Холт Виктория. Лев-триумфатор

   И когда я стояла, с напряжением вглядываясь в синеву, я всегда искала корабль на горизонте. Я говорила себе: "Он придет. Он будет искать меня". И я радовалась, потому что верила, - этот момент наступит.
   Стоило только закрыть глаза, как он появлялся. Он крикнет нашему капитану: "Испанская собака!" - и возьмет корабль на абордаж, несмотря на высокие палубы и крепкие ограждения, протянувшиеся между бортами и центральным проходом, соединяющим бак с ютом. Я смотрела на огромное орудие, которое невозможно было не заметить. Я знала, такие орудия легко могут отправить корабль на дно океана. Но только не "Вздыбленного льва".
   "Он придет, - говорила я себе. - Прежде чем мы достигнем нашей неизвестной пристани, он придет".
   ***
   Через несколько дней после того, как нас взяли в плен, я увидела на горизонте корабль. Мое сердце подпрыгнуло от радости, что случалось довольно редко.
   Хани стояла возле меня.
   - Смотри, - закричала я, - корабль! Это "Вздыбленный лев"!
   На палубе царила суматоха. Воздух наполнил шум голосов. Корабль заметили.
   Это был "Лев". Я была уверена.
   - Ingles, - уловила я брошенное кем-то слово.
   - Он пришел, - шепнула Хани. - Я знала, что он придет.
   Мы стояли, вцепившись в перила. Корабль увеличился в размерах, но оставался далеко от нас.
   - Он должен был вернуться, - сказала я. - Он вернулся раньше, чем рассчитывал. Он сразу узнал, что произошло, и отправился на поиски.
   - Ты уверена в этом? - спросила Хани.
   - Не это ли он хотел сделать? Не думаешь ли ты, что он позволит меня увезти? Капитан стоял возле нас.
   - Вы видите английский корабль, - сказал он спокойно.
   Я торжествующе повернулась к нему:
   - Он идет к нам.
   - Думаю, нет, - сказал он. - Это всего-навсего каравелла. Она еле ковыляет. Без сомнений, направляется в гавань.
   - Это "Вздыбленный лев"! - закричала я.
   - Этот корабль? Я знаю его. Нет, это не "Вздыбленный лев", а всего-навсего небольшая каравелла.
   Разочарование было горьким. Мое горло сжалось, и я почувствовала сильную ненависть к капитану и к тем предателям, которые привели пиратов к нам.
   - Она не посмеет приблизиться к нам, - продолжал капитан. - Мы уничтожим ее. Она уберется так быстро, как только сможет, и когда ее команда развяжет языки в одной из английских гаваней, то последуют байки о том, как они ускользнули от грозного галиона.
   - Не всегда бывает так, - возразила я.
   - Нет, - ответил капитан, сделав вид, что не понимает. - Они обычно убегают от нас. Но сейчас у нас на борту особый груз, и я не хочу рисковать им.
   Он посмотрел на Хани и осведомился о ее самочувствии.
   Она ответила, что чувствует себя намного лучше, и он выразил свое удовлетворение по этому поводу. Они вели себя так, будто он был дружелюбным и заботливым соседом, а не капитаном пиратского корабля, который помимо нашей воли уносил нас от родных берегов.
   Он поклонился и оставил нас одних. Когда он ушел, Хани сказала мне:
   - Неужели ты действительно думаешь, что это был "Вздыбленный лев"?
   - Да! Это был он!
   - Еще так недавно ты говорила, что отдашь все, чтобы убежать от Джейка Пенлайона.
   - Я отдала бы все, чтобы убежать от этих негодяев, которые захватили нас.
   - Перестань думать о Джейке Пенлайоне, - произнесла она. - Он умер для тебя.
   Я закрыла лицо руками, потому что я не могла видеть Хани.
   Но именно она позже успокоила меня.
