Холт Виктория. Лев-триумфатор

   Эдуард сел во главе стола, и Хани - на другом конце. Справа от Хани сидел сэр Пенн, а слева - Джейк. По правую руку Эдуарда сидела я, а по левую - мисс Кроукомб, и это значило, что я помещалась рядом с Джейком, а мисс Кроукомб - с его отцом.
   "Не могло ли быть так, что этого капитана Пенлайэна выдвигали в качестве очередного претендента на мою руку?" - задала я себе вопрос. Мысль разозлила меня. Неужели они думают, что заставят меня забыть Кэри, представляя мне одного за другим разных мужчин, от знакомства с которыми моя тоска по Кэри только усиливалась именно потому, что они были так на него непохожи.
   Хани держала действительно превосходных поваров. Еда была великолепна: подавали говядину и молодого барашка, а также молочного поросенка, свиную голову и огромный паштет. Хани постаралась и здесь ввести тот симпатичный обычай чествования гостей, который был принят у нас дома: один из пирогов изготовили в виде парусника и на нем тонкими полосками теста выложили слова: "Вздыбленный лев". Можно представить почти детский восторг Пенлайонов: они смеялись до упаду и съели каждый по несколько огромных ломтей. Я никогда не видела, чтобы кто-нибудь ел с таким аппетитом, как эти двое. Еду они шумно и обильно запивали мускателем и мальвазией - винами, которые доставлялись из Италии и Леванта и становились все более модными.
   Пенлайоны оказались также многоречивы и главенствовали в застольной беседе. Мисс Кроукомб явно обожала сэра Пенна, что было странно, если принять во внимание ее чопорность старой девы, давно разменявшей четвертый десяток, и, уж конечно, не того типа, чтобы завлечь такого человека, как сэр Пени, чьи аппетиты во всем, что только можно вообразить, были ненасытны. Он посматривал на Хани с выражением, которое я не могла назвать иначе, чем похотливым, и временами бросал на меня взгляд, полный комического сожаления. Я поняла его как намек на то, что он уступает своему сыну право ухаживать за мной. Его поведение казалось мне непростительным. Для него как будто не имело значения, что Хани - жена хозяина дома.
   Однако Хани вроде ничего не замечала, или, возможно, она так привыкла к откровенному восхищению, что считала это в порядке вещей.
   Я спросила Джейка, куда его завело последнее путешествие.
   - На Берберийский берег, - сказал он. - Ну и плаванье! Море так штормило, что мы едва не перевернулись. Судно изрядно потрепало, и одно время казалось, что нам придется повернуть назад, чтобы кое-как доползти до родного порта, но потом мы решили наперекор всему рискнуть, доплыли до ближайшей гавани, подлатались и ухитрились довести до конца то, что задумали.
   - Должно быть, вам тысячу раз приходится смотреть в глаза смерти за одно путешествие.
   - Это так, мистрис, тысячу раз. Вот почему мы, моряки, так любим жизнь. А разве вы на суше никогда не сталкиваетесь с угрозой смерти?
   Я помрачнела. Мне вспомнилось встревоженное лицо матери и как мой дед поплатился головой за то, что приютил друга, а второй муж моей бабки погиб на костре за свои убеждения. Я сказала:
   - Это правда. Никто не может быть совершенно уверен сегодня, что доживет до завтра. Он опять наклонился ко мне:
   - Поэтому нужно наслаждаться сегодняшним днем, пока он длится, ну а завтрашний пусть дьявол заберет!
   - Вот какова ваша философия! И вы никогда не строите планы на будущее?
   Его дерзкие глаза заглянули прямо в мои.
   - О.., часто. Но тогда я непременно добиваюсь поставленной цели. Все, чего я желаю, сбывается!
   - Вы очень уверены в себе!
   - Моряк должен быть всегда уверен в себе. И вот что я еще вам скажу: он всегда спешит. Видите ли, для него пустая трата времени - непозволительная роскошь. Когда вы соберетесь посмотреть мой корабль?
