Гудмэн Джо. Больше, чем ты знаешь

   Широко разведя в стороны бедра Клер, Рэнд мощными, глубокими толчками врывался в ее тело, и она, запрокинув голову, подчинилась ритму его движений. Казалось, этому не будет конца. Прерывистые стоны, срывавшиеся с губ Клер, только подстегивали его. Тело Рэнда, уже не подчиняясь ему, жило своей жизнью, подводя их к вершинам экстаза. Вдруг он дернулся, разом оцепенел и тяжело навалился на нее.
   Клер тихо лежала под ним. Голова Рэнда покоилась у нее на груди. Сам он все еще оставался внутри ее. Закрыв глаза, она слушала, как бьются в унисон их сердца. Тишину в каюте нарушало только хриплое, прерывистое дыхание обоих.
   Слегка отодвинувшись, Рэнд поднял голову и заглянул в лицо Клер. Лунные лучи, прокравшись в каюту, омыли призрачным светом ее бледное лицо, еще хранившее следы только что испытанного наслаждения. Обнаженное тело казалось сделанным из серебра. Сам не понимая почему, он вдруг почувствовал, как всем своим существом потянулся к ней.
   Взяв себя в руки, Рэнд потихоньку отодвинулся от Клер, потом помог ей сесть и привести в порядок одежду. Застегивая собственные брюки, он краем глаза заметил, как пальцы Клер смущенно теребят пуговки пеньюара.
   – Что-нибудь случилось? – тихо спросила она, не поднимая головы.
   – Что ты имеешь в виду?
   – Что-то изменилось, я чувствую это.
   Нахмурившись, Рэнд привычным жестом взъерошил волосы, в очередной раз не в силах понять, как Клер удается так легко проникать в его мысли.
   – Ты ошибаешься. – Обхватив ее руками за талию, Рэнд попытался снять ее со стола, но Клер, вцепившись обеими руками в его край, не двинулась с места.
   – Ты обманываешь меня, – тихо проговорила она, сообразив, что только что позволила ему овладеть ею прямо на его рабочем столе. – Я сделала что-то не так и теперь ты презираешь меня?
   – Нет! – прорычал Рэнд. – Бог ты мой, конечно же, нет!
   – Тогда в чем дело? – упрямо спросила Клер. Подняв с пола упавший стул, Рэнд с грохотом поставил его на пол и тяжело опустился на него, краем глаза заметив, как головка Клер, вздрогнув, повернулась на звук.
   – Извини, – сердито прохрипел он. Клер пожала плечами.
   – Теперь ты злишься.
   Рэнд чуть слышно выругался.
   – Ты просто как собака, вцепившаяся в кость!
   Нисколько не обидевшись, Клер кивнула.
   – Большая, сердитая собака, – добавил он. Улыбнувшись, Клер оскалила зубки и чуть слышно щелкнула ими.
   Смущенно покачав головой, Рэнд посмотрел на нее, и губы его тоже раздвинулись в улыбке.
   – Понимаешь, – словно признаваясь, пробормотал он, – я только потом, когда все уже закончилось… только потом вспомнил, что ты слепа.
   Что-то сжалось в груди Клер. Ей стало трудно дышать, но она заставила себя слушать – ведь она сама просила его рассказать, напомнила она себе.
   – Дальше!
   – Это все, – прошептал он.
   – Не может быть. – Подбородок Клер дернулся. – Выходит, ты почувствовал жалость ко мне, Рэнд? Да? Я угадала?
   – Нет.
   – Тогда, выходит, ты пожалел себя! Пожалел, что связался со слепой…
   – Прекрати, Клер!
   – … навязал себе на шею женщину…
   – Клер!
   – … достойную одного лишь презрения за то, что позволяет вытворять с ней все, что угодно. Рэнд отшатнулся, как будто она ударила его.
   В темных глазах Клер сверкали слезы, нижняя губа дрожала.
   – Ты и сейчас жалеешь меня, Рэнд.
   – Нет, – тихо возразил он. – Забудь об этом.
