Страница:
– Давайте-ка прочешем лес ярдов на сто! – крикнул Суэггер. – Смотри в оба, ребята.
В ответ на решение Суэггера Джед Поузи сплюнул в пыль, но встретиться с ним взглядом не осмелился. Старик резко рванул за поводок с тремя псами, и маленькая группа направилась в лес.
Пробираться меж деревьев оказалось нелегко; лес будто противился пришельцам. Склон становился круче, ноги заплетались, путаясь в колючих кустах; сквозь сосняк не протоптано ни единой тропинки. Вместо ожидаемой прохлады в сумраке леса было душно и жарко. Темноту прорезали косые лучи солнца. Пот разъедал Эрлу глаза.
– Проклятье! – раздраженно вскричал Джед Поузи, в очередной раз споткнувшись о колючий куст. – Ну и пикничок, Эрл. Разве эта работа для белого человека. Пусть негры тебе прокладывают дорогу через это дерьмо.
С подобным замечанием даже Эрл не мог не согласиться. Бессмысленная трата сил и времени. Уже за десять шагов ничего не разглядеть – пыль столбом.
– Ладно, – произнес Эрл, смирившись с поражением. – Давай выбираться отсюда.
– Мистер Эрл? – раздался голос Попа.
– Мы уходим, Поп. Там ничего нет.
– Мистер Эрл. Молли нашел что-то.
Эрл устремил взгляд в его сторону. Два пса помоложе лежали на земле, опустив головы на глинистую почву; их влажные розовые языки безжизненно вывалились из полураскрытых пастей. Они дышали тяжело, раздосадованные своей неудачей. Молли, напротив, сидел неподвижно, с высоко поднятой головой; взгляд вопросительно-спокойный. И вдруг пес завыл, протяжно, гортанно, с характерной осмысленной интонацией. Этот чисто животный звук исходил, казалось, не из горла, а потом вскочил, завертелся на месте, энергично завиляв хвостом, и, остановившись, носом указал на свою находку.
– Он нашел ее, мистер Эрл, – сказал Поп. – Она здесь.
– Проклятье, – кричал Джимми Пай. – Черт побери, парень, покрути ручку-то! Терпеть не могу тишины!
Длинные светлые волосы Джимми, уложенные с помощью геля «Брилкрим», золотом сверкали в лучах яркого солнца, подчеркивая красоту изящных черт его лица.
Толстые пальцы Буба крутили ручку приемника, но отголоски музыки, которую якобы слышал Джимми, окончательно растворились в эфире.
– Дж-Дж-Джимми. Не могу н-н-н-найти…
– Давай, давай, парень. Продолжай, черт побери, ну, скажи.
Но у Буба ничего не получалось. Слово застряло где-то между мозгами и языком, запуталось в паутине раздражения и тщетных усилий. Проклятье, когда он научится разговаривать, как настоящий мужчина?
Буб, полноватый медлительный юноша девятнадцати лет, одно время работал подмастерьем плотника в строительной компании «Уилтонз констракшн», которая находилась в Блу-Ай, но, поскольку он так и не освоил ремесло, его уволили. Перед своим двоюродным братом, который был старше, Буб благоговел, с малых лет восхищался им, ведь Джимми считался лучшим защитником из всех, кто когда-либо жил в Полк-Каунти: за год до окончания школы его рейтинг составлял 368, он мог бы играть в младшей лиге или в команде Арканзасского университета, если бы не угодил за решетку.
То, что испытывал Буб по отношению к Джимми теперь, было больше, чем благоговейный трепет: наверное, он любил брата. Казалось, даже воздух пропитан обаянием Джимми; он распространял вокруг себя уверенность, одним своим присутствием разрушал все преграды.
– Крути, парень! – вопил Джимми с ликованием на лице. – Найди хорошую музыку. Только не негритянское вытье. И не деревенскую дребедень. Нет, сэр, я хочу послушать рок-н-ролл, желаю услышать «Рок круглые сутки» в исполнении Билла Хейли и его чертовых «Комет».
Буб сосредоточенно крутил ручку приемника, пытаясь найти мощные радиостанции Мемфиса или Сент-Луиса, но боги почему-то отказывались помочь, и из динамика выплескивалась, причем громко, без помех, как раз та самая «дребедень», которая не нравилась Джимми: радиостанция Литл-Рока передавала «КУИН», Тексаркана потчевала слушателей лучезарной музыкой негритянской группы «КГОД». Но Джимми не сердился. Забавляясь борьбой Буба с радиоприемником, он время от времени похлопывал его по плечу.
За рулем сидел Джимми. Где, черт бы его побрал, он раздобыл автомобиль? Буба переполняла любовь к брату, когда он прибыл к воротам тюрьмы Форт-Смита, расположенной в западной части города, поэтому у него и мысли не возникло спросить про машину, а Джимми не стал ничего объяснять. А автомобиль красивый – блестящий элегантный «фэрлейн», новенький, будто только что выехал из демонстрационного павильона, с автоматической коробкой передач и, конечно же, с откидывающимся верхом. Джимми вел машину, как Бог. Он несся по Роджерс-авеню, обгоняя другие автомобили, весело сигналил, с уверенностью кинозвезды зазывно махал рукой молоденьким девушкам.
Те неизменно махали ему в ответ, и это смущало Буба. Джимми был женатый человек. Он состоял в браке с Эди Уайт, дочерью вдовы Джеффа Уайта, а она считалась первой красавицей. И охота Джимми флиртовать с незнакомками? Ведь все так замечательно устроено. Мистер Эрл нашел Джимми работу на лесопилке в Нанли; Джимми с Эди будут жить в коттедже на окраине города, на скотоводческой ферме, хозяин которой, Рэнс Лонгэкр, не так давно умер. Мисс Конни Лонгэкр, вдова Рэнса, обещала не брать с них денег за проживание, если Джимми будет помогать перегонять скот. Джимми тем временем научится ремеслу на лесопилке. Может быть, даже выбьется в управляющие. Все так хотят, чтобы у него получилось.
– Посмотри на тех девчонок, – говорил Джимми, обгоняя микроавтобус «Понтиак». Четыре миловидные светловолосые девушки, по виду – настоящие капитанши болельщиков, улыбнулись, услышав возглас Джимми:
– Эй, красотки, хотите мороженого?
Девушки рассмеялись, понимая, что Джимми, такой симпатичный и шумный парень, не имел в виду ничего дурного. Тут Буб заметил, что их автомобиль заехал за разделительную линию и прямо на них надвигается грузовик.
– Дж-дж-дж-дж…
– Слушай, поехали в кино, в «Скай-Вью», например, на «Соблазнительную девушку»! – вопил Джимми.
Грузовик…
Водитель грузовика засигналил.
Девушки закричали.
Джимми расхохотался.
– Дж-дж-дж-дж…
Джимми одним движением кисти крутанул руль, нажав ногой на педаль акселератора, и с мастерством настоящего гонщика втиснул машину в крошечное пространство между микроавтобусом, едущим справа, и грузовиком, несущимся навстречу с пронзительным ревом и громыханием.
