Гришем Джон. Фирма

   Митч стоял с коробком в руках.
   – Через неделю или около этого. Дай мне десять Дней, Тарранс. И больше никаких встреч в подобных местах. Запомни, они охотятся на юристов, а не на тупоголовых агентов ФБР.

26

   В понедельник в восемь утра Оливер Ламберт и Натан Лок переступили порог металлической двери на пятом этаже и проследовали через лабиринт каморок и кабинетов к офису Де Вашера. Тот уже ждал их. Закрыв за вошедшими дверь, он указал им на кресла. Движения его были заторможенными: ночь прошла в безуспешном поединке с водкой. Глаза покраснели, веки набрякли, голова раскалывалась.
   – Вчера в Лас-Вегасе я разговаривал с Лазаревым. Как мог, пытался объяснить ему, почему вы, парни, так не хотите расстаться с четырьмя вашими юристами: с Линчем, Соррелом, Бантином и Майерсом. Перечислил ему все ваши доводы. Он обещал подумать, но пока он будет это делать, проследите за тем, чтобы руки четверки не касались ничего, кроме совершенно чистых дел. Не пытайтесь играть в самостоятельность и следите за ними в оба.
   – Он славный парень, не правда ли, – подал голос Ламберт.
   – О да. Душка. Он сказал, что мистер Моролто уже на протяжении полутора месяцев еженедельно справляется у него о положении в фирме. Там у них все взбудоражены.
   – Что ты ему отвечал?
   – Сказал, что пока все нормально, мы в безопасности. Протечки ликвидированы, на сегодняшний день. Не думаю, что он мне поверил.
   – А как Макдир?
   – Провел чудесную неделю вместе с женой. Вам не приходилось видеть ее в бикини? Она не вылезала из него все семь дней. Это что-то потрясающее. Мы сделали несколько снимков, так, развлечения ради.
   – Я пришел сюда не для того, чтобы смотреть на фотографии, – пробурчал Лок.
   – Не скажи. Они провели целый день с нашим маленьким другом Эбанксом – их двое, Эбанкс и рулевой. Дурачились и воде, ловили рыбу. И говорили, много говорили. Неизвестно о чем. Приблизиться было невозможно. Все это внушает подозрения, причем сильные подозрения.
   – Не могу понять почему, – сказал Оливер Ламберт. – О чем они могли говорить кроме плавания, рыбалки, ну и, конечно, Ходжа и Козински? Хорошо, пусть они действительно говорили о наших погибших коллегах, в чем беда?
   – Он никогда не был знаком с Ходжем и Козински, Оливер, – заметил Лок. – С чего бы ему интересоваться их смертью?
   – Не забудьте, – добавил Де Вашер, – Тарранс еще при первой встрече сказал ему, что смерть тех двоих не была случайной. Видимо, он вообразил себя Шерлоком Холмсом и занялся поисками разгадки.
   – Но ведь он ничего не найдет, Де Вашер, не так ли?
   – Нет, черт побери. Это была отличная работа. Да, на некоторые вопросы ответов так и не нашли, но ведь ясно как день, что и кайманская полиция окажется здесь бессильной. Так что вряд ли удастся что-то и Макдиру.
   – Почему же ты беспокоишься?
   – Потому что беспокоятся в Чикаго. А они платят мне достаточно хорошие деньги, чтобы я тоже волновался вместе с ними. К тому же, пока ФБР не оставит нас в покое, каждый будет испытывать беспокойство, не так ли?
   – Чем еще он занимался?
   – Обыкновенный отпуск на Кайманах. Секс, солнце, ром, покупки по мелочам, достопримечательности. На острове было трое наших, и пару раз они его теряли из виду, но, надеюсь, ничего серьезного не упустили. Я всегда говорил, что нельзя следить за человеком семь дней в неделю двадцать четыре часа в сутки без того, чтобы он вас не засек. Поэтому иногда мы отпускали его с поводка.
   – Ты считаешь, Макдир становится разговорчивым? – обратился к нему Лок.
