– Мне пора идти, Клер. Оставляю вас на мисс Бриа. Под ногами Катча захрустел песок. Потом послышался слабый шорох юбок, когда Бриа наконец опустилась на одеяло рядом с ней. Доктор уже успел сообщить Клер (с совершенно несвойственным ему жаром), что Бриа Гамильтон – редкостная красавица. Как он расписывал, волосы девушки, которые она небрежно скалывала тяжелым узлом на затылке, были цвета свежего меда, а ее похожие на влажные сапфиры глаза казались особенно темными из-за густых, длинных ресниц, делавших взгляд отстраненным и немного таинственным. Клер попыталась представить ее себе – длинные, изящные ноги и тоненькую талию, которую подчеркивал жесткий корсет на китовом усе; руки, единственным недостатком которых, по словам того же доктора Стюарта, была загрубевшая кожа. Они загорели до черноты, а нежная кожа на ладонях была покрыта трещинами, ногти обломались почти до самого основания. Если девушка и пользовалась какими-то кремами, то без особого успеха.
   – У вас с собой книга, – пробормотала Бриа. – Если хотите, я вам почитаю. Только недолго, а то скоро стемнеет.
   Клер уже потянулась за книгой, потом решительно отложила ее в сторону.
   – Может, не стоит? Не возражаете, если мы просто посидим?
   Бриа задумчиво уставилась на реку.
   – Это одно из моих самых любимых мест, – прошептала она.
   Судя по всему, это должно было означать, что она, Клер, вторглась на чужую территорию. «Да, с сестрой Рэнда ладить не легче, чем с ним самим», – уныло подумала она.
   – Здесь и вправду красиво, – согласилась Клер.
   – Но откуда вам знать? Вы ведь не видите!
   – Я не нуждаюсь, чтобы мне всякий раз напоминали о моей слепоте, – стиснув зубы, заявила Клер, сдерживаясь из последних сил. – Однако трудно вообразить, что кто-то может полюбить место, в котором нет даже намека на красоту, вы согласны? К тому же я способна чувствовать аромат цветов, а мои уши еще не разучились различать журчание реки. Если я невольно помешала, когда забрела в ваш любимый уголок, то прошу меня простить – я не знала.
   Бриа ничего не ответила, но и не попыталась уйти. «Однако эта Клер Банкрофт – крепкий орешек», – подумала она.
   – Что Рэнд рассказывал обо мне? – спросила Бриа наконец.
   Вопрос застал Клер врасплох.
   – Практически ничего, – призналась она. – Но во время плавания у нас с вашим братом почти не было возможности поговорить, тем более о его семье. А мистер Катч вообще неохотно затрагивал эту тему.
   – Стало быть, вы спрашивали?
   – Признаюсь, мне было интересно, особенно когда капитан сказал, что мы прогостим тут несколько дней. Но когда он упомянул ваше имя, я сначала решила, что вы его невеста.
   Уголок рта Бриа дрогнул в улыбке, и она вдруг стала очень похожа на брата.
   – Должно быть, ему это показалось забавным, – проговорила она.
   – Ну… я ведь ему не сказала. Представляю, как бы он разозлился, если бы узнал! А может, предпочел бы мистифицировать меня и дальше, чтобы посмотреть, что будет…
   – О, вот как? Чтобы посмотреть, что будет? – Бриа с интересом взглянула на Клер. – То есть не станете ли вы ревновать?
   Клер обрадовалась, что сгустившиеся сумерки скрыли ее смущение.
   – Да нет… скорее, сгорала бы от любопытства. Ваш брат… он…
   – Хотите сказать, что порой хочется его придушить? – невозмутимо подсказала Бриа.
   – Да, – кивнула Клер, – иногда. Бриа рассмеялась.
   – А ему вы об этом говорили? Я хочу сказать – в лицо?
   – В лицо только раз, а за глаза уж и не знаю сколько. Улыбка Бриа стала еще шире.
