Страница:
– Еще один хороший человек ушел. Я очень скучала по нему все эти годы. Он продолжал работать?
– Да, мэм. До последнего.
– Арканзас произвел на свет таких чудовищ, как Джимми Пай и босс Гарри Этеридж с его придурочным сынком Холлисом, который возмечтал о президентстве. Холли – так, кажется все его зовут? Не понимаю, как можно давать мальчику девичье имя. Правда, я слышала, он не остался перед девочками в долгу. И тот же Арканзас подарил миру Эрла Суэггера и Сэма Винсента.
– Да, мэм.
– Я вам помогла?
– Да, мэм, спасибо. Думаю, нам пора уходить.
– Я бы хотела спросить вас кое о чем.
– Да, мисс Конни, слушаю.
– Только не знаю, хватит ли у меня мужества.
– Никто не посмеет упрекнуть мисс Конни в малодушии. Вы помогли нам пережить похороны отца.
– Ну хорошо. Меня интересует мальчик. Что сталось с мальчиком?
– Простите, я не…
– Она имеет в виду ребенка Эди. Сына Эди и Джимми.
– Верно. Господи, я хотела спасти мальчика. Пыталась усыновить его после смерти Эди. Сэм защищал мои интересы в суде. Я три месяца заботилась об этом ребенке. Он был такой крепыш – смышленый, веселый. Но в пятидесятых ни один суд в Арканзасе не пожелал отдать вдове, да еще уроженке севера, грудного малыша, у которого были родственники. Я назвала его Стивеном, в честь моего сына. А меня заставили отдать его родственникам Джимми. Для меня это был большой удар. Я до сих пор не знаю, какова его судьба.
Ее вопрос был встречен молчанием.
– Понятно, – наконец нарушила тишину пожилая женщина. – Значит, он пошел по плохой дорожке.
– Паи не заботились о нем, – стал объяснять Расс. – Постоянно колотили его. И чем больше они его били, тем хуже он становился. В итоге он угодил в исправительную школу для несовершеннолетних преступников. К двенадцати годам он уже был абсолютно неуправляем, и его отправили жить к старшему брату Джимми, в Оклахому. Он стал…
Расс медлил.
– Продолжайте, молодой человек. Я уже столько хороших людей перехоронила, что способна вынести любой удар.
– Он стал законченным негодяем, жестоким, злым. На его совести много убийств и еще больше пострадавших от его жестокости. Его посадили в тюрьму штата, где он озлобился еще больше. Закоренелый преступник, профессиональный бандит, имя которого вызывало трепет. А звали его Лэймар Пай. В 1994 году его убил полицейский.
– Да, – вздохнула мисс Конни. – Ничего хорошего не принес тот день. Надеюсь, никогда не будет больше такого. Черный день.
Глава 33
Глава 34
– Да, мэм. До последнего.
– Арканзас произвел на свет таких чудовищ, как Джимми Пай и босс Гарри Этеридж с его придурочным сынком Холлисом, который возмечтал о президентстве. Холли – так, кажется все его зовут? Не понимаю, как можно давать мальчику девичье имя. Правда, я слышала, он не остался перед девочками в долгу. И тот же Арканзас подарил миру Эрла Суэггера и Сэма Винсента.
– Да, мэм.
– Я вам помогла?
– Да, мэм, спасибо. Думаю, нам пора уходить.
– Я бы хотела спросить вас кое о чем.
– Да, мисс Конни, слушаю.
– Только не знаю, хватит ли у меня мужества.
– Никто не посмеет упрекнуть мисс Конни в малодушии. Вы помогли нам пережить похороны отца.
– Ну хорошо. Меня интересует мальчик. Что сталось с мальчиком?
– Простите, я не…
– Она имеет в виду ребенка Эди. Сына Эди и Джимми.
– Верно. Господи, я хотела спасти мальчика. Пыталась усыновить его после смерти Эди. Сэм защищал мои интересы в суде. Я три месяца заботилась об этом ребенке. Он был такой крепыш – смышленый, веселый. Но в пятидесятых ни один суд в Арканзасе не пожелал отдать вдове, да еще уроженке севера, грудного малыша, у которого были родственники. Я назвала его Стивеном, в честь моего сына. А меня заставили отдать его родственникам Джимми. Для меня это был большой удар. Я до сих пор не знаю, какова его судьба.
Ее вопрос был встречен молчанием.
– Понятно, – наконец нарушила тишину пожилая женщина. – Значит, он пошел по плохой дорожке.
– Паи не заботились о нем, – стал объяснять Расс. – Постоянно колотили его. И чем больше они его били, тем хуже он становился. В итоге он угодил в исправительную школу для несовершеннолетних преступников. К двенадцати годам он уже был абсолютно неуправляем, и его отправили жить к старшему брату Джимми, в Оклахому. Он стал…
Расс медлил.
– Продолжайте, молодой человек. Я уже столько хороших людей перехоронила, что способна вынести любой удар.
– Он стал законченным негодяем, жестоким, злым. На его совести много убийств и еще больше пострадавших от его жестокости. Его посадили в тюрьму штата, где он озлобился еще больше. Закоренелый преступник, профессиональный бандит, имя которого вызывало трепет. А звали его Лэймар Пай. В 1994 году его убил полицейский.
– Да, – вздохнула мисс Конни. – Ничего хорошего не принес тот день. Надеюсь, никогда не будет больше такого. Черный день.
Глава 33
Дома все были одинаковые, но Дуэйн знал адрес и помнил само здание и потому быстро нашел то, что искал. Не улица, а американская мечта. Такая Америка не для него.
Для негров.
Как так получается: негры живут здесь, а он влачит существование в трейлере у черта на рогах, за сто миль от федеральной дороги?
«Не кипятись, остынь», – приказал себе Дуэйн. Он должен сохранять самообладание. Мистер Бама ему так и сказал: «Веди себя вежливо, Пек. Не вздумай врываться с криком, демонстрируя всем, какой ты бравый жеребец. Разговаривай с ними вкрадчиво, льстиво». Он еще процитировал какого-то Ницше: «Обращай в свою пользу все, что не грозит тебе гибелью».
И потому он, глубоко вздохнув, выбрался из машины, пригладил волосы и направился к дому. Из окна кто-то испуганно наблюдал за ним. Это доставило ему огромное удовольствие. Все еще трепещут, когда Белый Человек приходит к ним в дом.
Дуэйн постучал.
Секунды текли. Из-за двери доносилась приглушенная возня.
Наконец ему открыли. На пороге стояла молодая чернокожая женщина; в напряженных чертах затаился страх. Дуэйн повеселел.
– Д-да?
