Гудкайнд Терри. Шестое правило волшебника, или Вера павших

   Ричард ваял скульптуру для главного входа в Убежище. Вокруг нее пойдут мраморные ступени, ведущие к огромной Круглой площади. Расположенные полукружием огромные мраморные колонны окружали дальнюю часть площади. Ричард ваял статуи, которые должны были водрузить на эти самые колонны.
   Вход задумывался таким образом, чтобы задавать тон всему дворцу. Брат Нил сообщил Ричарду, что брат Нарев видит в центре площади огромную статую, и это должно быть произведение, которое будет поражать воображение зрителей, внушая им колоссальное чувство собственной вины и стыда за низменную натуру человека. Эта статуя жутью своей будет призывом к бескорыстному самопожертвованию и должна быть изваяна в виде солнечных часов, изображающих людей, устрашенных Светом их Создателя.
   Нил описывал этот кошмар с таким восторгом, что Ричарда замутило, когда он мысленно представил себе все Сооружение.
   Ричард покинул стройку одним из последних. И, как часто делал, поднялся вверх по холму вдоль серпантина, к мастерским. Виктор находился в кузнице, гася на ночь угли. Наступила осень, жара спала, и кузница перестала быть такой душегубкой, как в разгар лета. Зима так далеко на юге Древнего мира никогда не бывает суровой, но зимой кузница – отличное место, где можно спрятаться от холода, когда придут холодные дождливые дни.
   – Ричард! Рад тебя видеть! – Кузнец знал, почему. Ричард пришел сюда. -Иди в заднюю комнату. Может, я присоединюсь к тебе, когда закончу тут.
   – Валяй, – улыбнулся другу Ричард.
   Ричард открыл двойную дверь, туда, где стоял мраморный монолит, ловя последние 'лучи заходящего солнца. Он часто приходил полюбоваться камнем. Иногда после целого дня, проведенного за ваянием уродства, он приходил сюда и представлял себе скрытую в этом куске мрамора красоту. Ему это было необходимо, и иногда казалось, что только это и позволяет ему еще держаться.
   Пальцы Ричарда, испачканные мраморной пылью, коснулись белого каватурского мрамора. Он немного отличался от того камня, с которым он работал на стройке. Теперь он был уже достаточно опытен, чтобы чувствовать едва заметное различие. Камень Виктора был тверже и менее зернист. С ним легче работать.
   Камень под пальцами Ричарда был прохладный, как лунный свет, и такой же невинный.
   Когда он поднял взгляд, то увидел стоящего рядом лукаво улыбающегося Виктора, наблюдающего за ним.
   – После изготовления всех этих уродств, должно быть, приятно увидеть красоту моей статуи? Ричард в ответ рассмеялся. Виктор прошествовал по комнате, махнув рукой.
   – Пошли, посиди со мной, поешь лярда. В закатном свете они сидели на пороге и поглощали кусочки сытного деликатеса, наслаждаясь прохладным ветерком с холмов.
   – Знаешь, тебе не надо приходить сюда, чтобы полюбоваться моей прекрасной статуей, – заметил Виктор. – У тебя есть красивая жена.
   Ричард промолчал.
   – Не припоминаю, чтобы ты хоть раз упоминал о ней. Я и знать ничего не знал, пока она в тот день не заявилась сюда. Почему-то я всегда думал, что у тебя хорошая женщина...
   Виктор нахмурился, глядя на Убежище внизу.
   – Почему ты никогда не говорил о ней?
   Ричард пожал плечами.
   – Надеюсь, ты не сочтешь меня несносным, но просто она не соответствует моему представлению о том, какой должна быть твоя жена.
   – Я не считаю тебя несносным, Виктор. Каждый имеет право думать, что хочет.
   – Не против, если я спрошу тебя о ней?
   – Виктор, я устал, – вздохнул Ричард. – Я не хотел бы говорить о жене. К тому же и говорить-то не о чем. Она моя жена. Что есть, то есть.