   – А вы молодец, мисс Банкрофт… Клер. – Она подсела поближе, исподтишка внимательно разглядывая Клер. – Обожаю, когда он выходит из себя. Но видите ли, мы тут все Гамильтоны, а Гамильтоны редко находят общий язык друг с другом. Рэнд вбил себе в голову, что я должна поскорее выйти замуж, уехать и предоставить «Хенли» Оррину. Думаю, ответ вам ясен без слов – доверить управление плантацией Оррину? С таким же успехом можно просто бросить тут все на произвол судьбы!
   – Должно быть, у вашего брата есть причины так говорить.
   – О, конечно! Мои интересы – по крайней мере он это так называет! Просто он хочет, чтобы я уехала. И не понимает, что я не могу бросить маму. – Голос девушки понизился до шепота. – Он не понимает… не понимает, что я хочу спасти «Хенли»… сохранить ее… для него же!
   Уж не пришло ли Бриа в голову взять ее в союзники, подумала Клер, – просто потому, что и ей тоже порой хочется придушить Рэнда?
   – Для чего вы мне все это говорите? – поинтересовалась она. – У меня нет никакого влияния на вашего брата. К тому же, возможно, так действительно было бы лучше – и для вас, и для него. А вам никогда не приходило в голову, что он попросту не желает, чтобы вы жертвовали собой ради его интересов?
   – Жертвовала? Но это… это ведь и мой дом! И я в равной степени несу ответственность за то, что станется с «Хенли». Так что ни о каких жертвах и речи быть не может!
   – А вы говорили об этом с братом? – мягко спросила Клер.
   Ответом ей был тяжелый вздох.
   – Ровно двадцать минут назад, – упавшим голосом призналась Бриа. – Я даже толком не успела прийти в себя, когда увидела вас.
   – Понятно, – тихо протянула Клер, даже не подозревая, каким взглядом смотрит на нее Бриа.
   – Да, – кивнула та. – Держу пари, что вы действительно все понимаете.
   Не прошло и недели, как происходящее на плантации перестало быть тайной для Клер. Оррин Фостер был законченным алкоголиком. Глупо-сентиментальным, с заплетающимся языком и невнятной речью, но самым что ни на есть настоящим. Пить он начинал, едва проснувшись, и продолжалось это до самого вечера, пока он, мертвецки пьяный, не сваливался в постель. Время от времени ему приходило в голову отправиться посмотреть, как идут дела на плантации. Уму непостижимо, как он до сих пор ухитрялся не сломать себе шею – впрочем, как говорится, пьяницам и дуракам везет.
   Владелец «Конкорда» – а он не упускал возможности упомянуть об этом при каждом удобном случае, – как правило, весь день пребывал в благодушном настроении. Внешность у него была располагающая – широкое лицо всегда сияло улыбкой, на пухлых, как у младенца, щеках играл румянец. Шумный и экспансивный по натуре, во время разговора он бурно жестикулировал, а в подтверждение своих слов оглушительно стучал по столу кулаком. Правда, к вечеру он обычно уставал и становился вялым и неразговорчивым.
   И пусть Клер была лишена возможности видеть что-то сама – она видела и замечала все глазами окружающих. Нараставшее к вечеру напряжение во время ужина становилось почти ощутимым. Элизабет Фостер прилагала неимоверные усилия, чтобы утихомирить мужа или светской любезностью хоть как-то скрыть впечатление от его очередной безобразной выходки. Бриа обычно извинялась и исчезала. Доктор Стюарт неизменно убегал вслед за ней, предлагая вместе погулять по саду или спуститься к реке, так что за столом оставались Рэнд и Клер. Время тянулось нестерпимо долго, и только с уходом Оррина этот кошмар заканчивался. Присутствие пасынка, насколько могла судить Клер, ни в коей мере не влияло ни на пагубное пристрастие Фостера, ни на его манеры. К Рэнду отчим не питал ни малейшего уважения. Оррин даже не пытался хотя бы сделать вид, что испытывает нежные чувства к Элизабет или Бриа; более того, Клер подозревала, что теперь он третировал их еще сильнее, чем прежде. Оррин Фостер принадлежал к числу тех натур, которым наплевать на то, что о них думают. Он поступал так, как считал нужным, и, по-видимому, получал немалое удовольствие от того, что пасынок был бессилен что-либо предпринять.
