Страница:
– Мы ревнивы, Владыка, – призналась Луйсеал.
– Ваше представление о спайсовой эссенции неверно, – сказал Лито. – Песчаная форель ощущает ее только как воду.
– Это было испытание, Владыка, – сказала Антеак. – Вот и все.
– Вы хотели испытать меня?
– Осуди наше любопытство, – сказала Антеак.
– Я тоже любопытен. Поставьте вашу эссенцию спайса на выступ рядом с Монео. Я оставлю ее у себя.
Медленно, показывая размеренностью своих движений, что она не собирается предпринимать нападения, Луйсеал запустила руку под плащ и достала небольшой фиал, блеснувший наполнявшим его голубым свечением. Она аккуратно поставила фиал на выступ. Ни одним движением она не показала, что могла бы постараться предпринять что-нибудь отчаянное.
– Видящая Правду, разумеется, – сказал Лито.
Она поблагодарила его слабой гримасой, означавшей неудачную попытку улыбнуться, затем отошла и встала рядом с Антеак.
– Где вы достали эссенцию спайса? – спросил Лито.
– Мы купили ее у контрабандистов, – ответила Антеак.
– Контрабандистов не существует уже почти двадцать пять сотен лет.
– Что не промотано, то сохранено, – сказала Антеак.
– Понимаю. А теперь вы должны переоценить то, что вы думаете о своем собственном терпении, ведь так?
– Мы все это время наблюдали эволюцию Твоего тела, Владыка, сказала Антеак. – Мы думали…, – она позволила себе слегка пожать плечами, ровно настолько, насколько этот жест допустим для Сестры, просто так его не делающей.
Лито в ответ поджал губы.
– Я не могу пожать плечами, – сказал он.
– Ты нас покараешь? – спросила Луйсеал.
– Ради того, чтобы развлечься?
Луйсеал поглядела на фиал, стоявший на выступе.
– Я поклялся вознаградить вас, – сказал Лито. – И я вознагражу.
– Мы бы предпочли охранять Тебя, войдя с тобой в сотрудничество, Владыка, – сказала Антеак.
– Не ищите слишком великой награды, – возразил Лито.
Антеак кивнула.
– Ты ведешь дела с икшианцами, Владыка. У нас есть основания полагать, что они могут рискнуть предпринять что-либо против тебя.
– Я страшусь их не больше, чем вас.
– Ты ведь наверняка слышал, чем занимаются икшианцы, сказала Луйсеал.
– Монео иногда мне приносит копии посланий, которыми обмениваются частные люди или группы в моей Империи. Я слышу много историй.
– Мы говорим о новой Богомерзости, Владыка! – заявила Антеак.
– По-вашему, икшианцы могут создать искусственный разум? осведомился Лито. – Мыслящий так же, как человеческий?
– Мы страшимся этого, Владыка, – сказала Антеак.
– Вы что, хотите заставить меня поверить, будто Ордену до сих пор сколько-нибудь дороги заветы Бутлерианского Джихада?
– Мы не доверяем тому неизвестному, что может возникнуть из впечатляющей технологии, – сказала Антеак.
Луйсеал наклонилась к Лито.
– Икшианцы хвалятся, что их машина будет преодолевать время подобно тому, как это делаешь Ты, Владыка.
– А Союз утверждает, что вокруг икшианцев царит Время Хаоса, – насмешливо возразил Лито. – Должны ли мы страшиться всего творческого?
Антеак жестко выпрямилась.
– Я правдив с вами обоими, – сказал Лито. – Я признаю ваши способности. Признаете ли вы мои?
Луйсеал коротко кивнула ему.
– Тлейлакс и Икс сомкнулись с Космическим Союзом и добиваются нашего полного сотрудничества.
– И вы больше всего страшитесь Икса?
– Мы страшимся всего, что мы не контролируем, – ответила Антеак.
– Меня вы не контролируете.
– Если б не было Тебя, люди нуждались бы в нас! – заявила Антеак.
– Наконец-то правда! – сказал Лито. – Вы обращаетесь ко мне как в вашему оракулу, просите меня унять ваши страхи.
– Создаст ли Икс механический мозг? – жестко контролируемым голосом спросила Антеак.
– Мозг? Конечно нет!
Луйсеал вроде бы расслабилась, но Антеак оставалась неподвижной. Ее не устраивал ответ Оракула.
«Почему эта глупость повторяется с такой монотонной точностью?» – подивился Лито. Его жизни-памяти предложили ему бесчисленные сцены, в точности совпадающие с этой – пещеры, жрецы и жрицы, охваченные священным экстазом, зловещие голоса, извергающие мрачные пророчества сквозь дым священных наркотиков.
Он поглядел на переливчатый фиал, стоявший на выступе рядом с Монео. Какова его нынешняя стоимость? Более, чем огромна. Это же эссенция. Концентрация сконцентрированного богатства.
– Вы уже уплатили своему оракулу, – сказал Лито. – Мне доставит удовольствие отдать вам по полной цене.
Как же встрепенулись женщины!
– Слушайте меня! – заявил он. – То, чего вы страшитесь, это не то, чего вы страшитесь.
Лито понравилось, как это прозвучало, достаточно зловеще для любого оракула. Антеак и Луйсеал воззрились на него, покорные просительницы. Позади них кашлянула послушница.
«Позднее они определят, кто это сделал, дадут ей выговор», – подумал Лито.
У Антеак было теперь достаточно времени, чтобы поразмыслить над словами Лито. Она сказала:
– Затемненная правда правдой не является.
– Но я правильно сориентировал ваше внимание, – сказал Лито.
– Говоришь ли Ты нам о том, чтобы не бояться машины? спросила Луйсеал.
– У вас есть сила разума, – сказал он. – Почему взывать ко мне?
– Но мы не обладаем Твоими силами, – сказала Антеак.
– То есть, вы жалуетесь, что не ощущаете нежной ткани волн времени. Вы не ощущаете моей непрерывности. И вы боитесь простой машины!
– Значит, Ты нам не ответишь, – сказала Антеак.
– Не допускайте ошибку, считая меня несведущим о способах и путях вашего Ордена, – сказал он. – Вы живы. Ваши восприятия идеально отрегулированы.
Я не сбиваю регулировки, и вам не следует.
– Но икшианцы играют с автоматизацией! – запротестовала Антеак.
– Скромные детальки, конечные кусочки, соединенные один с другим, – согласился он. – Что стоит их остановить, когда они однажды запущены в действие?
Луйсеал отбросила всякую видимость бенеджессеритского самоконтроля, отличный показатель того, что она признает силы Лито. Ее голос стал почти визглив:
– Ты знаешь, чем бахвалятся икшианцы? Что их машина будет предсказывать Твои действия!
