Страница:
– Пожалуй, – буркнула Кара,
Когда они добрались до подножия мраморных ступеней, небо уже начало алеть. Спереди раздавались стоны и плач. Причины этого Кэлен не видела, но люди на площади откровенно плакали. И что странно, раздавался и счастливый смех. Кто-то ругался последними словами, словно у него под угрозой ножа отбирали все накопления.
Медленно вползая вверх по ступеням, Кэлен с Карой старались не высовываться, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Площадь наверху заливал свет тысяч факелов, и их количество указывало на численность толпы. Запах горелой смолы смешивался с кислым запахом пота большого скопления людей.
Сквозь просвет, на мгновение образовавшийся в толпе, Кэлен успела углядеть, что там, впереди. И моргнула при виде того, что предстало перед глазами. Но это тут же исчезло, снова скрытое толпой. Люди впереди плакали, причем многие, судя по звуку, от радости.
Кэлен начала различать мужские голоса, вежливо просившие людей не останавливаться и дать другим возможность посмотреть. Скопище оборванных людей медленно продвигаюсь вперед, на белый мрамор площади, как нищие на коронации. Над горизонтом поднялось солнце, и чистый дневной дет наконец полностью заменил факелы. Золотые лучи залили площадь.
Изваяния на стенах вызывали отвращение. Если они чем-то и отличались от остальных скульптур, что попадались Кэлен в Древнем мире, так только тем, что были еще более уродливыми, более чудовищными.
Кэлен мысленно представила себе линии “Сильной духом”. И мысль, что Ричарду пришлось ваять вот эти убожества на стенах, вызывала тошноту.
Кэлен почувствовала, как ее обволакивает унылое чувство. Вот суть Ордена: боль, страдания, смерть. Вот какая участь ждет Новый мир в лапах этих монстров. Она не могла отвести глаз от изваяний на стенах, от судьбы, ожидающей народы ее родины. Судьбы, которую столь многие слепо приветствовали.
И тут вдруг над головам идущей впереди толпы Кэлен узрела возвышающиеся впереди белые фигуры. И ахнула. Солнечные лучи омывали их, словно солнце специально поднялось, чтобы обласкать эти прекрасные формы во всем их величии.
Кара болезненно вцепилась Кэлен в руку. Ее тоже зрелище поразило. Скульптура мужчины и женщины поразила воображение Кэлен благородством духа.
Она почувствовала, как по щекам заструились слезы, а потом откровенно заплакала, как и люди вокруг нее, пораженная великолепием, величием и красотой того, что стояло перед ней. Это было всем, чем не являлись изваяния на стенах вокруг. Эта статуя свободно предлагала то, в чем они отказывали.
ЖИЗНЬ – было написано на постаменте.
Кэлен сквозь слезы ловила воздух ртом. Она вцепилась в Кару, а та в нее, и так они стояли, поддерживая друг друга, обтекаемые со всех сторон толпой. Мраморный мужчина не был Ричардом, но в нем было много от него. А женщина не была Кэлен, но достаточно сильно походила на нее, чтобы Кэлен зарделась от того, что столько глаз смотрят на это.
– Пожалуйста, проходите дальше, – непрерывно повторяли стоящие по бокам мужчины. Они были не в униформе, а также скверно одеты, как и все остальные. Похоже, обычные горожане, просто решившие помочь.
Женщина, предлагавшая Кэлен хлеб, рыдая, упала на колени. Чьи-то руки бережно подняли ее и помогли двинуться дальше. Эта женщина, жившая в Древнем мире, скорее всего никогда не видела подобной красоты.
Когда Кэлен обходила вокруг статуи, неспособная оторвать от нее глаз, она, как и все, потянулась, чтобы коснуться ее. Толпа тащила ее дальше, но она все же успела коснуться гладкого камня, зная, что и пальцы Ричарда тоже касались его. И от этого расплакалась еще пуще.
По пути Кэлен увидела, что на солнечных часах выгравированы слова:
Твоя жизнь принадлежит тебе. Восстань и живи.Было видно, что многие повторяют эти слова. По ступенькам поднималась толпа, вынуждая людей у статуи двигаться дальше. В другом конце площади мужчины проводили людей между колоннами, в дальний предел недостроенного дворца, и с дороги тех, кто еще не видел изваяния.
– Жаль, что Бенджамин этого не видит. – Синие глаза Кары блестели от слез.
Кэлен охватил приступ хохота.
– А я собиралась было сказать: “Жаль, что Ричард этого не видит!”
Кара засмеялась вместе с ней, и их, хохочущих, людской поток повлек дальше.
Камиль схватил Кэлен за руку. Она заметила, что и Кару он тоже взял за руку.
– Да, – авторитетно заявил он, – это Ричард изваял!
– Куда идем? – спросила его Кэлен. – Где, по-твоему, мы можем его найти?
– Думаю, нам надо вернуться в кузницу. Будем надеяться, Ричард скоро появится. А если нет, то, может, Виктор знает, где он.
Слова Камиля “это Ричард изваял” звучали в ее голове радостной музыкой.
Глава 67
Когда они добрались до подножия мраморных ступеней, небо уже начало алеть. Спереди раздавались стоны и плач. Причины этого Кэлен не видела, но люди на площади откровенно плакали. И что странно, раздавался и счастливый смех. Кто-то ругался последними словами, словно у него под угрозой ножа отбирали все накопления.
Медленно вползая вверх по ступеням, Кэлен с Карой старались не высовываться, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Площадь наверху заливал свет тысяч факелов, и их количество указывало на численность толпы. Запах горелой смолы смешивался с кислым запахом пота большого скопления людей.
Сквозь просвет, на мгновение образовавшийся в толпе, Кэлен успела углядеть, что там, впереди. И моргнула при виде того, что предстало перед глазами. Но это тут же исчезло, снова скрытое толпой. Люди впереди плакали, причем многие, судя по звуку, от радости.
Кэлен начала различать мужские голоса, вежливо просившие людей не останавливаться и дать другим возможность посмотреть. Скопище оборванных людей медленно продвигаюсь вперед, на белый мрамор площади, как нищие на коронации. Над горизонтом поднялось солнце, и чистый дневной дет наконец полностью заменил факелы. Золотые лучи залили площадь.
Изваяния на стенах вызывали отвращение. Если они чем-то и отличались от остальных скульптур, что попадались Кэлен в Древнем мире, так только тем, что были еще более уродливыми, более чудовищными.
Кэлен мысленно представила себе линии “Сильной духом”. И мысль, что Ричарду пришлось ваять вот эти убожества на стенах, вызывала тошноту.
