Рамазан внимательно следил за движением ротора и лично наблюдал за колебаниями стрелки дриллометра. Когда инструмент достигал мягкого грунта, он сразу повышал давление на долото и увеличивал скорость бурения. Чтобы зря не волновать рабочих, внешне он оставался невозмутимым, отдавал приказания своим обычным спокойным голосом и, изредка зачерпнув горсть правильно циркулирующего глинистого раствора, подносил руку к носу, нюхал раствор и проверял его на ощупь.
- Хорошо, дети мои, хорошо! - говорил он не столько для того, чтобы подбодрить рабочих, сколько для собственного успокоения.
И вдруг шквал невероятной силы потряс буровую. Внезапно потух свет. Все ахнули...
- Чего заголосили? Не малые дети ведь! - крикнул Рамазан.
В кромешной тьме был слышен только рев волн, вой ветра и стук все еще продолжавшего крутиться ротора.
Таир давно знал, что энергия для освещения и работы механизмов поступает по разным линиям. Впопыхах он забыл об этой элементарной вещи и, стоя на месте, растерянно искал глазами в темноте мастера.
- Гриша, сбегай, сынок, за моим карманным фонарем! - услышал он голос Рамазана.
Сердце Таира тревожно стучало. Он не видел мастера, и это усиливало тревогу.
- Вот некстати! Пока в такую бурю приедет бригада, пока начнет ремонтировать...
Это говорил Гейдар. Его слова отрезвили Таира. "Чего я стою?" - подумал он и тут же вспомнил про свой карманный фонарик, который был приобретен им на случай, если придется проводить Лятифу в ночное время. Он протянул в темноте руки вперед и волоча ноги, медленно направился к столбику навеса, где висел его брезентовый плащ. Найдя ощупью столб, Таир вытащил фонарик из кармана и зажег его.
- Уста, - обратился он Рамазану, - разрешите мне поискать место обрыва.
Он хотел сказать "и починить", но побоялся произнести это слово. Всего неделю назад, вернувшись в общежитие, Таир решил проверить свои познания по электротехнике. Он начал копаться в электрическом счетчике, прибитом к стене коридора, при этом произошел контакт и чуть не возник пожар. Со всех сторон товарищи напали на него. "Ты что же это, Таир? Решил на нашей голове учиться стать парикмахером?" - шутили они.
Чтобы не очутиться снова в положении такого "парикмахера", он не давал мастеру никакого обещания и, направив на него кружок света своего фонарика, ждал ответа. Старик не говорил ни слова. Все его внимание было сосредоточено на забое. Он не взглянул на Таира и после того, как Гриша принес и подал ему фонарик. Казалось, предложение ученика его совсем не интересовало.
Внешне мастер оставался спокойным. На самом же деле сердце его обливалось кровью. Рамазан хорошо знал, что в такие минуты малейшая оплошность могла свести на-нет результаты напряженного трехмесячного труда. Вот почему старик требовал от всех железной дисциплины.
- Поискать, мастер? - снова спросил Таир, у которого уже иссякло терпение.
- Иди, только не один, сынок, а вместе с ребятами... - не отрывая глаз от забоя, ответил Рамазан.
Таир схватил за локоть Джамиля и потянул к себе:
- Пошли!
И они исчезли во мраке.
Таир прекрасно понимал, что взялся за опасное дело. Еще задолго до этого он украдкой изучал глазами провода, по которым подавалась энергия для буровой, знал, где они начинаются и какими зигзагами тянутся. Возможно, обрыв произошел где-нибудь под водой, и тогда не только ему, новичку, но и бывалому электромонтеру будет не так просто найти обрыв и соединить провода.
- Джамиль, - спросил он, - как ты думаешь, где бы мог произойти обрыв?
- Ты же электромонтер, а не я... - с иронией в голосе ответил Джамиль.
- Ты не смейся надо мной. Труднее всего найти место обрыва. А там увидишь, починю или нет. Надо бы сначала проверить, не прекратили ли подачу тока со станции?... Ну, откуда мы начнем осмотр? - Светя фонариком, он начал подниматься по лестнице на вышку.
В первый день работы на буровой, когда мастер заставил его подниматься по этой же лестнице, он дрожал от страха. Теперь его нисколько не страшил этот подъем по крутой лестнице.
Взбираясь вверх, он услышал голос Джамиля:
- Если провод оборвался под водой, тогда все пропало. А в воду я не полезу. Неохота заболеть воспалением легких.
Ветер на лестнице завывал еще яростнее. Таир нахлобучил фуражку на самые уши. Направив луч света вверх, проверил провода.
- Тут все в порядке! - сказал он и полез дальше. Джамиль не отставал от него. Он тоже пристально следил за местами, куда падал луч фонарика Таира.
- Тут тоже в порядке... - заметил Джамиль, подвинувшись вплотную к Таиру. - Давай вернемся. Не наших рук это дело.
