Хэйдон Элизабет. Рапсодия - Дитя Крови (Симфония веков - 1)

   - Идите за мной, - позвал он девушку. - Отсюда мы сможем добраться до Ллаурона лесом.
   Затем он быстро схватил свой посох, сорвал с крючка свой плащ и открыл заднюю дверь, которая вела к подвалу с припасами. Рапсодия последовала за ним в темноту, спасаясь от возбужденной толпы. Так лисица убегает от своры гончих псов.
   19
   ЧТОБЫ ДОБРАТЬСЯ до обиталища Ллаурона, скрытого в самом сердце леса, им потребовалось три дня. Когда Рапсодия впервые увидела здешние маленькие городки и деревушки, она решила было, что оказалась в беспросветной глуши. Но только теперь она поняла, насколько далека была от истины. Настоящей глуши до сего момента она и не видывала.
   На запад тянулся девственный, первобытный лес. Густые заросли вечнозеленых деревьев заслоняли дневной свет, но зато их заснеженные ветви проливали на белоснежное покрывало под ногами путников теплое, мягкое сияние.
   Они продвигались вперед медленнее, чем когда Рапсодия путешествовала с двумя болгами. Каддир был значительно старше Акмеда и Грунтора, и потому им приходилось часто останавливаться, чтобы передохнуть. Однако священник обладал поразительным знанием местности, и лес, казалось, приветствовал его, открывая удобные тропинки среди зарослей густого кустарника.
   Множество раз Рапсодия оглядывалась назад, и когда ей удавалось заметить промелькнувший вдали черный плащ или громадную тень, она вздыхала с облегчением. Акмед и Грунтор догнали путников и показывали своей подруге, что они рядом. Рапсодии с Каддиром удалось оторваться от преследователей, присутствие болгов вносило в ее душу успокоение, и девушка смело шагала за священником, уводившим ее в глубь непроходимого леса.
   Каждое утро Рапсодия дожидалась, пока Каддир исчезнет среди деревьев, чтобы отдать дань зову природы, и только после этого возносила свой приветственный гимн новому дню. Уважая опасения Акмеда, который не хотел, чтобы местные жители узнали их тайну, она пела без слов, обращая к небу лишь древнюю мелодию. Очень часто, закончив молитву, она оборачивалась и видела, что священник-филид смотрит на нее так, будто она - диковинный мифический зверь.
   По ночам Каддир разводил небольшой костер, от которого Рапсодия держалась подальше. Учитывая то, как реагировал на нее огонь, она старалась не подходить близко. Каддир, конечно, обратил на это внимание и решил, что она испытывает к огню особое отвращение. Данный факт он, естественно, взял на заметку. Он перестал спрашивать ее, кто она такая, и заговаривал лишь о самых простых, неотложных делах.
   В конце концов на третий день они вышли на большое открытое пространство, расчищенное в самой гуще леса. Тут и там виднелись домики и хижины, каменные и земляные, с крышами из дерна, или мазанки, вроде тех, что Рапсодия часто встречала в деревушках. Впрочем, имелось здесь и несколько довольно больших строений из дерева с тяжелыми дверями и коническими, крытыми соломой, крышами. Из труб тянулся серый дым.
   Над дверями Рапсодия заметила защитные знаки, отгоняющие злых духов. Точно такие она видела в деревнях вдоль дороги, только здесь они были цветные и с гораздо более сложным рисунком. Возле большинства домов девушка увидела также сараи для животных и небольшие садики.
   Люди, которые встречались им по дороге, носили шерстяные плащи, похожие на одеяние Каддира, крашенные листьями индигоноски или золотарника во всевозможные цвета и оттенки голубого, желтого или зеленого. Более мрачные одеяния, коричневого и серого тонов, были, как и плащ Каддира, сшиты из ткани, выкрашенной настоем вереска или скорлупы земляного ореха. Как правило, у таких плащей имелись капюшоны, и Рапсодия решила, что они, скорее всего, являются принадлежностью тех, кто обладает в этом лесном поселении более высоким статусом.
   Кроме священников, здесь были также люди в кожаных доспехах, вооруженные луками, копьями, боевыми топорами - оружием, которое предпочитают разведчики и лесничие. Эти люди выглядели усталыми, кое-кто из них был ранен. Создавалось такое впечатление, будто они провели в дороге или на войне уже не один месяц. Рапсодия даже отдаленно не могла представить себе, кто бы мог напасть на них здесь - в таком, казалось бы, мирном месте.