   Хмыкнув, Виктор сунул в рот большой кусок лука. Проглотив, он взмахнул оставшейся половиной луковицы.
   – Нехорошо, когда мужчине приходится весь день ваять это уродство и затем быть вынужденным идти домой к... Да что я несу! Что это на меня нашло? Прости, Ричард! Никки красивая женщина.
   – Да, наверное.
   – И она заботится о тебе. Ричард снова промолчал.
   – Мы с Ицхаком пытались выкупить тебя за твое золото. Но этого оказалось мало. Тот тип оказался спесивым чинушей. Никки знала, как нужно с ним обращаться. Она своими словами повернула ключ твоей камеры. Если бы не Никки, тебя бы похоронили в небе.
   – Значит, она сказали им, что я умею ваять.... чтобы спасти мне жизнь.
   – Верно. Это она добыла тебе работу скульптора. Виктор немного подождал, но когда ответа не последовало, разочарований вздохнул.
   – Как тебе резцы, что я прислал?
   – Отличные. Хорошо работают. Впрочем, мне бы пригодился резец потоньше.
   Виктор протянул Ричарду очередной кусочек лярда.
   – Будет.
   – Что там со сталью?
   – Не волнуйся! – Отмахнулся луковицей кузнец. Ицхак неплохо справляется вместо тебя. Не так хорошо, как ты, но в общем и целом порядок. Он привозит мне все, что нужно. Всем он нравится, и все счастливы, что он решил восполнить пробел. Орден так жаждет побыстрей закончить сооружение, что закрывает глаза на его активность. Фаваль-углежог спрашивал о тебе. Ему Ицхак нравится, но он скучает по тебе.
   Ричард улыбнулся, вспоминая нервного углежога.
   – Рад, что Ицхак покупает у него уголь. В Древнем мире было много хороших людей'. Ричард всегда считал их врагами, а теперь вот с некоторыми подружился.
   Такое с ним случалось часто и в точности таким же образом. В принципе, везде живут люди как люди, стоит только познакомиться с ними поближе.
   Тут были те, кто любит свободу, кто жаждет жить своей жизнью, кто стремится к чему-то, желает чего-то достичь, и те, кто бездумно подчинился застойной идее всеобщего равенства, насаждаемой искусственной серой безликостью. Те, кто хотел своими силами совершенствоваться, и те, кто хотел, чтобы за них думали другие, и согласны были платить за это высшую цену.
   Когда Ричард поднялся по ступенькам, его встретили сияющие улыбками Камиль и Набби.
   – Мы с Набби сегодня занимались резьбой по дереву, Ричард. Пойдешь глянешь?
   Улыбнувшись, Ричард обнял Камиля за плечи.
   – Конечно! Пошли посмотрим, что вы сегодня сделали., Ричард пошел с ними по чистому коридору на задний двор, где Камиль с Набби вырезали лица на старой коряге.
   Изображения были ужасными.
   – Что ж, Камиль, очень неплохо. Твоя тоже, Набби. Резные физиономии улыбались, и одно это для Ричарда было бесценным. Несмотря на скверное исполнение, в них было куда больше жизни, чем в том, что делал Ричард изо дня в день.
   – Правда, Ричард? – спросил Набби. – Ты думаешь, мы с Камилем сможем стать скульпторами?
   – Когда-нибудь, возможно. Но вам нужно больше практики, вам еще многому предстоит научиться. Но всем скульпторам приходится сперва учиться. Вот, гляньте-ка сюда, например. Что вы об этом думаете? Что тут неверно?
   Камиль, скрестив руки, сосредоточенно нахмурился, глядя на вырезанное им лицо.
   – Не знаю.
   – Набби?
   Набби застенчиво дернул плечами.
   – Не похоже на настоящее лицо. Но не могу объяснить, почему.
   – Посмотрите на мое лицо, на глаза. В чем разница?
   – Ну, по-моему, у тебя другой разрез глаз, – ответил Камиль.
