Страница:
Митч спустился на первый этаж и купил пару темных очков. Вышел на улицу, не торопясь дошел до узенькой тенистой аллеи и, выпав на мгновение из поля зрения следовавших за ним, рванул что было сил на параллельную улицу, где вбежал в какую-то сувенирную лавку, выбрался через заднюю дверь на другую улочку. Прямо перед собой он увидел большой магазин одежды, рассчитанный, видимо, на туристов, и вошел в него через неприметный боковой проход. Прилавки магазина были забиты шортами и рубашками всех мыслимых цветов и раскрасок – одеждой, которую не покупали местные жители, но которую так любили американцы. Митч подошел к витрине, внимательно оглядел улицу, но не увидел ничего настораживающего. После этого повернулся к продавщице.
Он решил остаться верным своим консервативным привычкам: белые шорты и красный вязаный пуловер. Прихватил и пару соломенных сандалий, таких, что подошли бы к его любимой шляпе. Продавщица, хихикнув, указала ему кабинку, где можно было переодеться. Митч еще раз бросил быстрый взгляд в окно. Никого. Покупки пришлись впору и он спросил девушку, нельзя ли оставить костюм и туфли где-нибудь здесь на пару часов. Без проблем, ответила та. Митч расплатился наличными, прибавил десять долларов на чай и попросил вызвать такси. Продавщица охотно согласилась, назвав его красавчиком.
Пока машина не подошла, Митч нервно посматривал на улицу. В один прыжок он пересек тротуар и рванул на себя заднюю дверцу.
– В секцию подводного плавания Эбанкса.
– Это неблизко, дружище.
Митч бросил на сиденье водителя двадцатку.
– Трогай. И посматривай в зеркальце. Увидишь кого-нибудь за нами – дай мне знать. Рука таксиста проворно сгребла купюру.
– О’кей, дружище.
Митч постарался опуститься на сиденье как можно ниже, чтобы над спинкой возвышалась только его новая шляпа. По загруженной Шедден-роуд таксист уже выбрался из торговых кварталов, машина огибала Поросячий залив, оставляя позади себя Джорджтаун, устремляясь на восток, мимо Красной лагуны, к Боддентауну.
– От кого спасаешься, дружище?
Митч рассмеялся и опустил стекло.
– От Национального налогового управления.
Ему ответ показался остроумным, однако водитель был сбит с толку, ведь он-то знал, что на острове нет ни налогов, ни налоговых инспекторов. Вопросов больше не последовало.
Согласно газетной заметке, инструктора по подводному плаванию звали Филип Эбанкс, он был сыном Бэрри Эбанкса, владельца секции. Он погиб девятнадцатилетним. Все трое утонули в результате какого-то взрыва на их катере. Очень непонятного взрыва. Тела погибших в полном снаряжении были обнаружены на глубине восьмидесяти футов. Не было никаких свидетелей взрыва, равно как и никаких объяснений тому, почему он мог произойти в двух милях от берега, в районе, где никто подводным плаванием не занимался. В заметке говорилось, что на многие вопросы ответов все еще нет.
Боддентаун оказался маленькой деревушкой в двадцати минутах езды от Джорджтауна. Секция подводного плавания занимала огороженный участок берега у южной оконечности поселка.
– За нами кто-нибудь следовал? – спросил Митч.
Таксист покачал головой.
– Неплохо сработано. Вот еще сорок долларов. – Митч посмотрел на часы. – Сейчас почти час. Сможешь быть здесь ровно в полтретьего?
– Конечно, дружище.
Дорога упиралась в разбитую на берегу моря автостоянку, обнесенную обломками белых скал и затененную растущими вокруг нее королевскими пальмами. Основной постройкой здесь было двухэтажное здание секции под жестяной крышей, на второй этаж вела наружная лестница. Здание называлось Большим домом, оно было выкрашено светло-голубой краской с пропущенной по углам белой аккуратной полосой, часть фасада увивал дикий виноград и ползучие лилии. Резные наличники окон выкрашены в розовый цвет, прочные деревянные ставни – в оливково-зеленый. В здании располагалась контора и столовая секции подводного плавания Эбанкса. С правой стороны Большого дома, где пальмы расступались, огибая здание, вилась узкая подъездная дорожка, спускавшаяся вниз, к широкой расчищенной площадке из белого камня. На площадке размещалось около десятка хижин из тростника, где жили ныряльщики. От хижин к Большому дому вел также лабиринт узеньких деревянных лестниц, а совсем у кромки воды был оборудован небольшой бар.
Митч направился к бару под уже знакомые ему звуки регги и смеха. Похоже на “Румхедс”, подумал он, но нет той толпы. Через пару минут Генри, бармен, поставил перед Митчем “Ред Страйпо.
– Где сейчас Бэрри Эбанкс? – спросил Митч. Генри кивнул головой в сторону моря и отправился к себе за стойку. На расстоянии примерно полумили в море был виден катер, неторопливо скользящий по волнам, направляющийся сюда, к Большому дому. Поедая бутерброд с сыром, Митч смотрел на играющих в домино.
Катер ткнулся носом в пирс, воткнутый в море между баром и хижиной побольше, над окном которой от руки было намалевано: “СНАРЯЖЕНИЕ”. Держа в руках свои сумки, из катера посыпались ныряльщики, и все как один направились в бар. Невысокого роста, заросший волосами человек стоял рядом с катером и орал какие-то команды палубным, выгружавшим отработавшие ресурс акваланги на пирс. Одежды на нем было весьма немного: белая бейсбольная шапочка и черные плавки, узкие спереди и пошире сзади. Судя по дубленой коричневой коже, последние полстолетия не очень-то потрепали его. Заглянув в хижину со снаряжением, прокричав что-то инструкторам и палубным, коренастый человек двинулся к берегу. Не обратив никакого внимания на толпу, он подошел к холодильнику, достал банку “Хейникена”, сорвал крышку и сделал большой глоток.
Бармен наклонился к его уху, что-то проговорил, кивая в Сторону Митча. Человек открыл вторую банку пива и подошел к столику, где сидел Митч.
– Это вы меня искали? – без намека на улыбку спросил он; в голосе – едва ли не насмешка.
– Вы мистер Эбанкс?
– Я. Что вам угодно?
– Мне нужно несколько минут вашего внимания.
Эбанкс отпил из банки, глядя на океан.
– Я занят. Катер отойдет через сорок минут.
