Страница:
В первый же свой сезон моя мать произвела в Лондоне настоящий фурор. Ее окружали толпы поклонников, среди которых нашлось бы немало тех, кто бы мог с лихвой удовлетворить честолюбивые стремления ее родни, однако самой ей понравился Эван Маркхэм. Казалось, что герцог Стрикленд тоже потерял из-за нее голову. Если бедная мама и сообразила, что разница в социальном положении делает брак между ними невозможным, то она никак этого не показала. А может, просто надеялась, что влюбленный герцог пренебрежет условностями. Не знаю, далеко ли зашли к тому времени их отношения, но к концу сезона они едва здоровались. Стикль сделал предложение дочери графа, а моя мать из сонма своих поклонников предпочла самого что ни на есть неподходящего. – Сэра Гриффина.
– Тогда он был всего лишь мистером Банкрофтом, обычным профессором. Но его интерес к естественным наукам не был простым увлечением дилетанта – нет, отец был настоящим ученым! – с кривой усмешкой добавила Клер. – По мнению родственников моей матери, это был мезальянс. Все были уверены, что мать вышла за него просто потому, что не могла стать женой другого.
– То есть Стрикленда? – подсказал Рэнд. Клер пожала плечами.
– Скорее всего. Впрочем, не знаю. Сказать по правде, я всегда подозревала, что брак моих родителей был делом рук моего крестного.
Прищурившись, Рэнд с сомнением посмотрел на Клер.
– Интересно, что заставило тебя так думать?
– Так… кое-какие мелочи… намеки… случайные разговоры, которые удавалось услышать. Через много лет я связала все это воедино и поняла…
Только сейчас Рэнд сообразил, что потрясающая догадливость Клер вовсе не следствие ее слепоты – она вырабатывалась годами, когда умная, наблюдательная девочка училась делать выводы из того, что ей удавалось услышать.
– Стало быть… все это тебе не родители рассказапи? Клер рассмеялась.
– Господи, конечно, нет! Даже Стикль, которому не откажешь в откровенности, никогда не обсуждал со мной такие вещи!
– Однако тебе все-таки стало известно, что между ними что-то было?
– Да, конечно. Моя мать часто брала меня с собой в Эбберли-Холл. Думаю, она рассчитывала, что мое присутствие заставит злые языки умолкнуть. В конце концов, как-никак я ведь была его крестницей, верно? И что могло быть естественнее, чем съездить навестить крестного, когда он гостит в своем загородном доме?
– А твой отец знал?..
– Что мы с мамой ездили туда? Да, само собой. Об их отношениях? Возможно. Во всяком случае, меня он об этом не спрашивал. Я очень уважаю его за это. Должно быть, он догадывался, что мне кое-что известно… но отец был слишком благороден, чтобы заставить меня выбирать между матерью и им самим. Он никогда не задал мне ни единого вопроса… никогда! – Клер вздохнула. – Сказать по правде, Рэнд, не думаю, чтобы он так уж сильно любил маму… да и меня тоже. Пока в его жизнь не вошли Тиаре и Типу, я готова была поклясться, что единственная любовь сэра Гриффина – это наука.
Рэнд ничего не сказал. Заставлять Клер поверить в то, что отец любил ее только потому, что она мечтала об этом? «Глупо», – решил он. Тем более что он и сам сильно сомневался в этом.
– Жена герцога, произведя на свет мертвого младенца, последовала за ним, – продолжала Клер. – Останься она в живых, все бы, может быть, сложилось по-другому, но герцог, вне себя от горя, вспомнил о моей матери. Я тогда была еще совсем маленькой. Думаю, Стикль попросил разрешения сделать что-нибудь для меня, и мать согласилась, чтобы он стал моим крестным.
– А тебе никогда не приходило в голову… – начал Рэнд.
– Что я его дочь? – перебила она. – Да, конечно, все может быть, однако я никогда не спрашивала. Честно говоря, для меня это никогда не имело особого значения. Да и что бы изменилось? Ничего, уверяю тебя.
– Тогда Типу – тебе не брат.
– Думаешь, я стала бы меньше любить его только потому, что у него другой отец? – Клер пожала плечами.
– Что ж, ладно, – кивнул Рэнд. – И все равно, хоть убей, не понимаю, какое отношение связь твоей матери имеет к нам обоим?
Клер удивленно вскинула брови.
– Неужели? А я была уверена, что тут все ясно как Божий день. У них не было будущего. Эта история не принесла им обоим ничего, кроме горя.
– И ты считаешь, то же самое ожидает и нас?
– Ну, скажем так, я этого не утверждаю, но…
– Но ты бы не удивилась, если бы все произошло именно так, я угадал?
– Да.
Рэнд медленно выпрямился. Он не двинулся с места, пока не почувствовал, что снова владеет собой. Присев на краешек стола, Рэнд подсунул ноги под стул, на котором сидела Клер.
– Я никогда не думал о тебе как о любовнице, – пробормотал он.
– Подбери другое слово, – предложила Клер.
– Нет у меня другого слова… просто не по себе становится, когда ты говоришь о наших отношениях как о чем-то постыдном. Я ведь люблю тебя, Клер. И был уверен, что ты это знаешь.
– Думаю, Стикль тоже любил мою мать. И она любила его, но это ничего не изменило.
– Да, но мы – не они. Мне и в голову не пришло бы выдать тебя за другого, чтобы ты могла и дальше оставаться моей любовницей. Послушай, Клер, неужели ты не понимаешь, что и брак твоей матери, и брак герцога был основан исключительно на трезвом расчете?! И настоящая трагедия вовсе не в том, что они любили друг друга! А в том, что оба они чувствовали себя обязанными подчиняться законам общества, в котором жили. Но я никогда не замечал, чтобы тебя это сильно заботило.
– Меня? Конечно, нет. А вот тебя – да. – Меня?!
– Рэнд, послушай, ты отправился воевать, чтобы сохранить привычный для Южных штатов порядок, рисковал жизнью ради восстановления чести вашей семьи. Неужели я настолько глупа, что поверю, что ты всю свою жизнь мечтал о такой жене, как я?!
– Представь себе! – огрызнулся Рэнд.
Резкость, с которой это было сказано, заставила Клер нахмуриться.
– Ты сердишься… – Господи помилуй! Еще бы!
Клер вся сжалась, когда под тяжестью его руки спинка ее стула жалобно скрипнула.
– Я не понимаю…
– Интересно, ты мне не веришь потому, что не можешь вообразить, что я люблю тебя, или ты считаешь, что я в принципе не способен кого-то полюбить?
– Не надо передергивать, Рэнд! Я говорю не об этом.
