— А вы думаете, что если бы женщина сказала мне такое, я бы уволил ее? Да боже упаси! Когда мне говорят «отстань», я отстаю.
   — Очень благородно с вашей стороны. Но, надеюсь, по окончании курса занятий вы ни себя, ни женщин не будете больше ставить в неловкое положение.
   — И мир от этого станет лучше, — с издевкой сказал он.
   Это замечание я тоже проигнорировала.
   — Давайте перейдем к следующему вопросу. Предположим, во время собрания руководства вашей компании одна из женщин захочет по собственной инициативе выступить с деловым предложением. Как вы ей ответите?
   — Я остановлю ее на полуслове.
   — Иначе говоря, вы ее перебьете?
   — Безусловно. Если я этого не сделаю, она будет говорить до бесконечности. Вы когда-нибудь слышали, как женщина выступает с деловым предложением на собрании?
   — Да, я, конечно…
   — Поверьте мне, это настоящая пытка! Вот как мужчина излагает свою мысль: «У меня есть блестящая идея». Коротко и ясно. А вот как это делает женщина: «Я хотела бы поделиться с вами мыслью, которая, по-моему, может вас заинтересовать. Возможно, вначале она покажется вам нелепой и, кроме меня, ее никто не поддержит, так что можете смело назвать меня сумасшедшей… Но, как мне кажется, из этого все-таки что-то получится». И так далее. Не понимаю, почему они не могут просто передать суть своей идеи и заткнуться! Почему они не могут говорить без обиняков?
   — Потому что они знают, что их остановят, заставят молчать, унизят такие мужчины, как вы. Отсюда и берется их неуверенность.
   — Это их проблемы!
   — Нет, это и ваши проблемы. Иначе вы бы здесь не оказались. И теперь вам придется учить их язык, иначе они станут проявлять свою неуверенность — а заодно и свой талант — в другой компании.
   — Боже упаси!
   — Перейдем к третьему вопросу, — продолжала я. — Когда вы в последний раз говорили женщине о своих чувствах.
   — Каких именно?
   — Каких угодно. Когда в последний раз вы делились чувствами?
   — Несколько минут назад. Я сказал вам, что люблю спорт.
   — Помню. Но я имела в виду нечто такое, в чем не хочется признаваться. Когда вы, например, в последний раз признавались, что боитесь чего-либо?
   — Не помню, но могу признаться прямо сейчас: я боюсь, что «Янки» не выиграют в чемпионате обладателей кубков в этом году.
   Я черкнула в блокноте, что Брэндон Брок боится обнаружить свою уязвимость. Итак, протестировав своего пациента по методике доктора Виман, я убедилась, что по всем категориям результаты у него очень низкие.
   — На сегодня все, — сказала я. — Теперь осталось только проанализировать ваши показатели, подготовить сценарии — и можно приступать к занятиям.
   Он тяжело вздохнул.
   — Знаю, это нелегко. Все равно что карабкаться на гору, — добавила я, вставая. — Но уже через полгода вы станете более гибким руководителем, совет директоров будет доволен вами, а женщины будут рваться на работу в «Файнфудз».
   — И все мы будем жить долго и счастливо! — Брок тоже поднялся со своего места, расправил галстук и взглянул на меня. — Перед уходом я тоже хотел бы задать вам один вопрос, дорогуша.
   — Задавайте, но наше время истекло, — торопливо сказала я, будто ждала следующего пациента. Но я никого не ждала.
   — Я буду краток. Скажите: женщины действительно хотят, чтобы мужчины говорили с ними на Языке женщин?
   Я подошла к двери кабинета и распахнула ее.
   — Я отвечу на ваш вопрос следующим образом: женщины не хотят, чтобы мужчины говорили с ними так, как вы.

12

   В следующий вторник в девять утра Наоми позвонила ко мне в офис и принесла Диане свои извинения в связи с тем, что мистер Брок не сможет посетить сегодняшнее занятие.
