Херберт Фрэнк. Бог – император Дюны

   – Нам предложены множественный выбор, Владыка.
   – Только там, где дело касается спайса?
   Монео наморщил в раздумье лоб, затем ответил:
   – Нет.
   – Ты редко говоришь «нет» в моем присутствии, – сказал Лито. – Мне нравится наблюдать, как твои губы произносят это слово.
   Рот Монео дернулся – попытка улыбнуться.
   Лито живо заговорил:
   – Ну, ладно! Ты должен сейчас отправиться к леди Хви. Я хочу, чтобы ты дал ей на прощание один совет, способный помочь.
   Монео, полный усердия, поднял взгляд на лицо Лито.
   – Почему знанием о наркотических и лекарственных веществах мы, в основном, обязаны мужчинам? Потому, что их склонность к риску и экспериментам с неведомым – одно из проявлений мужской агрессивности. Ты читал свою Оранжевую Католическую библию и, таким образом, знаешь историю Евы и яблока. В подлинной истории есть один интересный момент: Ева не была первой, кто сорвал и попробовал яблоко, первым был Адам, и, отсюда, он сразу же обучился, как переложить вину на Еву. Почерпни отсюда объяснение того, как наше общество приходит к структурной необходимости подгрупп.
   Монео поднял голову, чуть наклонив ее влево.
   – Владыка, как это мне поможет?
   – Это поможет тебе с леди Хви!

30

   Особенная множественность этого мироздания привлекает мое пристальнейшее внимание. Она обладает совершенной красотой.

Украденные дневники

   Сперва Лито услышал в передней комнате голос Монео, а затем в его малую палату аудиенций сразу же вошла Хви. На ней были бледно-голубые шаровары, туго перевязанные на лодыжках темно-зелеными лентами, под цвет ее сандалиям. Свободная блуза того же темно-зеленого цвета проглядывала под ее черной накидкой.
   Она казалась спокойной и безмятежной, когда приблизилась к Лито и села без приглашения, выбрав золотую подушку, а не ту красную, на которой сидела в прошлый раз. Монео доставил ее меньше, чем за час. Лито расслышал своим острым слухом, как Монео беспокойно расхаживает в передней комнате и, мысленным сигналом, наглухо перекрыл входную дверь.
   – Монео чем-то обеспокоен, – сказала Хви. – Он изо всех сил старался не показать мне этого, но чем больше он старался меня успокоить, тем больше он возбуждал мое любопытство.
   – Он тебя не напугал?
   – О, нет. Хотя он сказал кое-что интересное. Он сказал, я должна все время помнить, что для каждого из нас Бог Лито это разные личности.
   – Что в этом интересного? – спросил Лито.
   – Интересным был вопрос, которому это служило предисловием. Он часто удивляется, сказал он, какова наша собственная роль в возникающем у тебя разном отношении к нам?
   – Это действительно интересно.
   – По-моему, он и вправду ухватил самую суть, – сказала Хви. – Зачем Ты меня вызвал?
   – В свое время, твои властелины на Иксе…
   – Они больше не мои властелины, Владыка.
   – Прости. С этого момента, я буду говорить о них, как об икшианцах.
   Она серьезно кивнула и подсказала ему:
   – В свое время…
   – Икшианцы задумали создать оружие, нечто вроде убийцы-автопилота, самодвижущуюся смерть с машинным умом.
   Она проектировалась как самосовершенствующийся механизм, задача которого – поймав на мушку жизнь, низводить ее до состояния неорганической материи.
   – Я не слышала о таком изобретении, Владыка.
   – Знаю. Икшианцы не поняли, что изготовители машин всегда рискуют сами стать совершенно машинообразными. А это – прийти к полному бесплодию. Машины всегда терпят неудачу… с течением времени. А когда эти машины терпят неудачу, то ничего не остается, никакой жизни вообще.
   – Порой, мне думается, что они сумасшедшие, – сказала она.
