Страница:
– Вот уж куда ты точно не попадешь, так это на соревнования, – рассмеялся Борис Иванович. – Тебя обучать будут не спортивному ушу, и даже не традиционному, а самому что ни на есть внутреннему. Пошли.
Я молча направилась вслед за начальником. В телепорт.
Меня охватил калейдоскоп радужных брызг, настолько ярких, что я зажмурилась. А когда открыла глаза, то обнаружила себя стоящей в жалкой тени незнакомого мне длиннохвойного дерева. Все кругом было залито солнцем, куда ни глянь, сновали китайцы. Иногда под зонтиками. Иногда в оранжевых монашеских одеяниях. Но чаще все же в гражданской одежде.
Итак, я очутилась в Поднебесной.
В мгновение ока. Это обстоятельство казалось настолько невероятным, что я никак не могла поверить в его возможность. Рот открывался и закрывался, но слова не шли на язык.
– Ты хочешь меня спросить? – иронично осведомился мой проводник. – О чем же?
– А вы что, тоже тут учились?
Ну и вопрос! Я почувствовала, что заливаюсь краской. Но мой провожатый ничуть не удивился.
– Где я только не учился! – ностальгически вздохнул он. – А вот в этом конкретно месте не довелось. Просто здесь один мой хороший приятель, специалист по стихиям, живет. После культурной революции ему и его выжившим коллегам пришлось здорово шифроваться. Поэтому он и работает на местной кафедре физкультуры. Кажется, даже заведующим.
Видать, нелегко приходилось магам в коммунистическом да социалистическом Китае. Но…
– Это же давно было. В смысле, культурная революция давно была.
– А привычка осталась, – назидательно ответило начальство. – Тем более, публичные казни в Поднебесной еще никто не отменял.
Я не нашлась, что возразить. И осведомилась:
– А что это за учебное заведение?
– Точно не помню, – оборачиваясь в поисках разъяснительных надписей, ответил провожатый. – Университет. Сямыньский, кажется. Идем?
Я беспрекословно пошла следом. Не пройдя и двух сотен метров, мы остановились перед зданием из красного кирпича. От крыши здания к земле вели железные растяжки.
«Странная архитектура у китайцев», – на автомате отметила я для себя.
– У них тайфуны часто случаются, и наводнения нередки, – ответил на невысказанный вопрос спутник-телепат.
Мы поднялись на третий этаж, прошли мимо каких-то кабинетов, и остановились перед дверью с испещренной иероглифами табличкой.
– Нам сюда, – прислушиваясь к своим ощущениям, сказал Борис Иванович. – Он сейчас у себя.
Не успели мы постучаться, как на пороге кабинета возник мой будущий учитель ушу. Немаленький такой китаец, даже по европейским меркам. Скользнул по мне ничего не выражающим взглядом, и радостно уставился на моего спутника.
– Болис? Осень лад тебя видеть! И твою спутницу, – произнес он по-русски. – Плоходите в кабинет, нет в ногах плавды.
За чаем мы обговорили все подробности. Точнее, говорило начальство, мне была уготовлена участь помалкивать, да пить ароматный напиток маленькими чашечками. Что я и делала, слушая мяукающего по-китайски Бориса Ивановича.
Кабинет у местного «специалиста по стихиям» был зауряден. Кроме деревянного дивана и чайного столика в нем размещался письменный стол, компьютер, принтер и шкаф. Обычный кабинет. Периодически дверь отворялась, и входила молодая китаянка в спортивном костюме. Иногда с бумажками, иногда без. Наставник, не меняясь особо в лице, мяукал указания. Китаянка кивала, и удалялась легкой спортивной походкой.
Вскоре большие дяди решили мою скорбную участь. Теперь вместо обеденного перерыва я должна была тренироваться у мастера Лина – так звали моего нового наставника. Так было удобнее всего, учитывая разницу во времени – когда в Москве куранты отстукивали час дня, в Сямыне было уже пять вечера. А тренировки у мастера Лина начинались как раз в пять. В другое время он был занят – вероятно, погоду усмирял.
Озвучив принятое решение, начальство засобиралось обратно. Я было поднялась за ним следом, но он покачал головой: остаешься, мол. И вручил мне прибор телепортации, или ПТ, со словами:
– Я бы мог тебе, конечно, постоянный портал навесить… Но это, во-первых, энергоемко. А, во-вторых, опасно – вдруг кто из здешних в него попадет? Правда, это не смертельно. Если, конечно, он не побежит в сосняк и не напорется на Маню.
– Да ладно, я и с ПТ могу путешествовать, – смилостивилась я над китайцами. – Только вот, как он работает, не объясните?
– Да, конечно, – ответил Борис Иванович, бросил пару мяуканий в сторону учителя Лина – мол, объясню сейчас подопечной азбучные истины, и отдам ее тебе на растерзание.
ПТ представлял собой наручные часы, но вместо часов и минут у него были широты и долготы. Чтобы попасть куда требовалось, достаточно было ввести соответствующие координаты с точностью до тысячной доли градуса – и вот ты на месте. Кроме того, корпус прибора был снабжен еще какими-то выступами.
– Это кнопки быстрого доступа, – пояснил он мне. – При нажатии вот этой ты окажешься в Китае. При нажатии той, что правее – в Заповеднике. И, – сделал он усилие, – все остальные уже не функционируют. Подзаряжать прибор не надо, в нем энергии на сотню лет хватит.
И, одарив меня взглядом синих глаз, начальство удалилось. В портал.
А я осталась одна, посреди Поднебесной, без денег и документов, с еще неиспытанным мной прибором в качестве надежды на возвращение. Не могу сказать, что у меня опустились руки, но ошарашена я была изрядно. И как прикажете тренироваться в таком состоянии духа?
Чтобы настроить себя на позитивный (и сказочный) лад, я немедленно окрестила ПТ «скакуном» в честь любимого мною Роберта Асприна. Молодость и воображение победили страх. Настроение улучшилось.
Китаец все это время молча наблюдал за мной.
– Все холосо? Пошли на тлениловку.
Так я приступила к занятиям.
И были они у меня по расписанию, изо дня в день, исключая воскресенье.