   — Она говорит, что у него несколько важных встреч, последняя из которых закончится около восьми часов вечера, — сообщила Диана.
   Я предвидела это, но все же рассердилась. И решила во что бы то ни стало поставить Брэндона Брока на место.
   — Перезвони ей и назначь встречу с мистером Броком на другой день на этой неделе, — сказала я Диане.
   — Я уже пыталась, но она сказала, что он завтра улетает в Южную Америку и вернется только в воскресенье вечером.
   Хитрец! Он может бегать от меня сколько угодно, но уйти далеко ему все равно не удастся.
   — Наоми сказала, что сегодня он освободится часам к восьми или около того?
   — Да.
   — Тогда перезвони ей и скажи, чтобы он приходил после восьми.
   — Но вы же никогда не принимаете пациентов в такое время, доктор Виман!
   — Оглядись вокруг, Диана. Разве приемную осаждает толпа пациентов, жаждущих встречи со мной?
   — Нет.
   — Вот именно. А теперь взгляни на меня. Кого ты видишь перед собой? Женщину, торопящуюся домой, в объятия к любящему мужу?
   — Нет.
   Диана потупила взор, ее щеки запылали. Она не любила говорить о Кипе — видимо, из-за его поступка. Думаю, ей было неловко за меня.
   — Надеюсь, теперь ты понимаешь, почему я хочу встретиться с мистером Броком сегодня вечером. Позвони его секретарше и постарайся ее уговорить. Мы только начали заниматься с ним. Все работа пойдем насмарку, если он пропустит неделю.
   Диана набрала номер. После долгих уговоров Наоми убедила своего начальника прийти на занятие к половине девятого.
   Стоял один из тех вечеров, какие бывают в начале апреля, когда зима начинает отступать, но еще не сдается окончательно. Как всегда в апреле, в воздухе чувствовался аромат весны, царила атмосфера надежды. И хотя я была страшно голодна и занятию с самым суровым начальником Америки предпочла бы сейчас обед с друзьями, чувство воодушевления все же не покидало меня.
   Брок, напротив, кипел от ярости. Он ворвался в мой кабинет, негодуя, что ему пришлось отменить свидание с Келси.
   — Кстати, как у нее дела? — бодро поинтересовалась я, отказываясь нести ответственность за его сорванную встречу с дизайнером-недоучкой.
   — У кого? — переспросил он.
   На этот раз на нем был темно-синий костюм, галстук с красным узором и рубашка в белую и голубую полоску. В его одежде было больше яркости, чем в прошлый раз, и он представлял собой еще более занимательное зрелище. Я говорю «занимательное», потому что со своими светлыми волосами, голубыми глазами, выразительной мимикой и крепким телосложением Брок был чрезвычайно колоритен. Иначе говоря, как я уже успела заметить, он не был красавцем в традиционном смысле этого слова, но от него было трудно отвести взгляд.
   — У Келси, — сказала я. — Как ее дела?
   — Она злится, что я провожу сегодняшний вечер не с ней, а с вами. Вот как ее дела.
   — Значит, она недальновидна, — ответила я. — Перемена в вас пойдет ей только на пользу, мистер Брок.
   — Я нравлюсь ей таким, какой я есть! И многим другим я нравлюсь именно таким, — с этими словами он гордо вскинул голову.
   — Нисколько не сомневаюсь, — покровительственно сказала я. — Итак, начнем?
   — Как вы считаете нужным, дорогуша.
   — Давайте для начала разберемся с этой вашей «дорогушей». Вам не кажется, что пора покончить с этим словом?
   — Я согласен. Как прикажете вас называть? Док?
   — Нет. Называйте меня так же, как и все остальные пациенты, — доктор Виман. — Я сделала упор на слове «все», чтобы убедить его в том, что у меня до сих пор много пациентов. — Ваша привычка давать людям прозвища, высмеивать их свидетельствует о том, что вы ставите себя выше других и тем самым устанавливаете дистанцию между собой и окружающими.