– Меня зовут Митч Макдир. Я юрист из Мемфиса.
Эбанкс смерил его быстрым взглядом маленьких карих глаз. Митч заинтересовал его.
– Ну и что?
– А то, что те двое, что погибли вместе с вашим сыном, были моими друзьями. Наш разговор не займет много времени.
Эбанкс уселся на табурет, упершись локтями в стол.
– Для меня это не самая лучшая тема.
– Да, я знаю. Мне очень жаль.
– В полиции меня предупредили, чтобы я ни с кем не говорил об этом.
– б нашей беседе никто не узнает, даю вам слово.
Эбанкс прищурился, повернув голову в сторону. сверкавшей солнечными бликами голубизны. Лицо и руки его несли на себе те отметины, что может оставить долгое пребывание на шестидесятифутовой глубине, где любопытным новичкам показывают коралловые рифы и затонувшие посудины.
– Что вы хотите узнать? – спросил он уже гораздо мягче.
– Можем мы поговорить в другом месте?
– Конечно. Может, пройдемся?
Он махнул рукой бармену и уже на ходу сказал что-то сидевшим за столиком ныряльщикам. Они направились к пляжу.
– Я хочу поговорить о несчастном случае, – сказал Митч.
– Можете спрашивать. Но в ответ я могу промолчать.
– Что было причиной взрыва?
– Не знаю. Возможно, воздушный компрессор. А может, топливо. Точно мы не знаем. Катер был очень сильно поврежден, ответы на многие вопросы остались в огне.
– Катер принадлежал вам?
– Да, это был один из моих небольших катеров, футов тридцати. В то утро его наняли ваши друзья.
– Где были обнаружены тела?
– На глубине восьмидесяти футов. Вроде бы ничего подозрительного, за исключением того, что на телах не было ни ожогов, ни ран, ничего такого, что могло бы указывать на то, что был взрыв. По-моему, это как. раз очень подозрительно.
– По данным экспертизы, смерть наступила от попадания воды в легкие. Другими словами, они утонули.
– Да, утонули. Но ваши друзья были в полном снаряжении, а его позже обследовал один из моих инструкторов. Все было в полном порядке, а парни были хорошими ныряльщиками.
– А ваш сын?
– Акваланга на нем не было, но плавал он как рыба.
– Где произошел взрыв?
– Предполагалось, что они будут нырять вдоль рифовой гряды Роджер Рэк. Вы знакомы с островом?
– Нет.
– Это вдоль побережья Восточного залива, ближе к северо-востоку. Ваши друзья до этого там еще не были, и мой сын предложил им попробовать понырять в том месте. Мы хорошо знали ваших друзей. Это были опытные ныряльщики, и к воде они относились серьезно. Всегда нанимали катер и не скупились на плату. И всегда требовали Филипа в качестве инструктора. Мы до сих пор так и не знаем, было ли у них там хоть одно погружение. Катер был обнаружен в открытом море, в двух милях от того места, уже весь в пламени, на значительном расстоянии от обычных наших районов деятельности.
– Может, катер снесло течением?
– Это невозможно. Если бы что-то случилось с двигателем, Филип связался бы с нами по радио – оборудование мы используем самое современное, и все инструкторы поддерживают постоянную связь с берегом. Не могу себе представить, чтобы взрыв случился у Роджер Рэк. Его никто не видел, никто не слышал, а ведь там всегда есть народ. К тому же неуправляемый катер не смог бы сам продрейфовать две мили в том направлении. И самое главное, ведь тел на борту его не было, не забывайте. Предположим, катер действительно отнесло, а как же тогда тела? Их нашли на глубине в восемьдесят футов, в радиусе двадцати метров от катера.
– Кто их нашел?
– Мои люди. Мы услышали сообщение по радио, и я тут же послал людей. Нам было ясно, что это наш катер, мои парни тут же начали нырять. И обнаружили их через несколько минут.
– Я понимаю, об этом трудно говорить.
Эбанкс допил пиво и швырнул пустую банку в деревянный ящик для мусора.
– Вы правы. Но время излечивает боль. А вы почему так в этом заинтересованы?
– У их семей множество вопросов.
– Мне жаль их. Я видел их жен в прошлом году. Они провели здесь неделю. Такие приятные люди.
– Не могло ли случиться так, что они просто исследовали новый район, когда все это произошло?
– Могло, но вряд ли. С катера докладывают о перемещениях из одного района в другой, это обычная практика. Исключений не бывает. Я уволил инструктора, который не предупредил о перемене места стоянки. Мой сын был лучшим инструктором на острове. Он вырос в этих водах. Уж он-то ни разу не позабыл доложить о перемещении катера. Это же так просто. Полиция верит тому, что все произошло именно так, но ведь и полиция должна во что-то верить. Это единственная версия, которую они имеют.
– Но как они объясняют состояние тел?
– Никак. По их разумению, это просто еще один несчастный случай, и все.
– Несчастный случай?
– Мне кажется, нет.
К этому времени сандалии уже натерли ему ноги, и Митч сбросил их. Вслед за Эбанксом он развернулся, и оба зашагали назад, в секцию.
– А если это не несчастный случай, то что же это?
Эбанкс шел и смотрел, как волны лениво лижут берег. Впервые за время разговора улыбнулся.
– Есть еще какие-нибудь предположения?
– В Мемфисе ходит слух, что тут могли быть замешаны наркотики.
– Расскажите мне об этом.
– Я слышал, что ваш сын активно помогал доставке наркотиков и что в тот день он, скорее всего, должен был на катере выйти в море, чтобы встретиться со своим напарником, что у них вспыхнула ссора, а мои друзья попали под горячую руку.
Эбанкс вновь улыбнулся и покачал головой.
– Только не Филип. Насколько я знаю, он никогда не употреблял наркотиков и не связывался с их доставщиками. Его не интересовали деньги. Только женщины и спорт.
– И никакой возможности?..
– Ни малейшей. Я ни разу не слышал ничего подобного и здорово сомневаюсь, что в Мемфисе осведомлены лучше. Остров у нас небольшой, и пусть даже с опозданием, но хотя бы сейчас я что-то бы знал, Это явная фальшивка.
Сказано, похоже, было все. Мужчины остановились около бара.
– Сделайте мне одолжение, – обратился к Митчу Эбанкс. – Не говорите ничего этого их семьям. Доказать правду я не могу, так пусть лучше о ней и не знают, Тем более в семьях.