– Ууууууу! – напевал Джимми. – Я – свободный человек, черт возьми.
На следующем повороте он резко свернул влево, выбросив из-под колес фонтан гравия, и поехал вновь к центру города.
– Найди мне музыку, Буб Пай, старый ты пес.
Буб уловил знакомый ритмичный мотив, как раз то, что просил брат.
– Черномазый поет, – заметил Джимми.
– Н-н-н-н-нет, – наконец-то выговорил Буб. – Это белый. Просто у него голос, как у негра.
Джимми стал вслушиваться. Действительно, белый. Белый парень с хорошим чувством ритма. Белый парень, в котором сидит негр, энергичный, полный жизненных сил, горячий и опасный.
– Как зовут певца? – поинтересовался Джимми.
Буб не помнил. Какое-то новое имя, трудно запоминающееся.
– Не могу вспомнить. Будь он проклят, – ответил Буб.
– Ну и дурак, – прокомментировал Джимми, широко раздвигая губы в знакомой улыбке, как бы давая понять, что это не имеет для него никакого значения.
Джимми взглянул на часы. По-видимому, он знал, куда направляется. А вот Буб пребывал в неведении; до этого он всего несколько раз заезжал в Форт-Смит.
Вскоре Джимми затормозил.
– Как раз полдень, – сказал он.
Они остановились в оживленном месте на бульваре Мидлэнд, напротив большого продовольственного магазина с вывеской «Продукты ИГА». Буб впервые видел такой большой продовольственный магазин.
– Черт побери, – произнес Джимми. – Ты только посмотри, Буб? Посмотри, сколько здесь народу. И все тратят свои чертовы деньги на жратву. Эй, парень, да в этом месте, наверное, скопилось никак не меньше пятидесяти-шестидесяти тысяч долларов.
«Интересно, к чему он клонит?» – спрашивал себя Буб. Ему не нравился разговор Джимми.
– Дж-дж-дж-дж-дж…
Но, будь он проклят, Джимми – удачливый парень.
Час, два, три, четыре часа – РОК,
Пять, шесть, семь, восемь часов – РОК,
Девять, десять, одиннадцать, двенадцать часов – РОК.
Мы до упаду будем сегодня танцевать
РОК! РОК, РОК, РОК – до утра один РОК!
Спущенные с поводка собаки нашли ее. Эрл слышал их возбужденный истошный лай.
– Они, собаки, не…
– Они ничего не тронут, – заверил Поп.
– Сюда, сюда! – кричал Джед Поузи. – Черт бы вас побрал, сюда идите!
Тяжело дыша, Эрл с трудом продирался вверх по склону сквозь деревья и колючие кусты и наконец вышел на расчищенный, не защищенный тенью участок, под убийственно палящие лучи солнца.
Джед, с тяжело вздымающейся грудью, стоял у оврага, стенки и дно которого были из глинистого сланца; иссушенная беспощадным солнцем земля окаменела и потрескалась. По другую сторону оврага сидели три пса, отгоняя лаем злого духа. Однако злой дух уже побывал здесь и сделал свое дело.
Ширелл лежала на боку; льняная розовая юбка задрана до пояса, трусики сняты, блузка содрана – постыдное зрелище. Широко открытые глаза смотрят безжизненно. На серой, почти бесцветной коже – толстый слой пыли. Все тело раздулось, напоминая накачанный воздушный шар в форме человека. Левая часть лица девушки, куда, очевидно, ударили камнем, – сплошной синяк, покрытый потрескавшейся коркой запекшейся крови. В трех шагах от трупа валялся камень со следами почерневшей крови.
– Все дырки наружу, – отметил Джед. – Вон смотрите, все видно.
Да, конечно, еще как видно. Взглянув на мертвую девушку, Эрл заметил сгусток черной крови на ее половых органах и еще, похоже, ушибы и ссадины. Над разлагающимся трупом жужжали мухи.
Участник трех крупных сражений за тихоокеанские острова, Эрл видел смерть во всех ее проявлениях. Да и сам не раз прощался с жизнью. Но эта девочка, обезображенная распиравшими ее газами, оставленная гнить в стороне от дороги на холме, выглядела такой раздавленной и брошенной, что у него от жалости все переворачивалось внутри, – а ведь он считал, что долгие бои на Тараве, пламя огнеметов на Сайпане и автоматные очереди, унесшие жизнь стольких солдат на Иводзиме, давно уже превратили его сердце в камень. Он насмотрелся на мертвецов, и на японцев, и на американцев, но ни один из них не был так бессмысленно, так жестоко изуродован.
Лем Толливер шумно сплюнул табак.
– Проклятые негры, – проговорил он. – Что они делают с себе подобными! И зачем только их привезли сюда. Сидели бы в Африке в своих джунглях.
– Лем, – обратился к помощнику шерифа Суэггер, – забирай ребят и идите к моей машине. Я хочу, чтобы вы…
– Эй, Эрл, – окликнул его Джед Поузи. Лам расхохотался. – Эй, Эрл, не возражаешь, если я разок бесплатно попользуюсь? Пока ты ее не привел в порядок. Слушай, а почему бы нет? Ей ведь все равно. И теперь она уж явно не девственница.
Эрл, сжав кулак, ткнул Джеда в челюсть, чуть ниже уха, вложив в этот короткий резкий удар всю клокотавшую в нем злость. Тот отлетел назад, едва не откусив себе язык; изо рта хлынула кровь, заливая тюремную робу. При падении Джед поднял столб пыли и теперь лежал недвижно, подняв руку в знак смирения. Эрл шагнул к нему, как бы намереваясь поддать еще; Джед вскочил на четвереньки; на лице – страх, страх человека, сознающего, что соперник намного превосходит его в силе.
– Не бей его больше, Эрл, – вступился за брата Лам Поузи.
– Убери отсюда этот кусок дерьма, – обратился Суэггер к Лему. – Чтобы духу его здесь не было. Идите к моей машине, свяжись по радио с Гринвудскими казармами, передай, что совершено преступление, тяжкое, по статье 10-39. Пусть пришлют следственную группу, и как можно быстрее. А также группу экспертов-криминалистов, – на тот случай, если наш парень оставил отпечатки и так далее. Вызови Сэма Винсента. Он тоже должен быть здесь, как представитель прокуратуры. Поможет мне усадить этого ублюдка на электрический стул. Позвони шерифу, скажи, чтобы прислал сюда своих людей; они должны тщательно обследовать место в поисках улик. Свяжись с коронером; нужно внимательно осмотреть тело. Вопросы есть, Лем?
– Нет, все понял, Эрл.
– Поп, пока отдыхай. Накорми собак и отведи их в тень. Возможно, их помощь еще понадобится. Может быть, им удастся взять след того, кто это сделал. Ясно, Поп?
– Да, сэр.
– А теперь идите.