Кэлен почувствовала, как ее обволакивает унылое чувство. Вот суть Ордена: боль, страдания, смерть. Вот какая участь ждет Новый мир в лапах этих монстров. Она не могла отвести глаз от изваяний на стенах, от судьбы, ожидающей народы ее родины. Судьбы, которую столь многие слепо приветствовали.
И тут вдруг над головам идущей впереди толпы Кэлен узрела возвышающиеся впереди белые фигуры. И ахнула. Солнечные лучи омывали их, словно солнце специально поднялось, чтобы обласкать эти прекрасные формы во всем их величии.
Кара болезненно вцепилась Кэлен в руку. Ее тоже зрелище поразило. Скульптура мужчины и женщины поразила воображение Кэлен благородством духа.
Она почувствовала, как по щекам заструились слезы, а потом откровенно заплакала, как и люди вокруг нее, пораженная великолепием, величием и красотой того, что стояло перед ней. Это было всем, чем не являлись изваяния на стенах вокруг. Эта статуя свободно предлагала то, в чем они отказывали.
ЖИЗНЬ – было написано на постаменте.
Кэлен сквозь слезы ловила воздух ртом. Она вцепилась в Кару, а та в нее, и так они стояли, поддерживая друг друга, обтекаемые со всех сторон толпой. Мраморный мужчина не был Ричардом, но в нем было много от него. А женщина не была Кэлен, но достаточно сильно походила на нее, чтобы Кэлен зарделась от того, что столько глаз смотрят на это.
– Пожалуйста, проходите дальше, – непрерывно повторяли стоящие по бокам мужчины. Они были не в униформе, а также скверно одеты, как и все остальные. Похоже, обычные горожане, просто решившие помочь.
Женщина, предлагавшая Кэлен хлеб, рыдая, упала на колени. Чьи-то руки бережно подняли ее и помогли двинуться дальше. Эта женщина, жившая в Древнем мире, скорее всего никогда не видела подобной красоты.
Когда Кэлен обходила вокруг статуи, неспособная оторвать от нее глаз, она, как и все, потянулась, чтобы коснуться ее. Толпа тащила ее дальше, но она все же успела коснуться гладкого камня, зная, что и пальцы Ричарда тоже касались его. И от этого расплакалась еще пуще.
По пути Кэлен увидела, что на солнечных часах выгравированы слова:
Твоя жизнь принадлежит тебе. Восстань и живи.Было видно, что многие повторяют эти слова. По ступенькам поднималась толпа, вынуждая людей у статуи двигаться дальше. В другом конце площади мужчины проводили людей между колоннами, в дальний предел недостроенного дворца, и с дороги тех, кто еще не видел изваяния.
– Жаль, что Бенджамин этого не видит. – Синие глаза Кары блестели от слез.
Кэлен охватил приступ хохота.
– А я собиралась было сказать: “Жаль, что Ричард этого не видит!”
Кара засмеялась вместе с ней, и их, хохочущих, людской поток повлек дальше.
Камиль схватил Кэлен за руку. Она заметила, что и Кару он тоже взял за руку.
– Да, – авторитетно заявил он, – это Ричард изваял!
– Куда идем? – спросила его Кэлен. – Где, по-твоему, мы можем его найти?
– Думаю, нам надо вернуться в кузницу. Будем надеяться, Ричард скоро появится. А если нет, то, может, Виктор знает, где он.
Слова Камиля “это Ричард изваял” звучали в ее голове радостной музыкой.
Глава 67
Ричард вылез через окно и спрыгнул вниз. Сапоги гулко ударились о землю. Он поверить не мог, что так и проспал всю ночь под пологом в фургоне. И поверить не мог, что Йори не разбудил его, когда помещение закрывалось. Надо полагать, мужик посчитал, что не его это дело и он не обязан это делать. Ричард вздохнул. Может, Йори и не знал, что он спит в фургоне.
Ричард отряхнулся. Он стоял перед помещением транспортной компании, в которой работал, когда только приехал в Алтур-Ранг, и в котором проспал всю ночь. Конечно, он спал и не подозревал, что Йори его запер.
Ричард не знал, куда идти: то ли домой, то ли к Убежищу. Небо уже было оранжево-фиолетовым от восходящего солнца. Пожалуй, домой идти нет резона. Так он только опоздает на работу. Ричард решил, что отправится все же на работу.
На работу. Какую работу? Сегодня же торжество, освящение. Как только брат Нарев увидит статую, Ричарду уже больше не придется волноваться насчет работы.
Он знал, что если попытается сбежать, то лишь еще больше разозлит Никки, и тогда жизни Кэлен придет конец. Ричард провел с Никки больше года – столько же, сколько с Кэлен, – и Никки неоднократно очень доходчиво разъясняла ему его возможности. Жизнь Кэлен напрямую зависит от его поведения.
Никакого особого выбора у Ричарда не было. Ну, по крайней мере он полюбуется физиономией Виктора, когда кузнец увидит статую. От этой мысли Ричард улыбнулся. Это единственная приятная перспектива наступившего дня.
А закончится он скорей всего в той сырой темной дыре, где он уже побывал. Он аж споткнулся при мысли об этом. Ему совсем не хотелось снова там оказаться. Там так тесно. Ричард терпеть не мог сидеть взаперти. Особенно в маленьких помещениях. Ему активно не нравилось и то, и другое, а ежели все вместе, так это вообще ужас.
Но как бы ни была устрашающа перспектива такой судьбы, он изваял статую с сознательным намерением и конкретной целью, полyостью отдавая себе отчет о возможной расплате. Но то, что он сделал, того стоит. Рабство – это не жизнь. Никки как-то пообещала, что если он умрет или предпочтет смерть, то это само по себе будет для нее ответом, и она не причинит вреда Кэлен. Теперь Ричард мог только надеяться, что она сдержит это обещание.
Статуя существует. Только это важно. “Жизнь” существует. Людям необходимо увидеть это. В Древнем мире многим нужно увидеть, что жизнь существует, и ее нужно прожить.
Для такого раннего утра на улицах Алтур – Ранга было слишком уж оживленно. Во все концы неслись подразделения тяжело вооруженных городских гвардейцев. На празднование освящения в город приехало много народу. Ричард предположил, что именно поэтому на улицах столько людей.
Гвардейцы не обращали на него внимания. Но он знал, что скоро обратят.
Придя в Убежище, Ричард ошалел от увиденного. Вся территория на многие мили была запружена народом. Люди толпились вокруг дворца, как муравьи вокруг пролитого меда. Он даже приблизительно не мог подсчитать, сколько людей заполонило окрестные холмы. Было как-то странно видеть такое разноцветие там, где раньше виднелись только коричневая земля и озимые. Ричард и не думал, что yа церемонию освящения захочет прийти так много народу. Впрочем, последние месяцы он работал сутками, откуда ему знать, что там планировал народ?