– А я думаю, что угадал. Почему тебе так трудно поверить в то, что я люблю тебя?
Глаза Клер наполнились слезами и сразу стали огромными. Она попыталась сморгнуть их, но безуспешно.
– Потому что до тебя меня никто никогда не любил. Рэнд осторожно привлек Клер к себе и крепко обнял, а она, уронив голову ему на плечо, со вздохом закрыла глаза. Две прозрачные слезинки, повиснув на ресницах, упали на щеки и скользнули вниз, оставив мокрые пятна у него на рубашке. Рэнд поежился, но промолчал.
– Мой отец. Мать. Герцог. Все они были заняты только собой. Меня редко кто замечал. И постепенно я пришла к мысли, что меня невозможно полюбить, и никто не убеждал меня в обратном.
– Ох, Клер!
Девушка, явно недовольная собственной слабостью, нетерпеливо дернула плечом.
– До сих пор я не особенно расстраивалась. Все были милы со мной, но мне всегда казалось, что они меня используют. Мама и герцог прятались за меня, как за ширму. Отцу я была нужна, чтобы помогать в его исследованиях. Поэтому, когда ты впервые сказал, что любишь меня, я не поверила. Я боялась… боялась этой любви. Одна мысль об этом сводила меня с ума.
– Господи, но почему?!
– Моя мать любила герцога, и это сломало ей жизнь. Нежно отстранившись, Рэнд вглядывался в лицо Клер.
Было совершенно очевидно, что она верит в то, что говорит.
– Но каким образом? – спросил он. – Расскажи мне, Клер!
– Она не смогла отказать ему. Даже когда он попросил ее о том, что было по меньшей мере неразумно, даже опасно, она не смогла сказать «нет».
– Черт возьми, о чем ты?
– Мама никак не хотела согласиться отпустить отца в плавание – он собирался на острова в южной части Тихого океана. Я знала об этом – как-то случайно подслушала их разговор, когда они спорили с герцогом. Когда же мама поняла, что ее любовник хочет, чтобы и она тоже поехала с сэром Гриффином, она пришла в ярость. Но больше всего меня поразило то, что в конце концов она согласилась. Единственное, на чем она настаивала, – это чтобы и я отправилась с ними. Мой отец и герцог оба были против, они предлагали отправить меня в закрытую школу. Я же хотела одного – быть рядом с матерью. Думаю, именно это и заставило их сдаться. В итоге мы отправились все вместе. На южных островах мы прожили почти пять лет. Думаю, мы бы провели там гораздо больше, но мама заболела. Она умерла через пару месяцев после нашего возвращения в Лондон. Стикль был рядом с ней до конца. И несмотря на это, она простила ему все… простила, что он отослал ее от себя!
– Но нельзя же винить его в том, что она заболела, Клер.
– Нет, Рэнд. Этого бы не произошло, останься она в Лондоне. Рыба, ставшая причиной ее смерти, водится только на отмелях в этой части Тихого океана. Одно лишь прикосновение ее плавников несет смерть. Чего только не делал отец, чтобы вывести яд из маминой крови! Все было бесполезно! Чудо, что она еще прожила так долго. Я часто думала потом, что это из-за того, что мама не хотела умереть, не простившись с герцогом.
Рэнд покачал головой.
– И ты винишь крестного в смерти своей матери? – Нет.
– Тогда, значит, считаешь, что она сама во всем виновата?
– Почему она была такой слабой? – горько вздохнула Клер. – Почему считалась с его желаниями, больше, чем со своими собственными?
– Она хотела быть с ним, – тихо сказал Рэнд. – Да.
– А разве это произошло бы, если бы она настояла на своем и осталась?
– Конечно.
Рэнд легко провел ладонью по щеке Клер, смахнул прозрачные слезинки.
– Они могли встречаться, только пока твой отец оставался в Лондоне. С его отъездом свидания не могли продолжаться, иначе твоя мать предстала бы в ложном свете, а герцог, по-видимому, этого не хотел. Ты знаешь не хуже меня, что в таком случае ее репутация в глазах света погибла бы. Думаю, она не хотела покидать его, но потом поняла, что отъезд вместе с мужем – самое разумное решение в подобной ситуации. Она ведь была отнюдь не глупа, твоя мать. Ты тогда была ребенком, Клер, и видела все глазами ребенка. Неужели же сейчас ты не можешь взглянуть на прошлое глазами взрослой женщины? Твоя мать, твой отец… герцог, наконец, – они ведь просто люди! Улыбка Клер вышла жалкой.
– Хочешь сказать, что и они совершали ошибки?
Взяв ее за руки, Рэнд приложил ее ладони к своему лицу, чтобы она могла почувствовать переполнявшие его чувства.
– Конечно… как и все люди, – вздохнул он. – Но самой серьезной их ошибкой было то, что они не поняли, как сильно ты нуждаешься в их любви.
Глава 11
– Тогда он был всего лишь мистером Банкрофтом, обычным профессором. Но его интерес к естественным наукам не был простым увлечением дилетанта – нет, отец был настоящим ученым! – с кривой усмешкой добавила Клер. – По мнению родственников моей матери, это был мезальянс. Все были уверены, что мать вышла за него просто потому, что не могла стать женой другого.
– То есть Стрикленда? – подсказал Рэнд. Клер пожала плечами.
– Скорее всего. Впрочем, не знаю. Сказать по правде, я всегда подозревала, что брак моих родителей был делом рук моего крестного.
Прищурившись, Рэнд с сомнением посмотрел на Клер.
– Интересно, что заставило тебя так думать?
– Так… кое-какие мелочи… намеки… случайные разговоры, которые удавалось услышать. Через много лет я связала все это воедино и поняла…
Только сейчас Рэнд сообразил, что потрясающая догадливость Клер вовсе не следствие ее слепоты – она вырабатывалась годами, когда умная, наблюдательная девочка училась делать выводы из того, что ей удавалось услышать.
– Стало быть… все это тебе не родители рассказапи? Клер рассмеялась.
– Господи, конечно, нет! Даже Стикль, которому не откажешь в откровенности, никогда не обсуждал со мной такие вещи!
– Однако тебе все-таки стало известно, что между ними что-то было?
– Да, конечно. Моя мать часто брала меня с собой в Эбберли-Холл. Думаю, она рассчитывала, что мое присутствие заставит злые языки умолкнуть. В конце концов, как-никак я ведь была его крестницей, верно? И что могло быть естественнее, чем съездить навестить крестного, когда он гостит в своем загородном доме?
– А твой отец знал?..