   – Таково мнение Антеак. Это наша непосредственная проблема. Икшианцы сейчас заняты созданием чего-то, тщательно ими скрываемого.
   – Даже от Тебя?
   – Даже от меня. Я посылаю Преподобную Мать Антеак провести расследование для меня. Чтобы помочь ей, я хочу, чтобы ты рассказала ей все, что сможешь, о месте, где ты провела свое детство. Не упускай ни одной детали, сколь угодно крохотной. Антеак поможет тебе вспомнить. Мы хотим знать каждый звук, каждый запах, внешность и имена посетителей, цвета и даже от чего у тебя кровь приливала к коже. Мельчайшие вещи, может быть, жизненно важные.
   – Ты думаешь, это было тем местом, где они скрывают свои усилия по созданию чего-то?
   – Я это знаю.
   – И ты думаешь, что они создают это оружие в…
   – Нет, но это даст нам предлог исследовать место твоего рождения.
   Она хотела заговорить, осеклась, на лице ее медленно проступила улыбка, затем она сказала:
   – Мой Владыка хитроумен. Я немедленно поговорю с Преподобной Матерью.
   Хви стала подниматься с места, но он жестом ее остановил.
   – Мы не должны создавать видимости спешки, – сказал он.
   Она опустилась назад на подушку.
   – Каждый из нас различен, в соответствии с наблюдением Монео, – сказал он. – Творение не знает остановки. Твой Бог продолжает творить тебя.
   – Что найдет Антеак? Ты ведь знаешь, верно?
   – Скажем так, что у меня есть сильное подозрение.
   Теперь, ты ни разу не упомянула той темы, которой я касался раньше. У тебя нет вопросов?
   – Ты ответишь мне, если я захочу, – в этих словах было столько доверия, что у Лито перехватило дыхание и он лишился голоса. Он мог только смотреть на нее, думая о том, до чего же необыкновенно это достижение икшианцев – это ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ СОЗДАНИЕ. Хви сохраняла полную верность требованиям своей личной морали. Миловидная, отзывчивая, честная, настойчиво влекомая разделить все муки того, кто становился ей до отождествления близок. Он мог представить себе смятение учителей Бене Джессерит, обнаруживших, что им не по зубам столь твердый орешек внутренней честности в своей ученице. Учителя явно ограничились добавлением штриха здесь, навыка там – и все приобретенные способности лишь усиливали в Хви Нори то, что отдаляло ее от Ордена. Какая же обида их должно быть терзала!
   – Владыка, – сказала она, – я бы поняла мотив, который вынудил Тебя изменить свою жизнь.
   – Во-первых, Ты должна понимать, что это такое – видеть наше будущее.
   – Я постараюсь, с твоей помощью.
   – Ничто никогда не отделено от своего источника, – сказал он.
   – Видеть будущее – это видеть НЕПРЕРЫВНОСТЬ, в которой все вещи принимают форму, подобно пузырькам, формирующимся под поверхностью водопада. Ты видишь их, а затем они исчезают в потоке. Если поток кончается, то все выглядит так, будто никогда и не было. Этот поток – моя Золотая Тропа, я видел ее конец.
   – Твой выбор, – она указала на его тело, – он изменил это?
   – Он изменяет это. Изменение произойдет не только от того, как я живу, но и от того, как я умру.
   – Ты знаешь, как Ты умрешь?
   – НЕ как. Я знаю лишь Золотую Тропу, на которой это случится.
   – Владыка, я не…
   – Это трудно понять, я знаю. Я умру четырьмя смертями смертью плоти, смертью души, смертью мифа и смертью причины. И в каждой из этих смертей будет зерно воскрешения.
   – Ты вернешься из…
   – Вернутся зерна.
   – Когда Тебя не станет, что произойдет с твоей религией?
   – Все религии – это единичные сообщества. Золотая тропа содержит в себе весь спектр не целиком, а по частям. Давай назовем иллюзорные обманы зрения несчастными случаями восприятия.
