и плясала «снежная» метель.
   Экран моргнул, и опять появились те же двое в той же гостиной, по-прежнему сидевшие каждый на своем месте.
   ЧЕЛОВЕК НА СТУЛЕ. ...я только хочу знать это наверняка.
   Ч ЕЛОВЕК НА КУШЕТКЕ. Все хотят знать наверняка. Однако ты уверен в себе?
   ЧЕЛОВЕК НА СТУЛЕ. Уверен. Вроде бы уверен. Да, я уверен.
   ЧЕЛОВЕК НА КУШЕТКЕ У тебя нет никаких оснований беспокоиться. Ты должен послать все это дерьмо куда подальше, правильно?
   ЧЕЛОВЕК НА СТУЛЕ. Верно.
   ЧЕЛОВЕК НА КУШЕТКЕ. В общем-то все дело — сущий пустяк.
   ЧЕЛОВЕК НА СТУЛЕ. Верно.
   На столике между ними стояли бутылки с пивом. Дневной свет заполнял окно в углу экрана.
   ЧЕЛОВЕК НА КУШЕТКЕ (руки расставлены, длинные белые кисти рук торчат из рукавов черной куртки). Думаю, ты понимаешь, что в такого рода делах не стоит задавать много вопросов!
   «Наклонись же вперед! Лицом к камере!»
   ЧЕЛОВЕК НА СТУЛЕ. По-моему, я имею право спросить...