Лин-лаоши (учитель Лин, то есть) поставил меня в пару стоек, велел махнуть ногой-рукой, и остался вполне доволен результатом. Еще бы! Я ведь год училась спортивному ушу в пекинском университете, а потом еще в Москве пять раз в неделю китайщиной маялась, все специфическую растяжку подколенных связок терять было жалко. Вот она и пригодилась…
Велев отрабатывать стойки по утрам (вот и будет чем заняться на утренних тренировках с коллегами), Лин-лаоши принялся обучать меня внутренним стилям ушу. Причем по китайской методике – не спеша, с чувством, толком, расстановкой. Вроде бы не очень напряжной была тренировка, а двадцать потов сходило. Каждое упражнение приходилось делать, вкладывая изрядное количество сил, координируя конечности, дыхание и течение жизненной энергии чи.
Что такое эта самая чи, я спрашивала. Даже не один раз. Но разве ее покажешь? Мастер пытался объяснить мне, но я не очень разбиралась в китайской картине мира. Потому он и ограничился тем, что сказал, что чи – это то самое, что дает мне возможность проснуться утром бодрой, и радостно приступить к работе.
А я-то была уверена, что мне магия друидов помогает…
В первой половине тренировок я изучала син-и-цуань, или «кулак формы и воли». А точнее, его базовые элементы, каким-то хитрым образом сочетающиеся с первоэлементами типа огня и иже с ними. Однажды я осведомилась у Бориса Ивановича, как подобное соответствие было обнаружено. Тот, хитро улыбаясь, ответил, что именно это мне и предстоит выяснить самой.
Но единственное, что я пока могла почувствовать, так это гудящие ноги и ломоту в плечах от отработки сотни – другой однообразных мощных ударов со входом, то бишь, продвижением вперед. Порой учитель Лин устраивал демонстрацию «того, как надо» – показывал тот или другой «кулак», или удар. Его движения были то мощными и стремительными, как прыжок тигра, то плавными, подобно течению могучей реки. И вот что было поразительно – от учителя то жаром дышало, то речной свежестью веяло. Может, мне это от усталости казалось, но, вполне вероятно, что и нет. Но самое удивительное было не это. А то, что смотреть на него было необычайно полезно для сердечной мышцы – улучшалось настроение, выравнивалось сердцебиение. Создавалось такое впечатление, что вместо сердца у наставника стоит магнитная катушка, и все, что попадает в поле ее действия, настраивает согласно собственной частоте.
Иногда мастер Лин показывал применения техник. Становиться напротив него было даже не страшно. А как-то сразу понятно, что бесполезно – сметет, и не заметит.
В общем, развлекал он хлипкую ученицу, давал отдышаться, потом хитро улыбался, и говорил:
– А тепель иди, и ходи по клугу!
То есть, багуа изучай. Восемь шагов в одну сторону, поворот, восемь в другую. Каждый поворот не просто так, но со смыслом. Смысл заключался в основном в том, чтобы вывернуться из цепких объятий врага, и со всей дури наварить ему в пах. Способов нанести тяжкие телесные повреждения, а то и вовсе оставить противника без потомства, было много. Но я пока долбила базовые восемь. На первый взгляд нехитрое это занятие осложнялось тем, что ходить надо было на полусогнутых ногах. Но легко, свободно и мощно одновременно. А потом замирать в низких стойках – да так, что конечности сводило от статической позы.
Возвращалась я из Китая обычно абсолютно мокрая – от и до. Правильно сделал Борис Иванович, что кнопки на ПТ настроил, а то я с усталости все координаты бы позабыла, и куда-нибудь не туда угодила. Но весь ужас ситуации заключался в том, что когда я появлялась в Заповеднике, было всего три часа пополудни. Времени в обрез хватало на то, чтобы принять душ, переодеться в сухую одежду, перекусить, и мчаться дальше на занятия.
***
По прочим дисциплинам боевые маги тоже были мне не соратники – все они, в той или иной степени, но ушли вперед. Поэтому-то мне выдали репетиторов. Наверное, в наказание последним.
О том, как употребить на практике силу человеческих эмоций, до меня доносили два пожилых, умудренных жизненным и магическим опытом эмпата. Светлого величали Никитой Матвеевичем, а темного – Афанасием Матвеевичем. Вероятно, они были братьями, но упорно не желали в этом признаваться.
Аудитория находилась на нейтральной территории корпуса эмпатов – в рукопожатии тролля. Так что я ошиблась на ознакомительной экскурсии – не было толстой бронированной двери. Было две – на входах на нейтральную территорию. На занятиях я не столько слушала эмпатов, сколько училась глобальному пофигизму. Тем паче, что во всех наставлениях моего китайского наставника звучал один и тот же призыв – ни в коем случае не действовать в состоянии аффекта. Не поддаваться сиюминутным порывам, но развивать внутреннюю силу – то есть совершенствовать навыки, прямо противоположные тем, что до меня пытались донести эмпаты.
Но, поскольку я должна была тратить свое драгоценное время не на сон, но на посещение двуличного тролля, я тоже кое-чему научилась. Дождаться, когда один наставник долбанет в другого зарядом эмоций, и отзеркалить то, что от него рикошетило, выданным начальством амулетом-накопителем – сама-то я еще практически ничего не умела. Эмпаты уворачивались, нейтрализовывали остаточное заклинание, грозили мне пальцем. Напоминали о том, что у меня висит на шее экранирующий амулет. Но не обижали.
Спустя какой-то месяц с начала занятий я могла предугадать момент действия противника с точностью до наносекунды. Неизвестно, на что именно рассчитывал Борис Иванович, когда направлял меня на занятия с Матвеичами, но результат ему понравился.
А как эти два дядьки ругались время от времени – любо-дорого посмотреть! Я в такие минуты отдыхала душой и телом. Может, это на них магия места действовала, и троллю хотелось вспомнить молодость – не знаю. Но получалось у Матвеичей браниться очень и очень забавно.
Обычно начинал заводиться светлый. Но, справедливости ради надо отметить, только после того, как темный эмпат с восторгом описывал, как велика сила отрицательных эмоций. И что она работает у всех без исключения, и обычных людей, и магов.
– Допустим, – говорил темный Матвеич, хитро косясь в сторону оппонента, – у простого человека, далеко не мага, нет ни сил, ни желания тащиться на давным-давно опостылевшую работу. И лежит он в постели, и думает, как бы это ему половчее от дела отвертеться. И понимает, что не получится – все отгулы использованы на годы вперед, и падает духом. Он представляет себе, как сейчас он встанет, заправится завтраком, будет часами стоять в пробке, а потом сядет в душном офисе на свое рабочее место. И рядом с ним, нарушая личностные границы, будут сидеть такие же бедолаги, что и он сам. И тут он вдруг вспоминает, как намедни его коллега Петька опростоволосился перед начальством, и зело злорадствует этому обстоятельству. Да так, что незаметно для себя поднимается с кровати.
