Грейди Джеймс. Гром

   В холодном сыром переулке воняло мусорной свалкой. Черные полиэтиленовые мешки с мусором, выставленные за забор, должно быть, были разодраны собаками и крысами.
   Джон проследовал по аллее в сопровождении широкоплечего полицейского в синей куртке. За его спиной завизжали тормоза. Хлопнула дверь автомашины.
   В двадцати, пятнадцати, уже десяти шагах впереди детектив Тэйлор Гринэ и его напарник делали записи, техник из группы криминалистов щелкал затвором, фотографируя в различных ракурсах лежащего на спине четырнадцатилетнего паренька. Пальто на пареньке было застегнуто. Он лежал посреди черной лужи с вмерзшими в нее битыми кирпичами, его руки были широко раскинуты, одна рука вытянута к упавшему ранцу с вывалившимися учебниками (геометрия, латынь) и тетрадками, страницы которых переворачивал легкий ветерок. Другая рука рядом с кругом, нарисованным мелом вокруг трех блестящих стреляных гильз. Глаза подростка были открыты. Ноги в носках задраны вверх. Детектив Гринэ взглядом остановил Джона, продолжая делать пометки в блокноте.
   Из-за ограждения доносились звуки борьбы, бормотание и вопли:
   — Мой мальчик! Где мой мальчик?
   Башмаки зашаркали по асфальту.
   Окрик полицейского:
   — Стоять!
   Чернокожая женщина лет тридцати и ее мать бежали по переулку, преследуемые полицейским, потерявшим в пылу погони фуражку.
   — Билли! Билли! — вопила мать. — Биллииии!
   Гринэ, его напарник и криминалист образовали живую стену между подбежавшей женщиной и парнем, лежащим на земле. Партнеру Гринэ удалось схватить мать за руки. Она сделала еще один нетвердый шаг и начала оседать.
   — О Билли! Билли! Билли!
   — Иисус, Боже милостивый, о, мой Бог не Иисус, — рыдала бабушка.
   Однако у нее хватило сил помочь Гринэ и его напарнику поднять свою дочь на ноги.
   — Не здесь, — мягко сказал Гринэ. — Здесь не место. Не сейчас. Позже. Не сейчас.
   — Я хочу видеть моего сына! Я хочу видеть моего Билли, он хороший мальчик, он ходит в школу, он собирался пойти... Ему холодно, его надо согреть, скажите доктору, он...
   Пока они бережно, под руки уводили ее прочь, она все пыталась оглянуться.
   — О Боже! О Боже, нет, нет Бога, нет Бога!
   Бабушка прижалась головой к ее плечу. Полицейские вывели женщин за желтую ленту.
   — Его обувь! — причитала мать. — Где его обувь? Его новые кроссовки, я только вчера купила их для него! Он был такой... Где его обувь?
   Гринэ, его долговязый белый партнер и Джон наблюдали, как они уходят.
   Медленно, очень медленно Гринэ повернулся. Его бешеные глаза встретились с глазами Джона.
   И он набросился на Джона.
   Прижал его к кирпичной стене.
   — Тэй! — воскликнул его напарник. — Не наезжай!
   Успокойся!
   У Джона помутилось сознание, дыхание перехватило, он молотил кулаками по воздуху.
   Нет. Не надо.
   — Ну, все, уймись! — продолжал увещевать напарник Гринэ. Но попытки оттащить его в сторону не предпринимал.
   — Вот! — вопил Гринэ, брызгая слюной. — Вот! Что скажешь об этом? Что твое долбаное Центральное разведывательное знает про это? Что ты знаешь, ты, хренов самовлюбленный белый сукин сын, корчащий из себя спасителя мира? Каких-то четырнадцать хреновых лет, а этот парень уже мертв! Кого винить в этом дерьме, а? Вы, Центральное разведывательное! Скажите мне, ты скажи мне, как он сюда попал. Что вы сделали, чтобы этого не произошло? Делаете мир безопасным? Для кого? Для моих детей? А как, черт подери, вы собираетесь это сделать, позволив им получить в руки оружие, а в сердце пулю? Какой выбор, черт подери, оставляет им ваше треклятое Центральное разведывательное?