Мужчины повернулись и пошли вниз по склону. Лам Поузи поддерживал истекающего кровью брата, помогая ему спускаться.
Эрл остался наедине с трупом.
Ну вот, детка, говорил он про себя, а теперь твоя очередь отвечать на вопросы, чтобы помочь мне найти убийцу. И, клянусь, я изжарю его задницу на электрическом стуле.
Эрл не считал себя Шерлоком Холмсом и не вел дела об убийствах. Собственно, он впервые занимался расследованием тяжкого преступления такого рода. Прежде ему случалось проводить лишь дознания по факту лишения жизни, когда личность убийцы не составляло труда установить: всегда находились свидетели или были известны мотивы преступления. Данный случай отличался от всех предыдущих: спрятанный труп пролежал в лесу почти неделю. Загадочное происшествие. С подобным Эрл еще не сталкивался. Однако Эрл Суэггер был профессиональным блюстителем закона, и для него существовали только два идола – долг и справедливость. До мозга костей преданный своему делу, он не признавал компромиссов и, глядя на убитую девочку, представлял себе только один результат – наказание преступника. Ненаказанный убийца – это все равно что огромная дыра в стене Вселенной. И заткнуть ее должен именно он, Эрл.
С методичностью профессионала Суэггер принялся за работу, не замечая ни бьющего в нос запаха смерти, ни жужжания мух над трупом, ни непристойности самого преступления. В первую очередь нужно составить полную картину места происшествия. Позже фотографы заснимут все, что сочтут нужным, а сейчас он запечатлеет общий вид тела и то, как оно расположено. Суэггер решил прибегнуть к методу триангуляции, весьма эффективному, когда рядом нет ориентиров вроде дороги. В качестве трех точек он выбрал ближнее дерево примерно в двадцати пяти футах от головы девушки, лишенный растительности край оврага, где лежал труп, и, с правой стороны, торчащий из земли камень. После, изломав палку наподобие позы девушки, положил ее между отмеченными объектами.
По завершении первого этапа Суэггер стал внимательно изучать почву в поисках каких-либо следов, предметов или кусочков предметов, свидетельствовавших о пребывании здесь человека или нескольких человек, которые принесли и бросили в лесу девушку. Но земля, твердая и сухая, не сохранила никаких улик. Неожиданно налетевший ветерок, вздымая пыль, забился в складках платья Ширелл и так же внезапно стих.
Теперь Эрл приблизился к телу. Позже трупом займутся настоящие эксперты, сотрудники уголовного отдела. Они соберут всю информацию: волокна, отпечатки пальцев, если они есть, пятна крови, содержание воды в организме убитой и тому подобное. Ну а он, со своей стороны, постарается выведать у бедной девочки, что сможет.
«Поговори со мной, лапочка», – молча просил Эрл, ощущая в душе невыносимо болезненный прилив нежности. Ему хотелось взять девочку на руки, успокоить ее боль. Но ведь она уже не чувствует боли, ее вообще больше нет, осталась только раздутая оболочка. Ее душа у Бога. Эрл тряхнул головой, чтобы привести в порядок мысли, и продолжил немой монолог: «Ну, не молчи, скажи Эрлу, кто сотворил с тобой такое».
Он смотрел в пустые, бездонные глаза девушки, на ее обезображенную фигуру, на пятна крови, синяки, страшные ссадины, и его профессиональные выдержка и бесстрастность растворялись в волнах безнадежного отчаяния, – потому что на месте этой несчастной он видел собственного сына, своего серьезного, задумчивого мальчика, который, казалось, почти никогда не смеялся, видел своего Боба Ли, такого же истерзанного, изуродованного, брошенного гнить, как падаль. Безысходность захлестнула все существо Эрла. На секунду он перестал быть полицейским. Он помнил только, что он – отец, жаждущий мести. В пелене застилающего глаза красного тумана он видел себя с пулеметом в руках, расстреливающим убийцу, кто бы он ни был, от имени всех отцов, живущих на Земле.
Суэггер стряхнул с себя оцепенение, вновь обретя хладнокровие, и продолжил поиск ответов на свои сухие профессиональные вопросы, давая оценку всему, что можно было оценить, разбираясь во всем, в чем мог разобраться. На трупе довольно толстый налет пыли. От того, что он лежит здесь несколько дней? Возможно, но более вероятно, размышлял Эрл, что девушку убили где-то в другом месте, а потом привезли сюда. Если бы тот камень служил орудием убийства, на нем было бы гораздо больше крови. Наклонившись над девушкой, он стал рассматривать сгусток застывшей крови на голове. Никаких брызг, обычная лужица, а это значит, что загустевшая кровь сочилась медленно. Если бы Ширелл погибла от удара по голове, крови, разумеется, было бы больше. Очевидно, сделал вывод Суэггер, убийца или кто-то другой ударил камнем уже мертвую девушку, чтобы создать видимость, будто убийство произошло в этом месте. Но зачем? Эрл склонился к горлу Ширелл: так и есть – синяки. Значит, ее задушили, а не забили до смерти? Суэггер отметил этот факт в записной книжке.
Тут он увидел на серебристой коже плеча красное пятно, но не влажное, а сухое. Эрл тронул пятно пальцем: пыль, красная пыль. Хммм? Он перевел взгляд на ладонь девушки, осторожно раскрыл ее и стал рассматривать пальцы убитой: под ногтями четырех пальцев – темные полумесяцы. Возможно, запекшаяся кровь, но, более вероятно, та же красная пыль, что он заметил на плече. Решение вынесет судебная экспертиза.
Красная пыль? Может быть, красная глина? Эта мысль засела в голове, напоминая о чем-то. Ага, есть: милях в десяти от Блу-Ай, если ехать по шоссе №88, возле местечка под названием Инк находится заброшенный карьер с красной глиной. На картах он не отмечен, но местные жители величают его «Маленькой Джорджией» – в честь штата, славящегося залежами красной глины.
«Маленькая Джорджия», – записал Суэггер в своем блокноте.
Он стал разглядывать другую руку убитой. Она была подвернута; девушка лежала на ней. Суэггеру показалось, что в стиснутом в предсмертных судорогах кулаке зажат какой-то обрывок: бумага или еще что-то. Эрл понимал, что не должен трогать труп, но желание узнать побольше перевесило. Он стал карандашом осторожно расправлять маленькую ладонь, пока из нее не выпала драгоценная находка. Рука Ширелл отчаянно сжимала кусочек материи, который девушка, судя по всему, содрала с преступника. Эрл карандашом расправил ткань. Похоже на карман от хлопчатобумажной рубашки. И какая удача – монограмма!
Три большие буквы: РДФ.
«Неужели все так просто? – спрашивал себя Эрл. – Боже правый, и это все?! Значит, нужно только найти мистера РДФ в рубашке с отодранным карманом?»
– Боже мой, Боже мой, Боже мой, – донеслось до Эрла.
Он поднял голову. Между деревьев мелькала рослая фигура Лема Толливера; он был сильно возбужден.
