Я возвращалась с Эдуардом и Хани в карете, но Джейк Пенлайон настоял на том, чтобы сопровождать нас. Он ехал верхом возле кареты, сказав, что должен оберегать свою невесту от опасностей скверной дороги и риска встретить какого-нибудь бродягу, который мог попытаться ограбить нас.
   Я прошептала Хани:
   - Джейк попытается проникнуть в мою спальню.
   Он сам это сказал.
   Хани шепнула в ответ:
   - Когда мы подъедем к дому, я притворюсь, что мне плохо, и попрошу тебя помочь мне.
   В Труинде, выходя из кареты, Хани приложила руку ко лбу и простонала:
   - Мне так плохо! Проводи меня, Кэтрин, и помоги лечь в постель!
   Я сказала, что, конечно, помогу, и отрывисто пожелала Джейку Пенлайону спокойной ночи. Он поцеловал меня в губы - один из тех поцелуев, которые я начала ненавидеть и всячески старалась избежать. Я отвернулась и ушла вместе с Хани в ее комнату.
   - Теперь он уйдет, - сказала она. Но Хани не знала Джейка Пенлайона.
   Я осторожно подкралась к своей спальне. Не открывая двери, я приложилась ухом к замочной скважине и услышала, как тихо звякнула оконная задвижка. Окно открывали! Верный своей угрозе, Джейк вскарабкался по стене и влез в комнату. Я знала, что, если я войду, то увижу его там.
   Я представила себе, как он выскочит из укрытия и запрет дверь. Я буду в его власти, и на этот раз меня ничто не спасет.
   Отойдя на цыпочках от двери, я вернулась в комнату Хани и рассказала ей о моих подозрениях.
   - Останься на ночь со мной, - сказала она. - Эдуард будет спать в своей комнате. Кэтрин, ты завтра же должна уехать к матушке. Этот человек опасен.
   Что это была за ночь! Я не сомкнула глаз. У меня из головы не выходила картина Джейка Пенлайона в моей спальне, готового броситься на меня. Я как наяву слышала торжествующий крик, с которым он схватил бы меня, если бы я вошла в спальню; слышала, как поворачивается ключ в замке. Чувствовала, как его большое, сильное тело наваливается на меня... Все это так ярко рисовалось в моем воображении, что казалось пережитым в действительности.
   Заснула я только на рассвете и проснулась поздно, когда в комнату вошла Хани.
   - Если он и был здесь, то уже исчез, - сказала она. - Его лошади на конюшне нет.
   Я осторожно открыла дверь в свою спальню. Солнце заливало комнату. Оно освещало мою постель - пустую, но смятую. Значит, он спал в ней...
   Ярость овладела мной. Он осмелился спать в моей кровати! В моем воображении я видела, как он лежит в ней, поджидая невесту, которая не пришла! Я стояла и глядела на растерзанную постель, и меня охватило чувство беспомощности. Я ощущала себя загнанным животным, которое слышит все ближе лай собак и знает, что беспощадные охотники вот-вот набросятся на него.
   Пока что опасность меня миновала. Я все думала, как легко я могла бы вступить в эту комнату вчера ночью и попасться в ловушку.
   Он был из тех людей, что неизменно побеждают. Я знала. Но на этот раз этого не должно случиться.
   Мне нужно убежать, вернуться домой. Но остановит ли это его? Через шесть недель он отплывает, но к тому времени может случиться так, что я буду носить в себе его семя... Я понимала, что если только поддамся ему, то вечно стану презирать себя. И, в какой-то степени, он тоже. Это не должно случиться. Я должна продолжать сопротивляться.
   Мне нельзя было оставаться в доме. В любую минуту он мог приехать. Нужно сделать так, чтобы не остаться с ним наедине.
   Я направлялась к конюшням. Увидев это, Хани пошла за мной следом.
   - Ты выезжаешь одна? - нахмурившись, спросила она.
   - Что-то надо делать. И быстро.
   - Нам не следовало допускать, чтобы дело зашло так далеко!