– Я не скажу никому. А вас тоже попрошу не упоминать о нашем разговоре. Тут может кто-нибудь появиться после меня и начать расспрашивать о моем приезде. Скажите, что мы говорили о подводном плавании.
– Как вам будет угодно.
– Мы с женой собираемся провести здесь отпуск будущей весной. Я обязательно увижу вас.
Он решил остаться верным своим консервативным привычкам: белые шорты и красный вязаный пуловер. Прихватил и пару соломенных сандалий, таких, что подошли бы к его любимой шляпе. Продавщица, хихикнув, указала ему кабинку, где можно было переодеться. Митч еще раз бросил быстрый взгляд в окно. Никого. Покупки пришлись впору и он спросил девушку, нельзя ли оставить костюм и туфли где-нибудь здесь на пару часов. Без проблем, ответила та. Митч расплатился наличными, прибавил десять долларов на чай и попросил вызвать такси. Продавщица охотно согласилась, назвав его красавчиком.
Пока машина не подошла, Митч нервно посматривал на улицу. В один прыжок он пересек тротуар и рванул на себя заднюю дверцу.
– В секцию подводного плавания Эбанкса.
– Это неблизко, дружище.
Митч бросил на сиденье водителя двадцатку.
– Трогай. И посматривай в зеркальце. Увидишь кого-нибудь за нами – дай мне знать. Рука таксиста проворно сгребла купюру.
– О’кей, дружище.
Митч постарался опуститься на сиденье как можно ниже, чтобы над спинкой возвышалась только его новая шляпа. По загруженной Шедден-роуд таксист уже выбрался из торговых кварталов, машина огибала Поросячий залив, оставляя позади себя Джорджтаун, устремляясь на восток, мимо Красной лагуны, к Боддентауну.
– От кого спасаешься, дружище?
Митч рассмеялся и опустил стекло.
– От Национального налогового управления.
Ему ответ показался остроумным, однако водитель был сбит с толку, ведь он-то знал, что на острове нет ни налогов, ни налоговых инспекторов. Вопросов больше не последовало.
Согласно газетной заметке, инструктора по подводному плаванию звали Филип Эбанкс, он был сыном Бэрри Эбанкса, владельца секции. Он погиб девятнадцатилетним. Все трое утонули в результате какого-то взрыва на их катере. Очень непонятного взрыва. Тела погибших в полном снаряжении были обнаружены на глубине восьмидесяти футов. Не было никаких свидетелей взрыва, равно как и никаких объяснений тому, почему он мог произойти в двух милях от берега, в районе, где никто подводным плаванием не занимался. В заметке говорилось, что на многие вопросы ответов все еще нет.
Боддентаун оказался маленькой деревушкой в двадцати минутах езды от Джорджтауна. Секция подводного плавания занимала огороженный участок берега у южной оконечности поселка.
– За нами кто-нибудь следовал? – спросил Митч.
Таксист покачал головой.
– Неплохо сработано. Вот еще сорок долларов. – Митч посмотрел на часы. – Сейчас почти час. Сможешь быть здесь ровно в полтретьего?
– Конечно, дружище.
Дорога упиралась в разбитую на берегу моря автостоянку, обнесенную обломками белых скал и затененную растущими вокруг нее королевскими пальмами. Основной постройкой здесь было двухэтажное здание секции под жестяной крышей, на второй этаж вела наружная лестница. Здание называлось Большим домом, оно было выкрашено светло-голубой краской с пропущенной по углам белой аккуратной полосой, часть фасада увивал дикий виноград и ползучие лилии. Резные наличники окон выкрашены в розовый цвет, прочные деревянные ставни – в оливково-зеленый. В здании располагалась контора и столовая секции подводного плавания Эбанкса. С правой стороны Большого дома, где пальмы расступались, огибая здание, вилась узкая подъездная дорожка, спускавшаяся вниз, к широкой расчищенной площадке из белого камня. На площадке размещалось около десятка хижин из тростника, где жили ныряльщики. От хижин к Большому дому вел также лабиринт узеньких деревянных лестниц, а совсем у кромки воды был оборудован небольшой бар.
Митч направился к бару под уже знакомые ему звуки регги и смеха. Похоже на “Румхедс”, подумал он, но нет той толпы. Через пару минут Генри, бармен, поставил перед Митчем “Ред Страйпо.
– Где сейчас Бэрри Эбанкс? – спросил Митч. Генри кивнул головой в сторону моря и отправился к себе за стойку. На расстоянии примерно полумили в море был виден катер, неторопливо скользящий по волнам, направляющийся сюда, к Большому дому. Поедая бутерброд с сыром, Митч смотрел на играющих в домино.
Катер ткнулся носом в пирс, воткнутый в море между баром и хижиной побольше, над окном которой от руки было намалевано: “СНАРЯЖЕНИЕ”. Держа в руках свои сумки, из катера посыпались ныряльщики, и все как один направились в бар. Невысокого роста, заросший волосами человек стоял рядом с катером и орал какие-то команды палубным, выгружавшим отработавшие ресурс акваланги на пирс. Одежды на нем было весьма немного: белая бейсбольная шапочка и черные плавки, узкие спереди и пошире сзади. Судя по дубленой коричневой коже, последние полстолетия не очень-то потрепали его. Заглянув в хижину со снаряжением, прокричав что-то инструкторам и палубным, коренастый человек двинулся к берегу. Не обратив никакого внимания на толпу, он подошел к холодильнику, достал банку “Хейникена”, сорвал крышку и сделал большой глоток.
Бармен наклонился к его уху, что-то проговорил, кивая в Сторону Митча. Человек открыл вторую банку пива и подошел к столику, где сидел Митч.
– Это вы меня искали? – без намека на улыбку спросил он; в голосе – едва ли не насмешка.
– Вы мистер Эбанкс?
– Я. Что вам угодно?
– Мне нужно несколько минут вашего внимания.
Эбанкс отпил из банки, глядя на океан.
– Я занят. Катер отойдет через сорок минут.
– Меня зовут Митч Макдир. Я юрист из Мемфиса.
Эбанкс смерил его быстрым взглядом маленьких карих глаз. Митч заинтересовал его.
– Ну и что?
– А то, что те двое, что погибли вместе с вашим сыном, были моими друзьями. Наш разговор не займет много времени.
Эбанкс уселся на табурет, упершись локтями в стол.
– Для меня это не самая лучшая тема.
– Да, я знаю. Мне очень жаль.