   - Вы должны пригласить мою сестру и ее супруга, если они изъявят желание.
   - Но я приглашал вас!
   - Расскажите мне еще о ваших приключениях.
   - На Берберийском берегу? Боюсь, из них не составишь приятного рассказа.
   - Я и не сомневалась!
   Я посмотрела через стол на мистрис Кроукомб, которая с девичьей застенчивостью просила сэра Пенна поведать ей о его морских приключениях. Он начал рассказывать фантастические истории, которыми, по моему убеждению, нарочно хотел нас всех шокировать. Казалось, что приключений у него было больше, чем у самого Синдбада-морехода. Он боролся с морскими чудовищами и сражался с дикарями. Пристав к берегу, он проникал в глубь страны и захватывал туземцев для работы на его галерах. Он подавил мятеж, выдержал ураган. Казалось, не было ничего на свете, чего бы он не совершил, и все, что он говорил, было густо переполнено скользкими намеками. Когда он рассказывал, как привел свой маленький отряд в африканскую деревню, я так и видела перед собой, как эти люди хватали женщин, подвергали их надругательствам, грабили, мародерствовали...
   Мисс Кроукомб закрывала глаза рукой и густо краснела. Она была очень глупой женщиной и слишком уж явно показывала, что имела виды на сэра Пенна. Неужели она в самом деле думала, что он собирался жениться на ней? Мне было неловко смотреть на эту парочку.
   Заговорили о Тенерифе. Это был самый крупный из группы островов, которые получили название "Собачьих островов", потому что, когда их открыли, там находилось множество собак. Теперь они известны как Канарские острова.
   Тенериф находился в руках испанцев.
   - Испанские псы! - проворчал сэр Пени. - Я бы всех их выбил прочь с океанских дорог, вот что я сделал бы.., да и сделаю.., я и еще несколько молодцов вроде меня.
   Внезапно он разъярился, все его добродушие исчезло. Я увидела жестокий блеск в его глазах.
   - Клянусь кровью Христовой! - вскричал он, стукнув кулаком по столу так, что венецианские бокалы жалобно зазвенели. - Эти собаки должны быть сметены с лица океана, потому что, заметьте, друзья, дело обстоит так: либо мы, либо они. Вместе нам слишком тесно!
   - Но океаны так обширны, - возразила я; в этих людях было нечто такое, что побуждало меня противоречить им и, по возможности, доказывать их не правоту, и еще многое предстоит на них открыть!
   Он свирепо посмотрел на меня, и глаза его сузились - булавочные острия голубого огня в морщинистых складках век.
   - Тогда это многое откроем мы, мадемуазель. Не они. И где только я их ни увижу, я немедленно выкачу к бою свои пушки, я выкину их со всех морей и загоню туда, где им надлежит быть, и захвачу у них корабли с сокровищами!
   - Сокровища, найденные ими?
   - Сокровища! - Это уже голос Джейка над моим ухом. - В мире полно золота.., нужно только уметь добыть его и привезти...
   - Или выкрасть у того, кто уже нашел его? Ханн и Эдуард смотрели на меня в испуге. Мне было все равно, я, что называется, закусила удила и чувствовала, как огромная волна гнева накатывает на меня. Я должна была сразиться с этими людьми, и с отцом, и с сыном, несомненно разбойниками и пиратами. Да, разбойники и пираты оба, и спор с ними возбуждал меня, оживлял, что ни разу не случалось с тех пор, как я поняла, что потеряла Кэри.
   - Ей-Богу, - сказал сэр Пенн, - можно подумать, что молодая леди - друг донов!
   - Ни разу не видела ни одного!
   - Смуглые дьяволы! Попадись они мне только, я бы вырезал у них печень и легкие, я бы послал их на дно морское, где им и место. Не держите сторону испанцев, деточка, или вы пойдете против естественного порядка вещей.
   - Я не держу ничью сторону, - возразила я, - а только сказала, что если испанцы нашли сокровище, то оно им и принадлежит, так же, как оно было бы вашим, если бы вы нашли его.