– Мэм? – с обаятельной улыбкой обратился он к негритянке. – Мэм, я – сотрудник управления шерифа. Меня зовут Дуэйн Пек. Мне хотелось бы побеседовать с миссис Люсиль Паркер.
– Эго моя мама. Могу я спросить, по какому вы делу?
– Мэм, я провожу расследование в связи со смертью Сэма Винсента, бывшего окружного прокурора. Он умер позавчера вечером. В тот день он приезжал сюда и разговаривал с миссис Паркер. Я случайно видел его здесь. Сейчас я просто проверяю, действительно ли он умер своей смертью. Мне известно, мэм, что вашей маме уже много лет. Я постараюсь не очень ей докучать. Задам несколько вопросов, только и всего. И сразу же уеду.
– Подождите минутку, – холодно произнесла негритянка и закрыла дверь.
Дуэйн рассвирепел. Какая-то черномазая заставляет его томиться на крыльце! На солнцепеке! Но он усмирил свой гнев. Он не должен терять самообладание. Выполнив это задание, будь оно проклято, он получит более ответственную и, главное, постоянную работу у мистера Бамы. И уж потом никто не посмеет обращаться с ним, как с белой швалью. Это сам Ницше сказал!
Через минуту дверь вновь отворилась.
– Мама примет вас. Известие о смерти мистера Сэма ее очень огорчило. Постарайтесь не волновать ее, слышите? Ей восемьдесят два года.
Дуэйн, войдя в дом, с удивлением отметил, что в комнатах чисто и опрятно, не хуже, чем у белых. А он-то всегда думал, что негры живут как свиньи.
Дочь миссис Паркер провела его через гостиную на заднее крыльцо, где сидела пожилая женщина – величавая и статная, как королева.
– Мэм, я – сотрудник управления шерифа. Моя фамилия Пек. Надеюсь, я не причинил вам беспокойства. Мне нужно только уточнить кое-что. Постараюсь долго вас не задерживать.
Женщина кивнула.
– Э… вы, наверно, слышали, что бедняга Сэм Винсент упал с лестницы в своей конторе вечером два дня назад и скончался?
Она опять кивнула.
– Бедняга Сэм, – посетовал Дуэйн. – Это, конечно, несчастный случай, но я все же должен кое-что у вас выяснить.
– Спрашивайте, господин полицейский.
– Мэм, вам не показалось, что он был чем-то взволнован? Он владел собой? О чем он говорил?
– Сорок лет назад в этом городе убили мою дочь, – отвечала негритянка. – Он предъявил обвинение юноше, на которого пало подозрение. Спустя несколько лет я написала ему письмо относительно этого преступления, и он приехал поговорить о нем. Вот и все.
– Понятно. А он вел себя нормально? Я имею в виду его душевное состояние, как это принято называть. Знаете ведь, как бывает: человек иногда так сильно возбужден, что на ногах едва держится. Такого вы не замечали? Он не терял равновесия?
– Он был хороший человек. А в наших краях, похоже, хорошим людям нет места. Они умирают и умирают, а негодяи живут себе, как ни в чем не бывало.
– Да, мэм, иногда создается именно такое впечатление. Значит, физически он был здоров, да? Вы это хотите сказать?
– Уверена, мистер Сэм не падал с лестницы. Нет, сэр, – заявила женщина. – Он был здоров и мыслил четко, ясно. Я не заметила, чтобы у него были какие-то проблемы с равновесием.
– Понятно, мэм.
– Его смерть – ужасное несчастье для всех. Он был хороший человек.
– Абсолютно с вами согласен, мэм. Старый Сэм, он был мне как отец.
– Он единственный во всем штате не побоялся призвать к ответу белого за убийство негра. На такое способен только очень мужественный человек.
– Да, мэм, – вторил ей Дуэйн, стараясь подавить ликование. Старуха сама заговорила о том, ради чего он, собственно, к ней и приехал. – Я читал материалы дела. Джед Поузи. Признан виновным в убийстве Дэвидсона Фуллера и осужден на пожизненное заключение в 1965 году. Забил жертву лопатой.
Старая негритянка покачала головой, мысленно разматывая клубок спутанных воспоминаний, бравших начало со дня убийства ее дочери. Ширелл, как установил суд, убил Регги Фуллер, и его приговорили к смертной казни. Дэвидсон Фуллер, его отец, потерял все, пытаясь спасти сына. Но суровые испытания не сломили его дух, и в начале шестидесятых он появился на политической арене Арканзаса в качестве одного из самых энергичных и бесстрашных борцов за гражданские права. Однажды Дэвидсон Фуллер остановился у бензоколонки возле Нанли, чтобы заправить машину. Из помещения автозаправочной станции к нему вышло отвратительное чудовище в образе белого человека, который трижды ударил его лопатой, – ни за что, просто потому, что он был негр, – и, вернувшись на крыльцо, стало, как ни в чем не бывало, пить «черри смэш», пока не приехала полиция. Мистер Сэм не смог добиться смертной казни для Джеда Поузи, но настоял, чтобы его осудили на пожизненное заключение.
Будто одновременно подумав об одном и том же, они встретились взглядами. Дуэйн поведал женщине новость, которую он был послан сообщить.
– Вы слышали, что Джеда Поузи выпустили из тюрьмы?
Взгляд негритянки наполнился ужасом.
– Да, сегодня он выходит на свободу. Говорят, собирается поселиться в хижине своего брата Лама, где-то в горах. Очень жаль. Его место в тюрьме. Там он бы и должен гнить до конца своих дней.
Дуэйн улыбнулся.
– Что ж, большое спасибо, мэм. Вы мне очень помогли.
***
Джек Прис вошел в комнату, где хранилось оружие. Помещение было просторное, рассчитанное на двести винтовок, хотя в настоящий момент здесь находилось около тридцати – несколько комплектов производства его компании, все готовые к отправке в различные горячие точки мира.
Прис задумался.
Стрелять придется ночью. Что лучше использовать: инфракрасное или пассивное естественное освещение? Дальность стрельбы – не более двухсот ярдов. Какое оружие больше подходит для этой цели?