   — Успокойтесь. Что страшного в прозвищах?
   — Да в общем ничего страшного. Вы ведь, очевидно, не против, когда ваши подчиненные называют вас Брэндон Бряк?
   — Как вы сказали? Бряк? — Похоже, это задело его.
   — Да. Из-за вашей манеры общаться. Они считают, что вы иногда брякаете бог знает что. Я прочитала это в одном журнале.
   Он отчаянно замотал головой:
   — Никто в моей компании не смеет называть меня Бряком! Никто!
   — Но вы же только что сказали, что не имеете ничего против прозвищ.
   — Я и не против. Просто это прозвище мне не подходит. Не люблю, когда меня выставляют идиотом.
   — А мне прозвище Док, конечно же, подходит! Сразу же представляется спившийся старик, который пытается спасти жизнь подстреленного в салуне героя ковбойского фильма.
   Я с удовольствием отметила, что спесь Брока уменьшилась. На лице его даже появилось подобие улыбки.
   — Хотите, чтобы я называл вас доктор Виман? Ладно, я буду называть вас доктор Виман.
   — Вот и прекрасно. А я буду, как и прежде, называть вас мистер Брок.
   Странно, что мне вдруг захотелось называть его по фамилии — ведь обычно я называла своих пациентов по имени. Видимо, я сама ощущала потребность в дистанции между нами.
   — Я подготовила сценарии, чтобы вы потренировались на них. — Я включила магнитофон и придвинула микрофон поближе к Броку. — Сегодня вы научитесь использовать Язык женщин на деловых собраниях, чтобы улучшить отношения с вашими сослуживицами. Я прочитаю реплику, а вы повторите ее за мной в микрофон, затем я перейду к следующей реплике, и так далее. Повторив реплики много раз и запомнив их, вы начнете использовать их в вашей повседневной жизни, и таким образом ваше поведение изменится. Понятно?
   — Понятно ли мне, что вы только что сказали? Да, понятно, потому что я образованный человек. И не глухой. Понятно ли мне, почему мужчина должен говорить как женщина? Нет, потому что наверняка существует какой-то другой выход!
   Я вздохнула:
   — Но если я не ошибаюсь, совет директоров не отправил вас к лингвисту, который научил бы вас разговаривать, как мужчина? Значит, на сегодняшний день другого выхода нет. Итак, приступим. Место действия — конференц-зал. Вы приехали на несколько минут раньше времени и оказались в зале наедине с одной из ваших подчиненных.
   — Знаю, знаю! Я ни слова не скажу о ее ногах.
   — И будете правы. Но что вы скажете, чтобы между вами завязалась легкая непринужденная беседа?
   — Наверное, я начну с шутки.
   — С непристойной шутки?
   — А разве бывают пристойные шутки?
   — Думаете, после таких шуток женщина чувствует себя комфортно?
   — А с какой стати мне заботиться о ее чувствах? Если она не может найти достойный ответ, пускай возвращается на кухню.
   — Старо, мистер Брок! Позволю себе напомнить, что теперь вам придется заботиться об их чувствах — ведь именно из-за вашего поведения столько талантливых сотрудниц покинули «Файнфудз». Разве не вы, как глава компании, должны пресечь эту порочную практику? Давайте не будем терять время и хотя бы признаем сам факт существования этой проблемы. Вы согласны?
   — Угу.
   — Вы что-то сказали? Я не расслышала.
   — Я СКАЗАЛ: ДА!
   — Хорошо. Чтобы женщина почувствовала себя свободно, заговорите с ней о чем-нибудь таком, что ей хорошо знакомо, поделитесь с ней своими переживаниями.
   — Меня сейчас стошнит!
   — Сейчас я произнесу реплику, которую вам придется повторить: «Доброе утро, Сьюзен…»
   — У меня на работе нет женщины с таким именем, — перебил меня Брок.