   От мыслей о войне ей сразу стало нехорошо. Напряженная атмосфера в Истоне свидетельствовала о том, что война должна вот-вот начаться, а это означало мгновенное ограничение передвижений. Если здесь тоже идет война, добраться до порта и вернуться домой окажется очень непросто. После всего, что ей довелось вынести, Рапсодия с ужасом думала о такой возможности.
   Ближе к вечеру она услышала песнь, на которую ее душа отозвалась ликованием. Так звучал только один голос - голос Дерева, Корня-Близнеца Сагии. Значит, оно совсем близко!
   Когда солнце повисло над горизонтом, они вышли на громадный луг и увидели наконец Дерево - ствол белый, точно снег, ветви, словно пальцы из слоновой кости, тянущиеся в темнеющее небо.
   Рапсодия остановилась, не в силах оторвать глаза от поразительного зрелища. Дерево достигало пятидесяти футов у основания. Его первая толстая ветка нависала в сотне футов над землей, а дальше раскидистая крона, будто пологом, накрывала луг. Рапсодия пожалела о том, что сейчас зима и ей не дано увидеть Дерево во всей красе. Последние лучи зимнего солнца заливали его призрачным, неземным сиянием.
   Вокруг основания ствола, на расстоянии сотни футов от того места, где громадные корни вырвались из-под земли наружу, были посажены разные деревья, по одному каждого вида. Некоторые из них Рапсодия видела в первый раз. Они пели свою песнь, исполненную древним могуществом и волшебством, отличную от песни Сагии. На глаза Рапсодии навернулись слезы.
   Каддир внимательно наблюдал за ее лицом. Священник смотрел на нее бесконечно долго, молча, потом тряхнул головой, словно пробудился после глубокого сна.
   - Вы поклоняетесь Дереву? - спросил он наконец. Рапсодия кивнула, по-прежнему не в силах оторваться от удивительной картины. Каддир улыбнулся:
   - Ну, в таком случае здесь вам будут рады. Ллаурон с удовольствием с вами встретится. Идемте, мы почти подошли к его дому.
   Священник провел ее через луг, за внешнее кольцо деревьев, под нависшими ветвями, закрывавшими небо, словно своды огромного храма.
   По другую сторону луга Рапсодия увидела большую рощу. Древние деревья, высокие, с могучими стволами, по сравнению с Великим Белым Деревом казались малыми детьми. В роще стоял большой красивый дом. Его причудливая архитектура поражала воображение. Множество стен, расположенных под самыми разными углами, отдельные постройки на сваях или на ветвях деревьев, окна, выходящие на Дерево. Затейливая резьба украшала дом снаружи - в особенности башню, возвышающуюся над кронами деревьев.
   Широкая каменная стена вела вдоль уснувших на зиму садов к меньшему крылу дома. Тяжелую деревянную дверь охраняли воины, похожие на тех, кого Рапсодия уже видела раньше. Она повернулась к Каддиру и вопросительно посмотрела на дом.
   Тот улыбнулся:
   - Это крепость Ллаурона. Здесь живет Главный Жрец. Не слишком шикарно для человека его праведности и положения, но ему тут удобно. Идемте, я отведу вас к нему.
   Он провел Рапсодию через сады к двери и кивнул стражникам. Те удивленно вытаращили глаза, но отошли, пропуская гостей внутрь.
   Спрятавшись за одним из деревьев, Акмед и Грунтор видели, как мужчина постучал в дверь и ему открыла какая-то женщина. Они о чем-то переговорили, затем женщина шагнула в сторону, и священник ввел Рапсодию в диковинный дом, состоящий из сплошных углов. Служанка притворила за ними дверь.
   Акмед закрыл глаза и прислонился спиной к стволу белой ольхи. Он вдруг почувствовал на губах вкус ветра, тонкий, сладковатый аромат. Тишина показалась ему оглушительной. Ритм сердца Рапсодии звучал совсем тихо - она уходила все дальше в глубь дома. Осталось только два сердца - его и Грунтора.
   "Наверное, именно это и есть мир и покой", - подумал Акмед. Ощущение ему не понравилось.
   Затем, где-то на границе сознания, Акмед почувствовал новый ритм, потом еще один и еще; они прилетели из неизвестности, незнакомые и одновременно узнаваемые. Ветер принес ему и другие голоса сердец, но те доносились уже совсем издалека - едва различимый, мерцающий шепот... Где-то в мире стучали сердца, чьи ритмы отзывались в крови Акмеда, касались кожи. Возможно, он не до конца лишился своего дара. Акмед не знал, как такое может быть, не знал, проклятье это или благословение. Он заставил себя сосредоточиться на Рапсодии. Все остальные звуки смолкли...