   - Ну-ну, только не вмешивайте сюда школьную логику, моя милочка! Найти еще не значит удержать, если речь идет об испанском золоте. Нет, есть только одно место, где по праву должны находиться сокровища, и это - английские корабли, а испанцев мы будем всеми силами вытеснять со всех морей.
   - Но их много, и они совершили великие открытия!
   - Это правда, их много, и мы собираемся позаботиться о том, чтобы их не было так много, и захватим открытые ими земли!
   - А не лучше ли вам самим что-нибудь открыть?
   - Не лучше ли? Не беспокойтесь, откроем! И откроем, и захватим. Потому что, запомните, юная леди, море принадлежит нам, и ни один прогнивший от сифилиса дон не отнимет у нас ни одной сажени морского пространства!
   Сэр Пенн откинулся на спинку стула, раскрасневшись, почти разгневавшись на меня. Мистрис Кроукомб выглядела немного испуганной. Я почувствовала, что у меня горят щеки. Хани посылала мне взглядом сигналы замолчать.
   Джейк сказал:
   - Старая королева вовремя умерла. У нашей государыни леди Елизаветы совсем другой нрав.
   - Ей-богу, правильно! - воскликнул сэр Пенн. - Мы будем защищать ее на море и на суше. И если какой-нибудь сифилитичный дон повернет свое рыло к этим берегам... Ей-Богу, он об этом пожалеет! Легко догадаться, что бы произошло, если б Мария осталась в живых, - продолжал Джейк. - У нас уже была бы инквизиция.
   - Мы никогда бы этого не допустили! Слава Богу, есть еще мужчины и в Корнуолле, и в Девоне, которые встали бы стеной и положили этому конец, заявил сэр Пенн. - Но слава Богу, у нас теперь новая королева и она хорошо понимает, что народ в этой стране знать не желает папистов. Мария сожгла наших протестантских мучеников на костре, и, ей-Богу, я бы сжег живьем тех, кто попытался бы восстановить папизм в Англии!
   Эдуард побледнел. На какой-то миг мне показалось, что он собирается протестовать. Хани, не отрываясь, смотрела на мужа, предупреждая и умоляя. "Будь осторожен!" - говорил ее взгляд, и, в самом деле, ему следовало быть осторожнее. Я спрашивала себя, что может произойти, если эти свирепые мужчины узнают, что хозяин и хозяйка стола, за которым они сидели, были приверженцами той веры, которую они презирали и ненавидели.
   - Отчим моей матери был одним из этих мучеников, - услышала я свой собственный тонкий, ненатуральный голос.
   Напряжение тотчас спало. Наша семья, оказывается, была семьей казненного, отсюда само собой следовало, что нас всех объединяла одна религия. Сэр Пенн поднял бокал и сказал:
   - За нашу державную повелительницу, которая ясно дала понять свои намерения!
   Мы все могли пить за здоровье нашей королевы - и выпили. Единодушие было восстановлено.
   Заговорили о Коронации, и оба гостя охотно выслушивали несколько минут наши рассказы. После этого разговор перешел на местные темы толковали о приходских делах, о перспективах охоты на оленя; нас пригласили посетить Лайон-корт.
   Гости ушли Поздно вечером. Поднявшись в свою комнату, я почувствовала, что мое возбуждение еще не улеглось, и села у окошка, понимая всю бесполезность попыток уснуть.
   Вскоре в дверь постучали, и вошла Хани, одетая в длинную ночную рубашку голубого цвета. Ее чудесные волосы были распущены по плечам.
   - Ты еще не легла?
   Она села и пристально посмотрела на меня:
   - Что ты о них думаешь?
   - Неотесанные мужланы, - ответила я.
   - Они живут вдали от Лондона и двора и, конечно, ведут себя по-другому.
   - Дело не только в дурных манерах. Они заносчивы и самонадеянны...
   - Это люди, которые командуют грубыми матросами. Им необходимо проявлять властность.