Ричард миновал основную толпу и вышел на дорогу к кузнице. Он хотел прихватить с собой Виктора и спуститься с ним на площадь к статуе до того, как Орден начнет освящение. Виктор наверняка ждет прихода Ричарда с огромным нетерпением.
Дорога была запружена людьми. И все выглядели счастливыми, оживленными и предвкушающими. Их поведение очень отличалось от обычного поведения обитателей Древнего мира. Может, праздник, даже наподобие нынешнего, все же лучше, чем все остальные серые будни.
Примерно в полумиле от кузницы на дорогу выскочил разъяренный брат Нил и выбросил руку в сторону Ричарда.
– Вот он! Взять его!
Пробиравшиеся сквозь толпу стражники по команде Нила приготовили оружие. Когда они окружили его, первым инстинктивным желанием Ричарда было бежать. Он мгновенно оценил силы противника и прикинул варианты атаки. Нужно всего лишь выхватить меч у одного из этих неумех, и тогда он положит их всех. Мысленно он уже все это проделал. Осталось только провести операцию в жизнь.
Стражники неслись к нему на всех парах. Народ у них на пути расступался, некоторые вскрикивали от испуга.
Однако оставалась еще проблема Нила. Нил – волшебник. Но и с этой угрозой Ричард вполне мог справиться – необходимость подстегивала его волшебный дар. Необходимость и злость. Чего-чего, а уж злости в нем сейчас было больше чем достаточно для выполнения данной задачи. Та часть его, которую обычно использовал Меч Истины, эта чудовищная черная ярость, уже грохотала в нем.
Только вот Никки сказала, что если он прибегнет к магии, Кэлен умрет. Но откуда она узнает?
Узнает рано или поздно.
Ричард покорно стоял, позволив стражникам грубо схватить его за руки. Другие схватили его спереди за рубашку.
Да какое, в сущности, это имеет значение? Если он стан сопротивляться, Кэлен умрет. Если они казнят его, Никки оставит Кэлен в живых.
Но ему вовсе не хотелось обратно в ту черную яму. Подлетевший Нил потряс кулаком под носом Ричарда.
– Что за дела, Сайфер?! Чего ты хотел этим добиться?!
– Могу я поинтересоваться, о чем идет речь, брат Нил? Физиономия Нила стала багровой.
– Статуя!
– Как, она вам не понравилась?
Нил со всех своих силенок вогнал кулак Ричарду в живот. Державшие Ричарда стражники заржали. Ричард приготовился к удару и напряг мышцы живота, но все равно получил под дых довольно чувствительно. Он все же сумел довольно быстро восстановить дыхание.
Нилу, похоже, понравилось размахивать кулаками, и он ударил Ричарда еще раз.
– О, ты заплатишь за свое святотатство, Сайфер! На сей раз ты заплатишь сполна! Ты сознаешься во всем, прежде чем мы с тобой покончим! Но сперва ты увидишь, как уничтожат сотворенную тобой мерзость! – Нил, преисполненный сознания своего превосходства и собственной правоты, махнул рукой стражникам. – Тащите его вниз!. И не стесняйтесь расталкивать толпу!
К середине утра надежды Кэлен на то, что кузнец все же появится на работе, исчезли.
– Мне очень жаль, – огорченно проговорил Камиль, глядя, как она нетерпеливо вышагивает у кузницы. – Я не знаю, почему Виктор не пришел. Я думал, он придет. Правда, думал!
Кэлен наконец остановилась и похлопала встревоженного паренька по плечу.
– Я знаю, Камиль. Но с учетом сегодняшней торжественной церемонии и того, что творится у статуи, вряд ли нынешний денек можно считать обычным.
– Смотри, – окликнула Кара. Кэлен увидела, что Морд-Сит глядит вниз, на дворец. – Гвардейцы с пиками оттесняют толпу с площади.
Прищурившись, Кэлен посмотрела вниз.
– У тебя зрение острей, чем у меня. Я ничего не вижу. – Она кинула раздраженный взгляд на кузницу. – Но ждать тут больше незачем. Пошли проверим, может, нам удастся спуститься вниз и поглядеть поближе, что там происходит. Только не начинай войну с толпой, ладно? – тронула она руку Кары.
Кара разочарованно скривила губы. Кэлен повернулась к юноше, расстроенно ковырявшему ногой землю. Он был явно огорчен тем, что не смог им помочь найти Ричарда.
– Камиль, ты можешь кое-что для меня сделать?
– Конечно! А что надо?
– Ты мог бы подождать тут, на тот случай, если Ричард вдруг появится? Или кузнец? Если кузнец придет, то вдруг ему что-нибудь известно?
Камиль, почесав в затылке, посмотрел вниз, на дворец.
– Ну ладно. Мне бы не хотелось, чтобы Ричард, если вдруг заявится сюда, упустил вас. Что ему передать, если увижу? Кэлен улыбнулась. “Что я люблю его”, – подумала она, но вслух сказала:
– Скажи, что мы с Карой здесь и пошли вниз искать его. Если он все же появится, мне бы не хотелось упустить его.
Пусть ждет тут, мы вернемся сюда.
Кэлен полагала, что им удастся спуститься вниз, но, похоже, такая же мысль возникла у всех. Целая вечность ушла на один только спуск с холма. Чем ближе они подходили, тем тесней становилась толпа. В какой-то момент Кэлен остановилась совсем. Было довольно трудно даже держаться рядом с Карой. Похоже, все в толпе желали пропихнуться к площади.
И народу становилось все больше.
Вскоре Кэлен поняла, что они с Карой оказались в ловушке, зажатые со всех сторон людьми.
Тема для разговора у всех была одна: статуя.
* * *
Было уже далеко за полдень, когда Никки сумела протолкаться к площади. Каждый дюйм давался с трудом. Она оказалась достаточно близко, чтобы видеть людей вокруг статуи, но ближе подобраться не смогла. Как бы они ни старалась, продвинуться хотя бы на дюйм не было никакой возможности. Как и она, все остальные тоже хотели подойти поближе. Со всех сторон ее сдавили так, что она и рукой шевельнуть не могла. И такая беспомощность несколько пугала. Никки удалось высвободить одну руку, чтобы получше сохранять равновесие. До нее дошло, что в такой ситуации падение означает смерть.
Если бы только у нее было ее могущество!