– В полиции меня предупредили, чтобы я ни с кем не говорил об этом.
– б нашей беседе никто не узнает, даю вам слово.
Эбанкс прищурился, повернув голову в сторону. сверкавшей солнечными бликами голубизны. Лицо и руки его несли на себе те отметины, что может оставить долгое пребывание на шестидесятифутовой глубине, где любопытным новичкам показывают коралловые рифы и затонувшие посудины.
– Что вы хотите узнать? – спросил он уже гораздо мягче.
– Можем мы поговорить в другом месте?
– Конечно. Может, пройдемся?
Он махнул рукой бармену и уже на ходу сказал что-то сидевшим за столиком ныряльщикам. Они направились к пляжу.
– Я хочу поговорить о несчастном случае, – сказал Митч.
– Можете спрашивать. Но в ответ я могу промолчать.
– Что было причиной взрыва?
– Не знаю. Возможно, воздушный компрессор. А может, топливо. Точно мы не знаем. Катер был очень сильно поврежден, ответы на многие вопросы остались в огне.
– Катер принадлежал вам?
– Да, это был один из моих небольших катеров, футов тридцати. В то утро его наняли ваши друзья.
– Где были обнаружены тела?
– На глубине восьмидесяти футов. Вроде бы ничего подозрительного, за исключением того, что на телах не было ни ожогов, ни ран, ничего такого, что могло бы указывать на то, что был взрыв. По-моему, это как. раз очень подозрительно.
– По данным экспертизы, смерть наступила от попадания воды в легкие. Другими словами, они утонули.
– Да, утонули. Но ваши друзья были в полном снаряжении, а его позже обследовал один из моих инструкторов. Все было в полном порядке, а парни были хорошими ныряльщиками.
– А ваш сын?
– Акваланга на нем не было, но плавал он как рыба.
– Где произошел взрыв?
– Предполагалось, что они будут нырять вдоль рифовой гряды Роджер Рэк. Вы знакомы с островом?
– Нет.
– Это вдоль побережья Восточного залива, ближе к северо-востоку. Ваши друзья до этого там еще не были, и мой сын предложил им попробовать понырять в том месте. Мы хорошо знали ваших друзей. Это были опытные ныряльщики, и к воде они относились серьезно. Всегда нанимали катер и не скупились на плату. И всегда требовали Филипа в качестве инструктора. Мы до сих пор так и не знаем, было ли у них там хоть одно погружение. Катер был обнаружен в открытом море, в двух милях от того места, уже весь в пламени, на значительном расстоянии от обычных наших районов деятельности.
– Может, катер снесло течением?
– Это невозможно. Если бы что-то случилось с двигателем, Филип связался бы с нами по радио – оборудование мы используем самое современное, и все инструкторы поддерживают постоянную связь с берегом. Не могу себе представить, чтобы взрыв случился у Роджер Рэк. Его никто не видел, никто не слышал, а ведь там всегда есть народ. К тому же неуправляемый катер не смог бы сам продрейфовать две мили в том направлении. И самое главное, ведь тел на борту его не было, не забывайте. Предположим, катер действительно отнесло, а как же тогда тела? Их нашли на глубине в восемьдесят футов, в радиусе двадцати метров от катера.
– Кто их нашел?
– Мои люди. Мы услышали сообщение по радио, и я тут же послал людей. Нам было ясно, что это наш катер, мои парни тут же начали нырять. И обнаружили их через несколько минут.
– Я понимаю, об этом трудно говорить.
Эбанкс допил пиво и швырнул пустую банку в деревянный ящик для мусора.
– Вы правы. Но время излечивает боль. А вы почему так в этом заинтересованы?
– У их семей множество вопросов.
– Мне жаль их. Я видел их жен в прошлом году. Они провели здесь неделю. Такие приятные люди.
– Не могло ли случиться так, что они просто исследовали новый район, когда все это произошло?
– Могло, но вряд ли. С катера докладывают о перемещениях из одного района в другой, это обычная практика. Исключений не бывает. Я уволил инструктора, который не предупредил о перемене места стоянки. Мой сын был лучшим инструктором на острове. Он вырос в этих водах. Уж он-то ни разу не позабыл доложить о перемещении катера. Это же так просто. Полиция верит тому, что все произошло именно так, но ведь и полиция должна во что-то верить. Это единственная версия, которую они имеют.
– Но как они объясняют состояние тел?
– Никак. По их разумению, это просто еще один несчастный случай, и все.
– Несчастный случай?
– Мне кажется, нет.
К этому времени сандалии уже натерли ему ноги, и Митч сбросил их. Вслед за Эбанксом он развернулся, и оба зашагали назад, в секцию.
– А если это не несчастный случай, то что же это?
Эбанкс шел и смотрел, как волны лениво лижут берег. Впервые за время разговора улыбнулся.
– Есть еще какие-нибудь предположения?
– В Мемфисе ходит слух, что тут могли быть замешаны наркотики.
– Расскажите мне об этом.
– Я слышал, что ваш сын активно помогал доставке наркотиков и что в тот день он, скорее всего, должен был на катере выйти в море, чтобы встретиться со своим напарником, что у них вспыхнула ссора, а мои друзья попали под горячую руку.
Эбанкс вновь улыбнулся и покачал головой.
– Только не Филип. Насколько я знаю, он никогда не употреблял наркотиков и не связывался с их доставщиками. Его не интересовали деньги. Только женщины и спорт.
– И никакой возможности?..
– Ни малейшей. Я ни разу не слышал ничего подобного и здорово сомневаюсь, что в Мемфисе осведомлены лучше. Остров у нас небольшой, и пусть даже с опозданием, но хотя бы сейчас я что-то бы знал, Это явная фальшивка.
Сказано, похоже, было все. Мужчины остановились около бара.
– Сделайте мне одолжение, – обратился к Митчу Эбанкс. – Не говорите ничего этого их семьям. Доказать правду я не могу, так пусть лучше о ней и не знают, Тем более в семьях.
– Я не скажу никому. А вас тоже попрошу не упоминать о нашем разговоре. Тут может кто-нибудь появиться после меня и начать расспрашивать о моем приезде. Скажите, что мы говорили о подводном плавании.
– Как вам будет угодно.
– Мы с женой собираемся провести здесь отпуск будущей весной. Я обязательно увижу вас.
