Страница:
— Бедный парень, — заметил главный адвокат агентства.
Гарвард, Оксфорд, служба на флоте, затем юридический факультет Гарварда. Несколько лет перекладывал бумаги в департаменте юстиции, прежде чем поступил в адвокатскую контору, которая при предыдущем президенте считалась уважаемым заведением, но дела в ней шли не очень. На коленях адвоката покоилась солидная кожаная папка, он наклонил ее так, чтобы никто не мог видеть, что он записывает в желтом блокноте.
— Ты говорил, что он был психически неуравновешен, — сказал Корн.
— Я сказал, что он был чем-то озабочен. И очень сильно. Это касалось работы и вообще. Он не говорил мне, что именно. Вот что я сказал.
— Но это касалось работы. — Аллен нахмурился. — Мигель?
Мигель Зелл, директор службы по связям с конгрессом и Белым домом при ЦРУ, был боссом Фрэнка и Джона. Зелл пожал плечами:
— Когда Фрэнк три года назад покинул оперативный отдел, нас уверяли, что он абсолютно здоров.
— Я ручаюсь за достоверность результатов обследования, — заявил Вудруфт, защищая отдел, которым командовал его непосредственный начальник Аллен. — Чем он в последнее время занимался?
Осознав, что вышел за рамки своей компетенции, Зелл несколько смягчил тон своих высказываний:
— Мы посадили его на Капитолийском холме потому, что он умел жонглировать всем этим дерьмом и сохранять при этом свои руки чистыми. Если он не мог ответить на запрос конгресса, то сплавлял его сюда. Несколько последних недель мы готовились к завтрашним слушаниям. Как напарник Фрэнка, Джон занимался теми же проблемами.
Зелл, осваивавший азы политики на своей шкуре, работая под прикрытием посольства в Мексике, поднял руки вверх, как бы перекладывая ответственность на Джона.
— Он не всегда посвящал меня в свои дела, — парировал Джон.
— Фрэнк выглядел как всегда? — спросил Вудруфт.
— В последнее время он очень часто работал вне офиса.
— Ты не догадываешься, почему? — спросил Гласс.
— Нет. И я особо не интересовался.
Каждый из сидевших за столом, зная нравы, царившие в управлении, понимал, почему Джон не стал интересоваться у старшего по званию, чем он занят в рабочее время.
— Я проверю его данные, касающиеся страхования жизни, — сказал Корн. — Зубные врачи, ну и все такое.
— Сделай все, что возможно, в пределах разумного. — Вудруфт пожал плечами: — Оперативному отделу не известно ничего, имеющего отношение к этой трагедии.
— А как насчет твоей конторы? — поинтересовался глава оперативного отдела у Гласса.
Гуру контртерроризма отрицательно покачал головой:
— Проверка данных ДЕСИСТ не выявила относящихся к делу враждебных организаций.
ДЕСИСТ — всемирная база данных по террористам, новейшая информационная система, созданная ЦБТ.
Корн хмыкнул:
— ЦБТ и есть враждебная организация.
— Нет, если дело касается законных интересов управления, — возразил Гласс.
— Джентльмены, — попробовал вернуть разговор в деловое русло Аллен.
— Я знал Фрэнка Мэтьюса. — Корн не обращался ни к кому конкретно.
— Мы все его знали, — сказал Вудруфт.
— Мы не были близко знакомы, — продолжал Корн. — Так, махали друг другу рукой, когда встречались в гараже. Кивали друг другу в коридоре. Но ты проработал с ним бок о бок более года.
— Четырнадцать месяцев, — уточнил Джон.
— Ты перешел в контору Зелла из службы наружного наблюдения.
Джон кивнул.
— После того дела в Гонконге, — продолжил Корн.
— Вы имеете в виду операцию, за которую Джон получил медаль? — поинтересовался Вудруфт.
— После финансовой проверки, — ответил Корн.
Финансовые скандалы вселяли ужас в руководство
ЦРУ с тех пор, как в 1988 году всплыла недостача трех с половиной миллионов долларов, предназначенных для антикоммунистического партизанского движения в Камбодже.
— Мы находимся здесь не для того, чтобы исследовать под микроскопом финансовую карьеру мистера Лэнга, — заметил Гласс. Он познакомился с Джоном всего двадцать минут назад.
— Мы находимся здесь не для того, чтобы игнорировать какие-либо отклонения от обычного поведения. — Корн улыбнулся Глассу. — Но я вынужден буду уступить вам в таком деле, как это. У вас в таких вопросах гораздо больше опыта.
Аллен сказал:
— Мистер Корн, пожалуйста, вернемся к нашему делу.
— Ты руководил агентурной сетью в Таиланде, Гонконге, — сказал Корн. — Взгляни на поведение Фрэнка сквозь призму резидента, встречающегося с агентом. Ты не заметил в нем ничего необычного?
— Фрэнк Мэтьюс проработал в разведке гораздо
дольше, чем я, и проработал не впустую, — сказал Джон. — Поэтому когда вы или я смотрели на него, мы видели лишь то, что он хотел нам показать.
— Профи, — бросил Гласс.
— Настоящий мужчина, — добавил Вудруфт.
— Я относился к нему с симпатией, — сказал Джон. — Он умер у меня на глазах.
Адвокат Мэри наклонилась к сидевшему рядом с ней Джону:
— Джон пережил ужасные потрясения сегодня. Может быть, в следующий раз...
— "Следующий раз" не заменит сегодняшнего дня, — упрямо сказал Джон. Он оглядел прямым пристальным взглядом сидящих за столом.
— Насколько хорошо ты его знал? — спросил Корн.
— Мы работали вместе, иногда вместе обедали, подвозили друг друга на работу. Несколько раз вместе ходили в кино. Мы знали, что нас могут спрашивать об этом — неофициально, но на Капитолийском холме «неофициально» значит лишь дым в зеркалах.
— Попал в десятку, — сказал Гласс.
— Мы были друзьями, — сказал Джон. — Друзьями по работе.
— У Фрэнка были какие-нибудь проблемы? — спросил Корн.
— Не больше, чем у любого другого, — ответил Джон. — Он выглядел сильно уставшим.
— Он пил?
— Насколько я знаю, нет.
— Наркотики?
— Будьте серьезней.
— Я серьезен. Проблемы с деньгами?
— Фрэнк никогда не подвергал риску свою личную безопасность.
— Он имел отношение к делам, которые могли подвергнуть риску безопасность управления?
— Нет.
— Ты это знаешь наверняка?
— Вы знаете его дольше, чем я. Кто-нибудь из вас сомневается в нем?
— Нет, — ответил за всех Гласс.
— А как насчет тебя? — Вопрос Корна плясал в его тусклых глазах.
— Что насчет меня? — переспросил Джон.