Это из-за собственной наглости она лишилась своего могущества. Впрочем, взамен она обрела жизнь. Но это стоило Ричарду с Кэлен свободы. Никки не могла вернуть себе магию, просто оборвав узы. Это убило бы Кэлен. Никки не хотела жить ценой жизни другого. Теперь-то она понимала, что жить ценой жизни других это и есть настоящее зло.
Никки искала Ричарда, но не нашла. И кузнеца, господина Касселлу, с Ицхаком тоже разыскать не удалось. Как только она отыщет Ричарда, то скажет ему, что была не права, и тогда они смогут покинуть Алтур-Ранг. Ей так хотелось видеть выражение его лица, когда она скажет, что везет его обратно к Кэлен и что собирается снять заклятие.
Единственное место, где оставалось его искать, было возле статуи. Он мог быть там. Но как бы Никки ни пыталась, пробиться туда ей не удавалось. А теперь, как она поняла, ей вообще вряд ли удастся выбраться из многотысячной толпы. Вокруг дворца скопилось больше полумиллиона человек.
А потом Никки увидела, как на площадь выходит брат Нарев с учениками, все в коричневых балахонах. В дальнем конце площади толпились несколько сотен официальных лиц
Ордена, прибывших на церемонию освящения. Все – важные персоны.
Будь у нее ее могущество, она убила бы их всех прямо там.
И тут Никки углядела позади чиновников Ричарда, окруженного стражниками. Вся центральная часть площади была забита решительно настроенными гвардейцами.
Вперед выступил брат Нарев. Сплошные углы под балахоном. Его темные глаза из-под густых бровей цепко оглядели ассамблею. Толпа находилась в шумном, взволнованном состоянии. Брат Нарев выглядел недовольным, впрочем, он всегда был недовольным. Удовольствие, говорил он, есть грех,
Он поднял руки, призывая к тишине.
Когда толпа успокоилась, он заговорил своим низким скрипучим голосом, голосом, преследовавшим Никки с того самого дня у нее дома, когда она была еще ребенком, голосом, которому она позволила управлять своим разумом, тем голосом, который вместе с голосом ее матери думал и решал за нее.
– Граждане Ордена. На сегодня мы запланировали для вас особенное событие. Сегодня мы демонстрируем вам, как выглядит искушение... И более того, – костлявая ладонь указала на статую, – само зло.
В толпе пробежал ропот. Брат Нарев улыбнулся, узкие губы раздвинулись, от чего щеки ввалились еще больше. Он походил на ухмыляющийся череп. Глаза его были такими же темными, как и его балахон. Солнце зашло, передав эстафету десяткам факелов, освещающим колеблющимся оранжевым светом массивные колонны в другом конце площади, а слабый лунный свет омывал физиономии мрачных чиновников. Воздух, насыщенный ароматами толпы, стал прохладным.
– Граждане Ордена, сегодня вы узрите, что происходит со злом, когда оно сталкивается с добродетелью Ордена, – продолжил брат Нарев. Никки показалось, что от его голоса стены треснут.
Он поднял костлявый палец, подавая сигнал стоящим позади чиновников гвардейцам. Гвардейцы поволокли Ричарда вперед. Никки вскрикнула, но ее голос затерялся среди толпы.
Ту вперед выступил брат Нил, волоча здоровенную кувалду.
Оглядевшись по сторонам, Никки увидела поблизости несколько сотен вооруженных до зубов гвардейцев. Еще строй отсекал толпу от площади. Брат Нарев не желал рисковать. Нил с вежливой улыбкой и почтительным поклоном протянул кувалду брату Цареву.
Брат Нарев воздел кувалду над головой, словно победно вскинутый меч.
– Зло, где бы оно ни находилось, должно быть уничтожено! – Он махнул кувалдой в сторону статуи. – Это творение зла, созданное мятежником, ненавидящим своих собратьев – людей, чтобы повлиять на слабодушных. Ой не привнес ничего, что могло помочь людям, ничего, что служило бы процветанию добродетели человечества, ничего, что могло бы послужить уроком и поддержкой для людей. Он предлагает лишь пошлые и святотатственные изображения, чтобы соблазнить доверчивых и слабодушных среди нас.
Толпа молчала в изумленном разочаровании. Судя по тому, что слышала Никки, находясь с толпе, многие полагали, что эта статуя – какой-то новый дар Ордена народу. Некий великий дар, некая яркая надежда. И теперь люди были поражены услышанным и растерянны.
Брат Нарев поднял кувалду.
– Прежде чем тело этого преступника повиснет на виселице за его преступные деяния против Ордена, он увидит, как его мерзкое творение уничтожат под радостные крики добродетельного народа!
Когда последние лучи солнца скрылись за горизонтом, брат Нарев в свете факелов поднял повыше тяжелую кувалду. Кувалда на мгновение дрогнула на апогее замаха, а потом тяжело упала вниз. Толпа дружно ахнула, когда металл громко лязгнул по ноге мраморного мужчины. Отлетело несколько крошечных осколков. Удар причинил на удивление мало вреда.
И в повисшей абсолютной тишине раздался хохот Ричарда, смеявшегося над бессильным ударом брата Нарева.
Даже со своего места Никки видела, как аскетичная физиономия брата Нарева побагровела. А Ричард продолжал хохотать во всю глотку. В толпе пробежал шепоток. Люди поверить не могли, что кто-то может смеяться над членом Ордена, да еще над самим братом Наревом.
Брат Нарев не мог этому поверить. Десятки гвардейцев, наставивших на Ричарда пики, не могли этому поверить.
А в напряженной тишине хохот Ричарда разносился по всей площади и дальше, эхом отражаясь от мраморных колонн. На лицо брата Нарева вернулся оскал смерти. Взяв кувалду за верх, он протянул ее Ричарду рукояткой вперед.
– Ты сам разрушишь свое мерзкое творение!
Слова “или умрешь на месте” произнесены не были, но все и так поняли.
Ричард принял рукоятку кувалды. И сделал это с таким изяществом, словно это украшенный самоцветами меч.
Хищный взгляд Ричарда отвернулся от Нарева и обедал толпу. Ричард сделал несколько шагов к ступеням. Брат Нарев поднял палец, подавая гвардейцам сигнал взять пики на изготовку. Судя по ухмылкам Нарева с Нилом, они не думали, что толпе интересно услышать, что там будет говорить грешник.
– Вами правят мелкие ничтожества. – Голос Ричарда гремел над толпой.
Толпа дружно ахнула. Поносить Братство – скорее всего измена, и уж безусловно – ересь. – В чем мое преступление? – вслух спросил Ричард. – Я дал вам увидеть красоту, посмел придерживаться убеждения, что вы имеет право увидеть ее, если захотите. Более того... Я заявил, что ваша жизнь принадлежит только вам и никому больше.