14
Епископальная школа Святого Андрея располагалась позади одноименной церкви на засаженном деревьями, ухоженном участке земли размером в пять акров в центре жилого района Мемфиса. Там, где плющ по ему одному известной причине чуть расступался, взору открывались стены, сложенные из белого и желтого кирпича. Симметричные ряды стриженого кустарника обрамляли дорожки и небольшую площадку для игр. Одноэтажное, в виде латинской буквы “L” здание чувствовало себя очень уютно в тени вековых дубов. Известная своей аристократичностью, школа св. Андрея была самой дорогой частной школой в городе. Процесс обучения начинался в школе с групп детского сада и продолжался до шестого класса. Влиятельные родители записывали своих отпрысков в очередь на поступление уже с пеленок.
Митч остановил “БМВ” на стоянке между церковью и школой. Цвета красного вина “пежо” Эбби стоял чуть дальше, метрах в пяти. Она наверняка не ждет его в этот час. Самолет приземлился раньше, ч Митч успел даже заскочить домой переодеться. Сейчас он обнимет жену, а потом – в офис, где его ждет работа, по сто пятьдесят долларов в час.
Ему захотелось увидеть Эбби здесь, в школе, без предупреждения. Упасть, так сказать, с неба. Контрманевр. Он скажет ей: привет! Я соскучился по тебе, я не мог ждать, поэтому и заехал сюда. Он будет краток. Лишь бы дотронуться до нее, почувствовать ее, услышать голос ее после того, что было там, на пляже. Вдруг она догадается, как только увидит его? В глазах прочтет? Услышит напряжение в его голосе? Нет, если удивить ее. Нет, если польстить этим нежданным визитом.
Он сжал в руках руль и неподвижным взглядом уставился на ее машину. Идиот! Тупица! Почему он не убежал? Швырнул бы юбку в песок и бежал бы изо всех сил. Но он этого не сделал. Никто никогда не узнает! Теперь ему оставалось только пожать плечами и сказать: черт побери, все так делают.
Сидя в кресле самолета, он строил планы. Во-первых, дождаться ночи и рассказать ей правду. Ему не хотелось лгать, не хотелось жить во лжи. С этим нужно смириться и рассказать ей все, как было. Может, она поймет его. Ведь почти каждый мужчина – нет, практически любой мужчина на его месте сделал бы то, что сделал он. Его второй шаг зависел бы от ее реакции. Если она сдержится и проявит к нему хоть чуточку сочувствия, он раскается и даст слово, что подобное больше никогда не повторится. Если же она придет в ярость, он станет молить, нет, вымаливать прощение и клясться на Библии, что это была ошибка, что он никогда не повторит се. Он скажет ей, как он ее любит и боготворит, он будет упрашивать дать ему шанс исправиться. А если она начнет собирать вещи, то тут он, видимо, осознает, что не следовало ничего говорить.
Отрицай. Отрицай. Отрицай. Московиц, радикал-профессор из Гарварда, читавший лекции по уголовному праву и сделавший себе имя, защищая в суде террористов, убийц и похитителей детей, имел одну-единственную теорию защиты своих подопечных: отрицай. Отрицай. Не признавай ни одного факта, ни одного свидетельства, которые указывали бы на вину.
Он вспомнил Московица после того, как самолет приземлился в Майами, и тут же начал готовить новый план, согласно которому следовало удивить ее приездом в школу и поздним романтическим ужином в ее любимом ресторане. И ни слова ни о чем, кроме изнурительной работы на Кайманах. Он открыл дверцу автомобиля, представил себе ее лицо, прекрасное и полное доверия, и ощутил, как тошнота подкатывает к горлу. В желудке запульсировала тупая тянущая боль. Медленным шагом он направился к двери школы, подгоняемый в спину ласковым осенним ветерком.
В вестибюле было пусто и тихо. Справа от него находился кабинет директора. Он помедлил немного, надеясь, что его заметят, но никто так и не появился. Тогда он тихонько пошел вперед и у третьей по счету классной двери услышал восхитительный голос жены. Когда он просунул улыбающуюся голову в дверь, Эбби как раз объясняла премудрости таблицы умножения. Она увидела его, замерла, а затем хихикнула. Извинившись перед учениками, велела сидеть им тихо и читать следующую страницу. Прикрыв за собой дверь, вышла к нему.
– Что ты здесь делаешь?
Он заключил ее в объятия, прижал к стене. Эбби обеспокоенно посмотрела по сторонам.
– Я соскучился по тебе, – сказал Митч виновато.
Не меньше минуты он обнимал и тискал ее, как медведь. Целовал в шею, вдыхая сладкий запах духов. И тут вдруг в памяти возник образ той, на берегу. Что же ты не убежал, подлец, а?
– Когда ты вернулся? – спросила она, поправляя волосы и оглядывая вестибюль.
– Где-то час назад. Ты выглядишь замечательно.
Глаза ее чуть увлажнились. Удивительно честные глаза.
– Как съездил?
– Нормально. Соскучился. Не очень-то это радостно – когда тебя нет рядом.
Она улыбнулась, отведя взгляд немного в сторону.
– Я тоже скучала по тебе.
Они пошли к выходу, держась за руки.
– На вечер я хочу назначить тебе свидание, – сказал Митч.
– Ты сегодня не работаешь?
– Нет. Не работаю. Сегодня я иду со своей женой в ее любимый ресторан. Мы будем есть изысканные блюда и пить дорогие вина и будем сидеть до закрытия. А потом вернемся домой и снимем с себя одежду, всю-всю.
– Ты и вправду соскучился!
Она вновь поцеловала его и вновь с опаской посмотрела по сторонам.
– Но сейчас тебе лучше уйти, пока нас никто не заметил.
Так и не уличенные никем, они быстро прошли к двери.
Митч глубоко вдохнул в себя прохладный воздух и пошел к машине. Удалось. Он смотрел в ее глаза, обнимал и целовал ее, как прежде. Она ничего не заподозрила. Она была тронута, даже растрогана.
Де Вашер мерил шагами кабинет и нервно сосал свою сигару. Сел в кресло, попытался сосредоточиться на записях в блокноте, но тут же вскочил, заходил снова. Бросил взгляд на часы. Вызвал секретаршу. Затем секретаршу Оливера Ламберта. Опять стал расхаживать вдоль стола.
Наконец с семнадцати минутным опозданием Олли прошел через железную дверь мимо охраны и переступил порог его кабинета.
Де Вашер стоял у стола и в упор смотрел на вошедшего.