— У тебя есть какие-нибудь проблемы?
— Таких, которые касаются управления, нет.
— Правда? — спросил глава службы безопасности.
— Сейчас мы говорим не обо мне, — сказал Джон.
Корн пожал плечами:
— Но ведь ты был в машине.
Не обращать на него внимания, главный здесь, несомненно, Аллен. Голос должен звучать искренне. Здравомысляще.
— Что вы собираетесь делать?
— Мы собираемся создать мнение, что это ужасное происшествие не имеет никакого отношения к деятельности управления. Что Фрэнк погиб вовсе не при выполнении служебного долга.
— Однако я хочу знать, собираетесь ли вы докопаться до правды.
— Это именно то, что я хотел сказать, — ответил Аллен.
Легче, дышать спокойно, медленно. Сохранять спокойствие.
Адвокат управления спросил:
— Вы уверены, что не говорили полиции, что вы или Фрэнк работали на ЦРУ?
— Я сказал им, что работаю в сенате, — ответил Джон.
— С формально-юридической точки зрения так оно и есть, — сказал юрисконсульт управления. — Сенат выдал вам с Фрэнком идентификационные карточки сотрудников и выделил рабочие места, в сущности, вы являетесь его сотрудниками.
— Это может не удовлетворить копов, — заметил Корн.
— Несомненно, вы и адвокат сможете организовать все так, чтобы нигде не всплыло упоминание об управлении, — сказал Аллен. — Директор непреклонен в этом отношении. Существует ли какая-нибудь связь между этим инцидентом и взрывом Коркоран-центра?
— Что? — удивленно переспросил Джон.
— Почему вы спрашиваете? — поинтересовался шеф службы безопасности Корн.
— Потому, — сказал Аллен, — что я получил заголовки газет, которые будут завтра на слуху, и мне будут задавать вопросы относительно нападения на Коркоран-центр. Сегодняшнее происшествие, если мы не сможем убедить всех версией о шальной пуле...
— Это единственно разумное решение, — перебил его Вудруфт.
— Мне не хотелось бы, чтобы говорящего прерывали без нужды, — сказал Аллен. — И я не хотел бы, чтобы задавались вопросы, на которые у нас заведомо нет ответов. Поэтому... Харлан?
Харлан Гласс, надув губы, сказал:
— Точка зрения следствия, проведенного подразделением оперативного реагирования и центром по борьбе с терроризмом, не изменилась: взрыв Коркоран-центра был независимым происшествием.
— Из этого, очевидно, следует, что необходимо внести ходатайство о прекращении судебного разбирательства, — сказал Вудруфт.
— Фрэнк не занимался этим взрывом, — добавил Мигель Зелл.
— Прекрасно, — сказал Аллен. — Но все же необходимо убедиться, что действительно нет никакой связи.
— А также с предстоящими слушаниями, — пробормотал шеф безопасности Корн.
— Что мы скажем в комитете о Фрэнке? — спросил Зелл.
Юрист управления заметил:
— Если не существует связи между случившейся аварией и нашими программами... мы пошлем в соответствующие комитеты и Белому дому секретный доклад, сделав его насколько можно невнятным. Позволим копам взять на себя ответственность за официальные заявления. Во всяком случае, это наше внутреннее, домашнее дело, так что... нет проблем.
— Если не считать одного — погибшего человека, — заметил Джон.
Все посмотрели на него. Вудруфт потер переносицу:
— Джон, мы тоже потеряли товарища. Наше горе, возможно, не столь велико, как твое, черт возьми, он ведь сидел совсем рядом с тобой, когда произошло убийство. Ты потрясен. Травмирован. Возможно, даже чувствуешь вину за то, что выжил. Гнев в конце концов. Но поверь мне, мы приложим все усилия, чтобы разобраться в этом деле. И все мы чертовски сожалеем о случившемся.
— Под огнем ты вел себя достойно, — сказал Гласс.
— Адская работа, — добавил Вудруфт.
— Все, что я делал, — это стремился выжить.
— Никто не посмеет упрекнуть тебя, — сказал Гласс.
Не думай, не переживай, не...
— Господа, — сказал Аллен, — выразим еще раз наши искренние соболезнования Джону, и я думаю, мы можем обойтись без дальнейших расспросов.
— Пока, — не преминул ввернуть слово Корн. Аллен, занимавший среди присутствовавших самое высокое положение, вышел.
— Мигель, — сказал Вудруфт, обращаясь к руководителю, в ведении которого находилась работа по связям с конгрессом, — нам с тобой надо на минутку задержаться.
— Джон, ты тоже, пожалуйста, останься.
Загремели отодвигаемые стулья.
Корн уставился на Вудруфта, но, заметив, что Гласс, в свою очередь, наблюдает за ним, важно прошествовал мимо крупнейшего авторитета по борьбе с терроризмом.
Дверь закрылась. За круглым столом остались трое.
— Джон, — сказал непосредственный босс Джона, Зелл, — мне чертовски неприятно. Но мы были вынуждены задать тебе эти проклятые вопросы.
— Нашим проблемам нет конца, — сказал Вудруфт.
Зелл сказал:
— Катастрофа...
— Подозрительная катастрофа, — огрызнулся Джон.
— Фрэнк мертв, — сказал Зелл. — Но все же надо стараться исходить из реальностей этого города.
— Реальностью является труп Фрэнка, — сказал Джон.
— Это сегодня, — сказал Вудруфт. — Реальностью завтрашнего дня являются решающие слушания в сенате. От них зависит финансирование управления в ближайшие годы.
— Деньги. — Джон покачал головой.
— Средства, — поправил его Вудруфт, — для выполнения возложенных на нас задач. Чтобы мы имели возможность делать то, что обязаны делать.
— Необходимо осознать, что смерть Фрэнка — трагическая реальность, несчастный случай. В эти дни мы, Пентагон, департамент торговли, мы все вынуждены вести борьбу, не уставая напоминать этой кучке политиков, распределяющих бюджетные ассигнования, о тех войнах, террористах и экономических катастрофах, которые угрожают Америке, если они не выделят нам деньги для создания условий перехода к этому чертову новому миру, — сказал Зелл.
— Но какое отношение это имеет ко мне? К тому, что произошло с...
— Давай исходить из реальностей, — повторил Зелл. — Фрэнк был пожилой человек. С его уходом на слушаниях, через которые нам надо пройти... без тебя нам не обойтись, не столько для того, чтобы что-либо делать, сколько...
— Создать красивый фасад, — сказал Джон. — Одна смерть — это проблема, две — уже потери...
— Ты поднимаешь вопросы, не относящиеся к сути дела, — сказал Вудруфт.
Зелл, желая привлечь к себе их внимание, поднял ладонь вверх:
— Если тебе необходимо какое-то время...