– С чего бы мне этого страшиться? Чем ближе они ко мне подойдут, тем больше они должны стать моими союзниками. Завоевать меня они не смогут, но я-то могу их завоевать.
Антеак собралась было заговорить, но остановилась, когда Луйсеал коснулась ее руки.
– Ты уже вошел в союз с Иксом? – спросила Луйсеал. – Мы слышали, Ты очень и очень долго беседовал с их новым послом, с этой Хви Нори.
– У меня нет союзников, – ответил он. – Только слуги, ученики и враги.
– И Ты не боишься икшианской машины? – настойчиво спросила Антеак.
– Равнозначен ли автомат сознающему разуму? – спросил он.
Глаза Антеак широко открылись и подернулись дымкой, она ушла в свои жизни-памяти. Лито стало донельзя любопытно, что должно поджидать ее там, какие встречи, среди толпы наследственных жизней, принадлежащих ей.
«Некоторые из наших жизней-памятей являются общими», подумал он. И Лито ощутил, соблазнительность и притягательность мысли о союзе с Преподобными Матерями. Это было бы так знакомо, так поддерживающе… и так смертоносно. Антеак попыталась еще раз его соблазнить. Она сказала:
– Машина не способна предсказывать каждую проблему, важную для людей. В этом разница между рядом последовательных кусочков и нерушимой неразрывностью. У нас есть одно, а машины ограничены другим.
– Ты все еще очень неплохо соображаешь, – сказал Лито.
– Действуй! – сказала Луйсеал. Это была отданная Антеак команда, показавшая, обнажившая с резкой отчетливостью, кто на самом деле верховодит в этой паре – старшая подчинялась младшей.
«Восхитительно», – подумал Лито.
– Разум приспособляется, – сказала Антеак.
«До чего же она скупа на слова», – подумал Лито, скрывая свое веселье.
– Разум творит, – сказал Лито. – Это значит, что вы должны иметь дело с ответами, которые прежде вам на ум не приходили.
Вы должны сталкиваться с новым.
– Такова вероятность икшианской машины, – сказала Антеак.
Это не было вопросом.
– Разве не интересно, – спросил Лито, – что быть превосходной Преподобной Матерью недостаточно?
Его острые чувства уловили приступ страха, сковавший обеих женщин. Разумеется, Видящая Правду!
– Вы правы, что страшитесь меня, – сказал он. Возвысив голос, он сурово вопросил: – Откуда вы знаете, хотя бы, что вы живы?
Как и Монео много раз, они расслышали в его голосе, что неправильный ответ грозит им смертью.
Лито восхитило, как обе женщины взглянули на Монео, прежде чем по очереди ответить.
– Я – зеркало самой себя, – ответила Луйсеал: заученный назубок ответ Бене Джессерит, который Лито счел оскорбительным.
– Мне не нужно заранее заготовленных инструментов, чтобы иметь дело с моими человеческими проблемами, – сказала Антеак. – Твой вопрос – это вопрос студента-недоучки!
– Ха, ха, ха! – рассмеялся Лито. – Как бы ты отнеслась к тому, чтобы покинуть Бене Джессерит и примкнуть ко мне?
Ему было видно, как она взвесила и затем мысленно отвергла его предложение, но своего удовольствия она скрыть не смогла.
Лито поглядел на ошарашенную Луйсеал.
– Если что-либо не укладывается в пределы доступных вам мерок, то тогда вы задействуете свой разум, а не автоматику, – сказал он. И подумал: «Эта Луйсеал никогда больше не будет верховодить над старой Антеак».
Луйсеал теперь так разозлилась, что даже не попыталась этого скрыть. Она сказала:
– Ходят слухи, что икшианцы снабжают тебя машинами, подражающими человеческому мышлению. Если ты о них такого низкого мнения, то почему…
– Ее не следует выпускать с Дома Соборов без охранницы, сказал Лито, обращаясь к Антеак. – Она что, боится обращаться к своим жизням-памятям?
Луйсеал побледнела, но промолчала.
Лито посмотрел на нее холодным изучающим взглядом.
– Долгая бессознательная связь наших предков с машинами кое-чему нас научила, разве не так, по-твоему?
Луйсеал только угрюмо на него поглядела, не готовая еще рискнуть жизнью, бросив открытый вызов Богу Императору.
– Согласишься ли ты наконец, по крайней мере, что нам знакома притягательность машин? – спросил Лито.
Луйсеал кивнула.
– Хорошо обслуживаемые и ухоженные машины могут быть понадежнее слуги-человека, – сказал Лито. – Мы можем доверять машинам хотя бы в том, что они не будут отвлекаться от обязанностей.
Луйсеал обрела голос.
– Значит ли это, что ты намерен отменить Бутлерианский запрет на богомерзкие машины?
– Клянусь тебе, – Лито принял ледяной и презрительный тон, – что если ты и дальше будешь проявлять подобную тупость, я прикажу публично тебя казнить. Я не являюсь вашим оракулом!
Луйсеал открыла рот – и закрыла, ничего не произнеся.
Антеак коснулась руки своей компаньонки, и от этого прикосновения быстрый трепет пробежал по телу Луйсеал. Антеак заговорила тихо и спокойно, с бесподобной тонкостью играя Голосом:
– Наш Бог Император никогда не отвергнет в открытую запреты Бутлерианского Джихада.
Лито улыбнулся ей, мягкая похвала. Как приятно видеть профессиональное исполнение в его лучшем виде.
– Для любого мыслящего разума должно быть очевидно, что есть пределы моего собственного выбора – есть места, в которые я не суюсь, – сказал он.
Ему было видно, как обе женщины усваивают разносторонний намек, взвешивая возможные значения и намерения.
Отвлекает ли их Бог Император, приковывая мыслями к икшианцам, уходя при этом куда-то совсем в другую сторону?
Не подсказывает ли он таким образом Бене Джессерит, что наступило время выбрать, на чьей они стороне, за или против икшианцев? Возможно ли, что в его словах нет ничего, кроме их внешнего значения? Каковы бы не были причины, их нельзя игнорировать. Ведь такого каверзника, как он, никогда еще мироздание не порождало.
Лито сурово нахмурился на Луйсеал, зная, что лишь добавит к их смятению.
– Я указываю тебе, Маркус Клер Луйсеал, на урок прошлого – на сверх переполненное машинами общество, – на урок, похоже, тобой не выученный. Сами по себе, механические приспособления обусловливали то, что их пользователи начинали и друг друга использовать наподобие машин.
Он перенес внимание на Монео.
– Монео?