На этом месте светлый Матвеич обычно не выдерживал, и с пеной у рта принимался доказывать, что того же самого человека может поднять с кровати какое-нибудь особо радостное событие.
– Ага, получка его с кровати подымет, – ехидно добавлял темный эмпат. – Я же говорю, только корысть управляет людьми, только корысть!
Светлый эмпат возражал, что, мол, человек душу свою бессмертную таким вот всплеском энергии губит, и нечего такие примеры благовоспитанной молодежи приводить. Темный парировал, что природа человека, а, следовательно, и душа, порочна изначально. И что молодой и симпатичной девушке знать об этом полезно для здоровья.
Потом они иногда вспоминали обо мне, (а иногда – нет, поскольку им для полного счастья вполне хватало общества друг друга), и сверлили меня проницательными взглядами. Каждый жаждал одобрения. Я со свойственной мне широтой натуры одаривала одного восхищенной улыбкой, а второго понимающим взглядом. Матвеичи, получив ожидаемую реакцию благодарного зрителя, продолжали представление.
А я снова обдумывала, в какой момент лучше всего воздействовать на выведенных из состояния душевного равновесия наставников.
Покинув Матвеичей, я направлялась на лекции по стихийной магии. Природу первоэлементов мне освещала аж магистр пяти первоэлементов, Татьяна Георгиевна. Эта громадная представительница женского пола так сильно смахивала на политика Жириновского, что я про себя ее окрестила соответствующим образом. Ее манера вести занятия компенсировала мое тунеядство у эмпатов, да и магическим накопителем тут было запрещено пользоваться – приходилось самой потеть. Одно было хорошо в этой истории – натаскивала меня наставница на дому. И имела обыкновение поить чаем с карамельками. Последние, учитывая количество вложенной энергии, шли на ура.
– Ты есть тундра! – гремела мадам Жириновская по малейшему поводу. – Ну как можно не понимать таких элементарных вещей?
У нее все было элементарным – от знаний до предмета изучения – ведь мы с ней имели дело с элементалами. Воды, огня, металла, и иже с ними. Чтобы зажечь свечу, нужно было призвать огненного элементала, и войдя с ним в дружеское общение, уговорить потрудиться. Основная проблема состояла в том, что характер у элементалов огня был на редкость буйным и несговорчивым. И, стоило только хоть чуть-чуть разозлиться (а как не злиться, когда уже по сотому разу пытаешься зажечь эту долбаную свечу!), как тут же возникал маленький такой пожар. А ведь это нехитрое действие у меня еще до начала обучения в Заповеднике получалось…
А бесконечные попытки вскипятить воду взглядом!
– Так что ты, говоришь, тебе там было непонятно? Как воду кипятить? Зачем тебе количество теплоты куда-то прикладывать? Оставь ты уже свое физическое образование в покое! Научись контачить с элементалами!
Дальше шло в том же духе: что я не тем местом колдую, что мне надо работать тормозом на маневренном локомотиве, а не в магию соваться, что… Много еще чего…
Иногда даже карамельки не могли перебить привкус горечи от собственной тупости.
Дерево я постигала все же отдельно – старший друид настоял. Пыталась совладать с вьюнками и лианами, учила язык деревьев. На этих занятиях я и сдружилась с Антоном окончательно. Именно он не дал мне окончательно пасть духом, когда выяснилось, что древесные языки я осилить неспособна. А без них – не вырастить ни избушки, ни захудалого пенечка…
Помню, в один прекрасный день я выложилась по полной программе – что у мастера Лина, что, затем, у мадам Жириновской. В дерево Друидов я едва заползла, и высунув от натуги язык, плюхнулась на деревянную скамейку.
– Нелегко тебе приходится? – посочувствовал мне Антон.
– А ты как думаешь? – вяло огрызнулась я.
– О, силы еще есть, – констатировал друид. – Тогда приступим.
Я тяжело вздохнула, и постаралась войти в контакт с тоненьким побегом лианы, фривольно разлегшимся у ног Антона.
– Закрой глаза, легче будет, – посоветовал молодой друид.
Сидела я так минут десять, вспотела вся – свежая футболка промокла. Я потом у меня не стало сил напрягаться, и я расслабилась. Каково же было мое удивление, когда я услышала радостный возглас друида:
– Она шевельнулась! И смотри – ползет!
– Кто?! – аж вскочила я.
– Да лиана эта несговорчивая! Ура!!
На радостях Антон бросился было хлопнуть меня по плечу, но забыл об обретшем самостоятельность растении, опутавшем его ступни, и растянулся во весь рост. На звук упавшего тела подоспел старый друид, и, когда узнал в чем дело, чуть не прослезился от радости.
– Ну, слава тебе, Дерево! – воздел он посох вверх. – Все-таки, ты на что-то годишься!
В ходе этих занятий выяснилось, что утонченный Антон обладал изрядной долей чертовщинки в характере. Вроде тихий-спокойный, а как отмочит что-нибудь – так всех святых выноси! И на то у него были свои причины.
Однажды, еще в подростковом возрасте, ему сильно досталось от темных эмпатов-недоучек: юный друид неосмотрительно зашел на площадку перед троллем эмпатов. Он отбивался, как мог, но силы были уж слишком неравными – один друид против пятерых неуравновешенных темных. Выращенные им лианы смогли только на какое-то время обездвижить троих маленьких негодяев, но остальные изрядно его отмутузили. Дело могло бы закончиться и вовсе печально, не подоспей подкрепление из юных светлых. А там и Борис Иванович с дедом Максом подбежали. С тех пор, кстати, и была проведена сигнализация в кабинет начальства – та самая, которую я услышала в самый первый день пребывания в Заповеднике.
Антон остался жив. Отделался он парой переломов, полностью спаленными волосами и ожогами разной степени тяжести. Где-то с неделю провалялся в лазарете – все книжки, какие нашлись у старшего друида, перечитал. А нашлись у деда почему-то только добрые книжки. Не помогло.
Выздоровев, юный друид, хакер этакий, взломал ключ-пароль в лагерь темных, и заставил елочные избушки нашептывать обидчикам сны о добром и вечном. Те чуть было гробы (мода у них такая на кровати была) не разнесли от подобных «ночных кошмаров», но проснуться так не смогли. Компоненту магии сна в жилище обидчиков юный друид не нарушал. Наоборот, усилил…
Незадачливых юных магов еще долго приводили в себя после этого случая.
