Грейди Джеймс. Гром

   Куча его окровавленной одежды.
   Достал черный пластиковый мешок для мусора из шкафа на кухне.
   Ботинки, часы, рубашка, галстук, костюм — все туда. Все.
   Плащ, который передало ему ЦРУ. Все в мешок.
   Сверху завязал узлом так, чтобы ничего не выпало.
   Мусор вывезут только в четверг, то есть через два дня.
   Если он пронесет мешок сквозь темноту, поставит его на обочине перед арендуемым им коттеджем, то у енотов будет два дня, чтобы распотрошить его.
   Не могу оставить этот мешок здесь. Только не в доме.
   Стрелки на тикающих часах показывали 8:07.
   В доме были включены все светильники. Они сияли у него за спиной, когда он выходил наружу. Он забросил черный мусорный мешок в дальний угол веранды. Постоял в полумраке, вглядываясь в темень за окном.
   Раздался хруст шагов по морозной земле. Вдали. В темноте. Под деревьями. Тишина. Ближе. Двигающаяся в ночи тень. Стала материальной. Приняла очертания человека. Невысокого. В плаще. Шляпа скрывала лицо. У него что-то было в левой руке, он подходил ближе, все ближе...
   В полумрак веранды вступил Харлан Гласс, руководитель центра по борьбе с терроризмом при ЦРУ. Указательный палец его правой руки, одетой в перчатку, был прижат к губам.

Глава 6

   Храня молчание, Джон проследовал за человеком в шляпе в дом.
   Сердце громко стучало.
   Сохраняй спокойствие.
   Харлан Гласс притворил за собой дверь. В руке у него был плоский дипломат. Пальцем одетой в перчатку руки он щелкнул кнопкой на небольшой пластиковой коробочке, которую достал из кармана плаща.
   Он провел коробочкой вокруг стереосистемы Джона. Выдернул из розетки автоответчик. Внимательно осмотрел комнату. Потом положил коробочку на кофейный столик и пристроился на старом, облезлом стуле.
   Джон так же молча устроился на кушетке.
   Старый цэрэушный зубр расстегнул плащ. Он аккуратно положил свою мягкую шляпу на кофейный столик.
   — Ненавижу шляпы, — сказал он.
   Джон прикрыл глаза. Гласс между тем продолжал:
   — Полагаю, что могу доверять тебе.
   — Полагаю, что это мой дом, — сказал Джон.
   — Ты думаешь, это имеет значение? — Гласс продолжал сидеть в перчатках. — Кто-нибудь еще приходил сюда сегодня вечером?
   — Нет.
   — Были телефонные звонки?
   — Это что, ваше дело?
   — Это наше дело, — сказал Гласс, — или я сейчас уйду.
   Он подождал, наблюдая, как в глазах Джона постепенно разгорается интерес.
   Наконец Джон ответил:
   — Мигель Зелл звонил. По поводу завтрашних слушаний.
   — Да, я понимаю его подход. Он говорил о чем-нибудь еще?
   — Нет.
   — Разговаривал с кем-нибудь еще?
   — Мыс мамой обсудили погоду в Южной Дакоте. Гласс вздохнул:
   — Вынужден поверить тебе. А ты поверь мне.
   — Вы большой начальник в управлении, и доверять вам — моя обязанность.
   — Я скорее предпочел бы услышать от тебя в ответ дерзость, чем это.
   Ничего не говори. Жди.
   — Хорошо, — сказал его незваный визитер. — Терпение и осторожность — вот единственные добродетели, которыми должен обладать шпион. В любой момент, когда захочешь меня остановить, сразу говори, так как на кон поставлена твоя жизнь. Ты не должен обсуждать то, что я тебе сейчас расскажу, с кем-нибудь еще: ни с твоим непосредственным начальником Зеллом, ни с твоим наставником Вудруфтом, ни с заместителем директора Алленом, ни даже с самим директором. Мы находимся на минном поле.