   ***
   Капитан на самом деле был истинным джентльменом. Когда мы обедали вместе, он беседовал с нами, расспрашивая об Англии. Он вполне тактично поведал нам о своей непричастности к набегу на Труинд. Он только выполнял приказы. Ему следовало привести корабль к побережью Девоншира, где он должен был принять женщину и доставить ее в указанное место. Он только выполнял свой долг и не участвовал в самом похищении. Да и, во всяком случае, трудно было представить, чтобы он делал что-нибудь в этом роде.
   Узнав об этом, мы стали относиться к нему со всем дружелюбием.
   К Хани он питал особо сильную привязанность. Я думаю, что он влюбился в нее.
   С тех пор как он узнал, что она беременна, он постоянно беспокоился о том, чтобы она была окружена заботой.
   Однажды она спросила его, не знает ли он, жив ли ее муж, хотя, как ей казалось, шансов на это не было. Он ответил, что не знает, но расспросит тех, кто был в доме во время налета.
   Несколько дней спустя он сказал ей:
   - Ваш муж, скорее всего, не смог спастись.
   Хани кивнула тихо, безнадежно. Меня же обуревали иные чувства. Я жаждала мести. Этот добрый хороший человек умерщвлен разбойниками и пиратами!
   Хани взяла мою руку. Она напомнила мне, чем мы обязаны капитану. Мы находились под его защитой и могли только гадать, что случилось бы с нами без него.
   Я вспомнила все и успокоилась. Но в моем сердце поселилась смертельная печаль, и я от всей души жалела Эдуарда.
   ***
   Затем мы попали в шторм. Я уверена, что мы никогда не были так близки к смерти, как сейчас, в этом разбушевавшемся море. Наш галион был громадным кораблем и обладал прекрасными мореходными качествами. Он гордо и достойно разрезал воды. Но даже он содрогался от яростных атак бешеных волн.
   Весь день ветер гнал белые барашки волн. Мы слышали взволнованные голоса матросов, опускающих паруса и задраивающих амбразуры и люки.
   Капитан велел нам пойти в его каюту и оставаться там. Качаясь, мы спустились вниз. Было трудно удержаться на ногах, а скамейки, на которых мы обычно сидели, кидало от одного борта к другому.
   Дженнет вцепилась в меня. Ее любовник занимался делом. У него не было времени заботиться о ней.
   Она была напугана.
   - Мы погибнем, госпожа? - спросила она.
   - Я не сомневаюсь, что капитан спасет корабль и нас, - успокоила ее Хани.
   - Умереть.., без отпущения грехов, - причитала Дженнет. - Это ужасно...
   - Не думаю, что у тебя много грехов, Дженнет, - вмешалась я.
   - Но они есть, госпожа. И они страшные.
   - Чепуха, - возразила я. - Думаю, мы выпутаемся.
   - Капитан велел нам оставаться здесь, - сказала Хани.
   - Мы умрем, как крысы в западне.
   - Что же нам остается делать? - настаивала Хани.
   - Что-то надо предпринимать. Пойду посмотрю.
   - Останься, - попросила Хани.
   Я посмотрела на нее. Теперь было совершенно ясно, что она беременна. Затем я взглянула на Дженнет, напуганную тем, что умрет без отпущения грехов, и властно приказала:
   - Оставайся здесь, Хани, с Дженнет. Позаботься о госпоже, - добавила я, обращаясь к Дженнет.
   Они уставились на меня с удивлением, но я не могла сидеть сложа руки в ожидании смерти.
   Меня кидало из стороны в сторону, пока я пробиралась по палубе. Галион скрипел, борясь со стихией. К счастью, я находилась на подветренной стороне, иначе меня смыло бы за борт. Было глупо выходить на палубу вопреки приказу капитана, но оставаться в наполненной грохотом каюте оказалось выше моих сил. Дождь нещадно хлестал по палубе, ветер трепал корабль, как собака крысу. Я насквозь промокла, так как волны захлестывали судно. Палуба была скользкой и опасной. Выходить из каюты граничило с безрассудством. И, хотя я предпочла свежий воздух трюму корабля, тем не менее, оставаться здесь было вдвойне опасно.