Антону, конечно же, влетело от наставников по первое число. Но не настолько сильно, чтобы отучить давать сдачи. Более того, с годами друид подучил оборонную магию, и темные тинэйджеры-маги уже не решались на него нападать. А после нескольких честных учебных поединков, в результате которых в лазарете отлеживались исключительно эмпаты, против Антона вообще никто из темных не выходил.
Но была у этого всего и оборотная сторона – характер у друида, закалившись в боях, немного отличался от общепринятой нормы. Поначалу Антон вообще ничего путного, кроме «кактусов», вырастить не мог. Дубы там, липы, березы – все одно с колючками получались. Конечно, к концу официального обучения, к двадцати пяти годам, Антон знал и умел все, что полагается друиду. И даже больше. Но характер у него так и остался колючим. И, вместо того, чтобы уходить в сторону от любых конфликтов задолго до того, как они начнутся, парень вступал в борьбу со злом и несправедливостью. Потому-то он все никак не мог выйти из звания ученика, хотя по знаниям и умениям был давным-давно достоин посоха специалиста. Дед Макс вздыхал, но не торопил события – все равно ведь бесполезно.
А я, глядя эту на эту пару ученик – учитель, сильных отличий в характерах не очень-то замечала, если честно. На мой взгляд, дед Макс тоже особой уступчивостью не отличался…
***
Под конец учебного дня я посещала начальство – Борис Иванович заявил, что будет меня первые месяцы обучать лично. Его занятия начинались отнюдь не с полезного умения постановки защиты. Но с лекции об ответственности за поступки, выборе в каждый момент времени, вреде тщеславия, и прочего занудства. Понятное дело, что ответственность возросла, так как возросла сила и возможности. Что же касается тщеславия, то я, если честно, вообще не понимала, в каком-таком обществе я смогу блеснуть подобным пороком – наипервейшей моей задачей было не привлекать к себе излишнего внимания со стороны «обычных» людей.
– Не понимаешь? – возражало мне в таких случаях начальство. – А кто меня про соревнования по ушу спрашивал?
– Так ведь я же не хотела на них попасть!
– Не хотела бы – не спрашивала, – парировал Борис Иванович. – Тема закрыта.
В ответ на подобные инсинуации я только покорно вздыхала – спорить с могучим магом под конец тяжелого дня не было ни сил, ни желания. А тот, отчитав меня за норов, переходил к «разбору полетов» – к тому, что у меня не получалось за день. Иногда после таких «разборов» я попадала в лазарет – ожоги подлечить.
Один вечер (а это была пятница) я, наверное, запомню на всю жизнь.
– Ты знаешь, что строить Заповедник мне помогал твой учитель Лин? – огорошил меня Борис Иванович вопросом спустя пару месяцев от начала занятий.
Я стряхнула с себя сонную одурь. Начальство весело сверкнуло глазами – наверное, оно тоже засыпало, на меня, злосчастную, глядючи.
– А я-то гадала, откуда у вас эти пять корпусов взялись! Ведь, следуя обычной логике, их должно быть четыре.
– Это как же? – хитро прищурившись, вопросило начальство.
– Ну… Воздух, вода, земля и огонь, – перечислила я доступные из астрологии знания.
– Ну… Это ты, мать, загнула! – присвистнул Борис Иванович. – До воздуха тебе, вконец испорченной цивилизацией, еще дорасти надо!
– И что, долго расти придется? – обиделась я.
– Как получится, – пожал плечами босс. – Сейчас ты, считай, еще не родилась, дышать тебе не надо, потому и воздуха в твоем обучении не предусмотрено.
Зародыш значит, да? Ну ладно!
– А что, все местные маги зародышами являются?
– Злишься? – проницательно посмотрело на меня начальство.
– Есть немного, – не стала скрывать истину я.
– Это хорошо, – улыбнулся собеседник. – В следующий раз будешь злиться, пойди, соответствующий элемент изучи.
– Это к друидам, что ли? – сопоставила я гнев и соответствующий ему первоэлемент.
– К ним. Или на спортивную площадку – попрактиковаться во внутренних стилях.
– Приму к сведению, – нехотя отозвалась я. Хотя в глубине души признавала частичную правоту начальства. – А все же… Вот изучаю я первоэлементы всякие. И при чем тут термин «магия»?
– А! – беззаботно махнуло рукой начальство. – Все очень просто. Магия – она везде, она вокруг Земли, она пронизывает ее насквозь. Ты просто это забыла, хотя в младенчестве прекрасно ею пользовалась, скорее всего.
– Это как? – оторопела я.
– Родилась такая, – пожало плечами начальство. – Жаль, что в обычной семье. Она-то тебя и воспитала неправильно.
Он взял со стола трубку и затянулся с видимым удовольствием. Не спеша выпустил колечко-другое дыма, потом снова повернулся ко мне.
– Хочешь, я тебя в карцер посажу, и ты поймешь, о чем я говорю? – участливо спросил он.
– Какой еще карцер?
– Ну, это дупло такое в Дереве друидов, – пояснил он. – Ничего страшного.
Я сдуру согласилась.
– Вот и чудесно, – отложив трубку в сторону, заявил босс. – Пойдем скорее.
– Что, прямо сейчас? – удивилась я.
– А тебе что, специальное приглашение требуется? – вопросом на вопрос отозвался Борис Иванович. – Написанное по всем правилам дипломатического искусства? Пошли. Я твоих преподавателей сам предупрежу, если ты задержишься. Не волнуйся.
Вот тут-то мне и стоило насторожиться. Ан нет…
Я пожала плечами, и двинулась к выходу из начальской избушки. В Дереве, вопреки моим ожиданиям, старшего друида не оказалось, зато Антон подозрительно оглядел наш тандем с начальством. Мы прошли мимо него, и двинулись в сторону лестницы.
– Куда это вы? – догнал меня товарищ.
– В дупло, – ответила я. – То есть, в карцер.
– Ты что, с ума сошла?! – загородил товарищ путь наверх. – Не смей этого делать!
– Антон, не мешай, – с нажимом произнес мой провожатый, друид непонимающе моргнул, тупо посмотрел на меня, себе под ноги, пожал плечами, и ушел.
– Что встала? – окликнул меня Борис Иванович. – Пошли.
– А это не опасно? – впервые усомнилась я.
– Не ты первая, – махнул рукой босс. – Ты идешь, или как? Вон оно, уже близко.
Через минуту мы дошли до квадратной площадки. Начальство щелкнуло пальцами, и в стене открылось круглое дупло.