   - ..и нетерпимы, - продолжала я. - Как рассвирепел старший Пенлайон, когда он говорил об испанца! Они оба просто глупы. Как будто в мире не хватит места, чтобы все они могли заиметь все, что им хочется.
   - Люди всегда домогаются того, что имеют другие люди. Это закон природы.
   - Не природы, - возразила я. - Это - обычай, установленный жадными людьми при попустительстве глупцов.
   - Ты произвела впечатление на капитана, Кэтрин.
   - Мне до этого нет никакого дела.
   - Он - яркая личность.., и он, и отец.
   - Отец, похоже, готов был утащить тебя прямо из-под носа Эдуарда.
   - Даже он не посмел бы зайти так далеко!
   - Я думаю, он зашел бы так далеко, как только смог. И его сын тоже. Я бы ни тому, ни другому не доверяла.
   - Но ведь они - наши соседи. Отец Эдуарда сказал, что мы должны поддерживать добрые отношения с соседями, и особенно с Пенлайонами, которые имеют большую власть в здешних краях.
   - Надеюсь, что мы не скоро увидим их снова!
   - Если так, я буду очень удивлена. У меня есть подозрение, что капитан намерен ухаживать за тобою, Кэтрин.
   Я саркастически засмеялась:
   - Он хорошо сделает, если будет держаться подальше. Хани, ты это нарочно устроила!
   - Дорогая Кэтрин, ты хочешь оплакивать свое горе вечно?
   - Нет, не хочу, Хани. Но я не могу не делать этого!
   - Если б ты вышла замуж и родила детей, ты забыла бы Кэри.
   - Никогда!
   - Так что же ты собираешься делать? Горевать всю жизнь?
   - Прежде всего я собираюсь просить тебя не устраивать мне смотрины и не выводить парадом передо мной всех этих деревенских грубиянов. Пожалуйста, Хани, не надо больше!
   - Ты переменишься. Ты просто еще не встретила того, кто тебе нужен.
   - Сегодня вечером - безусловно нет! Как ты могла вообразить, что этот человек мог возбудить во мне что-нибудь иное, кроме желания быть от него как можно дальше?
   - Но он красив, влиятелен, богат... По крайней мере, я так думаю. Тебе придется долго искать, прежде чем ты найдешь более подходящую партию.
   - В тебе заговорила самодовольная матрона. Хани, я уеду домой в Аббатство, если ты не бросишь попыток найти мне мужа.
   - Больше не буду, обещаю!
   - Наверное, матушка попросила тебя об этом?
   - Кэтрин, ей так мучительно жалко тебя!
   - Знаю. И она ни в чем не виновата, благослови, Боже, ее любящее сердце! О, давай не будем говорить о моих несчастьях. Что, мы действительно обязаны посетить Лайон-корт? По-моему, они помешались на своем родстве с этим животным!
   - Фигура льва - их эмблема. Говорят, лев изображен на всех их кораблях.. Вообще, это удивительная семейка. Они вошли в большую силу уже во втором-третьем поколении. Я слышала, что отец сэра Пенна был простым рыбаком, который занимался своим ремеслом в маленьком корнуоллском рыбачьем поселке. Потом он построил несколько суденышек и уже посылал других рыбачить. И он строил все больше судов и стал вроде короля в своей деревне. Затем он перебрался через Тамар и основал свое дело в здешних местах. Сэр Пени рос как наследный принц, а став сам хозяином, приобрел еще больше кораблей, бросил ремесло и стал ходить в дальние плавания. Рыцарство ему пожаловал Генрих VIII, который сам любил корабли и предвидел, что авантюристы типа Пенлайонов могут принести большую пользу Англии.
   Я зевнула.
   - Ты устала? - спросила Хани.
   - Устала от этих Пенлайонов.
   - Мне кажется, в скором времени они опять уйдут в море - по крайней мере, сын.
   - Будет очень приятно не видеть их больше!
   Хани встала и открыла, наконец, главную причину своего прихода:
   - Ты, надеюсь, поняла, что они фанатически относятся к религиозным убеждениям?