- Ну что ж, вернемся, - согласился Таир, и, когда поворачивал обратно, сильным порывом ветра отбросило его к деревянным перилам лестницы.
- От этой бури пахнет кровью, дружище. И если выберемся отсюда подобру-поздорову, проживем сто лет.
Они спустились вниз. На буровой, прорезая ночную темень, мелькали глазки карманных фонарей. Другие рабочие тоже искали, где произошел обрыв проводов.
- Нашел! - крикнул Гриша и подозвал Таира: - Сюда, товарищ монтер! Покажи-ка свое искусство!
Едва ли можно было предположить, что именно здесь произойдет обрыв. Таир подошел к Грише и на высоте одного метра от воды увидел конец оторвавшегося от одной из свай и свободно качающегося на ветру провода.
Таир бросился к своему брезентовому плащу, вытащил из кармана кусок провода и вернулся к месту обрыва.
- Достаньте веревки! - крикнул он товарищам и шагнул на край помоста.
Сняв тоненький поясной ремешок, он продел его через кожаную петлю фонарика и надел ремень на шею. Подошли ребята с веревкой. Таир обмотал один конец вокруг талии и, сделав крепкий узел на груди, обернулся к товарищам:
- Держите крепко, ребята. Если сорвусь и свалюсь в море, сразу тяните, а то захлебнусь... Плавать не умею.
Он медленно начал опускаться под помост, с опаской ступая на выступы тесовой обшивки. Найдя при свете фонарика оборванный конец провода, он оголил его и зажал в зубах. Затем, держась одной рукой за доски, другой вытащил из кармана принесенный кусок провода и присоединил его к зачищенному концу.
Новая беда, - второпях он забыл захватить изоляционную ленту.
- Гриша, - окрикнул он снизу товарища. - Найди-ка кусочек изоляционной ленты! Если не окажется, принеси хоть тряпочку.
Огромные волны, с ревом ударяясь об устои вышки, обдавали Таира холодными брызгами. Джамиль и Гейдар крепко держали веревку, и Таир словно не замечал, как свирепствуют вокруг него волны. Не дождавшись изоляционной ленты, он проверил, крепко ли под ногами, и, продолжая цепляться одной рукой за доски, другой достал из кармана платок; зажав его в зубах, оторвал от него ленточку и обмотал оголенное место соединения проводов. Никому не было видно, с каким напряжением и быстротой он работал. Кружок света его фонарика подпрыгивал с места на место. Ухватившись уже за другой провод и выбиваясь из последних сил, Таир зачищал его.
- Таир, - раздался голос Гриши, - изоляционной ленты я не нашел. Возьми кусок брезента.
- Ты бы еще кусок кожи предложил! - глухо ответил Таир и соединил концы второго провода.
Яркий свет залил всю буровую. Ребята радостно затопали ногами. Не будь у них в руках веревки, на которой висел Таир, они начали бы аплодировать новоявленному монтеру.
Таир выбрался на помост и направился к забою. Со лба его струился пот. Ребята поняли, каких усилий потребовала от него эта работа. Они накинули на него брезентовый плащ, и он устало опустился на штабель труб.
- Я же говорил... Не обманулся в надеждах... - сказал взволнованный Рамазан Васильеву. В его глазах светилась гордость за любимого ученика.
9
На следующее утро буря начала затихать и к полудню внезапно прекратилась. Но море продолжало волноваться. Только к вечеру оно успокоилось.
Бригада мастера Рамазана достигла проектной глубины и приостановила работу. "Чапаев" привез свежие газеты. Всех интересовала добыча нефти и ход бурения в дни урагана. Мастер Рамазан и его друзья раньше всего пробежали глазами сводку, напечатанную на первой странице газет. Кроме одного треста, не достигшего еще уровня годового плана, все тресты вышли из борьбы с победой.
Теперь бригаду Рамазана интересовал только один вопрос: где придется бурить новую скважину?
- Там, Рамазан Искандерович, - сказал Сергей Тимофеевич Васильев, указывая рукой в сторону острова Нарген, - кто-то из наших мастеров ставит новую буровую.
Члены бригады посмотрели в указанном направлении. В самом деле, на расстоянии четырех-пяти километров от буровой мастера Рамазана, почти на линии острова Нарген из моря поднималась вышка. Впервые увидев ее, все удивились.
- А что, если нам поставят буровую дальше той? - спросил Васильев.
- Нет, Сергей Тимофеевич, - сказал старый мастер, - героизм нефтяника измеряется не расстоянием, которое отделяет буровую от берега, а глубиной скважины, которую он бурит. Пока что я не собираюсь переходить на другое место.
Помощник мастера сначала не понял старика.
- Но ведь мы же закончили здесь работу? Придется же нам бурить новую скважину или нет?