– Полезай, – велел он.
– А как я оттуда выберусь? – запоздало сообразила я. – Сколько мне сидеть-то?
Я молча направилась вслед за начальником. В телепорт.
Меня охватил калейдоскоп радужных брызг, настолько ярких, что я зажмурилась. А когда открыла глаза, то обнаружила себя стоящей в жалкой тени незнакомого мне длиннохвойного дерева. Все кругом было залито солнцем, куда ни глянь, сновали китайцы. Иногда под зонтиками. Иногда в оранжевых монашеских одеяниях. Но чаще все же в гражданской одежде.
Итак, я очутилась в Поднебесной.
В мгновение ока. Это обстоятельство казалось настолько невероятным, что я никак не могла поверить в его возможность. Рот открывался и закрывался, но слова не шли на язык.
– Ты хочешь меня спросить? – иронично осведомился мой проводник. – О чем же?
– А вы что, тоже тут учились?
Ну и вопрос! Я почувствовала, что заливаюсь краской. Но мой провожатый ничуть не удивился.
– Где я только не учился! – ностальгически вздохнул он. – А вот в этом конкретно месте не довелось. Просто здесь один мой хороший приятель, специалист по стихиям, живет. После культурной революции ему и его выжившим коллегам пришлось здорово шифроваться. Поэтому он и работает на местной кафедре физкультуры. Кажется, даже заведующим.
Видать, нелегко приходилось магам в коммунистическом да социалистическом Китае. Но…
– Это же давно было. В смысле, культурная революция давно была.
– А привычка осталась, – назидательно ответило начальство. – Тем более, публичные казни в Поднебесной еще никто не отменял.
Я не нашлась, что возразить. И осведомилась:
– А что это за учебное заведение?
– Точно не помню, – оборачиваясь в поисках разъяснительных надписей, ответил провожатый. – Университет. Сямыньский, кажется. Идем?
Я беспрекословно пошла следом. Не пройдя и двух сотен метров, мы остановились перед зданием из красного кирпича. От крыши здания к земле вели железные растяжки.
«Странная архитектура у китайцев», – на автомате отметила я для себя.
– У них тайфуны часто случаются, и наводнения нередки, – ответил на невысказанный вопрос спутник-телепат.
Мы поднялись на третий этаж, прошли мимо каких-то кабинетов, и остановились перед дверью с испещренной иероглифами табличкой.
– Нам сюда, – прислушиваясь к своим ощущениям, сказал Борис Иванович. – Он сейчас у себя.
Не успели мы постучаться, как на пороге кабинета возник мой будущий учитель ушу. Немаленький такой китаец, даже по европейским меркам. Скользнул по мне ничего не выражающим взглядом, и радостно уставился на моего спутника.
– Болис? Осень лад тебя видеть! И твою спутницу, – произнес он по-русски. – Плоходите в кабинет, нет в ногах плавды.
За чаем мы обговорили все подробности. Точнее, говорило начальство, мне была уготовлена участь помалкивать, да пить ароматный напиток маленькими чашечками. Что я и делала, слушая мяукающего по-китайски Бориса Ивановича.
Кабинет у местного «специалиста по стихиям» был зауряден. Кроме деревянного дивана и чайного столика в нем размещался письменный стол, компьютер, принтер и шкаф. Обычный кабинет. Периодически дверь отворялась, и входила молодая китаянка в спортивном костюме. Иногда с бумажками, иногда без. Наставник, не меняясь особо в лице, мяукал указания. Китаянка кивала, и удалялась легкой спортивной походкой.
Вскоре большие дяди решили мою скорбную участь. Теперь вместо обеденного перерыва я должна была тренироваться у мастера Лина – так звали моего нового наставника. Так было удобнее всего, учитывая разницу во времени – когда в Москве куранты отстукивали час дня, в Сямыне было уже пять вечера. А тренировки у мастера Лина начинались как раз в пять. В другое время он был занят – вероятно, погоду усмирял.
Озвучив принятое решение, начальство засобиралось обратно. Я было поднялась за ним следом, но он покачал головой: остаешься, мол. И вручил мне прибор телепортации, или ПТ, со словами:
– Я бы мог тебе, конечно, постоянный портал навесить… Но это, во-первых, энергоемко. А, во-вторых, опасно – вдруг кто из здешних в него попадет? Правда, это не смертельно. Если, конечно, он не побежит в сосняк и не напорется на Маню.
– Да ладно, я и с ПТ могу путешествовать, – смилостивилась я над китайцами. – Только вот, как он работает, не объясните?
– Да, конечно, – ответил Борис Иванович, бросил пару мяуканий в сторону учителя Лина – мол, объясню сейчас подопечной азбучные истины, и отдам ее тебе на растерзание.
ПТ представлял собой наручные часы, но вместо часов и минут у него были широты и долготы. Чтобы попасть куда требовалось, достаточно было ввести соответствующие координаты с точностью до тысячной доли градуса – и вот ты на месте. Кроме того, корпус прибора был снабжен еще какими-то выступами.
– Это кнопки быстрого доступа, – пояснил он мне. – При нажатии вот этой ты окажешься в Китае. При нажатии той, что правее – в Заповеднике. И, – сделал он усилие, – все остальные уже не функционируют. Подзаряжать прибор не надо, в нем энергии на сотню лет хватит.
И, одарив меня взглядом синих глаз, начальство удалилось. В портал.
А я осталась одна, посреди Поднебесной, без денег и документов, с еще неиспытанным мной прибором в качестве надежды на возвращение. Не могу сказать, что у меня опустились руки, но ошарашена я была изрядно. И как прикажете тренироваться в таком состоянии духа?
Чтобы настроить себя на позитивный (и сказочный) лад, я немедленно окрестила ПТ «скакуном» в честь любимого мною Роберта Асприна. Молодость и воображение победили страх. Настроение улучшилось.
Китаец все это время молча наблюдал за мной.
– Все холосо? Пошли на тлениловку.
Так я приступила к занятиям.
И были они у меня по расписанию, изо дня в день, исключая воскресенье.
Лин-лаоши (учитель Лин, то есть) поставил меня в пару стоек, велел махнуть ногой-рукой, и остался вполне доволен результатом. Еще бы! Я ведь год училась спортивному ушу в пекинском университете, а потом еще в Москве пять раз в неделю китайщиной маялась, все специфическую растяжку подколенных связок терять было жалко. Вот она и пригодилась…
Велев отрабатывать стойки по утрам (вот и будет чем заняться на утренних тренировках с коллегами), Лин-лаоши принялся обучать меня внутренним стилям ушу. Причем по китайской методике – не спеша, с чувством, толком, расстановкой. Вроде бы не очень напряжной была тренировка, а двадцать потов сходило. Каждое упражнение приходилось делать, вкладывая изрядное количество сил, координируя конечности, дыхание и течение жизненной энергии чи.
