Гуаньчжун Ло. Троецарствие (том 1)

   Цао Цао взял у императора лук и стрелу с золотым наконечником и выстрелил. Стрела вонзилась оленю в спину, и тот упал.
   «Вань суй!» – раздались крики. Окружающие, увидев стрелу с золотым наконечником, решили, что стрелял император и бросились его поздравлять. Цао Цао выехал вперед и стал принимать поздравления. Все побледнели.
   Гуань Юй, стоявший за спиной у Лю Бэя, нахмурил свои шелковистые брови и, сверкая налитыми кровью глазами, выхватил меч и бросился было к Цао Цао. Но Лю Бэй метнул на брата такой грозный взгляд, что у того руки опустились. Лю Бэй поклонился Цао Цао и произнес:
   – Вы бесподобно стреляете, господин чэн-сян! В целом мире не найти другого такого стрелка!
   – Это счастливая удача Сына неба! – улыбнулся Цао Цао и, повернувшись к императору, стал поздравлять его. Однако лук он императору не возвратил, а повесил себе на пояс.
   По окончании охоты в Сюйтяне был устроен большой пир, после чего все возвратились в Сюйчан и разъехались по домам.
   Гуань Юй в негодовании говорил Лю Бэю:
   – Злодей Цао Цао обижает государя и унижает знатных! Почему вы, брат мой, не дали мне убить его, дабы избавить государство от зла?
   – Когда бросаешь камнем в крысу, смотри, не разбей вазу! – наставительно заметил Лю Бэй. – Цао Цао находился на расстоянии одной конской головы от Сына неба, вокруг толпились его приближенные. А если бы ты в своем необузданном гневе бросился на Цао Цао и случайно ранил императора? Вся вина пала бы на нас.
   – Пора разделаться с этим злодеем, не то в дальнейшем не миновать беды!
   – Это следует держать в строжайшей тайне, – добавил Лю Бэй. – Не болтай легкомысленно!
   Вернувшись во дворец, император Сянь-ди со слезами жаловался императрице Фу:
   – Не успели мы вступить на престол, как появились коварные люди. Сначала мы подвергались нападкам со стороны Дун Чжо, потом терпели бедствия от Ли Цзюэ и Го Сы. Простые люди не знают таких страданий, какие познали мы! Мы призвали Цао Цао быть хранителем трона, а он, против наших ожиданий, своевольничает ради своей славы. Всякий раз, когда я вижу его, мне в спину словно вонзаются шипы. Вот и сейчас на охоте он бесцеремонно выехал вперед принимать поздравления! Рано или поздно он против нас что-либо замыслит. О супруга наша! Мы не знаем, где умрем!
   – Все чиновники кормятся щедростью ханьского двора, – заметила императрица Фу. – Неужели не найдется человека, который спас бы государство?
   Не успели отзвучать ее слова, как вошел человек и молвил:
   – Не печальтесь, государь и государыня! Я найду такого человека! – Это был отец императрицы Фу Вань.
   – Вам тоже известно о недостойном поступке Цао Цао? – со слезами спросил император.
   – Выстрел в Сюйтяне, кто не знает об этом! – воскликнул Фу Вань. – Однако большинство при дворе если не родственники, то приспешники Цао Цао. Кто же, кроме ваших родных, согласится быть верным до конца и наказать злодея? Мне такое дело выполнить трудно, ибо у меня нет влияния, но на вашего дядюшку Дун Чэна можно положиться.
   – Да, дядюшка Дун хорошо разбирается в затруднениях государства и стремится их устранить, мы это знаем. Велите пригласить его для обсуждения великого дела.
   – Не забывайте, что ваши приближенные – все приспешники злодея Цао Цао, – заметил Фу Вань. – Если это раскроется, мы пострадаем.
   – Как же нам быть?
   – Я думаю так: император тайно подарит Дун Чэну халат и яшмовый пояс, а в поясе будет зашит секретный указ. Обнаружив императорское повеление, Дун Чэн будет у себя дома днем и ночью обдумывать план, и ни духи, ни демоны не проведают об этом.