– Я вижу его, Владыка.
Монео по-журавлиному вытянул шею, чтобы видеть поверх свиты Бене Джессерит. В дальний вход вошел Данкан Айдахо и размашистыми шагами пошел через открытое пространство палаты по направлению к Лито. Монео не ослаблял своей напряженности, его недоверие к Бене Джессерит не угасло, но он понял смысл лекции Лито. «Он проверяет, всегда проверяет».
Антеак кашлянула.
– Владыка, а что насчет нашего вознаграждения?
– Вы храбры, – сказал Лито. – Несомненно, именно поэтому вас и выбрали возглавить Посольство. Очень хорошо, на следующее десятилетие я сохраню ваше количество спайса на нынешнем уровне. Что до остального, я закрою глаза на то, что вы на самом деле намеревались проделать с помощью этой эссенции.
Разве я не щедр и великодушен?
– Великодушнее нельзя, Владыка, – сказала Антеак и в голосе ее не было ни малейшего намека на горечь.
Данкан Айдахо прошел мимо женщин, чуть их не задев, и, остановившись рядом с Монео, поглядел на Лито.
– Государь, там…, – он осекся и поглядел на двух Преподобных Матерей.
– Говори открыто, – приказал Лито.
– Да, Владыка, – в нем было заметно, что он это делает неохотно, но повинуется. – На нас напали на юго-восточной окраине города – как я полагаю, отвлекающий маневр, потому что поступили доклады о вооруженных вылазках в городе и в Заповедном Лесу – много разбросанных отрядов налетчиков.
– Они охотятся за моими волками, – сказал Лито. – И в лесу, и в городе они охотятся за моими волками.
Айдахо непонимающе сдвинул брови.
– Волки в городе, Государь?
– Хищники, – сказал Лито. – А волки, люди ли – для меня здесь нет существенного различия.
Монео поперхнулся.
Лито улыбнулся ему, подумав как же замечательно наблюдать момент понимания, – когда с глаз словно пелена спадает и открывается ум.
– Я направил большие силы гвардейцев, чтобы защитить это место, – сказал Айдахо. – Они размещены по всему…
– Я знал, что ты так и сделаешь, – сказал Лито. – Теперь внимательно слушай, пока я буду давать тебе приказания, куда направить остальные силы.
И, пока Преподобные Матери благоговейно наблюдали, Лито изложил Айдахо точные места для засад и нарядов, детально указал необходимую численность каждого отряда и даже назвал кое-кого из конкретных людей, которые должны быть в него включены, указал время и необходимое оружие, как именно развернуть силы в каждом месте. Обширная память Айдахо четко вобрала в себя и отложила каждое наставление. Он был слишком увлечен запоминанием того, что ему надо исполнить, чтобы задавать об этом вопросы, пока Лито не умолк, но затем на лице Айдахо отразился озадаченный испуг.
Лито словно открылась самая глубь сознания Айдахо, позволяя без помех читать все мысли своего военачальника.
«Я – доверенный солдат первоначального Лито», – думал Айдахо. «Тот Лито, отец этого, спас меня, приютил в своем доме как сына. Но, хотя тот Лито до сих пор в некотором роде существует в этом… Это все равно не он. »
– Владыка, почему Ты нуждаешься во мне? – спросил Айдахо.
– За твои силу и верность.
Айдахо покачал головой.
– Но…
– Ты повинуешься, – сказал Лито и отметил, как эти слова были впитаны Преподобными Матерями. «Правду, только правду, потому что они Видящие правду.»
– Потому что за мной долг перед Атридесами, – сказал Айдахо.
– Именно туда мы и вкладываем свое доверие, – сказал Лито. Да, и вот что, Данкан.
– Владыка? – голос Айдахо показывал, что он обрел почву, на которую мог опереться.
– Оставь в каждой точке по меньшей мере по одной Выживальщице, – сказал Лито. – Иначе наши усилия пойдут прахом.
Айдахо лишь раз коротко кивнул и удалился, широко шагая через зал, тем же путем, которым пришел. И Лито подумал, что лишь необыкновенно чувствительный глаз способен заметить, что уходит сейчас совсем другой Айдахо, намного отличающийся от вошедшего.
– Это из-за порки посла, – сказала Антеак.
– Именно, – согласился Лито. – Отчитайтесь об этом со всей тщательностью вашей начальнице, восхитительной Преподобной Матери Сайксе. Сообщите ей за меня, что я предпочитаю компанию хищников компании добычи,
– он взглянул на Монео, и тот сразу стал весь внимание. – Монео, с волками в моем лесу покончено. Они должны быть заменены человечьими волками. Пригляди за этим.
24
В ночь Дня Аудиенций, пока другие спали, сражались, мечтали и умирали, Лито отгородился от мира, в приемном зале, чтобы передохнуть. Никого вокруг, лишь несколько доверенных Рыбословш в карауле у входа.
Он не спал. Его ум метался между необходимостью и разочарованием.
«Хви! Хви!»
Теперь, он понимал, почему Хви Нори была послана к нему. Как же хорошо он понимал!
«Моя самая тайная из всех тайн вышла наружу.»
Они разгадали его тайну. Свидетельством тому была Хви.
Мысли его отчаянно метались. Нельзя ли обратить вспять эту ужасную метаморфозу? Возможно ли вернуться к человеческому состоянию?
«Невозможно.»
И даже, будь это возможно, обратный процесс занял бы столько же времени, сколько понадобилось ему, чтобы достичь нынешнего состояния. Чем будет Хви через три с лишним тысячи лет? Сухим прахом и костями в гробнице.
«Я мог бы вывести кого-нибудь, похожую на нее, и подготовить специально для себя…, но это уже не будет моя душистая Хви.»
А что произойдет с Золотой Тропой, если он, очертя голову, устремится к таким эгоистичным целям?
«К черту Золотую Тропу! Думали когда-нибудь обо мне эти набитые идиоты? Ни разу!»
Нет, неправда. Хви думает о нем. Она разделяет его муку.
Это были мысли сумасшествия, и он старался отогнать их, продолжая воспринимать из внешнего мира звуки неслышных шагов охранниц и воды, струящейся под полом его палат.
«На что возлагал я мои чаяния, когда сделал этот выбор?»
Как же толпа внутри него рассмеялась над этим вопросом! Разве нет у него задачи, которую он должен довести до конца?
Разве не в этом самая суть того соглашения, которая держит всю эту толпу в подчинении?
– У тебя есть задача, которую ты обязан завершить, – говорили они. – У тебя лишь одна цель.
«Единственность цели – примета фанатика, а я не фанатик!»
– Ты должен быть циничным и жестоким. Ты не можешь нарушить договор.