- Конечно, - ответил Рамазан, которому давно уже было известно от Кудрата решение треста. - Но будем бурить именно вот здесь! - и энергичным жестом старик опустил руку вертикально вниз, указывая на устои своей же буровой. - Ты знаешь Семена Владимировича Волкова?
- Того мастера, который изобрел способ наклонного бурения?
- Его. Вот уж в сегодняшних газетах сказано, что он завершил бурение и сдал скважину в эксплуатацию. Стало быть, там из-под больших зданий уже добывают нефть. Мы тоже применим его метод. Если мастер Волков изобрел способ наклонного бурения, то я тоже не зевал. Я изобрел способ, который называю бурением кустовых скважин. От одной конструкции мы поведем наклонное бурение в разные стороны, получим три-четыре скважины, которые и будут давать нефть из разных мест. Понял?
- В таком случае мы можем начать бурение новой скважины завтра или послезавтра, - вмешался Джамиль, слушавший беседу мастеров. - Ведь нет нужды ставить новую вышку?
- Ты прав, сынок, - ответил Рамазан. - Если Волков, сидя на вершине горы, сумел взять нефть из-под городских домов и улиц, то почему бы нам не высосать нефть из окрестностей острова Нарген, сидя здесь же? Если не сегодня, так завтра это будет достигнуто.
Таир молчал и с напряженным вниманием прислушивался к каждому слову мастера.
Члены бригады направились к "Чапаеву". Сергей Тимофеевич взял подмышку свой брезентовый плащ и обратился к Гейдару:
- Ты сообщил товарищам, сынок? - спросил он.
Гейдар опустил голову. Стесняясь и краснея, он ответил:
- Нет, Сергей Тимофеевич. Скажите лучше сами.
- О чем? - спросил Рамазан.
Васильев обратился ко всей бригаде:
- Сегодня я приглашаю вас на свадьбу Гейдара. У нас так и было условлено: сыграть ее в день окончания буровой. В десять вечера пожалуйте к нам.
- Почему же к вам? - спросила Лятифа. - Ведь женится-то Гейдар?
- А ты разве не знаешь, на ком? - взглянул на нее Таир, улыбаясь. Гейдар роднится с Сергеем Тимофеевичем...
Рамазан окинул молодых рабочих многозначительным взглядом:
- Сергей Тимофеевич мстит за порядки старого мира, ребята. И наша дружба переходит в родство.
Запыхтел мотор "Чапаева". Все бросились на баркас. Когда он тронулся с места, Таир достал из чехла свой саз и затянул старую ашугскую песню с пожеланием счастья жениху в день его свадьбы.
Глаза всех были устремлены на Гейдара. Только Таир и Лятифа смотрели друг на друга...
10
Прошло десять дней. Лалэ сидела у себя в кабинете и просматривала сводку итогов работ, выполненных накануне. Вдруг она услышала доносившиеся со двора звуки баяна, встала из-за стола и подошла к окну.
Во дворе управления треста группа ребят, раздавшись в круг, хлопала в ладоши; посредине круга плясал молодой парень.
- Что это такое? Что за самодеятельность в разгар рабочего дня? спросила она входившего в кабинет главного инженера.
- Пришли забирать...
- Что?
- Они ведь победили в соревновании!..
Теперь все стало ясно Лалэ: они, эти парни, пришли за переходящим знаменем Государственного Комитета Обороны, которое теперь было завоевано трестом Кудрата.
- Они должны благодарить бригаду уста Рамазана! - сказала Лалэ, пристально глядя в глаза своему новому главному инженеру, и нахмурилась.
- Вы, как мне говорили, считали, что Кудрат Салманович сумеет выправить положение у себя в тресте не раньше, чем через шесть месяцев. Но, как видно, вы что-то упустили из виду...
Лалэ не успела ответить, - на лестнице послышались шаги и голоса людей.
Через минуту дверь кабинета раскрылась, и впереди всех вошли Миша с баяном и Таир с сазом подмышкой. Большинство прибывших составляла молодежь. Здесь были все братья Байрамлы. Рядом с Таиром стоял Джамиль.
- Здравствуйте, товарищ Исмаил-заде, - начал Миша и, стараясь выдержать свое обращение в официальном тоне, продолжал: - Ввиду того, что мы победили в социалистическом соревновании, это знамя, - он указал рукой на переходящее знамя, висевшее на стене за столом Лалэ, - согласно указанию Центрального Комитета переходит в наш трест!
- Ур...ра...а!.. - громко крикнул Мамед Байрамлы.
Все сперва засмеялись, но затем подхватили, и громкое "ура!" понеслось по коридору треста, где толпились рабочие.
Лалэ надо было сказать что-то в ответ.