   - Вчера ночью он проник в мою комнату. Он ждал там моего прихода. И спал в моей постели!
   - Какая.., наглость!
   - Хани, что мне делать?
   - Подожди здесь, - сказала она. - Я поеду с тобой. Тогда ты не будешь одна. Мы поговорим по дороге.
   Я вернулась в дом вместе с нею, подождала, пока она наденет костюм для верховой езды, и мы взяли лошадей и выехали в направлении, противоположном Лайон-корту.
   - Уеду домой, - сказала я.
   - Ты поступишь правильно.
   - Мне придется сделать это тайком. Пожалуй, через день-два.
   - Я буду ужасно скучать по тебе. Джейк Пенлайон упорен, но, надо отдать ему должное, он женится на тебе.
   Я засмеялась.
   - Ты можешь себе представить супружество с таким человеком? Он постарался бы превратить тебя в рабыню.
   - Не думаю, что ты из такого теста, из которого лепят рабов!
   - Иногда я чувствую желание заставить его понять это.
   Она странно посмотрела на меня:
   - Тебя как будто влечет к нему, Кэтрин?
   - Просто он мне настолько отвратителен, что я испытываю удовлетворение, когда перечу ему.
   - Мне кажется, его жена будет не слишком счастлива. Из него выйдет неверный и требовательный муж. Я слышала рассказы о его отце. Нет ни одной девушки в селении, которая была бы от него в безопасности.
   - Я хорошо его знаю. Такой человек мне совершенно не подходит.
   Мы выехали на гребень холма и смотрели вниз на очаровательную деревушку Пеннихоумик, с домиками, лепящимися вокруг церкви.
   Я сказала:
   - Как мирно она выглядит! Давай спустимся туда. Мы пустили лошадей шагом с крутого склона, но, едва въехав в извилистую улочку с островерхими домами, нависающими своими верхними этажами над булыжной мостовой, я попросила Хани остановиться, так как увидела человека, скорчившегося на пороге одного из домов. Что-то в его позе показалось мне зловещим.
   - Давай вернемся, - сказала я.
   - Почему?
   - Погляди на этого человека. Клянусь, это чума! Хани поняла с полуслова. Она быстро повернула лошадь. У подножия холма мы увидели женщину, идущую навстречу. Она несла кувшины и, очевидно, ходила к ручью за водой. Она закричала нам:
   - Держитесь подальше, добрые люди! Потница пришла в Пеннихоумик!
   Мы въехали вверх по склону так быстро, как только могли, и лишь на вершине холма обернулись, чтобы посмотреть еще раз на пораженное страшной болезнью селение. Я вздрогнула. К исходу этой ночи в маленькой деревушке многие семьи погрузятся в скорбь. Эта мысль устрашала. Но на обратном пути мне в голову пришла одна идея.
   Я уже вполне осознала, что мне вовсе не хочется уезжать домой. Мне хотелось получить удовольствие от того, что я смогла перехитрить Джейка Пенлайона, и зараженная Пеннихоумик навела меня на мысль, как это сделать.
   Я сказала:
   - Слушай, Хани, если я уеду домой, он может выбрать одно из двух: либо бросится в погоню и, возможно, поймает меня, ибо выместит злобу на вас. Он жесток и беспощаден. Будь уверена, он не проявит милосердия. Убегать нет смысла. Я останусь здесь, но перехитрю его. Я собираюсь заболеть потливой лихорадкой!
   - Кэтрин! - Хани побледнела.
   - Не взаправду, дорогая сестричка! Я притворюсь больной. Я буду сидеть взаперти в своей комнате. Ты будешь за мной ухаживать. Запомни, мы побывали в Пеннихоумике. И заразились. Ты будешь меня лечить, и моя болезнь продлится до тех пор, пока "Вздыбленный лев" не покинет гавань.
   Хани натянула поводья и уставилась на меня.
   - А что... Кэтрин... Я думаю, мы сумеем это проделать!
   Я засмеялась.