   – И они ближе друг к другу – не так далеко к вискам, – добавил Набби.
   – Очень хорошо! – Ричард взял немного земли с грядки с морковкой, затем вылепил из нее лицо. – Видите? Если расположить глаза ближе, как здесь, то становится больше похоже на настоящего человека.
   Юноши закивали, изучая его творение.
   – Понял, – сказал Камиль. – Я начну заново и сделаю лучше.
   – Молодец! – хлопнул его по спине Ричард.
   – Может, когда-нибудь мы тоже станем скульпторами, – произнес Набби.
   – Может быть, – только и сказал Ричард. Никки поджидала его, поставив ужин на стол. Миска супа возле горящей лампы. Остальная часть комнаты тонула в вечерних сумерках. Никки сидела за столом.
   – Как работалось сегодня? – поинтересовалась она, пока Ричард мыл руки.
   Он сполоснул лицо мыльной водой, смывая мраморную пыль.
   – Работа есть работа.
   Никки потерла пальцем ножку лампы.
   – Ты способен ее выдержать? Ричард вытер руки.
   – А у меня есть выбор? Я могу либо работать, либо положить всему этому конец. Разве это выбор? Или ты интересуешься, не созрел ли я уже для самоубийства? Она подняла взгляд.
   – Я вовсе, не это имею в виду. Он швырнул полотенце рядом с тазом.
   – К тому же как я могу не быть благодарным за работу, которую для меня нашла ты?
   Голубые глаза Никки снова уставились на крышку стола.
   – Это тебе Виктор рассказал?
   – Было нетрудно догадаться. Виктор сказал лишь, что красавица и что ты спасла мне жизнь.
   – У меня не было выбора, Ричард. Они отпустили бы тебя только, если у тебя есть профессия. Мне пришлось им сказать.
   Сильней, чем обычно, он ощутил суть танца, что она вела с ним. Она чувствовала себя в безопасности за выставленным щитом в виде “вынуждена была сказать”. Но при этом имела возможность наблюдать за ним, проверить, как он отреагирует.
   Тяжелый труд от рассвета до заката, когда приходится передвигать каменные монолиты, безостановочно орудовать молотком, совершенно его измотал. У него руки гудели от работы. И при этом приходится опять вести эту бесконечную битву с Никки. Усталость навалилась на него и он плюхнулся на свой матрас.
   Усталость – непременная составляющая любой битвы. В точности так, как он чувствовал эту пляску жизни и смерти, когда орудовал своим мечом, ощущал он ее и сейчас. Эта битва была не менее тяжелой, чем все те, что Ричарду доводилось вести прежде. Никки противостоит свободе, противостоит жизни.
   Это была пляска со смертью.
   Пляска со смертью – на самом деле определение самой жизни, поскольку все люди неизбежно умирают.
   – Я хочу кое-что знать, Никки. Она выжидающе посмотрела на него.
   – Что именно?
   – Можешь сказать, жива ли Кэлен?
   – Конечно. Я все время чувствую связь с ней.
   – Значит, она еще жива?
   Никки улыбнулась в свойственной ей успокаивающей. манере.
   – Ричард, с Кэлен все в порядке. Пусть эти мысли не гнетут тебя.
   Ричард долго смотрел на нее. Наконец он отвел взгляд и улегся на свои тюремные нары. И отвернулся от взгляда Никки, от пляски,
   – Ричард... Я приготовила тебе суп. Иди поешь.
   – Я не голоден. Ричард выкинул ее из головы и попытался вспомнить зеленые глаза Кэлен, погружаясь в блаженное забытье.

Глава 58

   Ричард чувствовал, как Нил дышит ему в затылок. Юный послушник наблюдал из-за спины Ричарда, как он стучит молоточком по резцу, ваяя разверстый рот грешника, вопящего от боли, когда его тело рвет на части Владетель подземного мира.
   – Очень неплохо, – пробормотал Нил, не сдержав восторга от увиденного.