По толпе прокатился ропот. Голос Ричарда возрос и был ясно слышен всем.
– Зло не есть большое единое целое, а бесчисленное множество безнравственных поступков, совершенных ничтожными людьми. Живя под властью Ордена, вы поменяли богатство видения на серый туман посредственности. Плодотворное стремление творить и расти на безмозглую стагнацию и медленное загнивание. Смелость поступков на тусклую апатию.
Толпа слушала сжав губы и опустив глаза. Ричард взмахнул у них над головам кувалдой, которую держал с ловкой грацией. Как королевский клинок.
– Вы променяли свободу даже не на миску похлебки, а хуже: на пустопорожние словеса других, говорящих, что вы заслуживаете полной миски похлебки, добытой кем-то другим.
Счастье, радость, свершения, достижения... это не какие-то там удобства, которые можно поделить на всех. Разве смех ребенка можно поделить или распределить? Нет! Он вызывает лишь еще больше радости и смеха.
В толпе послышался смех. Довольный смех.
Брат Нарев насупился еще сильней.
– Достаточно твоей мятежной болтовни! Уничтожь свою греховную статую. Сейчас же!
– О? – склонил Ричард голову набок. – Всеобщее сборище Ордена и Братства боится слушать то, что может сказать один ничтожный человек? Ты так боишься каких-то там слов, брат Нарев?
Темные глаза быстро глянули на толпу, подавшуюся вперед в стремлении услышать ответ.
– Мы не боимся слов. Добродетель на нашей стороне и победит. Изрекай свои святотатства, чтобы все могли понять, почему добропорядочные люди ополчатся против тебя.
Ричард улыбнулся толпе, но заговорил с грубой прямотой:
– Жизнь каждого человека принадлежит только ему. Жизнь отдельного индивидуума может и должна принадлежать только ему, а не обществу или коммуне, иначе он всего лишь раб. Никто не имеет права отказывать другому человеку в праве прожить жизнь так, как он хочет, или силой отнимать то, что произвел кто-то другой, потому что это не что иное, как воровство, чтобы жить за чужой счет. Это преступление против человечества, если у человека держат нож у горла и указывают, как ему следует прожить его жизнь. Никакое общество не может быть превыше тех отдельных индивидуумов, из которых состоит, иначе вы отдаете пальму первенства не человеку, а любому решению, которое взбредет этому обществу, причем бесконечной ценой несчетного числа жизней. Разумность и рациональность – вот единственный смысл справедливых законов. А бессмысленные желания, если дать им волю, становятся жестокими хозяевами.
Подмена разума верой позволяет этим людям с помощью силы порабощать вас. Убивать вас. У вас есть сила самим решать, как вам жить. А эти мелкие ничтожества – всего лишь жалкие тараканы, если вы так решите. У них нет власти управлять вами, кроме той, что вы сами им даете!
Ричард указал кувалдой на статую.
– Это жизнь. Ваша жизнь. Чтобы прожить ее так, как вы сами выберете. – Он взмахнул кувалдой в сторону изваяний на стенах. – А это то, что предлагает вам Орден: смерть. – Мы уже достаточно наслушались твоей ереси! – завизжал брат Нарев. – Немедленно уничтожь свою мерзость, или умри!
Пики нацелились.
Ричард спокойно обвел бесстрашным взором гвардейцев, затем шагнул к статуе. Сердце Никки бешено заколотилось. Она не хотела, чтобы статую уничтожили. Она слишком красива для этого. Этого просто не может случиться. Они не могут отнять эту красоту.
Ричард вскинул кувалду на плечо. Вытянув руку к статуе, он обратился к толпе в последний раз:
– Вот, что Орден отнял у вас, – вашу человечность, вашу индивидуальность, вашу свободу жить так, как вам хочется.
Ричард быстро коснулся кувалдой лба.
Сверкнув сталью, кувалда взметнулась в могучем замахе. Никки слышала, как свистит воздух. Казалось, вся статуя содрогнулась, когда кувалда с громким треском впечаталась в основание.
В краткий миг тишины Никки услышала едва заметный звук, потрескивающий шепот самого камня.
А потом статуя с грохотом обвалилась, рассыпавшись на части и взметнув тучу белой пыли.
Чиновники радостно завопили. Гвардейцы с победным криком потрясали над головой оружием.
Но только они. В толпе царила мертвая тишина, пока белая пыль оседала на площадь. Все их надежды, воплощенные в этой статуе, только что были уничтожены.
Никки смотрела в полном отупении. Горло сжало от боли. Глаза наполнились слезами. Люди молча смотрели, словно только что стали свидетелями трагической бесполезной смерти.
Гвардейцы надвинулись на Ричарда, оттесняя его к другим, уже поджидавшим с тяжелыми колодками.
И тут из оглушенной толпы у самых ступеней раздался ясный крик.
– Нет! Мы этого не потерпим!
В наступающей темноте Никки увидела того, кто кричал. Он был почти у самых ступенек и решительно пробивался вперед, чтобы выбраться на площадь.
Это был кузнец, господин Касселла.
– Мы этого не потерпим! – ревел он. – Я больше не позволю вам и дальше держать меня в рабстве! Слышите вы?! Я – свободный человек! Свободный!
Ричард отряхнулся. Он стоял перед помещением транспортной компании, в которой работал, когда только приехал в Алтур-Ранг, и в котором проспал всю ночь. Конечно, он спал и не подозревал, что Йори его запер.
Ричард не знал, куда идти: то ли домой, то ли к Убежищу. Небо уже было оранжево-фиолетовым от восходящего солнца. Пожалуй, домой идти нет резона. Так он только опоздает на работу. Ричард решил, что отправится все же на работу.
На работу. Какую работу? Сегодня же торжество, освящение. Как только брат Нарев увидит статую, Ричарду уже больше не придется волноваться насчет работы.
Он знал, что если попытается сбежать, то лишь еще больше разозлит Никки, и тогда жизни Кэлен придет конец. Ричард провел с Никки больше года – столько же, сколько с Кэлен, – и Никки неоднократно очень доходчиво разъясняла ему его возможности. Жизнь Кэлен напрямую зависит от его поведения.
Никакого особого выбора у Ричарда не было. Ну, по крайней мере он полюбуется физиономией Виктора, когда кузнец увидит статую. От этой мысли Ричард улыбнулся. Это единственная приятная перспектива наступившего дня.
А закончится он скорей всего в той сырой темной дыре, где он уже побывал. Он аж споткнулся при мысли об этом. Ему совсем не хотелось снова там оказаться. Там так тесно. Ричард терпеть не мог сидеть взаперти. Особенно в маленьких помещениях. Ему активно не нравилось и то, и другое, а ежели все вместе, так это вообще ужас.