   - Даже он не посмеет прийти туда, где появилась потница. Просто не посмеет! Ему надо уйти в море на "Вздыбленном льве". Он не рискнет занести заразу на борт судна. Я не буду выходить из комнаты, и ко мне никого не должны пускать. Из своего окна я смогу наблюдать за всем происходящим. О, Хани, это чудесный план. Ему придется уйти в море, не насытив мной свою мерзкую страсть. Я умру от смеха!
   - По-моему, это значит дразнить судьбу!
   - Никогда бы не подумала, что правнучка ведьмы - такая трусиха. Ты приготовишь мне особое снадобье - смесь сока лютика, корицы и муки. Я намажусь этой пастой, и у меня станет больной вид. Если я покажусь с таким лицом в окне, когда он будет проходить мимо, то его страсть ко мне быстро остынет!
   - Но никто не должен знать, кроме Эдуарда и нас двоих!
   - Хани, мне не терпится начать. Я сейчас пройду прямо в спальню, жалуясь на головную боль. Я лягу в постель и пошлю Дженнет за горячим молочным пуншем. Затем ты пойдешь ко мне, и с этого момента у меня - потница и никто не должен подходить ко мне близко, кроме моей любимой сестры, которая была вместе со мной в Пеннихоумике и, возможно, также окажется жертвой болезни...
   Мы вернулись домой. Когда один из конюхов принял у нас лошадей, я сказала так, чтобы он слышал:
   - У меня голова как-то странно кружится и болит. Я пойду к себе.
   - Я пришлю тебе питье, - сказала Хани, - пойди и ляг в постель.
   И это было начало.
   Новость распространилась быстро. Десять человек умерли в Пеннихоумике, и страшная болезнь дошла и до Труинд Грейнджа. Молодая хозяйка ухаживала за своей больной сестрой. Злосчастная судьба привела их в Пеннихоумик, и они занесли оттуда болезнь в Усадьбу.
   Хани приказала, чтобы никто не смел входить в то крыло дома, где я уединялась в своей башенке. Еда приносилась в комнату у подножия винтовой лестницы. Хани спускалась и приносила блюда в мою спальню.
   Эдуард не появлялся у меня; если бы он пришел, это выдало бы нас. Мы должны были поступать так, как будто я и в самом деле болела потливой лихорадкой, и за мной ходила сестра, возможно также подхватившая заразу.
   В первый день было захватывающе интересно, потому что, как я и думала, Джейк Пенлайон не замедлил приехать.
   У Хани была наготове составленная нами паста, и она намазала мне лицо. Я посмотрела в зеркало и не узнала себя. Я лежала в постели, натянув одеяло до подбородка. Послышался его голос - звучный, созданный для команд с капитанского мостика.
   - Прочь с дороги! Я иду наверх! Потница? Не верю!
   Хани стояла у дверей, вся дрожа. Я застыла в ожидании. Он с силой распахнул дверь и остановился на пороге.
   - Ради Бога, уходите, - шепотом сказала Хани. - Это безумие, что вы пришли сюда!
   - Где она? Это трюк. Я не позволю себя дурачить! Хани попыталась удержать его.
   - Мы ездили в Пеннихоумик, - сказала она, - разве вы не слышали? В Пеннихоумике люди мрут как мухи. Не рискуйте своей жизнью и жизнью многих других людей!
   Он подошел к кровати и посмотрел на меня.
   - Боже милостивый! - прошептал он, и мне захотелось расхохотаться.
   "Он отстанет от меня навсегда", - подумала я и пробормотала, как бы в бреду:
   - Кто там... Кэри... Это ты, Кэри.., любовь моя...
   И мне было странно, что я могла произнести это имя, внутренне потешаясь над происходящим. Но я это сделала и возликовала оттого, что видела, как недоверие, испуг и ужас сменяли друг друга на этом дерзком и ненавистном лице.
   Даже сквозь загар было видно, как Джейк побледнел. Он протянул руку и тотчас убрал ее.
   Повернувшись к Хани, он прошептал:
   - В самом деле... Это правда!