   Она склонила голову, словно та оказалась слишком тяжелой для тонкой шеи и хрупких плеч. Руки Клер, вцепившиеся в край стола, разжались, и она медленно сползла на пол. Стояла такая тишина, что она не слышала даже дыхания Рэнда и не имела ни малейшего понятия, где он. И не ожидала, что первый же сделанный ею шаг заставит ее оказаться в его объятиях.
   Рэнд крепко обнял ее, прижав головой к своему плечу. Клер тихо заплакала, и Рэнд вдруг почувствовал, что и у него к глазам подступили слезы.
   – Это была боль, – признался он. – Вот что я почувствовал. Не жалость, нет. Я вдруг отчаянно захотел, чтобы ты прозрела… чтобы я мог увидеть, как моя страсть отражается в твоих глазах. Впрочем, ты была не так уж далека от правды. Но то, что я чувствовал, касалось меня… я думал о том, что хочу сделать с тобой.
   Стараясь сдержать рвущиеся из груди рыдания, Клер дрожала.
   – Не знаю… не знаю, что будет со мной… если я никогда больше не смогу видеть!
   Встряхнув ее за плечи, Рэнд отодвинул Клер от себя, взглянул в залитое слезами лицо.
   – Что это значит? – хрипло спросил он. Ее голос упал до сдавленного шепота.
   – Никогда не жалей меня, Рэнд, слышишь? Я не нуждаюсь в жалости. Ты даже представить себе не можешь, как я мучаюсь при мысли о том, что ты испытываешь ко мне только жалость. – Она чуть слышно засмеялась. – Или можешь?
   «Нет, – подумал он, – не могу». Жалеть Клер? Это немыслимо.
   – Ты любишь меня? – требовательно спросил он.
   Веки ее чуть заметно дрогнули – это был единственный знак, что она слышала. Ей вдруг показалось, что земля поплыла у нее под ногами, а тело внезапно стало легким и оторвалось от пола, как мыльный пузырь.
   – Да, – выдохнула она чуть слышно.
   Снова прижав ее к себе, Рэнд уткнулся лицом в копну ее волос.
   – Тогда не смей говорить мне, что не знаешь, что с тобой будет, – задыхаясь от клокотавшего в нем гнева прохрипел он. – Вернется ли зрение к тебе или нет – ты будешь со мной! Мы состаримся вместе, и когда мои глаза потускнеют, ты научишь меня, как обходиться без них. Клер была слишком потрясена, чтобы говорить.
   – Я думал, ты догадалась, что это значит, когда привел тебя сюда. – Голос Рэнда смягчился. – Я прочитал тебе заклятие, позволил выучить его наизусть… Это значит, что ты для меня дороже этого проклятого сокровища, слышишь, Клер?!
   Слегка отодвинувшись, Клер легко коснулась его лица кончиками пальцев.
   – Когда ты так говоришь, – прошептала она, – мне порой кажется, ты боишься, что я окажусь недостойной твоего доверия.
   – Я хочу сказать, что мне на это наплевать.
   – Я не предам тебя!
   – Это не важно.
   – Мне важно… важно, чтобы ты верил в это.
   – Я хочу, чтобы ты знала – я люблю тебя.
   – Ты скажешь это позже. А сейчас… ты веришь мне? Рэнд испытующе посмотрел на нее. Казалось, сейчас для Клер нет ничего важнее этого.
   – А ты упрямая малышка. – Он покачал головой. – Да.
   – Но я тебе верю.
   Лицо Клер разом просветлело, плечи расправились.
   – И? – тихо подсказала она.
   – И я люблю тебя почти до беспамятства.
   – Только почти?
   – Это все твое упрямство, – проворчал он. – Оно мешает мне окончательно потерять голову от любви!
   Клер опять дотронулась кончиками пальцев до уголков его губ и почувствовала, как они изогнулись в улыбке.
   – Тогда все в порядке, – объявила она. Привстав на цыпочки, Клер прижалась к нему губами, всем телом, крепко обхватив его за шею. Мечтательно полузакрыв глаза, она упивалась его поцелуем. – Может, вернемся ко мне в каюту? – предложила Клер, почувствовав, что у нее не хватает дыхания.