   - О да! Но меня поразило, что они вообще их имеют!
   - Мы должны быть осторожны. Нельзя, чтобы они узнали о том, что мы служили мессы в этом доме.
   - Я и без того устала от этих конфликтов, - заверила я ее. - Можешь положиться на меня, я не пророню об этом ни слова.
   - Похоже, - сказала Хани, - что поднимается движение против истинной веры.
   - А которая из них истинная? - гневно спросила я. - Ты говоришь, что дорога в Рим - самая прямая Потому, что Эдуард верит в это, и иначе ты не смогла бы стать его женой. Мы знаем, что члены нашей семьи придерживались протестантских взглядов. Так кто же прав?
   - Конечно, прав Эдуард.., мы правы!
   - В вопросах религии все люди, по-видимому, убеждены, что они правы, а те, кто с ними несогласны, - всегда не правы! Именно поэтому я отказываюсь принять ту или другую сторону.
   - Тогда ты останешься без религии!
   - Думаю, что я больше буду христианкой, если не стану ненавидеть тех, кто не согласен со мной. Я не люблю доктрин, Хани. Они приносят слишком много страданий. Мне не по пути ни с теми, ни с другими. Но сейчас я устала и у меня нет настроения вести богословские дискуссии.
   Хани поднялась:
   - Я прошу только одно, Кэтрин: будь осторожна!
   - Можешь положиться на меня!
   Она легко поцеловала меня в щеку и вышла. Я подумала о том, какая Хани счастливица, с ее потрясающей красотой, любящим мужем и убежденностью, что она обрела истинную веру.
   Но мои мысли немедленно вернулись к нашим гостям. Я посмотрела на, простирающееся за окном море; там стоял на якоре его корабль. "Скоро, мелькнула у меня мысль, - я буду наблюдать из этого окна, как его паруса исчезают вдали". И я представила себе, как он стоит на палубе, широко расставив ноги, и громким голосом отдает приказания - и горе тому, кто ослушается! Я видела, как кровь стекает по клинку его сабли; я слышала его торжествующий смех и видела, как он захватывает пригоршнями золотые монеты и пропускает их сквозь пальцы, и глаза у него блестят тем же жадным блеском, с каким они смотрели на меня...
   Преодолев мгновенную дрожь, я улеглась в постель, ощущая смутное недовольство собой оттого, что не могла выкинуть этого человека из головы.
   Я проснулась. Комната была полна лунного света. Я не могла понять, как долго проспала, и продолжала лежать очень тихо, прислушиваясь к звукам за окном: внезапному шелесту листвы, уханью совы. Почему я, обычно спавшая так крепко, вдруг проснулась посреди ночи? Что-то разбудило меня?
   Я закрыла глаза и попыталась опять погрузиться в сон и в этот момент услышала, как часы на башне пробили три раза. Это были необыкновенные часы, и все, посещавшие наш дом, обязательно выходили во внутренний двор полюбоваться на них. Их украшала фигура человека, очень похожего на покойного короля Генриха VIII, отца нашей государыни; она ударяла по колоколу, отбивая часы. Для здешних мест эти часы были диковинкой, хотя дома у нас находились двое-трое не менее интересных.
   Три часа. Я встала и, закутавшись в шаль, отороченную мехом, подошла к окну и выглянула наружу. Мой взгляд тотчас отыскал "Вздыбленного льва", но не задержался на нем, так как дальше в море мне открылось великолепное зрелище: корабль, подобного которому я никогда не видела. Он гордо возвышался над водой и казался воплощением величия. Я мало знала о кораблях, кроме того немногого, чему научилась с тех пор, как приехала сюда, но сразу заметила, что бак у него не выдавался вперед, нависая над носом, а поднимался прямо вверх над выступающим носовым отсеком трюма.
   Я никогда не видела такого корабля. Рядом с ним "Вздыбленный лев" выглядел маленьким и незначительным.