– Что мы с мамой ездили туда? Да, само собой. Об их отношениях? Возможно. Во всяком случае, меня он об этом не спрашивал. Я очень уважаю его за это. Должно быть, он догадывался, что мне кое-что известно… но отец был слишком благороден, чтобы заставить меня выбирать между матерью и им самим. Он никогда не задал мне ни единого вопроса… никогда! – Клер вздохнула. – Сказать по правде, Рэнд, не думаю, чтобы он так уж сильно любил маму… да и меня тоже. Пока в его жизнь не вошли Тиаре и Типу, я готова была поклясться, что единственная любовь сэра Гриффина – это наука.
Рэнд ничего не сказал. Заставлять Клер поверить в то, что отец любил ее только потому, что она мечтала об этом? «Глупо», – решил он. Тем более что он и сам сильно сомневался в этом.
– Жена герцога, произведя на свет мертвого младенца, последовала за ним, – продолжала Клер. – Останься она в живых, все бы, может быть, сложилось по-другому, но герцог, вне себя от горя, вспомнил о моей матери. Я тогда была еще совсем маленькой. Думаю, Стикль попросил разрешения сделать что-нибудь для меня, и мать согласилась, чтобы он стал моим крестным.
– А тебе никогда не приходило в голову… – начал Рэнд.
– Что я его дочь? – перебила она. – Да, конечно, все может быть, однако я никогда не спрашивала. Честно говоря, для меня это никогда не имело особого значения. Да и что бы изменилось? Ничего, уверяю тебя.
– Тогда Типу – тебе не брат.
– Думаешь, я стала бы меньше любить его только потому, что у него другой отец? – Клер пожала плечами.
– Что ж, ладно, – кивнул Рэнд. – И все равно, хоть убей, не понимаю, какое отношение связь твоей матери имеет к нам обоим?
Клер удивленно вскинула брови.
– Неужели? А я была уверена, что тут все ясно как Божий день. У них не было будущего. Эта история не принесла им обоим ничего, кроме горя.
– И ты считаешь, то же самое ожидает и нас?
– Ну, скажем так, я этого не утверждаю, но…
– Но ты бы не удивилась, если бы все произошло именно так, я угадал?
– Да.
Рэнд медленно выпрямился. Он не двинулся с места, пока не почувствовал, что снова владеет собой. Присев на краешек стола, Рэнд подсунул ноги под стул, на котором сидела Клер.
– Я никогда не думал о тебе как о любовнице, – пробормотал он.
– Подбери другое слово, – предложила Клер.
– Нет у меня другого слова… просто не по себе становится, когда ты говоришь о наших отношениях как о чем-то постыдном. Я ведь люблю тебя, Клер. И был уверен, что ты это знаешь.
– Думаю, Стикль тоже любил мою мать. И она любила его, но это ничего не изменило.
– Да, но мы – не они. Мне и в голову не пришло бы выдать тебя за другого, чтобы ты могла и дальше оставаться моей любовницей. Послушай, Клер, неужели ты не понимаешь, что и брак твоей матери, и брак герцога был основан исключительно на трезвом расчете?! И настоящая трагедия вовсе не в том, что они любили друг друга! А в том, что оба они чувствовали себя обязанными подчиняться законам общества, в котором жили. Но я никогда не замечал, чтобы тебя это сильно заботило.
– Меня? Конечно, нет. А вот тебя – да. – Меня?!
– Рэнд, послушай, ты отправился воевать, чтобы сохранить привычный для Южных штатов порядок, рисковал жизнью ради восстановления чести вашей семьи. Неужели я настолько глупа, что поверю, что ты всю свою жизнь мечтал о такой жене, как я?!
– Представь себе! – огрызнулся Рэнд.
Резкость, с которой это было сказано, заставила Клер нахмуриться.
– Ты сердишься… – Господи помилуй! Еще бы!
Клер вся сжалась, когда под тяжестью его руки спинка ее стула жалобно скрипнула.
– Я не понимаю…
– Интересно, ты мне не веришь потому, что не можешь вообразить, что я люблю тебя, или ты считаешь, что я в принципе не способен кого-то полюбить?
– Не надо передергивать, Рэнд! Я говорю не об этом.
– А я думаю, что угадал. Почему тебе так трудно поверить в то, что я люблю тебя?
Глаза Клер наполнились слезами и сразу стали огромными. Она попыталась сморгнуть их, но безуспешно.
– Потому что до тебя меня никто никогда не любил. Рэнд осторожно привлек Клер к себе и крепко обнял, а она, уронив голову ему на плечо, со вздохом закрыла глаза. Две прозрачные слезинки, повиснув на ресницах, упали на щеки и скользнули вниз, оставив мокрые пятна у него на рубашке. Рэнд поежился, но промолчал.
– Мой отец. Мать. Герцог. Все они были заняты только собой. Меня редко кто замечал. И постепенно я пришла к мысли, что меня невозможно полюбить, и никто не убеждал меня в обратном.
– Ох, Клер!
Девушка, явно недовольная собственной слабостью, нетерпеливо дернула плечом.
– До сих пор я не особенно расстраивалась. Все были милы со мной, но мне всегда казалось, что они меня используют. Мама и герцог прятались за меня, как за ширму. Отцу я была нужна, чтобы помогать в его исследованиях. Поэтому, когда ты впервые сказал, что любишь меня, я не поверила. Я боялась… боялась этой любви. Одна мысль об этом сводила меня с ума.
– Господи, но почему?!
– Моя мать любила герцога, и это сломало ей жизнь. Нежно отстранившись, Рэнд вглядывался в лицо Клер.
Было совершенно очевидно, что она верит в то, что говорит.
– Но каким образом? – спросил он. – Расскажи мне, Клер!
– Она не смогла отказать ему. Даже когда он попросил ее о том, что было по меньшей мере неразумно, даже опасно, она не смогла сказать «нет».
– Черт возьми, о чем ты?
– Мама никак не хотела согласиться отпустить отца в плавание – он собирался на острова в южной части Тихого океана. Я знала об этом – как-то случайно подслушала их разговор, когда они спорили с герцогом. Когда же мама поняла, что ее любовник хочет, чтобы и она тоже поехала с сэром Гриффином, она пришла в ярость. Но больше всего меня поразило то, что в конце концов она согласилась. Единственное, на чем она настаивала, – это чтобы и я отправилась с ними. Мой отец и герцог оба были против, они предлагали отправить меня в закрытую школу. Я же хотела одного – быть рядом с матерью. Думаю, именно это и заставило их сдаться. В итоге мы отправились все вместе. На южных островах мы прожили почти пять лет. Думаю, мы бы провели там гораздо больше, но мама заболела. Она умерла через пару месяцев после нашего возвращения в Лондон. Стикль был рядом с ней до конца. И несмотря на это, она простила ему все… простила, что он отослал ее от себя!