   Слегка ошеломленный, Рэнд невнятно пробурчал что-то, что при желании можно было принять за согласие.
   Отодвинувшись от него, Клер снова почувствовала, как ходит у нее под ногами палуба корабля.
   – Проверь, нет ли кого в коридоре, – попросила она, – а я пока поставлю на полку твой журнал. – Она без труда отыскала его – журнал, открытый на той же странице, лежал на прежнем месте. Чуть покраснев, Клер благоговейно погладила ладонью ветхую страницу. Она знала, что с этого дня, повторяя про себя заклятие, каждый раз будет думать о нем, вспоминать, как губы Рэнда прижимались к ее губам, как его руки ласкали ее обнаженное тело. «Кровь потечет рекой…» «Языки пламени взовьются вверх…» Мурашки поползли у Клер по спине. Взявшись кончиками пальцев за угол листка, Клер сделала движение, чтобы отодвинуть журнал от себя. И застыла на месте.
   За ее спиной послышались шаги Рэнда и слабый скрип двери. Клер потрясла головой, отгоняя навязчивое воспоминание. Что-то не давало ей покоя, и это каким-то образом было связано с прошлым. Что-то она вот так же держала в руках…
   – Рэнд!
   – В коридоре ни души, – сообщил он, возвращаясь к ней. Но Клер не слышала его. Резким движением придвинув к себе книгу, Клер снова провела пальцем по нижней части листа.
   – Поди сюда, – нетерпеливо бросила она. Оглянувшись, Рэнд с удивлением увидел, что Клер сидит за столом. Покачав головой, он прикрыл дверь и встал у нее за спиной.
   – Что ты там нашла?
   Она ткнула пальцем в то место на странице, которое привлекло ее внимание.
   – Что это такое?
   Прищурившись, Рэнд пытался отыскать глазами то место, на которое указывала Клер, но одного лунного света было явно недостаточно.
   – Мне нужен фонарь, – проворчал он. – Так я ничего не вижу.
   Но Клер удержала его.
   – Попробуй увидеть это так, как я, – предложила она. – Закрой глаза.
   – Ладно.
   – Дай мне руку.
   – Ну а теперь что? – нетерпеливо спросил он.
   Клер осторожно приподняла нижний край листа.
   – Потрогай тут, – предложила она, – с двух сторон. Теперь и Рэнд почувствовал. Брови его удивленно поползли вверх.
   – Ты хочешь сказать, что обнаружила дырки?!
   – Ну конечно. А ты знал о них? – Да.
   – Тогда почему же ты не ответил, когда я спросила?
   – Просто не понял, о чем ты спрашиваешь. Там и видеть-то нечего.
   Разозлившись, Клер до боли стиснула его пальцы. «Слепец», – с горечью подумала она. Рэнд жалобно охнул. Приторно-сладко улыбнувшись ему, Клер выпустила его руку.
   – Откуда тут дырки? – потребовала она ответа. – Что они означают?
   – Понятия не имею. Клер обреченно вздохнула.
   – А в заклятии есть хоть какой-то намек на то, что это может что-то значить?
   – Никакого.
   Клер затаив дыхание потрогала крошечные выпуклости на обратной стороне листка.
   – Откуда же они взялись?
   – Знать не знаю, я никогда не думал об этом.
   – Так подумай сейчас.
   – Ну… они чуть больше, чем след от булавки. Помнишь, я рассказывал тебе, что листок с заклятием был одно время зашит за подкладку шляпы? А потом спрятан в каблуке башмака. Так что это могут быть просто следы от иголки.
   – Вот такие странные следы? – сердито спросила она. – Семь аккуратных дырочек, причем расположенных в особом порядке?!
   Но Рэнд упорно отказывался видеть в этом что-то необычное.
   – Что ты хочешь этим сказать, Клер? Что эти дурацкие дырки имеют какой-то смысл?
   – А что, это так уж невероятно? Рэнд пожал плечами.
   – И какой же?
   – Я не знаю.
   – Тогда считай, что это просто дырки. В конце концов, этой бумаге без малого три сотни лет. Было бы странно, если бы ей удалось дотянуть до наших дней, оставшись в целости и сохранности.