– Эрл, Эрл, Эрл!
– Что там, Лем? – спросил Суэггер поднимаясь.
– Я позвонил им, Эрл. Они приедут, как только смогут.
– Что значит, как только смогут?..
– Эрл, Джимми Пай и его двоюродный брат Бубба устроили пальбу в гастрономе Форт-Смита. О, Эрл, они убили четверых! Они убили полицейского! Эрл, теперь их ищет вся полиция штата!
Глава 2
В ответ на решение Суэггера Джед Поузи сплюнул в пыль, но встретиться с ним взглядом не осмелился. Старик резко рванул за поводок с тремя псами, и маленькая группа направилась в лес.
Пробираться меж деревьев оказалось нелегко; лес будто противился пришельцам. Склон становился круче, ноги заплетались, путаясь в колючих кустах; сквозь сосняк не протоптано ни единой тропинки. Вместо ожидаемой прохлады в сумраке леса было душно и жарко. Темноту прорезали косые лучи солнца. Пот разъедал Эрлу глаза.
– Проклятье! – раздраженно вскричал Джед Поузи, в очередной раз споткнувшись о колючий куст. – Ну и пикничок, Эрл. Разве эта работа для белого человека. Пусть негры тебе прокладывают дорогу через это дерьмо.
С подобным замечанием даже Эрл не мог не согласиться. Бессмысленная трата сил и времени. Уже за десять шагов ничего не разглядеть – пыль столбом.
– Ладно, – произнес Эрл, смирившись с поражением. – Давай выбираться отсюда.
– Мистер Эрл? – раздался голос Попа.
– Мы уходим, Поп. Там ничего нет.
– Мистер Эрл. Молли нашел что-то.
Эрл устремил взгляд в его сторону. Два пса помоложе лежали на земле, опустив головы на глинистую почву; их влажные розовые языки безжизненно вывалились из полураскрытых пастей. Они дышали тяжело, раздосадованные своей неудачей. Молли, напротив, сидел неподвижно, с высоко поднятой головой; взгляд вопросительно-спокойный. И вдруг пес завыл, протяжно, гортанно, с характерной осмысленной интонацией. Этот чисто животный звук исходил, казалось, не из горла, а потом вскочил, завертелся на месте, энергично завиляв хвостом, и, остановившись, носом указал на свою находку.
– Он нашел ее, мистер Эрл, – сказал Поп. – Она здесь.
– Проклятье, – кричал Джимми Пай. – Черт побери, парень, покрути ручку-то! Терпеть не могу тишины!
Длинные светлые волосы Джимми, уложенные с помощью геля «Брилкрим», золотом сверкали в лучах яркого солнца, подчеркивая красоту изящных черт его лица.
Толстые пальцы Буба крутили ручку приемника, но отголоски музыки, которую якобы слышал Джимми, окончательно растворились в эфире.
– Дж-Дж-Джимми. Не могу н-н-н-найти…
– Давай, давай, парень. Продолжай, черт побери, ну, скажи.
Но у Буба ничего не получалось. Слово застряло где-то между мозгами и языком, запуталось в паутине раздражения и тщетных усилий. Проклятье, когда он научится разговаривать, как настоящий мужчина?
Буб, полноватый медлительный юноша девятнадцати лет, одно время работал подмастерьем плотника в строительной компании «Уилтонз констракшн», которая находилась в Блу-Ай, но, поскольку он так и не освоил ремесло, его уволили. Перед своим двоюродным братом, который был старше, Буб благоговел, с малых лет восхищался им, ведь Джимми считался лучшим защитником из всех, кто когда-либо жил в Полк-Каунти: за год до окончания школы его рейтинг составлял 368, он мог бы играть в младшей лиге или в команде Арканзасского университета, если бы не угодил за решетку.
То, что испытывал Буб по отношению к Джимми теперь, было больше, чем благоговейный трепет: наверное, он любил брата. Казалось, даже воздух пропитан обаянием Джимми; он распространял вокруг себя уверенность, одним своим присутствием разрушал все преграды.
– Крути, парень! – вопил Джимми с ликованием на лице. – Найди хорошую музыку. Только не негритянское вытье. И не деревенскую дребедень. Нет, сэр, я хочу послушать рок-н-ролл, желаю услышать «Рок круглые сутки» в исполнении Билла Хейли и его чертовых «Комет».
Буб сосредоточенно крутил ручку приемника, пытаясь найти мощные радиостанции Мемфиса или Сент-Луиса, но боги почему-то отказывались помочь, и из динамика выплескивалась, причем громко, без помех, как раз та самая «дребедень», которая не нравилась Джимми: радиостанция Литл-Рока передавала «КУИН», Тексаркана потчевала слушателей лучезарной музыкой негритянской группы «КГОД». Но Джимми не сердился. Забавляясь борьбой Буба с радиоприемником, он время от времени похлопывал его по плечу.
За рулем сидел Джимми. Где, черт бы его побрал, он раздобыл автомобиль? Буба переполняла любовь к брату, когда он прибыл к воротам тюрьмы Форт-Смита, расположенной в западной части города, поэтому у него и мысли не возникло спросить про машину, а Джимми не стал ничего объяснять. А автомобиль красивый – блестящий элегантный «фэрлейн», новенький, будто только что выехал из демонстрационного павильона, с автоматической коробкой передач и, конечно же, с откидывающимся верхом. Джимми вел машину, как Бог. Он несся по Роджерс-авеню, обгоняя другие автомобили, весело сигналил, с уверенностью кинозвезды зазывно махал рукой молоденьким девушкам.
Те неизменно махали ему в ответ, и это смущало Буба. Джимми был женатый человек. Он состоял в браке с Эди Уайт, дочерью вдовы Джеффа Уайта, а она считалась первой красавицей. И охота Джимми флиртовать с незнакомками? Ведь все так замечательно устроено. Мистер Эрл нашел Джимми работу на лесопилке в Нанли; Джимми с Эди будут жить в коттедже на окраине города, на скотоводческой ферме, хозяин которой, Рэнс Лонгэкр, не так давно умер. Мисс Конни Лонгэкр, вдова Рэнса, обещала не брать с них денег за проживание, если Джимми будет помогать перегонять скот. Джимми тем временем научится ремеслу на лесопилке. Может быть, даже выбьется в управляющие. Все так хотят, чтобы у него получилось.
– Посмотри на тех девчонок, – говорил Джимми, обгоняя микроавтобус «Понтиак». Четыре миловидные светловолосые девушки, по виду – настоящие капитанши болельщиков, улыбнулись, услышав возглас Джимми:
– Эй, красотки, хотите мороженого?
Девушки рассмеялись, понимая, что Джимми, такой симпатичный и шумный парень, не имел в виду ничего дурного. Тут Буб заметил, что их автомобиль заехал за разделительную линию и прямо на них надвигается грузовик.
– Дж-дж-дж-дж…
– Слушай, поехали в кино, в «Скай-Вью», например, на «Соблазнительную девушку»! – вопил Джимми.