   – Люди будут все так же Тебе поклоняться, – сказала она.
   – Да.
   – Но когда кончится навсегда, они разозлятся, – сказала она. – Последует отрицание. Некоторые станут говорить, что Ты был обыкновенным тираном.
   – Иллюзорный обман зрения, – согласился он.
   Какой-то миг ей мешал комок в горле, затем она проговорила:
   – Но как Твоя жизнь и смерть изменяют… – она покачала головой.
   – Жизнь человечества не прервется.
   – Я верю в это, Владыка. Но какой она будет?
   – Каждый цикл является реакцией на предыдущий. Если Ты задумаешься поразмышлять над формой моей Империи, то поймешь, какую форму примет следующий цикл.
   Она отвела глаза в сторону.
   – Все, что я узнала о Твоей семье, говорило мне, что Ты пошел бы на это… – не глядя, она указала на его тело. – Ты мог пойти на такое лишь из бескорыстных побуждений. Я не думаю, что я и вправду представляю форму твоей Империи.
   – Золотой Мир Лито?
   – Мира меньше, чем некоторые хотели бы заставить нас поверить, – сказала она, снова переводя взгляд на него.
   «Вот ее честность!» – подумал он. – «Ничто ее не отпугнет».
   – Сейчас время желудка, – сказал он. – Сейчас время, когда мы расширяемся, как расширяется единичная клетка.
   – Но что-то упущено, – сказала она.
   «Она – как Данканы», – подумал он. – «Что-то упущено, и они немедленно это чувствуют».
   – Плоть растет, но не растет психика, – сказал он.
   – Психика?
   – Рефлекторное самосознание, рассказывающее, насколько же ЖИВЫМИ мы можем стать. Тебе это хорошо известно, Хви. Наставляющее тебя, как быть честной перед самой собой, как взаправду быть собой.
   – Твоей религии недостаточно, – сказала она.
   – Ни одной религии никогда не может быть достаточно. Это вопрос выбора – единственного, личного выбора. Ты понимаешь теперь, почему для меня так много значат твои дружба и общество?
   Она моргнула, отгоняя слезы, кивнула и сказала:
   – Почему люди этого не понимают?
   – Потому, что условия не позволяют.
   – Условия, которые диктуешь Ты?
   – Именно. Окинь взглядом всю мою Империю. Видишь Ты ее форму?
   Она закрыла глаза, задумавшись.
   – Кто-то хочет сидеть у реки и каждый день ловить рыбу? – спросил он.
   – Замечательно. Такова его жизнь. Ты хочешь плавать в маленьком суденышке по внутренним морям и посещать незнакомые народы? Превосходно! Чем еще можно заниматься?
   – Путешествовать в космосе? – спросила она, и была в ее голосе нотка вызова. Она открыла глаза.
   – Да, Ты обратила внимание, что Союз и я не позволяем этого.
   – Этого не позволяешь ТЫ.
   – Верно. Если Союз выйдет у меня из повиновения, то больше не получит спайса.
   – И приковав людей к своим планетам, удерживаешь их от злых выходок.
   – В этом есть кое-что поважнее. Это наполняет их тоской по странствиям. Это создает в них НЕОБХОДИМОСТЬ совершать дальние путешествия и видеть незнакомое. В конце концов, путешествие и свобода становятся синонимами.
   – Но спайс иссякает, – сказала она.
   – И свобода с каждым днем становится все драгоценней.
   – Это может привести лишь к отчаянию и насилию, – сказала она.
   – Мудрец из моих предков… который, на самом деле, тоже я сам, Ты ведь понимаешь? Ты понимаешь, что в моем прошлом для меня нет чужих?
   Она кивнула в благоговейном страхе.
   – Этот мудрец заметил, что богатство – это орудие свободы. Но погоня за богатством – это путь в рабство.
   – Космический Союз и Орден поработили сами себя!