   – Нет, – покачала головой Клер. – Невозможно! Вспомни, как тряслась над ней вся ваша семья, стараясь, чтобы с ней ничего не случилось! Одно поколение Гамильтонов за другим старалось сохранить ее. Ты только взгляни – даже края листка не обтрепались! Держу пари, что он не так уж много времени пролежал в той шляпе. Да и в каблуке тоже. Сначала он был свернут, но потом его тщательно разгладили. Больше всего вреда причинил ему ты, когда вшил его в свой журнал. К тому же если бы эти отверстия остались на обратной стороне листка, то никто бы вообще ничего не заметил.
   – Никто ничего и не замечал почти триста лет, – неприязненно проворчал Рэид. – Я только одного не понимаю – с чего ты вообразила, что они вообще имеют какое-то значение?
   – Ты можешь поднести листок к свету?
   – Думаю, да.
   – Тогда давай.
   Перегнув журнал, так что в руках остался только листок с заклятием, Рэнд поднес его к иллюминатору. Поворачивая журнал то так, то эдак, он наконец добился, что в лунном свете каждая дырочка стала видна отчетливо… «Так их же семь!» – удивился он. Семь! Господи, как же он сразу не заметил, гадая: когда один из Гамильтонов не успел или же намеренно не сообщил об этих отверстиях своему сыну! А потом на них просто перестали обращать внимание.
   – Ты видишь их? – не вытерпела Клер.
   – Да, – опустив журнал, кивнул Рэнд.
   – Это тебе ничего не напоминает?
   – Большую Медведицу. – Закрыв журнал, Рэнд поставил его на прежнее место. – Ты это имела в виду?
   Клер кивнула.
   – Мне тоже пришла в голову именно Большая Медведица.
   – И ты считаешь, что это имеет какое-то отношение к спрятанному сокровищу?
   – А разве это так уж невероятно?
   – Не знаю. Мы сейчас значительно южнее экватора. А в этих широтах Большую Медведицу не видно. – Рэнд задумчиво посмотрел на Клер. – Я всегда восхищался твоим умом, – сказал он, – и сообразительностью.
   Легкая морщинка залегла у Клер между бровей. Что-то в его голосе подсказывало ей, что Рэнд старается просто подсластить пилюлю.
   – Но это уж слишком невероятное предположение, – продолжал он. – Даже для тебя.
   Клер задумчиво покачала головой.
   – Мне уже приходилось встречать нечто подобное. Глаза Рэнда подозрительно сузились.
   – Где?
   – В Эбберли-Холле, в музее моего крестного.
   – Когда?
   – Незадолго до того, как мы уехали из Лондона. Впервые за много лет он снова пустил меня в свою сокровищницу. – Клер тронула его за локоть. – Может, все-таки вернемся ко мне в каюту? Я с удовольствием расскажу тебе об этом, но предпочитаю сделать это у себя.
   Взяв Клер за руку, Рэнд повел ее к двери. В коридоре по-прежнему не было ни души. Выскользнув из каюты, он потащил ее за собой. В этой спешке не было никакой нужды – просто он сгорал от нетерпения услышать, что она расскажет. Никогда еще время не тянулось для него так медленно.
   Сбросив с себя пеньюар, Клер повесила его на дверцу шкафа и скользнула в постель, отодвинувшись к стене, чтобы оставить место для Рэнда.
   – Мы можем поговорить и здесь, – деловито предложила она. – Тут гораздо теплее.
   Раздевшись, Рэнд последовал за ней. Заботливо подоткнув вокруг нее одеяло, Рэнд приподнялся на локте и принялся ждать.
   Клер моментально догадалась об этом по наступившей тишине.
   – Ты будешь разочарован, – предупредила она. – Мне известно очень мало. Просто как-то раз в одном из иллюстрированных манускриптов Стикля я нашла листок с точно такими же пометками. Думается мне, твой братец Шелби был не единственным, кто считал, что дерево проще всего спрятать в лесу.
   – Похоже на то.