   Случилось так, что поздно вечером довольно унылого воскресенья, спустя почти неделю после их приезда в «Хенли», Клер решила, что может ненадолго оставить Рэнда и Оррина наедине в гостиной, полагая, что все будет в порядке. К тому времени мужчины едва обменялись несколькими словами. Измучившись от натянутости, которая, точно темным облаком, окутывала всех, стоило только появиться Оррину, Клер извинилась и вышла вслед за Элизабет. К ее немалому удивлению, та все еще медленно взбиралась по ступенькам.
   Выставив впереди себя тросточку, Клер уверенно двинулась через огромную прихожую к подножию лестницы. Отсчитав про себя три ступеньки, она вдруг обнаружила, что догнала Элизабет.
   – Нога болит? – участливо спросила Клер. – Мне почему-то сразу показалось, что она беспокоит вас сильнее, чем вы утверждаете.
   Вцепившись пальцами в перила, Элизабет перенесла вес своего миниатюрного тела на здоровую ногу.
   – Это ерунда, – отмахнулась она. – Боюсь, просто я еще не привыкла к боли.
   – Что-то подсказывает мне, что это не так, – тихо проговорила Клер. Женщина, безропотно сносившая грубости такого дикаря, как Оррин Фостер, и терпевшая его дурной нрав, должна была давным-давно привыкнуть к боли. Ей вдруг пришло в голову, что Элизабет в некотором отношении так же слепа, как и она сама. Казалось, она пребывает в каком-то странном отупении. – Вот, возьмите. – Клер протянула женщине свою трость. – Держитесь одной рукой за перила, а в другую возьмите трость.
   Но Элизабет даже не шелохнулась. Клер пришлось разжать ей пальцы и почти всунуть трость ей в руку.
   – Вот, – терпеливо повторила Клер. – Возьмите, не то я, ей-богу, позову Рэнда. – Только эта угроза заставила Элизабет очнуться.
   Клер услышала, как осторожные шаги Элизабет прошелестели по лестнице и замерли на самом верху.
   – А теперь позвольте, я возьму вас под руку, а вы возьмите трость. Уверяю вас, все будет хорошо.
   Элизабет протянула ей руку, но Клер, вместо того чтобы опереться на нее, сама уверенно подхватила ее под локоть и они вдвоем медленно двинулись по коридору. Добравшись до своей комнаты, Элизабет сделала попытку вернуть Клер трость.
   – Оставьте ее себе. Думаю, завтра она вам понадобится больше, чем мне.
   – О нет! Я не хочу, чтобы они… – Элизабет испуганно осеклась, – не хочу, чтобы Рэнд и Бриа догадались, как сильно меня донимают боли!
   Клер понимала, чего стоило Элизабет признаться в этом.
   – Думаю, они догадываются. А что говорит доктор Стюарт?
   – Он осмотрел мою ногу только раз – в день вашего приезда, – призналась Элизабет. – Больше я не просила его об этом. Говорит, что это ушиб, правда, сильный, но всего лишь ушиб.
   Открыв дверь в комнату, она пригласила Клер войти.
   – Вы не позволите мне осмотреть вас? – решилась Клер. Брови Элизабет поползли вверх.
   – Вы?! Не понимаю… что вы имеете в виду, дорогая? Осмотреть…
   Клер протянула к ней руки.
   – Вот ими! – Ей не нужно было иметь глаза, чтобы знать, какое изумление и недоверие написано на лице Элизабет. – Видите ли, я долго жила на островах и училась у туземных хилеров[6]. Я знаю, как определять болезни сердца и даже желудка. А уж сломанная кость для меня вообще не проблема.
   – Но тогда вы могли видеть, – едва слышно прошептала Элизабет. – А они… они же были туземцами.