   Император одобрил соображения Фу Ваня, тот поклонился и удалился в свои покои. Сын неба прокусил себе палец, кровью написал на шелке указ и попросил императрицу Фу зашить его под шелковую подкладку пояса. Затем он надел парчовый халат, подпоясался яшмовым поясом и повелел позвать Дун Чэна. Когда окончились церемонии, предписанные при встрече с императором, Сянь-ди сказал:
   – Прошлой ночью мы говорили с императрицей о наших страданиях в Бахэ и, вспомнив о ваших заслугах, призвали вас, чтобы наградить.
   Дун Чэн наклонил голову в знак благодарности. Император проследовал за ним из главного зала в храм предков, а оттуда в галерею заслуженных сановников. Воскурив благовония и совершив положенные обряды, Сын неба повел Дун Чэна обозревать портреты, среди которых был и портрет ханьского Гао-цзу.
   – Откуда происходил наш император Гао-цзу, и как он основал династию? – спросил Сянь-ди.
   – Вы изволите шутить, государь! – на лице Дун Чэна выразилось недоумение. – Как же не знать деяний божественного предка? Император Гао-цзу начал свою деятельность смотрителем пристани на реке Сы. Именно там он и поднял свой меч и, убив Белую змею, встал на борьбу за справедливость. Император Гао прошел из конца в конец всю страну, за три года уничтожил Цинь, за пять лет разгромил Чу и стал повелителем Поднебесной, основав династию, которая стоит вечно.
   – Вот какими героями были наши великие предки, и как слабы их потомки! – император тяжело вздохнул. – Как тут не горевать?
   Указывая на портреты сподвижников Гао-цзу, Сын неба продолжал:
   – Это Люский хоу Чжан Лян и Цуаньский хоу Сяо Хэ, не так ли?
   – Да, основывая династию, Гао-цзу полагался на силу этих двух мужей.
   Император оглянулся – свита была далеко – и шепнул Дун Чэну:
   – Вы должны стоять возле меня так же, как эти двое стояли возле Гао-цзу.
   – Смею ли я? Мои заслуги столь ничтожны…
   – Мы помним, как вы спасли нас в западной столице, и никогда не забудем вашей услуги, – произнес император. – Тогда мы не могли наградить вас, но теперь вы должны надеть наш халат и подпоясаться нашим поясом: это будет означать, что вы всегда находитесь возле нас.
   Дун Чэн поклонился. Император снял с себя халат и пояс и отдал Дун Чэну, добавив вполголоса:
   – Вернетесь домой – тщательно осмотрите наш дар и выполните нашу волю.
   Дун Чэн надел императорский халат и покинул зал. Но сообщники Цао Цао уже успели донести ему, что император беседует с Дун Чэном в галерее знаменитых людей. Цао Цао поспешил во дворец, и в дворцовых воротах Дун Чэн столкнулся с ним. Скрыться было невозможно. Оставалось только уступить дорогу и поклониться.
   – Откуда идет императорский дядюшка? – спросил Цао Цао.
   – Я удостоился приглашения Сына неба и получил дар – халат и яшмовый пояс.
   – А по какому поводу Сын неба решил одарить вас? – поинтересовался Цао Цао.
   – Император наградил меня за то, что я спас его особу в западной столице.
   – Снимите-ка пояс, я посмотрю.
   Дун Чэн помедлил было, но Цао Цао кликнул слуг, и он поспешил снять пояс. Цао Цао долго разглядывал его и затем сказал:
   – Да, пояс действительно замечательный… А теперь дайте-ка полюбоваться халатом.
   Дун Чэн трепетал в душе, но, не смея противиться, снял халат. Цао Цао взял его в руки и стал внимательно рассматривать против солнца. Покончив с этим, Цао Цао нарядился в халат, подпоясался поясом и спросил приближенных:
   – Ну, как, подходит мне эта одежда?
   – Великолепно! – хором ответили те.
   – Не подарите ли вы этот халат и пояс мне? – обратился Цао Цао к Дун Чэну.
   – То, что пожаловано милостью Сына неба, я отдавать не смею. Разрешите мне подарить вам что-нибудь другое.
   – Почему вы получили подарки? Нет ли тут какого-нибудь заговора?
   – Что вы, что вы! Дерзну ли я? – в испуге воскликнул Дун Чэн. – Если хотите, возьмите эти вещи себе.