   – Так же, как икшианцы, Тлейлакс и все остальные. Время от времени им удается разнюхать тайничок с меланжем – это постоянное разнюхивание и держит их в плену, не давая уделить внимание чему-то еще, Очень интересная игра, не правда ли?
   – Но когда последует насилие…
   – Тогда будут голод и суровые помыслы.
   – Здесь, на Арракисе, тоже?
   – Здесь, там, повсюду. Люди будут оглядываться на мою тиранию, как на СТАРЫЕ ДОБРЫЕ ДЕНЕЧКИ. Я стану зеркалом их будущего.
   – Но это будет ужасно! – запротестовала она.
   «Ее реакция и не могла быть иной», – подумал он.
   И сказал:
   – Поскольку земля откажет людям в поддержке, выжившие станут тесниться во все меньших и меньших убежищах. Жестокий процесс естественного отбора будет воспроизведен во многих мирах взрыв рождаемости и иссякание пищи.
   – Но не способен ли Союз…
   – По большей части, Союз окажется беспомощен из-за нехватки меланжа, чтобы использовать доступный транспорт.
   – И богатые не спасутся?
   – Некоторые из них.
   – Значит, на самом-то деле Ты ничего не изменил. Мы будем точно также продолжать сражаться и умирать.
   – До тех пор, пока Песчаный Червь не воцарится вновь на Арракисе. Тогда мы проверим себя на основополагающий жизненный опыт, к которому все причастятся. Мы усвоим, что происшедшее на одной планете может произойти на любой.
   – Так много боли и смерти, – прошептала она.
   – Разве Ты не понимаешь насчет смерти? – спросил он. – Ты должна понять. Народы должны понять. Вся жизнь должна понять.
   – Помоги мне, Владыка, – прошептала она.
   – Это самый глубинное знание любого создания. – Когда жизнь недостаточно соприкасается со смертью, тогда для ее осознания на помощь приходят угрожающие ей признаки: опасные болезни, травмы, несчастные случаи… роды для женщины… и, некогда, боевые баталии для мужчин.
   – Но твои Рыбословши…
   – Они учат выживаемости, – сказал он.
   Ее глаза широко раскрылись – она вдруг поняла.
   – Способные выживать. Разумеется!
   – Как же Ты чудесна, – сказал он. – Как редка и чудесна. Да будут благословенны икшианцы!
   – И прокляты?
   – И это тоже.
   – Я не думала, что когда-нибудь смогу понять насчет Твоих Рыбословш,
   – сказала она.
   – Даже Монео этого не видит, – сказал он. – А Данканы – это мое отчаяние.
   – Для того, чтобы пожелать сохранить жизнь, Ты должен ценить ее очень высоко – сказала она.
   – И именно способные выживать восприимчивей и ярче видят красоты жизни. Женщины понимают это намного лучше мужчин, потому что рождение – это отражение смерти.
   – Мой дядя Молки всегда говорил, что у Тебя есть веские причины отказывать мужчинам в войнах и в случайном насилии. Какой же горький урок!
   – Кроме легкодоступной жестокости у мужчин очень немного возможностей выяснить, как же они встретят свой последний жизненный опыт, – сказал он.
   – Что-то упущено. Развитие психики остановилось. Это ли подразумевают люди, говоря о мире Лито?
   – Что Ты заставляешь нас барахтаться в бесцельном упадке, как свиньи барахтаются в своей собственной вонючей жиже.
   – Как точна народная мудрость! – усмехнулся он. Упадок.
   – Большинство мужчин не имеют принципов, – продолжила она. Икшианские женщины постоянно на это жалуются.
   – Когда мне нужно распознать мятежников, я выглядываю мужчин с принципами, – сказал он.
   Она безмолвно на него поглядела, и он подумал, каким же глубоким свидетельством ее разума является эта простая реакция.
   – Где, по-твоему, я нахожу моих лучших управляющих? – спросил он.
   Она резко выдохнула.