   Джон пожал плечами.
   — Да или нет? — спросил Гласс.
   — Пока да.
   — Ты поступаешь так же, как поступил бы я сам, — сказал Гласс.
   Он водрузил дипломат на колени, извлек из него листок бумаги и положил перед Джоном.
   Главная заповедь сотрудников ЦРУ — от рядового агента до директора — состояла в том, что ни один документ не должен был покидать стен управления.
   — Что ты думаешь об этом? — поинтересовался Гласс.
   Это была ксерокопия анонимного письма, напечатанного на пишущей машинке через один интервал на бланке ЦРУ.
   "Дорогой сенатор Фаерстоун!
   Если вы действительно заинтересованы в том, чтобы раскопать что-либо против ЦРУ, проверьте, что случилось с американцем по имени Клиф Джонсон, который был убит в Париже в январе, и, возможно, мы оба продвинемся в своих делах".
   — Никогда не слышал об этом раньше, — сказал Джон.
   — Ты уверен?
   — Положительно, никогда ничего об этом не слышал.
   — Я верю тебе, — сказал Гласс. — По-видимому, это самое разумное, что я могу сделать.
   — Как вы раздобыли его?
   — Его передал мне Фрэнк Мэтьюс, письмо попалось ему среди почты, поступающей в ваш офис.
   — Типичная анонимка.
   — На первый взгляд да. Маловразумительное анонимное письмо, направленное нашему самому шумному критику в комитете по делам разведки при сенате. Он торчит в этом комитете, потому что никак не может урвать жирный кусок налоговых средств, чтобы вернуть его назад, в Сент-Луис, и купить таким способом голоса своих избирателей, поэтому попасть на первые полосы газет — это все, на что он может рассчитывать.
   — Злобствующий тип.
   — Сенатор, автор письма или оба? — поинтересовался Гласс.
   Ни один из них при этом не улыбнулся.
   — Канцелярия сенатора Фаерстоуна получила это, — сказал Джон. — Увидев пометку «ЦРУ», передала его тому, кто в штате Фаерстоуна занимался вопросами разведки, а тот отфутболил письмо в представительство ЦРУ при конгрессе.
   — С пометкой «взято на контроль» в углу письма над подписью сенатора, — сказал Гласс. — Очевидно, на это повлиял тот факт, что письмо было напечатано на бланке ЦРУ — независимо от того, был ли бланк подделкой или нет. Не будь этого, письмо, возможно, просто отложили бы в сторону, как забавное недоразумение.
   — Оно вполне могло прийти от доносчика-анонима уже с этой пометкой, — сказал Джон.
   — Это письмо легло на мой стол одиннадцать дней назад. Вот тогда все и закрутилось. Когда я впервые увидел это.
   — Что увидели?
   — То, чего не было: данных об этом происшествии не было ни в ДЕСИСТ, ни в одном из наших файлов. Кроме того, никто из наших старых друзей в оперативном отделе, никто в управлении контрразведки, никто ничего не слышал об анонимном письме, и ни у кого нет никаких сведений, касающихся Клифа Джонсона, убитого в Париже, кроме тех, что были в печати.
   — Фрэнк не стал бы из-за одного потерянного при пересылке...
   — Так оно и было. Я сам пришел к Фрэнку. Он к тому времени уже обнаружил, что его обычные запросы, посланные в различные отделы управления, пропали без следа.
   — За исключением запроса, посланного в ваш центр.
   — В ЦБТ каждое «обычное» сообщение из Белого дома или конгресса в первую очередь ложится на мой стол.
   — Облегчая тем самым...
   — Лишая тем самым «контролеров» из конгресса возможности первыми нанести удар, — сказал Гласс. — И лишая официального шефа из ФБР возможности заниматься политическими интригами в обход меня или управления.
   — Что сказал Фрэнк?
   — Что никто ничего не знает.
   — И как он поступил?
   — А это ты мне расскажешь.