Разумеется, система №1 – «Найт» СР-25 с термочувствительным оптическим прицелом «Магнавокс» и глушителем компании «Джей-Эф-Пи». На сегодняшний день это лучшая снайперская винтовка в мире. Прис взглянул на ячейку, в которой хранилась под замком система №1 – демонстрационный экземпляр. В нем заговорил бизнесмен. Общие затраты на один такой комплект – за винтовку, очень дорогой термочувствительный оптический прицел, глушитель и комплекс услуг оружейников, собирающих разрозненные детали в единую систему, – составляют восемнадцать тысяч долларов. А ведь всегда есть вероятность поломки или даже утраты оружия на поле боя. Готов он к таким финансовым убыткам? Хуже того, оружие это меченое: на винтовке и прицеле еще не затерты серийные номера, указывающие на то, что данное боевое снаряжение числится за ним. Если по нелепой случайности он выберется из переделки без своего оружия, и оно попадет в руки властей, его вычислят мгновенно, фактически через несколько часов. Конечно, у него есть влиятельные союзники в разведывательной службе и в военных кругах. К тому же всегда можно прикрыться спасительным лозунгом национальной безопасности, хотя, с другой стороны, сегодня этот лозунг уже не имеет прежней магической силы. Рассчитывать на успех не приходится: газетам плевать на такие высокие материи, как национальная безопасность. Они, в общем-то, даже в идею государства не очень-то верят. Какая уж тут безопасность! Так что друзья едва ли его спасут: политиканы из Вашингтона без сожаления продадут его охотникам за Пулитцеровской премией. Значит, «Стоунер» отпадает.
Прис перевел взгляд на менее габаритное полуавтоматическое оружие. В основном это были усовершенствованные М-14 и «Спрингфилды» – М1А – все натовские винтовки калибра 7,62, переделанные по стандартной модели снайперской винтовки М-21, которой пользовались армейские стрелки во Вьетнаме. Винтовки повышенной точности, снабженные прибором ночного видения (как правило, это оптический прицел «Старлайт» AN-PVS-2) и глушителем JFP. Замечательное оружие – с сотней специальных делений на прицеле, позволяющих увеличивать точность и надежность попадания в цель. В отличие от обычной модели М-14, которой в его арсенале не было. Однако у этого оружия был тот же недостаток, что и у системы №1: оно числилось за его фирмой. Хотя откреститься от него, возможно, и удалось бы, поскольку это были винтовки относительно старые, имели гораздо более долгую историю и поступили к нему по разным каналам, а значит, напасть на его след по документам будет весьма сложно. Следователей здесь ожидают и тупиковые ситуации, и ложные следы – в зависимости от конкретного оружия. Достаточно ли это безопасный вариант для него, если он вдруг потеряет винтовку, а она потом найдется? Тут не угадаешь. А жить следующие десять лет в постоянном страхе, ожидая, что какой-нибудь компьютер в правительственных органах случайно установит связь между ним и серийным номером утерянного оружия, – перспектива не из приятных. Нет, М-21 тоже отпадает.
Теперь затворное оружие. Оно тоже поступало из разных источников, причем довольно много с «гражданки». В сущности, это те же винтовки «Ремингтон-700», только несколько доработанные новыми подрядчиками: над некоторыми потрудилась фирма «Ремингтон Кастом Шоп», над другими – «Робар», «Макмиллан» или «Профайбер», над третьими – фирмы, работающие по индивидуальному заказу («Тэнкс Райфл Щоп», «Ди энд Эл Файерармз», «Фултон Армори»). Некоторые снабжены приборами ночного видения, одна или две – лазерами, еще парочка имеют примитивные прицелы «Льюполд», используемые полицейскими стрелками, или «Юнертл-10», приглянувшиеся морским пехотинцам. Но и с этим оружием не исключена вероятность установления владельца, хотя и не обязательно, – если он тщательно проверит документацию и сделает верный выбор. Однако тут существует другая проблема – тактического характера.
Прис знал, что он должен поразить две цели – сначала Суэггера, потом мальчишку. Затворное оружие бьет метко. Это доказали Суэггер во Вьетнаме и сотни ребят из полицейских подразделений спецназа, «Дельты» и группы по освобождению заложников в составе ФБР. Один выстрел – один труп. Таков главный принцип профессионального стрелка. Только ведь затворным оружием одним махом не поразить сразу несколько целей. Чертов затвор после каждого выстрела приходится передергивать: дюйм вверх, два – назад, два – вперед, один – вниз. Так уж придумал Питер Пауль Маузер в 1892 году, более ста лет назад. Хороший стрелок делает это за доли секунды, да и Прис когда-то был столь же скор на руку. Но сейчас не тот случай. Пока он будет возиться с затвором, а после выискивать цель №2, тот может скрыться, и тогда все полетит к чертям собачьим.
Нет, ему нужно надежное оружие – немеченое, точное, скорострельное, как автомат.
Выбор, собственно говоря, один.
Устаревшее оружие с большим стажем участия в нелегальных операциях. В этом и была его главная привлекательность. Прис держал его у себя в качестве диковинки, а не как товар. Кому продашь такое старье? ЦРУ применяло его во Вьетнаме в ходе операции «Феникс», осуществлявшейся ГОН, которая реализовывала программу уничтожения инфраструктуры вьетконговцев. Впоследствии эта винтовка Бог знает где путешествовала, чего только не совершала на протяжении нескольких лет. Жаль, что оружие не обладает даром речи. Если бы этот экспонат поведал свою историю, книга о его приключениях наверняка стала бы мировым бестселлером. Он, безусловно, участвовал в боевых действиях в Южной и Центральной Америке, а возможно, также в Африке и Европе.
Прис купил эту винтовку неофициально, у одного из своих снайперов, весьма опытного боевика. Одного взгляда в его невыразительные хищные глаза, на непроницаемое неподвижное лицо было достаточно, чтобы понять бессмысленность дальнейших расспросов. Парень разводился в третий раз и потому нуждался в деньгах. Он продал генералу свое оружие за четыре тысячи долларов – без лишних вопросов, без оформления документов и сделки. Этого оружия просто-напросто не существовало, – пока оно не стреляло в тебя.
Это была модель М-1, под патроны калибра 5,56 мм, но на дуле сидел длинный тонкий глушитель «Сионикс» HEL-H4A и на специальном приспособлении крепился прицел AN/PAS-4 – прибор с подсветкой цели инфракрасным прожектором, применявшийся в американской армии в последнее время. Это, конечно, не ночной прицел с усилением естественного освещения. Он гораздо менее мощный, чем термочувствительный оптический «Магнавокс», но все же значительно лучше прежних «Снайперскопов» для карабинов. Во-первых, блок электропитания здесь маленький. В его технической характеристике так и написано: «Прицельное приспособление, состоящее из инфракрасного прожектора, электронно-оптического телескопа инфракрасного диапазона (4.5Х) с встроенным миниатюрным высоковольтным источником электроснабжения и блока питания для источника излучения (крепящаяся на поясном ремне подзаряжающаяся батарея никель-кадмиевых аккумуляторов напряжением 6 вольт)". Телескоп в длину достигал 13 дюймов, а вместе с прожектором – почти 14. Общий вес устройства составлял примерно 12 фунтов. Внешне оно напоминало трубу с водруженным на нее фонарем – нескладное громоздкое приспособление, но удивительно удобное в эксплуатации.