   – Послушайте, я же не предлагаю лечить вас с помощью амулетов или заклинаний! Но ведь есть такие травы, что способны облегчить вашу боль значительно быстрее, чем порошки и примочки доктора Стюарта!
   Элизабет осела, будто ее внезапно перестали держать ноги.
   – Откуда… откуда вам известно, что он мне что-то давал?!
   – Ваше дыхание слегка отдает анисом и спиртом. Элизабет ошеломленно прикрыла ладонью рот.
   – О Боже!
   – Не удивлюсь, если узнаю, что он добавил туда немного опия, – продолжала Клер. – Но легче вам не стало, верно?
   – Нет… а я так надеялась!
   – Вы сидите на краю постели, Элизабет? – Да.
   – Тогда ложитесь.
   Поставив трость у изголовья, Элизабет со вздохом облегчения откинулась на подушки. Потом чуть заметно сморщилась, когда осторожные пальцы Клер дотронулись до ее ноги, медленно прошлись вдоль икры, ощупали колено и, наконец, взялись за ступню.
   – Скажите, тут кожа все еще пурпурно-синего цвета, – спросила Клер, – или синяк понемногу прошел и она уже пожелтела?
   – Цвета индиго, – вздохнула Элизабет. – Вот там… и еще там.
   Клер кивнула и осторожно опустила на постель больную ногу Элизабет.
   – Не уверена, что это просто ушиб, Элизабет. И не растяжение. Скорее трещина. Лучше бы вам полежать в постели и дать ноге отдых. А синяк – из-за отека и плохой циркуляции крови. И никаких микстур на основе спирта – от этого будет только хуже. А на тот случай, если вы решили, что я научилась этому у туземных лекарей, знайте – мне это объяснял отец. Он много занимался исследованиями крови – искал средства, которые влияют на ее свертываемость и состав. Знаете, многие дети обожают, когда им читают вслух. Так вот, сэр Гриффин позволял мне забираться к нему на колени и смотреть в микроскоп. Он читал мне свои статьи, как другие читают детям Диккенса. Много лет я считала, что клетка – это живое существо. – Услышав смешок Элизабет, Клер грустно улыбнулась. – Когда мы с отцом вернулись в Полинезию, я стала его помощником. Я помогала ему работать над разрешением проблемы гемофилии.
   – Думаю, тебе стоит прислушаться к мнению мисс Банкрофт, мама.
   Элизабет и Клер повернули головы в сторону двери. Как ни гордилась Клер своим умением различать едва слышные звуки, Рэнд появился в комнате тихо, как привидение. Он подобрался почти вплотную к кровати, а она так ничего и не услышала.
   – Если вы хотели, чтобы вам никто не помешал, – сказал Рэнд, – было бы благоразумнее закрыть дверь. Я не собирался… – Взгляд его упал на колено матери, на котором не было и намека на синяк, и он в сердцах выругался.
   – Рэнд! – одернула ею мать. – Держи себя в руках! Не смей так выражаться!
   Клер молча улыбнулась, подумав, что Рэнд и без того продемонстрировал завидную сдержанность. За время плавания ей довелось услышать немало соленых и цветистых выражений, которые срывались с его губ, и то, что прозвучало сейчас, на их фоне и ругательством назвать-то было трудно.
   – Не стоит беспокоиться из-за меня, – любезно проговорила она. – Мне приходилось слышать и похуже!
   Рэнд очень жалел, что Клер не видит взгляд, который он метнул ее в сторону при этих словах. А уж будь у него возможность высказаться…
   Глаза Элизабет, такого же орехового оттенка, что и у сына, перебегали с лица Рэнда на Клер, и ей впервые пришло в голову, что оба неосознанно используют свою взаимную неприязнь как броню.
   – Почему бы тебе не составить компанию Клер? – с намеком сказала она. – Еще не так поздно, чтобы нельзя было прогуляться по саду. Думаю, Бриа с доктором уже там. И нечего вам вдвоем стоять тут и глазеть на мою ногу. – Элизабет раздраженно одернула юбки. – Лучше пошли ко мне Адди, пусть поможет мне лечь в постель.