   Они с Грунтором прождали дольше, чем собирались, чтобы убедиться в том, что хозяин необычного дома не причинит девушке вреда. Акмед нашел ритм ее сердца почти сразу, с того самого момента, как они расстались; он звучал четко и ясно до тех пор, пока она не вошла в лес вместе со священником-филидом. Но даже несмотря на то, что теперь этот тон стал приглушенным, Акмед чувствовал его и знал, что происходит с Рапсодией.
   Она нервничала, немного боялась. Спустя миг ее охватила паника, но Акмед знал: дело не в том, что ее кто-то обидел. Если бы на нее напали, друзья бы нашли возможность вмешаться. Однако в этом не возникло необходимости.
   - Сколько хочешь ждать, сэр?
   - Еще одну ночь. А потом пойдем.
   Ее мучили особенно сильные кошмары. Ночью Акмед ощутил, как участился пульс Рапсодии, и тут же рассыпался в прах ровный, медленный ритм сна, к которому он привык во время часов, проведенных рядом с нею под землей. Он не удивился бы, услышав яростное крещендо, которым взрывался ее пульс, когда к ней приходили кошмары.
   Когда начало светать, дракианин почувствовал, как она покинула крепость и отправилась к Белому Дереву, чтобы пропеть свою утреннюю молитву. Ветер принес мелодию, которая легким прикосновением ласкала кожу. Песня была точно такой же, как обычно, но сейчас в ней почему-то звучала грусть, какой Акмед не слышал с тех самых пор, как они покинули Корень. Печаль, причин которой он не понимал. Рапсодия не испытывала боли, ей не грозила опасность.
   Через минуту он услышал тихий свист - знак, что у нее все хорошо. Свист казался дрожащим - по-видимому, девушка еще не успела оправиться после своих переживаний. И все же он звучал вполне уверенно, показывая, что друзья могут уходить. Акмед улыбнулся.
   Он открыл рот и вдохнул морозный воздух. Он не почувствовал никаких неприятных запахов - ничего, указывающего на присутствие демона. Тишина была напоена прощением, дышала началом новой жизни, прощанием с прежней и ее ужасами. Они сумели вырваться на свободу.
   Им удалось бежать. Трудности и опасности выживания в новых условиях бледнели по сравнению с тем, что они оставили позади.
   У Акмеда закоченели ноги. Тонкая подошва импровизированных сапог не спасала от холода. Он посмотрел в сторону Грунтора и заметил, что его приятель почти проснулся.
   - Пожалуй, нам стоит поискать одежду и еду. Мы не можем больше есть Корень, так что предстоит всерьез заняться продовольствием. Потом отправимся на разведку. Посмотрим, что здесь да как. Может, отыщем для Рапсодии дорогу к морю.
   20
   К НАСТУПЛЕНИЮ НОЧИ фирболги выбрались из гущи леса и направились на запад, к морю. Оно находилось за много миль отсюда, но Акмед чувствовал в воздухе соль - словно следы слез на ветру.
   Они нашли заброшенный сарай неподалеку от небольшого селения и устроились там на ночь. Жалкое убежище не слишком защищало путников от холода. К тому же друзья решили не рисковать и не развели костер. Пол устилала гнилая солома, пролежавшая здесь уже несколько лет, и фирболги забрались под нее в тщетной надежде хоть немного согреться.
   Грунтор собрал упавшие ветки вишни и черного дерева фриттен и большую часть времени потратил на изготовление новых стрел взамен тех, что истратил во время сражения с людьми Майкла и под землей. Акмед много раз замечал, как великан тихонько напевает какую-нибудь из песенок Рапсодии, невпопад и страшно фальшиво.
   На следующее утро они отправились на разведку в близлежащую деревню и расположенные неподалеку от нее хутора и вернулись, прихватив с собой несколько яиц, съедобные корни, попоны для лошадей и одежду, которая, как им показалось, могла подойти. Они старались брать везде понемногу, чтобы местные жители не заметили пропажу и не подняли тревогу.
   - Хо-хо, да ты красавчик, сэр, - пошутил Грунтор, увидев, какое выражение появилось на лице Акмеда, обнаружившего, что украденная ими туника оказалась женским платьем. Великан прорезал дыру в одной из попон и соорудил себе теплый жилет. - Только все равно ты не чета нашей герцогине. Боюсь, даже самый завалящий кобель на тебя не польстится.