– Но нельзя же винить его в том, что она заболела, Клер.
– Нет, Рэнд. Этого бы не произошло, останься она в Лондоне. Рыба, ставшая причиной ее смерти, водится только на отмелях в этой части Тихого океана. Одно лишь прикосновение ее плавников несет смерть. Чего только не делал отец, чтобы вывести яд из маминой крови! Все было бесполезно! Чудо, что она еще прожила так долго. Я часто думала потом, что это из-за того, что мама не хотела умереть, не простившись с герцогом.
Рэнд покачал головой.
– И ты винишь крестного в смерти своей матери? – Нет.
– Тогда, значит, считаешь, что она сама во всем виновата?
– Почему она была такой слабой? – горько вздохнула Клер. – Почему считалась с его желаниями, больше, чем со своими собственными?
– Она хотела быть с ним, – тихо сказал Рэнд. – Да.
– А разве это произошло бы, если бы она настояла на своем и осталась?
– Конечно.
Рэнд легко провел ладонью по щеке Клер, смахнул прозрачные слезинки.
– Они могли встречаться, только пока твой отец оставался в Лондоне. С его отъездом свидания не могли продолжаться, иначе твоя мать предстала бы в ложном свете, а герцог, по-видимому, этого не хотел. Ты знаешь не хуже меня, что в таком случае ее репутация в глазах света погибла бы. Думаю, она не хотела покидать его, но потом поняла, что отъезд вместе с мужем – самое разумное решение в подобной ситуации. Она ведь была отнюдь не глупа, твоя мать. Ты тогда была ребенком, Клер, и видела все глазами ребенка. Неужели же сейчас ты не можешь взглянуть на прошлое глазами взрослой женщины? Твоя мать, твой отец… герцог, наконец, – они ведь просто люди! Улыбка Клер вышла жалкой.
– Хочешь сказать, что и они совершали ошибки?
Взяв ее за руки, Рэнд приложил ее ладони к своему лицу, чтобы она могла почувствовать переполнявшие его чувства.
– Конечно… как и все люди, – вздохнул он. – Но самой серьезной их ошибкой было то, что они не поняли, как сильно ты нуждаешься в их любви.
Глава 11
Раскинувшись в сотне миль к северо-востоку от Таити, Раитеа по праву носил имя «матери островов», поскольку был открыт первым среди островов Общества. По-прежнему держа курс на Сириус, «Цербер» через пять дней вошел в его прибрежные воды.
Клер долго гадала, пытаясь представить, какие чувства нахлынут на нее, когда она снова окажется на Раитеа. Именно здесь причалило ее каноэ после долгого, изнурительного плавания. Аборигены встретили ее с искренней радостью, однако к этому чувству примешивался какой-то благоговейный страх. Порой ей приходило в голову, что если бы не британский фрегат, по чистой случайности оказавшийся в этих водах, ей была бы уготована участь языческой богини. Но вместо этого ее поручили заботам соотечественников и Клер покинула остров прежде, чем смогла как следует поблагодарить своих спасителей.
– Не дождусь, когда смогу это сделать, – сказала Клер, обращаясь к доктору.
– Хм-м, – рассеянно проворчал тот, судя по всему, слушая ее вполуха.
Клер понимающе улыбнулась. «Интересно, слышал ли Маколей хотя бы половину моего рассказа?» – подумала она.
– Вы не видите, туземцы уже спустили лодки, чтобы приветствовать нас? – спросила она.
– Еще бы! Вон они – целых четыре! Скользят по воде, как пауки!
Клер прикрыла глаза, вспоминая… Над ее головой на нок-реях вахтенные, рискуя свалиться за борт, выкрикивали приветствия толпившимся на берегу женщинам, которые, вполне возможно, даже не слышали их. Конечно, все старательно делали вид, что занимаются своим делом, но все это лишь благодаря присутствию капитана и Клер. Не будь их на палубе, большинство мужчин наверняка бросились бы за борт, чтобы вплавь добраться до берега.
Решившись привлечь внимание доктора, Клер тронула его за руку.
– Капитан не говорил, для чего он решил стать тут на якорь?
– Наверное, собирается пополнить припасы, – предположил Маколей. С трудом оторвав глаза от толпы туземок с кожей цвета свежего меда, он удивленно воззрился на Клер. – А вы, стало быть, не знаете? Странно… мне казалось, у капитана Гамильтона нет от вас секретов.
Губы Клер побелели от едва сдерживаемого гнева. Но ярость ее была вызвана даже не словами доктора, а тем непристойным смыслом, который он вкладывал в них. Доктор Стюарт ни разу откровенно не сказал, что ему известно о ее любовной связи с Рэндом, однако не упускал случая так или иначе намекнуть, что для него это не тайна.
– Нет, он ничего не говорил, – ровным голосом ответила Клер, – а мистер Катч только сегодня утром предупредил, что мы уже совсем близко от острова.
– Чувствую, здесь какая-то тайна, – пробормотал Стюарт.
– Тайна? – не выдержав, переспросила Клер. Присутствие доктора было ей настолько неприятно, что она уже собиралась уйти, но любопытство пересилило. – С чего вы это взяли?
Маколей расплылся в довольной улыбке, но Клер не могла ее увидеть. Прежде чем ответить, он с глубокомысленным видом почесал подбородок.
– С того, дорогая, что с некоторых пор за моей спиной постоянно перешептываются, а стоит мне войти в кают-компанию, как разговоры обрываются словно по мановению волшебной палочки. И началось все на этой неделе. Как вы думаете, тут может быть какая-то связь с кладом?
– Возможно, конечно, хотя причин для этого может быть множество. Кстати… не знала, что вас тоже интересует этот пресловутый клад.
Маколей передернул плечами.
– Все, что мне следовало знать, рассказал сам герцог. «Вздор и чушь», – ответил я ему. Однако с тех пор как «Цербер» обогнул мыс Горн, вся эта история с каждым днем кажется мне все более правдоподобной. Здесь, где океан и небо сливаются воедино, где каждое утро в небе сверкает радуга, а острова встают из дымки, словно каждый раз рождаясь заново, можно поверить во все что угодно. Даже в то, что кто-то спрятал в этих сказочных местах несметные богатства только ради удовольствия вернуться сюда за ними. – Помолчав немного, Маколей украдкой покосился на Клер. – Похоже, я удивил вас?
– Немного. – Ей вдруг вспомнилось, какими словами доктор восторженно описывал ей красоту Бриа. – Я совсем забыла, что в душе вы поэт.
– Романтик и в то же время прагматик. Такое сочетание – настоящее проклятие моих соплеменников.
Клер рассмеялась. Как приятно снова чувствовать себя легко и непринужденно в его обществе!