   – Я знаю, что он лжет, Нат. Он солгал нам о случае в обувном магазине месяц назад. Вы не захотели тогда в это поверить, однако я убежден, что он пошел за Таррансом по своей воле, потому что хотел поговорить с ним. Один из наших ребят совершил ошибку, подойдя слишком близко, беседа их прервалась. Это не совсем то, о чем рассказал нам Макдир, но это то, что было на самом деле. Да, Нат, мне кажется, что он становится разговорчивым. Может, он встречается с Таррансом для того, чтобы послать его к черту. Может, они вместе курят травку. Не знаю.
   – Но у тебя нет ничего конкретного, Де Вашер, – заметил Олли.
   Боль волнами перекатывалась от висков по всему черепу, от нее можно было сойти с ума.
   – Нет, Олли, ничего, подобного Ходжу и Козински, если ты это имеешь в виду. Тех мы записали, и было известно точно, что они вот-вот расколются. С Макдиром все немного по-другому.
   – К тому же он зеленый новичок, – напомнил Лок. – Юрист с восьмимесячным стажем, не знает ровным счетом ничего. Он Бог знает сколько часов провел над “потогонными” папками, а единственными его клиентами были наши совершенно чистые заказчики. Эйвери особо тщательно отбирал те дела, с которыми работал Макдир. У нас был с ним разговор.
   – Он ничего не скажет, так как ничего не знает, – добавил Олли. – Марти и Джо знали гораздо больше, но ведь они давно уже у нас работали. Макдир еще слишком неопытен.
   Де Вашер нежными движениями пальцев начал массировать виски.
   – Значит, вы приняли на работу настоящую тупую задницу. Давайте допустим, что у ФБР есть предчувствие относительно того, кто является нашим главным клиентом, о’кей. Порассуждаем вместе. Давайте еще предположим, что Ходж и Козински успели достаточно их просветить по поводу специфики этого нашего клиента. Вам ясно, к чему я веду? ФБР могло рассказать Макдиру все, что им было о нас известно, кое-что приукрасив, конечно. И, таким образом, ваш зеленый новичок превращается в весьма осведомленного человека. И в весьма опасного.
   – Ты в состоянии это доказать?
   – Для начала мы ужесточим наблюдение. Установим двадцати четырехчасовую слежку за женой. Я уже звонил Лазареву, требовал еще людей. Сказал ему, что нам необходимы свежие физиономии. Завтра вылечу в Чикаго, чтобы лишний раз посоветоваться с Лазаревым и, может быть, с мистером Моролто. Лазарев считает, что у Моролто есть ход к кому-то внутри ФБР. Этот кто-то довольно близок к Войлсу и может продать свою информацию. Безусловно, это будет стоить денег. Все это мы обсудим, и они решат, как нам поступить.
   – И ты скажешь им, что Макдир начинает болтать? – спросил Лок.
   – Я скажу им то, что я знаю, и то, что подозреваю. Боюсь, что если мы будем сидеть в ожидании конкретики, то опоздаем. Я почти уверен, что Лазарев захочет обсудить планы его устранения.
   – Предварительные планы? – В голосе Олли звучал оттенок надежды.
   – Предварительная стадия уже закончена, Олли.
   Таверна “Песочные часы” в Нью-Йорке выходила фасадом на Сорок шестую улицу, неподалеку от того места, где она перекрещивалась с Девятой авеню. Это было небольшое темное помещение всего на двадцать два места, оно прославилось благодаря своему исключительно дорогому меню и тому, что на прием пищи каждому посетителю отводилось ровно пятьдесят девять минут. На стене над каждым столиком были укреплены песочные часы, беззвучно сыпавшие минутами и секундами до того момента, как хранительница времени – официантка – не подходила к столику для окончательного расчета. Пользуясь популярностью у прохожих на Бродвее, таверна обычно была переполнена, а постоянные посетители терпеливо дожидались своей очереди у дверей.