Этот прибор имел один недостаток: источник света – активное инфракрасное излучение, а не пассивное, как у «Магнавокса». Чтобы оптический прицел поймал мишень, на нее приходилось направлять луч инфракрасного прожектора. В боевых условиях, где задействована самая современная военная техника, пользоваться таким прибором крайне опасно, поскольку противник с помощью чувствительного к инфракрасному излучению индикатора перехватывает луч и, обнаружив снайпера, нейтрализует его огневой мощью. Так что данное устройство больше оправдывало себя в слаборазвитых регионах – в Центральной Америке, Африке и Западном Арканзасе.
Прис взял винтовку и проверил батарею. Все в порядке. Он отвел затвор и спустил курок. Раздался щелчок. Спусковой механизм сработал с сухим треском – будто стеклянный прутик переломился. Прис положил винтовку, подошел – наконец-то – к шкафу с боеприпасами и отобрал шесть коробок с патронами M193 калибра 5,56 мм. Он был уверен, что ночь принадлежит ему.
Для негров.
Как так получается: негры живут здесь, а он влачит существование в трейлере у черта на рогах, за сто миль от федеральной дороги?
«Не кипятись, остынь», – приказал себе Дуэйн. Он должен сохранять самообладание. Мистер Бама ему так и сказал: «Веди себя вежливо, Пек. Не вздумай врываться с криком, демонстрируя всем, какой ты бравый жеребец. Разговаривай с ними вкрадчиво, льстиво». Он еще процитировал какого-то Ницше: «Обращай в свою пользу все, что не грозит тебе гибелью».
И потому он, глубоко вздохнув, выбрался из машины, пригладил волосы и направился к дому. Из окна кто-то испуганно наблюдал за ним. Это доставило ему огромное удовольствие. Все еще трепещут, когда Белый Человек приходит к ним в дом.
Дуэйн постучал.
Секунды текли. Из-за двери доносилась приглушенная возня.
Наконец ему открыли. На пороге стояла молодая чернокожая женщина; в напряженных чертах затаился страх. Дуэйн повеселел.
– Д-да?
– Мэм? – с обаятельной улыбкой обратился он к негритянке. – Мэм, я – сотрудник управления шерифа. Меня зовут Дуэйн Пек. Мне хотелось бы побеседовать с миссис Люсиль Паркер.
– Эго моя мама. Могу я спросить, по какому вы делу?
– Мэм, я провожу расследование в связи со смертью Сэма Винсента, бывшего окружного прокурора. Он умер позавчера вечером. В тот день он приезжал сюда и разговаривал с миссис Паркер. Я случайно видел его здесь. Сейчас я просто проверяю, действительно ли он умер своей смертью. Мне известно, мэм, что вашей маме уже много лет. Я постараюсь не очень ей докучать. Задам несколько вопросов, только и всего. И сразу же уеду.
– Подождите минутку, – холодно произнесла негритянка и закрыла дверь.
Дуэйн рассвирепел. Какая-то черномазая заставляет его томиться на крыльце! На солнцепеке! Но он усмирил свой гнев. Он не должен терять самообладание. Выполнив это задание, будь оно проклято, он получит более ответственную и, главное, постоянную работу у мистера Бамы. И уж потом никто не посмеет обращаться с ним, как с белой швалью. Это сам Ницше сказал!
Через минуту дверь вновь отворилась.
– Мама примет вас. Известие о смерти мистера Сэма ее очень огорчило. Постарайтесь не волновать ее, слышите? Ей восемьдесят два года.
Дуэйн, войдя в дом, с удивлением отметил, что в комнатах чисто и опрятно, не хуже, чем у белых. А он-то всегда думал, что негры живут как свиньи.
Дочь миссис Паркер провела его через гостиную на заднее крыльцо, где сидела пожилая женщина – величавая и статная, как королева.
– Мэм, я – сотрудник управления шерифа. Моя фамилия Пек. Надеюсь, я не причинил вам беспокойства. Мне нужно только уточнить кое-что. Постараюсь долго вас не задерживать.
Женщина кивнула.
– Э… вы, наверно, слышали, что бедняга Сэм Винсент упал с лестницы в своей конторе вечером два дня назад и скончался?
Она опять кивнула.
– Бедняга Сэм, – посетовал Дуэйн. – Это, конечно, несчастный случай, но я все же должен кое-что у вас выяснить.
– Спрашивайте, господин полицейский.
– Мэм, вам не показалось, что он был чем-то взволнован? Он владел собой? О чем он говорил?
– Сорок лет назад в этом городе убили мою дочь, – отвечала негритянка. – Он предъявил обвинение юноше, на которого пало подозрение. Спустя несколько лет я написала ему письмо относительно этого преступления, и он приехал поговорить о нем. Вот и все.
– Понятно. А он вел себя нормально? Я имею в виду его душевное состояние, как это принято называть. Знаете ведь, как бывает: человек иногда так сильно возбужден, что на ногах едва держится. Такого вы не замечали? Он не терял равновесия?
– Он был хороший человек. А в наших краях, похоже, хорошим людям нет места. Они умирают и умирают, а негодяи живут себе, как ни в чем не бывало.
– Да, мэм, иногда создается именно такое впечатление. Значит, физически он был здоров, да? Вы это хотите сказать?
– Уверена, мистер Сэм не падал с лестницы. Нет, сэр, – заявила женщина. – Он был здоров и мыслил четко, ясно. Я не заметила, чтобы у него были какие-то проблемы с равновесием.
– Понятно, мэм.
– Его смерть – ужасное несчастье для всех. Он был хороший человек.
– Абсолютно с вами согласен, мэм. Старый Сэм, он был мне как отец.
– Он единственный во всем штате не побоялся призвать к ответу белого за убийство негра. На такое способен только очень мужественный человек.
– Да, мэм, – вторил ей Дуэйн, стараясь подавить ликование. Старуха сама заговорила о том, ради чего он, собственно, к ней и приехал. – Я читал материалы дела. Джед Поузи. Признан виновным в убийстве Дэвидсона Фуллера и осужден на пожизненное заключение в 1965 году. Забил жертву лопатой.