   - Уходите, - сказала Хани. - Каждый миг, проведенный здесь, грозит вам бедой.
   Он ушел. Услышав его тяжелые шаги на лестнице, я села в постели и засмеялась.
   ***
   Дни тянулись чередой, скучные, монотонные. Делать было нечего. Мы вышивали по канве, но это занятие мне было не совсем по душе. Я часто видела проезжавшего мимо Джейка Пенлайона, хотя мне приходилось соблюдать осторожность, потому что он всегда пристально глядел наверх на мое окно, и, если бы он подловил меня и обнаружил правду, я не могла даже вообразить, как бы он поступил. Иногда я смеялась, думая о том, как я провела его, и это было единственное, что делало мое затворничество сносным.
   Однажды я предложила Хани выбраться ночью потихоньку из дома и прогуляться верхом при лунном свете. Она возразила, что достаточно одному из слуг заметить нас и все наши усилия пойдут насмарку.
   И я удержалась от искушения. Но как томительно скучны были эти дни!
   Моей смерти ожидали со дня на день, и все считали чудом, что я еще живу. Вспомнили, кстати, о мистическом ореоле, который окружал моего отца, и о том, что Хани была правнучкой колдуньи. Поползли слухи, что она знает средства, которые могли излечить даже потливую лихорадку.
   Джейк приезжал каждый день, но не входил в дом. Он говорил со слугами, придирчиво расспрашивая их. Возможно, у него еще оставались сомнения.
   Наш план работал превосходно и более, чем в одном направлении: он дал Джону Грегори время, не спеша устроить свои дела. Никто не совался в Труинд, пока там были больные потницей.
   Через три недели такой жизни Хани принесла новости.
   Джейк Пенлайон решил уйти в море на две недели раньше установленного срока! Погода в этом случае будет благоприятнее, и он успеет отплыть до наступления зимних бурь. Все равно, как бы не обернулись дела, свадьба в ближайшее время не могла состояться.
   Из моего окна я исподтишка наблюдала за оживлением в гавани на Мысе. Судно спешно грузили; шлюпки так и сновали взад и вперед. Я смотрела, как зачарованная. И, наконец, настал день, когда "Вздыбленный лев" поднял якорь и поплыл, унося с собой Джейка Пенлайона.
   Он написал мне, и письмо принесли в ту минуту, когда я следила за кораблем, тающем в морской дали:
   "Экспедицию больше нельзя откладывать, и я отплываю пораньше, чтобы скорее вернуться, - писал он. - Вы будете ждать меня".
   Я засмеялась ликующим смехом. Я победила!
   ***
   Как только "Вздыбленный лев" скрылся за горизонтом, началось мое выздоровление. Через неделю я уже ходила. Это была нудная неделя, но мы должны были придать нашей уловке оттенок правдивости. Слуги были поражены. Очень мало кто из людей, заболевших потницей, выживали. Более того, Хани, ухаживавшая за мной, не заболела!
   В конце недели Дженнет вернулась к своим обязанностям. Славно было вновь слушать ее болтовню. Она смотрела на меня с некоторым трепетом.
   - Говорят, мистрис, - сказала она мне, - что вы обладаете чарами...
   Мне вовсе не было неприятно, что обо мне так думают.
   - Говорят, вы его дочка - того святого... Разве он не появился на свет совсем не так, как другие, и разве он не исчез таинственным образом? А сама госпожа, она происходит из семьи колдунов. Вот о чем у нас поговаривают!
   - Ну что же, ты видишь, Дженнет, что я чувствую себя почти так же хорошо, как прежде.
   - Это - чудо, мистрис.
   Дни были такие длинные, из них как будто исчезла "изюминка". Мыс потерял все свое очарование с тех пор, как "Вздыбленный лев" уже не колыхался там на волнах и мне не грозили неожиданные встречи с Джейком Пенлайоном.
   Я начала подумывать о возвращении в Аббатство. Матушка была бы рада увидеть меня.