– Опаздываешь!
– Я занят, – ответил Ламберт, усаживаясь в потертое кресло. – Что за спешка?
Лицо Де Вашера тут же превратилось в злобную ликующую гримасу. Актерским жестом он открыл ящик стола и с гордостью шнырнул Олли на колени большой конверт из плотной бумаги.
– Нечасто нам удавалось сработать лучше.
Ламберт раскрыл конверт и изумленно уставился на черно-белые фотографии размером восемь на десять дюймов. Один из снимков он поднес к самому носу, впитывая в себя, запоминая каждую деталь. Де Вашер взирал на него с чувством превосходства.
Ламберт еще раз бегло просмотрел фотографии и, тяжело дыша, проговорил:
– Не могу поверить.
– Да, мы так и думали.
– Кто девушка? – Олли не сводил с изображения глаз.
– Местная проститутка. Неплохо выглядит, а? Мы ее ни разу до этого не использовали, но готов спорить, что теперь будем.
– Я хочу увидеть ее, и побыстрее.
– Без проблем. Я, так сказать, это тоже вычислил.
– Но я не могу поверить. Как ей удалось?
– Поначалу вес представлялось довольно трудным. Первой он сказал, чтобы она убиралась. Со второй был занят Эйвери, но ваш парень не захотел иметь дело с ее подружкой. Ушел в небольшой бар на берегу. Вот там-то эта его и подцепила. Она профессионалка.
– Где располагались ваши люди?
– Повсюду. Вот эти картинки сняты из-за ствола пальмы, всего в восьми футах от них. Неплохое качество, так?
– Отличное. Фотографа премируйте. И долго они катались по песку?
– Порядочно. Они чудо как подошли друг другу.
– Думаю, он действительно получил удовольствие.
– Нам повезло: на берегу никого не оказалось, да и время было рассчитано с точностью до секунды.
Ламберт поднял снимок на уровень глаз.
– Для меня вы сделали набор отпечатков? – спросил он, лицо скрыто за карточкой.
– Безусловно, Олли. Я же знаю, как ты любишь такие штучки.
– Мне казалось, Макдир окажется более стойким.
– Он стоек, но он человек, а не чучело. Мы не уверены, но похоже на то, что на следующий день, во время перерыва на обед, он понял, что за ним наблюдают. Вид у него был очень подозрительный, он начал метаться по торговому кварталу и потом исчез. Опоздал на час на встречу с Эйвери в банке.
– Где он был?
– Мы не знаем. За ним наблюдали просто из любопытства, ничего серьезного. Может, сидел где-нибудь в баре. Он просто испарился.
– Будьте с ним повнимательнее. Он беспокоит меня.
Де Вашер помахал в воздухе другим конвертом.
– Не надо беспокоиться, Олли. Теперь он принадлежит нам весь. Он пойдет убивать за нас, когда узнает об этом. – Де Вашер потряс конвертом.
– Что о Таррансе?
– Ни намека. Макдир ни с кем не обмолвился о нем. Во всяком случае, ни с кем из тех, кого мы слушаем. За Таррансом иногда трудно уследить, но, по-моему, он пока держится в стороне.
– Не спускайте с него глаз.
– За мои дела не переживай, Олли. Ты – юрист, адвокат, владелец недвижимости, у тебя есть твои штучки размером восемь на десять дюймов. Ты руководишь фирмой. Безопасностью руковожу я.
– Как дела у Макдира дома?
– Не очень. Она весьма прохладно отнеслась к поездке.
– Чем она занималась, пока его не было?
– От одиночества не скучала. Пару вечеров вместе с женой Куина она провела в этих ресторанчиках, где собирается молодежь. Ходила в кино. Один раз ужинала в городе с коллегой из школы. Ну, и магазины. Часто звонила матери. Ясно, что наш парень и ее родители не сгорают от взаимной любви, и ей хочется как-нибудь сблизить их. Она сама очень любит мать, вот и боится, что большой счастливой семьи может и не получиться. На Рождество ей хотелось бы поехать к родителям в Кентукки, но она не уверена, что его это устроит. В общем, там большие трения. Завязано множество деталей. Она жалуется матери на то, что он работает слишком много, а мать отвечает, это потому, что он хочет утереть им нос. Мне не нравится все это, Олли. Слишком много шума.
– Продолжай слушать. Мы пытались притормозить его, но он ни в какую. Это машина.
– Я знаю, что вы хотите, чтобы он сбавил темп. Еще бы, всего за сто пятьдесят в час! Почему бы вам не посадить всех сотрудников на сорок часов в неделю? Больше времени доставалось бы семьям. Ты мог бы урезать свой оклад, продать пару своих “ягуаров”, заложить бриллианты супруги. Продать, наконец, свой особняк и купить небольшой домик в пригороде.
– Заткнись, Де Вашер.
Ламберт вышел, хлопнув в раздражении дверью. Де Вашера так душил смех, что он покраснел от натуги. Оставшись один, он уложил снимки в папку, поставил ее на стеллаж. “Митчел Макдир, – сказал он самому себе с довольной улыбкой, – теперь ты – наш”.
Митч остановил “БМВ” на стоянке между церковью и школой. Цвета красного вина “пежо” Эбби стоял чуть дальше, метрах в пяти. Она наверняка не ждет его в этот час. Самолет приземлился раньше, ч Митч успел даже заскочить домой переодеться. Сейчас он обнимет жену, а потом – в офис, где его ждет работа, по сто пятьдесят долларов в час.
Ему захотелось увидеть Эбби здесь, в школе, без предупреждения. Упасть, так сказать, с неба. Контрманевр. Он скажет ей: привет! Я соскучился по тебе, я не мог ждать, поэтому и заехал сюда. Он будет краток. Лишь бы дотронуться до нее, почувствовать ее, услышать голос ее после того, что было там, на пляже. Вдруг она догадается, как только увидит его? В глазах прочтет? Услышит напряжение в его голосе? Нет, если удивить ее. Нет, если польстить этим нежданным визитом.
Он сжал в руках руль и неподвижным взглядом уставился на ее машину. Идиот! Тупица! Почему он не убежал? Швырнул бы юбку в песок и бежал бы изо всех сил. Но он этого не сделал. Никто никогда не узнает! Теперь ему оставалось только пожать плечами и сказать: черт побери, все так делают.