- Мы радуемся, товарищи! - сказала она и на миг задумалась: - Радуемся тому, что наши же друзья вышли победителями из тяжелой битвы и удостоились такой чести... Однако... - Лалэ улыбнулась. - Однако это только начало... И наш трест сделает необходимые для себя выводы! - Она подошла к знамени, сняла его со стены и передала Мамеду Байрамлы, у которого на груди сверкали военные медали. - Хорошо вручить его герою двух фронтов! - закончила она.
Принимая знамя, Мамед Байрамлы провозгласил еще громче:
- А мы даем слово, что это знамя навсегда останется у нас!
Зазвонил телефон.
- Да, я, - отозвалась Лалэ и после небольшой паузы сказала в трубку: Ну что же, Кудрат, поздравляю! Все дело в двух процентах: у вас сто двадцать два, а у нас сто двадцать... Приложим усилия, Кудрат!.. - Лалэ покраснела. Не забудь, что мы держали его у себя целых два года.
Как только Лалэ положила трубку, Миша заиграл "Гайтаги" и пожалел, что поблизости нет Самандара.
Молодежь двинулась из кабинета. Мамед Байрамлы, подняв знамя, прошел вперед, и следом за ним все вышли на улицу.
Лалэ строго посмотрела на главного инженера.
- Надо всколыхнуть массу, мобилизоваться... Рассчитывать на одну группу передовиков не приходится. Необходимо двинуть на штурм всех!.. - и она замолкла, понимая, что сейчас не время заниматься разбором допущенных ошибок.
Машина Кудрата стояла на берегу. Сам он беседовал с корреспондентом газеты, глядя на безмолвную зыбь лазурного моря.
- Долго я ждал вас, - ответил он на вопрос корреспондента, - а теперь сказать вам о Рамазане нечего. Он перешел с поэзии на прозу...
Корреспондент скосил непонимающие глаза на Кудрата.
- Прозой на нашем языке называется отдых, - объяснил Кудрат. - Бригада Рамазана начнет бурить новую скважину только через неделю и там же, где была пробурена сто пятьдесят пятая. - Кудрат задумался на миг и продолжал медленно, взвешивая каждое слово: - Старых ошибок мы больше не повторим. До сего времени мы возлагали обычно надежду на образцовую работу отдельных бригад. Партия указала нам на эту ошибку, и мы теперь держим в центре внимания даже самые обыкновенные, ничем не примечательные скважины. Разве не из отдельных капель рождается море? Правда, сто пятьдесят пятая скважина дает пятьсот тонн в сутки, и ее дебит составляет значительный процент в добыче всего треста. Но мы ни в коем случае не можем жить за ее счет. Нам нужно поднимать все новые и новые залежи нефти, ибо она, эта нефть, является мерилом богатства и мощи всей нашей Родины. Скорость локомотива коммунизма тоже зависит от количества добываемой нефти. Это понимает каждый нефтяник и потому не стоит на месте. Он умеет смотреть далеко вперед!
Не замечая того, Кудрат начал излагать журналисту перспективы развертываемых на море работ:
- Надо, чтобы неисчерпаемые источники нефти, залегающие под Каспием, в ближайшее время стали на службу нашей стране!
В руках журналиста сегодня не было блокнота. Теперь ему все было ясно.
- Меня интересует только один вопрос, - сказал он. - Каковы нефтяные запасы морского Апшерона?
Кудрат посмотрел вдаль - туда, где сливалось небо с морем.
- Нефтяные залежи морского Апшерона можно было бы сравнить с Каспием. Правда, вода в море постепенно убывает, но есть ли надобность думать о том, что она когда-нибудь иссякнет? Впрочем, к самому этому сравнению следовало бы подходить критически. Полагать, что в Каспий будет впадать какая-нибудь новая река, у нас нет оснований. Зато к Апшерону присоединяются все новые и новые нефтяные источники Азербайджана. Нафталан, Нефтечала, Кировабад, остров Артема - все это новые родники нефти... Можете написать вот так: "Источник мощи Страны Советов будет бурлить вечно, пока живет Азербайджан!"
- Да, да, это верно! - подтвердил корреспондент слова Кудрата.
Вдруг на море показались баркасы. Их было не пять, не десять, казалось, им не было счета.
- Куда они плывут?
Кудрат и сам не знал. Но ему все-таки надо было сказать корреспонденту, где начинается и где кончается новый Апшерон, который создавался в море.
- Плывут устанавливать границы морского Апшерона! - сказал он и улыбнулся.
Ленивые волны набегали на берег и катились обратно, далеко не дотянув до черты, которой они достигали во время шторма. С одного из уходивших вдаль баркасов доносилась песня. В ней воспевались молодость и победы армии нефтяников.
Это пел Таир. Он пел для друзей, для Лятифы, сидевшей напротив него, и брал ноты все выше и выше.
Кудрат молча слушал, и сердце его трепетно сжималось от песни, которая вырывалась из самой души молодого ашуга.