– Пироги туземцев уже возле борта? – спросила она, слыша, как утлые челноки бьются о борт «Цербера». – Хотите сойти на берег, доктор?
– Ммм… если ноги будут меня держать. Почему-то мне кажется, что я разучился ходить по твердой земле.
Клер похлопала его по руке.
– Все будет отлично.
Именно этот момент выбрал Рэнд, чтобы присоединиться к ним.
– Клер, сейчас мы усадим тебя в гамак и осторожно спустим в лодку с помощью лебедки.
– В гамаке?! – удивилась Клер. – Никогда не пробовала! А мы долго пробудем на берегу?
– Понятия не имею, – прошептал он, взяв ее руку в свои. – Как ты думаешь, сколько потребуется времени на то, чтобы обвенчаться?
Клер, не просыпаясь, перевернулась на другой бок. И испуганно вздохнула, неожиданно наткнувшись на твердое, мускулистое тело Рэнда. Но он даже не шелохнулся. Подавив улыбку, Клер легко поцеловала его в плечо. Похоже, его нисколько не беспокоила тишина, окутавшая «Цербер». Именно она и разбудила Клер. Корабль словно вымер. Если не считать вахтенных и их с Рэндом, на «Цербере» не осталось ни души. Именно эта непривычная тишина успокаивала и в то же самое время пугала Клер.
С берега сквозь мерный рокот прибоя до нее доносились отголоски шумного празднества, все еще продолжавшегося на острове, но на таком расстоянии, сливаясь с плеском воды, они казались голосом самого океана. В ушах Клер тоже стоял гул, которого она, может быть, и не заметила бы, если бы не тишина вокруг.
«Четверть часа», – сонно подумала она. Именно столько заняла церемония бракосочетания. Сказать по правде, Рэнд потратил значительно больше времени, пытаясь отыскать миссионера. Преподобного Элвина Симмонса в конце концов удалось обнаружить в самой дальней части острова, где он купался в лагуне. Со всем возможным почтением его доставили обратно, туда, где к берегу лепилась крохотная хижина с крышей из пальмовых листьев, служившая церковью. Всю дорогу бедняга требовал, чтобы ему вернули его одежду, иначе, мол, он не может совершить церемонию бракосочетания, – требование, которое Клер сочла вполне разумным, а Рэнд – скорее всего пустой тратой времени.
Вспомнив об этом, Клер зажала ладонью рот. Губы ее растянулись в улыбке, однако ей хотя бы удалось удержаться от смеха. До той минуты, когда пришло время давать брачные обеты, Рэнд держался вызывающе-надменно, но при этом явно нервничал, словно боялся, что в последний момент Клер вдруг откажет ему, что было тем более странно, учитывая, что никакого предложения он ей не делал. Клер до сих пор поражалась, что Рэнду, похоже, даже не приходило в голову спросить, согласна ли она стать его женой. Однако его своеобразная логика – и в самом деле, как можно отказаться, когда никто ни о чем тебя не спрашивает? – хоть и нелепая, казалась странно трогательной.
Единственным, кого удивило известие о предстоящей свадьбе, был Маколей Стюарт. Таким образом, терзавшие его подозрения, что на судне зреет настоящий заговор, о котором известно всем, кроме него и Клер, полностью подтвердились. Во всяком случае, команда о замыслах своего капитана узнала раньше, чем его собственная невеста. Клер решила, что это было сделано намеренно – чтобы она не вздумала броситься за борт. Но вместо этого она бросилась в объятия Рэнда. Рев одобрения, прокатившийся по рядам сбежавшихся на палубу матросов, едва не оглушил ее. Клер оставалось только гадать, присоединился ли доктор к тем, кто кинулся поздравлять их с капитаном, или же предпочел хранить неодобрительное молчание. Она до сих пор старалась не думать о том, как он отнесся к тому, какой неожиданный оборот приняли события.
Сладко потянувшись, Клер блаженно прижалась к горячей и твердой спине Рэнда. Сейчас ей были равно безразличны и сам доктор Стюарт, и его мнение. А если он так беспокоится по поводу того, что скажет ее крестный, что ж, она замолвит словечко в защиту бедняги Маколея. Интересно было бы знать, как бы он смог ее остановить, усмехнулась Клер, решив, что даже герцогу вряд ли придет в голову требовать от несчастного доктора подобной самоотверженности.
Оставалось только гадать, сильно ли разгневается крестный, узнав о ее браке. Если бы они были в Англии, попытался бы он ее отговорить или смирился бы, поставив условием, чтобы венчание состоялось в Эбберли-Холле? А может, разгневавшись, он употребил бы всю свою власть, чтобы не допустить этого брака?
Впрочем, Клер меньше всего хотелось сейчас думать об этом. Сама она ни минуты не жалела о принятом ею решении. И если не считать, что весть о предстоящей свадьбе свалилась на нее как снег на голову, то в остальном она чувствовала себя Золушкой в тот момент, когда исполняется ее самое заветное желание.
Клер вспомнила о свадьбе, и улыбка ее стала мечтательной. Если не считать слабых возражений окончательно сбитого с толку преподобного Симмонса, все было в точности так, как она когда-то мечтала. И если голос Рэнда слегка дрожал, когда он произносил брачный обет, то не из-за страха или неуверенности – просто чувства, переполнявшие его в ту минуту, были слишком сильны. Клер была обворожительна, как сказал ей позже Рэнд. Ее красота ослепила его в тот момент, когда, опираясь на руку Катча, она вошла в крохотную церковь.
Клер знала, что тростниковая хижина битком забита матросами с «Цербера», – ей сказал об этом Катч. Но без него она никогда не догадалась бы об этом – такая там стояла благоговейная тишина. Затаив дыхание все ждали окончания церемонии, словно боялись поверить, что все закончится благополучно. Но когда Клер спросила Рэнда, так ли это, он только рассмеялся. Нет, неуверенность тут ни при чем, объяснил он ей, скорее, все дело в благоговейном восторге, охватившем всех, когда они увидели Клер и ее глаза, сиявшие ярче всех свечей.
Шаловливо вытянув ногу, Клер пощекотала Рэнда большим пальцем и сама первая замурлыкала от удовольствия, как сытая кошечка.
– Очень эротично. – Со сна голос Рэнда звучал хрипловато.
– Хм-м, – протянула Клер, нежно погладив его по спине. Его тело было восхитительно теплым. – А я и не знала, что ты уже проснулся.
Рэнд скептически хмыкнул.
– Неужели? Похоже, ты сделала для этого все! Клер коснулась рукой его бедра.
– Да?