Сидя в кресле самолета, он строил планы. Во-первых, дождаться ночи и рассказать ей правду. Ему не хотелось лгать, не хотелось жить во лжи. С этим нужно смириться и рассказать ей все, как было. Может, она поймет его. Ведь почти каждый мужчина – нет, практически любой мужчина на его месте сделал бы то, что сделал он. Его второй шаг зависел бы от ее реакции. Если она сдержится и проявит к нему хоть чуточку сочувствия, он раскается и даст слово, что подобное больше никогда не повторится. Если же она придет в ярость, он станет молить, нет, вымаливать прощение и клясться на Библии, что это была ошибка, что он никогда не повторит се. Он скажет ей, как он ее любит и боготворит, он будет упрашивать дать ему шанс исправиться. А если она начнет собирать вещи, то тут он, видимо, осознает, что не следовало ничего говорить.
Отрицай. Отрицай. Отрицай. Московиц, радикал-профессор из Гарварда, читавший лекции по уголовному праву и сделавший себе имя, защищая в суде террористов, убийц и похитителей детей, имел одну-единственную теорию защиты своих подопечных: отрицай. Отрицай. Не признавай ни одного факта, ни одного свидетельства, которые указывали бы на вину.
Он вспомнил Московица после того, как самолет приземлился в Майами, и тут же начал готовить новый план, согласно которому следовало удивить ее приездом в школу и поздним романтическим ужином в ее любимом ресторане. И ни слова ни о чем, кроме изнурительной работы на Кайманах. Он открыл дверцу автомобиля, представил себе ее лицо, прекрасное и полное доверия, и ощутил, как тошнота подкатывает к горлу. В желудке запульсировала тупая тянущая боль. Медленным шагом он направился к двери школы, подгоняемый в спину ласковым осенним ветерком.
В вестибюле было пусто и тихо. Справа от него находился кабинет директора. Он помедлил немного, надеясь, что его заметят, но никто так и не появился. Тогда он тихонько пошел вперед и у третьей по счету классной двери услышал восхитительный голос жены. Когда он просунул улыбающуюся голову в дверь, Эбби как раз объясняла премудрости таблицы умножения. Она увидела его, замерла, а затем хихикнула. Извинившись перед учениками, велела сидеть им тихо и читать следующую страницу. Прикрыв за собой дверь, вышла к нему.
– Что ты здесь делаешь?
Он заключил ее в объятия, прижал к стене. Эбби обеспокоенно посмотрела по сторонам.
– Я соскучился по тебе, – сказал Митч виновато.
Не меньше минуты он обнимал и тискал ее, как медведь. Целовал в шею, вдыхая сладкий запах духов. И тут вдруг в памяти возник образ той, на берегу. Что же ты не убежал, подлец, а?
– Когда ты вернулся? – спросила она, поправляя волосы и оглядывая вестибюль.
– Где-то час назад. Ты выглядишь замечательно.
Глаза ее чуть увлажнились. Удивительно честные глаза.
– Как съездил?
– Нормально. Соскучился. Не очень-то это радостно – когда тебя нет рядом.
Она улыбнулась, отведя взгляд немного в сторону.
– Я тоже скучала по тебе.
Они пошли к выходу, держась за руки.
– На вечер я хочу назначить тебе свидание, – сказал Митч.
– Ты сегодня не работаешь?
– Нет. Не работаю. Сегодня я иду со своей женой в ее любимый ресторан. Мы будем есть изысканные блюда и пить дорогие вина и будем сидеть до закрытия. А потом вернемся домой и снимем с себя одежду, всю-всю.
– Ты и вправду соскучился!
Она вновь поцеловала его и вновь с опаской посмотрела по сторонам.
– Но сейчас тебе лучше уйти, пока нас никто не заметил.
Так и не уличенные никем, они быстро прошли к двери.
Митч глубоко вдохнул в себя прохладный воздух и пошел к машине. Удалось. Он смотрел в ее глаза, обнимал и целовал ее, как прежде. Она ничего не заподозрила. Она была тронута, даже растрогана.
Де Вашер мерил шагами кабинет и нервно сосал свою сигару. Сел в кресло, попытался сосредоточиться на записях в блокноте, но тут же вскочил, заходил снова. Бросил взгляд на часы. Вызвал секретаршу. Затем секретаршу Оливера Ламберта. Опять стал расхаживать вдоль стола.
Наконец с семнадцати минутным опозданием Олли прошел через железную дверь мимо охраны и переступил порог его кабинета.
Де Вашер стоял у стола и в упор смотрел на вошедшего.
– Опаздываешь!
– Я занят, – ответил Ламберт, усаживаясь в потертое кресло. – Что за спешка?
Лицо Де Вашера тут же превратилось в злобную ликующую гримасу. Актерским жестом он открыл ящик стола и с гордостью шнырнул Олли на колени большой конверт из плотной бумаги.
– Нечасто нам удавалось сработать лучше.
Ламберт раскрыл конверт и изумленно уставился на черно-белые фотографии размером восемь на десять дюймов. Один из снимков он поднес к самому носу, впитывая в себя, запоминая каждую деталь. Де Вашер взирал на него с чувством превосходства.
Ламберт еще раз бегло просмотрел фотографии и, тяжело дыша, проговорил:
– Не могу поверить.
– Да, мы так и думали.
– Кто девушка? – Олли не сводил с изображения глаз.
– Местная проститутка. Неплохо выглядит, а? Мы ее ни разу до этого не использовали, но готов спорить, что теперь будем.
– Я хочу увидеть ее, и побыстрее.
– Без проблем. Я, так сказать, это тоже вычислил.
– Но я не могу поверить. Как ей удалось?
– Поначалу вес представлялось довольно трудным. Первой он сказал, чтобы она убиралась. Со второй был занят Эйвери, но ваш парень не захотел иметь дело с ее подружкой. Ушел в небольшой бар на берегу. Вот там-то эта его и подцепила. Она профессионалка.
– Где располагались ваши люди?
– Повсюду. Вот эти картинки сняты из-за ствола пальмы, всего в восьми футах от них. Неплохое качество, так?
– Отличное. Фотографа премируйте. И долго они катались по песку?
– Порядочно. Они чудо как подошли друг другу.
– Думаю, он действительно получил удовольствие.
– Нам повезло: на берегу никого не оказалось, да и время было рассчитано с точностью до секунды.
Ламберт поднял снимок на уровень глаз.
– Для меня вы сделали набор отпечатков? – спросил он, лицо скрыто за карточкой.