А баркасы неслись вперед, рассекая зеркальную гладь изумрудных вод, и покорно расступавшееся перед ними море, казалось, готово было приютить на своем просторном лоне величественное царство новых буровых.
И песня Таира была сладостна, как жизнь, и сильна, как любовь...
1947-1948 гг.
Баку.
- Хорошо, дети мои, хорошо! - говорил он не столько для того, чтобы подбодрить рабочих, сколько для собственного успокоения.
И вдруг шквал невероятной силы потряс буровую. Внезапно потух свет. Все ахнули...
- Чего заголосили? Не малые дети ведь! - крикнул Рамазан.
В кромешной тьме был слышен только рев волн, вой ветра и стук все еще продолжавшего крутиться ротора.
Таир давно знал, что энергия для освещения и работы механизмов поступает по разным линиям. Впопыхах он забыл об этой элементарной вещи и, стоя на месте, растерянно искал глазами в темноте мастера.
- Гриша, сбегай, сынок, за моим карманным фонарем! - услышал он голос Рамазана.
Сердце Таира тревожно стучало. Он не видел мастера, и это усиливало тревогу.
- Вот некстати! Пока в такую бурю приедет бригада, пока начнет ремонтировать...
Это говорил Гейдар. Его слова отрезвили Таира. "Чего я стою?" - подумал он и тут же вспомнил про свой карманный фонарик, который был приобретен им на случай, если придется проводить Лятифу в ночное время. Он протянул в темноте руки вперед и волоча ноги, медленно направился к столбику навеса, где висел его брезентовый плащ. Найдя ощупью столб, Таир вытащил фонарик из кармана и зажег его.
- Уста, - обратился он Рамазану, - разрешите мне поискать место обрыва.
Он хотел сказать "и починить", но побоялся произнести это слово. Всего неделю назад, вернувшись в общежитие, Таир решил проверить свои познания по электротехнике. Он начал копаться в электрическом счетчике, прибитом к стене коридора, при этом произошел контакт и чуть не возник пожар. Со всех сторон товарищи напали на него. "Ты что же это, Таир? Решил на нашей голове учиться стать парикмахером?" - шутили они.
Чтобы не очутиться снова в положении такого "парикмахера", он не давал мастеру никакого обещания и, направив на него кружок света своего фонарика, ждал ответа. Старик не говорил ни слова. Все его внимание было сосредоточено на забое. Он не взглянул на Таира и после того, как Гриша принес и подал ему фонарик. Казалось, предложение ученика его совсем не интересовало.
Внешне мастер оставался спокойным. На самом же деле сердце его обливалось кровью. Рамазан хорошо знал, что в такие минуты малейшая оплошность могла свести на-нет результаты напряженного трехмесячного труда. Вот почему старик требовал от всех железной дисциплины.
- Поискать, мастер? - снова спросил Таир, у которого уже иссякло терпение.
- Иди, только не один, сынок, а вместе с ребятами... - не отрывая глаз от забоя, ответил Рамазан.
Таир схватил за локоть Джамиля и потянул к себе:
- Пошли!
И они исчезли во мраке.
Таир прекрасно понимал, что взялся за опасное дело. Еще задолго до этого он украдкой изучал глазами провода, по которым подавалась энергия для буровой, знал, где они начинаются и какими зигзагами тянутся. Возможно, обрыв произошел где-нибудь под водой, и тогда не только ему, новичку, но и бывалому электромонтеру будет не так просто найти обрыв и соединить провода.
- Джамиль, - спросил он, - как ты думаешь, где бы мог произойти обрыв?
- Ты же электромонтер, а не я... - с иронией в голосе ответил Джамиль.
- Ты не смейся надо мной. Труднее всего найти место обрыва. А там увидишь, починю или нет. Надо бы сначала проверить, не прекратили ли подачу тока со станции?... Ну, откуда мы начнем осмотр? - Светя фонариком, он начал подниматься по лестнице на вышку.
В первый день работы на буровой, когда мастер заставил его подниматься по этой же лестнице, он дрожал от страха. Теперь его нисколько не страшил этот подъем по крутой лестнице.
Взбираясь вверх, он услышал голос Джамиля:
- Если провод оборвался под водой, тогда все пропало. А в воду я не полезу. Неохота заболеть воспалением легких.
Ветер на лестнице завывал еще яростнее. Таир нахлобучил фуражку на самые уши. Направив луч света вверх, проверил провода.
- Тут все в порядке! - сказал он и полез дальше. Джамиль не отставал от него. Он тоже пристально следил за местами, куда падал луч фонарика Таира.
- Тут тоже в порядке... - заметил Джамиль, подвинувшись вплотную к Таиру. - Давай вернемся. Не наших рук это дело.
- Ну что ж, вернемся, - согласился Таир, и, когда поворачивал обратно, сильным порывом ветра отбросило его к деревянным перилам лестницы.