   Джон напрягся.
   — Мы оба понимали, что если кто-то перехватывает его текущие запросы, значит, у нас серьезная проблема.
   — Проводить перехват, подобный этому, означает...
   — Адское количество работы, — сказал Гласс. — К тому же риск.
   — Зачем? — спросил Джон. — Чего ради?
   — Найти нечто такое, что окупит все усилия. Возможно, сначала письмо, а потом действия Фрэнка чувствительно задели какую-нибудь важную операцию, скоординированную на уровне директора ЦРУ, или совета руководителей отделов, или на штабном уровне. Или в недрах Белого дома. Не исключено также, что он напоролся на чью-то несанкционированную операцию, оставшуюся с прежних дней.
   — И что вы предприняли?
   — Это был вызов Фрэнку. Это столкновение ударяло по престижу офиса — вашего офиса. Он просил меня ничего не предпринимать. Официально не регистрировать запрос и не посылать ответа. Не допустить, чтобы это просочилось в ЦБТ и стало известно шефу ФБР. Фрэнк заставил меня пообещать никому ничего не говорить. Потому что он был профессионал и друг...
   Гласс, вздохнув, продолжил:
   — Представь себе, что я чувствовал, как профессионал. Мы нарушили правила управления.
   — Почему Фрэнк не забил тревогу?
   — Фрэнк всегда больше верил в себя, чем в систему. К тому же система и раньше давала сбои.
   — Теперь он мертв.
   — Да. Теперь он мертв. А его дело досталось нам в наследство. И я виню себя за то, что послушался его уговоров.
   На кухне по-прежнему тикали часы. Джон сказал:
   — Я боялся, что сошел с ума. Боялся остаться в одиночестве.
   — Возможно, мы оба сошли с ума, — заметил Гласс.
   — Его убили из-за этого дела, — сказал Джон.
   — Если, конечно, его убили, — поправил его Гласс.
   — Как вы можете...
   — Подумай вот о чем. Во-первых, все доказательства говорят в пользу шальной пули. Во-вторых, преднамеренное убийство сотрудника ЦРУ принесет много неприятностей и не много пользы. Что может оказаться настолько ценным, чтобы рискнуть направить всю американскую разведывательную систему по своему следу?
   — Если бы я знал, что... Что вы хотите от меня? — спросил Джон.
   — На тебя теперь вся моя надежда, — сказал Гласс. — Ты должен сыграть основную роль в разрешении этой загадки.
   — Вы пришли за моей шкурой.
   Шкура: когда резидент ЦРУ вербует шпиона для секретной работы, говорят, что он прибивает «шкуру» на свою украшенную трофеями стену.
   — Я уже давал присягу на верность, — напомнил Джон.
   — Охранять и защищать конституцию. Это именно то, что мне от тебя нужно.
   — За самыми громкими лозунгами обычно скрывается самая грандиозная ложь, — сказал Джон.
   — Найди мне правду, и мы оба будем счастливы.
   — Если правда — это то, что вы хотите, вам следовало бы поднять этот вопрос на сегодняшнем совещании.
   Гласс покачал головой:
   — Правда — это козырная карта. Используй ее в неподходящее время, и она потеряна. В неловких руках правда может поразить тебя самого. Первый шаг Фрэнка был в направлении системы. И система дала сбой. До тех пор, пока я не узнаю, что, как и почему, у меня нет возможности бросить козырную карту этого сообщения на официальный стол.
   — Даже на этом совещании?
   — Фрэнк послал копии этого письма в отделы, которыми управляют люди, присутствовавшие на совещании. В оперативный отдел, руководимый Алленом и Вудруфтом. В службу безопасности, руководимую Корном. Юрисконсульту, на случай, если существовал запрет со стороны закона. Мигелю Зеллу, твоему боссу. Я ожидал, что хотя бы один из них вспомнит про это, — Фрэнк сказал, что их копии тоже были перехвачены, но я надеялся...