Грузовик…
Водитель грузовика засигналил.
Девушки закричали.
Джимми расхохотался.
– Дж-дж-дж-дж…
Джимми одним движением кисти крутанул руль, нажав ногой на педаль акселератора, и с мастерством настоящего гонщика втиснул машину в крошечное пространство между микроавтобусом, едущим справа, и грузовиком, несущимся навстречу с пронзительным ревом и громыханием.
– Ууууууу! – напевал Джимми. – Я – свободный человек, черт возьми.
На следующем повороте он резко свернул влево, выбросив из-под колес фонтан гравия, и поехал вновь к центру города.
– Найди мне музыку, Буб Пай, старый ты пес.
Буб уловил знакомый ритмичный мотив, как раз то, что просил брат.
– Черномазый поет, – заметил Джимми.
– Н-н-н-н-нет, – наконец-то выговорил Буб. – Это белый. Просто у него голос, как у негра.
Джимми стал вслушиваться. Действительно, белый. Белый парень с хорошим чувством ритма. Белый парень, в котором сидит негр, энергичный, полный жизненных сил, горячий и опасный.
– Как зовут певца? – поинтересовался Джимми.
Буб не помнил. Какое-то новое имя, трудно запоминающееся.
– Не могу вспомнить. Будь он проклят, – ответил Буб.
– Ну и дурак, – прокомментировал Джимми, широко раздвигая губы в знакомой улыбке, как бы давая понять, что это не имеет для него никакого значения.
Джимми взглянул на часы. По-видимому, он знал, куда направляется. А вот Буб пребывал в неведении; до этого он всего несколько раз заезжал в Форт-Смит.
Вскоре Джимми затормозил.
– Как раз полдень, – сказал он.
Они остановились в оживленном месте на бульваре Мидлэнд, напротив большого продовольственного магазина с вывеской «Продукты ИГА». Буб впервые видел такой большой продовольственный магазин.
– Черт побери, – произнес Джимми. – Ты только посмотри, Буб? Посмотри, сколько здесь народу. И все тратят свои чертовы деньги на жратву. Эй, парень, да в этом месте, наверное, скопилось никак не меньше пятидесяти-шестидесяти тысяч долларов.
«Интересно, к чему он клонит?» – спрашивал себя Буб. Ему не нравился разговор Джимми.
– Дж-дж-дж-дж-дж…
Но, будь он проклят, Джимми – удачливый парень.
Час, два, три, четыре часа – РОК,
Пять, шесть, семь, восемь часов – РОК,
Девять, десять, одиннадцать, двенадцать часов – РОК.
Мы до упаду будем сегодня танцевать
РОК! РОК, РОК, РОК – до утра один РОК!
Спущенные с поводка собаки нашли ее. Эрл слышал их возбужденный истошный лай.
– Они, собаки, не…
– Они ничего не тронут, – заверил Поп.
– Сюда, сюда! – кричал Джед Поузи. – Черт бы вас побрал, сюда идите!
Тяжело дыша, Эрл с трудом продирался вверх по склону сквозь деревья и колючие кусты и наконец вышел на расчищенный, не защищенный тенью участок, под убийственно палящие лучи солнца.
Джед, с тяжело вздымающейся грудью, стоял у оврага, стенки и дно которого были из глинистого сланца; иссушенная беспощадным солнцем земля окаменела и потрескалась. По другую сторону оврага сидели три пса, отгоняя лаем злого духа. Однако злой дух уже побывал здесь и сделал свое дело.
Ширелл лежала на боку; льняная розовая юбка задрана до пояса, трусики сняты, блузка содрана – постыдное зрелище. Широко открытые глаза смотрят безжизненно. На серой, почти бесцветной коже – толстый слой пыли. Все тело раздулось, напоминая накачанный воздушный шар в форме человека. Левая часть лица девушки, куда, очевидно, ударили камнем, – сплошной синяк, покрытый потрескавшейся коркой запекшейся крови. В трех шагах от трупа валялся камень со следами почерневшей крови.
– Все дырки наружу, – отметил Джед. – Вон смотрите, все видно.
Да, конечно, еще как видно. Взглянув на мертвую девушку, Эрл заметил сгусток черной крови на ее половых органах и еще, похоже, ушибы и ссадины. Над разлагающимся трупом жужжали мухи.
Участник трех крупных сражений за тихоокеанские острова, Эрл видел смерть во всех ее проявлениях. Да и сам не раз прощался с жизнью. Но эта девочка, обезображенная распиравшими ее газами, оставленная гнить в стороне от дороги на холме, выглядела такой раздавленной и брошенной, что у него от жалости все переворачивалось внутри, – а ведь он считал, что долгие бои на Тараве, пламя огнеметов на Сайпане и автоматные очереди, унесшие жизнь стольких солдат на Иводзиме, давно уже превратили его сердце в камень. Он насмотрелся на мертвецов, и на японцев, и на американцев, но ни один из них не был так бессмысленно, так жестоко изуродован.
Лем Толливер шумно сплюнул табак.
– Проклятые негры, – проговорил он. – Что они делают с себе подобными! И зачем только их привезли сюда. Сидели бы в Африке в своих джунглях.
– Лем, – обратился к помощнику шерифа Суэггер, – забирай ребят и идите к моей машине. Я хочу, чтобы вы…
– Эй, Эрл, – окликнул его Джед Поузи. Лам расхохотался. – Эй, Эрл, не возражаешь, если я разок бесплатно попользуюсь? Пока ты ее не привел в порядок. Слушай, а почему бы нет? Ей ведь все равно. И теперь она уж явно не девственница.
Эрл, сжав кулак, ткнул Джеда в челюсть, чуть ниже уха, вложив в этот короткий резкий удар всю клокотавшую в нем злость. Тот отлетел назад, едва не откусив себе язык; изо рта хлынула кровь, заливая тюремную робу. При падении Джед поднял столб пыли и теперь лежал недвижно, подняв руку в знак смирения. Эрл шагнул к нему, как бы намереваясь поддать еще; Джед вскочил на четвереньки; на лице – страх, страх человека, сознающего, что соперник намного превосходит его в силе.
– Не бей его больше, Эрл, – вступился за брата Лам Поузи.
– Убери отсюда этот кусок дерьма, – обратился Суэггер к Лему. – Чтобы духу его здесь не было. Идите к моей машине, свяжись по радио с Гринвудскими казармами, передай, что совершено преступление, тяжкое, по статье 10-39. Пусть пришлют следственную группу, и как можно быстрее. А также группу экспертов-криминалистов, – на тот случай, если наш парень оставил отпечатки и так далее. Вызови Сэма Винсента. Он тоже должен быть здесь, как представитель прокуратуры. Поможет мне усадить этого ублюдка на электрический стул. Позвони шерифу, скажи, чтобы прислал сюда своих людей; они должны тщательно обследовать место в поисках улик. Свяжись с коронером; нужно внимательно осмотреть тело. Вопросы есть, Лем?