«Почему бы и нет?»
– Кто дал клятву? Ты. Ты выбрал свой путь.
«Чаяния!»
– Чаяния, творимые историей для одного поколения, часто разбиваются в следующем поколении. Кому это знать лучше, чем тебе?
«Да… и разбитые чаяния могут отчуждать целые нации. А я один – целая нация!»
– Вспомни свою клятву!
«Разумеется. Я – разрушительная сила, на целые столетия выпущенная на волю. Я ограничиваю чаяния… включая мои собственные. Я торможу маятник.»
– А затем отпустишь его на свободу. Никогда об этом не забывай.
«Я устал. Ох, как же я устал. Если бы только я мог уснуть… по-настоящему уснуть.»
– Фу-ты ну-ты, сколько жалости к самому себе.
«А почему бы и нет? Кто я такой? Предельно одинокий, которого вынудили посмотреть на то, кем он мог бы быть. Каждый день я гляжу на это… а теперь – Хви!»
– Твой выбор, первоначально бескорыстный, теперь наполняет тебя эгоизмом.
«Всюду вокруг опасность. Я должен носить свой эгоизм как защитный доспех.»
– Есть опасность для всякого, кто соприкасается с тобой.
Разве это не является самой твоей природой?
«Опасность, даже для Хви. Для дорогой, прелестной, дорогой Хви.»
– Для того ли ты выстроил вокруг себя высокие стены, чтобы теперь сидеть внутри них и предаваться жалости к самому себе?
«Стены были выстроены потому, что огромные силы были выпущены на волю в моей Империи.»
– На волю их выпустил ты. Пойдешь ли ты теперь с ними на компромисс?
«Это сделала Хви. Никогда прежде не были так мощны во мне эти чувства. Они, они, проклятые икшианцы!»
– До чего же интересно, что их орудием покушения на тебя стала не машина, а человеческая плоть.
«Потому что они раскрыли мою тайну.»
– Ты знаешь противоядие.
При этой мысли огромное тело Лито затрепетало во всю его длину. Он отлично знал противоядие, всегда прежде срабатывавшее: затеряться на время в своем собственном прошлом. Даже бенеджессеритки не могли совершать такие возвращения, уносясь вглубь по осям жизней-памятей – назад, назад, до самых пределов клеточного сознания или останавливаясь по пути, чтобы насладиться изысканной чувственной радостью. Однажды, после смерти особенно превосходного Данкана, он посетил великие музыкальные представления, которые хранили его жизни-памяти. Моцарт быстро ему наскучил. «Претенциозно! Но Бах… ах, Бах.»
Лито припомнил испытанную им тогда радость.
«Я сидел за органом, открыв себя затопляющим волнам музыки.»
Только три раза во всех своих жизнях-памятях он сталкивался с равным Баху. Даже Лекало не был лучше – настолько же хорош, но не лучше.
Не правильней ли всего будет выбрать на эту ночь женщин-интеллектуалок? Одной из лучших была бы бабушка Джессика, но опыт подсказывал, что кто-то столь близкий ему, как Джессика, не справиться с нынешним напряжением. Поиск нужно вести намного дальше.
Он вообразил себя описывающим такое возвращение какому-нибудь охваченному благоговейным ужасом совершенно воображаемому посетителю, потому что никто никогда не осмелится выспрашивать его о столь священном деле.
– Я путешествовал вспять через стаи моих предков, охотясь вдоль притоков, кидаясь в трещинки и щели. Очень многие имена вряд ли тебе ведомы. Слышал ты когда-нибудь о Норме Сендве? Я жил ей!
– Жил ей? – переспросил воображаемый посетитель.
– Разумеется. А как же иначе, когда в тебе твои предки? Ты думаешь, первый космический корабль Союза изобрел мужчина? Твои исторические книги рассказали тебе, что это был Аврелиус Вентрот? Эти книги лгут. Изобрела его жена, Норма. Она подарила ему проект корабля, а также пятерых детей. Он полагал, что его Я не возьмет меньшего. В конце концов, осознание того, что не он на самом деле создал свой собственный образ, и стало причиной его гибели.
– Ты жил и в нем тоже?
– Естественно. Я совершал дальние странствования Свободных. Через линию моего отца и других, я спускался до самого Дома Атреев.
– Такой прославленный род!
– В нем тоже дураков хватало.
«Что мне нужно, так это отвлечься», – подумал Лито.
Не отправиться ли ему в праздную прогулочку сквозь любовные заигрывания и сексуальные подвиги?
– Ты и понятия не имеешь, какие внутренние оргии для меня достижимы! Я законченный эротоман – и участник (участники), и зритель (зрители). Невежество и непонимание в вопросах сексуальности породило так много бед. До чего же ужасающе мы были узки – до чего жалки.
Но Лито понимал, что не сможет на это пойти на этот выбор – не в эту ночь, когда Хви рядом, в его Городе.
Не обозреть ли ему тогда картины битв?
– Который из Наполеонов был наибольшим трусом? – вопросил он своего воображаемого посетителя. – Я этого не открою, но я знаю. О да, я знаю.
«Куда же мне пойти? Все прошлое открыто для меня, но куда же мне пойти?»
Бордели, злодейства, тираны, акробаты, нудисты, хирурги, музыканты, волшебники, мужчины-шлюхи, просители, жрецы, мастеровые, жрицы…
– Знаешь ли ты, – спросил он своего воображаемого гостя, что в хула-хупе хранится древний язык жестов, принадлежавший некогда только мужчинам? Ты никогда не слышал о хула-хупе? Ну, конечно, кто ее теперь танцует? Хотя танцоры сохранили очень многое. Перевод языка танцев утрачен, но мне он известен.
Однажды я целую ночь был калифами, путешествующими вместе с исламом на восток и на запад – путь, занявший столетия. Не буду докучать тебе подробностями. Удались теперь, посетитель!
И он подумал: «До чего она искушающа, эта песнь сирены, манящая меня безвозвратно поселиться в прошлом.
И до чего же теперь бесполезно прошлое, – спасибо проклятым икшианцам! До чего же скучно прошлое, когда здесь Хви. Она пришла бы ко мне прямо сейчас, призови я ее. Но я не могу ее позвать… не сейчас… не сегодня.»
– Ваше представление о спайсовой эссенции неверно, – сказал Лито. – Песчаная форель ощущает ее только как воду.
– Это было испытание, Владыка, – сказала Антеак. – Вот и все.
– Вы хотели испытать меня?
– Осуди наше любопытство, – сказала Антеак.
– Я тоже любопытен. Поставьте вашу эссенцию спайса на выступ рядом с Монео. Я оставлю ее у себя.