   Я рухнула на человека, который одной рукой пытался удержать ящик с инструментами, а другой - фонарь.
   Он не узнал меня в темноте, должно быть, подумал, что я юнга, и прокричал что-то, очевидно, чтобы я взяла фонарь. Я так и сделала и, спотыкаясь, последовала за ним.
   Я спустилась за ним внутрь корабля. Здесь было ужасно. Я убежала от рева ветра и потоков дождя, чтобы очутиться в затхлом зловонии: везде стоял запах прогорклой пищи, а раздававшийся скрип и треск корабля, казалось, говорили о его страданиях от грубости стихии и о том, что он не сможет продолжать путь, если эта пытка не кончится. Корабль дал течь, и матросы работали на помпах. В свете фонаря их лица выделялись бледными пятнами.
   Я стояла с высоко поднятым фонарем. Человек, который привел меня сюда, оказался помощником плотника. Он пришел, чтобы отыскать течь и, насколько возможно, заделать ее.
   Проклятия кораблю и морю, мольбы о спасении слились воедино.
   Я смотрела на людей, которые изо всех сил откачивали воду. Пот струился по их лицам.
   Они громко ругали друг друга по-испански, который я немного стала понимать.
   Умоляя Божью Матерь заступиться за них, они не бросали работать.
   Среди них я увидела Ричарда Руккела.
   Он тоже заметил меня и, как показалось мне, улыбнулся так печально, словно раскаивался в своем поступке.
   Я ответила презрительным взглядом, который припасла для него, а потом подумала, что, может быть, это наш последний час на земле и следует постараться понять, что заставило его обмануть нас.
   Я слегка улыбнулась ему, и выражение облегчения появилось на его лице. Кто-то закричал, чтобы я не опускала фонарь. Я поняла и снова высоко подняла его.
   У меня было ощущение, что этот кошмар длился вечность. Мои руки ныли от тяжести фонаря, но, по крайней мере, это было лучше, чем бездействие. Казалось, галион, как человек, обрел второе дыхание. Он получал страшные удары и противился им. В этот момент я поняла, какие чувства испытывал Джейк Пенлайон к "Вздыбленному льву". Он любил этот корабль так сильно, как только мог. И сейчас, увидев, как галион борется за жизнь, я смогла понять это.
   Два юнги спустились к помпам, и один из них узнал меня, - я услышала, как он сказал что-то о сеньорите.
   Один из моряков подошел и пристально посмотрел на меня. Упавшие на спину мокрые волосы выдали меня.
   У меня забрали фонарь и подтолкнули к трапу.
   Слышались только ритмичные звуки помпы. Плотники заделывали щели корабля тонкими свинцовыми полосами и забивали паклю в дыры, через которые шла вода.
   Я вернулась в каюту.
   Хани была без ума от горя, и, когда увидела меня, на ее лице отразилось облегчение.
   - Кэтрин, где ты была?
   - Я держала фонарь. - Пока я говорила, меня швыряло из стороны в сторону. Я поднялась, вцепилась в ножку привинченного стола и велела остальным сделать то же самое. По крайней мере, так мы могли удержаться на месте.
   Я думала, что корабль собирается перевернуться. Он вздымался и кренился так, что его правый борт почти касался моря. Он дрожал, как будто его трясли, и, казалось, лишь на краткий миг застывал, чтобы затем снова обрушиться вниз.
   Со всех сторон слышался грохот от перекатывающихся тяжелых предметов, неслись крики и проклятия. Если бы я сейчас была на палубе, меня, несомненно, смыло бы за борт.
   - О, Боже! Это конец! - пробормотала Хани. Я чувствовала, что все мое существо протестовало. Нет, я не умру. Мне следовало еще очень многое понять. Я должна знать, зачем нас похитили, и нужно снова увидеть Джейка Пенлайона.
   И хотя шторм продолжал бушевать, сила его ослабла. Он был еще страшен, но корабль выстоял и худшее было позади.