   – Листок не был вшит внутрь, как твой. Поэтому-то я и обнаружила его. Он просто выпал мне в руку, когда я перелистывала страницы. – Уголки губ Клер скривились при мысли, каким странным все это, должно быть, кажется Рэнду. – Знаю, – обреченно вздохнула она, – ты думаешь, с чего это слепой женщине пришло в голову перелистывать какую-то старинную книгу, верно?
   – Я боялся спросить.
   Клер с размаху ткнула твердым кулачком ему в живот, и сдавленный стон Рэнда доставил ей немалое удовольствие.
   – Я, если хочешь знать, заново знакомилась с сокровищами герцога. Ты и представить себе не можешь, что там есть! Широченные мечи, оставшиеся еще с эпохи норманнского нашествия, старинные доспехи, гобелены, египетские браслеты, цепочки, драгоценные камни, книги… и все это я трогала, пытаясь представить, узнаю ли я их, если зрение вновь вернется ко мне. Конечно, может, для тебя это звучит глупо, но тогда… тогда это казалось мне чрезвычайно важным.
   – Понимаю, – сказал Рэнд.
   С нежной улыбкой Клер откинулась назад.
   – Я так и думала, что ты поймешь, – кивнула она. Потом замолчала, пытаясь собрать воедино обрывки воспоминаний. – Я наткнулась на него совершенно случайно – листок на ощупь был совершенно другой. Мне сразу показалось, что он менее древний, чем вся рукопись. Впрочем, любой зрячий на моем месте догадался бы об этом с первого взгляда. Правда, Стикль далеко не так сообразителен, как ты.
   – Он достаточно умен для этого.
   – Дырочки на листке были расположены точно так же, как и на твоем. Я и подумала, что это своего рода карта звездного неба.
   – Вряд ли.
   – Я это тоже уже поняла. Как ты думаешь… а вдруг я держала в руках заклятие Уотерстоунов?
   – Так вот, значит, о чем ты подумала? Клер кивнула.
   – Я подозреваю, что в погоне за сокровищем твой главный соперник – сам герцог.
   – Он?! Тогда почему я не знал об этом? Я ведь ищу второе заклятие бог знает сколько лет. А он только сейчас дал о себе знать. Как ты думаешь, почему?
   – Не знаю.
   – И я тоже. – И это было самое неприятное, потому что Рэнд предполагал, что Клер не ошиблась. Скорее всего его самый могущественный соперник – сам герцог Стрикленд. Но тогда почему он так долго оставался в тени? – Я думаю, ты не знаешь, каким образом заклятие Уотерстоунов попало в руки твоему крестному.
   – Не знаю, – вздохнула Клер. – Понимаешь, вначале я собиралась сама рассказать ему о своей находке. Я была так горда, но потом свалилось столько дел, что это попросту вылетело у меня из головы. И я даже не вспоминала о ней, пока ты не показал мне другое заклятие.
   Сказать по правде, Рэнд нисколько не сожалел о том, что Клер так, и не рассказала крестному о найденном ею листке. Однако предпочел промолчать.
   – Думаешь, интерес герцога к кладу объясняется его страстью к драгоценным камням?
   – Очень похоже. Он без ума от них, особенно от сапфиров. Держу пари, что такой коллекции сапфиров, как у него, нет больше ни у кого в мире.
   – Ты так хорошо ее помнишь?
   – Как тебе сказать… такое не скоро забудешь. Я была еще девочкой, когда впервые увидела ее. Моя мать как-то привезла меня в Эбберли-Холл. – Клер саркастически рассмеялась. – Знаешь, какой самоуверенной особой я была в те годы? Было бы правильнее сказать, что это я согласилась сопровождать свою мать. Конечно, я ведь была крестницей герцога, а моя мать – просто его приятельницей. Он позволил мне осмотреть его музей и потрогать все, что я пожелаю. Мама всполошилась, но Стикль, похоже, не возражал. Я надела диадему, некогда принадлежавшую одной из египетских цариц, вокруг шеи обмотала серебряные и золотые цепочки. Моя мать заявила, что это дурной вкус – дескать, слишком кричаще, а Стикль сказал, что я выгляжу потрясающе. – Она улыбнулась. – Теперь-то я понимаю, что мама была права. Помню, как, сидя на полу, играла сапфирами и рубинами, пока герцог с моей матерью бродили по музею и о чем-то беседовали. Некоторые из этих камней были размером с мой кулак. Конечно, не стоит забывать, какие кулаки были у меня в те годы.