   — Полегче, Тэй, — попробовал опять вступиться его партнер. — Все нормально. Он-то здесь при чем.
   Гринэ сверкнул глазами. Толкнул Джона, однако не сильно. Отступил. Чернокожий сын-отец-муж-детектив повернулся, направился к желтой ленте. Долговязый напарник Гринэ поправил на Джоне костюм, сказал:
   — Никогда не стоит приближаться к полицейскому офицеру на месте преступления без предупреждения. Тебе могло крепко достаться.
   — Я вовсе не хотел этого, — сказал Джон.
   Белый полицейский многозначительно поднял указательный палец к небу. Пошел вслед за Гринэ, стараясь держаться к нему поближе.
   Джон остался у стены.
   Когда Гринэ вернулся, его взгляд был подернут дымкой.
   — Итак, — сказал он Джону, — ты звонил мне.
   — Ты оставил послание на двери моего дома.
   — Мой шеф получил уйму посланий от ваших людей. Во всех говорилось, что они не хотят разговаривать. Скажем так — пока не хотят, — добавил Гринэ.
   — Если я помогу тебе, то, возможно, и ты поможешь мне.
   — С какой радости, хотел бы знать, я должен тебе помогать?
   — Потому что мы делаем общее дело.
   Гринэ покачал головой:
   — Ты действительно в это веришь?
   — Да.
   — Хм.
   — Зачем я тебе понадобился? — спросил Джон. — Что тебе известно?
   — Затем, чтобы хорошенько дать тебе промеж глаз.
   — Зачем?
   — Затем, чтобы ты не пытался отыметь меня.
   — Я уже говорил — ты не в моем вкусе. — Джон отошел от стены. Прошел дальше вниз по переулку. Он не оборачивался, однако чувствовал, что Гринэ идет за ним вслед.
   Все, что они могли видеть, это мешки с мусором, ожидающие, когда их соберут, и желтая лента, перекрывающая вход с противоположной стороны переулка.
   Когда они отошли достаточно далеко, Джон сказал:
   — Если у тебя есть что-нибудь, то рано или поздно мы это обнаружим. Черт, вы все равно скажете нам, чтобы заманить в ловушку. Поэтому почему бы не рассказать сейчас?
   — Одно из веских слов в «вещественных доказательствах» за физикой, — сказал полицейский. — Тебе известно про траектории?
   — Достаточно много.
   — Тогда можешь нас похвалить, нам удалось восстановить траекторию пули, и она свидетельствует, что пуля, которой был убит Фрэнк Мэтьюс, была выпущена с тротуара или из машины, стоявшей на противоположной стороне улицы, а вовсе не прилетела неизвестно откуда и не свалилась с неба.
   — Физика — это религия, не наука.
   — Большое жюри может с тобой не согласиться.
   — Я ничего не видел, — сказал Джон.
   — Значит, тебе следует получше раскрыть свои глаза. — Гринэ повернулся к нему. — И следует рас сказать мне то, что тебе известно.
   Джон тяжело вздохнул:
   — Я знаю... Не надо выпускать это дело из рук, но и не надо давить. Не сейчас. Еще не время.
   — Может, расскажешь мне хоть что-нибудь?
   — Нет. — Джон посмотрел на полицейского. — Устроить засаду для того, чтобы убить кого-нибудь в условиях городского движения, — это абсурд. Вы должны знать, какой маршрут выберет жертва, необходимы хорошая погода и отсутствие каких-либо помех между стреляющим и жертвой...
   — Ты же говорил, что пули — это не по твоей части.
   — В вашей версии слишком много неизвестных величин, — сказал Джон.
   — Но шансы сильно возрастают, если у тебя есть сообщник, сидящий в машине. — Гринэ улыбнулся. — Некто, кто в состоянии «подсказать» маршрут, время, место. Некто, кто доставит «мишень» в нужное место. И все, о чем убийце нужно побеспокоиться, это хорошенько подготовиться, нажать курок и без суеты убраться. Человек, находящийся внутри, даже прикроет их отход своим враньем.