   Лу Лазарев любил “Песочные часы“ за их мрак, в котором так удобно было поговорить с нужным человеком, не привлекая чужого внимания. Поговорить недолго, накоротке, под часами. Нравилось ему здесь еще и потому, что таверна располагалась не в итальянском квартале. Сам он не был итальянцем и, даже будучи под началом у сицилийцев, не обязан был есть их еду. А еще он чувствовал себя здесь уютно по той причине, что родился и первые сорок лет жизни провел в театральной среде. Затем штаб-квартира корпорации переместилась в Чикаго, ему тоже пришлось переезжать. Однако бизнес требовал по крайней мере дважды в неделю приезжать в Нью-Йорк, и, когда интересы Дела диктовали необходимость встречи с равным себе по статусу членом другого клана, Лазарев в качестве нейтральной территории обычно предлагал “Песочные часы”. У Тубертини статус был соответствующий, даже чуть выше. Соглашение на таверну он дал не очень охотно.
   Лазарев приехал первым, и ему не пришлось долго ждать, пока освободится столик. Из собственного опыта он знал, что толпа к четырем часам пополудни уже рассеется, к тому же сегодня был четверг. Он попросил стакан красного вина, официантка повернула над его головой песочные часы, и время пошло. Лазарев сидел у ближайшего к выходу столика и, повернувшись спиной к залу, смотрел на улицу. Ему исполнилось пятьдесят восемь, у него была широкая грудь и солидных размеров живот. Положив руку на скатерть в красную клетку, он потягивал вино и рассматривал проносящиеся мимо автомобили.
   Слава Богу, Тубертини оказался пунктуальным: вниз успела пересыпаться ровно четвертая часть белого песка. Мужчины вежливо пожали руки; Тубертини пренебрежительным взором обвел небольшое помещение. Он послал Лазареву деланную улыбку и уставился на свое место у окна – сквозь стекло его спину можно прекрасно рассмотреть с улицы, это будет раздражать. Это опасно. Но машина его находилась рядом, а в ней – двое его людей. Тубертини решил быть вежливым. Он обошел вокруг стола и уселся.
   Выглядел Тубертини с иголочки. Тридцатисемилетний зять самого старика Палумбо, член семьи. Женился на его единственной дочери. Изящный, с худощавым загорелым лицом и короткими черными волосами, аккуратно зачесанными назад. Заказал себе то же вино, что и Лазарев.
   – Как поживает мой старый друг Джой Моролто? – вежливо осведомился он с улыбкой.
   – Отлично. А мистер Палумбо?
   – Неважно со здоровьем и совсем плохо с характером. Как обычно.
   – Ему мои наилучшие пожелания.
   – Передам обязательно.
   Приблизившаяся официантка многозначительно посмотрела на сыплющийся песок.
   – Только вино, – ответил на ее немой вопрос Тубертини. – Еды не нужно никакой.
   Лазарев бросил взгляд на меню, передал его женщине.
   – Тушеный лосось и еще один бокал вина. Тубертини посмотрел на своих людей в автомобиле, ему показалось, что они начали дремать.
   – Что не в порядке в Чикаго? – спросил он.
   – Все в порядке. Нам только нужна кое-какая информация, вот и все. Мы слышали, и это не более чем слух, что у вас есть кто-то очень надежный внутри Бюро, довольно близкий к Войлсу человек.
   – Ну, а если это и так?
   – Нам бы весьма пригодилась информация от него. У нас в Мемфисе есть небольшая фирма, куда фэбээровцы пытаются изо всех сил сунуть свои носы. Один из сотрудников фирмы попал под подозрение, но мы так и не смогли убедиться, действительно ли он начал двойную игру.
   – А что будет, когда вы в этом убедитесь?
   – У него вырвут печенку и отдадут ее крысам.
   – Серьезно?
   – В высшей степени серьезно. Что-то говорит мне, что ищейки вышли в Мемфисе на наш след, это причиняет массу неудобств.
   – Назовем нашего человека Альфред и допустим, что он весьма близок к Войлсу.