Медленно, показывая размеренностью своих движений, что она не собирается предпринимать нападения, Луйсеал запустила руку под плащ и достала небольшой фиал, блеснувший наполнявшим его голубым свечением. Она аккуратно поставила фиал на выступ. Ни одним движением она не показала, что могла бы постараться предпринять что-нибудь отчаянное.
– Видящая Правду, разумеется, – сказал Лито.
Она поблагодарила его слабой гримасой, означавшей неудачную попытку улыбнуться, затем отошла и встала рядом с Антеак.
– Где вы достали эссенцию спайса? – спросил Лито.
– Мы купили ее у контрабандистов, – ответила Антеак.
– Контрабандистов не существует уже почти двадцать пять сотен лет.
– Что не промотано, то сохранено, – сказала Антеак.
– Понимаю. А теперь вы должны переоценить то, что вы думаете о своем собственном терпении, ведь так?
– Мы все это время наблюдали эволюцию Твоего тела, Владыка, сказала Антеак. – Мы думали…, – она позволила себе слегка пожать плечами, ровно настолько, насколько этот жест допустим для Сестры, просто так его не делающей.
Лито в ответ поджал губы.
– Я не могу пожать плечами, – сказал он.
– Ты нас покараешь? – спросила Луйсеал.
– Ради того, чтобы развлечься?
Луйсеал поглядела на фиал, стоявший на выступе.
– Я поклялся вознаградить вас, – сказал Лито. – И я вознагражу.
– Мы бы предпочли охранять Тебя, войдя с тобой в сотрудничество, Владыка, – сказала Антеак.
– Не ищите слишком великой награды, – возразил Лито.
Антеак кивнула.
– Ты ведешь дела с икшианцами, Владыка. У нас есть основания полагать, что они могут рискнуть предпринять что-либо против тебя.
– Я страшусь их не больше, чем вас.
– Ты ведь наверняка слышал, чем занимаются икшианцы, сказала Луйсеал.
– Монео иногда мне приносит копии посланий, которыми обмениваются частные люди или группы в моей Империи. Я слышу много историй.
– Мы говорим о новой Богомерзости, Владыка! – заявила Антеак.
– По-вашему, икшианцы могут создать искусственный разум? осведомился Лито. – Мыслящий так же, как человеческий?
– Мы страшимся этого, Владыка, – сказала Антеак.
– Вы что, хотите заставить меня поверить, будто Ордену до сих пор сколько-нибудь дороги заветы Бутлерианского Джихада?
– Мы не доверяем тому неизвестному, что может возникнуть из впечатляющей технологии, – сказала Антеак.
Луйсеал наклонилась к Лито.
– Икшианцы хвалятся, что их машина будет преодолевать время подобно тому, как это делаешь Ты, Владыка.
– А Союз утверждает, что вокруг икшианцев царит Время Хаоса, – насмешливо возразил Лито. – Должны ли мы страшиться всего творческого?
Антеак жестко выпрямилась.
– Я правдив с вами обоими, – сказал Лито. – Я признаю ваши способности. Признаете ли вы мои?
Луйсеал коротко кивнула ему.
– Тлейлакс и Икс сомкнулись с Космическим Союзом и добиваются нашего полного сотрудничества.
– И вы больше всего страшитесь Икса?
– Мы страшимся всего, что мы не контролируем, – ответила Антеак.
– Меня вы не контролируете.
– Если б не было Тебя, люди нуждались бы в нас! – заявила Антеак.
– Наконец-то правда! – сказал Лито. – Вы обращаетесь ко мне как в вашему оракулу, просите меня унять ваши страхи.
– Создаст ли Икс механический мозг? – жестко контролируемым голосом спросила Антеак.
– Мозг? Конечно нет!
Луйсеал вроде бы расслабилась, но Антеак оставалась неподвижной. Ее не устраивал ответ Оракула.
«Почему эта глупость повторяется с такой монотонной точностью?» – подивился Лито. Его жизни-памяти предложили ему бесчисленные сцены, в точности совпадающие с этой – пещеры, жрецы и жрицы, охваченные священным экстазом, зловещие голоса, извергающие мрачные пророчества сквозь дым священных наркотиков.
Он поглядел на переливчатый фиал, стоявший на выступе рядом с Монео. Какова его нынешняя стоимость? Более, чем огромна. Это же эссенция. Концентрация сконцентрированного богатства.
– Вы уже уплатили своему оракулу, – сказал Лито. – Мне доставит удовольствие отдать вам по полной цене.
Как же встрепенулись женщины!
– Слушайте меня! – заявил он. – То, чего вы страшитесь, это не то, чего вы страшитесь.
Лито понравилось, как это прозвучало, достаточно зловеще для любого оракула. Антеак и Луйсеал воззрились на него, покорные просительницы. Позади них кашлянула послушница.
«Позднее они определят, кто это сделал, дадут ей выговор», – подумал Лито.
У Антеак было теперь достаточно времени, чтобы поразмыслить над словами Лито. Она сказала:
– Затемненная правда правдой не является.
– Но я правильно сориентировал ваше внимание, – сказал Лито.
– Говоришь ли Ты нам о том, чтобы не бояться машины? спросила Луйсеал.
– У вас есть сила разума, – сказал он. – Почему взывать ко мне?
– Но мы не обладаем Твоими силами, – сказала Антеак.
– То есть, вы жалуетесь, что не ощущаете нежной ткани волн времени. Вы не ощущаете моей непрерывности. И вы боитесь простой машины!
– Значит, Ты нам не ответишь, – сказала Антеак.
– Не допускайте ошибку, считая меня несведущим о способах и путях вашего Ордена, – сказал он. – Вы живы. Ваши восприятия идеально отрегулированы.
Я не сбиваю регулировки, и вам не следует.
– Но икшианцы играют с автоматизацией! – запротестовала Антеак.
– Скромные детальки, конечные кусочки, соединенные один с другим, – согласился он. – Что стоит их остановить, когда они однажды запущены в действие?
Луйсеал отбросила всякую видимость бенеджессеритского самоконтроля, отличный показатель того, что она признает силы Лито. Ее голос стал почти визглив:
– Ты знаешь, чем бахвалятся икшианцы? Что их машина будет предсказывать Твои действия!
– С чего бы мне этого страшиться? Чем ближе они ко мне подойдут, тем больше они должны стать моими союзниками. Завоевать меня они не смогут, но я-то могу их завоевать.
Антеак собралась было заговорить, но остановилась, когда Луйсеал коснулась ее руки.
– Ты уже вошел в союз с Иксом? – спросила Луйсеал. – Мы слышали, Ты очень и очень долго беседовал с их новым послом, с этой Хви Нори.