   – Я хотела сделать вам припарку, – вмешалась Клер, – и, может быть, поставить пиявки.
   Элизабет скривилась.
   – Нет уж, никаких пиявок! А вот против припарки не возражаю, но это потом. А сейчас лучше погуляйте. И не тревожьтесь обо мне, хорошо? – Она с ласковой улыбкой кивнула сыну.
   Интересно, подумал Рэнд, заметила ли мать кислый взгляд, который он бросил на Клер?

Глава 5

   – Боюсь, моя мать иногда бывает настоящим деспотом, – вздохнул Рэнд, как только они с Клер вышли на веранду. – Она бы с радостью продала душу дьяволу, лишь бы увидеть меня женатым!
   – Хорошо, что хоть свою, а не вашу, – отрезала Клер.
   Рэнд так резко остановился, что Клер едва не ткнулась в него носом.
   – Что вы хотите этим сказать?
   Жалея, что не может взять обратно вырвавшиеся у нее слова, Клер только молча покачала головой. Легкий ветерок бросил ей в лицо прядь волос, и она досадливо заправила ее за ухо.
   – Нет.
   Клер слегка опешила, решив, что Рэнд просит ее оставить в покое волосы. Она машинально отдернула руку и тут же рассердилась на себя. С какой стати он командует ею?! – возмутилась она и аккуратно поправила волосы.
   Рэнд невольно нахмурился – ему пришло в голову, что она намеренно тянет время.
   – Объясните же мне наконец, что вы имеете в виду, – уже жестко приказал он.
   Клер удивилась бы меньше, если б Рэнд набросился на нее, схватил за плечи и принялся трясти изо всех сил. Руки у нее опустились.
   – Я просто хотела сказать, что сегодня вы уже достаточно выдали себя, – объяснила она.
   – А что вы можете знать об этом? – допытывался он. – Что, уже успели меня с кем-то обсудить? С кем вы разговаривали – с Бриа?
   – Нет. То есть мы, конечно, разговаривали, но не о вас. – Выпустив руку Рэнда, Клер отодвинулась, но всего на шаг. На веранде, сплошь заставленной цветочными горшками, Клер без своей тросточки чувствовала себя совершенно беспомощной. – Бриа рассказывала мне о Дэвиде и Шелби, о ваших родителях…
   Рэнд оцепенел. – Что она вам наговорила?!
   Клер умоляюще вытянула руки, по спине у нее пробежала дрожь.
   – Да ничего особенного.
   – Трудно поверить.
   – Просто какие-то случаи из детства, вот и все, – прошептала Клер.
   Рэнд смерил ее испытующим взглядом – ему всегда казалось, что Клер слышит и подмечает куда больше, чем говорит.
   И вот теперь она явно уже успела сделать какие-то выводы из того, что узнала.
   – Позвольте, я возьму вас под руку, – сказал он наконец. Даже в сумерках Рэнд заметил, как она слегка вздрогнула, будто он дотронулся до нее без предупреждения.
   Клер вдруг почувствовала, как рука Рэнда обхватила ее за талию. Он потянул ее за собой куда-то в сторону от дома, и она без возражений последовала за ним. Клер чувствовала, что он едва сдерживает клокочущий в груди гнев.
   – Почему вы сердитесь? – удивилась она.
   – Терпеть не могу, когда моя персона становится предметом пересудов!
   Клер предпочла промолчать.
   – Я не рассчитывал, что вы подружитесь с Бриа.
   Скажи он это с вызовом, со свойственной ему надменностью, и Клер нашлась бы что ответить. Но в голосе Рэнда сквозила какая-то странная грусть, и сердце Клер дрогнуло.
   – Я бы очень хотела, чтобы это было так, – искренне ответила она, – но ваша сестра, по-видимому, не нуждается в моей дружбе.
   – Однако, по-моему, вы проводите вместе немало времени! – едко заметил он.
   – Это ничего не значит. Просто Бриа очень замкнутая по натуре.