   — Ты считаешь, что я так поступил?
   — Кто знает, что он может «продать» жюри, — ответил Гринэ.
   — Они никогда не купятся на это. И ты так не поступишь.
   — Единственное слабое место в моей версии то, что ты был слишком близко к «мишени». Пули иногда непостоянны. Ты, возможно, проходил это в учебке, — добавил Гринэ. Он пожал плечами: — Десантник, рейнджер, «зеленый берет» — просто суперсолдат какой-то. Обычный запрос в Пентагон, не в ЦРУ. Конечно, орел-полковник, который позвонил непосредственно мне, полюбопытствовал, зачем мне эта информация.
   — И что ты ему ответил?
   — Что я проверяю поступившую информацию. Ты никогда не рассказывал мне, что служил в армии.
   — Ты не спрашивал.
   Гринэ сказал:
   — Все-таки почему ты мне позвонил?
   — Мне нужна информация, связанная с лицензионным знаком. Вся информация, какую сможешь получить. И она нужна мне сейчас и здесь.
   — Чего ради я должен этим заниматься?
   — Мы ведь делаем одно дело.
   — Посмотри вокруг повнимательней, амиго, — посоветовал Гринэ.
   — Я вижу тебя, меня, моего убитого напарника, и у меня возникает множество вопросов. Я ищу дорогу, которая меня хоть куда-нибудь выведет.
   — Ты мог начать с того, что рассказал бы мне правду. Я имею в виду правду, одну только правду и ничего, кроме правды.
   — Нет, не могу.
   — Кто мешает тебе? В этом переулке только ты и я.
   — А теперь ты оглянись вокруг, амиго.
   — Если я проверю этот номер, у меня тоже будет информация о нем, — заметил Гринэ.
   — Вряд ли она тебе что-нибудь даст. — Джон пожал плечами. — В один прекрасный день тебе может пригодиться то, что ты получишь. Возможно, когда-нибудь потом, но не сейчас, не сегодня.
   — Оскорбление полицейского при исполнении — это нарушение закона.
   — Но ведь в переулке только мы двое, ты и я.
   Гринэ молча посмотрел на него.
   — Я бы с удовольствием ушел отсюда, — сказал Джон. — А ты?
   — Эй, детектив! — крикнул санитар из морга, подкативший носилки к телу паренька. — Мы можем его забрать?
   Детектив по убийствам наклонился ближе к Джону:
   — Если ты мне нагадишь, я скормлю тебе твое собственное сердце.
   Джон внимательно посмотрел на него.
   — Давай сюда свою бумажку, — пробурчал Гринэ.
   Джон передал ему листок с вирджинским регистрационным номером.
   — Побудь здесь, — сказал Гринэ. — Сейчас я закончу.
   Гринэ вернулся к телу. О чем-то посовещался со своим напарником и криминалистом. Они собрали улики в специальные полиэтиленовые пакеты. Отдал приказ санитару убрать тело в резиновый мешок. Сфотографировали битые кирпичи, на которых оно лежало. Санитар покатил носилки с тяжелым резиновым мешком к выходу из переулка. Гринэ по-прежнему о чем-то совещался со своим напарником и криминалистом. Наконец они направились к выходу на улицу. Гринэ на ходу быстро просматривал записи, сделанные в блокноте, что-то бормоча в рацию. Через пару минут Джон услышал потрескивание ответа. Гринэ заполнил страничку записями. Перевернул страницу, продолжая заметки. Вырвал светло-зеленую страничку из блокнота, скатал в шарик и бросил на кирпичи возле холодной темной лужи.
   Ушел, оставив Джона в одиночестве между двумя желтыми лентами.
   Захлопали двери машин. Заработали двигатели.
   Из переулка, из-за желтой ленты, десятки пар глаз наблюдали за тем, как белый мужчина в костюме, должно быть, полицейский, подошел к тому месту, где только что лежало тело мальчика, нагнулся и подобрал скомканную бумажку.