   – Хорошо. От Альфреда нам нужен ответ на очень простой вопрос. Мы хотим знать, работает ли наш сотрудник в паре с ФБР.
   Тубертини не сводил с лица Лазарева своих черных глаз и маленькими глотками пил вино.
   – Альфред как раз специализируется на простых ответах. Он предпочитает говорить либо “да”, либо “нет”, и больше ничего. Мы использовали его дважды, и оба раза вопрос был: работают ли ищейки там-то или там-то. Он чрезвычайно осторожен. Не думаю, что он выдаст вам еще и детали.
   – Его информации можно доверять?
   – На сто процентов.
   – Тогда он смог бы нам помочь. Если ответ будет “да”, мы примем соответствующие меры. Если “нет”, то сотрудник продолжит свою работу дальше как ни в чем не бывало.
   – Альфред очень дорого обходится.
   – Я так и предполагал. Как дорого?
   – Он работает в Бюро уже шестнадцать лет, для него это вопрос карьеры. Поэтому и нам приходится быть весьма осмотрительными. Слишком уж многое поставлено на карту.
   – Как дорого?
   – Пятьсот тысяч.
   – Черт побери!
   – Естественно, мы тоже должны заработать на этой сделке. В конце концов, Альфред принадлежит нам. Небольшой процент.
   – Небольшой процент?
   – Очень небольшой. Почти все деньги уйдут к Альфреду. Он общается с Войлсом каждый день, его кабинет находится через одну дверь.
   – Хорошо, мы заплатим.
   По губам Тубертини скользнула победная улыбка, он пригубил вино.
   – Мне кажется, вы солгали, мистер Лазаров. Небольшая фирма в Мемфисе? Это же неправда, так?
   – Неправда.
   – Как называется фирма?
   – Фирма Бендини.
   – Дочка старика Моролто вышла замуж за Бендини.
   – Именно так.
   – Имя вашего сотрудника?
   – Митчел Макдир.
   – На это может уйти две-три недели. Самым трудным будет встретиться с Альфредом.
   – Согласен. Постарайтесь сделать это побыстрее.

27

   Это было из ряда ион выходящее событие – когда в тихой крепости на Фронт-стрит появлялась чья-либо жена. Если такое случалось, то гостью встречали с распростертыми объятиями и уверениями в том, что всегда рады ее видеть. Однако приглашений почти не бывало. Так что никто не встретил у входных дверей Эбби Макдир, никто не оповестил мужа о ее приходе. Ей было совершенно необходимо увидеться с мужем, объяснила она секретарше в вестибюле. Та позвонила Нине на второй этаж, и через несколько секунд Нина быстрым шагом спустилась по лестнице навстречу Эбби, тепло приветствуя жену своего босса. Митч находится на совещании, сказала ей Нина. Он вечно на этих проклятых совещаниях, отозвалась Эбби. Вызовите его! Они направились в кабинет, где Эбби закрыла за собою дверь и уселась ждать.
   Митч наблюдал за очередным безумством, сопровождавшим новый отъезд Эйвери. Секретарши толкали друг друга, набивая чемоданы делами, а Эйвери по своему обыкновению кричал в телефонную трубку. Митч сидел на диване с блокнотом в руках и с улыбкой смотрел на суету. Эйвери на два дня должен был вылететь на Большой Кайман.
   Дата 15 апреля на настольном календаре приближалась со скоростью пожарной команды, все настоятельнее становилась необходимость навести порядок в кое-каких банковских записях. Двое суток будут отданы исключительно работе, убеждал его Эйвери. Он начал говорить о поездке еще за пять дней, он проклинал ее, однако по его же словам выходило, что избежать ее невозможно. Он отправится туда на “Лире”, который, как только что заметила секретарша, уже ждет его.
   Видимо, уже набитый мешками с наличностью, подумал про себя Митч.
   Эйвери с треском обрушил трубку на рычаг и подхватил свой пиджак. В дверь вошла Нина и уставилась на Митча.
   – Мистер Макдир, пришла ваша жена. Она говорит, что это срочно.