   — Нет, — уточнил Джон, — вы боялись.
   — Да, я на самом деле опасался: если один из них организовал перехват писем Фрэнка, то, подними я этот вопрос, это сразу заставит их действовать более осторожно и тщательно заметать следы. Лишит меня прикрытия и элемента неожиданности.
   — Но если бы вы рассказали всем...
   — В этом случае мы бы потеряли контроль над ситуацией. В этом случае мы бы породили хаос.
   Гласс покачал головой:
   — Не важно, что ты об этом думаешь, но я люблю это управление не потому, что оно есть, а потому, что оно должно быть. Это новая эра. «Холодная война» ушла в прошлое. Больше не существует явных врагов.
   — Дела от этого не стали легче или яснее, — возразил Джон.
   — Единственное, что раньше было ясно всем, так это то, что мы нужны. Эта необходимость не отпала, но исчезла ясность. Аллен сегодня попал в цель, когда сказал, что за будущее управления придется побороться. Если бы мы бросили это письмо, подобно гранате, то взрыв скорее разрушил бы управление, чем прояснил... то, что необходимо прояснить.
   — Хотелось бы найти того, кто убил Фрэнка.
   — Хотелось бы найти, если он, конечно, был убит, независимо от того, связано это с письмом или нет, и хотелось бы узнать, что скрывается за этим письмом.
   — Вы не собираетесь рассказать все в управлении, не так ли?
   — Пока нет, — согласился Гласс.
   — То есть ваше дело не относится к делу Фрэнка.
   — Они связаны вместе, — сказал Гласс. — Будущее управления и прошлое Фрэнка.
   «Возможно, — подумал Джон. — Эта связь трудноуловима, но, возможно, она действительно существует».
   — Вы хотите, чтобы я отступился, — сказал Джон.
   — Вряд ли ты это сделаешь, независимо оттого, что сейчас скажешь мне, — сказал Гласс. — Нет, я хочу, чтобы ты докопался до правды. Но сделал это в глубокой тайне, не оставляя следов и отпечатков пальцев. Чтобы в дальнейшем не было никакого шума и не возникало никаких вопросов. Это именно то, что попытался сделать Фрэнк.
   — Да, и где он теперь. Логичным для меня было бы обратиться к офицерам, которые старше меня по званию: Зеллу, Вудруфту.
   — Тогда уж не стоит останавливаться на этом. Пойди к Аллену. И директор возвращается в город завтра. Конечно, первый шаг Фрэнка был в сторону системы. Если проблема в управлении, если нашелся некто, способный перехватить запросы Фрэнка, чтобы помешать наведению справок, то этот некто с тем же успехом мгновенно распознает нас, если мы сделаем хоть шаг по одной из лестниц управления.
   — Фрэнк упоминал разъяренного зверя.
   — Он имел в виду конкретного человека или это была метафора?
   — Слишком поздно задавать этот вопрос.
   — Но ведь не поздно узнать ответ? — сказал Гласс. — Кроме того, если ты прав и Фрэнк был убит, ты, как его партнер, представляешь угрозу для убийцы.
   — Это тешит честолюбие.
   — Выполни это, но действуй умело. И вместе со мной.
   — А управление...
   — Управление устраивает версия случайной пули. Они будут ходить вокруг да около, создавая видимость расследования смерти Фрэнка. Потратят массу времени и энергии, состряпают солидный отчет и, таким образом, «решат» проблему. Ты прекрасно знаешь, как это обычно делается.
   — Проделанная работа и конечный результат — две совершенно разные вещи.
   — Назови это как хочешь, но мне необходимо выяснить, чем занимался Фрэнк, какие у него были намерения, что ему удалось узнать, — и выяснить все это, не вызывая нового кризиса. Иначе меня будет мучить совесть. Тебе же необходимо выяснить, кто убил Фрэнка, если он действительно убит. К тому же, — помолчав, добавил Гласс, — тебе необходимо выполнять свою работу в управлении так, чтобы ни у кого не вызвать подозрений.