Но как бы ни была устрашающа перспектива такой судьбы, он изваял статую с сознательным намерением и конкретной целью, полyостью отдавая себе отчет о возможной расплате. Но то, что он сделал, того стоит. Рабство – это не жизнь. Никки как-то пообещала, что если он умрет или предпочтет смерть, то это само по себе будет для нее ответом, и она не причинит вреда Кэлен. Теперь Ричард мог только надеяться, что она сдержит это обещание.
Статуя существует. Только это важно. “Жизнь” существует. Людям необходимо увидеть это. В Древнем мире многим нужно увидеть, что жизнь существует, и ее нужно прожить.
Для такого раннего утра на улицах Алтур – Ранга было слишком уж оживленно. Во все концы неслись подразделения тяжело вооруженных городских гвардейцев. На празднование освящения в город приехало много народу. Ричард предположил, что именно поэтому на улицах столько людей.
Гвардейцы не обращали на него внимания. Но он знал, что скоро обратят.
Придя в Убежище, Ричард ошалел от увиденного. Вся территория на многие мили была запружена народом. Люди толпились вокруг дворца, как муравьи вокруг пролитого меда. Он даже приблизительно не мог подсчитать, сколько людей заполонило окрестные холмы. Было как-то странно видеть такое разноцветие там, где раньше виднелись только коричневая земля и озимые. Ричард и не думал, что yа церемонию освящения захочет прийти так много народу. Впрочем, последние месяцы он работал сутками, откуда ему знать, что там планировал народ?
Ричард миновал основную толпу и вышел на дорогу к кузнице. Он хотел прихватить с собой Виктора и спуститься с ним на площадь к статуе до того, как Орден начнет освящение. Виктор наверняка ждет прихода Ричарда с огромным нетерпением.
Дорога была запружена людьми. И все выглядели счастливыми, оживленными и предвкушающими. Их поведение очень отличалось от обычного поведения обитателей Древнего мира. Может, праздник, даже наподобие нынешнего, все же лучше, чем все остальные серые будни.
Примерно в полумиле от кузницы на дорогу выскочил разъяренный брат Нил и выбросил руку в сторону Ричарда.
– Вот он! Взять его!
Пробиравшиеся сквозь толпу стражники по команде Нила приготовили оружие. Когда они окружили его, первым инстинктивным желанием Ричарда было бежать. Он мгновенно оценил силы противника и прикинул варианты атаки. Нужно всего лишь выхватить меч у одного из этих неумех, и тогда он положит их всех. Мысленно он уже все это проделал. Осталось только провести операцию в жизнь.
Стражники неслись к нему на всех парах. Народ у них на пути расступался, некоторые вскрикивали от испуга.
Однако оставалась еще проблема Нила. Нил – волшебник. Но и с этой угрозой Ричард вполне мог справиться – необходимость подстегивала его волшебный дар. Необходимость и злость. Чего-чего, а уж злости в нем сейчас было больше чем достаточно для выполнения данной задачи. Та часть его, которую обычно использовал Меч Истины, эта чудовищная черная ярость, уже грохотала в нем.
Только вот Никки сказала, что если он прибегнет к магии, Кэлен умрет. Но откуда она узнает?
Узнает рано или поздно.
Ричард покорно стоял, позволив стражникам грубо схватить его за руки. Другие схватили его спереди за рубашку.
Да какое, в сущности, это имеет значение? Если он стан сопротивляться, Кэлен умрет. Если они казнят его, Никки оставит Кэлен в живых.
Но ему вовсе не хотелось обратно в ту черную яму. Подлетевший Нил потряс кулаком под носом Ричарда.
– Что за дела, Сайфер?! Чего ты хотел этим добиться?!
– Могу я поинтересоваться, о чем идет речь, брат Нил? Физиономия Нила стала багровой.
– Статуя!
– Как, она вам не понравилась?
Нил со всех своих силенок вогнал кулак Ричарду в живот. Державшие Ричарда стражники заржали. Ричард приготовился к удару и напряг мышцы живота, но все равно получил под дых довольно чувствительно. Он все же сумел довольно быстро восстановить дыхание.
Нилу, похоже, понравилось размахивать кулаками, и он ударил Ричарда еще раз.
– О, ты заплатишь за свое святотатство, Сайфер! На сей раз ты заплатишь сполна! Ты сознаешься во всем, прежде чем мы с тобой покончим! Но сперва ты увидишь, как уничтожат сотворенную тобой мерзость! – Нил, преисполненный сознания своего превосходства и собственной правоты, махнул рукой стражникам. – Тащите его вниз!. И не стесняйтесь расталкивать толпу!
К середине утра надежды Кэлен на то, что кузнец все же появится на работе, исчезли.
– Мне очень жаль, – огорченно проговорил Камиль, глядя, как она нетерпеливо вышагивает у кузницы. – Я не знаю, почему Виктор не пришел. Я думал, он придет. Правда, думал!
Кэлен наконец остановилась и похлопала встревоженного паренька по плечу.
– Я знаю, Камиль. Но с учетом сегодняшней торжественной церемонии и того, что творится у статуи, вряд ли нынешний денек можно считать обычным.
– Смотри, – окликнула Кара. Кэлен увидела, что Морд-Сит глядит вниз, на дворец. – Гвардейцы с пиками оттесняют толпу с площади.
Прищурившись, Кэлен посмотрела вниз.
– У тебя зрение острей, чем у меня. Я ничего не вижу. – Она кинула раздраженный взгляд на кузницу. – Но ждать тут больше незачем. Пошли проверим, может, нам удастся спуститься вниз и поглядеть поближе, что там происходит. Только не начинай войну с толпой, ладно? – тронула она руку Кары.
Кара разочарованно скривила губы. Кэлен повернулась к юноше, расстроенно ковырявшему ногой землю. Он был явно огорчен тем, что не смог им помочь найти Ричарда.
– Камиль, ты можешь кое-что для меня сделать?
– Конечно! А что надо?
– Ты мог бы подождать тут, на тот случай, если Ричард вдруг появится? Или кузнец? Если кузнец придет, то вдруг ему что-нибудь известно?
Камиль, почесав в затылке, посмотрел вниз, на дворец.
– Ну ладно. Мне бы не хотелось, чтобы Ричард, если вдруг заявится сюда, упустил вас. Что ему передать, если увижу? Кэлен улыбнулась. “Что я люблю его”, – подумала она, но вслух сказала:
– Скажи, что мы с Карой здесь и пошли вниз искать его. Если он все же появится, мне бы не хотелось упустить его.