— Что я с ним буду делать? — прошептал Джон. — Возьму большой отпуск после того как... Я буду координировать расследование, придется побегать...
— Твои усилия понадобятся нам для других, не менее важных целей, — сказал Зелл.
— Кроме того, такое решение нельзя назвать благоразумным, — поддакнул Вудруфт. — Ты тоже в некотором смысле являешься участником этих трагических событий. Если ты влезешь в расследование этого
дела, Корн начнет суетиться. Сейчас управлению меньше всего нужна лишняя суета.
— Мы будем держать тебя в курсе дела, — добавил он.
Два руководителя помолчали, наблюдая за реакцией Джона.
«Характерная черта „конторы“. Логика „конторы“. Все держать в секрете», — подумал Джон.
Прояви благоразумие. Согласись. Прими это. Поверь. Постарайся.
— Мы профессионалы, — сказал Вудруфт. — И не можем забывать об этом.
Скажи им то, что они хотят услышать:
— Я могу выполнять свою обычную работу.
Джон чувствовал легкое напряжение, исходящее от этих двух начальников.
— Я тоже скорее предпочел бы подорваться на мине, — сказал Зелл. Он встал и обошел вокруг стола, похлопал Джона по плечу и вышел.
«Похоже, пора уходить», — подумал Джон. Как только дверь за Зеллом закрылась. Дик Вудруфт придвинул свой стул поближе к Джону. Дернув себя за мочку уха, Вудруфт сказал:
— Здесь можно разговаривать, абсолютно ничего не опасаясь. Это мне подтвердил сам Аллен. Джон, ты действительно в порядке?
— Нет, но... да, я в порядке. Возможно, обзаведусь парочкой новых кошмаров.
— Полагаю, увеличение числа дурных снов должно уменьшать частоту повторения какого-либо одного кошмара.
— Обязательно расскажу тебе, так ли это.
Джон обхватил лоб руками и уперся локтями в стол. Дик Вудруфт наблюдал за ним. Когда Джон поднял на него глаза, его взгляд был холодным и жестким.
— Управление уже похоронило Фрэнка, не так ли? — спросил он.
— Его похороны не моя забота. И не твоя.
— Да пропади она пропадом, эта работа! Он был моим другом — не братом по крови, но все же мы работали в паре больше года! Я многим ему обязан!
— Я знал его дольше, чем...
— Кроме того, — сказал Джон, — если кто-то безнаказанно убивает одного из нас, тогда этот кто-то может убить любого из нас. И сделает это. Мы должны быть большими дураками, чтобы не сделать что-нибудь для...
— Мы сделаем все возможное, — сказал Вудруфт. — Но мы, а не ты.
— Обещаешь? — Джон спрашивал не начальника, а старого друга.
— Клянусь жизнью, — был ответ.
Вудруфт продолжил:
— Я настаиваю, чтобы ты занялся работой, связанной с сенатом, потому что ты идеально подходишь для этого. Свой человек в конгрессе, эксперт по Азии, который не вопит о «провале во Вьетнаме». Ты знаком с этой кухней, ССРДСПШ. Кроме того, я всегда хотел, чтобы ты работал с Фрэнком. Став его тенью, ты мог научиться гораздо большему, чем на любом другом месте.
— Да, это так.
— Идеальный человек для такой работы, — повторил Вудруфт. — До сегодняшнего дня ты полностью оправдывал оказанное тебе доверие. До сих пор. Оставайся таким, чтобы я мог продолжать гордиться тобой. Мы разобрались с этим делом? — добавил он.
— Я — да, — сказал Джон. Облизнул губы. Его голос смягчился, когда он спросил шефа: — Скажи мне, почему?
Вудруфт положил руку на плечо Джона.
— Не ищи причин в каждом повороте судьбы. Всякое случается. Как офицер секретной службы, ты знаешь, что цепочки событий могут случайно объединяться, но это может еще ничего не значить. Смерть Фрэнка останется загадкой для нас до тех пор, пока мы не найдем того, кто нажал на курок. Но все, черт возьми, говорит о том, что улицы в этой стране не безопасны, а дома напичканы оружием; он умер потому, что оказался там.
— Там же был и я. Несчастный случай или убийство, но я тоже мог быть убит.
— Тебе остается только примириться с этой мыслью. Вопрос в том, сможешь ли ты с этим примириться и продолжать выполнять свою работу? Я пойму тебя, что бы ты ни сказал. Но мне нужен искренний ответ.
Скажи это. Поверь в это:
— Вы можете рассчитывать на меня.
— Хорошо. Не пренебрегай своими сомнениями. Способность задавать вопросы — это то, что делает нас людьми. А уверенность в своих убеждениях предохраняет от ошибок в работе.
Джон покачал головой.
— Я до сих пор нахожусь в некотором оцепенении.
— Хорошая новость — то, что самое худшее уже позади, — сказал Вудруфт. — Плохая новость — что это худшее произошло.
«Интересно, эта комната действительно не прослушивается?» — подумал Джон. А вслух добавил:
— Я чувствовал себя здесь костью. Костью, брошенной своре собак.
— Дружески к тебе относящихся собак.
— Почему Гласс защищал меня? Мы ведь с ним не знакомы.
— Он знает о тебе, — вздохнул Вудруфт, — по Гонконгу.
— Ну и почему это произвело на него такое впечатление?
— Помнишь Джерри Барбера?
В памяти всплыли легенды, обраставшие со временем все новыми и новыми подробностями, и официальные секретные доклады, которые он читал. Джон спросил:
— Он был тем самым парнем, который...
— Бейрут, начало 80-х. Джерри Барбер, Харлан Гласс, Роджер Аллен, я и еще десяток других, действуя под дипломатическим прикрытием, занимались ликвидацией террористических групп, освобождали заложников. Джерри захватили на улице во время выполнения операции, которую он проводил вместе с Харланом. Все произошло во время обычного прочесывания кварталов в районе, где, по их подозрениям, должен был находиться один из руководителей террористов. Харлан знал, что Джерри могли пытать, поэтому не стал дожидаться, пока начнет действовать управление. Формально он нарушил существовавшие инструкции. В течение тридцати двух часов он ни на минуту не выпускал их из виду, преследовал боевиков прямо в их чертовых горах, один, без поддержки. Обезвредил группу из трех бойцов джихада, похитивших Джерри. Вынес тело Джерри на себе. Поэтому Харлан знает о Гонконге... и ты, по-видимому, принадлежишь к тому типу людей, который ему по душе. Кроме того, он, как и ты, бывший оперативник. Возможно, в душе он до сих пор сожалеет, что уже не может непосредственно заниматься оперативной работой. И если мы вынуждены терпеть этот чертов центр, тогда по крайней мере нам повезло, что именно он сидит в кресле управляющего ЦБТ, удерживая эту раковую опухоль от пожирания нас живьем. Плюс к тому, в случае с Фрэнком Харлан поможет нам держать все под контролем.