   Стройная логика. Замкнутая. Справедливая.
   — Если я в тебе не ошибаюсь, — продолжил Гласс, — мы оба получим то, что нам нужно.
   — Каким образом я смогу сделать все это? — спросил Джон.
   — Будь осторожен и осмотрителен.
   — С одной лишь вашей санкцией.
   — Проблема находится где-то в вашем офисе. Я руковожу ЦБТ, но без санкции шефа ФБР я могу сделать немногое. Наша основная функция — координирование. Исследования. Может быть, со временем Пентагон и ФБР, таможенный департамент и ЦРУ позволят центру превратиться в действенную силу, но на сегодняшний день у меня в подчинении нет агентов, способных действовать. Ты мой единственный шанс.
   Джон закрыл глаза. Потер лоб. Вновь открыл глаза. Гласс сидел на прежнем месте.
   — Это означает, что я буду тайно действовать против управления.
   — Это означает, что мы отдадим последний долг другу, — сказал Гласс. — Это означает, что необходимо сделать выбор.
   — Это не...
   — Ты был в этой машине. Надо все сделать умело и постараться выжить.
   — Стать шпионом.
   — Это твоя профессия.
   — С вами в качестве связного. Потому что...
   — Потому что если я, если мы не справимся с этой операцией, стоит ли говорить, как это может сказаться на делах управления. Нам необходимо сделать это вместе. Насколько я могу судить, это была единственная ошибка Фрэнка. Он настаивал на том, чтобы работать в одиночку. В результате его работа умерла вместе с ним.
   — А что, если я откажусь?
   — В этом случае я встану и уйду.
   — И приготовите ящик, в который я сыграю. Гласс ничего не сказал.
   — Почему, собственно, я должен доверять вам? — спросил Джон.
   — Кто еще пришел к тебе со своими откровениями? Кто еще поверил твоей интуиции? Ты должен кому-нибудь довериться. — Гласс пожал плечами. — Сперва Фрэнк доверял системе, потом он стал доверять только самому себе.
   — Мне не хотелось бы потом потеть перед большим жюри, — сказал Джон.
   — Пусть это тебя не беспокоит. Вспомни, после всех этих скандалов, Свиньего залива и Феникса, Уотергейта и Иран-контрас, ни один из наших не был официально привлечен к ответственности.
   — Мне также не хотелось бы быть найденным плавающим в Чесапикском заливе или замерзшим насмерть в двух шагах от своего дома. Не хочу доставлять вам хлопоты с моими похоронами.
   — В этом случае тебе лучше всего быть виртуозом, каковым я тебя и считаю.
   — А как насчет вас?
   — Ничто не заставит меня отступиться. Кроме того, ты имеешь опыт работы в полевых условиях, ты собака-ищейка. — Гласс достал конверт из своего дипломата. — Здесь доверенности, которые Фрэнк составил много лет назад и согласовал с управлением. Адвокатская контора принадлежит нам. Ты можешь использовать эти документы, чтобы заявить права на его машину и бывать в его доме.
   Ключи выпали из руки Гласса на стол.
   — Дубликаты, которые я реквизировал у тупиц Корна. От машины Фрэнка и от квартиры.
   — Откуда вы знаете, что можете доверять мне? Существуют вещи, которые я делал...
   — Не надо рассказывать мне то, что мне знать не обязательно. — Гласс вздохнул. — Считай, что я просто вынужден доверять тебе. У нас не должно быть рискованных встреч. Способ телефонной связи и адреса находятся в этом конверте. Никаких письменных отчетов. Ты не хуже меня знаешь наши условия. Работа должна быть сделана чисто, но работа будет тяжелой. Сделай это как можно быстрее: письмо получено уже довольно давно, и след Фрэнка с каждой минутой становится все холоднее. Кроме того, тебе необходимо выполнять свою повседневную работу на Холме. Это отличное прикрытие, хотя сама по себе она тоже очень важна.