   — А вы представьте себе, что есть. Итак: «Доброе утро, Сьюзен! Не знаю, как вы относитесь к десертам, а я никогда не могу от них отказаться. После вчерашнего шоколадного торта мне сегодня пришлось провести в спортзале лишних полчаса».
   Брок откинулся на спинку стула и разразился хохотом. Я терпеливо ждала, когда он совладает со своими эмоциями.
   — Если это и есть ваш Язык женщин, то как же тогда разговаривают шлюхи?
   Я сдержала свой гнев, поскольку терпеть не могу женщин, у которых ноздри раздуваются от справедливого негодования, и только поджала губы.
   — Давайте поступим со словом «шлюха» так же, как мы обошлись с прозвищами.
   — Согласен. Но неужели вы всерьез требуете, чтобы я произнес эту околесицу?
   — Я требую, чтобы вы сосредоточились на репликах, которые я для вас написала. Исследования показали, что женщины чувствуют себя комфортно, когда говорят о еде, особенно когда это касается их веса. Представьте себе, какое облегчение ощутит Сьюзен, если ее начальник, вместо того чтобы, по своему обыкновению, отпустить скабрезную шуточку, вдруг заговорит с ней о вреде, который наносят фигуре десерты.
   Он снова расхохотался:
   — Я смотрю, вы хорошо изучили мои привычки, док… доктор Виман.
   — Это моя работа, мистер Брок. Продолжим. Ближе к микрофону. «Доброе утро, Сьюзен! Не знаю, как вы относитесь к десертам, а я никогда не могу от них отказаться…» Сделайте ударение на словах «вы» и «я». Тогда Сьюзен поверит, что вы искренне делитесь с ней своими переживаниями.
   Брок пожал плечами, сел ближе к микрофону и произнес реплику.
   — Прекрасно.
   — Правда? По-моему, у меня получилось как у…
   — Как у кого?
   — Как у женщины.
   Я просияла:
   — Именно.
   Брок, вне всяких сомнений, был приятно удивлен. Надо сказать, выражение приятного удивления появлялось на лицах всех моих пациентов, когда у них начинало что-то получаться. Вспомните, чтб вы чувствовали, когда начинали изучать иностранный язык и вам впервые удавалось произнести слово так, как оно должно звучать.
   — И что произойдет после того, как я скажу это Сьюзен?
   — Возможно, она поделится с вами своим опытом, и у вас с ней завяжется непринужденный разговор. А после собрания она скажет своим подругам: «Мы были несправедливы к Брэндону Броку. Он очень открытый и приятный в общении человек».
   — А если она в ответ на мое замечание не поделится со мной своим опытом? Что, если она просто кивнет мне и продолжит возиться со своим портативным компьютером?
   — Тогда вы перейдете к следующей реплике. Вы скажете: «Знаете, Сьюзен, сегодня утром я с трудом завел машину. Она меня не слушалась!»
   Брок снова загоготал.
   — Какого черта я должен говорить такое?
   — Потому что женщины любят рассказывать друг другу о «непослушной» технике, невнимательных продавцах и безответственных нянях, которые вечно опаздывают, а то и вовсе не появляются. Эти маленькие трагедии случаются в жизни любой женщины, и вы попадете прямо в точку, если заговорите о них.
   — Интересно, в вашей жизни тоже происходят такие трагедии?
   — Ну, разумеется, мне все это знакомо. Кроме безответственных нянь, потому что у меня нет детей.
   — Но у вас есть муж.
   — Уже нет.
   — Нет? По-моему, в теннисном клубе вы сказали, что замужем.
   Я удивилась, что он это запомнил.
   — Тогда я была замужем. Но сейчас — нет.
   Брок откинулся на спинку стула и окинул меня изучающим взглядом. К нему вернулась его самоуверенность.