Глава 29

   Даже с картой Джон заблудился. Эти окраины редко посещались туристами. Дорогу то и дело пересекали железнодорожные пути. Склады и гаражи по обочинам. Такие окраины можно встретить в любой точке Америки, и они были точно так же заброшены там, как и здесь, в вирджинском пригороде, недалеко от столицы государства. Безликие кирпичные домики вдоль дороги; дома с облупившейся краской на стенах; ворота, болтающиеся на сломанных петлях; ржавеющие машины; задние дворики с развевающимися на веревках простынями.
   Пока Джон медленно ехал, разглядывая номера полуразрушенных домов, он слышал неумолкающее пыхтение невидимой фабрички. Или это ему лишь казалось. Быть может, это колотилось его сердце.
   Согласно смятому листку зеленой бумаги, который он получил от Гринэ, лицензионный номер принадлежал машине модели «Датсун-2», зарегистрированной на имя Филипа Дэвида, который предположительно проживал на одной из этих мрачных улиц.
   Джон чуть не проскочил мимо нужного ему адреса. Двухэтажный дом, засохшее серое дерево, облупившаяся белая краска. Дыры размером с баскетбольный мяч в проволочной ограде. Разбитое окно на втором этаже. Окна были закрыты. Лужайка возле дома сплошь поросла бурьяном. Проволочный забор опоясывал участок перед домом. На закрытых воротах висел алюминиевый почтовый ящик.
   Машины на подъездной дорожке нет. Никаких признаков жизни. Трехэтажный комплекс сдающихся внаем комнат через дорогу выглядел солидным и чистым. Белокурая мамаша сидела, кутаясь в куртку, на бетонной веранде, наблюдая за двумя маленькими девочками, катающимися по тротуару на трехколесных велосипедах. «Матери наверняка не меньше двадцати четырех», — подумал Джон. Она проводила взглядом машину Джона. На углу Джон свернул налево, поставил машину. Филип Дэвид: кто разыскивал тебя здесь? Запер портфель в багажнике, пошел с пустыми руками.
   Пистолет остался у Фонг.
   День был холодным, он пожалел, что не надел свой нейлоновый плащ, впрочем, от него все равно мало толку. Свернул за угол и пошел вниз по улице, внимательно присматриваясь к дому на противоположной стороне.
   Потрепанные машины, мимо которых он проходил, принадлежали, судя по наклейкам на бамперах, морякам из военно-морских сил. Парковочные наклейки расположенных поблизости армейских постов.
   Чернокожий старик в шляпе наблюдал за ним из окна номеров. Чуть ниже по улице мамаша сзывала своих девочек.
   Табличка «Продается» на заборе. Потом стоит поговорить с агентом.
   Почтовый ящик пуст.
   Ворота со скрипом раскрылись. Три скрипучих ступеньки, ведущих к входной двери.
   Постучал.
   Тишина.
   Постучал еще раз.
   — Эй, есть тут кто-нибудь?
   За время службы в армии Джон прошел всевозможные программы подготовки, включая ОМЗ — Обращение с механическими запорами, программу, которая обучала агентов вскрытию различных замков и запоров.
   Конечно, у Джона не было ни отмычек, ни фомки.
   Он протянул руку к дверной ручке, повернул...
   Дверь была незаперта.
   Отступил на шаг назад:
   — Есть здесь кто-нибудь?
   Дверь, скрипнув, открылась, перед ним зияла сумрачная дыра дверного проема.
   Оглянулся: мамаша на веранде, девочки, крутящие педали велосипедов, старик у окна. Все заняты своими собственными делами.
   Быстро внутрь.
   Джон прыгнул внутрь, в сторону, прижался спиной к стене, толкнул дверь, она захлопнулась.
   Дом вздрогнул.
   Поднялись клубы пыли.
   Солнечный свет проникал сквозь дешевенькие шторы. Воздух был тяжелый, застоявшийся и холодный. Затхлый.