   Гласс встал, что заставило Джона тоже подняться.
   — Не верь никому, — сказал Гласс. — Ни Вудруфту, ни Зеллу, и уж совершенно определенно. Корну: он параноик, хотя его интересы близки нашим, но по отношению к тебе — он охотник. Хотя я не понимаю, почему.
   — Я тоже.
   — В конверте ты также найдешь триста долларов — мои личные деньги. Я даже не могу оказать тебе в этом деле достаточную финансовую поддержку или гарантировать, что смогу в дальнейшем покрыть все расходы, связанные с этим делом.
   Джон посмотрел на конверт, который Гласс положил на его стол.
   — Мне нужен ответ, — сказал Гласс. — Прямо сейчас.
   В любом случае ты собирался сделать это. Поэтому лучше сделать это правильно. С умом.
   — Договорились, — сказал Джон. — Ваша разработка операции, мое выполнение.
   — Ты и я. — Гласс покачал головой. — Ты, наверное, вырос на песнях «Битлз».
   — Я вырос после того, как они распались, — сказал Джон.
   Гласс вздохнул, застегивая плащ. С особой тщательностью он водрузил на голову шляпу. Посмотрел на свое отражение в ночной темноте окна. Рывком сдвинул шляпу на лоб, с энергичным бульдожьим кивком головы напоследок скрылся в ночи.
   Уже в дверях он обернулся и сказал:
   — Нет худа без добра. Хорошо, что ты оказался в тот момент в машине.

Глава 7

   Пройди круг.
   Не думай.
   Просто пройди круг, пока ночь отступает.
   Джон начал разминаться еще в темноте, лужайка перед коттеджем была залита светом, струящимся из открытой двери. Он был похож на тень, порхающую по спящей траве, упражняясь в Па-ква и Синг-и. Подкрадывался к невидимому противнику, поворачивался в одном направлении, в другом. Он двигался бесшумно, с прямой спиной, как если бы он сидел на стуле, который из-под него только что выдернули.
   Обратись к центру.
   Тыльная сторона ладони нанесла удар, завершив круговое движение руки. Глаза сфокусированы на кончике указательного пальца. Другая рука согнута, ладонь повернута к земле, пальцы защищают ребра. Он опустил свое дыхание до пупка, выполняя тьян-тьен. Пока он шел, он дал разуму и духу возможность побыть открытыми и расслабленными.
   Будь свободным от предчувствий. От беспокойства.
   Свободным от предостережений интуиции. Забудь о том, кто ты есть. Забудь о насущных делах. О том, что предстоит сделать. О Глассе.
   Воздух холодный, а Фрэнк горячий и влажный...
   Пройди круг.
   По щекам Джона стекал пот. Ноги болели. Мускулы рук горели от напряжения, вызванного сменой динамических поз.
   Когда он начал обходить круг, он ощущал холод и окостенелость. Результат пережитого вчера. На нем было теплое лыжное белье. Черные китайские ботинки с плоской подошвой. Серые тренировочные штаны. Белый спортивный свитер. Первые полчаса на нем еще были красная нейлоновая штормовка, черные перчатки и темно-синяя шапка. Сейчас он взмок, на лице поблескивали капельки пота, волосы спутались и прилипли ко лбу. Штормовка, перчатки и шапка валялись, отброшенные в сторону.
   Разогрев мышцы, Джон встал в ву-чи, позу бесконечности, руки по бокам, пятки вместе, носки врозь. Глубокое дыхание, и никаких мыслей в голове. Он погрузился в состояние полной внутренней концентрации, после чего перешел в сан-тьи — позицию стражника — и поспешил пройти через стаккато атаки Пяти Кулаков. Поработал над Синг-и — двенадцатью боевыми позами, носившими имена двенадцати животных. Следующими на очереди были шестьдесят четыре атакующих движения Па-ква: захват, подсечка, бросок, удар рукой, удар ногой. Закончив с Па-ква, он возобновил свое движение по кругу, чередуя восемь обманных движений, целью которых было ввести врага в заблуждение.