– У меня нет союзников, – ответил он. – Только слуги, ученики и враги.
– И Ты не боишься икшианской машины? – настойчиво спросила Антеак.
– Равнозначен ли автомат сознающему разуму? – спросил он.
Глаза Антеак широко открылись и подернулись дымкой, она ушла в свои жизни-памяти. Лито стало донельзя любопытно, что должно поджидать ее там, какие встречи, среди толпы наследственных жизней, принадлежащих ей.
«Некоторые из наших жизней-памятей являются общими», подумал он. И Лито ощутил, соблазнительность и притягательность мысли о союзе с Преподобными Матерями. Это было бы так знакомо, так поддерживающе… и так смертоносно. Антеак попыталась еще раз его соблазнить. Она сказала:
– Машина не способна предсказывать каждую проблему, важную для людей. В этом разница между рядом последовательных кусочков и нерушимой неразрывностью. У нас есть одно, а машины ограничены другим.
– Ты все еще очень неплохо соображаешь, – сказал Лито.
– Действуй! – сказала Луйсеал. Это была отданная Антеак команда, показавшая, обнажившая с резкой отчетливостью, кто на самом деле верховодит в этой паре – старшая подчинялась младшей.
«Восхитительно», – подумал Лито.
– Разум приспособляется, – сказала Антеак.
«До чего же она скупа на слова», – подумал Лито, скрывая свое веселье.
– Разум творит, – сказал Лито. – Это значит, что вы должны иметь дело с ответами, которые прежде вам на ум не приходили.
Вы должны сталкиваться с новым.
– Такова вероятность икшианской машины, – сказала Антеак.
Это не было вопросом.
– Разве не интересно, – спросил Лито, – что быть превосходной Преподобной Матерью недостаточно?
Его острые чувства уловили приступ страха, сковавший обеих женщин. Разумеется, Видящая Правду!
– Вы правы, что страшитесь меня, – сказал он. Возвысив голос, он сурово вопросил: – Откуда вы знаете, хотя бы, что вы живы?
Как и Монео много раз, они расслышали в его голосе, что неправильный ответ грозит им смертью.
Лито восхитило, как обе женщины взглянули на Монео, прежде чем по очереди ответить.
– Я – зеркало самой себя, – ответила Луйсеал: заученный назубок ответ Бене Джессерит, который Лито счел оскорбительным.
– Мне не нужно заранее заготовленных инструментов, чтобы иметь дело с моими человеческими проблемами, – сказала Антеак. – Твой вопрос – это вопрос студента-недоучки!
– Ха, ха, ха! – рассмеялся Лито. – Как бы ты отнеслась к тому, чтобы покинуть Бене Джессерит и примкнуть ко мне?
Ему было видно, как она взвесила и затем мысленно отвергла его предложение, но своего удовольствия она скрыть не смогла.
Лито поглядел на ошарашенную Луйсеал.
– Если что-либо не укладывается в пределы доступных вам мерок, то тогда вы задействуете свой разум, а не автоматику, – сказал он. И подумал: «Эта Луйсеал никогда больше не будет верховодить над старой Антеак».
Луйсеал теперь так разозлилась, что даже не попыталась этого скрыть. Она сказала:
– Ходят слухи, что икшианцы снабжают тебя машинами, подражающими человеческому мышлению. Если ты о них такого низкого мнения, то почему…
– Ее не следует выпускать с Дома Соборов без охранницы, сказал Лито, обращаясь к Антеак. – Она что, боится обращаться к своим жизням-памятям?
Луйсеал побледнела, но промолчала.
Лито посмотрел на нее холодным изучающим взглядом.
– Долгая бессознательная связь наших предков с машинами кое-чему нас научила, разве не так, по-твоему?
Луйсеал только угрюмо на него поглядела, не готовая еще рискнуть жизнью, бросив открытый вызов Богу Императору.
– Согласишься ли ты наконец, по крайней мере, что нам знакома притягательность машин? – спросил Лито.
Луйсеал кивнула.
– Хорошо обслуживаемые и ухоженные машины могут быть понадежнее слуги-человека, – сказал Лито. – Мы можем доверять машинам хотя бы в том, что они не будут отвлекаться от обязанностей.
Луйсеал обрела голос.
– Значит ли это, что ты намерен отменить Бутлерианский запрет на богомерзкие машины?
– Клянусь тебе, – Лито принял ледяной и презрительный тон, – что если ты и дальше будешь проявлять подобную тупость, я прикажу публично тебя казнить. Я не являюсь вашим оракулом!
Луйсеал открыла рот – и закрыла, ничего не произнеся.
Антеак коснулась руки своей компаньонки, и от этого прикосновения быстрый трепет пробежал по телу Луйсеал. Антеак заговорила тихо и спокойно, с бесподобной тонкостью играя Голосом:
– Наш Бог Император никогда не отвергнет в открытую запреты Бутлерианского Джихада.
Лито улыбнулся ей, мягкая похвала. Как приятно видеть профессиональное исполнение в его лучшем виде.
– Для любого мыслящего разума должно быть очевидно, что есть пределы моего собственного выбора – есть места, в которые я не суюсь, – сказал он.
Ему было видно, как обе женщины усваивают разносторонний намек, взвешивая возможные значения и намерения.
Отвлекает ли их Бог Император, приковывая мыслями к икшианцам, уходя при этом куда-то совсем в другую сторону?
Не подсказывает ли он таким образом Бене Джессерит, что наступило время выбрать, на чьей они стороне, за или против икшианцев? Возможно ли, что в его словах нет ничего, кроме их внешнего значения? Каковы бы не были причины, их нельзя игнорировать. Ведь такого каверзника, как он, никогда еще мироздание не порождало.
Лито сурово нахмурился на Луйсеал, зная, что лишь добавит к их смятению.
– Я указываю тебе, Маркус Клер Луйсеал, на урок прошлого – на сверх переполненное машинами общество, – на урок, похоже, тобой не выученный. Сами по себе, механические приспособления обусловливали то, что их пользователи начинали и друг друга использовать наподобие машин.
Он перенес внимание на Монео.
– Монео?
– Я вижу его, Владыка.
Монео по-журавлиному вытянул шею, чтобы видеть поверх свиты Бене Джессерит. В дальний вход вошел Данкан Айдахо и размашистыми шагами пошел через открытое пространство палаты по направлению к Лито. Монео не ослаблял своей напряженности, его недоверие к Бене Джессерит не угасло, но он понял смысл лекции Лито. «Он проверяет, всегда проверяет».
Антеак кашлянула.
– Владыка, а что насчет нашего вознаграждения?