   Ричард, опершись рукой с резцом о камень, выпрямился.
   – Благодарю, брат Нил.
   Глаза Нила, такого же коричневого цвета, как и его балахон, посмотрел на него с наглым вызовом. Ричард этот вызов проигнорировал.
   – Знаешь, Ричард, ты мне не нравишься.
   – Никто не заслуживает того, чтобы нравиться, брат Нил.
   – У тебя на все есть ответ, да, Ричард? – Молодой волшебник улыбнулся, затем, сунув руку под капюшон, поскреб короткую темную шевелюру. – Знаешь, почему ты получил эту работу?
   – Потому что Орден дал мне шанс помочь...
   – Да нет! – оборвал его Нил, внезапно потеряв терпение. – Я имею в виду, знаешь ли ты, почему открылась вакансия? Знаешь, почему нам понадобились скульпторы и ты получил эту великолепную возможность?
   Ричард отлично знал, почему им понадобились скульпторы.
   – Нет, брат Нил. Тогда я был еще рабочим... – Многих из них казнили.
   – Значит, были предателями, изменившими нашему делу. Я счастлив, что Орден поймал их.
   Коварная улыбка Нила вернулась, он пожал плечами.
   – Может быть. Могу сказать, что они неправильно себя держали. Слишком много о себе возомнили, о 'том, что они эгоистично считали своим... талантом. Очень устарелое понятие, как считаешь, Ричард?
   – Не могу знать, брат Нил. Я знаю только, что могу ваять, и благодарен за предоставленную мне возможность выполнить мой долг перед другими людьми, вкладывая в наше дело свои усилия.
   Нил отошел чуть назад, смерив Ричарда оценивающим взглядом, словно пытаясь сообразить, издевается Ричард над ним или нет. Но Ричард не дал ему искомой подсказки, поэтому Нил просто продолжил:
   – Думаю, кое-кто из них обманывал Орден своей работой. Полагаю, что с помощью своих работ они высмеивали и издевались над нашим благородным делом.
   – Правда, брат Нил? Никогда бы не подумал!
   – Поэтому-то ты ничто и никогда не будешь кем-то. Ты ничтожество. Как и все те скульпторы.
   – Я понимаю, что ничего собой не представляю, брат Нил. Было бы неправильно с моей стороны думать, будто я представляю собой какую-нибудь ценность за исключением того вклада, что могу вносить. Я мечтаю только усиленно трудиться во благо Создателя, чтобы я смог заслужить награду в грядущей жизни.
   Улыбка исчезла, ей на смену пришел злобный испепеляющий взгляд.
   – Я приказал их казнить. После того, как пытками выбил из каждого из них признание.
   Сжимавшие резец пальцы Ричарда напряглись. Сохраняя невозмутимое лицо, он всерьез прикидывал, не вогнать ли резец Нилу в череп. Он знал, что тот даже отреагировать не успеет. Только вот что это даст? Да ничего.
   – Я благодарен, брат Нил, что вы раскрыли предателей в нашей среде.
   Нил на мгновение подозрительно сощурился, но в конечном счете отмел подозрение, дернув уголком рта. Он вдруг круто развернулся, взметнув подол балахона.
   – Пошли со мной, – торжественно приказал он, шагая прочь.
   Ричард проследовал за ним по полю, превратившемуся едва ли не в болото под ногами толп рабочих, под колесами фургонов и от всех этих строительных материалов, которые волокли, тянули и катили на стройку. Они прошли мимо того, что казалось бесконечным фасадом дворца. Стены росли все выше, появлялись все новые ряды оконных проемов. Рос и лабиринт внутренних стен, определяя комнаты и коридоры. В этом дворце будут многие мили коридоров. Десятки лестничных пролетов стояли на разных стадиях строительства.