Старая негритянка покачала головой, мысленно разматывая клубок спутанных воспоминаний, бравших начало со дня убийства ее дочери. Ширелл, как установил суд, убил Регги Фуллер, и его приговорили к смертной казни. Дэвидсон Фуллер, его отец, потерял все, пытаясь спасти сына. Но суровые испытания не сломили его дух, и в начале шестидесятых он появился на политической арене Арканзаса в качестве одного из самых энергичных и бесстрашных борцов за гражданские права. Однажды Дэвидсон Фуллер остановился у бензоколонки возле Нанли, чтобы заправить машину. Из помещения автозаправочной станции к нему вышло отвратительное чудовище в образе белого человека, который трижды ударил его лопатой, – ни за что, просто потому, что он был негр, – и, вернувшись на крыльцо, стало, как ни в чем не бывало, пить «черри смэш», пока не приехала полиция. Мистер Сэм не смог добиться смертной казни для Джеда Поузи, но настоял, чтобы его осудили на пожизненное заключение.
Будто одновременно подумав об одном и том же, они встретились взглядами. Дуэйн поведал женщине новость, которую он был послан сообщить.
– Вы слышали, что Джеда Поузи выпустили из тюрьмы?
Взгляд негритянки наполнился ужасом.
– Да, сегодня он выходит на свободу. Говорят, собирается поселиться в хижине своего брата Лама, где-то в горах. Очень жаль. Его место в тюрьме. Там он бы и должен гнить до конца своих дней.
Дуэйн улыбнулся.
– Что ж, большое спасибо, мэм. Вы мне очень помогли.
***
Джек Прис вошел в комнату, где хранилось оружие. Помещение было просторное, рассчитанное на двести винтовок, хотя в настоящий момент здесь находилось около тридцати – несколько комплектов производства его компании, все готовые к отправке в различные горячие точки мира.
Прис задумался.
Стрелять придется ночью. Что лучше использовать: инфракрасное или пассивное естественное освещение? Дальность стрельбы – не более двухсот ярдов. Какое оружие больше подходит для этой цели?
Разумеется, система №1 – «Найт» СР-25 с термочувствительным оптическим прицелом «Магнавокс» и глушителем компании «Джей-Эф-Пи». На сегодняшний день это лучшая снайперская винтовка в мире. Прис взглянул на ячейку, в которой хранилась под замком система №1 – демонстрационный экземпляр. В нем заговорил бизнесмен. Общие затраты на один такой комплект – за винтовку, очень дорогой термочувствительный оптический прицел, глушитель и комплекс услуг оружейников, собирающих разрозненные детали в единую систему, – составляют восемнадцать тысяч долларов. А ведь всегда есть вероятность поломки или даже утраты оружия на поле боя. Готов он к таким финансовым убыткам? Хуже того, оружие это меченое: на винтовке и прицеле еще не затерты серийные номера, указывающие на то, что данное боевое снаряжение числится за ним. Если по нелепой случайности он выберется из переделки без своего оружия, и оно попадет в руки властей, его вычислят мгновенно, фактически через несколько часов. Конечно, у него есть влиятельные союзники в разведывательной службе и в военных кругах. К тому же всегда можно прикрыться спасительным лозунгом национальной безопасности, хотя, с другой стороны, сегодня этот лозунг уже не имеет прежней магической силы. Рассчитывать на успех не приходится: газетам плевать на такие высокие материи, как национальная безопасность. Они, в общем-то, даже в идею государства не очень-то верят. Какая уж тут безопасность! Так что друзья едва ли его спасут: политиканы из Вашингтона без сожаления продадут его охотникам за Пулитцеровской премией. Значит, «Стоунер» отпадает.
Прис перевел взгляд на менее габаритное полуавтоматическое оружие. В основном это были усовершенствованные М-14 и «Спрингфилды» – М1А – все натовские винтовки калибра 7,62, переделанные по стандартной модели снайперской винтовки М-21, которой пользовались армейские стрелки во Вьетнаме. Винтовки повышенной точности, снабженные прибором ночного видения (как правило, это оптический прицел «Старлайт» AN-PVS-2) и глушителем JFP. Замечательное оружие – с сотней специальных делений на прицеле, позволяющих увеличивать точность и надежность попадания в цель. В отличие от обычной модели М-14, которой в его арсенале не было. Однако у этого оружия был тот же недостаток, что и у системы №1: оно числилось за его фирмой. Хотя откреститься от него, возможно, и удалось бы, поскольку это были винтовки относительно старые, имели гораздо более долгую историю и поступили к нему по разным каналам, а значит, напасть на его след по документам будет весьма сложно. Следователей здесь ожидают и тупиковые ситуации, и ложные следы – в зависимости от конкретного оружия. Достаточно ли это безопасный вариант для него, если он вдруг потеряет винтовку, а она потом найдется? Тут не угадаешь. А жить следующие десять лет в постоянном страхе, ожидая, что какой-нибудь компьютер в правительственных органах случайно установит связь между ним и серийным номером утерянного оружия, – перспектива не из приятных. Нет, М-21 тоже отпадает.
Теперь затворное оружие. Оно тоже поступало из разных источников, причем довольно много с «гражданки». В сущности, это те же винтовки «Ремингтон-700», только несколько доработанные новыми подрядчиками: над некоторыми потрудилась фирма «Ремингтон Кастом Шоп», над другими – «Робар», «Макмиллан» или «Профайбер», над третьими – фирмы, работающие по индивидуальному заказу («Тэнкс Райфл Щоп», «Ди энд Эл Файерармз», «Фултон Армори»). Некоторые снабжены приборами ночного видения, одна или две – лазерами, еще парочка имеют примитивные прицелы «Льюполд», используемые полицейскими стрелками, или «Юнертл-10», приглянувшиеся морским пехотинцам. Но и с этим оружием не исключена вероятность установления владельца, хотя и не обязательно, – если он тщательно проверит документацию и сделает верный выбор. Однако тут существует другая проблема – тактического характера.
Прис знал, что он должен поразить две цели – сначала Суэггера, потом мальчишку. Затворное оружие бьет метко. Это доказали Суэггер во Вьетнаме и сотни ребят из полицейских подразделений спецназа, «Дельты» и группы по освобождению заложников в составе ФБР. Один выстрел – один труп. Таков главный принцип профессионального стрелка. Только ведь затворным оружием одним махом не поразить сразу несколько целей. Чертов затвор после каждого выстрела приходится передергивать: дюйм вверх, два – назад, два – вперед, один – вниз. Так уж придумал Питер Пауль Маузер в 1892 году, более ста лет назад. Хороший стрелок делает это за доли секунды, да и Прис когда-то был столь же скор на руку. Но сейчас не тот случай. Пока он будет возиться с затвором, а после выискивать цель №2, тот может скрыться, и тогда все полетит к чертям собачьим.
Нет, ему нужно надежное оружие – немеченое, точное, скорострельное, как автомат.
Выбор, собственно говоря, один.