   – Как же я могу отобрать подарок государя? Я просто пошутил.
   Цао Цао снял халат и пояс и возвратил их Дун Чэну.
   В ту ночь, сидя в своем кабинете, Дун Чэн долго со всех сторон разглядывал халат, но ничего не обнаружил. «Раз Сын неба приказал мне хорошенько осмотреть подарок, значит в нем что-то есть, – рассуждал Дун Чэн. – В чем же дело? Почему я ничего не нахожу?»
   Он стал прощупывать пояс. Пластинки из белой яшмы были вырезаны в виде драконов среди цветов. Подкладка из пурпурного шелка была заделана так тщательно, что и здесь ничего не удавалось обнаружить. Сильно озадаченный, Дун Чэн разложил пояс на столе и вновь начал внимательно рассматривать его. Это занятие очень утомило Дун Чэна, он облокотился на стол и слегка вздремнул. В это время нагар от светильника упал на пояс и прожег подкладку пояса. В прогоревшем месте виднелось что-то белое с таинственными кровавыми знаками. Дун Чэн тотчас же ножом вспорол подкладку и извлек оттуда секретный указ императора. Указ гласил:
 

   «Нам известно, что в отношениях между людьми отношения между отцом и сыном стоят на первом месте, а в отношениях между высшими и низшими на главном месте – отношения между государем и подданными. Но злодей Цао Цао ныне захватил власть, обманывает и притесняет своего государя. При помощи приспешников он попрал основы управления, жалует награды и наказывает, не считаясь с нашей волей. Дни и ночи мы скорбим о том, что Поднебесная в опасности. Вы ближайший наш родственник и высший сановник в государстве и, памятуя о трудностях, с какими была основана династия, должны собрать всех верных и справедливых людей, дабы уничтожить тирана и его приспешников и восстановить алтарь династии. Наши предки возрадуются!
   Мы, прокусив себе палец, кровью написали сей указ, повелевая вам быть вдвойне осторожным и не отступать перед препятствиями в выполнении нашей воли.

Писано весной, в третий месяц четвертого года Цзянь-ань.» [199 г.]

   Слезы потоком полились из глаз Дун Чэна. Всю ночь он не мог уснуть. Утром, положив указ на столе в кабинете, он погрузился в размышления о том, как уничтожить Цао Цао. Дун Чэн думал долго, но ничего не мог решить и, сидя, заснул.
   Случилось так, что в этот час явился ши-лан Ван Цзы-фу. Привратник, зная, что Ван Цзы-фу друг Дун Чэна, не посмел остановить его, и тот прошел в кабинет. Ван Цзы-фу увидал, что Дун Чэн спит, облокотившись на стол и прикрывая рукавом кусок шелка, на котором виднелся иероглиф «Чжэнь» [ ³⁴]. Ван Цзы-фу потихоньку вытащил указ, прочитал его и спрятал в рукав, потом окликнул Дун Чэна:
   – Как вы себя чувствуете, дядюшка императора? Почему вы уснули, сидя за столом?
   Дун Чэн открыл глаза и, не найдя на столе указа, позабыл о всяких церемониях; руки и ноги у него задрожали.
   Ван Цзы-фу продолжал:
   – Вы замышляете убийство Цао Цао. Я обязан об этом донести!
   – Если вы это сделаете, Ханьский дом прекратит свое существование, – со слезами молвил Дун Чэн.
   – Я пошутил, – успокоил его Ван Цзы-фу. – Могу ли я изменить Ханьскому дому? Ведь еще мои предки пользовались его милостями! Я хочу всеми силами помочь вам, брат мой, уничтожить злодея.
   – Это было бы счастьем для Поднебесной! – с облегчением вздохнул Дун Чэн.
   – Давайте все обсудим. Я не пожалею свой род, чтобы послужить ханьскому государю.
   Дун Чэн взял кусок белого шелка, написал на нем свое имя и прозвание; Ван Цзы-фу сделал то же и сказал:
   – У Цзы-лань – мой большой друг, надо с ним посоветоваться.
   – Из придворных чинов только чаншуйский сяо-вэй Чун Цзи да и-лан У Ши – мои близкие друзья. Несомненно, они будут с нами заодно, – произнес Дун Чэн.