   Довольно скоро кое-где на нижних этажах уже начнут класть дубовые полы. Впрочем, сперва над этими секциями нужно еще возвести крышу, чтобы дождь не испортил пол. В некоторых внешних помещениях крыша будет пониже, чем у основной секции, которая должна уходить в поднебесье. Ричард полагал, что эти нижние помещения окажутся под черепичными и свинцовыми крышами еще до зимних дождей.
   Он шел за Нилом по пятам к главному входу во дворец. Тут стены были еще выше и почти законченные, со множеством украшений. Нил двинулся по лестнице, выходящей на площадь, шагая через две ступеньки за раз. Белые мраморные пилоны являли собой весьма внушительное зрелище. На многих уже водрузили скульптуры. Эти застывшие в камне искореженные человеческие фигуры впечатляли. Как и было задумано.
   Площадь устилал каватурский мрамор с серыми прожилками. Играющее на мраморе солнце превращало площадь с полукружием величественных колонн в нечто сияющее. Казалось, искореженные каменные люди, окружающие площадь, кричат от боли, ослепленные этим светом. Именно такого эффекта брат Нарев и добивался. Нил сделал рукой широкий жест.
   – Здесь будет великая статуя – скульптура, венчающая вход в императорское Убежище. – Вот так, с вытянутой рукой, он прокрутился вокруг собственной оси. – Это будет местом, где будут проходить люди, чтобы попасть в величественный дворец – на прием к чиновникам Ордена. Здесь люди приблизятся к Создателю.
   Ричард промолчал. Нил какое-то время смотрел на него, затем встал в центре и воздел руки к солнцу.
   – Здесь! Будет статуя во славу Создателя, и Свет его будет озарять солнечные часы. Свет упадет на те изображенные в камне жалкие существа – людей. Это будет монумент, воплощающий низменную сущность человека, обреченного влачить жалкое существование в этом мире, скорчившегося от унижения, когда Свет Создателя обнажит мерзкую плоть его и душу в том виде, в каком они есть – безнадежно извращенные.
   Ричард подумал, что если бы у сумасшествия имелся поборник, то им стал бы Орден и те, кто его поддерживает.
   Нил опустил руки. Дирижер, закончивший выступление.
   – Ты, Ричард Сайфер, изваяешь эту статую. Ричард вдруг вспомнил о молотке, который по-прежнему сжимал в кулаке.
   – Да, брат Нил.
   Нил погрозил ему пальцем перед самым носом и ухмыльнулся с жестоким удовольствием.
   – Не думаю, что ты понимаешь, Ричард. Жди! – выбросил он руку в командном жесте. – Жди здесь.
   Он куда-то побежал, коричневый балахон развевался сзади, как поток грязной воды. Нил извлек что-то из-за мраморных пилонов и вернулся, держа добычу в руке.
   Это оказалась маленькая статуя. Нил поставил ее на землю, там, где лучи мраморного пола сходились в самом центре площади. Гипсовое изображение того, о чем брат Нил только что поведал. Статуя была еще более мерзкой, чем ее описал Нил. Ричарду ужасно хотелось шарахнуть по ней молотком и разнести вдребезги тут же, на месте. За то, чтобы уничтожить эту пакость, почти стоило умереть.
   Почти.
   – Вот она, – провозгласил Нил. – Брат Нарев велел одному старшему скульптору сделать макет солнечных часов по его инструкции. Видение брата Нарева действительно уникально. Само совершенство, как считаешь?
   – Она в точности такая ужасающая, как вы и сказали, брат Нил.
   – А ты ее изваяешь. Просто увеличишь этот макет и сделаешь гигантскую статую из белого мрамора. Ричард в полной прострации кивнул.
   – Да, брат Нил.
   Палец снова закачался у него под носом с еще большим восторгом.
   – Нет-нет, на самом деле ты ничего не понял, Ричард. – Он ухмылялся, как прачка, стоящая у забора с корзиной грязных сплетен. – Видишь ли, я кое-что проверил насчет тебя. Брат Нарев и я никогда не доверяли тебе, Ричард Сайфер. Нет, никогда. И теперь нам все о тебе известно. Я узнал твой секрет.