Пусть ждет тут, мы вернемся сюда.
Кэлен полагала, что им удастся спуститься вниз, но, похоже, такая же мысль возникла у всех. Целая вечность ушла на один только спуск с холма. Чем ближе они подходили, тем тесней становилась толпа. В какой-то момент Кэлен остановилась совсем. Было довольно трудно даже держаться рядом с Карой. Похоже, все в толпе желали пропихнуться к площади.
И народу становилось все больше.
Вскоре Кэлен поняла, что они с Карой оказались в ловушке, зажатые со всех сторон людьми.
Тема для разговора у всех была одна: статуя.
* * *
Было уже далеко за полдень, когда Никки сумела протолкаться к площади. Каждый дюйм давался с трудом. Она оказалась достаточно близко, чтобы видеть людей вокруг статуи, но ближе подобраться не смогла. Как бы они ни старалась, продвинуться хотя бы на дюйм не было никакой возможности. Как и она, все остальные тоже хотели подойти поближе. Со всех сторон ее сдавили так, что она и рукой шевельнуть не могла. И такая беспомощность несколько пугала. Никки удалось высвободить одну руку, чтобы получше сохранять равновесие. До нее дошло, что в такой ситуации падение означает смерть.
Если бы только у нее было ее могущество!
Это из-за собственной наглости она лишилась своего могущества. Впрочем, взамен она обрела жизнь. Но это стоило Ричарду с Кэлен свободы. Никки не могла вернуть себе магию, просто оборвав узы. Это убило бы Кэлен. Никки не хотела жить ценой жизни другого. Теперь-то она понимала, что жить ценой жизни других это и есть настоящее зло.
Никки искала Ричарда, но не нашла. И кузнеца, господина Касселлу, с Ицхаком тоже разыскать не удалось. Как только она отыщет Ричарда, то скажет ему, что была не права, и тогда они смогут покинуть Алтур-Ранг. Ей так хотелось видеть выражение его лица, когда она скажет, что везет его обратно к Кэлен и что собирается снять заклятие.
Единственное место, где оставалось его искать, было возле статуи. Он мог быть там. Но как бы Никки ни пыталась, пробиться туда ей не удавалось. А теперь, как она поняла, ей вообще вряд ли удастся выбраться из многотысячной толпы. Вокруг дворца скопилось больше полумиллиона человек.
А потом Никки увидела, как на площадь выходит брат Нарев с учениками, все в коричневых балахонах. В дальнем конце площади толпились несколько сотен официальных лиц
Ордена, прибывших на церемонию освящения. Все – важные персоны.
Будь у нее ее могущество, она убила бы их всех прямо там.
И тут Никки углядела позади чиновников Ричарда, окруженного стражниками. Вся центральная часть площади была забита решительно настроенными гвардейцами.
Вперед выступил брат Нарев. Сплошные углы под балахоном. Его темные глаза из-под густых бровей цепко оглядели ассамблею. Толпа находилась в шумном, взволнованном состоянии. Брат Нарев выглядел недовольным, впрочем, он всегда был недовольным. Удовольствие, говорил он, есть грех,
Он поднял руки, призывая к тишине.
Когда толпа успокоилась, он заговорил своим низким скрипучим голосом, голосом, преследовавшим Никки с того самого дня у нее дома, когда она была еще ребенком, голосом, которому она позволила управлять своим разумом, тем голосом, который вместе с голосом ее матери думал и решал за нее.
– Граждане Ордена. На сегодня мы запланировали для вас особенное событие. Сегодня мы демонстрируем вам, как выглядит искушение... И более того, – костлявая ладонь указала на статую, – само зло.
В толпе пробежал ропот. Брат Нарев улыбнулся, узкие губы раздвинулись, от чего щеки ввалились еще больше. Он походил на ухмыляющийся череп. Глаза его были такими же темными, как и его балахон. Солнце зашло, передав эстафету десяткам факелов, освещающим колеблющимся оранжевым светом массивные колонны в другом конце площади, а слабый лунный свет омывал физиономии мрачных чиновников. Воздух, насыщенный ароматами толпы, стал прохладным.
– Граждане Ордена, сегодня вы узрите, что происходит со злом, когда оно сталкивается с добродетелью Ордена, – продолжил брат Нарев. Никки показалось, что от его голоса стены треснут.
Он поднял костлявый палец, подавая сигнал стоящим позади чиновников гвардейцам. Гвардейцы поволокли Ричарда вперед. Никки вскрикнула, но ее голос затерялся среди толпы.
Ту вперед выступил брат Нил, волоча здоровенную кувалду.
Оглядевшись по сторонам, Никки увидела поблизости несколько сотен вооруженных до зубов гвардейцев. Еще строй отсекал толпу от площади. Брат Нарев не желал рисковать. Нил с вежливой улыбкой и почтительным поклоном протянул кувалду брату Цареву.
Брат Нарев воздел кувалду над головой, словно победно вскинутый меч.
– Зло, где бы оно ни находилось, должно быть уничтожено! – Он махнул кувалдой в сторону статуи. – Это творение зла, созданное мятежником, ненавидящим своих собратьев – людей, чтобы повлиять на слабодушных. Ой не привнес ничего, что могло помочь людям, ничего, что служило бы процветанию добродетели человечества, ничего, что могло бы послужить уроком и поддержкой для людей. Он предлагает лишь пошлые и святотатственные изображения, чтобы соблазнить доверчивых и слабодушных среди нас.
Толпа молчала в изумленном разочаровании. Судя по тому, что слышала Никки, находясь с толпе, многие полагали, что эта статуя – какой-то новый дар Ордена народу. Некий великий дар, некая яркая надежда. И теперь люди были поражены услышанным и растерянны.
Брат Нарев поднял кувалду.
– Прежде чем тело этого преступника повиснет на виселице за его преступные деяния против Ордена, он увидит, как его мерзкое творение уничтожат под радостные крики добродетельного народа!
Когда последние лучи солнца скрылись за горизонтом, брат Нарев в свете факелов поднял повыше тяжелую кувалду. Кувалда на мгновение дрогнула на апогее замаха, а потом тяжело упала вниз. Толпа дружно ахнула, когда металл громко лязгнул по ноге мраморного мужчины. Отлетело несколько крошечных осколков. Удар причинил на удивление мало вреда.
И в повисшей абсолютной тишине раздался хохот Ричарда, смеявшегося над бессильным ударом брата Нарева.
Даже со своего места Никки видела, как аскетичная физиономия брата Нарева побагровела. А Ричард продолжал хохотать во всю глотку. В толпе пробежал шепоток. Люди поверить не могли, что кто-то может смеяться над членом Ордена, да еще над самим братом Наревом.