«Боже правый, какая невинность в голосе!» – Рэнд стиснул зубы. А пальцы при этом с искусством опытной и искушенной соблазнительницы ласкают его тело. Вот ее рука коснулась его мужской плоти, нежно обхватила ее, и из груди Рэнда вырвался слабый стон. Он прижал ее руку своей.
– Представляешь, как был бы поражен преподобный Симмонс, если бы увидел это, – глубоким низким голосом проговорил Рэнд.
– А я, думаешь, не поражена? – отозвалась Клер.
С губ Рэнда сорвался смешок. «Вот уж не сомневаюсь в этом», – удовлетворенно подумал он. Скорее уж Клер удивляла его – своей готовностью доставить ему наслаждение. Занимаясь с ним любовью, она всякий раз, казалось, открывала для себя что-то новое, не переставая удивляться тому желанию, что неизменно охватывало Рэнда при одном только взгляде на нее. Как-то раз она даже призналась ему, что способна держать себя в руках лишь до определенного момента, а потом его неистовая страсть, словно джинн, вырвавшийся из бутылки, захватывает Клер и она бессильна ей противостоять.
Повернувшись, Рэнд навис над ней всем своим могучим, мускулистым телом, потом накрыл Клер собой и, прижавшись губами к ее губам, скользнул языком в ее рот. Коленом он легко раздвинул ей бедра, и Клер судорожно вздохнула. Их жаркое дыхание смешалось, и она прижалась к нему, желая слиться с ним воедино. Некоторое время они не двигались, наслаждаясь ощущением своей близости, но нетерпение, снедавшее Рэнда, было слишком велико, чтобы он мог долго сдерживать его. С трудом заставив себя оторваться от Клер, он принялся осыпать поцелуями ее запрокинутое лицо, изящно изогнутую тонкую шею и тут же почувствовал, как напряглись и набухли ее груди. Не выдержав, он обхватил губами ее сосок и осторожно прикусил его, как спелую землянику. И тут же бедра Рэнда непроизвольно толкнулись ей навстречу. Клер призывно приподняла бедра.
Рэнд лукаво улыбнулся.
– Похоже, кому-то из нас все-таки придется двигаться. Ответом ему был слабый вздох Клер. Она обрадовалась, что он понял его как согласие. К этому времени сердце у нее в груди стучало, словно молот, дыхание стало таким же прерывистым, как у Рэнда. Выгнувшись дугой, она потянулась к нему. Ее согнутые в коленях ноги, пальцы, запутавшиеся в его волосах, призывное покачивание бедер манили Рэнда. Сама не замечая этого, она бессознательно соблазняла его. Ритм страсти, сотрясавший обоих, примитивный и в то же время могучий, как шум прибоя, был древним, как мир, и вечным, как свет луны. И не было ничего естественнее, чем утолить голод, снедавший их тела и души.
Резкий вздох сорвался с губ Клер, когда Рэнд, дернувшись, хрипло застонал и затих. В момент наивысшего наслаждения он был глубоко внутри ее, сотрясавшая его тело дрожь передалась и ей. Клер с силой притянула его к себе. Слабый стон вырвался из ее груди, тело напряглось как струна и разом обмякло. Прошло немало времени, прежде чем ее дыхание выровнялось.
– Ты спишь? – помолчав немного, спросил Рэнд.
– Нет, я умерла.
Рэнд легко коснулся поцелуем ее губ.
– Ты мне льстишь. – Рывком поднявшись с постели, он направился к стоявшему в углу тазу.
Клер казалось, что она не может шевельнуть ни рукой, ни ногой.
– Господи, ты еще в состоянии двигаться?!
– Исключительно благодаря усилию воли. – Плеснув на себя водой, он намочил полотенце и направился к ней. Клер слегка вздрогнула, почувствовав, как Рэнд откинул одеяло и приложил мокрое полотенце к ее все еще влажным бедрам, но и не подумала протестовать. Движения Рэнда была осторожными и в то же время удивительно нежными. К тому же, по мнению Клер, он действовал поразительно споро. Однако она смогла расслабиться, только когда услышала мокрый шлепок – это Рэнд швырнул полотенце в таз с водой.
– Как ты думаешь, я бы устала больше, если бы могла видеть?
– Господи помилуй, с чего ты взяла?!
Клер расхохоталась. Кровать прогнулась под его тяжестью, и Рэнд блаженно вытянулся рядом с ней. Но когда он прижался к ней, она вдруг почувствовала, что он уже успел натянуть на себя нижнее белье. И тут же с удивлением обнаружила, что нисколько не стесняется собственной наготы. Ей даже нравилось, что он может ласкать и гладить ее обнаженное тело.
Клер долго гадала, пытаясь представить, какие чувства нахлынут на нее, когда она снова окажется на Раитеа. Именно здесь причалило ее каноэ после долгого, изнурительного плавания. Аборигены встретили ее с искренней радостью, однако к этому чувству примешивался какой-то благоговейный страх. Порой ей приходило в голову, что если бы не британский фрегат, по чистой случайности оказавшийся в этих водах, ей была бы уготована участь языческой богини. Но вместо этого ее поручили заботам соотечественников и Клер покинула остров прежде, чем смогла как следует поблагодарить своих спасителей.
– Не дождусь, когда смогу это сделать, – сказала Клер, обращаясь к доктору.
– Хм-м, – рассеянно проворчал тот, судя по всему, слушая ее вполуха.
Клер понимающе улыбнулась. «Интересно, слышал ли Маколей хотя бы половину моего рассказа?» – подумала она.
– Вы не видите, туземцы уже спустили лодки, чтобы приветствовать нас? – спросила она.
– Еще бы! Вон они – целых четыре! Скользят по воде, как пауки!
Клер прикрыла глаза, вспоминая… Над ее головой на нок-реях вахтенные, рискуя свалиться за борт, выкрикивали приветствия толпившимся на берегу женщинам, которые, вполне возможно, даже не слышали их. Конечно, все старательно делали вид, что занимаются своим делом, но все это лишь благодаря присутствию капитана и Клер. Не будь их на палубе, большинство мужчин наверняка бросились бы за борт, чтобы вплавь добраться до берега.
Решившись привлечь внимание доктора, Клер тронула его за руку.
– Капитан не говорил, для чего он решил стать тут на якорь?
– Наверное, собирается пополнить припасы, – предположил Маколей. С трудом оторвав глаза от толпы туземок с кожей цвета свежего меда, он удивленно воззрился на Клер. – А вы, стало быть, не знаете? Странно… мне казалось, у капитана Гамильтона нет от вас секретов.
Губы Клер побелели от едва сдерживаемого гнева. Но ярость ее была вызвана даже не словами доктора, а тем непристойным смыслом, который он вкладывал в них. Доктор Стюарт ни разу откровенно не сказал, что ему известно о ее любовной связи с Рэндом, однако не упускал случая так или иначе намекнуть, что для него это не тайна.