Твердо. Непринужденно. Спокойно.
— Почему Корн так набросился на меня? — спросил Джон.
— Такова его работа. — Вудруфт покачал головой. — Он заведует службой безопасности. Такая работа делает людей прокаженными, и они начинают считать весь остальной мир больным. Кроме того, он знает, что ты получил боевое крещение в оперативном отделе, и не существует такого человека в службе безопасности, которому удалось бы возглавить оперативный отдел. Поэтому он находится на таком уровне, который ты можешь миновать. К тому же, если в том, что случилось, есть что-то подозрительное, это его проблема.
— Я думал, искать проблемы — это именно то, для чего мы все существуем.
— Нет, — сказал Дик, — мы существуем для того, чтобы избегать проблем.
— Нельзя всегда лишь избегать.
— Но мы должны с осторожностью относиться к таким случаям.
Два друга некоторое время сидели молча.
— Что, по-твоему, я должен делать? — спросил Джон.
— Свою обычную работу. Надеяться. Верить. Ате-перь отправляйся домой.
Те же люди, которые забирали Джона из госпиталя, отвезли его домой. Только Мэри с ними не было.
— У нее неотложные дела, — объяснил мистер Джон.
«Должна написать отчет», — подумал Джон. Они проводили его до двери дома, прошли внутрь, тем самым без всяких слов убедив его, что там безопасно.
— Ты хочешь, чтобы мы осмотрели окрестности? — спросил Драконий глаз.
— Но только не окрестности моего дома.
Было 4:17, когда они ушли. Джон сел на кушетку. Почувствовав, что день близится к концу, он встал, включил все светильники, какие только были в доме. В спальне он посмотрел на красный механический будильник: 6:33. Он отнес тикающие часы в гостиную.
Ветер стучал в окно. Тянуло холодом. Всего лишь ветер. Неожиданно он почувствовал страшный голод. Он собирался купить жареных пончиков с шоколадом в кафетерии «Пластик палас» в подвале «Рассел сенат офис билдинг», когда они с Фрэнком пойдут...
В холодильнике должен быть жареный цыпленок из супермаркета. Он вытащил его из пластиковой упаковки и сунул в микроволновую печку, поставив таймер на три минуты и одну секунду, — он ненавидел случайность даже в числах.
Печь загудела.
Тикал будильник.
Красный огонек автоответчика его телефона на столе мигал безмолвным вызовом.
БИИП!
— Джон!.. Это Эм Норс.
Грудной голос. Непроницаемая улыбка, алые губы.
Не думай об этом сейчас. К чему думать об этом сейчас?
Эмма Норе отвечала за международные связи и аналитические обзоры, касающиеся разведки, при сенаторе Кене Хандельмане, члене комитета по делам разведки. Председатель назначил каждому члену комитета помощника, который числился в штате комитета, однако сенатор Хандельман доверял Эмме, которая получала жалованье персонально от него, и это жалованье было выше, чем у помощника, назначенного комитетом, от которого сенатор мог отказаться, но не мог выбрать по своему усмотрению.
— Я узнала про Фрэнка и... О, этот проклятый город! Америка девяностых. В каком ужасном мире мы живем! Могу я чем-нибудь помочь, я... хочу быть уверена, что ты в порядке, ты...
БИИП!
— Это снова Эм. Ненавижу эти чертовы автоответчики. Если тебе что-нибудь понадобится, не раздумывая звони мне.
После небольшой паузы она продолжила, несколько смягчив голос:
— Будь осторожней, Джон.
После чего продиктовала на автоответчик свой адрес и номер телефона.
БИИП!
— Привет, Джон, это Мэри из твоего офиса. Очень жаль, что я не смогла проводить тебя. Если тебе что-нибудь надо, захочется с кем-то поговорить, звони мне. Не смущайся, даже если тебе покажется, что поздно.
После чего она тоже надиктовала свой номер.
Раздался писк микроволновой печи.
Он решил позвонить матери. Она жила в Блэк-Хоке, небольшом городке в Южной Дакоте, одна в белом каркасном доме, в котором прошло детство Джона. Городок стоял среди холмистой равнины. Чистый воздух каждое время года имел свой особенный аромат: запах шалфея весной, трав прерий летом и мускусный запах созревшей пшеницы и красной опадающей листвы осенью. Зима приносила запах обжигающего льда. Все в городке знали друг друга.
Мать рассказала ему о капризных переменах мартовской погоды — о неожиданно налетевшей снежной вьюге. И о том, как обанкротилась фирма «Фурнитура С & Н». Когда Джимми Густафсон — «он был капитаном баскетбольной команды, когда ты был первокурсником» — заколачивал фанерой окна магазина, он плакал так горько, что слезы затуманили ему глаза и он повредил молотком большой палец. "О", — вставил Джон. Потом она принялась рассказывать ему про сумасшедшего Эдкинса. «Слушай, почему эти типы, просиживающие штаны в Вашингтоне, думают, что мы все здесь тупицы?» — спросила она. «Какие типы?» — поинтересовался он. Она рассказала ему о баскетбольном матче профессионалов, показанном по телевизору. Она считала, что роман, который он послал ей, был так себе, и плевать на то, что пишет это ничтожество — критик. Сказала, что «Золотые годы» не заслуживают того, каких превозносят. Спросила его, как идут дела на работе, зная, что не получит никаких подробностей от своего сына, который стал довольно скрытным после того, как повзрослел и начал самостоятельную жизнь в этой шпионской конторе, о чем она знала, но никогда не упоминала. «На работе все прекрасно, мама». Он сказал ей, что любит ее. Она помолчала. Сказала, что любит его тоже. Добавила, что он в любой момент может вернуться домой. Интересно, какого черта он будет там делать: совершенствовать знание китайского или вернется к работе по ремонту выбоин в городе, если на сей раз они получат на это финансирование из бюджета? Вновь он сказал ей то, что не нуждается в словах. И вновь она сказала, что очень любит его.
Они повесили трубки.
Цыпленок был сочным и теплым. От холодного молока стакан запотел.
Возможно, остальной мир был прав.
«Надо радоваться тому, что имеешь», — говаривал Фрэнк.
Телефон вновь зазвонил. Джон взял трубку, послушал, сказал «о'кей» и положил трубку.
В комнате стояла тишина. Красный будильник тикал на столе. Он включил радио. Классическая радиостанция передавала очередное ток-шоу... Он переключил программу, ужасные электрогитары пронзительно выли на прогрессивной станции. Третий раз выбор вновь пал на станцию, передающую рок. Больше в системе запоминания на данный момент ничего не было. Выключил радио, включил телевизор. Развлекательная передача — выключил.