- От этой бури пахнет кровью, дружище. И если выберемся отсюда подобру-поздорову, проживем сто лет.
Они спустились вниз. На буровой, прорезая ночную темень, мелькали глазки карманных фонарей. Другие рабочие тоже искали, где произошел обрыв проводов.
- Нашел! - крикнул Гриша и подозвал Таира: - Сюда, товарищ монтер! Покажи-ка свое искусство!
Едва ли можно было предположить, что именно здесь произойдет обрыв. Таир подошел к Грише и на высоте одного метра от воды увидел конец оторвавшегося от одной из свай и свободно качающегося на ветру провода.
Таир бросился к своему брезентовому плащу, вытащил из кармана кусок провода и вернулся к месту обрыва.
- Достаньте веревки! - крикнул он товарищам и шагнул на край помоста.
Сняв тоненький поясной ремешок, он продел его через кожаную петлю фонарика и надел ремень на шею. Подошли ребята с веревкой. Таир обмотал один конец вокруг талии и, сделав крепкий узел на груди, обернулся к товарищам:
- Держите крепко, ребята. Если сорвусь и свалюсь в море, сразу тяните, а то захлебнусь... Плавать не умею.
Он медленно начал опускаться под помост, с опаской ступая на выступы тесовой обшивки. Найдя при свете фонарика оборванный конец провода, он оголил его и зажал в зубах. Затем, держась одной рукой за доски, другой вытащил из кармана принесенный кусок провода и присоединил его к зачищенному концу.
Новая беда, - второпях он забыл захватить изоляционную ленту.
- Гриша, - окрикнул он снизу товарища. - Найди-ка кусочек изоляционной ленты! Если не окажется, принеси хоть тряпочку.
Огромные волны, с ревом ударяясь об устои вышки, обдавали Таира холодными брызгами. Джамиль и Гейдар крепко держали веревку, и Таир словно не замечал, как свирепствуют вокруг него волны. Не дождавшись изоляционной ленты, он проверил, крепко ли под ногами, и, продолжая цепляться одной рукой за доски, другой достал из кармана платок; зажав его в зубах, оторвал от него ленточку и обмотал оголенное место соединения проводов. Никому не было видно, с каким напряжением и быстротой он работал. Кружок света его фонарика подпрыгивал с места на место. Ухватившись уже за другой провод и выбиваясь из последних сил, Таир зачищал его.
- Таир, - раздался голос Гриши, - изоляционной ленты я не нашел. Возьми кусок брезента.
- Ты бы еще кусок кожи предложил! - глухо ответил Таир и соединил концы второго провода.
Яркий свет залил всю буровую. Ребята радостно затопали ногами. Не будь у них в руках веревки, на которой висел Таир, они начали бы аплодировать новоявленному монтеру.
Таир выбрался на помост и направился к забою. Со лба его струился пот. Ребята поняли, каких усилий потребовала от него эта работа. Они накинули на него брезентовый плащ, и он устало опустился на штабель труб.
- Я же говорил... Не обманулся в надеждах... - сказал взволнованный Рамазан Васильеву. В его глазах светилась гордость за любимого ученика.
9
На следующее утро буря начала затихать и к полудню внезапно прекратилась. Но море продолжало волноваться. Только к вечеру оно успокоилось.
Бригада мастера Рамазана достигла проектной глубины и приостановила работу. "Чапаев" привез свежие газеты. Всех интересовала добыча нефти и ход бурения в дни урагана. Мастер Рамазан и его друзья раньше всего пробежали глазами сводку, напечатанную на первой странице газет. Кроме одного треста, не достигшего еще уровня годового плана, все тресты вышли из борьбы с победой.
Теперь бригаду Рамазана интересовал только один вопрос: где придется бурить новую скважину?
- Там, Рамазан Искандерович, - сказал Сергей Тимофеевич Васильев, указывая рукой в сторону острова Нарген, - кто-то из наших мастеров ставит новую буровую.
Члены бригады посмотрели в указанном направлении. В самом деле, на расстоянии четырех-пяти километров от буровой мастера Рамазана, почти на линии острова Нарген из моря поднималась вышка. Впервые увидев ее, все удивились.
- А что, если нам поставят буровую дальше той? - спросил Васильев.
- Нет, Сергей Тимофеевич, - сказал старый мастер, - героизм нефтяника измеряется не расстоянием, которое отделяет буровую от берега, а глубиной скважины, которую он бурит. Пока что я не собираюсь переходить на другое место.
Помощник мастера сначала не понял старика.
- Но ведь мы же закончили здесь работу? Придется же нам бурить новую скважину или нет?
- Конечно, - ответил Рамазан, которому давно уже было известно от Кудрата решение треста. - Но будем бурить именно вот здесь! - и энергичным жестом старик опустил руку вертикально вниз, указывая на устои своей же буровой. - Ты знаешь Семена Владимировича Волкова?