   Ричард похолодел. Он приготовился к битве. Похоже, у него нет выбора, надо убить Нила.
   – Видишь ли, я переговорил с Народным Защитником Мускиным.
   Ричард ничего не понял:
   – С кем?
   Нил расплылся в победной улыбке:
   – Тем человеком, что приговорил тебя к работе скульптора. Он вспомнил твое имя. И показал мне дело. Ты сознался в административном проступке. Показал он мне так же, какой штраф ты заплатил – двадцать две золотые марки. Значительная сумма. – Нил снова погрозил пальцем. – Тут правосудие допустило ошибку, Ричард, и ты это знаешь. Никто не может заработать такое состояние при помощи всего лишь административного проступка. Такие деньги можно нажить только неправедным путем.
   Ричард слегка расслабился. У него аж пальцы заныли, так крепко, оказывается, сжимал он молоток.
   – Нет, – продолжил тем временем Нил, – ты совершил что-то куда более серьезное, чтобы сколотить состояние в двадцать две золотые марки. Совершенно очевидно, что ты виновен в очень серьезном преступлении.
   Нил воздел руки, как Создатель перед своими чадами.
   – Но я окажу тебе милосердие, Ричард.
   – А брат Нарев одобрил это милосердие?
   – О да! Видишь ли, эта статуя станет твоим искуплением перед Орденом, твоим способом покаяться за преступные деяния. Ты будешь создавать эту статую тогда, когда не будешь занят на основной работе для дворца. Тебе за эту статую ничего не заплатят. И тебе запрещено брать мрамор, приобретенный Орденом для императорского Убежища, ты должен приобрести мрамор за собственные деньги. И если тебе придется работать целое десятилетие, чтобы заработать необходимую сумму, тем лучше.
   – То есть я должен ваять днем тут, на работе, а эту статую делать в личное время, по ночам?
   – Личное время? Какая ложная концепция.
   – Когда же мне спать?
   – Сон не является заботой Ордена, а справедливость является.
   Ричард глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. Он указал молотком на пакость на земле.
   – И вот это я должен изваять?
   – Совершенно верно. Камень купишь ты, а твоя работа станет вкладом в процветание других людей. Это будет твой подарок гражданам Ордена в наказание за твои преступные деяния. Люди вроде тебя, обладающие возможностями, должны с радостью жертвовать всем, что имеют, в помощь Ордену. Этой зимой дворец освятят. Народу необходимо видеть осязаемое свидетельство того, что Орден может воплотить в жизнь столь величественный проект. Они отчаянно нуждаются в тех уроках, что преподаст им дворец.
   Брат Нарев с нетерпением ждет освящения дворца. Он желает провести этой зимой торжественную церемонию, на которой будут присутствовать многие высокопоставленные члены Ордена. Война разрастается. Народу нужно видеть, что и дворец разрастается тоже. Им нужно видеть результаты своей жертвенности.
   Ты, Ричард Сайфер, изваяешь величественную статую, которая встанет на входе в императорский дворец.
   – Это честь для меня, брат Нил.
   – Не сомневаюсь, – хмыкнул Нил.
   – Но что, если я... не справлюсь с задачей? Усмешка Нила перешла в улыбку.
   – Тогда вернешься обратно в тюрьму, и следователи Защитника Мускина продержат тебя там до тех пор, пока ты не сознаешься. А когда ты наконец сознаешься, то тебя повесят. И птицы попируют на твоих костях.
   Брат Нил указал на гротескный макет.
   – Бери. Это то, чему ты посвятишь свою жизнь.
   Никки подняла голову, услышав голос Ричарда. Он разговаривал с Камилем и Набби. Она услышала, как он говорит, что устал и не сможет посмотреть их работы, что посмотрит завтра. Никки знала, что парни огорчились. Как-то это не похоже на Ричарда.