   — Я попробую угадать: наверное, ваш муж часто позволял себе пошлые шуточки и за это вы выгнали его вон. Или он постоянно восхищался вашими потрясающими ногами, и за это вы выгнали его вон.
   — Вообще-то я выгнала его за то, что он постоянно восхищался потрясающими ногами своей любовницы.
   Улыбка тут же сошла с его лица. Уже потом, поздно вечером, я сообразила, что, признаваясь в своем несчастье, я рискую утратить в его глазах свою репутацию знатока человеческих отношений. Но, как ни странно, Брок не связал одно с другим, а если и связал, то это не заставило его в тот же миг покинуть мой кабинет.
   — Значит, вы разведены? — переспросил он.
   — Да, причем официально. Давайте лучше вернемся к…
   — Я тоже разведен, — перебил меня Брок.
   Наверное, мне следовало помолчать: в конце концов, он находился не на приеме у психоаналитика, а в кабинете лингвиста, и обсуждали мы с ним не семейные неурядицы, а языковые модели. Но я ответила ему в тон:
   — Я тоже попробую угадать. Наверное, вы предпочли своей жене женщину вдвое моложе ее.
   — А вот и нет. Это она предпочла мне мужчину вдвое моложе себя. Парня, который следил за нашим бассейном.
   — Господи!
   — Не понимаю женщин, — пробормотал Брок, запустив пальцы в свои светлые волосы. — Я искренне не понимаю, чего они хотят. Мне иногда даже кажется, что они сами этого не понимают.
   — Исследования показали, что каждая женщина хочет видеть рядом с собой мужчину, с которым она бы нашла общий язык, — сказала я, пытаясь вернуть его к теме нашего разговора. — Давайте перейдем к следующей реплике сегодняшнего сценария, мистер Брок.
   С минуту он колебался, все еще размышляя над тайнами вселенной, а затем кивнул. Мы наконец отработали все реплики. Когда занятие подошло к концу и я провожала его в приемную, Брок вдруг остановился, повернулся ко мне и сделал то, чего я от него никак не ожидала. Он сказал:
   — Мне очень жаль, что вам так не повезло с мужем. Мне знакомы ваши чувства: кому, как не мне, знать, что вы пережили! — И вышел за дверь прежде, чем я успела ответить.
   Нет, он не сказал ничего остроумного, оригинального или обнаруживающего глубокое понимание моей методики. Но меня поразило, что человек, который, казалось бы, не знал, что такое сочувствие, вдруг употребил в одном высказывании слова «жаль» и «чувства».
   Я ехала домой с мыслью, что предстоящие полгода занятий с Брэндоном Броком — не такая уж пытка, как мне показалось вначале.

13

   В эти выходные Сара отмечала свой день рождения, и я была рада, что мне есть куда пойти, вместо того чтобы сидеть дома, разгадывая кроссворды. Сара и ее муж Эдуард, заключившие временное перемирие, решили устроить вечеринку и пригласили меня в числе сотни других гостей.
   С тех пор как мы разошлись с Кипом, я не была ни на одном большом празднике и поэтому очень волновалась. Да, я была независимой женщиной, мне довольно часто приходилось наносить деловые визиты, и я прекрасно с этим справлялась. Но стоило мне оказаться в гостях, в неформальной обстановке (не считая тех случаев, когда мы собирались с подругами), как на меня находило странное косноязычие.
   Догадываюсь, о чем вы подумали. Как может человек, обучающий других искусству общения, быть косноязычным? Ответ прост: понятия не имею. Но факт остается фактом. На деловых собраниях я покоряла всех своим красноречием, а на вечеринках молчала, будто язык проглотила.
