Он поднял руку и с силой ударил ее по лицу. Она почувствовала боль, огнем запылала щека, колонны беседки завертелись, начали клониться.
   В следующий миг видение растаяло, и Рапсодия обнаружила, что ее голову поддерживает Акмед, а она лежит на полу и смотрит в потолок.
   Она тихонько застонала. Акмед помог ей подняться, подвел к одной из скамеек и осторожно усадил. Мир вокруг Рапсодии продолжал отчаянно вертеться в безумной пляске, и она далеко не сразу нашла в себе силы объяснить Акмеду, что произошло.
   - Теперь я знаю, почему это место пронизано такой злобой.
   - Что ты видела? Рапсодия потерла виски:
   - Гвиллиама. Глазами Энвин - в тот момент, когда он ударил ее. Помнишь, Ллаурон рассказывал про это?
   - Помню, конечно.
   - Ну, он несколько смягчил краски. Гвиллиам ее ОЧЕНЬ СИЛЬНО ударил, он причинил ей страшную боль. У меня до сих пор в ушах звенит.
   - Неудивительно, что она решила его уничтожить.
   - Знаешь, он поступил ужасно, но я все равно считаю, что ее реакция была чересчур резкой. Да, я бы тоже пришла в ярость, но сомневаюсь, что пожертвовала бы огромной армией, чтобы растоптать его. Лично я, скорее всего, отравила бы его пищу - и все.
   - Ну, судя по тому, что мне известно, Первый и Третий намерьенские флоты только и ждали повода, чтобы вцепиться друг другу в глотки. Представители Третьей волны считали, что принесли самую серьезную жертву, задержались дольше всех и охраняли Остров, чтобы дать остальным возможность благополучно бежать оттуда. Им несладко пришлось, когда они здесь высадились. Они вынуждены были сражаться за право поселиться в этих краях в то время как Первый флот не встретил никакого сопротивления и спокойненько жил себе в лесах. Разумеется, все, что я читал, изложено с точки зрения Гвиллиама. Я думаю, что небольшая стычка Гвиллиама и Энвин послужила искрой, от которой разгорелся большой пожар.
   Рапсодия поднялась на ноги и огляделась по сторонам:
   - Значит, получается, что война началась именно здесь. Вот на этом острове, в мраморной беседке. Неудивительно, что кажется, будто тут разгуливают призраки.
   Акмед так и прыснул:
   - Ты что, тоже боишься привидений?
   - Нет, конечно! - обиженно заявила Рапсодия. - Уж если на то пошло, это они меня боятся.
   - Я их понимаю, - язвительно проговорил король фирболгов. - Ты ведь у нас такая страшная.
   Рапсодия улыбнулась и снова достала флейту. Усевшись на скамейку, закрыла глаза и начала вслушиваться в завывания ветра, стонущего над водой.
   Она впитывала звуки и вибрации пещеры в поисках диссонирующих нот и сразу же их услышала. Тогда она поднесла флейту к губам и заиграла нежную мелодию, которая наполнила воздух, отразилась от стен беседки и окутала пещеру мягким, бархатным покрывалом.
   - Я поняла! - радостно вскричала Певица и вскочила на ноги. - Мы не могли найти это место потому, что оно скрыто множеством слоев естественных вибраций. Чаша каньона прячется среди высоких скал, вокруг ревет ветер, а озеро под землей и песнь водопада сплетают туманную пелену, которая делает пещеру невидимой. А беседка усиливает этот эффект благодаря месту, где построена, и материалам, из которых сделана. Она - словно платформа. Здесь можно произнести речь, которая будет услышана на много миль вокруг. Ненависть, пронизывающая остров, проникает наружу и пугает фирболгов. Вот почему от земли исходит такое отвратительное ощущение.
   Акмед кивнул, но ничего не сказал. Вода всегда была его врагом, в особенности в те моменты, когда он пытался отыскать биение сердца своей жертвы. Спрятаться от него они могли только возле воды.
   - Ну, если ты решила все свои загадки, пора возвращаться.