Брат Нарев не мог этому поверить. Десятки гвардейцев, наставивших на Ричарда пики, не могли этому поверить.
А в напряженной тишине хохот Ричарда разносился по всей площади и дальше, эхом отражаясь от мраморных колонн. На лицо брата Нарева вернулся оскал смерти. Взяв кувалду за верх, он протянул ее Ричарду рукояткой вперед.
– Ты сам разрушишь свое мерзкое творение!
Слова “или умрешь на месте” произнесены не были, но все и так поняли.
Ричард принял рукоятку кувалды. И сделал это с таким изяществом, словно это украшенный самоцветами меч.
Хищный взгляд Ричарда отвернулся от Нарева и обедал толпу. Ричард сделал несколько шагов к ступеням. Брат Нарев поднял палец, подавая гвардейцам сигнал взять пики на изготовку. Судя по ухмылкам Нарева с Нилом, они не думали, что толпе интересно услышать, что там будет говорить грешник.
– Вами правят мелкие ничтожества. – Голос Ричарда гремел над толпой.
Толпа дружно ахнула. Поносить Братство – скорее всего измена, и уж безусловно – ересь. – В чем мое преступление? – вслух спросил Ричард. – Я дал вам увидеть красоту, посмел придерживаться убеждения, что вы имеет право увидеть ее, если захотите. Более того... Я заявил, что ваша жизнь принадлежит только вам и никому больше.
По толпе прокатился ропот. Голос Ричарда возрос и был ясно слышен всем.
– Зло не есть большое единое целое, а бесчисленное множество безнравственных поступков, совершенных ничтожными людьми. Живя под властью Ордена, вы поменяли богатство видения на серый туман посредственности. Плодотворное стремление творить и расти на безмозглую стагнацию и медленное загнивание. Смелость поступков на тусклую апатию.
Толпа слушала сжав губы и опустив глаза. Ричард взмахнул у них над головам кувалдой, которую держал с ловкой грацией. Как королевский клинок.
– Вы променяли свободу даже не на миску похлебки, а хуже: на пустопорожние словеса других, говорящих, что вы заслуживаете полной миски похлебки, добытой кем-то другим.
Счастье, радость, свершения, достижения... это не какие-то там удобства, которые можно поделить на всех. Разве смех ребенка можно поделить или распределить? Нет! Он вызывает лишь еще больше радости и смеха.
В толпе послышался смех. Довольный смех.
Брат Нарев насупился еще сильней.
– Достаточно твоей мятежной болтовни! Уничтожь свою греховную статую. Сейчас же!
– О? – склонил Ричард голову набок. – Всеобщее сборище Ордена и Братства боится слушать то, что может сказать один ничтожный человек? Ты так боишься каких-то там слов, брат Нарев?
Темные глаза быстро глянули на толпу, подавшуюся вперед в стремлении услышать ответ.
– Мы не боимся слов. Добродетель на нашей стороне и победит. Изрекай свои святотатства, чтобы все могли понять, почему добропорядочные люди ополчатся против тебя.
Ричард улыбнулся толпе, но заговорил с грубой прямотой:
– Жизнь каждого человека принадлежит только ему. Жизнь отдельного индивидуума может и должна принадлежать только ему, а не обществу или коммуне, иначе он всего лишь раб. Никто не имеет права отказывать другому человеку в праве прожить жизнь так, как он хочет, или силой отнимать то, что произвел кто-то другой, потому что это не что иное, как воровство, чтобы жить за чужой счет. Это преступление против человечества, если у человека держат нож у горла и указывают, как ему следует прожить его жизнь. Никакое общество не может быть превыше тех отдельных индивидуумов, из которых состоит, иначе вы отдаете пальму первенства не человеку, а любому решению, которое взбредет этому обществу, причем бесконечной ценой несчетного числа жизней. Разумность и рациональность – вот единственный смысл справедливых законов. А бессмысленные желания, если дать им волю, становятся жестокими хозяевами.
Подмена разума верой позволяет этим людям с помощью силы порабощать вас. Убивать вас. У вас есть сила самим решать, как вам жить. А эти мелкие ничтожества – всего лишь жалкие тараканы, если вы так решите. У них нет власти управлять вами, кроме той, что вы сами им даете!
Ричард указал кувалдой на статую.
– Это жизнь. Ваша жизнь. Чтобы прожить ее так, как вы сами выберете. – Он взмахнул кувалдой в сторону изваяний на стенах. – А это то, что предлагает вам Орден: смерть. – Мы уже достаточно наслушались твоей ереси! – завизжал брат Нарев. – Немедленно уничтожь свою мерзость, или умри!
Пики нацелились.
Ричард спокойно обвел бесстрашным взором гвардейцев, затем шагнул к статуе. Сердце Никки бешено заколотилось. Она не хотела, чтобы статую уничтожили. Она слишком красива для этого. Этого просто не может случиться. Они не могут отнять эту красоту.
Ричард вскинул кувалду на плечо. Вытянув руку к статуе, он обратился к толпе в последний раз:
– Вот, что Орден отнял у вас, – вашу человечность, вашу индивидуальность, вашу свободу жить так, как вам хочется.
Ричард быстро коснулся кувалдой лба.
Сверкнув сталью, кувалда взметнулась в могучем замахе. Никки слышала, как свистит воздух. Казалось, вся статуя содрогнулась, когда кувалда с громким треском впечаталась в основание.
В краткий миг тишины Никки услышала едва заметный звук, потрескивающий шепот самого камня.
А потом статуя с грохотом обвалилась, рассыпавшись на части и взметнув тучу белой пыли.
Чиновники радостно завопили. Гвардейцы с победным криком потрясали над головой оружием.
Но только они. В толпе царила мертвая тишина, пока белая пыль оседала на площадь. Все их надежды, воплощенные в этой статуе, только что были уничтожены.
Никки смотрела в полном отупении. Горло сжало от боли. Глаза наполнились слезами. Люди молча смотрели, словно только что стали свидетелями трагической бесполезной смерти.
Гвардейцы надвинулись на Ричарда, оттесняя его к другим, уже поджидавшим с тяжелыми колодками.
И тут из оглушенной толпы у самых ступеней раздался ясный крик.
– Нет! Мы этого не потерпим!
В наступающей темноте Никки увидела того, кто кричал. Он был почти у самых ступенек и решительно пробивался вперед, чтобы выбраться на площадь.
Это был кузнец, господин Касселла.
– Мы этого не потерпим! – ревел он. – Я больше не позволю вам и дальше держать меня в рабстве! Слышите вы?! Я – свободный человек! Свободный!