   Думаю, такая раздвоенность объяснялась тем, что я лучше контролировала свое поведение, когда становилась доктором Виман, чем когда была просто Линн. Как лингвист я нисколько не сомневалась в своей компетентности, но как только я снимала эту маску, становилось ясно, что под ней ничего нет. По крайней мере, мне так казалось. Я виделась себе раздетой, уязвимой и беззащитной. Возможно, причиной тому были какие-нибудь загадочные химические процессы, происходившие в моей голове. Или развод родителей. Или воспоминание о том, что в детстве я слыла книжным червем, а не королевой школьных балов. Так что, как видите, у меня были свои странности. По крайней мере, с ролью хозяйки положения я справлялась далеко не всегда.
   Итак, субботним вечером я приехала в Догвуд. Вечеринка была уже в самом разгаре. Гости ходили по дому, смеялись, громко разговаривали и угощались закусками, которыми их обносили специально нанятые по этому случаю официанты. Жюстина приняла у меня пальто, и я отправилась в гостиную в поисках хоть одного знакомого лица.
   — Линн! Иди сюда! — Пенни махнула мне рукой с другого конца комнаты.
   Со вздохом облегчения я стала пробираться к ней сквозь толпу. Мы обнялись.
   — Ты одна сегодня? — спросила я. Она редко появлялась в обществе без кавалера.
   — Одна. Сегодня я сама по себе.
   — Ты, наверное, все еще переживаешь из-за того парня, с которым рассталась?
   Пенни с удивлением посмотрела на меня.
   — О котором ты мне говорила, когда мы с тобой обедали вместе, — напомнила я. — Ты как раз зализывала свои раны.
   Она откинула голову назад:
   — Ах, ты об этом… Я уже и думать о нем забыла. Все в прошлом. Он мизинца моего не стоит.
   — А все-таки кто он? — поинтересовалась я, надеясь, что теперь, когда все осталось в прошлом, она будет более словоохотливой. — Ты с ним по работе познакомилась?
   — Нет, — равнодушно ответила Пенни. — Друзья познакомили.
   — Неужели специально познакомили? — Я знала, что Пенни терпеть не может такой способ знакомства. Она считает, что каждый сам отвечает за свою судьбу.
   — Да нет же. Просто мы познакомились у друзей, и поначалу между нами ничего не было. Но как-то раз мы с ним остались вдвоем, и наши отношения… обрели романтический оттенок.
   — Жаль, что у вас так все обернулось. Как ты думаешь, почему вы не смогли быть вместе?
   Она улыбнулась:
   — Если вы полагаете, что мы расстались, потому что не смогли найти общий язык, то вы ошибаетесь, доктор Виман!
   Я тоже улыбнулась ей в ответ:
   — В отношениях есть множество других подводных камней. Уж теперь-то я знаю об этом.
   Пенни похлопала меня по плечу:
   — Ну, хватит обо мне. Как твои дела, Линн?
   — Хорошо.
   — С кем-нибудь встречаешься?
   — Нет. Сейчас для меня самое главное — это карьера.
   Она наклонилась ко мне поближе:
   — А как там твой Брэндон Брок? Он и в самом деле чудовище?
   — Не совсем. В нем все-таки есть что-то человеческое. Надо только копнуть поглубже.
   Пенни хотела еще что-то спросить, но в этот момент к нам подошла Гейл с мужем. Гейл была на костылях — она сломала ногу где-то в лесах Калифорнии, во время съемок документального фильма о женщине, прожившей три года вдали от цивилизации. Джим тоже выглядел так, будто побывал на войне: он оправлялся после схватки с одним из своих кредиторов.
   — Как твоя затея с Брэндоном Броком? — шепотом спросила Гейл, пока Пенни болтала с Джимом.
   — Пока все только начинается, — прошептала я в ответ. — Но я верю в успех.
   — А я вот собираюсь расстаться с Джимом.
   — Не может быть!
   Я попыталась казаться удивленной. Но сколько я помню Гейл, она всегда твердила, что вот-вот расстанется с Джимом.
   — И еще я на диете. Уже сбросила шесть фунтов, — сообщила Гейл, озираясь на поднос с угощениями в руках официанта.
   — Ты молодец, Гейл. За собой надо следить.