   Но несмотря на это, Рэнд был потрясен.
   – Все равно, наверное, камни огромные! И если это его страсть, теперь я могу понять, почему он так одержим желанием заполучить «Семь сестер». Держу пари, даже учитывая то, что за три сотни лет молва сильно преувеличила их размеры, камни все равно необыкновенные.
   – Точно, как в заклятии, – сонным голосом сказала Клер.
   – Хм-м… «Семь сестер – хладом дышат сердца, камнем серым ложатся холодные дни». Ты это имела в виду?
   – Нет, не твое заклятие. – Клер перевернулась на бок и прижалась к Рэнду спиной; глаза у нее слипались. – Я имела в виду детскую считалочку… ту, знаешь, которая заканчивается… «Вход открыли сестры, в награду им будет клад, королей достоин он».
   – «Вся королевская конница и вся королевская рать не могут Шалтая, не могут Болтая, Шалтая-Болтая поднять», – подхватил Рэнд.
   Чуть хрипловатый смешок Клер не дал ему закончить.
   – По-моему, это из «Сказок Матушки Гусыни».
   Положив голову к ней на плечо, Рэнд вытянулся рядом с ней.
   – Раз ты так уверена…
   – Уверена. – Клер с трудом подавила зевок. – Разбудишь меня, прежде чем соберешься уходить?
   – Если хочешь.
   Она кивнула. Рука Рэнда ласково поглаживала ее по волосам, и Клер понемногу расслабилась, чувствуя, как все ее тело словно наливается свинцом, а веки тяжелеют.
   – Вот было бы здорово, если бы мне удалось помочь тебе отыскать сокровище! – сонно пробормотала она.
   Рэнд не ответил – вместо этого он гадал, что сказала бы Клер, если бы узнала, что он его уже нашел.
   По мере того как «Цербер» приближался к тропикам, дни и ночи становились все теплее. Держа курс на Сириус, судно медленно, но верно приближалось к одному из островов Общества. Теперь корабль делал от десяти до двенадцати узлов в час, и Клер с удивлением обнаружила, что команду как будто подменили – матросы двигались лениво, словно во сне. Казалось, они уже попали под влияние благодушной атмосферы южных островов и теперь ничто не в силах заставить их торопиться.
   Сидя на краешке постели, Рэнд смотрел, как Клер водит щеткой по волосам.
   – Знаешь, сегодня, уходя от тебя утром, я нос к носу столкнулся с Катчем.
   – Что ж, это было вопросом времени, – пожала она плечами. При том, что Рэнд всю прошлую неделю приходил к ней каждую ночь, было бы невероятно, если бы их тайна не была обнаружена. – Держу пари, что мистер Катч – а может, и вся команда – давным-давно знают про нас все.
   – Правда?!
   Его наивность заставила Клер рассмеяться. – Мы ведь особенно и не старались скрывать нашу связь, верно?
   Рэнду очень не понравилось словечко «связь», но он постарался пропустить его мимо ушей. Клер бы наверняка предложила ему подобрать более подходящее определение, а у него, как на грех, не было в запасе ни одного.
   – Выходит, ты не расстроилась?
   – Ничуть. – Клер повернулась к нему. – Я не стыжусь этого, Рэнд. И не возражаю, чтобы о наших с тобой отношениях стало известно всем. – Он вдруг напрягся всем телом, но она сделала вид, что ничего не заметила. – Лучше расскажи мне, что сказал на это мистер Катч?
   – Откуда ты знаешь, что он что-то сказал?
   – Потому что он твой учитель и твой друг. Уж он бы ни за что не упустил такой возможности.
   Сорвавшийся с губ Рэнда смешок подсказал ей, что и он наконец нашел в ситуации что-то смешное.