   И тут, словно на зов, пришли Чун Цзи и У Ши.
   – Небо помогает нам! – воскликнул Дун Чэн и попросил Ван Цзы-фу спрятаться за ширмой. Он сам ввел гостей в кабинет и усадил.
   Выпив чаю, Чун Цзи спросил:
   – Вас не возмущает случай на охоте в Сюйтяне?
   – Да, конечно, но что же можно сделать? – ответил Дун Чэн, стараясь казаться равнодушным.
   – Я поклялся убить злодея, да некому помочь мне, – признался У Ши.
   – Уничтожить злодея на пользу государству – за это и умереть не обидно! – присоединил свой голос Чун Цзи.
   – Вы, я слышу, собираетесь убить Цао Цао? Я должен донести! – пригрозил Ван Цзы-фу, выходя из-за ширмы. – И дядюшка императора это подтвердит!
   – Преданному слуге императора смерть не страшна! – гневно заявил Чун Цзи. – Если мы умрем, то станем духами-хранителями династии Хань. Это лучше, чем прислуживать государственному преступнику, как это делаете вы!
   – Вот как раз по этому делу мы и хотели пригласить вас. Мой друг просто пошутил…
   С этими словами Дун Чэн вытащил из рукава указ и показал его Чун Цзи и У Ши. Те безудержно зарыдали. Тогда Дун Чэн попросил их вписать свои имена, а Ван Цзы-фу сказал:
   – Погодите, я приведу У Цзы-ланя.
   Вскоре он вернулся вместе с У Цзы-ланем, и тот тоже приписал свое имя. После этого они перешли во внутренние покои отдохнуть и выпить вина. Но тут доложили, что Дун Чэна спрашивает силянский тай-шоу Ма Тэн.
   – Скажите, что я заболел и не могу принять его.
   – Я видел, как он выходил из ворот дворца в парчовом халате с яшмовым поясом! – обиженно воскликнул Ма Тэн. – Зачем он притворяется больным, ведь я не без дела, явился к нему!
   Привратник передал эти слова Дун Чэну, тот извинился перед гостями и вышел в приемную к Ма Тэну. После взаимных приветствий они уселись, и Ма Тэн сказал:
   – Я был принят государем и теперь возвращаюсь домой. Вот зашел к вам проститься, а вы почему-то отказались меня видеть.
   – Я, недостойный, захворал, – пожаловался Дун Чэн, – моя вина перед вами велика.
   – По вашему лицу не заметно, что вы больны…
   Дун Чэн промолчал. Ма Тэн встал, негодующе встряхнул рукавами халата и со вздохом направился к крыльцу.
   – Нет, такие люди не спасут государства! – как бы про себя пробормотал он.
   – Каких людей вы имеете в виду? – остановил его Дун Чэн, задетый этими словами.
   – Случай на охоте в Сюйтяне наполнил грудь мою гневом! – промолвил Ма Тэн. – И уж если вы, близкий родственник государя, можете проводить время за вином и не думать, как наказать злодея, то где же найти таких людей, которые помогли бы династии в беде и поддержали ее в несчастьях?
   – Чэн-сян Цао Цао – великий государственный муж и пользуется доверием императорского двора! Как вы решаетесь на такое дело? – притворился изумленным Дун Чэн.
   – Вы все еще считаете злодея Цао Цао благородным человеком! – возмутился Ма Тэн. – Люди, которые цепляются за жизнь и боятся смерти, недостойны решать великие дела!
   – Потише, поблизости много глаз и ушей! – прервал его Дун Чэн.
   Убедившись в том, что Ма Тэн честный и справедливый человек, Дун Чэн показал ему указ. От волнения волосы зашевелились на голове Ма Тэна, и он до крови закусил губы.
   – Когда вы приступите к делу, мои силянские войска помогут вам, – решительно заявил Ма Тэн.
   Дун Чэн познакомил его с остальными и попросил вписать свое имя в список. В знак клятвы Дун Чэн смазал кровью уголки рта.
   – Все мы должны дать клятву, что скорей умрем, чем изменим нашему союзу! – воскликнул он, обводя взглядом присутствующих. – Если найдется хоть десяток верных людей, великое дело будет доведено до конца! Преданных и справедливых людей немного, а связываться с дурными – значит, причинить себе вред, – закончил Дун Чэн.