- Того мастера, который изобрел способ наклонного бурения?
- Его. Вот уж в сегодняшних газетах сказано, что он завершил бурение и сдал скважину в эксплуатацию. Стало быть, там из-под больших зданий уже добывают нефть. Мы тоже применим его метод. Если мастер Волков изобрел способ наклонного бурения, то я тоже не зевал. Я изобрел способ, который называю бурением кустовых скважин. От одной конструкции мы поведем наклонное бурение в разные стороны, получим три-четыре скважины, которые и будут давать нефть из разных мест. Понял?
- В таком случае мы можем начать бурение новой скважины завтра или послезавтра, - вмешался Джамиль, слушавший беседу мастеров. - Ведь нет нужды ставить новую вышку?
- Ты прав, сынок, - ответил Рамазан. - Если Волков, сидя на вершине горы, сумел взять нефть из-под городских домов и улиц, то почему бы нам не высосать нефть из окрестностей острова Нарген, сидя здесь же? Если не сегодня, так завтра это будет достигнуто.
Таир молчал и с напряженным вниманием прислушивался к каждому слову мастера.
Члены бригады направились к "Чапаеву". Сергей Тимофеевич взял подмышку свой брезентовый плащ и обратился к Гейдару:
- Ты сообщил товарищам, сынок? - спросил он.
Гейдар опустил голову. Стесняясь и краснея, он ответил:
- Нет, Сергей Тимофеевич. Скажите лучше сами.
- О чем? - спросил Рамазан.
Васильев обратился ко всей бригаде:
- Сегодня я приглашаю вас на свадьбу Гейдара. У нас так и было условлено: сыграть ее в день окончания буровой. В десять вечера пожалуйте к нам.
- Почему же к вам? - спросила Лятифа. - Ведь женится-то Гейдар?
- А ты разве не знаешь, на ком? - взглянул на нее Таир, улыбаясь. Гейдар роднится с Сергеем Тимофеевичем...
Рамазан окинул молодых рабочих многозначительным взглядом:
- Сергей Тимофеевич мстит за порядки старого мира, ребята. И наша дружба переходит в родство.
Запыхтел мотор "Чапаева". Все бросились на баркас. Когда он тронулся с места, Таир достал из чехла свой саз и затянул старую ашугскую песню с пожеланием счастья жениху в день его свадьбы.
Глаза всех были устремлены на Гейдара. Только Таир и Лятифа смотрели друг на друга...
10
Прошло десять дней. Лалэ сидела у себя в кабинете и просматривала сводку итогов работ, выполненных накануне. Вдруг она услышала доносившиеся со двора звуки баяна, встала из-за стола и подошла к окну.
Во дворе управления треста группа ребят, раздавшись в круг, хлопала в ладоши; посредине круга плясал молодой парень.
- Что это такое? Что за самодеятельность в разгар рабочего дня? спросила она входившего в кабинет главного инженера.
- Пришли забирать...
- Что?
- Они ведь победили в соревновании!..
Теперь все стало ясно Лалэ: они, эти парни, пришли за переходящим знаменем Государственного Комитета Обороны, которое теперь было завоевано трестом Кудрата.
- Они должны благодарить бригаду уста Рамазана! - сказала Лалэ, пристально глядя в глаза своему новому главному инженеру, и нахмурилась.
- Вы, как мне говорили, считали, что Кудрат Салманович сумеет выправить положение у себя в тресте не раньше, чем через шесть месяцев. Но, как видно, вы что-то упустили из виду...
Лалэ не успела ответить, - на лестнице послышались шаги и голоса людей.
Через минуту дверь кабинета раскрылась, и впереди всех вошли Миша с баяном и Таир с сазом подмышкой. Большинство прибывших составляла молодежь. Здесь были все братья Байрамлы. Рядом с Таиром стоял Джамиль.
- Здравствуйте, товарищ Исмаил-заде, - начал Миша и, стараясь выдержать свое обращение в официальном тоне, продолжал: - Ввиду того, что мы победили в социалистическом соревновании, это знамя, - он указал рукой на переходящее знамя, висевшее на стене за столом Лалэ, - согласно указанию Центрального Комитета переходит в наш трест!
- Ур...ра...а!.. - громко крикнул Мамед Байрамлы.
Все сперва засмеялись, но затем подхватили, и громкое "ура!" понеслось по коридору треста, где толпились рабочие.
Лалэ надо было сказать что-то в ответ.
- Мы радуемся, товарищи! - сказала она и на миг задумалась: - Радуемся тому, что наши же друзья вышли победителями из тяжелой битвы и удостоились такой чести... Однако... - Лалэ улыбнулась. - Однако это только начало... И наш трест сделает необходимые для себя выводы! - Она подошла к знамени, сняла его со стены и передала Мамеду Байрамлы, у которого на груди сверкали военные медали. - Хорошо вручить его герою двух фронтов! - закончила она.