   Комната была абсолютно пуста. Возможно, в лучшие времена она служила гостиной. Открытая дверь вела в столовую, тоже абсолютно пустую.
   Кухня, задернутые занавески, полумрак. Выключенный холодильник, забитый гнилой резиной. В шкафах ничего, кроме пыли. Джон покрутил водопроводный кран, — в ответ лишь шипение воздуха. Щелкнул выключателем на стене — никакого эффекта. Дверь черного хода намертво закрыта на засов.
   Все воришки в округе, должно быть, знают, что это место не заслуживает их внимания.
   Второй этаж. Две спальни. Пусто. На одной стене причудливый красно-зеленый рисунок: ковбой верхом на лошади.
   Черный осадок на стенках унитаза в туалете. Вниз, ступенька взвизгнула под ногой.
   Может быть, агенту по продаже недвижимости что-нибудь известно. Может быть, служба безопасности Балтимора что-то напутала. Или диспетчер в полицейском участке, а возможно, и Гринэ. Возможно, он его просто-напросто надул.
   Джон пересек пустую комнату. Отопление тоже было отключено. Похоже, даже тараканы ушли отсюда.
   Уже взявшись за ручку входной двери, Джон заметил пластиковую коробочку, закрепленную над дверной рамой. Открыв входную дверь, которая должна была выпустить его во внешний мир, безопасный внешний мир, он обнаружил...
   Стоящего в дверном проеме мужчину.
   Удар кулака был направлен прямо в лицо Джона. Шаг назад, левая рука, взметнувшаяся в блоке, отбивает кулак в сторону...
   Кулак разжался: черные крупинки летят Джону в лицо.
   Черный перец. Самый обыкновенный, повседневно используемый черный перец.
   Закашлялся. Перехватило дыхание. Слезы застлали глаза. Ничего не видно.
   Отскочил назад в дом, развернулся.
   Удар, нацеленный Джону в пах, прошел мимо.
   Другой пришелся в живот. Согнулся пополам, из обожженных глаз брызнули слезы, легкие...
   Кулак, подобно кузнечному молоту, обрушился на его правую почку. Джон упал на колени. Следующий удар пришелся по шее, и Джон грохнулся лицом на пол.
   Резкая боль. Гул в голове.
   Огненные крути перед глазами.
   Хлопнула дверь, кажется, хлопнула дверь. Джон попытался перевести дух. Башмак врезался ему в бок. Силы оставили его.
   Ослепленный перцем, болью, шоком.
   Руки шарили по его телу. Обыскали бока, бедра, перевернули на спину. Пошлепали по груди. Сирены. Это сирены. Должно быть, позвонили соседи. Приближаются.
   Попробовал перевернуться. Сморгнул слезы. Различил неясные очертания половиц.
   Из его брюк вытащили бумажник.
   Вой сирен все ближе.
   — Лэнг! — прошипел мужской голос.
   Голос, который он слышал по телефону.
   — Чертов Джон Лэнг.
   Моргнул. Зрение немного прояснилось, голова по-прежнему кружилась, к горлу подступала тошнота, однако он видел, он мог видеть.
   Смутный багровый свет пробивался через зашторенные окна. Незнакомец схватил его за волосы. Рывком оторвал его голову от пола, красные и синие маячки моргали за оконными занавесками.
   Сирены смолкли.
   Незнакомец кинулся прочь. Джон попытался встать на четвереньки, но без сил повалился на пол.
   Входная дверь с грохотом распахнулась. Джон услышал, как убегавший, обернувшись в дверях черного хода, прошипел:
   — Если ты действительно играешь честно, почему ты до сих пор жив?

Глава 30

   Джон Лэнг разглядывал улицу из окна второго этажа арлингтонского полицейского участка. Мощные прожекторы выхватывали из темноты патрульные машины на стоянке.
   Грохот в голове постепенно стих до устойчивого шума. Ребра ныли, во рту отвратительный привкус.
   Джон зажмурился. Открыл глаза.
   Тот же полицейский участок. И он, в одиночестве стоящий у окна.
   Вошел полицейский сержант:
   — Тебе бы лучше присесть.