   Вероятно из-за отсутствия других интересов я начала обращать внимание на Дженнет. Она неуловимым образом изменилась. В ней проглядывало что-то хитроватое, скрытное. Часто, когда я заговаривала с ней, она вздрагивала, как будто боялась, что я разоблачу какой-то постыдный секрет.
   Она часто бегала на конюшню, и раз или два я заставала ее за беседой с Ричардом Рэккелом.
   Во мне крепло убеждение., что они были любовниками. Дженнет была не такова, чтобы удержаться до замужества. Это мечтательно затуманенное выражение глаз, эти слегка распущенные губы, этот знающий вид, говорили сами за себя. Я обсудила свои наблюдения с Хани.
   - Так, должно быть, выглядела Ева после того, как она надкусила яблоко, сказала я.
   - Пожалуй, нам следует их поженить, - решила Хани. - Эдуард не потерпит распутства среди слуг. А Дженнет, коль скоро она утратила девственность, такого сорта девица, что быстро пойдет по рукам!
   Я взялась за Дженнет.
   - Дженнет, я скоро уеду в Аббатство.
   - О, мистрис, а что же будет, когда он вернется?
   - Кто? - резко спросила я, прекрасно зная, о ком идет речь.
   - Хозяин.., капитан.
   - С каких пор он стал здесь хозяином?
   - Ну как же, мистрис, он хозяин повсюду, где бы ни был, я так считаю.
   - Это чушь, Дженнет. Здесь он никто.
   - Но он сватался за вас...
   - Ты ничего не смыслишь в этих вещах. Вот, что я хочу тебе сказать: ты зачастила на конюшню.
   Багровый румянец на щеках Дженнет показал мне, что мое заключение правильно. Она опустила голову и стала нервно перебирать пальцами край передника. Мне стало ее жаль. Бедная Дженнет! Ее предназначение - стать женой и матерью. Никогда она не будет способна сопротивляться льстивым уговорам мужчин.
   - Очень хорошо, Дженнет, - сказала я. - Я вижу, ты уже не девушка. Может быть, даже беременна. Ты подумала об этом?
   - Да, мистрис.
   - Хозяин - единственный хозяин этого дома - будет очень недоволен, если узнает о твоем поведении. Он ожидает от своих слуг добрых христианских нравов.
   Губы Дженнет дрожали, и я обняла ее за плечи. Я бывала с ней резка из-за того, что Дженнет Пенлайон с величайшей легкостью сумел убедить ее предать меня. Но теперь, когда она стала любовницей Ричарда Рэккела, я лучше понимала ее затруднительное положение. Бедняжка Дженнет была одна из тех девушек, которые обременены - иные могут сказать, осчастливлены - непреодолимой чувственностью. Она была рождена для того, чтобы получать и давать чувственное наслаждение; и причина того, что она будет вечным соблазном для мужчин, заключалась именно в том, что они были вечным соблазном для нее. Удержаться на пути добродетели было для Дженнет неизмеримо труднее, чем для многих других девушек. Поэтому надо попытаться это понять и помочь ей.
   - Ну что ж, Дженнет, - сказала я, - что сделано, то сделано, и нет смысла оплакивать потерянную девственность, поскольку ее уже не вернешь. Ты совершила глупость и теперь должна принять решение. Когда я отправлюсь домой, ты могла бы поехать со мной, но в этих обстоятельствах человек, который совратил тебя, должен на тебе жениться. Я знаю, кто это. Я часто видела вас вместе. Не воображай, что твои тайные посещения конюшни остались незамеченными. Если Ричард Рэккел согласен, ты выйдешь за него замуж. Это то, чего пожелал бы хозяин. Ну как, ты довольна?
   - О да, мистрис, еще как!
   - Очень хорошо. Посмотрим, смогу ли я устроить это дело.
   Я действительно обрадовалась, глядя, какое она почувствовала облегчение, потому что эта девушка была мне симпатична, и хотелось видеть ее замужем и вполне устроенной.