Устаревшее оружие с большим стажем участия в нелегальных операциях. В этом и была его главная привлекательность. Прис держал его у себя в качестве диковинки, а не как товар. Кому продашь такое старье? ЦРУ применяло его во Вьетнаме в ходе операции «Феникс», осуществлявшейся ГОН, которая реализовывала программу уничтожения инфраструктуры вьетконговцев. Впоследствии эта винтовка Бог знает где путешествовала, чего только не совершала на протяжении нескольких лет. Жаль, что оружие не обладает даром речи. Если бы этот экспонат поведал свою историю, книга о его приключениях наверняка стала бы мировым бестселлером. Он, безусловно, участвовал в боевых действиях в Южной и Центральной Америке, а возможно, также в Африке и Европе.
Прис купил эту винтовку неофициально, у одного из своих снайперов, весьма опытного боевика. Одного взгляда в его невыразительные хищные глаза, на непроницаемое неподвижное лицо было достаточно, чтобы понять бессмысленность дальнейших расспросов. Парень разводился в третий раз и потому нуждался в деньгах. Он продал генералу свое оружие за четыре тысячи долларов – без лишних вопросов, без оформления документов и сделки. Этого оружия просто-напросто не существовало, – пока оно не стреляло в тебя.
Это была модель М-1, под патроны калибра 5,56 мм, но на дуле сидел длинный тонкий глушитель «Сионикс» HEL-H4A и на специальном приспособлении крепился прицел AN/PAS-4 – прибор с подсветкой цели инфракрасным прожектором, применявшийся в американской армии в последнее время. Это, конечно, не ночной прицел с усилением естественного освещения. Он гораздо менее мощный, чем термочувствительный оптический «Магнавокс», но все же значительно лучше прежних «Снайперскопов» для карабинов. Во-первых, блок электропитания здесь маленький. В его технической характеристике так и написано: «Прицельное приспособление, состоящее из инфракрасного прожектора, электронно-оптического телескопа инфракрасного диапазона (4.5Х) с встроенным миниатюрным высоковольтным источником электроснабжения и блока питания для источника излучения (крепящаяся на поясном ремне подзаряжающаяся батарея никель-кадмиевых аккумуляторов напряжением 6 вольт)". Телескоп в длину достигал 13 дюймов, а вместе с прожектором – почти 14. Общий вес устройства составлял примерно 12 фунтов. Внешне оно напоминало трубу с водруженным на нее фонарем – нескладное громоздкое приспособление, но удивительно удобное в эксплуатации.
Этот прибор имел один недостаток: источник света – активное инфракрасное излучение, а не пассивное, как у «Магнавокса». Чтобы оптический прицел поймал мишень, на нее приходилось направлять луч инфракрасного прожектора. В боевых условиях, где задействована самая современная военная техника, пользоваться таким прибором крайне опасно, поскольку противник с помощью чувствительного к инфракрасному излучению индикатора перехватывает луч и, обнаружив снайпера, нейтрализует его огневой мощью. Так что данное устройство больше оправдывало себя в слаборазвитых регионах – в Центральной Америке, Африке и Западном Арканзасе.
Прис взял винтовку и проверил батарею. Все в порядке. Он отвел затвор и спустил курок. Раздался щелчок. Спусковой механизм сработал с сухим треском – будто стеклянный прутик переломился. Прис положил винтовку, подошел – наконец-то – к шкафу с боеприпасами и отобрал шесть коробок с патронами M193 калибра 5,56 мм. Он был уверен, что ночь принадлежит ему.
Глава 34
Похороны состоялись поздним утром, но они не присутствовали на скорбной церемонии, потому что приземлились в Форт-смитском аэропорту только в обед – сначала летели из Балтимора до Далласа, а там пересели на «Американ игл», доставивший их в Форт-Смит. А вот на поминки они должны успеть. Народ соберется в доме Сэма в четыре. Если они припустят по дороге Этеридж-Паркуэй, то, возможно, к половине пятого уже будут на месте.
Машину вел Расс. Боб был замкнут более обычного, повергая Расса в изумление. Юноша не мог понять, как долго можно оставаться в столь глухой неподвижности. Очевидно, сказывалась снайперская привычка, усугубляемая горечью, клокотавшей внутри яростью и осознанием своей изолированности от мира обычных людей. Но Расс догадывался, что за внешней невозмутимостью таится напряженная работа ума и сердца.
– О чем ты думаешь? – наконец спросил юноша.
– О том, что мы потратили впустую целый день и тринадцать сотен на билеты.
– Я тебе верну…
– Дело не в этом. Не нужны мне твои деньги. Главное, что все это было напрасно. Мы движемся не в том направлении.
– Нет, сэр, – возразил Расс. – Я абсолютно уверен в том, что между убийством девочки и гибелью твоего отца существует какая-то связь.
– Ну и дурак, – безжалостно бросил Боб, даже не глянув в сторону своего юного спутника. – Это исключено. Отец погиб в тот же день, когда был обнаружен труп негритянки. За столь короткий срок просто невозможно организовать подобную операцию. Меньше чем за четыре-пять дней ее не состряпать. И то Френчи должен был пахать как сумасшедший. И второе: невозможно было предугадать, в какой день отец найдет труп. Это произошло по чистой случайности. Им просто чертовски повезло. Мать девочки обратилась к отцу, и он начал поиски. А если бы не нашел, думаешь, как бы все повернулось? Все равно в одиннадцать часов вечера он был бы мертв. Тело могло пролежать еще несколько недель, пока кто-нибудь на него не наткнулся бы, а за это время оно разложилось бы, опознание заняло бы еще несколько недель. Убийство девочки – тяжкое преступление; горько и грустно, что за него пострадал ни в чем не повинный бедняга Регги Фуллер. Но к нам это не имеет никакого отношения.
Боб не переубедил Расса.
– Связь должна быть, – настаивал тот. – Что еще особенного происходило в Полк-Каунти в 1955 году, из-за чего стоило бы устраивать заговор против твоего отца? Френчи Шорт не стал бы из кожи вон лезть ради…
– Вот именно, – перебил юношу Боб. – И я вот что думаю. Отец, очевидно, проводил какое-то расследование, возможно, даже по какому-нибудь делу, которым занималась полиция штата. Не исключено, что это касалось деятельности Кэмп-Чаффи. И ему каким-то образом стало известно нечто такое, что требовалось сохранять в тайне. Поэтому его пришлось остановить.
– Как в дешевом кино, – заметил Расс.
– Знаю, – буркнул Боб, – хотя в кино не хожу.
– Ну, может…
– Сбавь-ка ход, – скомандовал Боб. – И резко не оборачивайся.
Секунды текли – одна, две.
Боб вытащил кольт калибра 45 из кобуры под ремнем. Расс даже не видел, когда он успел пристегнуть ее.