   – Он спросил, знаю ли я, что делаю. – А ты?
   – Я сказал, что знаю.
   – И это все?
   – Похоже, Катч был удовлетворен. Он отправился по своим делам, а я – по своим.
   – Должно быть, ты прав. Иначе он бы так просто не отстал.
   Рэнд в душе согласился с нею, однако не стал ничего объяснять. Клер стала настолько дорога ему, что говорить о ней с кем бы то ни было, даже с Катчем, казалось ему святотатством. Ко всему прочему он терпеть не мог оправдываться. И уж конечно, не позволил бы, чтобы кто-то читал ему мораль.
   – А тебе он ничего не говорил?
   – Нет. Да я этого и не ожидала. Мистеру Катчу я, конечно, нравлюсь, но любит он тебя.
   Рэнд закусил губу.
   – Ты намекаешь, что мне лучше поговорить с ним самому?
   – Я намекаю, что ничего не имею против. По части любовных связей у меня опыт побольше твоего, Рэнд. И думаю, я знаю, чего ожидать, а вот насчет тебя не уверена.
   Приподняв ей подбородок, Рэнд внимательно вгляделся в лицо Клер, с удивлением отметив про себя, что она и не думает шутить.
   – О чем, ради всего святого, ты толкуешь?!
   Высвободившись, Клер встала. Незашнурованное платье сползло с ее плеча. Нетерпеливо поправив его, она аккуратно разгладила атласную ткань на талии. Гладкая поверхность приятно холодила пальцы. Лицо ее, когда она вновь подняла на Рэнда глаза, было серьезным, даже невозмутимым, только голос слегка дрожал.
   – Я помню, что ты мне говорил, – сказала она, – и верю, что ты всегда будешь хотеть меня, что чувства твои не померкнут со временем. Твоя любовь – бесценное сокровище для меня, Рэнд. Поверь, это так. Я боюсь другого – что ты обманываешься. Просто жизненный опыт подсказывает мне, что это невозможно.
   Рэнд заставил себя оставаться на месте. Мысль о том, что, разозлившись, он ничего не добьется, отрезвила его.
   – Какой еще опыт? – с напускным спокойствием в голосе осведомился он. – Ты что, за дурака меня считаешь, Клер? Думаешь, я не догадался, что до меня у тебя никого не было? Так о чьих любовных связях ты толкуешь, черт побери? Своего отца?
   – Нет, моей матери.
   Вытаращив глаза, Рэнд ошеломленно уставился на нее. «Господи, – подумал он, – и как же я, идиот, не догадался?!» А ведь мог бы – Клер неоднократно намекала на это, да только он пропускал все мимо ушей. Обладай он той же чуткостью, что и Клер, давно бы сообразил и сам.
   – Герцог Стрикленд! – воскликнул он наконец.
   Клер кивнула. Губы ее раздвинулись в недоброй усмешке.
   – Мой крестный. – Ощупью отыскав стул, она села, уронив руки на колени. – Наверное, мне бы следовало с самого начала рассказать тебе об этом.
   – Не понимаю, зачем тебе нужно было это делать… во всяком случае, до сегодняшнего дня. Но если любовная связь твоей матери имеет какое-то отношение к нам с тобой, тогда конечно.
   Глубоко вздохнув, словно перед прыжком в воду, Клер повернулась к нему.
   – Да тут и рассказывать-то особенно нечего. Тем более что история вполне обычная. Я бы назвала это типичной слащавой мелодрамой, если бы в свое время она не причинила мне столько боли.
   – Может, ты лучше расскажешь, а я потом сам решу? Клер на мгновение прикрыла глаза, словно собираясь с духом, затем слабо кивнула.
   – Семья моей матери, занимая весьма скромное положение в обществе, обладала совершенно непомерными амбициями. Дед мой был бароном, чья неудержимая страсть к лошадям и постоянная игра на скачках заставили его пустить по ветру состояние, доставшееся ему от предков. Единственным приданым моей матери была ее редкостная красота, и, естественно, ее родня решила, что именно она позволит маме заполучить богатого мужа, а значит, и поправить дела всей семьи.