   - Подожди. Я хочу кое-что еще попробовать. Рапсодия проигнорировала сердитый взгляд, которым наградил ее король, и снова начала играть на флейте. Она сосредоточилась на нотах печального плача, стараясь связать их с более яркой, радостной мелодией. И почувствовала небольшое изменение в окутавшем ее воздухе.
   - Отдай мне это место. Пожалуйста. - Не отвечая на удивленный взгляд Акмеда, она горячо продолжала: - Я восстановлю дом. Его нужно только хорошенько вымыть и привести в порядок деревянные постройки. Я верну здоровье и радость песне острова, прогоню память о Гвиллиаме и Энвин, о злобе, которая их переполняла. Давай здесь будет мой... ну, моя...
   - Герцогство? - Что?
   - Твое герцогство. Грунтор все время называет тебя герцогиней. Пришла пора закрепить за тобой титул. Прими мои поздравления. Ты стала фирболгской аристократкой.
   Не обращая внимания на его язвительный тон, Рапсодия сказала:
   - Вот и отлично. Я смогу выступать в роли твоей посланницы. Ведь теперь есть титул, который даст мне на это право. - Она рассмеялась, когда Акмед поморщился. - Замечательно! У меня еще никогда не было места, которое принадлежало бы только мне.
   - Как только мы отсюда уберемся, ты получишь его с соблюдением всех необходимых формальностей.
   - Договорились. - Они пожали друг другу руки, и Рапсодия радостно припустила к лодке.
   - Ну и как ты намерена назвать свои владения? - поинтересовался Акмед, устраиваясь на веслах.
   Рапсодия была сильно возбуждена, и они плыли назад гораздо быстрее, чем сюда.
   - Не могу решить, - ответила она с сияющими глазами. - Давай возьмем название из нашего прежнего мира. Что-нибудь могущественное, королевское, чтобы имя отдало этому месту свою силу. Мне кажется, так будет правильно. А ты как думаешь?
   Акмед демонстративно вздохнул:
   - Как пожелаешь. Это же твое герцогство! Кстати, тебе придется платить мне налоги на все, что ты будешь производить.
   Рапсодия прекрасно понимала, что он шутит, но ответила ему совершенно серьезно:
   - Справедливо. Однако я думаю, тебе придется согласиться на обмен. Я не собираюсь ничего продавать. Свое лучше отдавать тому, кого любишь.
   От удивления брови Акмеда полезли вверх.
   - Мне казалось, ты решила дать обет безбрачия.
   - Да ну тебя! - взорвалась она. - Я имела в виду травы, специи, может быть, цветы. Знаешь, иногда ты ведешь себя как настоящая свинья.
   - Я пошутил.
   - Знаю я твои шуточки.
   Она проводила глазами исчезающий из вида водопад. Как только его пение стихло, у Рапсодии тут же испортилось настроение.
   Акмед окинул ее пристальным взглядом:
   - Прости!
   Она помахала рукой, словно отгоняя прочь его слова.
   - Рапсодия, ну что с тобой?
   Она смотрела в сторону, не в силах оторвать взгляд от исчезающего в дымке острова.
   - Не знаю. Зависть, наверное. Нет, не совсем так... Не могу подобрать подходящее слово.
   - Ты завидуешь? - Акмед непонимающе нахмурился. - Почему?
   Наконец ее зеленые глаза, в которых больше не прыгали веселые искорки, ответили на его взгляд.
   - Нет, я не завидую. Я ЗАБЛУДИЛАСЬ. У тебя нет сожалений, которые не давали бы тебе спать по ночам. Ты не оставил в старом мире того, о чем мог бы горевать. Здесь ты обрел смысл существования, нашел место, которое в тебе нуждается; здесь живут люди, которым ты нужен. У тебя есть возможность совершить нечто важное и значительное, войти в историю. У тебя новая жизнь.
   Акмед поморщился - такие разговоры давались ему с трудом.
   - Ты - часть этой жизни, - напомнил он Рапсодии, осторожно подбирая слова. - И можешь внести свой вклад в достижение нашей общей цели. Ты тоже получила новые возможности.