   В кабинете наступила полная тишина. Митч тупо смотрел на пуговицу пиджака Эйвери. Секретарши замерли.
   – В чем дело? – спросил он ее.
   – Она ждет вас в вашем кабинете.
   – Митч, мне пора, – проговорил Эйвери. – Позвоню тебе завтра. Надеюсь, все в порядке.
   – Хорошо.
   Он молча последовал за Ниной. Эбби сидела у его стола. Закрыв дверь, он щелкнул ручкой замка. Внимательно посмотрел на жену.
   – Митч, мне нужно поехать домой. – Почему? Что произошло?
   – Только что в школу позвонил отец. У мамы в легком обнаружили опухоль. Завтра операция. Дыхание его стало прерывистым.
   – Мне очень жаль.
   Он даже не пытался дотронуться до нес. Глаза ее оставались сухими.
   – Я должна ехать. В школе я взяла отпуск за свой счет.
   – Надолго?
   Вопрос был не из легких.
   Она смотрела в сторону, на стену с его дипломами.
   – Не знаю, Митч. Нам необходимо какое-то время пожить отдельно. Здесь сейчас я чувствую себя очень усталой. Мне нужно время. Так будет лучше для нас обоих.
   – Давай-ка поговорим об этом.
   – Ты слишком занят для разговора, Митч. Я пыталась поговорить с тобой на протяжении шести месяцев, но ты так и не услышал меня.
   – Как долго тебя не будет здесь, Эбби?
   – Не знаю. По-видимому, это будет зависеть от мамы. Нет, это зависит от целой кучи вещей.
   – Ты пугаешь меня, Эбби.
   – Я вернусь, обещаю тебе. Я только не знаю когда. Может, через неделю. Может, через месяц. Мне нужно кое в чем разобраться.
   – Месяц?
   – Я не знаю, Митч. Мне просто нужно какое-то время, и еще мне нужно сейчас быть рядом с мамой.
   – Надеюсь, с ней все будет в порядке. Мне очень хочется этого.
   – Я знаю. Соберу дома кое-какие вещи и через час поеду.
   – Хорошо. Будь осторожна.
   – Я люблю тебя, Митч.
   Он кивнул ей и стал смотреть, как она открывает дверь и быстрым шагом направляется к лестнице. Взаимных объятии не было.
   Техник у магнитофона на пятом этаже перемотал пленку и нажал на кнопку срочного вызова Де Вашера. Тот явился немедленно, надел на свой огромный череп наушники. Вслушался.
   – Еще раз, – потребовал он.
   Второй раз прослушал с неослабным вниманием.
   – Когда это все случилось?
   Техник бросил взгляд на панель с часами.
   – Две минуты четырнадцать секунд назад. В его кабинете на втором этаже.
   – Черт! Черт! Она собирается бросить его или нет? Никакой болтовни о разводе или о раздельном проживании?
   – Нет. Мы бы знали об этом. Они только спорили о его рабочем дне, он нелестно отзывался о со родителях, но ничего другого.
   – Да, да. Соединись с Маркусом, узнай, слышал ли он что-нибудь такое. Прослушай все записи – вдруг мы что-то упустили. Черт побери!
   Эбби направилась в Кентукки, но так и не добралась туда. После часа езды к западу от Нэшвилла она съехала с автострады номер сорок и повернула на север, на шоссе номер тринадцать. Дорога позади ее машины была пуста. Время от времени она сбрасывала скорость с восьмидесяти до пятидесяти миль в час, но и тогда в зеркальце не замечала ни одной машины. В крошечном городке Кларксвил, неподалеку от границы штата Кентукки, она свернула на шоссе номер двенадцать. Примерно через час она вкатила в Нэшвилл по какой-то почти разбитой колее; красный “пежо” быстро затерялся в потоке автомашин.