Что такое эта самая чи, я спрашивала. Даже не один раз. Но разве ее покажешь? Мастер пытался объяснить мне, но я не очень разбиралась в китайской картине мира. Потому он и ограничился тем, что сказал, что чи – это то самое, что дает мне возможность проснуться утром бодрой, и радостно приступить к работе.
А я-то была уверена, что мне магия друидов помогает…
В первой половине тренировок я изучала син-и-цуань, или «кулак формы и воли». А точнее, его базовые элементы, каким-то хитрым образом сочетающиеся с первоэлементами типа огня и иже с ними. Однажды я осведомилась у Бориса Ивановича, как подобное соответствие было обнаружено. Тот, хитро улыбаясь, ответил, что именно это мне и предстоит выяснить самой.
Но единственное, что я пока могла почувствовать, так это гудящие ноги и ломоту в плечах от отработки сотни – другой однообразных мощных ударов со входом, то бишь, продвижением вперед. Порой учитель Лин устраивал демонстрацию «того, как надо» – показывал тот или другой «кулак», или удар. Его движения были то мощными и стремительными, как прыжок тигра, то плавными, подобно течению могучей реки. И вот что было поразительно – от учителя то жаром дышало, то речной свежестью веяло. Может, мне это от усталости казалось, но, вполне вероятно, что и нет. Но самое удивительное было не это. А то, что смотреть на него было необычайно полезно для сердечной мышцы – улучшалось настроение, выравнивалось сердцебиение. Создавалось такое впечатление, что вместо сердца у наставника стоит магнитная катушка, и все, что попадает в поле ее действия, настраивает согласно собственной частоте.
Иногда мастер Лин показывал применения техник. Становиться напротив него было даже не страшно. А как-то сразу понятно, что бесполезно – сметет, и не заметит.
В общем, развлекал он хлипкую ученицу, давал отдышаться, потом хитро улыбался, и говорил:
– А тепель иди, и ходи по клугу!
То есть, багуа изучай. Восемь шагов в одну сторону, поворот, восемь в другую. Каждый поворот не просто так, но со смыслом. Смысл заключался в основном в том, чтобы вывернуться из цепких объятий врага, и со всей дури наварить ему в пах. Способов нанести тяжкие телесные повреждения, а то и вовсе оставить противника без потомства, было много. Но я пока долбила базовые восемь. На первый взгляд нехитрое это занятие осложнялось тем, что ходить надо было на полусогнутых ногах. Но легко, свободно и мощно одновременно. А потом замирать в низких стойках – да так, что конечности сводило от статической позы.
Возвращалась я из Китая обычно абсолютно мокрая – от и до. Правильно сделал Борис Иванович, что кнопки на ПТ настроил, а то я с усталости все координаты бы позабыла, и куда-нибудь не туда угодила. Но весь ужас ситуации заключался в том, что когда я появлялась в Заповеднике, было всего три часа пополудни. Времени в обрез хватало на то, чтобы принять душ, переодеться в сухую одежду, перекусить, и мчаться дальше на занятия.
***
По прочим дисциплинам боевые маги тоже были мне не соратники – все они, в той или иной степени, но ушли вперед. Поэтому-то мне выдали репетиторов. Наверное, в наказание последним.
О том, как употребить на практике силу человеческих эмоций, до меня доносили два пожилых, умудренных жизненным и магическим опытом эмпата. Светлого величали Никитой Матвеевичем, а темного – Афанасием Матвеевичем. Вероятно, они были братьями, но упорно не желали в этом признаваться.
Аудитория находилась на нейтральной территории корпуса эмпатов – в рукопожатии тролля. Так что я ошиблась на ознакомительной экскурсии – не было толстой бронированной двери. Было две – на входах на нейтральную территорию. На занятиях я не столько слушала эмпатов, сколько училась глобальному пофигизму. Тем паче, что во всех наставлениях моего китайского наставника звучал один и тот же призыв – ни в коем случае не действовать в состоянии аффекта. Не поддаваться сиюминутным порывам, но развивать внутреннюю силу – то есть совершенствовать навыки, прямо противоположные тем, что до меня пытались донести эмпаты.
Но, поскольку я должна была тратить свое драгоценное время не на сон, но на посещение двуличного тролля, я тоже кое-чему научилась. Дождаться, когда один наставник долбанет в другого зарядом эмоций, и отзеркалить то, что от него рикошетило, выданным начальством амулетом-накопителем – сама-то я еще практически ничего не умела. Эмпаты уворачивались, нейтрализовывали остаточное заклинание, грозили мне пальцем. Напоминали о том, что у меня висит на шее экранирующий амулет. Но не обижали.
Спустя какой-то месяц с начала занятий я могла предугадать момент действия противника с точностью до наносекунды. Неизвестно, на что именно рассчитывал Борис Иванович, когда направлял меня на занятия с Матвеичами, но результат ему понравился.
А как эти два дядьки ругались время от времени – любо-дорого посмотреть! Я в такие минуты отдыхала душой и телом. Может, это на них магия места действовала, и троллю хотелось вспомнить молодость – не знаю. Но получалось у Матвеичей браниться очень и очень забавно.
Обычно начинал заводиться светлый. Но, справедливости ради надо отметить, только после того, как темный эмпат с восторгом описывал, как велика сила отрицательных эмоций. И что она работает у всех без исключения, и обычных людей, и магов.
– Допустим, – говорил темный Матвеич, хитро косясь в сторону оппонента, – у простого человека, далеко не мага, нет ни сил, ни желания тащиться на давным-давно опостылевшую работу. И лежит он в постели, и думает, как бы это ему половчее от дела отвертеться. И понимает, что не получится – все отгулы использованы на годы вперед, и падает духом. Он представляет себе, как сейчас он встанет, заправится завтраком, будет часами стоять в пробке, а потом сядет в душном офисе на свое рабочее место. И рядом с ним, нарушая личностные границы, будут сидеть такие же бедолаги, что и он сам. И тут он вдруг вспоминает, как намедни его коллега Петька опростоволосился перед начальством, и зело злорадствует этому обстоятельству. Да так, что незаметно для себя поднимается с кровати.