   - Постарайся меня понять, - покачав головой, проговорила она. - Я хочу тебе помочь, тебе и болгам, особенно детям. Но это - не цель моей жизни.
   - А что же тогда? Рапсодия тряхнула головой:
   - Если бы я знала, я бы не чувствовала, что заблудилась. - Взяв у него весло, она принялась энергично грести. - Знаешь, мать постоянно меня ругала за то, что я оставляю дверь открытой. Мы жили на равнине, а среди окружающих нас гор гуляли злые ветры. Я до сих пор слышу ее голос: "Пожалуйста, закрой дверь". Я так и не научилась. И сейчас мое прошлое представляется мне длинным коридором с дверями, которые я так и оставила открытыми. Только мой дом исчез, его сдуло ветром. Наверное, мне до сих пор не удалось смириться с тем, что я потеряла. Я пытаюсь, но прошлое все время возвращается ко мне, ночь за ночью. Даже сейчас. Я должна справиться со своей болью и решить, что мне делать дальше. Мне необходимо то, что есть у тебя, - дом, цель, шанс сделать что-то хорошее. И чтобы люди во мне нуждались - Джо, мои внуки, до определенной степени болги, может быть, вы с Грунтором. Вполне возможно, что это место, мое собственное герцогство станет началом в моих поисках.
   Акмед вздохнул. Свет начал постепенно возвращаться в его глаза, изгоняя печаль и жалость, которую он, против собственной воли, почувствовал к спутнице.
   "Какой же диковинной силой наделило ее пламя?" - подумал он.
   Даже он не мог ей противиться.
   - Ну и как же ты назовешь свою новую ферму? - спросил король фирболгов, желая сменить тему.
   Рапсодия подумала о замке серенского короля на вершине скалы, нависшей над бушующим морем.
   - Думаю, я назову свой новый дом Элизиумом, - ответила она.
   Рапсодия никогда не видела этого места.
   Через три недели было объявлено, что новый король фирболгов намерен отправиться в Кралдурж и принести жертву демонам. Огромный фургон нагрузили дарами богам зла и тщательно накрыли их большими кусками материи, чтобы защитить от любопытных глаз. Впрочем, никто не явился, чтобы пожелать королю счастливого пути.
   Дары были приобретены в Бет-Корбэре и Сорболде в соответствии со списком, составленным Певицей, которую болги называли просто Первой Женщиной.
   Рапсодия привыкла к их благоговению. Оно и раздражало ее, и забавляло. "Мы должны думать о собственной безопасности", - сказала она как-то раз Джо, которая считалась Второй Женщиной. Болги старались держаться от них на безопасном расстоянии.
   Рапсодия ничего не сказала Джо про Элизиум, решив устроить той сюрприз и показать остров, когда восстановительные работы будут закончены.
   Ночью громадный фургон с жертвенными дарами отправился в сторону внутренних кряжей Зубов, и вскоре его поглотил мрак. Король и сержант вернулись на следующий день, уставшие после встречи с демонами, но довольные тем, как она прошла.
   Сержант Грунтор объявил, что демоны признали короля. Они больше не станут пожирать его подданных - при условии, что те не будут заходить на их земли. Однако если болги нарушат договор, ужасы древних преданий покажутся им детскими сказками по сравнению с той судьбой, что ожидает нарушителей границ. Акмед улыбнулся, заметив, как болги дружно задрожали при этих словах.
   Рапсодия осталась в Элизиуме. Она с восторгом встретила Грунтора и Акмеда, которые доставили ей новую мебель и материал для штор и покрывал, и накормила их великолепным обедом из припасов, сложенных в отмытой до блеска кухне.
   Они сидели в столовой, наслаждаясь закатным солнцем, чьи лучи проникали сквозь диковинное окно и расцвечивали лица яркими теплыми пятнами. Песнь мира начала набирать силу, растения прижились, Рапсодия принимала друзей у себя дома...