Гарвард, Оксфорд, служба на флоте, затем юридический факультет Гарварда. Несколько лет перекладывал бумаги в департаменте юстиции, прежде чем поступил в адвокатскую контору, которая при предыдущем президенте считалась уважаемым заведением, но дела в ней шли не очень. На коленях адвоката покоилась солидная кожаная папка, он наклонил ее так, чтобы никто не мог видеть, что он записывает в желтом блокноте.
— Ты говорил, что он был психически неуравновешен, — сказал Корн.
— Я сказал, что он был чем-то озабочен. И очень сильно. Это касалось работы и вообще. Он не говорил мне, что именно. Вот что я сказал.
— Но это касалось работы. — Аллен нахмурился. — Мигель?
Мигель Зелл, директор службы по связям с конгрессом и Белым домом при ЦРУ, был боссом Фрэнка и Джона. Зелл пожал плечами:
— Когда Фрэнк три года назад покинул оперативный отдел, нас уверяли, что он абсолютно здоров.
— Я ручаюсь за достоверность результатов обследования, — заявил Вудруфт, защищая отдел, которым командовал его непосредственный начальник Аллен. — Чем он в последнее время занимался?
Осознав, что вышел за рамки своей компетенции, Зелл несколько смягчил тон своих высказываний:
— Мы посадили его на Капитолийском холме потому, что он умел жонглировать всем этим дерьмом и сохранять при этом свои руки чистыми. Если он не мог ответить на запрос конгресса, то сплавлял его сюда. Несколько последних недель мы готовились к завтрашним слушаниям. Как напарник Фрэнка, Джон занимался теми же проблемами.
Зелл, осваивавший азы политики на своей шкуре, работая под прикрытием посольства в Мексике, поднял руки вверх, как бы перекладывая ответственность на Джона.
— Он не всегда посвящал меня в свои дела, — парировал Джон.
— Фрэнк выглядел как всегда? — спросил Вудруфт.
— В последнее время он очень часто работал вне офиса.
— Ты не догадываешься, почему? — спросил Гласс.
— Нет. И я особо не интересовался.
Каждый из сидевших за столом, зная нравы, царившие в управлении, понимал, почему Джон не стал интересоваться у старшего по званию, чем он занят в рабочее время.
— Я проверю его данные, касающиеся страхования жизни, — сказал Корн. — Зубные врачи, ну и все такое.
— Сделай все, что возможно, в пределах разумного. — Вудруфт пожал плечами: — Оперативному отделу не известно ничего, имеющего отношение к этой трагедии.
— А как насчет твоей конторы? — поинтересовался глава оперативного отдела у Гласса.
Гуру контртерроризма отрицательно покачал головой:
— Проверка данных ДЕСИСТ не выявила относящихся к делу враждебных организаций.
ДЕСИСТ — всемирная база данных по террористам, новейшая информационная система, созданная ЦБТ.
Корн хмыкнул:
— ЦБТ и есть враждебная организация.
— Нет, если дело касается законных интересов управления, — возразил Гласс.
— Джентльмены, — попробовал вернуть разговор в деловое русло Аллен.
— Я знал Фрэнка Мэтьюса. — Корн не обращался ни к кому конкретно.
— Мы все его знали, — сказал Вудруфт.
— Мы не были близко знакомы, — продолжал Корн. — Так, махали друг другу рукой, когда встречались в гараже. Кивали друг другу в коридоре. Но ты проработал с ним бок о бок более года.
— Четырнадцать месяцев, — уточнил Джон.
— Ты перешел в контору Зелла из службы наружного наблюдения.
Джон кивнул.
— После того дела в Гонконге, — продолжил Корн.
— Вы имеете в виду операцию, за которую Джон получил медаль? — поинтересовался Вудруфт.
— После финансовой проверки, — ответил Корн.
Финансовые скандалы вселяли ужас в руководство
ЦРУ с тех пор, как в 1988 году всплыла недостача трех с половиной миллионов долларов, предназначенных для антикоммунистического партизанского движения в Камбодже.
— Мы находимся здесь не для того, чтобы исследовать под микроскопом финансовую карьеру мистера Лэнга, — заметил Гласс. Он познакомился с Джоном всего двадцать минут назад.
— Мы находимся здесь не для того, чтобы игнорировать какие-либо отклонения от обычного поведения. — Корн улыбнулся Глассу. — Но я вынужден буду уступить вам в таком деле, как это. У вас в таких вопросах гораздо больше опыта.
Аллен сказал:
— Мистер Корн, пожалуйста, вернемся к нашему делу.
— Ты руководил агентурной сетью в Таиланде, Гонконге, — сказал Корн. — Взгляни на поведение Фрэнка сквозь призму резидента, встречающегося с агентом. Ты не заметил в нем ничего необычного?
— Фрэнк Мэтьюс проработал в разведке гораздо
дольше, чем я, и проработал не впустую, — сказал Джон. — Поэтому когда вы или я смотрели на него, мы видели лишь то, что он хотел нам показать.
— Профи, — бросил Гласс.
— Настоящий мужчина, — добавил Вудруфт.
— Я относился к нему с симпатией, — сказал Джон. — Он умер у меня на глазах.
Адвокат Мэри наклонилась к сидевшему рядом с ней Джону:
— Джон пережил ужасные потрясения сегодня. Может быть, в следующий раз...
— "Следующий раз" не заменит сегодняшнего дня, — упрямо сказал Джон. Он оглядел прямым пристальным взглядом сидящих за столом.
— Насколько хорошо ты его знал? — спросил Корн.
— Мы работали вместе, иногда вместе обедали, подвозили друг друга на работу. Несколько раз вместе ходили в кино. Мы знали, что нас могут спрашивать об этом — неофициально, но на Капитолийском холме «неофициально» значит лишь дым в зеркалах.
— Попал в десятку, — сказал Гласс.
— Мы были друзьями, — сказал Джон. — Друзьями по работе.
— У Фрэнка были какие-нибудь проблемы? — спросил Корн.
— Не больше, чем у любого другого, — ответил Джон. — Он выглядел сильно уставшим.
— Он пил?
— Насколько я знаю, нет.
— Наркотики?
— Будьте серьезней.
— Я серьезен. Проблемы с деньгами?
— Фрэнк никогда не подвергал риску свою личную безопасность.
— Он имел отношение к делам, которые могли подвергнуть риску безопасность управления?
— Нет.
— Ты это знаешь наверняка?
— Вы знаете его дольше, чем я. Кто-нибудь из вас сомневается в нем?
— Нет, — ответил за всех Гласс.
— А как насчет тебя? — Вопрос Корна плясал в его тусклых глазах.
— Что насчет меня? — переспросил Джон.
— У тебя есть какие-нибудь проблемы?