– Нет, он ничего не говорил, – ровным голосом ответила Клер, – а мистер Катч только сегодня утром предупредил, что мы уже совсем близко от острова.
– Чувствую, здесь какая-то тайна, – пробормотал Стюарт.
– Тайна? – не выдержав, переспросила Клер. Присутствие доктора было ей настолько неприятно, что она уже собиралась уйти, но любопытство пересилило. – С чего вы это взяли?
Маколей расплылся в довольной улыбке, но Клер не могла ее увидеть. Прежде чем ответить, он с глубокомысленным видом почесал подбородок.
– С того, дорогая, что с некоторых пор за моей спиной постоянно перешептываются, а стоит мне войти в кают-компанию, как разговоры обрываются словно по мановению волшебной палочки. И началось все на этой неделе. Как вы думаете, тут может быть какая-то связь с кладом?
– Возможно, конечно, хотя причин для этого может быть множество. Кстати… не знала, что вас тоже интересует этот пресловутый клад.
Маколей передернул плечами.
– Все, что мне следовало знать, рассказал сам герцог. «Вздор и чушь», – ответил я ему. Однако с тех пор как «Цербер» обогнул мыс Горн, вся эта история с каждым днем кажется мне все более правдоподобной. Здесь, где океан и небо сливаются воедино, где каждое утро в небе сверкает радуга, а острова встают из дымки, словно каждый раз рождаясь заново, можно поверить во все что угодно. Даже в то, что кто-то спрятал в этих сказочных местах несметные богатства только ради удовольствия вернуться сюда за ними. – Помолчав немного, Маколей украдкой покосился на Клер. – Похоже, я удивил вас?
– Немного. – Ей вдруг вспомнилось, какими словами доктор восторженно описывал ей красоту Бриа. – Я совсем забыла, что в душе вы поэт.
– Романтик и в то же время прагматик. Такое сочетание – настоящее проклятие моих соплеменников.
Клер рассмеялась. Как приятно снова чувствовать себя легко и непринужденно в его обществе!
– Пироги туземцев уже возле борта? – спросила она, слыша, как утлые челноки бьются о борт «Цербера». – Хотите сойти на берег, доктор?
– Ммм… если ноги будут меня держать. Почему-то мне кажется, что я разучился ходить по твердой земле.
Клер похлопала его по руке.
– Все будет отлично.
Именно этот момент выбрал Рэнд, чтобы присоединиться к ним.
– Клер, сейчас мы усадим тебя в гамак и осторожно спустим в лодку с помощью лебедки.
– В гамаке?! – удивилась Клер. – Никогда не пробовала! А мы долго пробудем на берегу?
– Понятия не имею, – прошептал он, взяв ее руку в свои. – Как ты думаешь, сколько потребуется времени на то, чтобы обвенчаться?
Клер, не просыпаясь, перевернулась на другой бок. И испуганно вздохнула, неожиданно наткнувшись на твердое, мускулистое тело Рэнда. Но он даже не шелохнулся. Подавив улыбку, Клер легко поцеловала его в плечо. Похоже, его нисколько не беспокоила тишина, окутавшая «Цербер». Именно она и разбудила Клер. Корабль словно вымер. Если не считать вахтенных и их с Рэндом, на «Цербере» не осталось ни души. Именно эта непривычная тишина успокаивала и в то же самое время пугала Клер.
С берега сквозь мерный рокот прибоя до нее доносились отголоски шумного празднества, все еще продолжавшегося на острове, но на таком расстоянии, сливаясь с плеском воды, они казались голосом самого океана. В ушах Клер тоже стоял гул, которого она, может быть, и не заметила бы, если бы не тишина вокруг.
«Четверть часа», – сонно подумала она. Именно столько заняла церемония бракосочетания. Сказать по правде, Рэнд потратил значительно больше времени, пытаясь отыскать миссионера. Преподобного Элвина Симмонса в конце концов удалось обнаружить в самой дальней части острова, где он купался в лагуне. Со всем возможным почтением его доставили обратно, туда, где к берегу лепилась крохотная хижина с крышей из пальмовых листьев, служившая церковью. Всю дорогу бедняга требовал, чтобы ему вернули его одежду, иначе, мол, он не может совершить церемонию бракосочетания, – требование, которое Клер сочла вполне разумным, а Рэнд – скорее всего пустой тратой времени.
Вспомнив об этом, Клер зажала ладонью рот. Губы ее растянулись в улыбке, однако ей хотя бы удалось удержаться от смеха. До той минуты, когда пришло время давать брачные обеты, Рэнд держался вызывающе-надменно, но при этом явно нервничал, словно боялся, что в последний момент Клер вдруг откажет ему, что было тем более странно, учитывая, что никакого предложения он ей не делал. Клер до сих пор поражалась, что Рэнду, похоже, даже не приходило в голову спросить, согласна ли она стать его женой. Однако его своеобразная логика – и в самом деле, как можно отказаться, когда никто ни о чем тебя не спрашивает? – хоть и нелепая, казалась странно трогательной.
Единственным, кого удивило известие о предстоящей свадьбе, был Маколей Стюарт. Таким образом, терзавшие его подозрения, что на судне зреет настоящий заговор, о котором известно всем, кроме него и Клер, полностью подтвердились. Во всяком случае, команда о замыслах своего капитана узнала раньше, чем его собственная невеста. Клер решила, что это было сделано намеренно – чтобы она не вздумала броситься за борт. Но вместо этого она бросилась в объятия Рэнда. Рев одобрения, прокатившийся по рядам сбежавшихся на палубу матросов, едва не оглушил ее. Клер оставалось только гадать, присоединился ли доктор к тем, кто кинулся поздравлять их с капитаном, или же предпочел хранить неодобрительное молчание. Она до сих пор старалась не думать о том, как он отнесся к тому, какой неожиданный оборот приняли события.
Сладко потянувшись, Клер блаженно прижалась к горячей и твердой спине Рэнда. Сейчас ей были равно безразличны и сам доктор Стюарт, и его мнение. А если он так беспокоится по поводу того, что скажет ее крестный, что ж, она замолвит словечко в защиту бедняги Маколея. Интересно было бы знать, как бы он смог ее остановить, усмехнулась Клер, решив, что даже герцогу вряд ли придет в голову требовать от несчастного доктора подобной самоотверженности.
Оставалось только гадать, сильно ли разгневается крестный, узнав о ее браке. Если бы они были в Англии, попытался бы он ее отговорить или смирился бы, поставив условием, чтобы венчание состоялось в Эбберли-Холле? А может, разгневавшись, он употребил бы всю свою власть, чтобы не допустить этого брака?