   Акмед оторвал подол юбки, превратив платье в длинную рубашку.
   - Даже если собрать вместе всех красоток Дворца Удовольствий мадам Парри и вылепить из нее одну, она вряд ли сможет конкурировать с Рапсодией, - заявил он, натягивая новую одежду. - Огонь оказал на нее сильное действие; она получила могущественное оружие, которое, возможно, когда-нибудь ей пригодится. Сначала я боялся, что священник попытается соблазнить ее, но он был слишком напуган.
   - Ах, заведение мадам Парри!.. Ой не вспоминал о нем уже давным-давно. Хотел бы я знать, как поживают Бренда и Сьюзи.
   - Я не сомневаюсь, что они по тебе ужасно скучают, - рассмеялся Акмед. - Вряд ли им довелось познакомиться с кем-нибудь, кто мог бы с тобой тягаться. - Он бросил великану яблоко и продолжал: - Пошли глянем, что тут есть интересного.
   Новая одежда в дополнение к тем лохмотьям, в которые превратилась прежняя, не слишком защищала от морозного воздуха. Друзья также прибрали к рукам оставленную без присмотра упряжь и поводья и починили свою обувь. Увы, не очень успешно: снег продолжал забираться внутрь, и ноги у них постоянно мерзли, а то и вовсе немели от холода.
   Через несколько миль территория стала более населенной, а лес совсем поредел. Грунтор и Акмед прятались в кустах, усеянных колючками и шипами, и наблюдали за горожанами, прислушиваясь к их разговорам.
   Несмотря на то что по части чуткости музыкального слуха им было далеко до Рапсодии, они уже многое понимали, улавливая отдельные слова или целые фразы. Одно - "Авондерр" - повторялось очень часто; как правило, его сопровождало направление "на юго-запад". Болги решили, что так называется соседний район, хотя деревня это, город, провинция или название народа, так и осталось невыясненным.
   Они обошли все поселение и к вечеру приготовились двинуться дальше, когда внимание Акмеда привлек далекий шум на дороге.
   Спрятавшись в зарослях деревьев с серебристыми стволами, каких он ни разу не видел на Серендаире, дракианин закрыл глаза и сосредоточился. Из деревни вела лишь узкая колея, разбитая колесами фургонов и копытами животных, покрытая жидкой грязью и снегом, растаявшим после недавней оттепели. Неожиданно он вспомнил песню Рапсодии: "Надежный следопыт, который никогда не ошибается..." Это она сказала о нем.
   Он прислонился к стволу и отпустил свой разум на свободу. Перед его мысленным взором появилась дорога. С головокружительной скоростью он помчался вперед, следуя за всеми поворотами разбитой колеи.
   И вот он увидел всадников с оружием в руках, которые мчались по направлению к деревне. Их было около дюжины. В черно-зеленых кожаных куртках, верхом на чалых лесных лошадях.
   Неожиданно картинка исчезла, но Акмед успел заметить еще две детали. Первое: лица всадников - широкие скулы, большие глаза, суровое, непреклонное выражение. У всех до одного. Кожа и волосы цвета земли и травы... Лирины!
   Второе: в руках они держали факелы.
   Акмед выругался на болгише и повернулся к Грунтору:
   - Сюда направляются солдаты с факелами. Лирины. Грунтор непонимающе уставился на него:
   - Лирины? С огнем? Ты уверен, сэр?
   Акмед кивнул. Он прекрасно понимал, что именно так удивило сержанта. Лирины, особенно лирингласы, ненавидят огонь из-за опасности, которую он представляет для их земель. Если не считать лиринпанов, представителей народа, живущего в городах, все лирины предпочитают селиться в лесах или на открытых полянах, а там пламя в любой момент может уничтожить их дома. Отряд лиринов, использующий огонь как оружие, - это нечто противоестественное. Впрочем, времени для долгих размышлений не оставалось.
   - Идем, - прошептал дракианин.
   Они быстро пробрались сквозь заросли папоротника, стараясь оставаться незамеченными, и двинулись на юго-запад. Когда они оказались среди густого подлеска, Акмед забрался на высокую сосну и спрятался среди ее ветвей, примерно в десяти футах над землей. Грунтор скрылся в кустах. Когда Акмед посмотрел вниз, он с трудом сумел рассмотреть друга.