   – Но я видел вас вместе, – продолжал упорствовать Рэнд, – видел, как она улыбается вам! И Бриа неохотно оставляет вас одну.
   – Может, она решила, что тем самым доставляет удовольствие вам? Конечно, сейчас Бриа гораздо приветливее, чем раньше, но она не из тех, кто любит откровенничать. – Клер тут же напомнила себе, что Бриа только однажды пыталась найти в ее лице союзника. – Так что, как вы сами видите, капитан, мы с вашей сестрой не стали подругами. И вам не из-за чего беспокоиться.
   Рэнд выбрал тропинку, которая вела через сад к реке. Теперь у них над головой расстилался зеленый шатер, вдалеке слышался легкий плеск воды. Футах в пятидесяти от них виднелся бельведер. Он повернул в ту сторону.
   – Неужели вы решили, будто я хочу, чтобы у Бриа не было подруг? – изумился он.
   – Нет, – с невозмутимым видом заявила Клер, – как раз наоборот. Просто думаю, что-то в моем характере сделало меня, на ваш взгляд, совершенно неподходящей подругой для вашей сестры.
   Рэнд тяжело вздохнул.
   – Ничего подобного. Надеюсь, вы выбросите из головы этот вздор.
   Клер не считала свое предположение таким уж глупым, но решила промолчать.
   – Тогда объясните, что вы хотели сказать, – потребована она.
   – Я думал, это и так понятно. Через неделю мы отплываем, и, поскольку больше у вас не будет возможности общаться с моей сестрой, кроме как письменно, а роль секретаря при вас играет доктор Стюарт, я считал, что не стоит лишний раз поощрять его.
   – Поощрять Маколея?! То есть… в каком смысле? Не понимаю…
   – Питать беспочвенные надежды в отношении Бриа.
   – Надежды? Да Бог с вами! Он всего лишь пару раз прошелся с ней по саду!
   – Бриа каждый раз выскакивает из-за стола вслед за ним.
   – Только для того, чтобы избавить себя от удовольствия созерцать своего отчима.
   У бельведера Рэнд остановился.
   – Тут лестница, – предупредил он. – Три ступеньки. – Он помог Клер подняться, потом подвел ее к скамейке. – Мы можем ненадолго присесть, река у вас за спиной. А через просветы в деревьях хорошо виден «Хенли». На втором этаже светятся четыре окна. Наверное, мама читает у себя в комнате.
   – Хорошо бы, – вздохнула Клер. – Это поможет ей отвлечься, и она забудет о боли.
   Рэнд как будто пропустил ее слова мимо ушей. Откинувшись на перила, он скосил глаза, чтобы убедиться, что пальцы Клер по-прежнему лежат поверх его руки. Потом принялся украдкой разглядывать в сумерках ее профиль. Она сидела лицом к дому, будто могла видеть свет, слабо мерцавший сквозь листву деревьев.
   – Вы поверили в то, что моя мать и вправду разбила колено? – На ошупь трудно определить, – уклончиво ответила Клер.
   – Но Стюарт же осматривал ее в первый день!
   – Знаю. Он сказал, что нашел у нее сильное растяжение связок и ушиб. Но все это не так уж страшно – важнее разогнать гематому. Вашей матушке нужно делать припарки из трав, а если удастся ее уговорить, то и поставить пиявки. При этом она должна как можно больше лежать, подложив под ногу подушки. Лучше всего ей провести в постель всю неделю. – «И уж конечно, без всяких спиртовых настоек и опийных микстур», – добавила про себя Клер. Жаль, что мало кто из докторов обладает такими знаниями о кровеносной системе человека, как ее отец! – Вам нужно поговорить с ней. Оррин наверняка потребует, чтобы она была на ногах, а ей вряд ли захочется омрачать ссорами ваш приезд.
   Рэнд угрюмо кивнул. Когда он снова заговорил, голос его звенел от напряжения:
   – Знаете, ведь это он толкнул ее! Точнее, ударил ее по лицу так, что она упала. Вот как все было.