   К тому времени, как вернется Джейк Пенлайон, она уже будет ходить с большим животом. Вообще, мне казалось, что у Дженнет будет куча детей. Он потеряет к ней всякий интерес, и она будет избавлена от этого бесчестья, а я сама уже уеду в Аббатство.
   Я посоветовалась с Хани насчет Дженнет.
   - Меня не увидит, - сказала я, - если она уже беременна. Ричард Рэккел должен жениться на ней.
   Хани согласилась и немедленно послала за Ричардом. Когда он пришел в пуншевую и стал у стола, меня заново поразили его изысканные манеры. Я не могла отделаться от мысли, что Дженнет не очень подходящая пара для него. И все же, раз он совратил ее, он должен на ней жениться. Хани обратилась к нему:
   - Ричард, мне кажется, вы не прочь жениться. Он поклонился. Лицо его было бесстрастно.
   - Боюсь, что вы с Дженнет слишком подружились. Она подчеркнула слово "слишком" и, так как он не ответил, продолжала:
   - В этом случае хозяин вправе ожидать, что вы женитесь на ней. Когда вы это сделаете? Он, видимо, колебался. Затем сказал:
   - Я женюсь. Со временем.
   - Со временем? - переспросила я. - Что вы имеете в виду?
   - Через.., три недели. Мне понадобится это время. "Для чего бы?" удивилась я про себя, но в нем было столько гордого достоинства, что выспрашивать его показалось мне неприличным.
   - Очень хорошо, - сказала Хани, - через три недели будет свадьба.
   - И мы ее отпразднуем! - воскликнула я.
   Мне очень хотелось загладить перед Дженнет свою прежнюю суровость.
   Итак, все устроилось. В дом будет приглашен реформатский священник. Ни Томас Элдерс, ни Джон Грегори не могли совершить обряд - слишком много будет свидетелей.
   Я вызвала Дженнет и рассказала ей новости.
   - Я подарю тебе подвенечное платье, и мы немедленно засадим Люс за шитье. Дженнет начала плакать.
   - Мистрис, - всхлипывала она, - я не заслуживаю такого. Нет, в самом деле не заслуживаю.
   - Ну-ну, Дженнет, - сказала я, - ты была слишком податлива, но с этим покончено. Ты должна стать хорошей женой Ричарду и родить ему много детей, и тогда тот факт, что ты чуть поторопилась и не дождалась брачного обряда, будет забыт.
   Я похлопала ее по плечу, но она еще пуще залилась слезами.
   ***
   Из-за того, что дни протекали скучно и однообразно, мы много говорили о свадьбе Дженнет. Эдуард сказал, что надо пригласить исполнителей морисок <Мориски - шуточные танцы и мимические сценки в костюмах героев баллад о Робин Гуде.> и устроить игры и даже приготовить пирог с запеченным в него серебряным пенни; тот, кто найдет пенни, станет королем праздника.
   Со дня отплытия "Вздыбленного льва" сэр Пенн слег в постель из-за обострения какой-то хронической болезни; что это за болезнь - никто не знал, но мы, по крайней мере, временно чувствовали себя в безопасности от всех неприятностей, которые могли грозить с этой стороны.
   На кухне начали готовиться к предстоящему пиршеству. Никогда еще Дженнет не чувствовала себя настолько в центре внимания.
   Шли дни. Я сказала Хани:
   - Как только Дженнет и Ричард благополучно поженятся, я начну готовиться к отъезду.
   - Момент самый благоприятный, - ответила Хани. - Джейк Пенлайон в открытом море, его отец в постели, в доме - предсвадебная суматоха. Пройдет несколько дней прежде, чем заметят твое отсутствие. Видит Бог, как мне не хочется, чтобы ты уезжала. Здесь будет так уныло без тебя, Кэтрин. Но если он сократит свой вояж и вернется до срока, тогда будет слишком поздно, и мы не можем надеяться, что сумеем провести его еще раз.
   Если он когда-нибудь узнает, как мы его одурачили, то никогда не простит этого.
   - Не желала бы я испытать его месть! Я вздрогнула.
   - Да, сразу же после свадьбы я уеду. Как ты считаешь, Ричард будет хорошим мужем для Дженнет?