   — Да, и стулу лучше бы оказаться в Китае.
   — Ну, это трудно устроить. — Сержант оставил дверь открытой.
   В дежурке капитан перешептывался с типом в мятом костюме.
   Харлан Гласс стоял у лестницы, вертя в руках шляпу.
   Пятеро копов печатали отчеты. Разговаривали по телефону. Глазели по сторонам.
   Гласс поманил Джона пальцем.
   — Ни слова. Не здесь, — сказал он.
   Он водрузил свою шляпу на голову, повел Джона вниз по лестнице, мимо стола дежурного, где отец молил о снисхождении к своему сыну, прочь на морозную вечернюю улицу.
   Оказавшись на улице, Джон спросил:
   — Ну что, плохи наши дела?
   — Если твои приключения попадут в прессу, это будет катастрофой. Ситуация выйдет из-под нашего контроля. Если Корн пронюхает, у него, черт возьми, будет отличная причина установить за тобой слежку. И за мной.
   Они шли вдоль рядов расположившихся на стоянке машин.
   — Я подвел вас, — сказал Джон.
   — И меня. И управление. И Фрэнка.
   — По сути, я провалился, — сказал Джон. — Я сделал неверный шаг, но вызвать огонь на себя было частью ваших указаний.
   — Сдерживать огонь...
   — Я не волшебник, я агент, — сказал Джон.
   — Очень жаль.
   Гласс обвел улицу своим тренированным взглядом. Они перешли дорогу, пустынную в этот час, направляясь к скамейке автобусной остановки.
   — Садись, — приказал он Джону.
   — Вы мой спаситель, — сказал Джон, подчиняясь. — Ваш звонок.
   — Этого звонка не должно было быть. — Было холодно, Гласс застегнул свой плащ. — Рассказывай.
   — Фрэнк шел по следу одной перевозки Си-4 — возможно, с ней связана видеозапись разговора двух мужчин, которых я не смог идентифицировать со стопроцентной уверенностью. Однако они говорили, что их предприятие санкционировано.
   — Пластиковая взрывчатка? — прошептал Гласс. — Как при...
   — Как при взрыве Коркоран-центра. Две тысячи фунтов «санкционированного» груза, не считая различных детонаторов и приспособлений.
   Шепот Гласса был спокойным и отчетливым:
   — На самом деле пустить тысячу фунтов из этой партии на Коркоран-центр... Никаких проблем. Подкупить в Кувейте какого-нибудь рабочего, чтобы он, если спросят, показал, где именно были использованы эти две тысячи фунтов взрывчатки. И концы в воду...
   — Она столь же легко могла исчезнуть en route^[4] из Балтимора в Египет...
   — Скорее всего большая ее часть вообще никогда не покидала страны. — Гласс покачал головой. — Эта видеокассета при тебе?
   — Лежит припрятанная.
   — У тебя ее нет с собой? Чтобы я смог...
   — А вы думали, я постоянно ношу ее с собой, чтобы в любой момент иметь возможность порвать ее?
   Гласс в сомнении хмыкнул:
   — Какие-нибудь прямые следы, ведущие к управлению? К кому-нибудь конкретно?
   — Возможно, замешан парень, которого зовут Филип Дэвид. Это был его дом, тайное убежище, в котором мне досталось, возможно, от него же. Фил Дэвид входил в команду, занимавшуюся перевозкой, скорее всего это именно он написал письмо сенатору Фаерстоуну...
   — Пытаясь выгодно продать то, что ему известно о взрыве...
   — И что потом? — спросил Джон.
   — Он вспугнул... того, кто осуществлял контроль.
   — Кто бы ни устроил это представление, он хитер. И жесток.
   — Скорее всего Фрэнка убрали, когда он зацепился за заявление Фила Дэвида, попробовав свести факты воедино.
   — Почему бы вам не прибавить сюда и Клифа Джонсона. Держу пари, его машина не случайно взорвалась в Париже, кто-то постарался.
   — У тебя есть какие-нибудь доказательства? — шепотом поинтересовался Гласс.