   Она зачерпнула из горшка с отбитыми краями маисовую кашу и положила в миску. Миску с деревянной ложкой водрузила на стол. Хлеба не было.
   Ей хотелось приготовить для него что-нибудь получше, но после того, как у них забрали добровольное пожертвование, денег не осталось. Если бы не огород, разбитый женщинами на заднем дворе, пришлось бы совсем туго. Никки научилась выращивать овощи, чтобы было чем его кормить.
   Ричард вошел понурившись и глядя в пол. В руке он что-то нес.
   – Я приготовила тебе ужин. Садись и ешь. Ричард поставил принесенную вещицу на стол подле лампы. Это оказалась маленькая, небрежно сделанная скульптура, изображавшая застывшие в ужасе фигурки. Их частично окружало кольцо. Длинная огненная молния, стандартный символ кары Создателя, ударяла в центр, пронзая несколько явно грешных мужчин и женщин и пришпиливая их к земле. Это было поразительное изображение низменной сущности человеческой натуры и гнева Создателя на гнусные деяния человека.
   – Что это? – поинтересовалась она.
   Ричард плюхнулся на стул. Он закрыл лицо руками, вцепившись пальцами себе в волосы. Через некоторое время он поднял голову.
   – То, что ты хотела, – спокойно ответил он.
   – Что я хотела?
   – Мое наказание.
   – Наказание? Ричард кивнул.
   – Брат Нарев пронюхал о штрафе в двадцать две золотые марки. И сказал, что я наверняка совершил какое-то тяжкое преступление, чтобы получить такие большие деньги, и приговорил меня изготовить статую для главного входа в императорский дворец.
   Никки посмотрела на маленькую вещицу на столе.
   – Что это?
   – Солнечные часы. На кольце стоят метки, обозначающие время. Молния отбрасывает тень Света Создателя на кольцо, указывая время.
   – Все равно не понимаю. Почему это наказание? Ты ведь скульптор. Это просто твоя работа. Ричард покачал головой.
   – Я должен приобрести камень на собственные деньги и должен ваять статую по ночам, в личное время, как подарок Ордену.
   – А почему ты считаешь, что я именно этого хотела? Ричард провел пальцем по молнии, глаза его изучали статуэтку.
   – Ты приволокла меня сюда, в Древний мир, потому что хотела, чтобы я осознал ошибочность своих убеждений. Я осознал. Мне следовало сознаться в тяжком преступлении и позволить им положить конец всему этому.
   Никки, не задумываясь, подошла к столу и положила руку поверх его ладони.
   – Нет, Ричард, это не то, чего я хотела.
   Он выдернул руку.
   Никки пододвинула к нему миску.
   – Ешь, Ричард. Тебе понадобятся силы.
   Не возражая, он послушался. Заключенный, выполняющий приказ. Никки было неприятно видеть его таким.
   Искра исчезла из его глаз, в точности как когда-то исчезла из глаз ее отца.
   Он смотрел на стоящую в углу стола скульптуру мертвыми глазами. Вся жизнь, энергия, надежда покинули его. Покончив с ужином, он молча лег на кровать, отвернувшись от
   Никки.
   Никки села за стол, слушая, как шипит лампа, и глядя, как Ричард спит, ровно дыша во сне.
   Казалось, его дух сломлен. Она так долго верила, что узнает что-то ценное, 'когда он окажется загнанным вот так в угол. Судя по всему, она ошибалась, он все же в конечном итоге сдался. Теперь она уже ничего от него не узнает.
   Ей мало что осталось делать. Практически нет смысла продолжать всю эту затею. На какое-то мгновение она ощутила сокрушающую тяжесть разочарования. А потом и это чувство исчезло.
   Никки, опустошенная и бесстрастная, убрала со стола миску с ложкой и отнесла в таз. Она действовала спокойно, давая ему поспать, сама набираясь решимости вернуться к Джеганю.
   Ричард не виноват, что не смог ничему ее научить. Просто в жизни больше нечему учиться. Все так и есть. Мать была права.