– Что за черт…
– Полегче, полегче, – скомандовал Боб.
Обернувшись назад, Расс заметил голубой фургон. Фургон прибавил скорость, быстро нагоняя их.
– Не смотри туда, – приказал Боб, – и, как только дам команду, жми на тормоза, как следует. Ясно?
Расс сглотнул; во рту появился металлический привкус. Кошмар возвращался.
Но фургон, поравнявшись с ними, продолжал движение с прежней скоростью. Расс, игнорируя приказ Боба, украдкой глянул в боковое окно. На заднем сиденье в фургоне сидела симпатичная девчушка, внимательно наблюдавшая за ним. Перехватив его взгляд, она показала язык.
– Черт, – выругался Расс. – Ну и напугал же ты меня.
– Видать, старею, – пробормотал Боб, убирая пистолет под пиджак. – Не заметил, откуда они вынырнули. А надо бы, черт побери, внимательнее смотреть по сторонам.
– Так что мы дальше делаем? – спросил Расс.
– Ты у нас в Принстоне учился. Вот и скажи.
– Ну… – начал Расс и осекся, вдруг осознав, что… ему тоже нечего предложить.
Сложная натура, каковой являлся Сэм Винсент, нашла полное отражение в разношерстном скопище людей, собравшихся в доме старика, чтобы оплакать его смерть, а может, отпраздновать или хотя бы напиться за его счет. Кого здесь только не было – афроамериканцы из западных районов, аристократы из Литл-Рока, приятели, с которыми Сэм исходил тысячи охотничьих троп, старые проводники, фермеры, продававшие ему свою продукцию, политики, полицейские, дети, обиженные секретарши, адвокаты, сражавшиеся против него в суде, работники исправительных учреждений и даже несколько человек, которых Сэм когда-то отправил в тюрьму. Причем каждый из присутствовавших считал своим долгом рассказать о Сэме какую-нибудь историю. Боб с Рассом прибыли как раз в тот момент (с трудом отыскав место для своего автомобиля перед домом на улице, заполненной самыми разными машинами – от «мерседесов» до сорокалетних пикапов), когда слово взял поверенный Сэма, чтобы огласить завещание покойного. Сэм, в течение многих десятилетий умно размещая свой капитал и проворачивая выгодные сделки, оставил после себя немалое состояние. Чтобы избежать налога на имущество, он на протяжении ряда лет разбивал свой капитал на суммы по десять тысяч долларов в год в пользу своих детей, зятьев и невесток, независимо от того, состояли они в разводе или нет, обзавелись новыми семьями или пребывали в одиночестве. Он руководствовался только одним принципом: те, кому приходится или приходилось мириться с его родством, заслуживают небольшого подарка. Он также учредил доверительные фонды по двести тысяч долларов в пользу каждого из своих внуков, распорядившись выплачивать эти деньги только учебным заведениям в форме чеков за обучение, питание и проживание детей. Он оставил по десять тысяч долларов каждой из своих секретарш, уволенных им или уволившихся по собственному желанию. Кроме одной – той, которая спилась: она получила от него пятнадцать тысяч долларов. Таким образом, из всего его состояния оставалась еще не пристроенной сумма в девятнадцать тысяч четыреста пятьдесят долларов.
– Ну дает отец, – удивленно произнес доктор Джон Винсент, дыхнув перегаром виски (бар был забит спиртным основательно). – Передал девять тысяч семьсот двадцать пять долларов в фонд НСА[26] и столько же – «Хэндган контрол». [27] Представляю, как он хохотал, когда выдумывал это!
– Хороший он был человек, – сказал Боб. Угрюмый, мрачный, казалось, он единственный из всех присутствовавших на поминках по-настоящему горевал о старике.
– И вредный, – добавил доктор. Ему как старшему сыну больше всех досталось от Сэма – приходилось сносить и гнев ею, и похвалу. – Умный был бестия, а уж придирчивый, злобный, спасу нет. Порол нас по-черному, когда мы росли. И смотри, всех в люди вывел, Два врача, агент бюро путешествий, консультант по вопросам размещения капитала и художник-импрессионист
– А кто художник-то? – спросил Боб.
– Джеми.
– А я думал, он – юрист.
– Бывший. Десять лет покопался в законах, а потом все-таки набрался смелости и занялся тем, чем ему хотелось, а не отцу. Думаю, отец его за это зауважал.
– Да, упрямый был чертяка, – заметил Боб.
– Не то слово. И крутой. Знаешь, за двадцать два года, что я жил дома, мне только раз пришлось видеть его плачущим. Он не плакал, даже когда умерла мама. А вот когда отца твоею убили, не сдержался. Помнится, он вернулся домой и уселся внизу. Один. Уже светать начало, а он все сидел и пил. Я проснулся от звука, которого прежде никогда не слышал. Спустился тайком вниз. Смотрю, а он сидит в той старой качалке, – Джон указал на облезлое старое кресло, стоявшее на одном и том же месте на протяжении пятидесяти с лишним лет, – раскачивается взад-вперед и рыдает, как ребенок. Он любил твоего отца, считал Эрла Суэггера самым совершенным человеком. Герой, отец семейства, полицейский, неподкупный символ всего честного и справедливого, на чем держится Америка.
Машину вел Расс. Боб был замкнут более обычного, повергая Расса в изумление. Юноша не мог понять, как долго можно оставаться в столь глухой неподвижности. Очевидно, сказывалась снайперская привычка, усугубляемая горечью, клокотавшей внутри яростью и осознанием своей изолированности от мира обычных людей. Но Расс догадывался, что за внешней невозмутимостью таится напряженная работа ума и сердца.
– О чем ты думаешь? – наконец спросил юноша.
– О том, что мы потратили впустую целый день и тринадцать сотен на билеты.
– Я тебе верну…
– Дело не в этом. Не нужны мне твои деньги. Главное, что все это было напрасно. Мы движемся не в том направлении.
– Нет, сэр, – возразил Расс. – Я абсолютно уверен в том, что между убийством девочки и гибелью твоего отца существует какая-то связь.
– Ну и дурак, – безжалостно бросил Боб, даже не глянув в сторону своего юного спутника. – Это исключено. Отец погиб в тот же день, когда был обнаружен труп негритянки. За столь короткий срок просто невозможно организовать подобную операцию. Меньше чем за четыре-пять дней ее не состряпать. И то Френчи должен был пахать как сумасшедший. И второе: невозможно было предугадать, в какой день отец найдет труп. Это произошло по чистой случайности. Им просто чертовски повезло. Мать девочки обратилась к отцу, и он начал поиски. А если бы не нашел, думаешь, как бы все повернулось? Все равно в одиннадцать часов вечера он был бы мертв. Тело могло пролежать еще несколько недель, пока кто-нибудь на него не наткнулся бы, а за это время оно разложилось бы, опознание заняло бы еще несколько недель. Убийство девочки – тяжкое преступление; горько и грустно, что за него пострадал ни в чем не повинный бедняга Регги Фуллер. Но к нам это не имеет никакого отношения.