   — Если и есть какие-нибудь доказательства, они в руках у французов. Но я готов поспорить — тот, кто это сделал, был достаточно умелым, чтобы снарядить хорошую бомбу и скрыть все доказательства того, что это не обычная катастрофа.
   — Почему убили Клифа Джонсона?
   — После взрыва Коркоран-центра он, возможно, связался «не с теми парнями». Думал, что ведет свои дела с нами, с ЦРУ.
   — Вот как? — сказал Гласс.
   К остановке с грохотом подкатил городской автобус. Гласс махнул ему рукой. Автобус промчался мимо, не останавливаясь.
   Гласс повторил:
   — Вот как? С ЦРУ?
   — Не с той частью, к которой принадлежу я, — сказал Джон. — Однако «затерявшиеся» запросы Фрэнка... наводят на определенные мысли...
   Гласс прижал руку ко лбу, потеребил поля своей шляпы:
   — Ахмед Нарал...
   Сердце екнуло. Сохраняй спокойствие. Сконцентрируйся.
   — ЦБТ был слеплен наспех из имевшихся ресурсов, — сказал Гласс, — не только нашего управления, которому наплевать на все это, но и ФБР, Пентагона. В результате — полный хаос в данных, новые категории, новые методы поиска... Центр до сих пор недостаточно автономен, до сих пор ограничен рамками меж — и внутриуправленческой политики. Черт возьми, простое переименование файла может потребовать созыва совещания!
   — Меня это мало волнует, — сказал Джон.
   — Тебе легче. Мне же всегда приходится помнить, что политика — это искусство возможного. Ахмед Нарал... Я проверил все, что имеется в моем центре по борьбе с терроризмом на сегодняшний день. Сам, стараясь не оставлять никаких следов в компьютерах или хранилищах с документами или... Он получил доступ на уровень, гораздо выше того, который он должен был иметь, выше, чем Карлос или Абу Найдел. И мне не удалось идентифицировать подписи людей, санкционировавших этот допуск. Однако все эти документы хранятся в оперативном отделе, и ни один из материалов не проходит ниже уровня заместителя директора.
   — Аллен и Вудруфт, — сказал Джон, — в Бейруте...
   — Полагаю, не стоит сейчас вспоминать чертов Бейрут, — сказал Гласс. — Ограничимся Нью-Йорком и Вашингтоном.
   — Если...
   — Не будем больше об этом, — прервал его Гласс. — По крайней мере до тех пор, пока не узнаем об этом больше!
   — Если Нарал в течение многих лет был нашим капиталом, если мы помогли ему добыть некоторое количество Си-4, полагая, что он использует его на Среднем Востоке или против Каддафи, или Саддама Хусейна...
   — Они оба ненавидят его до сих пор, бывшие союзники стали самыми заклятыми врагами...
   — ...и наш старый «друг» Нарал решил подложить нам свинью. Не знаю точно, что им двигало: самолюбие, жажда власти или денег...
   — Об этом ничего не известно.
   — Нет?
   — Нет.
   — Вы можете воспользоваться компьютерными базами данных, — сказал Джон, — запустить программу поиска всего, что относится к Филу Дэвиду и...
   — И засветиться — сейчас ни друзья, ни враги не знают, чем мы заняты.
   Ночь была тиха. Мужчина на противоположной стороне улицы выгуливал таксу.
   — Собачья жизнь! — прошептал Джон.
   — Черт! — Гласс посмотрел на свои часы. — Если я не доберусь до Лэнгли и не предприму соответствующих мер, чтобы прикрыть тебя...
   — Кто был тот «пиджак», которого вы купили в полицейском участке?
   — Он помощник прокурора Соединенных Штатов в Северной Вирджинии, — сказал Гласс. — Очень честолюбив. Очень заинтересован в сотрудничестве. Я и раньше пользовался его услугами. Он проследит, чтобы капитан извлек всю информацию, связанную с тобой, из папок и памяти компьютеров. Интересно, насколько близко мы подошли к развязке этого дела?