   – Принципы, – продолжил он, – это то, за что Ты сражаешься. Большинство мужчин проходят сквозь всю жизнь не изменившимися, кроме самого последнего момента. У них так мало неприятных обстоятельств, в которых можно было бы испытать себя.
   – У них есть Ты, – сказала она.
   – Но я настолько могуществен, – сказал он. – Я равнозначен самоубийству. Кто пойдет на верную смерть?
   – Сумасшедшие… или отчаянные. Бунтовщики?
   – Я – их эквивалент войны, – сказал он. – Хищник из хищников. Я – та связующая сила, которая сотрясает их.
   – Я никогда не думала о себе, как о бунтовщице.
   – Ты – кое-что намного получше.
   – И Ты каким-то образом меня используешь?
   – Да.
   – Не как управляющего, – сказала она.
   – У меня уже есть хорошие управляющие – не подверженные порче, смышленые, рассудительные, открыто признающие свои ошибки, быстрые в принятии решений.
   – Они были бунтовщиками?
   – В большинстве своем.
   – Как Ты их выбрал?
   – Я же сказал тебе, они сами себя выбирали.
   – Тем, что выживали?
   – И этим тоже. Но есть и большее. Разница между хорошим управленцем и плохим сводится к одному. Хорошие управляющие принимают немедленные решения.
   – И приемлемые?
   – Обычно эти решения способны срабатывать. Плохой управляющий, как правило, колеблется, мешкает, выпрашивает создания различных комитетов предоставления докладов. И, в итоге, действует так, что создает серьезные проблемы.
   – Но разве им не нужно порой больше информации, чтобы сделать…
   – Плохой управленец больше озабочен докладами, чем решениями. Он хочет, чтобы у него был твердо обоснованный отчет, который он предъявляет для оправдания своих ошибок.
   – А хорошие?
   – О, они полагаются на устные приказы. Они никогда не лгут о сделанном, если их распоряжения породили проблемы. И они окружают себя людьми, способными, оттолкнувшись от устных приказов, действовать самостоятельно. Часто самая важная информация к тому и сводится, что где-то что-то пошло не так. Плохие управленцы скрывают свои ошибки до последнего, пока не становится слишком поздно их исправлять.
   Лито понял, что она размышляет о тех, кто служит ему – особенно о Монео.
   – Люди решений, – сказала она.
   – Самое трудное для тирана – найти людей действительно принимающих решения, – сказал он.
   – Разве твое знание непосредственного прошлого не дает тебе некоторых…
   – Оно несколько меня развлекает. Большинство бюрократий, существовавших до моей, выискивали и продвигали тех, кто избегал принятия решений.
   – Понимаю. Как Ты думаешь меня использовать, Владыка?
   – Ты выйдешь за меня замуж?
   Слабая улыбка коснулась ее губ.
   – Женщины тоже способны принимать решения. Я выйду за Тебя замуж.
   – Тогда ступай и проинструктируй Преподобную Мать. Так, чтобы она твердо знала, что именно ей искать.
   – Доискиваться до моего происхождения, – сказала она. – тебе и мне уже известна цель.
   – Не отделенная от своего источника, – сказал он.
   Она встала, затем спросила:
   – Владыка, а не можешь ли Ты ошибиться насчет Твоей Золотой Тропы? Разве возможность неудачи…
   – И кто, и что угодно могут потерпеть неудачу, – сказал он, – но здесь помогают храбрые добрые друзья.

31

   Группы заботливо приспосабливают окружающую среду под цели группового выживания. Когда они уклоняются от этого, тогда это можно расценивать как признак группового нездоровья. Есть много разоблачительных симптомов. Я наблюдаю за разделением пищи. Это – форма коммуникации, неизбежный символ взаимопомощи, в котором содержится также глубинный указатель на то, кто является зависимым.
   Интересно, что сейчас именно мужчины обычно ухаживают за ландшафтом. Они стали ЗЕМЛЕДЕЛЬЦАМИ. Некогда, это было целиком женской сферой деятельности.