   Эбби припарковала автомобиль на стоянке для убывающих около городского аэропорта и на автобусе добралась до здания аэровокзала. В кабинке женского туалета на первом этаже она переоделась в шорты цвета хаки, кроссовки и синий вязаный пуловер. Для такого туалета в Мемфисе сезон еще не наступил, но она отправлялась в места с более теплым климатом. Волосы собрала конским хвостом и засунула под воротник. Переменила темные очки, сунула в сумку платье, туфли, пояс с чулками.
   Минуло почти пять часов с того момента, как она выехала из Мемфиса. Поднявшись по трапу самолета авиакомпании “Дельта”, она предъявила свой билет и попросила найти ей место у окна.
   Ни один рейс авиакомпании “Дельта” в свободном мире не мог миновать Атланты, но, к счастью, ей не пришлось делать пересадку. Она сидела у иллюминатора и ждала, когда на шумный аэропорт упадет ночная тьма. Она нервничала, но старалась не думать об этом. Выпила стакан вина, углубилась в “Ньюсуик”.
   Через два часа она вышла из самолета в Майами. Быстро прошла через все здание, привлекая к себе взгляды мужчин, но не обращая на них внимания. Обычная дань восхищения и похоти, сказала она себе. Ничего больше.
   У единственного в аэропорту выхода на посадку на самолеты Кайманской авиакомпании она показала контролеру свой билет в оба конца, свидетельство о рождении и водительские права. Какие милые люди, эти кайманцы, вот только откажутся впустить вас к себе на острова, если у вас на руках нет еще и обратного билета. Пожалуйста, приезжайте к нам и оставляйте у нас свои деньги, а потом убирайтесь. Пожалуйста.
   Усевшись в уголке маленького переполненного зала ожидания, она попыталась читать. Молодой отец рядом со своей симпатичной женой и двумя детишками начал пристальным взглядом изучать ее ноги, но никто этого, кроме нее самой, не замечал. Вылет рейса на Большой Кайман состоится через тридцать минут.
   С некоторым трудом раскачавшись, Эйвери вошел наконец в деловой ритм и провел в джорджтаунском отделении “Королевского банка” Монреаля целых семь часов. Когда к пяти часам дня он покидал небольшой конференц-зал, где он работал, все помещение было заполнено компьютерными распечатками и итоговыми справками по счетам. Завтра он со всем закончит. Ему был необходим здесь Макдир, однако обстоятельства складывались так, что планы приходилось менять на ходу. Эйвери чувствовал себя изнуренным работой и жаждой. А еще ему была нужна женщина.
   В баре “Румхедс” он взял банку пива и стал прокладывать своим загорелым мускулистым телом дорогу к внутреннему дворику, где можно было попытаться найти столик. В то время как он с невозмутимым видом проходил мимо игроков в домино, Тэмми Гринвуд Хэмфил, едва заметно нервничая, но небрежно пробралась через толпу и уселась у стойки бара. Глаза ее неотрывно следили за Эйвери. Загар у нее был домашний, высиженный под ультрафиолетовой лампой, некоторые участки кожи смотрелись явно более темными, чем соседние. Но I* целом такому загару в конце марта можно было позавидовать. Волосы ее уже не были обесцвечены: она выкрасила их в цвет теплого песка, косметику наложила крайне скупо. Бикини являл собою произведение искусства: ярко-оранжевый флуоресцирующий треугольник между ее обольстительных бедер просто требовал к себе внимания. Безукоризненной формы грудь так растягивала узенькие ленточки купальника, что те готовы были лопнуть. А увидя Тэмми со спины, можно было бы решить, что на ней вообще ничего не надето. Ей было сорок, но не менее двадцати пар голодных глаз проводили ее до высокого стула в баре, где она потребовала себе содовой и закурила сигарету. Тэмми пускала дым и во все глаза смотрела на Эйвери.
   Эйвери был настоящим волком. Он выглядел хорошо, и знал это. Прикладываясь к банке с пивом, он медленным внимательным взглядом изучал каждую женщину в радиусе пятидесяти метров вокруг себя.
   Выбрал одну, молодую блондинку, и готов был уже подойти к ней, когда ее молодой приятель опередил его, и она бросилась ему навстречу. Эйвери продолжил свой обзор.