   Она проводила их до кромки воды и помахала рукой, когда они уселись в одну из ее новых лодок. Рапсодия долго смотрела им вслед, пока они не скрылись из вида, а потом повернулась к своему дому - из трубы поднимался дымок, в окнах горел свет, наполняя темный грот теплом.
   Оказавшись внутри, она аккуратно прикрыла за собой дверь.
   53
   РОЗЕНТАРН, маршал Бетани, откашлялся и нервно постучал в дверь.
   Казалось, прошла вечность, прежде чем послышался голос лорда Тристана:
   - Кто там?
   - Розентарн, милорд.
   Сквозь закрытую дверь маршал услышал, как лорд бормочет ругательства.
   - Что тебе надо? Если речь о новом пограничном набеге, я не хочу ничего знать! Разве только они подошли к воротам моего замка.
   Розентарн ослабил воротник:
   - Ничего подобного, сэр. Я только что вернулся от северных ворот, и мне сообщили, что леди Мадлен Кандеррская уже на пути к Бетани.
   Дверь приоткрылась, лорд Тристан осторожно выглянул в коридор. Растрепанные волосы падали ему на глаза.
   - Когда?
   - Она появится на рассвете, милорд.
   Тристан Стюард провел рукой по спутанным локонам:
   - Ну, ладно. Спасибо тебе, Розентарн.
   - Всегда раз служить, милорд. - Розентарн подождал, пока дверь захлопнется, и только после этого позволил себе улыбнуться. Потом он развернулся на каблуках и вернулся на свой пост.
   - Поблудим еще!
   С противоположной стороны комнаты послышался гортанный смех.
   - Как пожелаете, милорд. А для чего я еще здесь? Тристан улыбнулся и завязал пояс халата:
   - Ах, Пру! Едет моя невеста.
   Пруденс рассмеялась:
   - Так поторопись.
   - Ты такая порочная. И за это нравишься мне. Тристан налил из хрустального графина два бокала портвейна и принес их в постель. Один он протянул Пруденс, а другой поднес к губам, скользнув глазами по ее телу.
   Всякий раз, когда он смотрел на Пруденс, ему становилось все труднее поверить, что они родились в один и тот же день - практически одновременно. Несмотря на различие в их положении, они росли рядом, вместе переживая все трудности переходного возраста. Иногда Тристану казалось, что у них общая душа. И хотя время не успело тронуть плоть, сохранившую свежесть молодости, Пруденс начала стареть, что было неизбежно для тех, в чьих жилах не текла кровь намерьенов.
   Конечно, он всегда об этом знал, но только недавно начал задумываться о будущем. Возможно, причиной тому была приближающаяся женитьба, которая заставила Тристана оглянуться назад и увидеть, что годы нисколько не коснулись его. Или же причина заключалась в том, что, оставаясь в одиночестве, Тристан вообще не мог обнаружить никаких изменений в своей жизни.
   В любом случае, это заставило его взглянуть на Пруденс новыми глазами, и он вдруг заметил морщинки в уголках ее рта, легкую синеву под глазами, крошечные пятнышки на коже, еще недавно гладкой и чистой как алебастр. Он сглотнул, чувствуя жжение в груди.
   Пруденс вытащила гребень, державший волосы, и тряхнула головой. На длинных рыжеватых локонах заиграли отблески пылающего в камине огня. И тут же кожа Пруденс обрела юношескую упругость, морщинки исчезли в колеблющихся тенях. Женщина улыбнулась мудрой улыбкой и закрыла грудь атласным покрывалом.
   - О чем ты думаешь, Тристан?
   Лорд Тристан поставил пустой бокал на столик возле кровати и взял тот, который только что вручил Пруденс. Он уселся на постель, не спуская с Пруденс глаз, и его рука скользнула по покрывалу, остановившись у ее шеи.
   - Мне кажется, я ее ненавижу, Пру.
   Пруденс откинулась на подушки. Улыбка исчезла, лицо стало серьезным.