На этом месте светлый Матвеич обычно не выдерживал, и с пеной у рта принимался доказывать, что того же самого человека может поднять с кровати какое-нибудь особо радостное событие.
– Ага, получка его с кровати подымет, – ехидно добавлял темный эмпат. – Я же говорю, только корысть управляет людьми, только корысть!
Светлый эмпат возражал, что, мол, человек душу свою бессмертную таким вот всплеском энергии губит, и нечего такие примеры благовоспитанной молодежи приводить. Темный парировал, что природа человека, а, следовательно, и душа, порочна изначально. И что молодой и симпатичной девушке знать об этом полезно для здоровья.
Потом они иногда вспоминали обо мне, (а иногда – нет, поскольку им для полного счастья вполне хватало общества друг друга), и сверлили меня проницательными взглядами. Каждый жаждал одобрения. Я со свойственной мне широтой натуры одаривала одного восхищенной улыбкой, а второго понимающим взглядом. Матвеичи, получив ожидаемую реакцию благодарного зрителя, продолжали представление.
А я снова обдумывала, в какой момент лучше всего воздействовать на выведенных из состояния душевного равновесия наставников.
Покинув Матвеичей, я направлялась на лекции по стихийной магии. Природу первоэлементов мне освещала аж магистр пяти первоэлементов, Татьяна Георгиевна. Эта громадная представительница женского пола так сильно смахивала на политика Жириновского, что я про себя ее окрестила соответствующим образом. Ее манера вести занятия компенсировала мое тунеядство у эмпатов, да и магическим накопителем тут было запрещено пользоваться – приходилось самой потеть. Одно было хорошо в этой истории – натаскивала меня наставница на дому. И имела обыкновение поить чаем с карамельками. Последние, учитывая количество вложенной энергии, шли на ура.
– Ты есть тундра! – гремела мадам Жириновская по малейшему поводу. – Ну как можно не понимать таких элементарных вещей?
У нее все было элементарным – от знаний до предмета изучения – ведь мы с ней имели дело с элементалами. Воды, огня, металла, и иже с ними. Чтобы зажечь свечу, нужно было призвать огненного элементала, и войдя с ним в дружеское общение, уговорить потрудиться. Основная проблема состояла в том, что характер у элементалов огня был на редкость буйным и несговорчивым. И, стоило только хоть чуть-чуть разозлиться (а как не злиться, когда уже по сотому разу пытаешься зажечь эту долбаную свечу!), как тут же возникал маленький такой пожар. А ведь это нехитрое действие у меня еще до начала обучения в Заповеднике получалось…
А бесконечные попытки вскипятить воду взглядом!
– Так что ты, говоришь, тебе там было непонятно? Как воду кипятить? Зачем тебе количество теплоты куда-то прикладывать? Оставь ты уже свое физическое образование в покое! Научись контачить с элементалами!
Дальше шло в том же духе: что я не тем местом колдую, что мне надо работать тормозом на маневренном локомотиве, а не в магию соваться, что… Много еще чего…
Иногда даже карамельки не могли перебить привкус горечи от собственной тупости.
Дерево я постигала все же отдельно – старший друид настоял. Пыталась совладать с вьюнками и лианами, учила язык деревьев. На этих занятиях я и сдружилась с Антоном окончательно. Именно он не дал мне окончательно пасть духом, когда выяснилось, что древесные языки я осилить неспособна. А без них – не вырастить ни избушки, ни захудалого пенечка…
Помню, в один прекрасный день я выложилась по полной программе – что у мастера Лина, что, затем, у мадам Жириновской. В дерево Друидов я едва заползла, и высунув от натуги язык, плюхнулась на деревянную скамейку.
– Нелегко тебе приходится? – посочувствовал мне Антон.
– А ты как думаешь? – вяло огрызнулась я.
– О, силы еще есть, – констатировал друид. – Тогда приступим.
Я тяжело вздохнула, и постаралась войти в контакт с тоненьким побегом лианы, фривольно разлегшимся у ног Антона.
– Закрой глаза, легче будет, – посоветовал молодой друид.
Сидела я так минут десять, вспотела вся – свежая футболка промокла. Я потом у меня не стало сил напрягаться, и я расслабилась. Каково же было мое удивление, когда я услышала радостный возглас друида:
– Она шевельнулась! И смотри – ползет!
– Кто?! – аж вскочила я.
– Да лиана эта несговорчивая! Ура!!
На радостях Антон бросился было хлопнуть меня по плечу, но забыл об обретшем самостоятельность растении, опутавшем его ступни, и растянулся во весь рост. На звук упавшего тела подоспел старый друид, и, когда узнал в чем дело, чуть не прослезился от радости.
– Ну, слава тебе, Дерево! – воздел он посох вверх. – Все-таки, ты на что-то годишься!
В ходе этих занятий выяснилось, что утонченный Антон обладал изрядной долей чертовщинки в характере. Вроде тихий-спокойный, а как отмочит что-нибудь – так всех святых выноси! И на то у него были свои причины.
Однажды, еще в подростковом возрасте, ему сильно досталось от темных эмпатов-недоучек: юный друид неосмотрительно зашел на площадку перед троллем эмпатов. Он отбивался, как мог, но силы были уж слишком неравными – один друид против пятерых неуравновешенных темных. Выращенные им лианы смогли только на какое-то время обездвижить троих маленьких негодяев, но остальные изрядно его отмутузили. Дело могло бы закончиться и вовсе печально, не подоспей подкрепление из юных светлых. А там и Борис Иванович с дедом Максом подбежали. С тех пор, кстати, и была проведена сигнализация в кабинет начальства – та самая, которую я услышала в самый первый день пребывания в Заповеднике.
Антон остался жив. Отделался он парой переломов, полностью спаленными волосами и ожогами разной степени тяжести. Где-то с неделю провалялся в лазарете – все книжки, какие нашлись у старшего друида, перечитал. А нашлись у деда почему-то только добрые книжки. Не помогло.
Выздоровев, юный друид, хакер этакий, взломал ключ-пароль в лагерь темных, и заставил елочные избушки нашептывать обидчикам сны о добром и вечном. Те чуть было гробы (мода у них такая на кровати была) не разнесли от подобных «ночных кошмаров», но проснуться так не смогли. Компоненту магии сна в жилище обидчиков юный друид не нарушал. Наоборот, усилил…
Незадачливых юных магов еще долго приводили в себя после этого случая.