   — Я поставила себе цель — хорошо выглядеть для самой себя. Я столько лет подстраивалась под других! А теперь я наконец решила похудеть, сделать новую прическу и даже, возможно, изменить форму носа.
   — С твоим носом все в порядке.
   Пару раз она ломала нос — вместе с другими частями тела, — но хирургическое вмешательство ему не требовалось. Я пыталась понять, откуда в Гейл вдруг взялось это стремление к самосовершенствованию.
   Пока мы болтали, к нам подошла Изабелла.
   — Ну, как твои дела? Ты порвала с Франциско? — спросила я ее. — Когда мы виделись в последний раз, ты сказала, что встретила кого-то другого.
   — Да, я порвала с Франциско и встретила кое-кого другого. — Изабелла оглянулась по сторонам. — Я расскажу тебе об этом как-нибудь на днях, без посторонних.
   — Хорошо, — сказала я, согласившись, что шумная вечеринка — не место для серьезных разговоров.
   Я хотела спросить ее, имели ли успех ее фотографии для «Ярмарки тщеславия», когда появилась Сара. В бирюзовом шелковом платье, облегавшем фигуру, она выглядела очень эффектно. Мы поздравили ее с днем рождения и сказали, что рады снова видеть их с Эдуардом вместе. Она приняла наши комплименты и удалилась, распространяя вокруг себя аромат великолепных духов.
   Через какое-то время Пенни покинула нашу компанию, чтобы наладить с кем-то контакты, пожать кому-то руку — в общем, осуществить привычный ритуал. Изабелла тоже ускользнула от нас: она отправилась с Ритой на террасу полюбоваться полной луной. По словам Риты, сегодня Луна была самой яркой за последнюю сотню лет и служила предзнаменованием людям, родившимся под тем же знаком зодиака, что и Изабелла. В какой-то момент даже Гейл с Джимом исчезли, и я осталась одна в толпе, жалея, что не умею завязывать контакты так же легко, как Пенни.
   Я взяла с подноса тарелочку с закуской и подцепила вилкой шляпку гриба, когда один из гостей Сары, мужчина в темно-синем пиджаке спортивного покроя, налетел на меня, расплескав красное вино на мои бежевые туфли.
   — Боже! — пробормотал он. — Здесь так тесно… Простите ради бога!
   — Ничего страшного, — ответила я, мысленно прощаясь со своими туфлями.
   Но он продолжил извиняться, а я — успокаивать его. Прошло несколько минут, прежде чем я догадалась, что он пьян. Это в глаза не бросалось, но все-таки он был навеселе. Наконец он оставил разлитое вино в покое и поинтересовался, где я познакомилась с Сарой.
   — Я дружу с ней много лет, — сказала я.
   Разумеется, он не узнал меня. Чем больше времени проходило с тех пор, как меня лишили радиопередачи, литературных турне и возможности появляться на экранах телевизоров, тем меньше людей узнавали меня.
   — Я тоже ее друг, хотя и не видел ее много лет, — заявил он. — Я жил за границей.
   — Да? — переспросила я. Как видите, я не умела вести светские беседы.
   — Да, я возглавлял представительство «Файнфудз» на Дальнем Востоке.
   — Да? — снова сказала я, на сей раз с большим вниманием. Если у Сары был приятель в руководстве «Файнфудз», почему она мне ничего не сказала? Странно. — Значит, вы работали на Брэндона Брока?
   — Я и сейчас на него работаю. А почему вы спрашиваете? Вы знаете Брэндона?
   — Нет. Нет, не знаю. Просто прочитала несколько статей о нем, только и всего.
   Не хватало только, чтобы до Брока дошло, что я разглагольствовала о нем на вечеринке!
   Мой собеседник, назвавшийся Грегом, покачал головой и погрозил мне пальцем:
   — Не верьте тому, что пишут эти журналюги. Брэндон не такое исчадие ада, каким его пытаются изобразить.