Впрочем, Клер меньше всего хотелось сейчас думать об этом. Сама она ни минуты не жалела о принятом ею решении. И если не считать, что весть о предстоящей свадьбе свалилась на нее как снег на голову, то в остальном она чувствовала себя Золушкой в тот момент, когда исполняется ее самое заветное желание.
Клер вспомнила о свадьбе, и улыбка ее стала мечтательной. Если не считать слабых возражений окончательно сбитого с толку преподобного Симмонса, все было в точности так, как она когда-то мечтала. И если голос Рэнда слегка дрожал, когда он произносил брачный обет, то не из-за страха или неуверенности – просто чувства, переполнявшие его в ту минуту, были слишком сильны. Клер была обворожительна, как сказал ей позже Рэнд. Ее красота ослепила его в тот момент, когда, опираясь на руку Катча, она вошла в крохотную церковь.
Клер знала, что тростниковая хижина битком забита матросами с «Цербера», – ей сказал об этом Катч. Но без него она никогда не догадалась бы об этом – такая там стояла благоговейная тишина. Затаив дыхание все ждали окончания церемонии, словно боялись поверить, что все закончится благополучно. Но когда Клер спросила Рэнда, так ли это, он только рассмеялся. Нет, неуверенность тут ни при чем, объяснил он ей, скорее, все дело в благоговейном восторге, охватившем всех, когда они увидели Клер и ее глаза, сиявшие ярче всех свечей.
Шаловливо вытянув ногу, Клер пощекотала Рэнда большим пальцем и сама первая замурлыкала от удовольствия, как сытая кошечка.
– Очень эротично. – Со сна голос Рэнда звучал хрипловато.
– Хм-м, – протянула Клер, нежно погладив его по спине. Его тело было восхитительно теплым. – А я и не знала, что ты уже проснулся.
Рэнд скептически хмыкнул.
– Неужели? Похоже, ты сделала для этого все! Клер коснулась рукой его бедра.
– Да?
«Боже правый, какая невинность в голосе!» – Рэнд стиснул зубы. А пальцы при этом с искусством опытной и искушенной соблазнительницы ласкают его тело. Вот ее рука коснулась его мужской плоти, нежно обхватила ее, и из груди Рэнда вырвался слабый стон. Он прижал ее руку своей.
– Представляешь, как был бы поражен преподобный Симмонс, если бы увидел это, – глубоким низким голосом проговорил Рэнд.
– А я, думаешь, не поражена? – отозвалась Клер.
С губ Рэнда сорвался смешок. «Вот уж не сомневаюсь в этом», – удовлетворенно подумал он. Скорее уж Клер удивляла его – своей готовностью доставить ему наслаждение. Занимаясь с ним любовью, она всякий раз, казалось, открывала для себя что-то новое, не переставая удивляться тому желанию, что неизменно охватывало Рэнда при одном только взгляде на нее. Как-то раз она даже призналась ему, что способна держать себя в руках лишь до определенного момента, а потом его неистовая страсть, словно джинн, вырвавшийся из бутылки, захватывает Клер и она бессильна ей противостоять.
Повернувшись, Рэнд навис над ней всем своим могучим, мускулистым телом, потом накрыл Клер собой и, прижавшись губами к ее губам, скользнул языком в ее рот. Коленом он легко раздвинул ей бедра, и Клер судорожно вздохнула. Их жаркое дыхание смешалось, и она прижалась к нему, желая слиться с ним воедино. Некоторое время они не двигались, наслаждаясь ощущением своей близости, но нетерпение, снедавшее Рэнда, было слишком велико, чтобы он мог долго сдерживать его. С трудом заставив себя оторваться от Клер, он принялся осыпать поцелуями ее запрокинутое лицо, изящно изогнутую тонкую шею и тут же почувствовал, как напряглись и набухли ее груди. Не выдержав, он обхватил губами ее сосок и осторожно прикусил его, как спелую землянику. И тут же бедра Рэнда непроизвольно толкнулись ей навстречу. Клер призывно приподняла бедра.
Рэнд лукаво улыбнулся.
– Похоже, кому-то из нас все-таки придется двигаться. Ответом ему был слабый вздох Клер. Она обрадовалась, что он понял его как согласие. К этому времени сердце у нее в груди стучало, словно молот, дыхание стало таким же прерывистым, как у Рэнда. Выгнувшись дугой, она потянулась к нему. Ее согнутые в коленях ноги, пальцы, запутавшиеся в его волосах, призывное покачивание бедер манили Рэнда. Сама не замечая этого, она бессознательно соблазняла его. Ритм страсти, сотрясавший обоих, примитивный и в то же время могучий, как шум прибоя, был древним, как мир, и вечным, как свет луны. И не было ничего естественнее, чем утолить голод, снедавший их тела и души.
Резкий вздох сорвался с губ Клер, когда Рэнд, дернувшись, хрипло застонал и затих. В момент наивысшего наслаждения он был глубоко внутри ее, сотрясавшая его тело дрожь передалась и ей. Клер с силой притянула его к себе. Слабый стон вырвался из ее груди, тело напряглось как струна и разом обмякло. Прошло немало времени, прежде чем ее дыхание выровнялось.
– Ты спишь? – помолчав немного, спросил Рэнд.
– Нет, я умерла.
Рэнд легко коснулся поцелуем ее губ.
– Ты мне льстишь. – Рывком поднявшись с постели, он направился к стоявшему в углу тазу.
Клер казалось, что она не может шевельнуть ни рукой, ни ногой.
– Господи, ты еще в состоянии двигаться?!
– Исключительно благодаря усилию воли. – Плеснув на себя водой, он намочил полотенце и направился к ней. Клер слегка вздрогнула, почувствовав, как Рэнд откинул одеяло и приложил мокрое полотенце к ее все еще влажным бедрам, но и не подумала протестовать. Движения Рэнда была осторожными и в то же время удивительно нежными. К тому же, по мнению Клер, он действовал поразительно споро. Однако она смогла расслабиться, только когда услышала мокрый шлепок – это Рэнд швырнул полотенце в таз с водой.
– Как ты думаешь, я бы устала больше, если бы могла видеть?
– Господи помилуй, с чего ты взяла?!
Клер расхохоталась. Кровать прогнулась под его тяжестью, и Рэнд блаженно вытянулся рядом с ней. Но когда он прижался к ней, она вдруг почувствовала, что он уже успел натянуть на себя нижнее белье. И тут же с удивлением обнаружила, что нисколько не стесняется собственной наготы. Ей даже нравилось, что он может ласкать и гладить ее обнаженное тело.