   - Он спокойный, хорошо воспитанный юноша.
   - Странный какой-то. Трудно представить, что он совратил Дженнет.
   - Бьюсь об заклад, что соблазн исходил скорее от нее!
   - Ну что ж, он пойман и никуда не денется. Впрочем, я думаю, что Дженнет станет хорошей женой. Правда, Джейк Пенлайон сумел подговорить ее обмануть меня, но я простила ее потому, что она искренне раскаивается в этом.
   - Такая девушка, как Дженнет, никак не могла бы устоять против Джейка Пенлайона!
   Я сменила тему. Мне не хотелось думать о том, как Джейк Пенлайон охаживал Дженнет. Мои мысли и так слишком долго были заняты этим предметом.
   ***
   А затем наступила та ночь, когда я в третий раз увидела испанский галион.
   День был такой обычный - солнечный, теплый для этого времени года, как говорят, "внесезонный" - тихий, мирный день. Как могло статься, что мы прожили такой день, ничуть не подозревая, какие ужасные события ожидают нас!
   Я легла спать с чувством приятной усталости и почти немедленно заснула.
   Как и в те прежние ночи, меня разбудили какие-то необычные звуки. Я лежала тихо, прислушиваясь. Шаркающие шаги, возня. Служанка крадется на свидание с любовником? Я встала с постели и подошла к окну.
   Он был там, во всей своей красе. Ближе, чем я когда-либо могла видеть его раньше, - могучий, великолепный испанский галион!
   Я должна была спуститься вниз. Я не могла допустить на этот раз, чтобы кто-нибудь мог объявить галион плодом моего воображения. Я разбужу Хани и Эдуарда и потребую, чтобы они посмотрели сами. Схватив халат, я торопливо закуталась в него и направилась к двери. Она внезапно открылась. На пороге стоял Джон Грегори.
   Я спросила:
   - Что это? Что случилось?
   Джон не ответил. Он был одет в длинный плащ с капюшоном. Лицо его было бледно, глаза сверкали. Он заговорил на языке, непонятном мне, с ним также был незнакомец.
   - Кто это? - спросила я. - Что вам надо?
   Ответа не было.
   Незнакомец схватил меня. Я попыталась отбросить его, но он держал крепко. Я сопротивлялась, как могла, потом закричала, и тотчас Джон Грегори прикрыл ладонью мои губы. В считанные секунды он схватил платок и завязал мне рот. Я не могла произнести ни звука. Меня положили на кровать. В моем мозгу мелькнула мысль: неужели я спаслась от Джейка Пенлайона для того, чтобы сейчас...
   Но этими людьми руководила не похоть, а решимость выполнить порученное им дело. Меня связали по рукам и ногам припасенными заранее веревками. Я превратилась в беспомощный сверток.
   Затем меня вынесли из комнаты, снесли вниз по винтовой лестнице и во двор.
   Там я увидела лежащую на земле фигуру. Кругом была кровь. Я хотела закричать, но не могла издать ни звука, оцепенев от ужаса.
   Когда меня проносили мимо лежащего в крови тела, я увидела, что это был Эдуард.
   "Хани!" - хотела я позвать, - Хани, где ты?"
   Во дворе стояла карета Эдуарда. Ричард Рэккел держал лошадей - тройку лучших, самых быстрых лошадей Эдуарда.
   "Ричард Рэккел! Предатель?" - хотела я крикнуть, но ничего не могла поделать.
   Меня поместили в карету. Там лежали еще две фигуры. Мое сердце дрогнуло от чувства облегчения, но и ужаса, ибо это были Хани и Дженнет. Они глядели на меня, а я на них. Мы могли общаться только взглядами. Они были в такой же растерянности, как и я. Меня мучил вопрос, знает ли Хани, что Эдуард лежит на дворе в луже собственной крови.
   Послышались голоса - иностранная речь. Инстинктивно я поняла, что они говорили по-испански.
   Карета тронулась. Мы ехали по направлению к морю.