   Я уже довольно долго сидела у окна, любуясь красавцем кораблем, когда вдруг заметила на его палубе колеблющийся огонек, а затем темное пятнышко на воде. Оно то исчезало, то появлялось вновь и становилось все ближе. Я внимательно всматривалась в него. Это оказалась маленькая шлюпка, направляющаяся к берегу.
   Я снова посмотрела на "Вздыбленного льва" и подумала: "Вот бы он увидел это чудесное судно! Пусть бы он сравнил с ним своего драгоценного "Льва"!"
   Я совершенно ясно видела маленькую лодку, прыгавшую на волнах. Потом она опять исчезла, и я напрасно искала ее взглядом. Но большой корабль никуда не делся. Я смотрела и ждала, но ничего больше не произошло.
   Услышав, как часы на башне пробили четыре часа, я вдруг почувствовала, что замерзла.
   Корабль оставался на месте, но лодки нигде не было видно. Я легла обратно в постель, но долго не могла согреться. Наконец, мне это удалось, и я незаметно уснула. Было уже позднее утро, когда я проснулась. Сразу вспомнив события ночи, я подбежала к окну. Ни следа не осталось ни от корабля, ни от шлюпки. Один "Вздыбленный лев" горделиво колыхался на волнах, и никакого царственного незнакомца не было рядом, чтобы его унизить.
   Как великолепен был этот ночной пришелец! Мне ничего подобного не приходилось видеть. И, глядя теперь на пустынную гладь моря, я недоумевала, был ли он наяву или только привиделся мне?
   Нет. Я действительно просыпалась ночью. Что меня разбудило? Инстинкт? Предчувствие? Потом я подошла к окну и увидела тот корабль.
   Или мне это все же приснилось? Накануне вечером было много разговоров о кораблях. Эти люди - и особенно младший - так врезались мне в память, что я не могла о них забыть. Возможно, это был сон. Но нет, конечно, я проснулась. Я видела этот корабль. Но не из-за тех ли картин, которые возбудили в моем воображении эти двое, показалось мне судно таким большим и великолепным?
   Я, разумеется, знала, что именно я видела, но не собиралась об этом рассказывать. Хани и Эдуард подумали бы, что Пенлайоны произвели на меня слишком сильное впечатление, а это было последнее, в чем мне хотелось бы признаться.
   В Труиндской усадьбе я ездила на резвой кобылке. Я с детства чувствовала себя в седле как дома. Нас учили ездить верхом с малолетства; ведь если надеяться только на свои ноги, то далеко от дома не уйдешь.
   Я любила выезжать на прогулки каждый день и одна. Конечно, полагалось, что меня сопровождал грум, но я этого терпеть не могла. Моя малышка Мэриголд хорошо меня знала: она вместе со мной прибыла из Аббатства. Мы прекрасно понимали друг друга, и звука моего голоса было достаточно, чтобы успокоить ее и заставить слушаться.
   Наутро после визита Пенлайонов я решила прогуляться, но, едва отъехав от конюшен, услышала звучный голос Джейка Пенлайона. Итак, он уже опять здесь. Я поздравила себя с тем, что благополучно ускользнула от него. Я любила бывать на природе; здешний ландшафт отличался от местности вокруг Аббатства. Здесь были крутые холмы, извилистые тропинки, сосновые леса, и листва была более пышной из-за того, что климат теплее, чем на юго-востоке, и дожди намного обильнее. Я представляла себе, какие цветы должны были здесь распуститься по весне, и предвкушала встречу с этим временем года, когда я задумывалась над тем, решусь ли остаться на такой долгий срок вдали от дома.
   В то время как я размышляла об этом, позади послышался стук лошадиных подков, и, повернув голову, я увидела Джейка Пенлайона, скакавшего галопом на могучем белом коне.
   - О! - произнесла я беззвучно.
   - Мне сказали, что вы поехали на прогулку, и я поехал по следу.
   - Зачем вы это сделали?
   - Чтобы поговорить с вами, разумеется.
   - Мы разговаривали не далее как вчера вечером.