Украденные дневники

   «Вы должны простить недостаточность моего доклада», – писала Преподобная Мать Антеак. – «Отнесите это на необходимость спешки. Завтра я отбываю на Икс, моя задача именно та, о которой я перед этим докладывала во всех подробностях. Напряженный и искренний интерес Бога Императора к Иксу нельзя отрицать, но то в чем я сейчас должна отчитаться, это странный визит, который только что нанесла мне икшианский посол, Хви Нори».
   Антеак откинулась на своей табуреточке, неудобной, но все же лучшей среди тех, которые она смогла подобрать в этих спартанских апартаментах. Она сидела одна в своей крохотной спаленке, коробочке внутри коробочки, поскольку Владыка Лито отказался предоставить им другое помещение даже после того, как Бене Джессерит предостерег его о предательстве Тлейлакса.
   На коленях Антеак покоился чернильно-черный небольшой квадратик, со стороной около десяти миллиметров, не более трех миллиметров толщины. Она писала на этом квадратике поблескивающей иглой – одно слово за другим, и слова эти поглощались квадратиком. Завершенное донесение будет запечатлено на нервных рецепторах глаз послушницы-курьера, пребывая там в скрытом виде, пока его не считают и не проиграют в Доме Соборов.
   Хви Нори представляла огромную дилемму!
   Антеак была знакома с отчетами учителей Бене Джессерит, которых посылали на Икс обучать Хви. Но эти отчеты больше оставляли за кадром, чем сообщали. Они лишь возбуждали новые и новые вопросы.
   КАКИЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ ТЫ ПЕРЕЖИЛА, ДИТЯ?
   КАКОВЫ БЫЛИ ТЯГОТЫ ТВОЕЙ ЮНОСТИ?
   Антеак фыркнула и поглядела на ждущий черный квадратик. Такие мысли напомнили ей о вере Свободных, что место твоего рождения делает тебя тем, что Ты есть.
   – Есть ли на твоей планете странные животные? – спросили бы Свободные.
   Хви прибыла с впечатляющие свитой Рыбословш, более сотни мускулистых женщин, вооруженных до зубов. Антеак редко видела такую выставку оружия: лазерные пистолеты, длинные ножи, тесаки, оглушающие гранаты…
   Было позднее утро. Хви вошла внутрь, оставив Рыбословш осматривать все помещения Бене Джессерит, кроме этой спартанской внутренней комнатки.
   Антеак окинула взглядом свои апартаменты. Владыка Лито кое-что ей сказал, оставляя ее здесь.
   – Не тем измеряй, сколь ценит тебя Бог Император!
   Кроме… теперь он посылает Преподобную Мать на Икс, и есть о чем поразмыслить насчет владыки Лито, зная поставленную перед ней без недомолвок задачу. Может быть, времена вот-вот изменятся и на Орден посыпятся новые почести и больше меланжа.
   «Все зависит от того, насколько удачно я справлюсь с заданием».
   Хви одна вошла в эту комнату и спокойно присела на койку Антеак, голова ее оказалась ниже головы Преподобной Матери. Прекрасный штрих – и неслучайный. Хви обладала полной волей установить между ними любые отношения – Рыбословши повиновались бы единому ее слову. Сомнений в этом быть не могло – после первых же слов Хви, напрочь сразивших Антеак.
   – Тебе надо знать с самого начала, – я выхожу замуж за Владыку Лито.
   Антеак, чуть не поперхнувшись, не выдала себя лишь благодаря глубокому самообладанию. Правдовидица, она нисколько не сомневалась в искренности Хви, но невозможно всесторонне охватить разумом столь потрясающее событие.
   – Владыка Лито повелевает, чтобы Ты никому об этом не говорила, – добавила Хви.
   «Ну и дилемма!» – подумала Антеак. – «Могу ли я хотя бы доложить это моим сестрам Дом Соборов?»