   Тэмми заказала еще один стакан, с капелькой лимонного сока, и направилась во внутренний дворик. “Волк” уставился своими алчущими глазами на ее груди, неуклонно приближающиеся к его столику.
   – Вы не против, если я присяду? – услышал он ее голос.
   Он привстал, отодвигая для нее стул.
   – Прошу вас.
   Внутри него все ликовало. Из всей стаи “голодных волков”, рыскающих вокруг бара в поисках добычи, она выбрала его! Знавал он партнерш и помоложе, но в данный момент номером первым быта эта.
   – Эйвери Толар. Из Мемфиса.
   – Рада встрече. Я – Либби. Либби Локс из Бирмингема.
   Теперь она уже была Либби. Либби было имя ее сестры, мать звали Дорис, а саму ее Тэмми. Сейчас она боялась только одного – запутаться во всех этих именах. Хотя она не носила кольца, она была замужней женщиной, и ее муж, чье имя было Элвис, должен был быть в данное время в Оклахоме, наряженным под Элвиса Пресли. Скорее всего, он в эту самую минуту соблазняет какую-нибудь девчонку-подростка, пришедшую на его выступление в майке с надписью “ЛЮБИ МЕНЯ НЕЖНО”.
   – Что привело вас сюда? – спросил ее Эйвери.
   – Просто желание развлечься. Прилетела сегодня утром, остановилась в “Пальмах”. А вы?
   – Я юрист, занимаюсь налогами и, поверите ли, приехал сюда по делу. Приходится наезжать на острова по нескольку раз в год. Настоящая пытка.
   – Где вы остановились?
   Он махнул рукой в сторону пляжа.
   – У моей фирмы здесь два бунгало. Никаких денег.
   – Неплохо.
   Волк в нем ничуть не колебался.
   – Хотите посмотреть?
   Она хихикнула, как первокурсница.
   – Может, позже?
   Он улыбнулся ей. Это будет нетрудно. Господи, как же он любил эти острова!
   – Что будете пить?
   – Джин с тоником. И чуть-чуть лимонного сока. Он сходил за напитками. Усаживаясь, поставил свой стул поближе к ее, так, чтобы ноги их соприкасались. Груди ее покоились на столе; нагнув голову, он уставился в ложбинку между ними.
   – Вы одна здесь? – Ответ был очевиден, но он должен был спросить се. – Да. А вы?
   – То же самое. Поужинаем вместе?
   – Я не против.
   – Отлично. Неподалеку от “Пальм” готовят прямо на открытом воздухе, начиная с шести вечера. Лучший морской ресторанчик на острове. Неплохая музыка. Пунш с ромом. Никаких вечерних туалетов.
   – Сдаюсь.
   Они сдвинулись еще ближе, рука его как-то сама собой скользнула ей между коленей. Локоть упирался в ее обворожительную грудь. Эйвери улыбался. Она тоже. В общем-то это даже не так и противно, подумалось ей. Но дело прежде всего.
   “Босоногие” ударили в свои инструменты, и празднество началось. Слонявшиеся по пляжу туристы стали потихоньку тянуться к столикам, которые раскладывали и накрывали скатертями местные парни в белоснежных шортах и коротеньких пиджачках. В воздухе поплыл аромат вареных креветок, шашлыка из акулы, жареных трепангов. Как два голубка, Эйвери и Либби, взявшись за руки, проследовали к буфету.
   Три часа они предавались еде и танцам. Они ели и танцевали, пили и танцевали, все больше и больше распаляя друг друга. После того как он опьянел, она опять вернулась к своему напитку – содовой. Вот-вот должно было начаться то, для чего она сюда приехала, – дело.
   К десяти вечера он уже еле передвигал ногами, так что ей пришлось помочь ему добраться от танцевальной площадки до стоящего совсем рядом бунгало. В дверях он обхватил ее своими длинными и крепкими руками, и минут пять они стояли и целовались. Потом он все же справился с ключом и замком, и они наконец оказались внутри.