   - Но нам еще очень многое надо сказать друг другу.
   - Я так не думаю!
   - Ну, хорошо, допустим, это мне нужно многое сказать вам.
   - Допустим как-нибудь в другой раз!
   Я вонзила пятки в бока Мэриголд, и она взяла с места; но он по-прежнему был рядом со мной. Я сразу увидела, что Мэриголд не обгонит его сильного жеребца.
   - Моряк не может позволить себе долго ходить вокруг да около. Время - вот чего ему никогда не хватает.
   Понимая, что мне не уехать от него, я придержала лошадь.
   - Тогда скажите, пожалуйста, побыстрее то, что вы имеете сказать, чтобы я смогла продолжить свою прогулку.
   - Мы можем с удобством болтать, продолжая нашу прогулку.
   - Я не приглашала вас в провожатые!
   - Какое это имеет значение? Я сам себя пригласил.
   - И вы без колебаний навязываете свое общество, даже зная, что оно нежелательно?
   - Я не знаю колебаний, если решаю, что хочу чего-то добиться!
   - И чего же вы, скажите на милость, хотите сейчас?
   - Вас.
   Я усмехнулась:
   - Странные у вас желания!
   - Самые нормальные, уверяю вас!
   - Я вас почти совсем не знаю. Мы встречались всего один раз.
   - Дважды, - поправил он. - Разве вы забыли нашу встречу на Мысе? Ведь именно там все началось!
   - Я понятия не имела, что что-то началось! Он схватил за повод Мэриголд. Его лицо вдруг помрачнело, стало жестоким.
   - Вы не должны отрицать очевидное, мистрис, - сказал он. - Вы знаете, что именно началось!
   - А вы, похоже, знаете обо мне больше, чем я сама, или, скорее, хотите, чтобы я в это поверила. Я не одна из ваших подружек, которые прибегают, едва вы поманите пальцем, и задыхаются от восторга, если вы свистнете им, как свистите своей собаке!
   - Я всегда называл бы вас по имени, и вы могли бы всегда занимать в моем мнении гораздо более высокое место, чем то, которое я отвожу своим собакам.
   - Когда вы отплываете? - спросила я.
   - Через два месяца.
   - Так нескоро?
   - Так скоро, - ответил он. - За эти два месяца нужно переделать уйму дел. Я должен погрузить на судно съестные припасы, тщательно осмотреть его и отремонтировать, приготовить к долгому плаванию, подобрать команду и добиться руки леди.., все одновременно.
   - Желаю вам удачи. - Я повернула Мэриголд в сторону Усадьбы. - А теперь я должна попрощаться, так как мне с вами не по пути.
   - Вы ошибаетесь. Ваш путь - мой путь.
   - Я возвращаюсь в конюшни.
   - Но вы только что выехали!
   - Тем не менее, я возвращаюсь, - сказала я.
   - Останьтесь и поговорите со мной!
   - Я должна проститься.
   - Вы боитесь меня!
   Я взглянула на него с презрением.
   - Если это не так, - сказал он резко, - почему вы не хотите остаться и поговорить со мной?
   - Разумеется, я не боюсь вас, капитан Пенлайон. Но скажите наконец, ради Бога, то, что вы должны сказать, и я уеду!
   - Вы мне понравились сразу, с первого же взгляда, и я не думаю, что вы не испытали ко мне ответного чувства.
   - Чувства бывают разные!
   - И многие из них вы ощутили, встретив меня!
   - Я почувствовала, что вы нахал.., наглец...
   - Пожалуйста, не стесняйтесь в выражениях! - сказал он насмешливо.
   - Словом, человек такого сорта, с каким у меня не было ни малейшего желания знакомиться.
   - Но против которого вы не можете устоять!
   - Капитан Пенлайон, - сказала я, - вы слишком высокого мнения о себе и о своем корабле.
   - Ну, уж мой корабль, во всяком случае, прекраснейший из всех, что бороздят океан!
   - Прошлой ночью я видела более прекрасный!