— Таких, которые касаются управления, нет.
— Правда? — спросил глава службы безопасности.
— Сейчас мы говорим не обо мне, — сказал Джон.
Корн пожал плечами:
— Но ведь ты был в машине.
Не обращать на него внимания, главный здесь, несомненно, Аллен. Голос должен звучать искренне. Здравомысляще.
— Что вы собираетесь делать?
— Мы собираемся создать мнение, что это ужасное происшествие не имеет никакого отношения к деятельности управления. Что Фрэнк погиб вовсе не при выполнении служебного долга.
— Однако я хочу знать, собираетесь ли вы докопаться до правды.
— Это именно то, что я хотел сказать, — ответил Аллен.
Легче, дышать спокойно, медленно. Сохранять спокойствие.
Адвокат управления спросил:
— Вы уверены, что не говорили полиции, что вы или Фрэнк работали на ЦРУ?
— Я сказал им, что работаю в сенате, — ответил Джон.
— С формально-юридической точки зрения так оно и есть, — сказал юрисконсульт управления. — Сенат выдал вам с Фрэнком идентификационные карточки сотрудников и выделил рабочие места, в сущности, вы являетесь его сотрудниками.
— Это может не удовлетворить копов, — заметил Корн.
— Несомненно, вы и адвокат сможете организовать все так, чтобы нигде не всплыло упоминание об управлении, — сказал Аллен. — Директор непреклонен в этом отношении. Существует ли какая-нибудь связь между этим инцидентом и взрывом Коркоран-центра?
— Что? — удивленно переспросил Джон.
— Почему вы спрашиваете? — поинтересовался шеф службы безопасности Корн.
— Потому, — сказал Аллен, — что я получил заголовки газет, которые будут завтра на слуху, и мне будут задавать вопросы относительно нападения на Коркоран-центр. Сегодняшнее происшествие, если мы не сможем убедить всех версией о шальной пуле...
— Это единственно разумное решение, — перебил его Вудруфт.
— Мне не хотелось бы, чтобы говорящего прерывали без нужды, — сказал Аллен. — И я не хотел бы, чтобы задавались вопросы, на которые у нас заведомо нет ответов. Поэтому... Харлан?
Харлан Гласс, надув губы, сказал:
— Точка зрения следствия, проведенного подразделением оперативного реагирования и центром по борьбе с терроризмом, не изменилась: взрыв Коркоран-центра был независимым происшествием.
— Из этого, очевидно, следует, что необходимо внести ходатайство о прекращении судебного разбирательства, — сказал Вудруфт.
— Фрэнк не занимался этим взрывом, — добавил Мигель Зелл.
— Прекрасно, — сказал Аллен. — Но все же необходимо убедиться, что действительно нет никакой связи.
— А также с предстоящими слушаниями, — пробормотал шеф безопасности Корн.
— Что мы скажем в комитете о Фрэнке? — спросил Зелл.
Юрист управления заметил:
— Если не существует связи между случившейся аварией и нашими программами... мы пошлем в соответствующие комитеты и Белому дому секретный доклад, сделав его насколько можно невнятным. Позволим копам взять на себя ответственность за официальные заявления. Во всяком случае, это наше внутреннее, домашнее дело, так что... нет проблем.
— Если не считать одного — погибшего человека, — заметил Джон.
Все посмотрели на него. Вудруфт потер переносицу:
— Джон, мы тоже потеряли товарища. Наше горе, возможно, не столь велико, как твое, черт возьми, он ведь сидел совсем рядом с тобой, когда произошло убийство. Ты потрясен. Травмирован. Возможно, даже чувствуешь вину за то, что выжил. Гнев в конце концов. Но поверь мне, мы приложим все усилия, чтобы разобраться в этом деле. И все мы чертовски сожалеем о случившемся.
— Под огнем ты вел себя достойно, — сказал Гласс.
— Адская работа, — добавил Вудруфт.
— Все, что я делал, — это стремился выжить.
— Никто не посмеет упрекнуть тебя, — сказал Гласс.
Не думай, не переживай, не...
— Господа, — сказал Аллен, — выразим еще раз наши искренние соболезнования Джону, и я думаю, мы можем обойтись без дальнейших расспросов.
— Пока, — не преминул ввернуть слово Корн. Аллен, занимавший среди присутствовавших самое высокое положение, вышел.
— Мигель, — сказал Вудруфт, обращаясь к руководителю, в ведении которого находилась работа по связям с конгрессом, — нам с тобой надо на минутку задержаться.
— Джон, ты тоже, пожалуйста, останься.
Загремели отодвигаемые стулья.
Корн уставился на Вудруфта, но, заметив, что Гласс, в свою очередь, наблюдает за ним, важно прошествовал мимо крупнейшего авторитета по борьбе с терроризмом.
Дверь закрылась. За круглым столом остались трое.
— Джон, — сказал непосредственный босс Джона, Зелл, — мне чертовски неприятно. Но мы были вынуждены задать тебе эти проклятые вопросы.
— Нашим проблемам нет конца, — сказал Вудруфт.
Зелл сказал:
— Катастрофа...
— Подозрительная катастрофа, — огрызнулся Джон.
— Фрэнк мертв, — сказал Зелл. — Но все же надо стараться исходить из реальностей этого города.
— Реальностью является труп Фрэнка, — сказал Джон.
— Это сегодня, — сказал Вудруфт. — Реальностью завтрашнего дня являются решающие слушания в сенате. От них зависит финансирование управления в ближайшие годы.
— Деньги. — Джон покачал головой.
— Средства, — поправил его Вудруфт, — для выполнения возложенных на нас задач. Чтобы мы имели возможность делать то, что обязаны делать.
— Необходимо осознать, что смерть Фрэнка — трагическая реальность, несчастный случай. В эти дни мы, Пентагон, департамент торговли, мы все вынуждены вести борьбу, не уставая напоминать этой кучке политиков, распределяющих бюджетные ассигнования, о тех войнах, террористах и экономических катастрофах, которые угрожают Америке, если они не выделят нам деньги для создания условий перехода к этому чертову новому миру, — сказал Зелл.
— Но какое отношение это имеет ко мне? К тому, что произошло с...
— Давай исходить из реальностей, — повторил Зелл. — Фрэнк был пожилой человек. С его уходом на слушаниях, через которые нам надо пройти... без тебя нам не обойтись, не столько для того, чтобы что-либо делать, сколько...
— Создать красивый фасад, — сказал Джон. — Одна смерть — это проблема, две — уже потери...
— Ты поднимаешь вопросы, не относящиеся к сути дела, — сказал Вудруфт.
Зелл, желая привлечь к себе их внимание, поднял ладонь вверх:
— Если тебе необходимо какое-то время...