– Нет, все понял, Эрл.
– Поп, пока отдыхай. Накорми собак и отведи их в тень. Возможно, их помощь еще понадобится. Может быть, им удастся взять след того, кто это сделал. Ясно, Поп?
– Да, сэр.
– А теперь идите.
Мужчины повернулись и пошли вниз по склону. Лам Поузи поддерживал истекающего кровью брата, помогая ему спускаться.
Эрл остался наедине с трупом.
Ну вот, детка, говорил он про себя, а теперь твоя очередь отвечать на вопросы, чтобы помочь мне найти убийцу. И, клянусь, я изжарю его задницу на электрическом стуле.
Эрл не считал себя Шерлоком Холмсом и не вел дела об убийствах. Собственно, он впервые занимался расследованием тяжкого преступления такого рода. Прежде ему случалось проводить лишь дознания по факту лишения жизни, когда личность убийцы не составляло труда установить: всегда находились свидетели или были известны мотивы преступления. Данный случай отличался от всех предыдущих: спрятанный труп пролежал в лесу почти неделю. Загадочное происшествие. С подобным Эрл еще не сталкивался. Однако Эрл Суэггер был профессиональным блюстителем закона, и для него существовали только два идола – долг и справедливость. До мозга костей преданный своему делу, он не признавал компромиссов и, глядя на убитую девочку, представлял себе только один результат – наказание преступника. Ненаказанный убийца – это все равно что огромная дыра в стене Вселенной. И заткнуть ее должен именно он, Эрл.
С методичностью профессионала Суэггер принялся за работу, не замечая ни бьющего в нос запаха смерти, ни жужжания мух над трупом, ни непристойности самого преступления. В первую очередь нужно составить полную картину места происшествия. Позже фотографы заснимут все, что сочтут нужным, а сейчас он запечатлеет общий вид тела и то, как оно расположено. Суэггер решил прибегнуть к методу триангуляции, весьма эффективному, когда рядом нет ориентиров вроде дороги. В качестве трех точек он выбрал ближнее дерево примерно в двадцати пяти футах от головы девушки, лишенный растительности край оврага, где лежал труп, и, с правой стороны, торчащий из земли камень. После, изломав палку наподобие позы девушки, положил ее между отмеченными объектами.
По завершении первого этапа Суэггер стал внимательно изучать почву в поисках каких-либо следов, предметов или кусочков предметов, свидетельствовавших о пребывании здесь человека или нескольких человек, которые принесли и бросили в лесу девушку. Но земля, твердая и сухая, не сохранила никаких улик. Неожиданно налетевший ветерок, вздымая пыль, забился в складках платья Ширелл и так же внезапно стих.
Теперь Эрл приблизился к телу. Позже трупом займутся настоящие эксперты, сотрудники уголовного отдела. Они соберут всю информацию: волокна, отпечатки пальцев, если они есть, пятна крови, содержание воды в организме убитой и тому подобное. Ну а он, со своей стороны, постарается выведать у бедной девочки, что сможет.
«Поговори со мной, лапочка», – молча просил Эрл, ощущая в душе невыносимо болезненный прилив нежности. Ему хотелось взять девочку на руки, успокоить ее боль. Но ведь она уже не чувствует боли, ее вообще больше нет, осталась только раздутая оболочка. Ее душа у Бога. Эрл тряхнул головой, чтобы привести в порядок мысли, и продолжил немой монолог: «Ну, не молчи, скажи Эрлу, кто сотворил с тобой такое».
Он смотрел в пустые, бездонные глаза девушки, на ее обезображенную фигуру, на пятна крови, синяки, страшные ссадины, и его профессиональные выдержка и бесстрастность растворялись в волнах безнадежного отчаяния, – потому что на месте этой несчастной он видел собственного сына, своего серьезного, задумчивого мальчика, который, казалось, почти никогда не смеялся, видел своего Боба Ли, такого же истерзанного, изуродованного, брошенного гнить, как падаль. Безысходность захлестнула все существо Эрла. На секунду он перестал быть полицейским. Он помнил только, что он – отец, жаждущий мести. В пелене застилающего глаза красного тумана он видел себя с пулеметом в руках, расстреливающим убийцу, кто бы он ни был, от имени всех отцов, живущих на Земле.
Суэггер стряхнул с себя оцепенение, вновь обретя хладнокровие, и продолжил поиск ответов на свои сухие профессиональные вопросы, давая оценку всему, что можно было оценить, разбираясь во всем, в чем мог разобраться. На трупе довольно толстый налет пыли. От того, что он лежит здесь несколько дней? Возможно, но более вероятно, размышлял Эрл, что девушку убили где-то в другом месте, а потом привезли сюда. Если бы тот камень служил орудием убийства, на нем было бы гораздо больше крови. Наклонившись над девушкой, он стал рассматривать сгусток застывшей крови на голове. Никаких брызг, обычная лужица, а это значит, что загустевшая кровь сочилась медленно. Если бы Ширелл погибла от удара по голове, крови, разумеется, было бы больше. Очевидно, сделал вывод Суэггер, убийца или кто-то другой ударил камнем уже мертвую девушку, чтобы создать видимость, будто убийство произошло в этом месте. Но зачем? Эрл склонился к горлу Ширелл: так и есть – синяки. Значит, ее задушили, а не забили до смерти? Суэггер отметил этот факт в записной книжке.
Тут он увидел на серебристой коже плеча красное пятно, но не влажное, а сухое. Эрл тронул пятно пальцем: пыль, красная пыль. Хммм? Он перевел взгляд на ладонь девушки, осторожно раскрыл ее и стал рассматривать пальцы убитой: под ногтями четырех пальцев – темные полумесяцы. Возможно, запекшаяся кровь, но, более вероятно, та же красная пыль, что он заметил на плече. Решение вынесет судебная экспертиза.
Красная пыль? Может быть, красная глина? Эта мысль засела в голове, напоминая о чем-то. Ага, есть: милях в десяти от Блу-Ай, если ехать по шоссе №88, возле местечка под названием Инк находится заброшенный карьер с красной глиной. На картах он не отмечен, но местные жители величают его «Маленькой Джорджией» – в честь штата, славящегося залежами красной глины.
«Маленькая Джорджия», – записал Суэггер в своем блокноте.
Он стал разглядывать другую руку убитой. Она была подвернута; девушка лежала на ней. Суэггеру показалось, что в стиснутом в предсмертных судорогах кулаке зажат какой-то обрывок: бумага или еще что-то. Эрл понимал, что не должен трогать труп, но желание узнать побольше перевесило. Он стал карандашом осторожно расправлять маленькую ладонь, пока из нее не выпала драгоценная находка. Рука Ширелл отчаянно сжимала кусочек материи, который девушка, судя по всему, содрала с преступника. Эрл карандашом расправил ткань. Похоже на карман от хлопчатобумажной рубашки. И какая удача – монограмма!
Три большие буквы: РДФ.