   Несколько часов продолжал трепать нас ветер; корабль скрипел и стонал. Мы не могли подняться на ноги, но, по крайней мере, мы все были вместе.
   Я смотрела на Хани. Она лежала, измученная. Ее длинные ресницы выглядели прекрасно на фоне бледной кожи. Мне захотелось защитить ее. И еще меня беспокоило, не скажутся ли все эти ужасные события на ее ребенке.
   Поддавшись порыву, я наклонилась и поцеловала ее в щеку. Это не походило на меня: я не любила проявлять свои чувства. Она открыла глаза и улыбнулась.
   - Кэтрин, мы еще здесь, в этом мире?
   - Мы живы, - сказала я.
   - И все вместе, - добавила она.
   ***
   Два дня и две ночи бушевал шторм. Но теперь он кончился. Воды потеряли свою ярость. Они стали спокойными и зелено-голубыми. И только время от времени белые барашки нарушали их спокойствие.
   Теперь нашу пищу составляли только сухари и холодное соленое мясо - но мы были так голодны, что наслаждались ими.
   Капитан, несмотря на то, что шторм еще бушевал, пришел к нам в каюту, чтобы узнать о нашем самочувствии. Я заметила, как он смотрел на Хани, нежно и умиротворенно.
   - Мы победили шторм, - сказал он. - Корабль выстоял. Но мы должны зайти в порт для ремонта.
   Мое сердце подпрыгнуло. В порт! Это будет, конечно, не английский порт. Никакой испанский галион не позволит себе так рисковать. Но слово "порт" взволновало меня. Мы сможем сбежать и отыскать дорогу обратно в Англию.
   - В то время пока мы будем в порту, я запру вас в каюте, - сказал он. - Вы должны понять, что это необходимо.
   - Если вы можете сказать куда нас везут, мы, возможно, и сможем понять это, - возразила я.
   - Вы узнаете в свое время, сеньора.
   - Я хочу знать сейчас.
   - Иногда нужно подождать, - сказал капитан. Он повернулся к Хани:
   - Я полагаю, вы не испугались?
   - Я знала, что вы спасете корабль, - ответила она. Казалось, что-то связывало их: понимание, согласие. Я никогда по-настоящему не понимала Хани. Это шло от ее родства с ведьмой и того странного пути, которым она попала в наш дом.
   Эдуард, очевидно, умер, и она оплакивала его, но не так долго, как этого можно было ожидать. Он был ей хорошим мужем, и она горевала. Но она не дошла до отчаяния, как я полагала. Все ее мысли были связаны с ребенком. И беспокойство капитана придало ей силы.
   - Как только в камбузе смогут разжечь огонь, будет горячая пища, - сказал он.
   Хани пробормотала "спасибо", после чего он оставил нас.
   - Этот мужчина может вывести из себя, - сказала я, когда он ушел. - Он знает, куда мы плывем, но почему-то не хочет сказать это. Я была сердита на него.
   - Он был добр к нам, - возразила Хани. - И он хранит чужой секрет.
   - Ты определенно благосклонна к нему, - заметила я.
   ***
   Шторм стих. Корабль, хотя и потрепанный, но все же величественный, благополучно вышел из стихии. Он был на плаву и мог продолжать свой путь. Это уже радовало.
   Капитан сказал нам, что на палубе будет отслужена благодарственная служба. И, так как спаслись все, всем следовало присутствовать на ней.
   Мы должны были прийти на палубу вместе с остальными. Джон Грегори и Ричард Рэккел будут стоять по обе стороны от нас. Мы поднимемся на палубу после того, как соберется команда корабля, и уйдем, как только служба кончится.
   Дул сильный ветер. Чудесно было подняться по трапу. Джон Грегори шел перед нами, а Ричард Рэккел замыкал шествие. Моряки всех возрастов и различной комплекции выстроились на палубе. Деревянный ящик служил кафедрой, и на нем стоял капитан. Он выглядел прекрасно - мужчина с приятным, но достаточно суровым лицом. Несмотря на его мягкость, чувствовалось, что, если обстоятельства потребуют, он может быть жестоким и страшным.