   Ма Тэн попросил список чиновников и, читая его, вдруг всплеснул руками:
   – Но почему же вы не посоветуетесь с ним?
   Все захотели узнать, о ком вспомнил Ма Тэн, и он, не торопясь, начал свой рассказ.
   Правильно говорится:

 
Лишь потому, что Дун Чэну вручили суровый указ,
Помочь династии Ханьской потомок нашелся тотчас.
 

   О ком рассказал Ма Тэн, вы узнаете из следующей главы.

Глава двадцать первая

из которой читатель узнает о том, как Цао Цао отзывался о героях, и о том, как Гуань Юй убил Чэ Чжоу

 
   Здесь находится юйчжоуский правитель Лю Бэй, – сказал Ма Тэн, отвечая на вопрос Дун Чэна, кого тот имеет в виду. – Почему бы вам не обратиться к нему за помощью?
   – Он сейчас придерживается Цао Цао и не возьмется за это дело, – неуверенно ответил Дун Чэн.
   – На охоте я заметил, как Гуань Юй, стоявший за спиной Лю Бэя, собирался броситься на Цао Цао с мечом, когда тот выехал принимать поздравления, и как Лю Бэй взглядом остановил его, – сказал Ма Тэн. – Он давно бы выступил против Цао Цао, да боится, что у него не хватит сил. Поговорите с ним; я думаю, он согласится.
   – С таким делом спешить не следует, – заметил У Ши. – Сначала надо все хорошенько обдумать.
   На этом разговор закончился, и все разошлись.
   На другой день вечером Дун Чэн спрятал указ на груди и пошел к Лю Бэю на подворье. Лю Бэй пригласил его войти и усадил рядом с собой. Гуань Юй и Чжан Фэй стали по сторонам.
   – Раз уж вы пришли ночью, значит по какому-то важному делу, – начал Лю Бэй.
   – Если бы я приехал днем на коне, у Цао Цао возникли бы подозрения, – произнес Дун Чэн. – Вот почему я предпочел поздний час.
   Принесли вино, и Лю Бэй угостил Дун Чэна.
   – Почему во время охоты вы остановили Гуань Юя, когда он хотел убить Цао Цао? – задал вопрос Дун Чэн.
   – Как вы узнали об этом?
   – Кроме меня, этого никто не заметил, – успокоил его Дун Чэн.
   – Гуань Юй не смог сдержать гнева, когда увидел, до чего дошла наглость Цао Цао.
   – Если бы все сановники были такие, как Гуань Юй, – со слезами в голосе произнес Дун Чэн, – в государстве было бы спокойно!
   Лю Бэй подумал, что Дун Чэна подослал Цао Цао, и, притворившись изумленным, сказал:
   – Разве есть какие-либо основания жаловаться на недостаток спокойствия? Ведь чэн-сян Цао Цао повелевает государством.
   – Я говорю с вами откровенно, как с дядей ханьского государя, – сказал Дун Чэн, невольно бледнея. – Зачем вы притворяетесь?
   – Я хотел проверить, не хитрите ли вы.
   Дун Чэн дал ему прочесть указ. Лю Бэй не мог скрыть глубокого волнения. Затем гость извлек бумагу, где под торжественной клятвой стояло шесть подписей.
   – Ведь вы получили указ самого императора, могу ли я остаться в стороне? – воскликнул Лю Бэй, подписывая свое имя и возвращая бумагу Дун Чэну.
   – Я попытаюсь привлечь еще троих, и когда нас будет десять, мы сможем приступить к делу, – заключил Дун Чэн.
   Они совещались до часа пятой стражи и только тогда разошлись.
   Чтобы отвести подозрения Цао Цао, Лю Бэй занялся разведением овощей у себя в саду. Гуань Юй и Чжан Фэй недоумевали:
   – Зачем вы занимаетесь делом, достойным маленьких людей, и не обращаете внимания на дела Поднебесной?
   – Этого вам не понять, – отвечал Лю Бэй.
   Больше братья об этом не заговаривали. Однажды Лю Бэй в саду поливал овощи. Гуань Юя и Чжан Фэя не было дома. Неожиданно появились Сюй Чу и Чжан Ляо в сопровождении нескольких десятков воинов.