– Вы храбры, – сказал Лито. – Несомненно, именно поэтому вас и выбрали возглавить Посольство. Очень хорошо, на следующее десятилетие я сохраню ваше количество спайса на нынешнем уровне. Что до остального, я закрою глаза на то, что вы на самом деле намеревались проделать с помощью этой эссенции.
Разве я не щедр и великодушен?
– Великодушнее нельзя, Владыка, – сказала Антеак и в голосе ее не было ни малейшего намека на горечь.
Данкан Айдахо прошел мимо женщин, чуть их не задев, и, остановившись рядом с Монео, поглядел на Лито.
– Государь, там…, – он осекся и поглядел на двух Преподобных Матерей.
– Говори открыто, – приказал Лито.
– Да, Владыка, – в нем было заметно, что он это делает неохотно, но повинуется. – На нас напали на юго-восточной окраине города – как я полагаю, отвлекающий маневр, потому что поступили доклады о вооруженных вылазках в городе и в Заповедном Лесу – много разбросанных отрядов налетчиков.
– Они охотятся за моими волками, – сказал Лито. – И в лесу, и в городе они охотятся за моими волками.
Айдахо непонимающе сдвинул брови.
– Волки в городе, Государь?
– Хищники, – сказал Лито. – А волки, люди ли – для меня здесь нет существенного различия.
Монео поперхнулся.
Лито улыбнулся ему, подумав как же замечательно наблюдать момент понимания, – когда с глаз словно пелена спадает и открывается ум.
– Я направил большие силы гвардейцев, чтобы защитить это место, – сказал Айдахо. – Они размещены по всему…
– Я знал, что ты так и сделаешь, – сказал Лито. – Теперь внимательно слушай, пока я буду давать тебе приказания, куда направить остальные силы.
И, пока Преподобные Матери благоговейно наблюдали, Лито изложил Айдахо точные места для засад и нарядов, детально указал необходимую численность каждого отряда и даже назвал кое-кого из конкретных людей, которые должны быть в него включены, указал время и необходимое оружие, как именно развернуть силы в каждом месте. Обширная память Айдахо четко вобрала в себя и отложила каждое наставление. Он был слишком увлечен запоминанием того, что ему надо исполнить, чтобы задавать об этом вопросы, пока Лито не умолк, но затем на лице Айдахо отразился озадаченный испуг.
Лито словно открылась самая глубь сознания Айдахо, позволяя без помех читать все мысли своего военачальника.
«Я – доверенный солдат первоначального Лито», – думал Айдахо. «Тот Лито, отец этого, спас меня, приютил в своем доме как сына. Но, хотя тот Лито до сих пор в некотором роде существует в этом… Это все равно не он. »
– Владыка, почему Ты нуждаешься во мне? – спросил Айдахо.
– За твои силу и верность.
Айдахо покачал головой.
– Но…
– Ты повинуешься, – сказал Лито и отметил, как эти слова были впитаны Преподобными Матерями. «Правду, только правду, потому что они Видящие правду.»
– Потому что за мной долг перед Атридесами, – сказал Айдахо.
– Именно туда мы и вкладываем свое доверие, – сказал Лито. Да, и вот что, Данкан.
– Владыка? – голос Айдахо показывал, что он обрел почву, на которую мог опереться.
– Оставь в каждой точке по меньшей мере по одной Выживальщице, – сказал Лито. – Иначе наши усилия пойдут прахом.
Айдахо лишь раз коротко кивнул и удалился, широко шагая через зал, тем же путем, которым пришел. И Лито подумал, что лишь необыкновенно чувствительный глаз способен заметить, что уходит сейчас совсем другой Айдахо, намного отличающийся от вошедшего.
– Это из-за порки посла, – сказала Антеак.
– Именно, – согласился Лито. – Отчитайтесь об этом со всей тщательностью вашей начальнице, восхитительной Преподобной Матери Сайксе. Сообщите ей за меня, что я предпочитаю компанию хищников компании добычи,
– он взглянул на Монео, и тот сразу стал весь внимание. – Монео, с волками в моем лесу покончено. Они должны быть заменены человечьими волками. Пригляди за этим.
24
Пророческий транс не похож ни на какой другой визионерский опыт. Это не отступление от обнаженности внешних восприятий (каковым являются многие состояния транса), а погружение во множественность новых движений.
Вещи движутся. Это прагматизм из прагматизмов посреди Вечности, самосознание, востребуемое для достижения в итоге неразрывного понимания, что космос движется сам по себе, что он изменяется, что меняются его законы, что ничто не остается устойчивым и абсолютным в таком всеобщем движении, что механические объяснения чего-либо срабатывают лишь внутри малых ограничений, и что, как только эти стены рушатся, рушатся и рассыпаются прежние объяснения, сносимые прочь новыми движениями. То, что видишь в таком трансе – отрезвляет и часто потрясает. Оно требует от тебя наивысших усилий, чтобы остаться единым целым, но даже при этом возвращаешься из этого состояния полностью изменившимся.
Украденные дневники
В ночь Дня Аудиенций, пока другие спали, сражались, мечтали и умирали, Лито отгородился от мира, в приемном зале, чтобы передохнуть. Никого вокруг, лишь несколько доверенных Рыбословш в карауле у входа.
Он не спал. Его ум метался между необходимостью и разочарованием.
«Хви! Хви!»
Теперь, он понимал, почему Хви Нори была послана к нему. Как же хорошо он понимал!
«Моя самая тайная из всех тайн вышла наружу.»
Они разгадали его тайну. Свидетельством тому была Хви.
Мысли его отчаянно метались. Нельзя ли обратить вспять эту ужасную метаморфозу? Возможно ли вернуться к человеческому состоянию?
«Невозможно.»
И даже, будь это возможно, обратный процесс занял бы столько же времени, сколько понадобилось ему, чтобы достичь нынешнего состояния. Чем будет Хви через три с лишним тысячи лет? Сухим прахом и костями в гробнице.
«Я мог бы вывести кого-нибудь, похожую на нее, и подготовить специально для себя…, но это уже не будет моя душистая Хви.»
А что произойдет с Золотой Тропой, если он, очертя голову, устремится к таким эгоистичным целям?
«К черту Золотую Тропу! Думали когда-нибудь обо мне эти набитые идиоты? Ни разу!»
Нет, неправда. Хви думает о нем. Она разделяет его муку.
Это были мысли сумасшествия, и он старался отогнать их, продолжая воспринимать из внешнего мира звуки неслышных шагов охранниц и воды, струящейся под полом его палат.
«На что возлагал я мои чаяния, когда сделал этот выбор?»