«Неужели все так просто? – спрашивал себя Эрл. – Боже правый, и это все?! Значит, нужно только найти мистера РДФ в рубашке с отодранным карманом?»
– Боже мой, Боже мой, Боже мой, – донеслось до Эрла.
Он поднял голову. Между деревьев мелькала рослая фигура Лема Толливера; он был сильно возбужден.
– Эрл, Эрл, Эрл!
– Что там, Лем? – спросил Суэггер поднимаясь.
– Я позвонил им, Эрл. Они приедут, как только смогут.
– Что значит, как только смогут?..
– Эрл, Джимми Пай и его двоюродный брат Бубба устроили пальбу в гастрономе Форт-Смита. О, Эрл, они убили четверых! Они убили полицейского! Эрл, теперь их ищет вся полиция штата!
Глава 2
Джимми перегнулся назад, достал с заднего сиденья тяжелый бумажный пакет и положил себе на колени. Бумага не разорвалась, но Буб услышал глухой лязг металла.
– Держи, – сказал Джимми и, вытащив из пакета большой, с длинным дулом пистолет, вручил его Бубу. – Это «Смит» сорок четвертого калибра. Зверь-пушка.
Массивный пистолет с полной обоймой оттягивал руку. У Буба никогда не было пистолета. Там, где он живет, народ имеет ружья. Пистолеты он видел у полицейских, это да. Уставившись на Джимми, Буб раскрыл рот в тупом удивлении. Такое выражение обычно появлялось у него на лице, когда он не знал, что сказать.
Джимми тем временем вытащил из пакета нечто вроде автомата с искривленной рогатой рукояткой, в которую он что-то вставил, щелкая железом.
– Калибр тридцать восемь, классная штука, – довольно произнес он. – Твой кольт тоже чертовски хорош. Мешок маленький, а сколько оружия. Настоящего, как у профессионалов.
Тут Джимми заметил выражение полнейшего недоумения на лице своего двоюродного брата.
– Ну, и чего ты разволновался, Буб? Что на тебя нашло?
Буб не знал, что сказать.
– Я-я-я-я… боюсь, – наконец выпалил он.
– Да будет тебе, Буб. Дело легче легкого. Входим в магазин, показываем оружие, нам отдают деньги, и мы сматываемся. Все очень просто. Один парень в тюряге научил меня, как брать большой гастроном. Они каждый час убирают бабки в сейф, понимаешь? Поэтому сейчас вся утренняя выручка там, в сейфе, прямо в зале. Так во всех магазинах. Он сказал мне: дело – раз плюнуть. Легче легкого.
У Буба пересохло во рту, стало трудно дышать. Ему захотелось плакать. Он так любит Джимми, но… на такое не способен. Он мечтал об одном – вернуться на старую работу и, как обычно, заколачивать гвозди для мистера Уилтона, день за днем, каждый день, в дождь и снег, в мороз и холод, просто забивать и забивать гвозди. Больше ему ничего не надо.
– Слушай, Бубба, – продолжал Джимми заговорщицким тоном, наклоняясь к брату. – Не знаю, как ты, а я не собираюсь гнуть спину на лесопилке, чтобы осчастливить этого чертова мистера Эрла, будь он проклят. Я не буду там работать. А то рано или поздно останусь без пальца, без руки или ноги. Ты же видишь, сколько вокруг безруких. «Да он работал на лесопилке». Нет, сэр, это не по мне.
Тяжело дыша, Джимми откинулся на спинку сиденья и взглянул на часы.
– Самое время. Входим и выходим. Никто ничего не видел. А у нас появится немного денег. Вот в чем дело. И свалим из этого убогого вонючего Западного Арканзаса. Поедем в Калифорнию. Ты посмотри на меня, Буб. Посмотри!
Буб поднял глаза на Джимми.
– Ну что, разве я похож на рабочего с лесопилки, который зарабатывает тысячу в год и живет из милости в коттедже какой-то сварливой старухи. Нет, сэр, я такой же красавец, как тот чертов Джеймс Дин.[3] Все при мне. Я отправлюсь в Калифорнию и стану прославленным актером. Ты тоже можешь поехать со мной, Бубба. У любой кинозвезды есть главный помощник, ну тот, кто заказывает гостиницы и достает авиабилеты, понимаешь? Вот какое тебе место подыскал. Ты будешь моим первым помощником.
– А Эди? Она ведь любит тебя. – Буб, как и многие парни в округе, был влюблен в юную жену Джимми.
– У Эди будет много денег. Ты только подумай, у девчонки будет куча денег. Мы ее тоже с собой возьмем. Она поедет с нами в Калифорнию! Мои друзья позаботятся там обо мне. О, нам будет хорошо в Лос-Анджелесе – тебе, мне и Эди. Мы станем кинозвездами.
Джимми уговаривал так пылко, что Буб закрыл глаза и на долю секунды представил себе жизнь кинозвезд под солнечным небом Калифорнии: бассейны, красивые наряды, аккуратные усики, сверкающие автомобили. До сих пор он даже думать об этом не смел.
– Клянусь, никто не пострадает. Ты просто прикроешь меня. Вытащишь оружие, и я вытащу. Никто не окажет сопротивления, ведь эти чертовы деньги принадлежат магазину. А потом свалим. Захватим Эди и привет. Никто не пострадает. Ну, давай, Буб, ты мне нужен. Пора идти.
Джимми вылез из машины, сунул кольт за пояс своих холщовых штанов, надел темные очки, затем вытащил из кармана пачку «Лаки», из которой ловко выбил окурок, подхватил его губами и прикурил от зажигалки «зиппо», словно по волшебству появившейся у него в руке. Обернувшись, он подмигнул бедняге Бубу, который наблюдал за его действиями, полагая, что уже смотрит кино.
Джимми впереди. Джимми идет уверенным шагом, выстукивая каблуками бибоп, на лице – улыбка. Буб плетется сзади. Буб испуган. У него тоже за поясом пистолет, но громоздкое оружие упирается дулом в бедро, сковывая движения, отчего походка у Буба деревянная, как у калеки.
Почему мы без масок?
А вдруг нас кто-нибудь узнает?
Обоих, и рассердится же мама.
Зачем я это делаю?
Как это могло случиться?
Джимми… Джимми… Помоги!
А Джимми шагает себе вперед с самодовольной улыбкой на красивом лице. По пути он останавливается, вежливо кланяется женщине, загружающей сумки в свой автомобиль, галантно подает ей последний пакет.
– Спасибо, – благодарит женщина.
– Не за что, мэм, – напевно отвечает Джимми, и женщина, очарованная его улыбкой, даже не замечает оружия у него за поясом.