   Едва они успели устроиться в своих убежищах, как появился отряд. Испуганно крича, крестьяне хватали детей и спешили убраться подальше от дороги. Они разбегались в разные стороны, точно стая птиц при приближении хищника.
   Акмед с ужасом наблюдал за тем, как первые всадники пронеслись мимо трех или четырех застывших в ужасе крестьян, оставляя их своим товарищам, а те, не медля ни секунды, прикончили несчастных прямо на месте. Другие лирины направились к домам, и вскоре вся деревня пылала, точно громадный факел.
   Некоторые крестьяне пытались отбиваться тем, что оказалось у них под рукой, но против всадников у них не было ни одного шанса. Один из нападавших набросился на крестьянина, убегавшего прочь и тащившего за собой маленькую девочку. Ребенок отлетел на обочину, где и остался лежать неподвижно, точно сломанная кукла.
   Акмед не мог оторвать глаз от солдата, который остановился, развернул лошадь и направился прямо к ребенку. В тот же миг свистнула стрела. Она вонзилась лирину в шею. Солдат повалился на землю, а его лошадь умчалась прочь.
   Грунтор с мрачным выражением лица достал еще две стрелы и снова выстрелил. Еще один солдат повалился на дорогу; потом упал третий лирин, не успев зажечь соломенную крышу.
   Раздался пронзительный птичий крик, и всадники остановились. Прозвучал новый приказ, отданный спокойным громким голосом, и солдаты начали покидать горящую деревню, равнодушно промчавшись мимо тела одного из своих павших товарищей.
   Над крошечной деревушкой повисла тишина. Затем, словно по безмолвному сигналу, поднялись крики и стоны раненых. Плачущая женщина бросилась к девчушке, схватила ее на руки, смеясь и рыдая одновременно, слишком счастливая, чтобы заметить лицо фирболга, скрывающегося в кустах всего в нескольких футах от нее.
   Когда она убежала, Грунтор опустил лук. Ветер нес в их сторону густой черный дым.
   - Что, ради всех святых, тут произошло? - удивленно покачав головой, спросил он.
   - Понятия не имею, - пожал плечами Акмед. - Может быть, сказки, будто люди на другой стороне земли ходят на головах, - чистая правда? Если бы сегодня утром ты сказал мне, что мы увидим отряд лириндаркских карателей, вооруженных факелами и предавших огню лесную деревню - да еще бросивших тела своих погибших товарищей! - я бы сказал, что ты повредился умом.
   Акмед спустился вниз. Друзья направились через лес на запад. Горестные крики крестьян и горький запах дыма еще долго сопровождали их.
   К концу восьмого дня своей разведывательной миссии друзья могли с уверенностью сказать, что они не просто повредились умом, а окончательно спятили. Повсюду, где они проходили, постоянно возникали бессмысленные по своей жестокости сцены.
   Иногда в них принимали участие лирины, однако чаще всего людей убивали люди. Фирболги начали думать, что мир, в который они попали, устроен как-то иначе, и здесь место чудовищ занимают те, кто чудовищам это имя дал.
   Еще более непонятным оказалось то, что происходило после нападения вооруженных людей. В одном городке, расположенном на границе леса и открытых земель, друзья с удивлением обнаружили, что участники атаки вернулись в свои бараки, находящиеся сразу за поворотом дороги, примерно в полумиле от городка. Кое-кто из солдат даже вернулся потом обратно, чтобы помочь раненым.
   Фирболги прятались за зернохранилищем, наблюдая за происходящим.
   - Что здесь творится? - возмущался Грунтор. - Никакого смысла!..
   Акмед покачал головой и ничего не сказал. Он спокойно относился к войне, если понимал, кто с кем воюет, какие у них мотивы и цели. Здесь же все было совершенно непонятно.
   21
   ПО МЕРЕ ТОГО как приближалось море, снега становилось все меньше. В конце концов он исчез, и глазам путников предстали коричневая трава и голые деревья, оказавшиеся во власти ледяного ветра - такого же безжалостного, как и солдаты. Акмед и Грунтор старались держаться подальше от цивилизации, чтобы по ночам спокойно разбивать лагерь, разводить костер и спать, не опасаясь никаких неожиданностей. К пустым домам и сараям они подходили лишь затем, чтобы пополнить свои припасы.
   Они вошли в Авондерр. Судя по тому, что им удалось услышать от местных жителей, так называлась приморская провинция. Теперь в воздухе настолько сильно пахло соленой водой, что даже Грунтор улавливал ее аромат. Океан властно напоминал о себе. Друзья постоянно скрывались от жителей этих земель и не вступали с ними ни в какие контакты.