– Безусловно, Олли. Я же знаю, как ты любишь такие штучки.
– Мне казалось, Макдир окажется более стойким.
– Он стоек, но он человек, а не чучело. Мы не уверены, но похоже на то, что на следующий день, во время перерыва на обед, он понял, что за ним наблюдают. Вид у него был очень подозрительный, он начал метаться по торговому кварталу и потом исчез. Опоздал на час на встречу с Эйвери в банке.
– Где он был?
– Мы не знаем. За ним наблюдали просто из любопытства, ничего серьезного. Может, сидел где-нибудь в баре. Он просто испарился.
– Будьте с ним повнимательнее. Он беспокоит меня.
Де Вашер помахал в воздухе другим конвертом.
– Не надо беспокоиться, Олли. Теперь он принадлежит нам весь. Он пойдет убивать за нас, когда узнает об этом. – Де Вашер потряс конвертом.
– Что о Таррансе?
– Ни намека. Макдир ни с кем не обмолвился о нем. Во всяком случае, ни с кем из тех, кого мы слушаем. За Таррансом иногда трудно уследить, но, по-моему, он пока держится в стороне.
– Не спускайте с него глаз.
– За мои дела не переживай, Олли. Ты – юрист, адвокат, владелец недвижимости, у тебя есть твои штучки размером восемь на десять дюймов. Ты руководишь фирмой. Безопасностью руковожу я.
– Как дела у Макдира дома?
– Не очень. Она весьма прохладно отнеслась к поездке.
– Чем она занималась, пока его не было?
– От одиночества не скучала. Пару вечеров вместе с женой Куина она провела в этих ресторанчиках, где собирается молодежь. Ходила в кино. Один раз ужинала в городе с коллегой из школы. Ну, и магазины. Часто звонила матери. Ясно, что наш парень и ее родители не сгорают от взаимной любви, и ей хочется как-нибудь сблизить их. Она сама очень любит мать, вот и боится, что большой счастливой семьи может и не получиться. На Рождество ей хотелось бы поехать к родителям в Кентукки, но она не уверена, что его это устроит. В общем, там большие трения. Завязано множество деталей. Она жалуется матери на то, что он работает слишком много, а мать отвечает, это потому, что он хочет утереть им нос. Мне не нравится все это, Олли. Слишком много шума.
– Продолжай слушать. Мы пытались притормозить его, но он ни в какую. Это машина.
– Я знаю, что вы хотите, чтобы он сбавил темп. Еще бы, всего за сто пятьдесят в час! Почему бы вам не посадить всех сотрудников на сорок часов в неделю? Больше времени доставалось бы семьям. Ты мог бы урезать свой оклад, продать пару своих “ягуаров”, заложить бриллианты супруги. Продать, наконец, свой особняк и купить небольшой домик в пригороде.
– Заткнись, Де Вашер.
Ламберт вышел, хлопнув в раздражении дверью. Де Вашера так душил смех, что он покраснел от натуги. Оставшись один, он уложил снимки в папку, поставил ее на стеллаж. “Митчел Макдир, – сказал он самому себе с довольной улыбкой, – теперь ты – наш”.
15
За две недели до Рождества, днем в среду, Эбби пожелала своим ученикам в школе св. Андрея веселых каникул. В час дня она уже остановила машину на стоянке, забитой “вольво”, “БМВ”, “саабами” и “пежо”, и под каплями холодного дождя вошла в ресторан, Представлявший собой огромный живой уголок, где молодые люди из хороших семей собирались, чтобы попробовать чего-нибудь экзотического вроде испанских пирожков с чудовищно острой начинкой или супа из черных бобов, сидя в окружении клеток с рептилиями и зеленых растений. Это было очередное любимое местечко Кэй Куин. В этом месяце они с Эбби всего второй раз собрались вместе пообедать. Как всегда, Кэй опаздывала.
Дружба их, в общем-то, только начала складываться. Осторожная по натуре, Эбби никогда не бросалась в объятия незнакомому человеку. За три года в Гарварде она так и не нашла себе друзей, зато научилась держать себя независимо. Прожив в Мемфисе полгода, Эбби присмотрела несколько кандидатур в церкви, одну в школе, но развивала отношения она неторопливо.
Кэй Куин поначалу ошеломила ее своим натиском. Она была гидом, консультантом по покупкам и декоратором сразу. Однако и с нею Эбби не поддавалась спешке, извлекая из каждой их встречи что-то для себя новое и с осторожностью делая очередной шажок навстречу. Несколько раз Куины приглашали их на обед или ужин к себе, иногда женщины виделись на банкетах, устраиваемых фирмой, или на проводимых там общих мероприятиях, словом, все это было на людях. И всего четыре раза они имели возможность насладиться собственной компанией в тех заведениях, которые почитались самыми модными среди молодых и прекрасных жительниц Мемфиса, счастливых обладательниц “Голд Мастер Кард”. Наблюдательная Кэй обращала внимание на автомобили, дома, одежду человека, но притворялась, что это ее нисколько не интересует. Кэй хотела быть другом, близким другом, которому доверяют все. Эбби держалась в стороне, медленно и неспешно идя на сближение.
Дружба их, в общем-то, только начала складываться. Осторожная по натуре, Эбби никогда не бросалась в объятия незнакомому человеку. За три года в Гарварде она так и не нашла себе друзей, зато научилась держать себя независимо. Прожив в Мемфисе полгода, Эбби присмотрела несколько кандидатур в церкви, одну в школе, но развивала отношения она неторопливо.
Кэй Куин поначалу ошеломила ее своим натиском. Она была гидом, консультантом по покупкам и декоратором сразу. Однако и с нею Эбби не поддавалась спешке, извлекая из каждой их встречи что-то для себя новое и с осторожностью делая очередной шажок навстречу. Несколько раз Куины приглашали их на обед или ужин к себе, иногда женщины виделись на банкетах, устраиваемых фирмой, или на проводимых там общих мероприятиях, словом, все это было на людях. И всего четыре раза они имели возможность насладиться собственной компанией в тех заведениях, которые почитались самыми модными среди молодых и прекрасных жительниц Мемфиса, счастливых обладательниц “Голд Мастер Кард”. Наблюдательная Кэй обращала внимание на автомобили, дома, одежду человека, но притворялась, что это ее нисколько не интересует. Кэй хотела быть другом, близким другом, которому доверяют все. Эбби держалась в стороне, медленно и неспешно идя на сближение.