   Этот момент я запомню на долгие годы: холодный ветер раздувал паруса, ерошил наши волосы, трепал одежду. Он казался особенно приятным после духоты каюты, небо, чуть голубое, с бегущими по нему облаками, запах мокрого дерева, потных тел и старой одежды радовал даже больше, чем чистый свежий ветер.
   Жизнь кажется прекрасной, когда знаешь, что находишься на грани смерти. Даже для пленников на пиратском корабле, которых везли, неизвестно куда, радостно было остаться в живых.
   Я почувствовала тогда жажду к жизни. Что бы еще меня не ожидало, я вынесу все и никогда не забуду этого. Я стану полнокровно жить, дорожа каждой минутой существования, пока не умру.
   Капитан читал Библию, я не знала, что именно, но это было прекрасно. Тишина нарушалась только ветром в парусах и звуком его голоса.
   Мне кажется, что каждый стоящий на палубе от всего сердца возносил благодарения за спасение.
   Я чувствовала устремленные на нас взгляды, главным образом на меня, странные, брошенные украдкой. Взгляды, в которых сквозила ненависть.., и еще страх! Что это означало? Я взглянула на Хани, но она ушла в свои мысли, и дрожь опасения пробежала по мне. Я ясно поняла как беззащитны мы были.
   Капитан замолчал. Джон Грегори прикоснулся к моей руке.
   Пришло время спуститься вниз.
   ***
   Мы бросили якорь в миле от берега, и капитан пришел поговорить с нами.
   - Сожалею, - сказал он, - что не могу позволить вам сойти на берег. Пока мы в порту, я должен быть уверен в надежности охраны. Вы понимаете меня?
   Хани утвердительно кивнула.
   - Можем ли мы, по крайней мере, выйти на палубу, на свежий воздух? настаивала я.
   Он сказал, что подумает об этом. Но мы должны обещать не пытаться выкинуть какую-либо глупость.
   - Глупость - это попытка вернуться в наш собственный дом? - спросила я, не удержавшись, так как всегда помнила, что эти люди предали нас.
   - Это будет не только глупо, но и невозможно, - вежливо ответил он. - Вы на чужой земле. Как без денег вы сможете вернуться в Англию? Опасность будет поджидать вас со всех сторон, так что я охраняю вас для вашего же блага.
   - Ради того, чьи приказы вы выполняете?
   Он кивнул.
   Нам разрешили подняться на палубу под охраной Джона Грегори и Ричарда Рэккела. Я видела траву, деревья и несколько домов. Было приятно смотреть на них после долгого созерцания океана. К ее великому удовольствию, Дженнет позволили спуститься на берег. Мы следили, как она спускается по лестнице в лодку. Матрос-любовник поймал ее на руки, и она засмеялась. Я видела, как он нежно ущипнул ее за ягодицу, и она снова рассмеялась. Она, казалось, не жалела о своем похищении, так как из всех, кого я когда-либо знала, она наиболее легко приспосабливалась ко всему.
   - Для счастья ей нужен только мужчина, - сказала я.
   - Кажется, она без ума от своего испанца, - миролюбиво ответила Хани.
   Как бы я хотела ступить на берег! Придет ли когда-нибудь сюда Джейк Пенлайон? Это было вполне вероятно, так как я считала, что это часть Испании и мы находимся на пути к Побережью Варваров. Он рассказывал об этих водах. Я посмотрела на далекий горизонт, где море и земля встречаются, и сказала себе: "Однажды там появится корабль. "Вздыбленный лев". Он придет, я знаю".
   Мы глядели на берег, опершись на перила. Было достаточно далеко, чтобы разглядеть людей, но мы видели снующие туда-сюда лодки.
   Дженнет вернулась, переполненная впечатлениями.
   - Люди лопочут на испанском! - сказала она. - Я не могла понять, что они говорят, но мой Альфонсо понимал все.
   - Надеюсь, так как он испанец, - ответила я.