— Что я с ним буду делать? — прошептал Джон. — Возьму большой отпуск после того как... Я буду координировать расследование, придется побегать...
— Твои усилия понадобятся нам для других, не менее важных целей, — сказал Зелл.
— Кроме того, такое решение нельзя назвать благоразумным, — поддакнул Вудруфт. — Ты тоже в некотором смысле являешься участником этих трагических событий. Если ты влезешь в расследование этого
дела, Корн начнет суетиться. Сейчас управлению меньше всего нужна лишняя суета.
— Мы будем держать тебя в курсе дела, — добавил он.
Два руководителя помолчали, наблюдая за реакцией Джона.
«Характерная черта „конторы“. Логика „конторы“. Все держать в секрете», — подумал Джон.
Прояви благоразумие. Согласись. Прими это. Поверь. Постарайся.
— Мы профессионалы, — сказал Вудруфт. — И не можем забывать об этом.
Скажи им то, что они хотят услышать:
— Я могу выполнять свою обычную работу.
Джон чувствовал легкое напряжение, исходящее от этих двух начальников.
— Я тоже скорее предпочел бы подорваться на мине, — сказал Зелл. Он встал и обошел вокруг стола, похлопал Джона по плечу и вышел.
«Похоже, пора уходить», — подумал Джон. Как только дверь за Зеллом закрылась. Дик Вудруфт придвинул свой стул поближе к Джону. Дернув себя за мочку уха, Вудруфт сказал:
— Здесь можно разговаривать, абсолютно ничего не опасаясь. Это мне подтвердил сам Аллен. Джон, ты действительно в порядке?
— Нет, но... да, я в порядке. Возможно, обзаведусь парочкой новых кошмаров.
— Полагаю, увеличение числа дурных снов должно уменьшать частоту повторения какого-либо одного кошмара.
— Обязательно расскажу тебе, так ли это.
Джон обхватил лоб руками и уперся локтями в стол. Дик Вудруфт наблюдал за ним. Когда Джон поднял на него глаза, его взгляд был холодным и жестким.
— Управление уже похоронило Фрэнка, не так ли? — спросил он.
— Его похороны не моя забота. И не твоя.
— Да пропади она пропадом, эта работа! Он был моим другом — не братом по крови, но все же мы работали в паре больше года! Я многим ему обязан!
— Я знал его дольше, чем...
— Кроме того, — сказал Джон, — если кто-то безнаказанно убивает одного из нас, тогда этот кто-то может убить любого из нас. И сделает это. Мы должны быть большими дураками, чтобы не сделать что-нибудь для...
— Мы сделаем все возможное, — сказал Вудруфт. — Но мы, а не ты.
— Обещаешь? — Джон спрашивал не начальника, а старого друга.
— Клянусь жизнью, — был ответ.
Вудруфт продолжил:
— Я настаиваю, чтобы ты занялся работой, связанной с сенатом, потому что ты идеально подходишь для этого. Свой человек в конгрессе, эксперт по Азии, который не вопит о «провале во Вьетнаме». Ты знаком с этой кухней, ССРДСПШ. Кроме того, я всегда хотел, чтобы ты работал с Фрэнком. Став его тенью, ты мог научиться гораздо большему, чем на любом другом месте.
— Да, это так.
— Идеальный человек для такой работы, — повторил Вудруфт. — До сегодняшнего дня ты полностью оправдывал оказанное тебе доверие. До сих пор. Оставайся таким, чтобы я мог продолжать гордиться тобой. Мы разобрались с этим делом? — добавил он.
— Я — да, — сказал Джон. Облизнул губы. Его голос смягчился, когда он спросил шефа: — Скажи мне, почему?
Вудруфт положил руку на плечо Джона.
— Не ищи причин в каждом повороте судьбы. Всякое случается. Как офицер секретной службы, ты знаешь, что цепочки событий могут случайно объединяться, но это может еще ничего не значить. Смерть Фрэнка останется загадкой для нас до тех пор, пока мы не найдем того, кто нажал на курок. Но все, черт возьми, говорит о том, что улицы в этой стране не безопасны, а дома напичканы оружием; он умер потому, что оказался там.
— Там же был и я. Несчастный случай или убийство, но я тоже мог быть убит.
— Тебе остается только примириться с этой мыслью. Вопрос в том, сможешь ли ты с этим примириться и продолжать выполнять свою работу? Я пойму тебя, что бы ты ни сказал. Но мне нужен искренний ответ.
Скажи это. Поверь в это:
— Вы можете рассчитывать на меня.
— Хорошо. Не пренебрегай своими сомнениями. Способность задавать вопросы — это то, что делает нас людьми. А уверенность в своих убеждениях предохраняет от ошибок в работе.
Джон покачал головой.
— Я до сих пор нахожусь в некотором оцепенении.
— Хорошая новость — то, что самое худшее уже позади, — сказал Вудруфт. — Плохая новость — что это худшее произошло.
«Интересно, эта комната действительно не прослушивается?» — подумал Джон. А вслух добавил:
— Я чувствовал себя здесь костью. Костью, брошенной своре собак.
— Дружески к тебе относящихся собак.
— Почему Гласс защищал меня? Мы ведь с ним не знакомы.
— Он знает о тебе, — вздохнул Вудруфт, — по Гонконгу.
— Ну и почему это произвело на него такое впечатление?
— Помнишь Джерри Барбера?
В памяти всплыли легенды, обраставшие со временем все новыми и новыми подробностями, и официальные секретные доклады, которые он читал. Джон спросил:
— Он был тем самым парнем, который...
— Бейрут, начало 80-х. Джерри Барбер, Харлан Гласс, Роджер Аллен, я и еще десяток других, действуя под дипломатическим прикрытием, занимались ликвидацией террористических групп, освобождали заложников. Джерри захватили на улице во время выполнения операции, которую он проводил вместе с Харланом. Все произошло во время обычного прочесывания кварталов в районе, где, по их подозрениям, должен был находиться один из руководителей террористов. Харлан знал, что Джерри могли пытать, поэтому не стал дожидаться, пока начнет действовать управление. Формально он нарушил существовавшие инструкции. В течение тридцати двух часов он ни на минуту не выпускал их из виду, преследовал боевиков прямо в их чертовых горах, один, без поддержки. Обезвредил группу из трех бойцов джихада, похитивших Джерри. Вынес тело Джерри на себе. Поэтому Харлан знает о Гонконге... и ты, по-видимому, принадлежишь к тому типу людей, который ему по душе. Кроме того, он, как и ты, бывший оперативник. Возможно, в душе он до сих пор сожалеет, что уже не может непосредственно заниматься оперативной работой. И если мы вынуждены терпеть этот чертов центр, тогда по крайней мере нам повезло, что именно он сидит в кресле управляющего ЦБТ, удерживая эту раковую опухоль от пожирания нас живьем. Плюс к тому, в случае с Фрэнком Харлан поможет нам держать все под контролем.