Антону, конечно же, влетело от наставников по первое число. Но не настолько сильно, чтобы отучить давать сдачи. Более того, с годами друид подучил оборонную магию, и темные тинэйджеры-маги уже не решались на него нападать. А после нескольких честных учебных поединков, в результате которых в лазарете отлеживались исключительно эмпаты, против Антона вообще никто из темных не выходил.
Но была у этого всего и оборотная сторона – характер у друида, закалившись в боях, немного отличался от общепринятой нормы. Поначалу Антон вообще ничего путного, кроме «кактусов», вырастить не мог. Дубы там, липы, березы – все одно с колючками получались. Конечно, к концу официального обучения, к двадцати пяти годам, Антон знал и умел все, что полагается друиду. И даже больше. Но характер у него так и остался колючим. И, вместо того, чтобы уходить в сторону от любых конфликтов задолго до того, как они начнутся, парень вступал в борьбу со злом и несправедливостью. Потому-то он все никак не мог выйти из звания ученика, хотя по знаниям и умениям был давным-давно достоин посоха специалиста. Дед Макс вздыхал, но не торопил события – все равно ведь бесполезно.
А я, глядя эту на эту пару ученик – учитель, сильных отличий в характерах не очень-то замечала, если честно. На мой взгляд, дед Макс тоже особой уступчивостью не отличался…
***
Под конец учебного дня я посещала начальство – Борис Иванович заявил, что будет меня первые месяцы обучать лично. Его занятия начинались отнюдь не с полезного умения постановки защиты. Но с лекции об ответственности за поступки, выборе в каждый момент времени, вреде тщеславия, и прочего занудства. Понятное дело, что ответственность возросла, так как возросла сила и возможности. Что же касается тщеславия, то я, если честно, вообще не понимала, в каком-таком обществе я смогу блеснуть подобным пороком – наипервейшей моей задачей было не привлекать к себе излишнего внимания со стороны «обычных» людей.
– Не понимаешь? – возражало мне в таких случаях начальство. – А кто меня про соревнования по ушу спрашивал?
– Так ведь я же не хотела на них попасть!
– Не хотела бы – не спрашивала, – парировал Борис Иванович. – Тема закрыта.
В ответ на подобные инсинуации я только покорно вздыхала – спорить с могучим магом под конец тяжелого дня не было ни сил, ни желания. А тот, отчитав меня за норов, переходил к «разбору полетов» – к тому, что у меня не получалось за день. Иногда после таких «разборов» я попадала в лазарет – ожоги подлечить.
Один вечер (а это была пятница) я, наверное, запомню на всю жизнь.
– Ты знаешь, что строить Заповедник мне помогал твой учитель Лин? – огорошил меня Борис Иванович вопросом спустя пару месяцев от начала занятий.
Я стряхнула с себя сонную одурь. Начальство весело сверкнуло глазами – наверное, оно тоже засыпало, на меня, злосчастную, глядючи.
– А я-то гадала, откуда у вас эти пять корпусов взялись! Ведь, следуя обычной логике, их должно быть четыре.
– Это как же? – хитро прищурившись, вопросило начальство.
– Ну… Воздух, вода, земля и огонь, – перечислила я доступные из астрологии знания.
– Ну… Это ты, мать, загнула! – присвистнул Борис Иванович. – До воздуха тебе, вконец испорченной цивилизацией, еще дорасти надо!
– И что, долго расти придется? – обиделась я.
– Как получится, – пожал плечами босс. – Сейчас ты, считай, еще не родилась, дышать тебе не надо, потому и воздуха в твоем обучении не предусмотрено.
Зародыш значит, да? Ну ладно!
– А что, все местные маги зародышами являются?
– Злишься? – проницательно посмотрело на меня начальство.
– Есть немного, – не стала скрывать истину я.
– Это хорошо, – улыбнулся собеседник. – В следующий раз будешь злиться, пойди, соответствующий элемент изучи.
– Это к друидам, что ли? – сопоставила я гнев и соответствующий ему первоэлемент.
– К ним. Или на спортивную площадку – попрактиковаться во внутренних стилях.
– Приму к сведению, – нехотя отозвалась я. Хотя в глубине души признавала частичную правоту начальства. – А все же… Вот изучаю я первоэлементы всякие. И при чем тут термин «магия»?
– А! – беззаботно махнуло рукой начальство. – Все очень просто. Магия – она везде, она вокруг Земли, она пронизывает ее насквозь. Ты просто это забыла, хотя в младенчестве прекрасно ею пользовалась, скорее всего.
– Это как? – оторопела я.
– Родилась такая, – пожало плечами начальство. – Жаль, что в обычной семье. Она-то тебя и воспитала неправильно.
Он взял со стола трубку и затянулся с видимым удовольствием. Не спеша выпустил колечко-другое дыма, потом снова повернулся ко мне.
– Хочешь, я тебя в карцер посажу, и ты поймешь, о чем я говорю? – участливо спросил он.
– Какой еще карцер?
– Ну, это дупло такое в Дереве друидов, – пояснил он. – Ничего страшного.
Я сдуру согласилась.
– Вот и чудесно, – отложив трубку в сторону, заявил босс. – Пойдем скорее.
– Что, прямо сейчас? – удивилась я.
– А тебе что, специальное приглашение требуется? – вопросом на вопрос отозвался Борис Иванович. – Написанное по всем правилам дипломатического искусства? Пошли. Я твоих преподавателей сам предупрежу, если ты задержишься. Не волнуйся.
Вот тут-то мне и стоило насторожиться. Ан нет…
Я пожала плечами, и двинулась к выходу из начальской избушки. В Дереве, вопреки моим ожиданиям, старшего друида не оказалось, зато Антон подозрительно оглядел наш тандем с начальством. Мы прошли мимо него, и двинулись в сторону лестницы.
– Куда это вы? – догнал меня товарищ.
– В дупло, – ответила я. – То есть, в карцер.
– Ты что, с ума сошла?! – загородил товарищ путь наверх. – Не смей этого делать!
– Антон, не мешай, – с нажимом произнес мой провожатый, друид непонимающе моргнул, тупо посмотрел на меня, себе под ноги, пожал плечами, и ушел.
– Что встала? – окликнул меня Борис Иванович. – Пошли.
– А это не опасно? – впервые усомнилась я.
– Не ты первая, – махнул рукой босс. – Ты идешь, или как? Вон оно, уже близко.
Через минуту мы дошли до квадратной площадки. Начальство щелкнуло пальцами, и в стене открылось круглое дупло.
– Полезай, – велел он.
– А как я оттуда выберусь? – запоздало сообразила я. – Сколько мне сидеть-то?