   Ее взяли в винный магазин, напоили вином и дали пирожок с острой начинкой. Дженнет поражало все, что ей показал Альфонсо.
   На следующий день нам разрешили войти в гавань, где мы оставались, пока шел ремонт. Надо было заменить снасти, да и, как оказалось, судно следовало заново проконопатить и осмолить. Корабельные плотники были при деле.
   Весь следующий день на судне кипела работа: не только сменили снасти, но и загрузили свежие продукты. Несколько человек из команды дезертировало.
   Шторм, без сомнения, излечил их от желания снова выходить в море. И им надо было найти замену.
   Все были заняты делом, мы же томились от безделья. От скуки я начала составлять планы побега, но знала, что они абсурдны. Что мы будем делать без денег, не зная языка, хотя теперь я уже различала некоторые слова, к тому же одна из нас была беременна? Но я находила некоторое утешение в составлении этих планов. Моя мать всегда говорила, что я импульсивна. "Сосчитай до десяти, прежде чем говорить, Кэт, дорогая. И хорошо подумай перед тем, как сделать".
   - Мы можем переодеться в матросов, спуститься на берег и в мгновение ока оказаться за пределами этого маленького городка, - фантазировала я.
   - Без одежды, без денег, не зная где мы? - апатично возразила Хани.
   - Мы скоро узнаем, где находимся.
   - Это будет худшая участь, чем та, которая ждет нас теперь. Надеюсь, что нам повезет. Капитан хороший человек.
   - Он защитит тебя, Хани, потому что ты очаровала его. И он знает, для чего оберегает меня.
   - Хотела бы я знать, что ожидает нас.
   - Не можешь ли ты выпытать это у него?
   - Он никогда не обмолвится об этом. Я была разочарована. Все время я искала на горизонте корабль. Но он все не появлялся.
   Однажды, когда я была на палубе одна с Ричардом Рэккелом, я заговорила с ним.
   - Почему вы солгали нам? - спросила я. - Почему вы притворялись, выдавали себя за другого?
   - Я исполнял приказы, - ответил он.
   - Вам так велели? Он кивнул.
   - Для чего?
   - Я не могу сказать вам.
   - Вы предали нас, лгали, принимали подарки. И из-за вас хороший человек сейчас лежит в холодной могиле.
   Ричард Рэккел перекрестился и пробормотал:
   - Господь успокоит его душу.
   - А вы - его убийца.
   - Я никогда не дотрагивался до него.
   - Но из-за того, что вы появились у нас и помогали нашим врагам, он погиб.
   Губы Ричарда Рэккела шевелились, он бормотал молитву.
   - Вы убийца и насильник. Вы - пираты, негодяи и лгуны! - кричала я. - Как я заметила, вы набожны. - Он не отвечал, и я продолжала:
   - А ваша невеста, с которой вы обручились, что с ней? Вы совратили ее, вы обещали жениться на ней, зная, что никогда этого не сделаете. Ведь так?
   Он опустил голову.
   - Вам следует замаливать грехи, - сказала я с сарказмом. - Надеюсь, что вам тысячекратно воздается за то, что вы сделали.
   - Госпожа, - произнес он, - прошу простить меня.
   - Какой в этом толк?
   Он вздохнул и стал смотреть на море.
   Затем я добавила:
   - Скажите мне, кто заставил вас солгать, будто вы пришли с севера?
   - Мне запрещено говорить это.
   - Но вас послали, как и этого негодяя Грегори.
   - Да, послали.
   - И вашей целью было увезти нас? Он молчал.
   - Конечно же. Но почему.., нас? Если вам нужны были женщины, неужели вы не могли напасть на любой прибрежный город и захватить их? Почему вы пришли, ты, и Грегори, и этот огромный галион, чтобы увезти нас?
   Он опять не ответил.
   - Вы приплыли на галионе, не так ли? Я проснулась ночью и видела его. В это время "Вздыбленный лев" стоял в гавани. Я видела лодку, плывущую к берегу. В лодке были вы. Сначала вы хотели наняться на корабль, но вам не повезло. Тогда вы пришли к нам. Верно?