   Кем бы этот враг ни был.
   Джон совершал очередной круг, его глаза скользили по верхушкам голых деревьев, окружающих его дом. Изо рта при дыхании вырывались густые клубы пара. Коттедж попал в поле его зрения над кончиком указательного пальца.
   Серость ночи постепенно таяла. Взлетела птица. Джон продолжил движение. Перешел к пустой руке солнечного Лу-тянга. Правая нога Джона с размахом вылетела перед левой, кончик пальца устремился к центру воображаемой окружности. Джон перенес свой вес на другую ногу, развернулся назад — левая ладонь нанесла удар на уровне подбородка, этот удар привез в 1930-м из Шанхая колониальный полицейский, капитан Фаербэйрн — Макиавелли британских коммандос.
   Левая рука Джона ударила, сметая блок, поставленный воображаемым противником, он сделал шаг вперед, перенеся свой вес на другую ногу, и нанес ребром правой ладони удар в направлении незащищенного солнечного сплетения или сердца. Он отступил влево, его руки сместились, приготовившись поставить блок. Посмотрел вправо, и руки качнулись в этом направлении. Он обошел круг, его руки расслабились перед позицией готовности, когда его взгляд сконцентрировался на...
   Силуэте человека среди деревьев.
   Он стоял неподалеку от дороги, ведущей от улицы к дому Джона.
   Пройди круг.
   Силуэт оставался в поле зрения Джона. Джон кружился в Поворотах Желтого Дракона, что позволяло ему, не возбуждая подозрений, поглядывать на ряд деревьев. Силуэт в просвете между деревьями переминался с ноги на ногу, чтобы согреться, спокойно наблюдая, как отступает ночь.
   Коттедж был в сорока футах от Джона. Дверь была закрыта.
   Ничего не стоит получить пулю.
   Некуда бежать.
   Негде спрятаться.
   Пройди круг. Жди. И двигайся.
   Терпения Джона хватило только на один круг. Он остановился, встал в позу ву-чи, его глаза остановились на фигуре, скрывавшейся среди деревьев.
   Силуэт принял узнаваемые очертания. Внимательный взгляд Джона различил его среди деревьев, он направлялся вниз по дорожке, ведущей к коттеджу. Когда между ними остался десяток шагов, человек спросил:
   — А где твои кимоно и черный пояс?
   — Па-ква и Синг-и — искусства, воспитывающие дух, — отвечал Джон. — Внешние атрибуты — форма, пояса, ранги — в этом случае не существенны.
   — Ба-гва и Шинг-Ии? — спародировал занимающийся расследованием убийств детектив федерального округа Колумбия Тэйлор Гринэ. Щетина на его щеках казалась более серой, чем густые усы. Его карие глаза были налиты кровью, галстук расслаблен. — Они научили тебя этому дерьму в ЦРУ?
   — Я научился этому сам, — ответил Джон.
   — А где ты научился врать полиции?
   — Я никогда не врал вам.
   — Ха! Может, еще скажешь, что рассказал всю правду?
   — Уместную правду.
   — О! — Гринэ передразнил движение подсмотренного боевого танца. — Подобно твоему дерьмовому бою с тенью, «уместному» в городе, где любой размахивающий руками парень может получить в ответ сталь или свинец?
   Детектив окинул взглядом небоскребы, видневшиеся над макушками деревьев, поляну, коттедж Джона.
   — Отличное местечко, — сказал он. — Тихое, уютное. И довольно близко.
   — У самой границы штата Мэриленд.
   — Мы говорим о юрисдикции?
   — Вы пришли сюда. И говорите пока в основном тоже вы.
   — Так, значит, тебя зовут мистер «уместная правда».