   Поселки стали больше и теперь располагались все ближе друг к другу, пока в конце концов не слились в сплошной город. Бесконечная линия домов тянулась к самому горизонту. Это и был портовый город. На место хижинам и простым сараям пришли кирпичные дома с тяжелыми деревянными дверями и черепичными крышами.
   Лесные дороги сменились широкими магистралями и улицами, выложенными булыжником. Грунтор не переставал удивляться - ведь там, где обитают фирболги, булыжные мостовые можно встретить только в самых богатых районах, и то лишь перед общественными зданиями и храмами. Здесь же каждая улица громадного города - в три раза превосходящего Истон - могла похвастаться собственной вымощенной камнем мостовой.
   Порт Авондерра поражал воображение - он протянулся вдоль берега на многие мили, так далеко, что разглядеть, где он заканчивается, было невозможно. На его границах располагались рыбацкие поселки, дальше шли доки, построенные из блестящего камня, дерева и сверкающего металла. В самом центре находилась крытая гавань и такой громадный причал, что Акмед с Грунтором так и не смогли сосчитать, сколько возле него кораблей. Стоя поодаль, они наблюдали за разгрузкой сотни торговых судов одновременно. Лошади, фургоны, ящики, коробки, люди так и мелькали перед глазами; казалось, будто смотришь на муравейник.
   - Ты только посмотри! - бормотал сержант.
   - Нет, - проговорил Акмед и, схватив приятеля за плечо, показал на небо. - Ты посмотри НА ЭТО!
   Они находились позади лавки кузнеца, расположенной на окраине города. Грунтор, устроившийся на куче угля, прикрытой промасленной тканью, поднял голову. Солнце садилось, и голубое небо вдруг затянуло черными штормовыми тучами. Через несколько минут поднялся ветер, засверкали молнии, грозно загрохотали громовые раскаты.
   - Проклятье, пора уносить ноги!
   Акмед перелез через низкую стену за кузницей и направился подальше от гавани.
   - На окраине города я видел скалы. Отличное укрытие от людей и дождя. Идем. Буря будет сильной.
   Друзья быстро шагали в сторону береговых скал под сердитыми небесами и порывами злобного ветра. Ревели волны, набегая на песок и бросая соленые брызги в лица фирболгов.
   Небо до самого горизонта почернело. Только время от времени тучи ненадолго расступались, и тогда на землю проливался лунный свет, который тут же гас, раздавленный разбушевавшейся стихией.
   - Может, поищем пещеру, сэр?
   Акмед прищурился, но, кроме скал и ревущих волн, почти ничего не сумел разглядеть. Глаза фирболгов хорошо видят в темноте под землей - но не на поверхности.
   - Посмотрим, что там, с другой стороны скал, - предложил он.
   Грунтор затряс головой, и во все стороны полетели соленые брызги.
   - Не-е-е. Ничего там нет. Только скалы на многие мили вокруг. А вот на самом берегу какое-то большое укрытие.
   - Ты его чувствуешь? Это все твоя связь с землей?
   - Угу.
   Акмед и Грунтор осторожно спустились вниз и наконец добрались до полосы песчаного пляжа. Они тут же бросились бежать. С неба сыпались капли дождя, который жалил глаза и кожу, точно их кололи ледяные иголки. С севера берег огибал большой утес, дальше шла бухта и маленькая лагуна; они видели ее сверху. Скалы уходили вдаль и, словно горный хребет, терялись в темноте.
   Обогнув одну из них, друзья увидели громадное сооружение, окруженное четырьмя меньшими строениями. Рассмотреть их очертания в темноте было невозможно.
   - Храм! - крикнул Акмед Грунтору. - Какой идиот построил храм НА ПЕСКЕ?
   Сержант едва расслышал его слова, заглушаемые ревом ветра.
   - И рядом с водой. Странно как-то. Заглянем внутрь? - предложил великан.
   Тяжелая грива его волос почернела от воды и все время норовила попасть в глаза.
   Акмед колебался. Храм означает также священников, а он ненавидел их. Однако здание, перед которым они стояли, казалось пустым. В четырех строениях, расположенных на некотором расстоянии, горел свет - очевидно, там жили священники или хранились припасы. У путников больше шансов остаться незамеченными, если они спрячутся в базилике.
   - Ладно, - проворчал Акмед и поглубже натянул капюшон на глаза. Надеюсь, эти священники умеют плавать. Иначе им лучше со мной не встречаться.