Как же толпа внутри него рассмеялась над этим вопросом! Разве нет у него задачи, которую он должен довести до конца?
Разве не в этом самая суть того соглашения, которая держит всю эту толпу в подчинении?
– У тебя есть задача, которую ты обязан завершить, – говорили они. – У тебя лишь одна цель.
«Единственность цели – примета фанатика, а я не фанатик!»
– Ты должен быть циничным и жестоким. Ты не можешь нарушить договор.
«Почему бы и нет?»
– Кто дал клятву? Ты. Ты выбрал свой путь.
«Чаяния!»
– Чаяния, творимые историей для одного поколения, часто разбиваются в следующем поколении. Кому это знать лучше, чем тебе?
«Да… и разбитые чаяния могут отчуждать целые нации. А я один – целая нация!»
– Вспомни свою клятву!
«Разумеется. Я – разрушительная сила, на целые столетия выпущенная на волю. Я ограничиваю чаяния… включая мои собственные. Я торможу маятник.»
– А затем отпустишь его на свободу. Никогда об этом не забывай.
«Я устал. Ох, как же я устал. Если бы только я мог уснуть… по-настоящему уснуть.»
– Фу-ты ну-ты, сколько жалости к самому себе.
«А почему бы и нет? Кто я такой? Предельно одинокий, которого вынудили посмотреть на то, кем он мог бы быть. Каждый день я гляжу на это… а теперь – Хви!»
– Твой выбор, первоначально бескорыстный, теперь наполняет тебя эгоизмом.
«Всюду вокруг опасность. Я должен носить свой эгоизм как защитный доспех.»
– Есть опасность для всякого, кто соприкасается с тобой.
Разве это не является самой твоей природой?
«Опасность, даже для Хви. Для дорогой, прелестной, дорогой Хви.»
– Для того ли ты выстроил вокруг себя высокие стены, чтобы теперь сидеть внутри них и предаваться жалости к самому себе?
«Стены были выстроены потому, что огромные силы были выпущены на волю в моей Империи.»
– На волю их выпустил ты. Пойдешь ли ты теперь с ними на компромисс?
«Это сделала Хви. Никогда прежде не были так мощны во мне эти чувства. Они, они, проклятые икшианцы!»
– До чего же интересно, что их орудием покушения на тебя стала не машина, а человеческая плоть.
«Потому что они раскрыли мою тайну.»
– Ты знаешь противоядие.
При этой мысли огромное тело Лито затрепетало во всю его длину. Он отлично знал противоядие, всегда прежде срабатывавшее: затеряться на время в своем собственном прошлом. Даже бенеджессеритки не могли совершать такие возвращения, уносясь вглубь по осям жизней-памятей – назад, назад, до самых пределов клеточного сознания или останавливаясь по пути, чтобы насладиться изысканной чувственной радостью. Однажды, после смерти особенно превосходного Данкана, он посетил великие музыкальные представления, которые хранили его жизни-памяти. Моцарт быстро ему наскучил. «Претенциозно! Но Бах… ах, Бах.»
Лито припомнил испытанную им тогда радость.
«Я сидел за органом, открыв себя затопляющим волнам музыки.»
Только три раза во всех своих жизнях-памятях он сталкивался с равным Баху. Даже Лекало не был лучше – настолько же хорош, но не лучше.
Не правильней ли всего будет выбрать на эту ночь женщин-интеллектуалок? Одной из лучших была бы бабушка Джессика, но опыт подсказывал, что кто-то столь близкий ему, как Джессика, не справиться с нынешним напряжением. Поиск нужно вести намного дальше.
Он вообразил себя описывающим такое возвращение какому-нибудь охваченному благоговейным ужасом совершенно воображаемому посетителю, потому что никто никогда не осмелится выспрашивать его о столь священном деле.
– Я путешествовал вспять через стаи моих предков, охотясь вдоль притоков, кидаясь в трещинки и щели. Очень многие имена вряд ли тебе ведомы. Слышал ты когда-нибудь о Норме Сендве? Я жил ей!
– Жил ей? – переспросил воображаемый посетитель.
– Разумеется. А как же иначе, когда в тебе твои предки? Ты думаешь, первый космический корабль Союза изобрел мужчина? Твои исторические книги рассказали тебе, что это был Аврелиус Вентрот? Эти книги лгут. Изобрела его жена, Норма. Она подарила ему проект корабля, а также пятерых детей. Он полагал, что его Я не возьмет меньшего. В конце концов, осознание того, что не он на самом деле создал свой собственный образ, и стало причиной его гибели.
– Ты жил и в нем тоже?
– Естественно. Я совершал дальние странствования Свободных. Через линию моего отца и других, я спускался до самого Дома Атреев.
– Такой прославленный род!
– В нем тоже дураков хватало.
«Что мне нужно, так это отвлечься», – подумал Лито.
Не отправиться ли ему в праздную прогулочку сквозь любовные заигрывания и сексуальные подвиги?
– Ты и понятия не имеешь, какие внутренние оргии для меня достижимы! Я законченный эротоман – и участник (участники), и зритель (зрители). Невежество и непонимание в вопросах сексуальности породило так много бед. До чего же ужасающе мы были узки – до чего жалки.
Но Лито понимал, что не сможет на это пойти на этот выбор – не в эту ночь, когда Хви рядом, в его Городе.
Не обозреть ли ему тогда картины битв?
– Который из Наполеонов был наибольшим трусом? – вопросил он своего воображаемого посетителя. – Я этого не открою, но я знаю. О да, я знаю.
«Куда же мне пойти? Все прошлое открыто для меня, но куда же мне пойти?»
Бордели, злодейства, тираны, акробаты, нудисты, хирурги, музыканты, волшебники, мужчины-шлюхи, просители, жрецы, мастеровые, жрицы…
– Знаешь ли ты, – спросил он своего воображаемого гостя, что в хула-хупе хранится древний язык жестов, принадлежавший некогда только мужчинам? Ты никогда не слышал о хула-хупе? Ну, конечно, кто ее теперь танцует? Хотя танцоры сохранили очень многое. Перевод языка танцев утрачен, но мне он известен.
Однажды я целую ночь был калифами, путешествующими вместе с исламом на восток и на запад – путь, занявший столетия. Не буду докучать тебе подробностями. Удались теперь, посетитель!
И он подумал: «До чего она искушающа, эта песнь сирены, манящая меня безвозвратно поселиться в прошлом.
И до чего же теперь бесполезно прошлое, – спасибо проклятым икшианцам! До чего же скучно прошлое, когда здесь Хви. Она пришла бы ко мне прямо сейчас, призови я ее. Но я не могу ее позвать… не сейчас… не сегодня.»