   - Знаю. До сих пор не понимаю, почему ты выбрал Мадлен. Я всегда думала, что ты сделаешь предложение той милой девушке из Ярима - кстати, как ее зовут?
   - Лидия.
   - Да, верно. Она очень хорошенькая, в ней есть очарование. К тому же ее отец владеет обширными землями. Что с нею произошло?
   - Она вышла замуж за Стивена. А несколько лет назад погибла во время лиринского набега.
   - О да, конечно. Теперь я вспомнила. - Пруденс протянула руку и погладила его по щеке, улыбнувшись, когда пальцы наткнулись на жесткие бакенбарды.
   Тристан удержал ее взгляд и откинул покрывало. В глазах Пруденс он нашел такое понимание, такую глубину, какой никак не ожидал увидеть, и ощутил прилив тепла - как в ту весну, много лет назад, когда их впервые нестерпимо потянуло друг к другу. Честность и серьезность ее глаз была единственной истинно достойной вещью в его жизни.
   Пруденс повернула лицо к огню и закрыла глаза.
   Он смочил кончики пальцев остатками портвейна и легко прикоснулся к ее соску, ощутив, как напряглась грудь Пруденс. Так было в юности, в ту ночь, когда он лишился девственности, и Тристан ощутил желание, которое уже давно его не посещало.
   Кожа ее груди уже не была такой гладкой и эластичной, как много лет назад, когда он прикоснулся к ней в первый раз. Он закрыл глаза и вспомнил, как, горя от нетерпения, впервые увидел ее грудь и как его охватило возбуждение, когда он дотронулся дрожащими пальцами до ее тела. Тристан коснулся губами соска, слизнул капельку портвейна. Затем сорвал покрывало и сбросил его на пол.
   Пруденс приподняла колени и начала развязывать ночную рубашку.
   - Почему ты не хочешь рассказать, что тебя действительно тревожит, Тристан?
   Его губы выпустили сосок и начали медленно спускаться вниз.
   - Почему ты думаешь, что я встревожен?
   Она решительно оттолкнула его и села, закрыв грудь подушкой. В ее глазах появился гнев.
   - Я всегда считала тебя своим другом.
   Резкость ее слов удивила Тристана. Возбуждение пропало.
   - Конечно, ты мой друг, - удивленно произнес он.
   - Тогда перестань играть со мной в прятки. Я слишком стара для подобной чепухи. И всегда знаю, когда тебя что-то тревожит, - я разбираюсь в твоих настроениях лучше тебя самого. Обычно ты рассказываешь мне обо всем. Зачем же сегодня разыгрывать скромника?
   Тристан вздохнул: она его поймала. Он испытывал грусть. Отвратительно, когда видишь, как женщина, которую любил и с которой множество раз делил постель, начинает становиться похожей на твою мать. Жуткое напоминание о том, к чему в конце концов приводит старение, заставляло думать о потере, в возможность которой он не хотел верить.
   А еще он мучительно боролся с воспоминаниями о Рапсодии.
   Тристан не мог забыть ее с того самого момента, как она покинула его замок. Более того, мысль о Рапсодии, которая по собственной воле помогала полководцу болгов, заставляла его кровь кипеть. Когда он представлял себе Рапсодию в объятиях полукровки, в нем вспыхивала совершенно необъяснимая ярость - а ведь он провел в ее обществе совсем мало времени и не должен был даже помнить ее имя.
   Он взглянул на Пруденс и улыбнулся, заметив, как пристально она на него смотрит.
   - Хорошо, - со вздохом проговорил он. - Я расскажу тебе, если моя история не помешает нам заняться любовью. Мадлен скоро будет здесь, и я хочу максимально использовать оставшееся в нашем распоряжении время.
   Пруденс радостно улыбнулась:
   - Как пожелаете, ваше высочество!
   Тристан смотрел в потолок, дожидаясь, пока ее руки и его скрытые мысли помогут ему вновь ощутить желание.
   - Ты знаешь земли, которыми когда-то управляли намерьены? Канриф?
   - Смутно, - ответила Пруденс, продолжая гладить его тело. - Где-то в горах, на востоке?