   – В свое время об этом узнают все, – сказала Хви. – Пока еще не время. Я говорю тебе об этом, потому что это поможет тебе лучше понять степень доверия Владыки Лито.
   – Доверия к тебе?
   – К нам обоим.
   От этого по телу Антеак пробежал плохо скрытый озноб возбуждения. Какая же сила присуща такому доверию!
   – Ты знаешь, почему Икс выбрал тебя послом? – спросила Антеак.
   – Да. Они хотели, чтобы я поймала его в свои силки.
   – И похоже на то, что они преуспели. Значит ли это, что икшианцы верят в тлейлаксанские басни о непотребных привычках Владыки Лито?
   – Даже сами Тлейлаксанцы в них не верят.
   – Как я понимаю, Ты подтверждаешь лживость таких историй?
   Хви ответила со странным безразличием, сквозь которое Антеак было трудно проникнуть, невзирая на свои двойные способности ментата и Видящей Правду.
   – Ты говорила с ним и наблюдала за ним. Сама ответь себе на этот вопрос.
   Антеак совладала с поднявшимся раздражением. Несмотря на свою юность, Хви отнюдь не простушка-недоучка и никогда из нее не выйдет хорошей бенеджессеритки. Какая жалость!
   – Докладывала ли Ты об этом своему правительству на Иксе? спросила Антеак.
   – Нет.
   – Почему?
   – Они скоро об этом узнают. Преждевременное разглашение могло бы повредить Владыке Лито.
   «Она говорит правду», – напомнила себе Антеак.
   – Разве твой долг верности Иксу не превыше всего? – спросила она.
   – Мой первый долг верности – долг правде, – Хви улыбнулась. Икс преуспел даже лучше, чем рассчитывал.
   – Мыслит ли тебя Икс угрозой Богу Императору?
   – По-моему, их первоочередная забота – сбор сведений. Я обсуждала это с Ампре перед моим отъездом.
   – Тот самый Ампре, который возглавляет икшианское управление внутренних дел?
   – Да. Ампре убежден, что Владыка Лито дозволяет угрозы своей персоне только до определенных пределов.
   – Ампре так сказал?
   – Ампре не считает возможной утайку будущего от Владыки Лито.
   – Но моя миссия на Иксе связана с предположением, что… Антеак покачала головой, осекшись, затем сказала. – Почему Икс поставляет Владыке механизмы и оружие?
   – Ампре полагает, что у Икса нет выбора. Превосходящая сила уничтожает представляющих для нее слишком большую угрозу для этой силы.
   – Если Икс откажется, то это и выйдет за пределы ограничений, положенных Владыкой Лито. Третьего нет. Думала ли Ты когда-нибудь о последствиях брака с Владыкой Лито?
   – Ты имеешь ввиду сомнения, которые такой поступок пробудит в отношении его божественности?
   – Кое-кто поверит в тлейлаксанские байки.
   Хви только улыбнулась.
   «Проклятие!» – подумала Антеак. – «Как же мы потеряли такую девушку?»
   – Он меняет устройство своей религии, – обвиняюще проговорила Антеак.
   – Вот в чем, конечно, дело.
   – Не совершай ошибку, судя всех по самой себе, – ответила Хви. И, когда в Антеак явно забрезжило негодование, добавила. – Но я пришла сюда не для дискуссий на подобные тему, касающиеся Владыки.
   – Нет. Конечно, нет.
   – Владыка Лито повелел мне рассказать тебе во всех подробностях, какие я только могу упомнить, о людях, причастных к моему рождению и воспитанию.
   Антеак поглядела на шифровальный черный квадратик, прокручивая в памяти рассказ Хви. Хви подробнейше обо всем ей поведала, как и повелел ей ее Владыка (теперь ее жених). Эти подробности, временами могли показаться скучными, не будь Антеак ментатом – той, для кого всякая информация достойна усвоения.