   – Чэн-сян просит вас явиться немедленно.
   – Есть какое-нибудь важное дело? – встревожился Лю Бэй.
   – Не знаем. Он приказал позвать вас, – отвечал Сюй Чу.
   Лю Бэй последовал за ними во дворец Цао Цао.
   – Вы, кажется, у себя дома занимаетесь великими делами? – улыбаясь, спросил его Цао Цао.
   Лицо Лю Бэя стало серым от испуга. Цао Цао взял его под руку и повел в сад.
   – Нелегкое это дело – выращивание овощей!
   У Лю Бэя немного отлегло от сердца.
   – Какое же это дело! Пустое времяпровождение…
   Цао Цао продолжал:
   – Вот взглянул я на спелые сливы, и мне припомнился прошлогодний поход против Чжан Сю. В пути не хватало воды; люди страдали от жажды. И вдруг у меня родилась мысль; указывая плетью в пространство, я воскликнул: «Глядите, перед нами сливовая роща!» Эти слова у всех вызвали слюну, и люди избавились от жажды. И теперь я не могу не отдать должное этим плодам! Я велел подогреть вино и прошу вас в беседку.
   Лю Бэй успокоился и последовал за Цао Цао в беседку, где уже были расставлены кубки, блюда с черными сливами и сосуд для подогревания вина. Хозяин и гость уселись друг против друга и с наслаждением пили вино.
   На небе сгустились тучи. Собирался дождь. Опершись на ограду, Цао Цао и Лю Бэй смотрели на темное небо, где словно повис дракон.
   – Вам знакомы превращения дракона? – неожиданно спросил Цао Цао.
   – Не знаю подробностей.
   – Дракон может увеличиваться и уменьшаться, может взлетать в сиянии и скрываться в поднебесье, – принялся объяснять Цао Цао. – Увеличиваясь, дракон раздвигает облака и изрыгает туман, уменьшаясь – теряет форму и становится невидимым. Подымаясь, он носится во вселенной, опускаясь – прячется в глубинах вод. Сейчас весна в разгаре, и дракон в поре превращений. Подобно человеку, стремящемуся к цели, он пересекает Поднебесную вдоль и поперек. В мире животных дракона можно сравнить с героем в мире людей. Вы долго странствовали по свету и должны знать героев нашего века. Я хотел бы, чтоб вы их назвали.
   – Откуда мне знать героев?.
   – Перестаньте скромничать.
   – Я добился должности при дворе благодаря вашей милости и покровительству, – уверял Лю Бэй. – Но героев Поднебесной я, право, не знаю.
   – Если не знаете лично, то, наверно, слышали их имена, – настаивал Цао Цао.
   – Ну, вот, например, у хуайнаньского Юань Шу сильное войско, изобилие провианта… Можно назвать его героем?
   – Это гнилая кость из могилы. Рано или поздно я его поймаю!
   – Тогда хэбэйский Юань Шао… Из четырех поколений его рода вышло три гуна, у него много приверженцев. Ныне он, как тигр, засел в цзичжоуских землях, многие пошли служить под его начало. Он-то уж наверно герой!
   – Он только с виду свиреп, а в душе труслив. Он любит строить планы, но не обладает решимостью, замышляет великие дела, но не любит трудиться. Ради маленькой выгоды он забывает обо всем на свете – это не герой!
   – Есть еще человек, о совершенстве которого слава гремит в девяти округах. Это Лю Бяо. Можно ли назвать его героем?
   – Нет! Это только видимость славы, а на самом деле ее нет! Какой же Лю Бяо герой!
   – Ну, тогда цзяндунский вождь Сунь Цэ. Он крепок и телом и духом.
   – Сунь Цэ живет заслугами отца. Он сам не герой!
   – А ичжоуский Лю Чжан?
   – Нет! Пусть даже он и из императорского рода, но Лю Чжан всего только дворовый пес! Разве этого достаточно для того, чтобы считаться героем?
   Цао Цао всплеснул руками и расхохотался.
   – Да ведь это жалкие людишки! Стоит ли о них упоминать?
   – Кроме этих, я поистине никого не знаю.