   - Да, правильно. Вот уже четыреста лет там живут фирболги.
   Пруденс провела ладонью по рубашке, скрывающей грудь Тристана, потом ее пальцы сжали его плечи.
   - А кто такие фирболги? Тристан рассмеялся:
   - Не кто, а что... Они - чудовища, человекообразные существа, которые питаются крысами и друг другом. А также людьми, если тех удается поймать.
   Пруденс сделала вид, что ей ужасно страшно, и стянула с него рубашку. Отсветы пламени заплясали на его мускулистых руках и плечах. Он совсем не изменился с их первой ночи.
   - Звучит ужасно.
   - Они такие и есть, уж поверь мне. Каждый год я пытаюсь покончить с ними. Армия находит мародеров-фирболгов в окрестностях Бет-Корбэра. Приближается время, когда мне пора встать во главе своих войск.
   Пруденс поставила ступни обеих ног ему на грудь. Потом мягко столкнула его с постели, в результате чего он оказался на коленях на полу.
   - Получается, что ты делаешь это каждый год в течение последних десяти...
   - Почти двадцати лет. Раньше этим занимался отец.
   - Хорошо, двадцати. Если все эти годы ты отправлялся в поход, почему так тревожишься сейчас?
   Тристан взял ее за ноги, опрокинул на спину и со смехом потащил к краю кровати. Потом раздвинул ее колени и наклонился вперед.
   - Похоже, у них появился новый полководец. Однако я не очень понимаю, что это может изменить. Недавно он прислал эмиссара - женщину, которая в чрезвычайно резкой форме сообщила мне, что они окажут сопротивление, если мы не откажемся от многовековой традиции "Весенней чистки".
   - Так ты называешь ежегодную операцию по уничтожению мародеров возле Бет-Корбэра?
   - Да. - Тристан водил руками по животу и талии Пруденс, пока ладони не добрались до груди.
   Он закрыл глаза и представил себе ее прежнюю грудь - маленькую и упругую, золотой кулон, танцующий между ними, стройную талию... Он ощутил волну желания и склонился над постелью.
   Пруденс изогнулась и обхватила ногами его бедра.
   - Так в чем же проблема? Если они хотят, чтобы солдаты больше не приходили, им достаточно прекратить грабить окраины Бет-Корбэра, верно?
   - Верно.
   - Ты так и сказал эмиссару?
   - Да. Точнее, я отослал девушку обратно вместе с язвительным посланием ее повелителю. - Ладони Тристана вспотели, когда он вспомнил лицо Рапсодии, сияющие пряди волос, обрамлявших гладкую розовую кожу, и прекрасные зеленые глаза, потемневшие, когда она его выслушала.
   Пруденс взяла его руку и положила между своих бедер.
   - Тогда что тебя тревожит, Тристан?
   Он вспомнил великолепные ноги Рапсодии. Он вспомнил, как она их скрестила, и его дыхание участилось. Его окатила волна жара; рука, ласкающая тело Пруденс, задрожала, и его затопило чувство вины.
   - Я не верю полководцу фирболгов. Мне кажется, он планирует напасть на нас в этом году. Ведь теперь - если верить слухам - болги объединились.
   Пруденс приподнялась, чтобы встретить Тристана, влажная от пота грудь прижалась к нему, руки обхватили плечи. Целую жизнь она практиковалась в искусстве угождать Тристану в постели и теперь повторяла движения почти автоматически. Но сегодня все было иначе - Пруденс ощущала какое-то напряжение, словно он стал жертвой темной страсти, готовой выплеснуться наружу.
   Руки Тристана коснулись ее волос, чего обычно не происходило, когда они занимались любовью. Его пальцы сжимали пряди, путали локоны.
   "Словно жидкий солнечный свет", - думал Тристан.
   Блистающие волосы связывала простая черная лента. Его реакция на слова Рапсодии была такой яростной, что лишь чудо удержало его от желания схватить ее за локоны...
   - И что ты собираешься предпринять, Тристан?