   – Примерно так я и подумала. Маколей сказал, что заметил у нее на скуле синяк.
   – Иногда я ненавижу ее за то, что она вышла замуж за этого мерзавца. – Эти горькие слова вырвались у Рэнда сами собой, как разлившаяся по весне река ломает запруду. – Как она могла так оскорбить память моего отца, пустив его в свою постель?!
   – Зато она сохранила вашу плантацию, – тихо возразила Клер. – Элизабет спасла «Хенли», купив вам время.
   Рэнд помассировал затылок.
   – Ну и чем тогда моя мать лучше какой-нибудь Джери Эллен?
   – Джери Эллен?
   – Одна лондонская шлюха, я знавал ее когда-то. Клер сердито выдернула свою руку.
   – Да как вы смеете?! – с упреком бросила она. – Ваша мать использовала единственный представившийся ей шанс спасти «Хенли», а вы же еще и осуждаете ее за это?! Неужели и Бриа способна бросить тот же самый упрек?
   – Что вы хотите этим сказать? – вскинулся Рэнд. – Вы что-то слышали? Говорите!
   Едва сдерживаемое пламя его гнева опалило ее. И вдруг Клер почувствовала себя так, будто он оскорбил ее лично.
   – Ничего я не слышала! Всеми делами на плантации сейчас занимается Бриа – это единственное, что я знаю. Она осталась тут, пожертвовала всем: друзьями, своим будущим… и все ради «Хенли». И не важно, что сейчас ваш дом принадлежит Оррину Фостеру и он называет его «Конкордом». Или она имела дерзость оскорбить память вашего отца тем, что работает на плантации, которой временно владеет другой человек? Но тот, кто так считает, – просто упрямый баран, не способный даже оценить то, что делается ради его же блага!
   Рэнл круглыми от удивления глазами уставился на Клер. – Это вы об Оррине или обо мне? – пробормотал он наконец.
   – Догадайтесь! – с вызовом предложила она. Потом пожала плечами. – Хотите знать, что я на самом деле об этом думаю, капитан?
   «Чего уж больше, – уныло подумал он, – похоже, она и так уже высказалась от души».
   – Только если вы будете называть меня Рэнд.
   – Простите?
   – Поскольку вы, похоже, намерены снять с меня стружку, то я предпочитаю, чтобы во время экзекуции вы называли меня по имени.
   – Так вот, капитан, – продолжала Клер, делая вид, что не слышит, – уверена, вы вбили себе в голову, что не смогли защитить мать и сестру, а вместе с ними – и память об обоих братьях и любимом отце. Вы вините себя в том, что не смогли после войны вернуть «Хенли». Вы вините себя в решении, которое была вынуждена принять ваша мать, и в той судьбе, что выпала на долю вашей сестры. Вот почему вы так желаете, чтобы Бриа вышла замуж и навсегда покинула этот дом, – чтобы ваша совесть наконец успокоилась, – а до ее собственных желаний вам и дела нет! Вам больно смотреть на ее огрубевшие, потрескавшиеся от работы руки, точно так же как видеть синяки и ушибы матери. Они лишний раз напоминают вам о вашем бессилии что-либо изменить. Вся проблема в том, что вы рядом с Бриа и матерью сами себе кажетесь жалким и ничтожным. – Клер сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. – Вот… вы хотели знать, что я думаю… – и мягко добавила: – капитан.
   Рэнд облокотился на колени. Руки его сами собой сжались в кулаки, голова опустилась. Невидящим взглядом он смотрел куда-то вдаль, пока не почувствовал, как у него перехватило горло, и с трудом проглотил вязкий комок. У него защипало глаза, и Рэнд украдкой смахнул повисшую на ресницах слезу. «Господи, когда же я плакал в последний раз?» – удивился он про себя. Когда пришло известие о гибели Дэвида и Шелби? Или когда наткнулся на имя своего отца в списках павших в бою? Нет, тогда у него не было слез. Не плакал он и узнав о том, что случилось с Бриа, – даже тогда его глаза оставались сухими. А сейчас…