Твердо. Непринужденно. Спокойно.
— Почему Корн так набросился на меня? — спросил Джон.
— Такова его работа. — Вудруфт покачал головой. — Он заведует службой безопасности. Такая работа делает людей прокаженными, и они начинают считать весь остальной мир больным. Кроме того, он знает, что ты получил боевое крещение в оперативном отделе, и не существует такого человека в службе безопасности, которому удалось бы возглавить оперативный отдел. Поэтому он находится на таком уровне, который ты можешь миновать. К тому же, если в том, что случилось, есть что-то подозрительное, это его проблема.
— Я думал, искать проблемы — это именно то, для чего мы все существуем.
— Нет, — сказал Дик, — мы существуем для того, чтобы избегать проблем.
— Нельзя всегда лишь избегать.
— Но мы должны с осторожностью относиться к таким случаям.
Два друга некоторое время сидели молча.
— Что, по-твоему, я должен делать? — спросил Джон.
— Свою обычную работу. Надеяться. Верить. Ате-перь отправляйся домой.
Те же люди, которые забирали Джона из госпиталя, отвезли его домой. Только Мэри с ними не было.
— У нее неотложные дела, — объяснил мистер Джон.
«Должна написать отчет», — подумал Джон. Они проводили его до двери дома, прошли внутрь, тем самым без всяких слов убедив его, что там безопасно.
— Ты хочешь, чтобы мы осмотрели окрестности? — спросил Драконий глаз.
— Но только не окрестности моего дома.
Было 4:17, когда они ушли. Джон сел на кушетку. Почувствовав, что день близится к концу, он встал, включил все светильники, какие только были в доме. В спальне он посмотрел на красный механический будильник: 6:33. Он отнес тикающие часы в гостиную.
Ветер стучал в окно. Тянуло холодом. Всего лишь ветер. Неожиданно он почувствовал страшный голод. Он собирался купить жареных пончиков с шоколадом в кафетерии «Пластик палас» в подвале «Рассел сенат офис билдинг», когда они с Фрэнком пойдут...
В холодильнике должен быть жареный цыпленок из супермаркета. Он вытащил его из пластиковой упаковки и сунул в микроволновую печку, поставив таймер на три минуты и одну секунду, — он ненавидел случайность даже в числах.
Печь загудела.
Тикал будильник.
Красный огонек автоответчика его телефона на столе мигал безмолвным вызовом.
БИИП!
— Джон!.. Это Эм Норс.
Грудной голос. Непроницаемая улыбка, алые губы.
Не думай об этом сейчас. К чему думать об этом сейчас?
Эмма Норе отвечала за международные связи и аналитические обзоры, касающиеся разведки, при сенаторе Кене Хандельмане, члене комитета по делам разведки. Председатель назначил каждому члену комитета помощника, который числился в штате комитета, однако сенатор Хандельман доверял Эмме, которая получала жалованье персонально от него, и это жалованье было выше, чем у помощника, назначенного комитетом, от которого сенатор мог отказаться, но не мог выбрать по своему усмотрению.
— Я узнала про Фрэнка и... О, этот проклятый город! Америка девяностых. В каком ужасном мире мы живем! Могу я чем-нибудь помочь, я... хочу быть уверена, что ты в порядке, ты...
БИИП!
— Это снова Эм. Ненавижу эти чертовы автоответчики. Если тебе что-нибудь понадобится, не раздумывая звони мне.
После небольшой паузы она продолжила, несколько смягчив голос:
— Будь осторожней, Джон.
После чего продиктовала на автоответчик свой адрес и номер телефона.
БИИП!
— Привет, Джон, это Мэри из твоего офиса. Очень жаль, что я не смогла проводить тебя. Если тебе что-нибудь надо, захочется с кем-то поговорить, звони мне. Не смущайся, даже если тебе покажется, что поздно.
После чего она тоже надиктовала свой номер.
Раздался писк микроволновой печи.
Он решил позвонить матери. Она жила в Блэк-Хоке, небольшом городке в Южной Дакоте, одна в белом каркасном доме, в котором прошло детство Джона. Городок стоял среди холмистой равнины. Чистый воздух каждое время года имел свой особенный аромат: запах шалфея весной, трав прерий летом и мускусный запах созревшей пшеницы и красной опадающей листвы осенью. Зима приносила запах обжигающего льда. Все в городке знали друг друга.
Мать рассказала ему о капризных переменах мартовской погоды — о неожиданно налетевшей снежной вьюге. И о том, как обанкротилась фирма «Фурнитура С & Н». Когда Джимми Густафсон — «он был капитаном баскетбольной команды, когда ты был первокурсником» — заколачивал фанерой окна магазина, он плакал так горько, что слезы затуманили ему глаза и он повредил молотком большой палец. "О", — вставил Джон. Потом она принялась рассказывать ему про сумасшедшего Эдкинса. «Слушай, почему эти типы, просиживающие штаны в Вашингтоне, думают, что мы все здесь тупицы?» — спросила она. «Какие типы?» — поинтересовался он. Она рассказала ему о баскетбольном матче профессионалов, показанном по телевизору. Она считала, что роман, который он послал ей, был так себе, и плевать на то, что пишет это ничтожество — критик. Сказала, что «Золотые годы» не заслуживают того, каких превозносят. Спросила его, как идут дела на работе, зная, что не получит никаких подробностей от своего сына, который стал довольно скрытным после того, как повзрослел и начал самостоятельную жизнь в этой шпионской конторе, о чем она знала, но никогда не упоминала. «На работе все прекрасно, мама». Он сказал ей, что любит ее. Она помолчала. Сказала, что любит его тоже. Добавила, что он в любой момент может вернуться домой. Интересно, какого черта он будет там делать: совершенствовать знание китайского или вернется к работе по ремонту выбоин в городе, если на сей раз они получат на это финансирование из бюджета? Вновь он сказал ей то, что не нуждается в словах. И вновь она сказала, что очень любит его.
Они повесили трубки.
Цыпленок был сочным и теплым. От холодного молока стакан запотел.
Возможно, остальной мир был прав.
«Надо радоваться тому, что имеешь», — говаривал Фрэнк.
Телефон вновь зазвонил. Джон взял трубку, послушал, сказал «о'кей» и положил трубку.
В комнате стояла тишина. Красный будильник тикал на столе. Он включил радио. Классическая радиостанция передавала очередное ток-шоу... Он переключил программу, ужасные электрогитары пронзительно выли на прогрессивной станции. Третий раз выбор вновь пал на станцию, передающую рок. Больше в системе запоминания на данный момент ничего не было. Выключил радио, включил телевизор. Развлекательная передача — выключил.