   – Герои – это люди, преисполненные великих устремлений и прекрасных планов. Они обладают секретом, как объять всю вселенную, и ненасытной волей, способной поглотить и небо и землю.
   – А где найти таких героев?
   – Герои Поднебесной – только вы да я! – Цао Цао рукой указал на Лю Бэя и потом на себя.
   Лю Бэй был так поражен, что выронил палочки для еды. Как раз в этот момент хлынул дождь, грянул гром.
   – Ударило где-то совсем рядом! – сказал Лю Бэй, наклоняясь, чтобы поднять палочки.
   – Великий муж боится грома? – насмешливо спросил Цао Цао.
   – Как же не бояться? Даже мудрые люди бледнели от неожиданного раската грома и свирепого порыва ветра.
   Лю Бэю легко удалось скрыть истинную причину своего волнения, и Цао Цао ничего не заподозрил.
   Как только дождь прекратился, два вооруженных мечами человека ворвались в сад и бросились к беседке. Слуги не смогли их удержать. Цао Цао узнал Гуань Юя и Чжан Фэя.
   Оба они были за городом, где упражнялись в стрельбе из лука, и, вернувшись домой, узнали, что Сюй Чу и Чжан Ляо увели Лю Бэя. Не медля ни минуты, они помчались во дворец и проникли в сад. Увидев, что Лю Бэй и Цао Цао пьют вино, братья остановились.
   – А вы зачем здесь? – спросил Цао Цао.
   – Мы пришли, чтобы развлечь вас пляской с мечами, – нашелся Гуань Юй.
   – Нам пляски Сян Чжуана и Сян Бо не нужны, это не праздник в Хунмыне! – ответил Цао Цао.
   Лю Бэй улыбнулся. Цао Цао велел налить вина и поднести обоим Фань Куаям. Гуань Юй и Чжан Фэй поблагодарили. Вскоре Лю Бэй распрощался с Цао Цао и вместе с братьями вернулся домой.
   – Вы нас просто убиваете своей неосторожностью! – укорял его Гуань Юй.
   На другой день Цао Цао опять пригласил Лю Бэя. Во время пира пришла весть, что вернулся Мань Чун, который ездил разведать о действиях Юань Шао. Цао Цао позвал его и стал расспрашивать.
   – Юань Шао разбил Гунсунь Цзаня, – сообщил Мань Чун.
   – Я хотел бы слышать подробности, – живо откликнулся Лю Бэй.
   – Гунсунь Цзань воевал с Юань Шао, но без успеха. Тогда он соорудил высокую башню, где собрал запас провианта на триста тысяч воинов, и стал обороняться. Военачальники Гунсунь Цзаня непрерывно делали вылазки, и однажды Юань Шао кого-то из них окружил. Гунсунь Цзань не пошел на выручку, заявив, что, если помочь одному, другие не захотят держаться до конца и будут надеяться на подмогу. Поэтому, когда подошли войска Юань Шао, многие воины Гунсунь Цзаня сдались. Гунсунь Цзань послал человека за помощью в Сюйчан, но гонец попал в руки воинов Юань Шао. Тогда Гунсунь Цзань решил договориться с Чжан Янем о нападении на Юань Шао изнутри и извне. Но и этот гонец был схвачен. Юань Шао подошел к лагерю Гунсунь Цзаня и подал условный сигнал, введя тем самым противника в заблуждение. Гунсунь Цзань вышел в бой, но наткнулся на засаду. Потеряв более половины людей, он вновь укрылся за стенами. Юань Шао сделал подкоп под башню и поджег ее. Не находя пути к спасению, Гунсунь Цзань сначала убил жену и детей, а затем повесился сам. Трупы их сгорели в огне. А Юань Шао привлек на свою сторону войска Гунсунь Цзаня и стал еще сильнее. Его младший брат, Юань Шу, своей чрезмерной надменностью восстановил против себя все население Хуайнани и вынужден был известить Юань Шао, что уступает ему право на императорский трон. Юань Шао потребовал печать, но Юань Шу обещал привезти ее сам. Теперь он покинул Хуайнань и хочет уйти в Хэбэй. Займитесь ими, господин чэн-сян, если они соединят силы, с ними трудно будет сладить.