Принимая знамя, Мамед Байрамлы провозгласил еще громче:
- А мы даем слово, что это знамя навсегда останется у нас!
Зазвонил телефон.
- Да, я, - отозвалась Лалэ и после небольшой паузы сказала в трубку: Ну что же, Кудрат, поздравляю! Все дело в двух процентах: у вас сто двадцать два, а у нас сто двадцать... Приложим усилия, Кудрат!.. - Лалэ покраснела. Не забудь, что мы держали его у себя целых два года.
Как только Лалэ положила трубку, Миша заиграл "Гайтаги" и пожалел, что поблизости нет Самандара.
Молодежь двинулась из кабинета. Мамед Байрамлы, подняв знамя, прошел вперед, и следом за ним все вышли на улицу.
Лалэ строго посмотрела на главного инженера.
- Надо всколыхнуть массу, мобилизоваться... Рассчитывать на одну группу передовиков не приходится. Необходимо двинуть на штурм всех!.. - и она замолкла, понимая, что сейчас не время заниматься разбором допущенных ошибок.
Машина Кудрата стояла на берегу. Сам он беседовал с корреспондентом газеты, глядя на безмолвную зыбь лазурного моря.
- Долго я ждал вас, - ответил он на вопрос корреспондента, - а теперь сказать вам о Рамазане нечего. Он перешел с поэзии на прозу...
Корреспондент скосил непонимающие глаза на Кудрата.
- Прозой на нашем языке называется отдых, - объяснил Кудрат. - Бригада Рамазана начнет бурить новую скважину только через неделю и там же, где была пробурена сто пятьдесят пятая. - Кудрат задумался на миг и продолжал медленно, взвешивая каждое слово: - Старых ошибок мы больше не повторим. До сего времени мы возлагали обычно надежду на образцовую работу отдельных бригад. Партия указала нам на эту ошибку, и мы теперь держим в центре внимания даже самые обыкновенные, ничем не примечательные скважины. Разве не из отдельных капель рождается море? Правда, сто пятьдесят пятая скважина дает пятьсот тонн в сутки, и ее дебит составляет значительный процент в добыче всего треста. Но мы ни в коем случае не можем жить за ее счет. Нам нужно поднимать все новые и новые залежи нефти, ибо она, эта нефть, является мерилом богатства и мощи всей нашей Родины. Скорость локомотива коммунизма тоже зависит от количества добываемой нефти. Это понимает каждый нефтяник и потому не стоит на месте. Он умеет смотреть далеко вперед!
Не замечая того, Кудрат начал излагать журналисту перспективы развертываемых на море работ:
- Надо, чтобы неисчерпаемые источники нефти, залегающие под Каспием, в ближайшее время стали на службу нашей стране!
В руках журналиста сегодня не было блокнота. Теперь ему все было ясно.
- Меня интересует только один вопрос, - сказал он. - Каковы нефтяные запасы морского Апшерона?
Кудрат посмотрел вдаль - туда, где сливалось небо с морем.
- Нефтяные залежи морского Апшерона можно было бы сравнить с Каспием. Правда, вода в море постепенно убывает, но есть ли надобность думать о том, что она когда-нибудь иссякнет? Впрочем, к самому этому сравнению следовало бы подходить критически. Полагать, что в Каспий будет впадать какая-нибудь новая река, у нас нет оснований. Зато к Апшерону присоединяются все новые и новые нефтяные источники Азербайджана. Нафталан, Нефтечала, Кировабад, остров Артема - все это новые родники нефти... Можете написать вот так: "Источник мощи Страны Советов будет бурлить вечно, пока живет Азербайджан!"
- Да, да, это верно! - подтвердил корреспондент слова Кудрата.
Вдруг на море показались баркасы. Их было не пять, не десять, казалось, им не было счета.
- Куда они плывут?
Кудрат и сам не знал. Но ему все-таки надо было сказать корреспонденту, где начинается и где кончается новый Апшерон, который создавался в море.
- Плывут устанавливать границы морского Апшерона! - сказал он и улыбнулся.
Ленивые волны набегали на берег и катились обратно, далеко не дотянув до черты, которой они достигали во время шторма. С одного из уходивших вдаль баркасов доносилась песня. В ней воспевались молодость и победы армии нефтяников.
Это пел Таир. Он пел для друзей, для Лятифы, сидевшей напротив него, и брал ноты все выше и выше.
Кудрат молча слушал, и сердце его трепетно сжималось от песни, которая вырывалась из самой души молодого ашуга.
А баркасы неслись вперед, рассекая зеркальную гладь изумрудных вод, и покорно расступавшееся перед ними море, казалось, готово было приютить на своем просторном лоне величественное царство новых буровых.
И песня Таира была сладостна, как жизнь, и сильна, как любовь...
1947-1948 гг.
Баку.