Боб не переубедил Расса.
– Связь должна быть, – настаивал тот. – Что еще особенного происходило в Полк-Каунти в 1955 году, из-за чего стоило бы устраивать заговор против твоего отца? Френчи Шорт не стал бы из кожи вон лезть ради…
– Вот именно, – перебил юношу Боб. – И я вот что думаю. Отец, очевидно, проводил какое-то расследование, возможно, даже по какому-нибудь делу, которым занималась полиция штата. Не исключено, что это касалось деятельности Кэмп-Чаффи. И ему каким-то образом стало известно нечто такое, что требовалось сохранять в тайне. Поэтому его пришлось остановить.
– Как в дешевом кино, – заметил Расс.
– Знаю, – буркнул Боб, – хотя в кино не хожу.
– Ну, может…
– Сбавь-ка ход, – скомандовал Боб. – И резко не оборачивайся.
Секунды текли – одна, две.
Боб вытащил кольт калибра 45 из кобуры под ремнем. Расс даже не видел, когда он успел пристегнуть ее.
– Что за черт…
– Полегче, полегче, – скомандовал Боб.
Обернувшись назад, Расс заметил голубой фургон. Фургон прибавил скорость, быстро нагоняя их.
– Не смотри туда, – приказал Боб, – и, как только дам команду, жми на тормоза, как следует. Ясно?
Расс сглотнул; во рту появился металлический привкус. Кошмар возвращался.
Но фургон, поравнявшись с ними, продолжал движение с прежней скоростью. Расс, игнорируя приказ Боба, украдкой глянул в боковое окно. На заднем сиденье в фургоне сидела симпатичная девчушка, внимательно наблюдавшая за ним. Перехватив его взгляд, она показала язык.
– Черт, – выругался Расс. – Ну и напугал же ты меня.
– Видать, старею, – пробормотал Боб, убирая пистолет под пиджак. – Не заметил, откуда они вынырнули. А надо бы, черт побери, внимательнее смотреть по сторонам.
– Так что мы дальше делаем? – спросил Расс.
– Ты у нас в Принстоне учился. Вот и скажи.
– Ну… – начал Расс и осекся, вдруг осознав, что… ему тоже нечего предложить.
Сложная натура, каковой являлся Сэм Винсент, нашла полное отражение в разношерстном скопище людей, собравшихся в доме старика, чтобы оплакать его смерть, а может, отпраздновать или хотя бы напиться за его счет. Кого здесь только не было – афроамериканцы из западных районов, аристократы из Литл-Рока, приятели, с которыми Сэм исходил тысячи охотничьих троп, старые проводники, фермеры, продававшие ему свою продукцию, политики, полицейские, дети, обиженные секретарши, адвокаты, сражавшиеся против него в суде, работники исправительных учреждений и даже несколько человек, которых Сэм когда-то отправил в тюрьму. Причем каждый из присутствовавших считал своим долгом рассказать о Сэме какую-нибудь историю. Боб с Рассом прибыли как раз в тот момент (с трудом отыскав место для своего автомобиля перед домом на улице, заполненной самыми разными машинами – от «мерседесов» до сорокалетних пикапов), когда слово взял поверенный Сэма, чтобы огласить завещание покойного. Сэм, в течение многих десятилетий умно размещая свой капитал и проворачивая выгодные сделки, оставил после себя немалое состояние. Чтобы избежать налога на имущество, он на протяжении ряда лет разбивал свой капитал на суммы по десять тысяч долларов в год в пользу своих детей, зятьев и невесток, независимо от того, состояли они в разводе или нет, обзавелись новыми семьями или пребывали в одиночестве. Он руководствовался только одним принципом: те, кому приходится или приходилось мириться с его родством, заслуживают небольшого подарка. Он также учредил доверительные фонды по двести тысяч долларов в пользу каждого из своих внуков, распорядившись выплачивать эти деньги только учебным заведениям в форме чеков за обучение, питание и проживание детей. Он оставил по десять тысяч долларов каждой из своих секретарш, уволенных им или уволившихся по собственному желанию. Кроме одной – той, которая спилась: она получила от него пятнадцать тысяч долларов. Таким образом, из всего его состояния оставалась еще не пристроенной сумма в девятнадцать тысяч четыреста пятьдесят долларов.
– Ну дает отец, – удивленно произнес доктор Джон Винсент, дыхнув перегаром виски (бар был забит спиртным основательно). – Передал девять тысяч семьсот двадцать пять долларов в фонд НСА[26] и столько же – «Хэндган контрол». [27] Представляю, как он хохотал, когда выдумывал это!
– Хороший он был человек, – сказал Боб. Угрюмый, мрачный, казалось, он единственный из всех присутствовавших на поминках по-настоящему горевал о старике.
– И вредный, – добавил доктор. Ему как старшему сыну больше всех досталось от Сэма – приходилось сносить и гнев ею, и похвалу. – Умный был бестия, а уж придирчивый, злобный, спасу нет. Порол нас по-черному, когда мы росли. И смотри, всех в люди вывел, Два врача, агент бюро путешествий, консультант по вопросам размещения капитала и художник-импрессионист
– А кто художник-то? – спросил Боб.
– Джеми.
– А я думал, он – юрист.
– Бывший. Десять лет покопался в законах, а потом все-таки набрался смелости и занялся тем, чем ему хотелось, а не отцу. Думаю, отец его за это зауважал.
– Да, упрямый был чертяка, – заметил Боб.
– Не то слово. И крутой. Знаешь, за двадцать два года, что я жил дома, мне только раз пришлось видеть его плачущим. Он не плакал, даже когда умерла мама. А вот когда отца твоею убили, не сдержался. Помнится, он вернулся домой и уселся внизу. Один. Уже светать начало, а он все сидел и пил. Я проснулся от звука, которого прежде никогда не слышал. Спустился тайком вниз. Смотрю, а он сидит в той старой качалке, – Джон указал на облезлое старое кресло, стоявшее на одном и том же месте на протяжении пятидесяти с лишним лет, – раскачивается взад-вперед и рыдает, как ребенок. Он любил твоего отца, считал Эрла Суэггера самым совершенным человеком. Герой, отец семейства, полицейский, неподкупный символ всего честного и справедливого, на чем держится Америка.