   - Да, госпожа, - согласился он покорно.
   - Но почему, почему? - настаивала я.
   Он не ответил, и я не приблизилась к разгадке.
   ***
   Капеллан капитана подошел и встал рядом со мной, когда я склонилась над перилами. Он немного говорил по-английски. Так что мы могли общаться. Он сказал мне, что капитан хочет, чтобы я приняла католическую веру.
   - Я не сделаю этого, - с возмущением ответила я. - Зачем? Меня силой увезли из дома, но, по крайней мере, я буду настаивать на свободе вероисповедания.
   - Это для вашего же благополучия и безопасности, - сказал он мне.
   - Вы так считаете? Я устала от нетерпимости к вере. Моя мать верила в терпимость. Она учила меня тому же. Я не хочу, что вы меняли свою религию. Почему вы хотите, чтобы я изменила свою?
   - Это поможет вам обрести истинную веру. Полагаю, я говорила более громко и жестко, чем обычно. Меня разозлило, что эти люди силой пытаются обратить меня в свою веру, и не сразу заметила, что несколько матросов подошли ближе и внимательно слушали.
   - Вы меня не заставите! - кричала я. - Я буду думать, как хочу. Меня не надо учить вере в Бога.
   Священник взял крест, висевший на цепочке у него на шее, и пристально посмотрел на него.
   - Нельзя считать человека хорошим или плохим христианином, - громко продолжала я, - только потому, что его вера отличается от вашей, под которую вы хотите подогнать всех.
   Он шагнул ко мне, и я с раздражением оттолкнула его. Крест выпал из его рук.
   Один из видевших это матросов что-то выкрикнул. Меня это не интересовало, так как тогда я еще не понимала, какие это может иметь последствия.
   ***
   Мы плыли в спокойные теплые моря.
   Теперь было приятно находиться на палубе. Капитан беспокоился, что ветер дул недостаточно сильно для такого огромного корабля.
   Два дня погода оставалась благоприятной и теплой, с легким бризом, который вскоре прекратился. Ветер полностью стих, и море стало настолько спокойным, что казалось нарисованным - ни ряби, ни дуновения ветра. Море что-то тихо шептало нам. Мы могли разгуливать по кораблю, как по твердой земле.
   На следующий день, когда мы проснулись, корабль не двигался. Не было никакого признака ветра, и паруса стали бесполезны. Он превратился в плавучую крепость на спокойном и неподвижном море. Прежде чем день кончился, мы поняли, что попали в штиль.
   ***
   Корабль двигался на юг и прошел много миль, поэтому и солнце пригревало все сильнее. Прогулки по палубе и трапам сначала казались нам приятными.
   Каждый день мы, в компании Грегори и Рэккела, наблюдали, как Дженнет работает вместе с матросами. Она, напевая, мыла босиком палубы или разливала соус на камбузе.
   Я заметила жадные взгляды, которые были обращены на нее. И Дженнет это тоже заметила, но ее большой испанец все время находился рядом с ней с ножом наготове. Матросы считали, что он поделится с ними своей добычей, но испанец не собирался этого делать, и я радовалась за Дженнет. Однако в один прекрасный момент это могло закончиться кровавой дракой. Так же бесстыдно матросы разглядывали и нас - красивую Хани, располневшую из-за беременности, и меня. Но не беременность Хани, не мой яростный дух спасали нас, а запрет капитана. Он обещал плети для тех, кто попытается приставать к нам, а тому, кто будет упорствовать, предназначалась смерть. Так сказал нам Джон Грегори.
   Мы ели в каюте капитана, и он делился с нами своими тревогами.
   Сильный шторм грозил вдребезги разбить корабль и утопить нас в безжалостном море. Перед лицом такой опасности всем необходимо было постоянно работать. Свободного времени совсем не оставалось. Каждый человек боролся за жизнь корабля, а значит, и за свою.