Буб догоняет Джимми. Они вдвоем входят в магазин. Зал до странного темный и просторный. «Как в церкви», – думает Буб. Шесть прилавков со стрекочущими кассовыми аппаратами, за которыми работают шесть женщин. Обсчитанные покупки по конвейерным лентам уплывают к упаковщицам. Такой большой гастроном Буб видит впервые! Сколько полок с продуктами! Такой Америки он раньше не видел. Строгий порядок, аккуратно рассортированные товары, грандиозное помещение… Бубу казалось, будто он оскверняет святыню. Кто-то тихо захныкал, и у Буба затряслись колени. Хотелось закричать: «НЕ НАДО, ДЖИММИ! НЕ НАДО!» Но Джимми действовал столь самоуверенно, что он просто не отважился перечить. Да к тому же теперь было поздно.
– Держи, – сказал Джимми и, вытащив из пакета большой, с длинным дулом пистолет, вручил его Бубу. – Это «Смит» сорок четвертого калибра. Зверь-пушка.
Массивный пистолет с полной обоймой оттягивал руку. У Буба никогда не было пистолета. Там, где он живет, народ имеет ружья. Пистолеты он видел у полицейских, это да. Уставившись на Джимми, Буб раскрыл рот в тупом удивлении. Такое выражение обычно появлялось у него на лице, когда он не знал, что сказать.
Джимми тем временем вытащил из пакета нечто вроде автомата с искривленной рогатой рукояткой, в которую он что-то вставил, щелкая железом.
– Калибр тридцать восемь, классная штука, – довольно произнес он. – Твой кольт тоже чертовски хорош. Мешок маленький, а сколько оружия. Настоящего, как у профессионалов.
Тут Джимми заметил выражение полнейшего недоумения на лице своего двоюродного брата.
– Ну, и чего ты разволновался, Буб? Что на тебя нашло?
Буб не знал, что сказать.
– Я-я-я-я… боюсь, – наконец выпалил он.
– Да будет тебе, Буб. Дело легче легкого. Входим в магазин, показываем оружие, нам отдают деньги, и мы сматываемся. Все очень просто. Один парень в тюряге научил меня, как брать большой гастроном. Они каждый час убирают бабки в сейф, понимаешь? Поэтому сейчас вся утренняя выручка там, в сейфе, прямо в зале. Так во всех магазинах. Он сказал мне: дело – раз плюнуть. Легче легкого.
У Буба пересохло во рту, стало трудно дышать. Ему захотелось плакать. Он так любит Джимми, но… на такое не способен. Он мечтал об одном – вернуться на старую работу и, как обычно, заколачивать гвозди для мистера Уилтона, день за днем, каждый день, в дождь и снег, в мороз и холод, просто забивать и забивать гвозди. Больше ему ничего не надо.
– Слушай, Бубба, – продолжал Джимми заговорщицким тоном, наклоняясь к брату. – Не знаю, как ты, а я не собираюсь гнуть спину на лесопилке, чтобы осчастливить этого чертова мистера Эрла, будь он проклят. Я не буду там работать. А то рано или поздно останусь без пальца, без руки или ноги. Ты же видишь, сколько вокруг безруких. «Да он работал на лесопилке». Нет, сэр, это не по мне.
Тяжело дыша, Джимми откинулся на спинку сиденья и взглянул на часы.
– Самое время. Входим и выходим. Никто ничего не видел. А у нас появится немного денег. Вот в чем дело. И свалим из этого убогого вонючего Западного Арканзаса. Поедем в Калифорнию. Ты посмотри на меня, Буб. Посмотри!
Буб поднял глаза на Джимми.
– Ну что, разве я похож на рабочего с лесопилки, который зарабатывает тысячу в год и живет из милости в коттедже какой-то сварливой старухи. Нет, сэр, я такой же красавец, как тот чертов Джеймс Дин.[3] Все при мне. Я отправлюсь в Калифорнию и стану прославленным актером. Ты тоже можешь поехать со мной, Бубба. У любой кинозвезды есть главный помощник, ну тот, кто заказывает гостиницы и достает авиабилеты, понимаешь? Вот какое тебе место подыскал. Ты будешь моим первым помощником.
– А Эди? Она ведь любит тебя. – Буб, как и многие парни в округе, был влюблен в юную жену Джимми.
– У Эди будет много денег. Ты только подумай, у девчонки будет куча денег. Мы ее тоже с собой возьмем. Она поедет с нами в Калифорнию! Мои друзья позаботятся там обо мне. О, нам будет хорошо в Лос-Анджелесе – тебе, мне и Эди. Мы станем кинозвездами.
Джимми уговаривал так пылко, что Буб закрыл глаза и на долю секунды представил себе жизнь кинозвезд под солнечным небом Калифорнии: бассейны, красивые наряды, аккуратные усики, сверкающие автомобили. До сих пор он даже думать об этом не смел.
– Клянусь, никто не пострадает. Ты просто прикроешь меня. Вытащишь оружие, и я вытащу. Никто не окажет сопротивления, ведь эти чертовы деньги принадлежат магазину. А потом свалим. Захватим Эди и привет. Никто не пострадает. Ну, давай, Буб, ты мне нужен. Пора идти.
Джимми вылез из машины, сунул кольт за пояс своих холщовых штанов, надел темные очки, затем вытащил из кармана пачку «Лаки», из которой ловко выбил окурок, подхватил его губами и прикурил от зажигалки «зиппо», словно по волшебству появившейся у него в руке. Обернувшись, он подмигнул бедняге Бубу, который наблюдал за его действиями, полагая, что уже смотрит кино.
Джимми впереди. Джимми идет уверенным шагом, выстукивая каблуками бибоп, на лице – улыбка. Буб плетется сзади. Буб испуган. У него тоже за поясом пистолет, но громоздкое оружие упирается дулом в бедро, сковывая движения, отчего походка у Буба деревянная, как у калеки.
Почему мы без масок?
А вдруг нас кто-нибудь узнает?
Обоих, и рассердится же мама.
Зачем я это делаю?
Как это могло случиться?
Джимми… Джимми… Помоги!
А Джимми шагает себе вперед с самодовольной улыбкой на красивом лице. По пути он останавливается, вежливо кланяется женщине, загружающей сумки в свой автомобиль, галантно подает ей последний пакет.
– Спасибо, – благодарит женщина.
– Не за что, мэм, – напевно отвечает Джимми, и женщина, очарованная его улыбкой, даже не замечает оружия у него за поясом.
Буб догоняет Джимми. Они вдвоем входят в магазин. Зал до странного темный и просторный. «Как в церкви», – думает Буб. Шесть прилавков со стрекочущими кассовыми аппаратами, за которыми работают шесть женщин. Обсчитанные покупки по конвейерным лентам уплывают к упаковщицам. Такой большой гастроном Буб видит впервые! Сколько полок с продуктами! Такой Америки он раньше не видел. Строгий порядок, аккуратно рассортированные товары, грандиозное помещение… Бубу казалось, будто он оскверняет святыню. Кто-то тихо захныкал, и у Буба затряслись колени. Хотелось закричать: «НЕ НАДО, ДЖИММИ! НЕ НАДО!» Но Джимми действовал столь самоуверенно, что он просто не отважился перечить. Да к тому же теперь было поздно.