   Он больше не мог терпеть. Он сжал бедра Пруденс и притянул к себе, содрогнувшись, когда ее ноги сомкнулись на его спине. Его охватил жар, и он увидел огонь, вспыхнувший в глазах Рапсодии, ощутил влажное тепло, которое преследовало его в безумных снах.
   - Я намерен обратить их в бегство, - выдохнул он. - Я намерен... послать... всех солдат, которые есть в моем распоряжении, и... и... уничтожить ублюдка, и всех... до последнего... болга. - Его рот так сильно прижался к губам Пруденс, что ей стало трудно дышать.
   Он снова и снова погружался в нее, но Пруденс удалось оторвать свои губы, которые прижались к его уху. Она провела руками по его влажным от отчаянных усилий волосам и прошептала, прижимаясь к нему так, словно от этого зависела ее жизнь:
   - Тристан?
   Он с трудом ответил: - Да?
   - Как зовут эту женщину?
   - Пру... - выдохнул он.
   - Ее имя, Тристан?
   - Рапсодия, - простонал он, и огонь запылал у него внутри. - Рапсодия, - прошептал он еще раз, и прогремел гром, поглотивший его.
   Он упал на Пруденс, иссякший и обессилевший, охваченный стыдом.
   Так он лежал, пока не пришел в себя и не ощутил, как тело Пруденс становится прохладным. Наконец он приподнялся на локтях и заглянул ей в лицо.
   Он думал, что увидит неприятие, смущение и обиду, но нашел в ее лице лишь спокойное понимание.
   - Извини, Пру! - тихо сказал он, покраснев. Пруденс поцеловала его в щеку, а затем выскользнула из-под него.
   Тебе не нужно извиняться, дорогой, - заверила она Тристана, поднимая с пола ночную рубашку.
   - Ты не сердишься на меня?
   - А почему я должна на тебя сердиться?
   Тристан провел рукой по спутанным, влажным волосам:
   - Как ты узнала?
   Пруденс подошла к высокому окну, отодвинула штору и посмотрела на огромное звездное небо. После долгого молчания она повернулась к Тристану, и на ее лице появилось серьезное выражение.
   - Я знаю тебя всю жизнь, Тристан. Если ты не забыл, то именно я, дочь судомойки, пряталась с тобой в кладовой от твоего отца. Ты забираешься ко мне под юбку уже почти сорок лет. И я в состоянии отличить, когда ты лапаешь меня, а когда думаешь о ком-то другом. Я знаю, что ты меня любишь, и тебе хорошо известно, что я люблю тебя. И всегда буду любить. Ты не должен меня хотеть, Тристан, - мне вполне достаточно твоей любви. Более того, несколько последних раз, когда ты занимался со мной любовью из жалости...
   - Я никогда так не делал, НИКОГДА! - сердито возразил он.
   - Хорошо! Если хочешь, можешь лгать себе, но я не стану тебя слушать. Все последние разы я знала, что ты думаешь о ком-то другом. В последнее время ты испытываешь гораздо более сильное желание, чем за последние десять лет наших занятий любовью. И я рада, что ты мечтаешь вовсе не о Мадлен, а то мне уже стало казаться, что ты сошел с ума. - Пруденс улыбнулась, и Тристан не смог удержаться от ответной улыбки.
   Наконец она отвернулась от окна и подошла к туалетному столику, взяла платье и быстро надела его, потом несколько раз провела гребнем по спутанным локонам и вновь внимательно посмотрела на Тристана.
   - Если ты не услышал всего того, что я сегодня тебе сказала, вот мои последние слова: какое бы наваждение ни вызывала у тебя эта женщина, как бы ни влекло тебя ее тело, не теряй голову, не позволяй ослабеть руке, которая держит скипетр. Я чувствую, что ты намерен начать войну, руководствуясь вожделением или гневом. Тобой управляет зверь, который находится у тебя между ног. Будь осторожен, Тристан. Войны, которые начинаются из-за женщин, ведут к катастрофе.
   Тристан побледнел.